Кто же все-таки поджег Москву осенью 1812 года при вступлении Наполеона в город - неприятель или сами русские? На этот вопрос некоторое время назад наша историческая наука давала совершенно определенный ответ: сами русские. Но в конце 40 -начале 50-х годов появилась противоположная точка зрения. Она изложена в статье С. Кожухова и книгах Л. Г. Бескровного и Н. Ф. Гарнича и др.¹ . Однако продолжает существовать и прежняя точка зрения. Сейчас советский читатель имеет возможность выбирать любую из двух версий. Если он предпочитает мнение, что Москву подожгли русские, то может найти подтверждение этому в работах акад. Е. В. Тарле, в выступлении акад. М. В. Нечкиной на заседании Президиума Академии наук СССР в январе 1964 г., в брошюре К. Кудряшова² (мы называем лишь работы последних лет). Кто же прав? Попробуем для выяснения вопроса сопоставить доводы сторонников той и другой версии.

Версия о том, что первоначально Москву поджег вступивший в нее противник, не нова. Напротив, она являлась первой официальной версией, выдвинутой с русской стороны для объяснения московского пожара. "У нас во время войны слагали вину в зажигательстве на неприятелей"³ , - писал А. Михайловский-Данилевский. После войны 1812 г., когда стало возможным объективное изучение всех обстоятельств пожара, это предположение было отклонено русскими историками того времени, как совершенно несостоятельное. Вторую жизнь эта версия получила примерно полтора десятилетия тому назад.

С. Кожухов и Н. Ф. Гарнич для обоснования своей концепции используют, в частности, метод аналогии. Они утверждают, что русские при отступлении уничтожали только запасы, которыми мог воспользоваться неприятель, но "отнюдь не превращали свою землю в "выжженную пустыню"⁴ , населенные же пункты поджигали не русские, а наступающий неприятель. Следовательно, не могло быть иначе и с Москвой. Но эта аналогия вряд ли выдерживает критику. Уничтожение населенных пунктов выгодно лишь отступающему. Тот, кто ведет наступление, не станет создавать в своем тылу пустыню, ему нужны города и деревни для размещения гарнизонов и оккупационных властей. Наполеон овладевал многими городами Европы, но не жег их. Из свидетельств

¹ С. Кожухов. К вопросу об оценке роли М. И. Кутузова в Отечественной войне 1812 года. "Большевик". 1951, N 15, стр. 29 - 30; Л. Г. Бескровный. Отечественная война 1812 г. и контрнаступление Кутузова. М. 1951; его же. Отечественная война 1812 года. М. -1962; Н. Ф. Гарнич. 1812 год. М. 1952 (2-е изд. М. 1956); см. также статью В. Емельянова "Правда о пожаре Московском". "Советская культура", 11 октября 1962 года.

² Выступление акад. М. В. Нечкиной см. в книге "История и социология". М. 1964, стр. 235; К. В. Кудряшов. Москва в 1812 году. М. 1962, стр. 52 - 54.

³ А. Михайловский-Данилевский. Описание Отечественной войны 1812 г. Ч. 2. 2-е изд. СПБ. 1840, стр. 348.

⁴ С. Кожухов. Указ, соч., стр. 30.

русских современников мы узнаем, что оставляемые населенные пункты уничтожали сами русские. Вот одно из них, относящееся к 1813 г.: "Где только проходили армии и арьергарды наши, повсюду жители все до одного добровольно оставляли свои жилища, брали с собою что могли, остальное предаваемо было огню, чтобы не досталось неприятелю. Все селения пылали; неприятель шел среди огня и опустошения"⁵ . Это подтверждает офицер Д. Ахшарумов, следовавший в арьергарде русской армии ⁶ . Историк М. Богданович так описывал этот массовый патриотический подвиг русских людей: "Русские... уходя далее вместе с жителями, поджигавшими до мл свои, опустошали страну, оставляя неприятелю пустыню, не представлявшую никаких средств к существованию"; "и мещане и поселяне, оставляя дома свои, уничтожали все, что могло сделаться добычею неприятеля, зажигали строения и скрывались в лесах..."⁷ .

Н. Ф. Гарнич, однако, утверждает: "...Сожжение захватчиками целого ряда русских городов: Смоленска, Дорогобужа, Гжатска, Вязьмы и, наконец, Москвы... бесспорно доказано многими историческими документами"⁸ . Но эти документы автор не приводит (кроме касающихся Москвы, о чем будет сказано ниже). А между тем свидетельства современников говорят обратное. Смоленск действительно был подожжен неприятелем, но в результате бомбардировки во время штурма. При штурме иначе и быть не может - вспомним взятие Суворовым Измаила. С. Кожухов пытается доказать, что Гжатск и Дорогобуж были подожжены французами. Он ссылается на участника войны французского генерала Шамбрэ, который отмечал, что при вступлении наполеоновских войск эти города были целы и загорелись лишь после того, как французы их заняли⁹ . Но С, Кожухов умалчивает о том, что Шамбрэ объясняет пожар Гжатска и Дорогобужа именно поджогами русских. Шамбрэ пишет: "Если они (русские. - В. Х. ) имели намерение превратить местность в пожарище, они это делали с величайшим умением" ¹⁰ . Это иллюстрируется тем, что в Дорогобуже, например, пожар был организован так искусно, что командующий корпусом маршал Жюно "в течение четырех часов был со всех сторон окружен пожаром" ¹¹ . Что Вязьма загорелась до вступления в нее не только французов, но даже русского арьергарда, мы знаем из книги очевидца Д. Ахшарумова ¹² . Известный военный историк Клаузевиц, прошедший всю кампанию с русской армией, отмечал, что Вязьма и Гжатск были подожжены русскими ¹³ .

Таким образом, метод аналогии оборачивается против тех, кто пожелал бы применить его для доказательства сожжения Москвы французами. После сдачи Смоленска русские, идя из патриотических побуждений на огромные жертвы, систематически поджигали оставляемые населенные пункты, что не только лишало противника запасов и удобств, но и оказывало на него деморализующее действие.

Л. Г. Бескровный и Н. Ф. Гарнич пишут, что при вступлении наполеоновской армии Москва была сожжена по приказу Наполеона ¹⁴ . Но город загорелся еще до того, как там появился Наполеон. Можно ли поверить, что французский император, даже не осмотрев Москвы, при-

⁵ "Историческое описание войны 1812 года". СПБ. 1813, стр. 84.

⁶ Д. Ахшарумов. Описание войны 1812 вода. СПБ, 1819, стр. 95.

⁷ М. Богданович. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 2. СПБ. 1859, стр. 129, 402.

⁸ Н. Ф. Гарнич. Указ. соч. 1-е изд., стр. 143.

⁹ С. Кожухов. Указ, соч., стр. 30.

¹⁰ G. Chambray Histoire de l'expedition de Russie. Paris. 1823, p. 277.

¹¹ Ibid.

¹² Д. Ахшарумов. Указ, соч., стр. 93.

¹³ К. Клаузевиц. 1812 год. М. 1937, стр. 79.

¹⁴ Л. Г. Бескровный. Отечественная война 1812 г. и контрнаступление Кутузова, стр. 83; Н. Ф. Гарнич. Указ. соч. 1-е изд., стр. 144.

казал уничтожить прежнюю русскую столицу, о богатстве и великолепии которой столько слышал? Перед Бородинским сражением Наполеон обещал своим солдатам удобные квартиры и всяческие блага в Москве. Как мог он сам лишать их этого, да еще перед лицом наступающей осени? Можно поверить его адъютанту Сегюру, который писал: "Мы были подавлены изумлением, усталостью и отчаянием при виде гибели таких богатых и удобных помещений для войска. Таким образом нам, хозяевам Москвы, приходилось без провианта отправляться за город, чтобы расположиться там бивуаком" ¹⁵ . А те, кто расположился в Москве, вынуждены были перебираться с одного места на другое, порой с опасностью для жизни. "В пять дней мы были изгнаны из пяти дворцов" ¹⁶ , - вспоминал Стендаль. Наполеон, "завладевший дворцом царей, упорствовал, не желая уступать его даже огню" ¹⁷ , но все же и он был вынужден оставить Кремль. Его бегство Сегюр описывает так: "Вокруг нас ежеминутно возрастал рев пламени. Всего лишь одна улица, узкая, извилистая и вся охваченная огнем, открылась перед нами, но и она была скорее входом в этот ад, нежели выходом из него... Мы подвигались по огненной земле под огненным небом меж двух огненных стен. Нестерпимый жар палил наши глаза, но нам нельзя было даже зажмуриться, так как опасность заставляла смотреть вперед. Дышать этим раскаленным воздухом было почти невозможно. Наши руки были опалены, потому что приходилось то защищать лицо от огня, то отбрасывать горящие головешки, ежеминутно падавшие на наши одежды" ¹⁸ , Спутники Наполеона уже считали, что им не спастись. И нас хотят уверить, что сами же захватчики и организовали для себя это испытание огнем! Что же, они были враги себе?

С. Кожухов и Н. Ф. Гарнич утверждают, что для зимних квартир Москва не была нужна Наполеону, так как он "не собирался долго задерживаться в Москве" ¹⁹ . При этом они ссылаются на свидетельство личного секретаря Наполеона барона Фаина. Но Фаин (точнее - Фэн) пишет как раз обратное! У него мы читаем: "Посмотрим, говорил император, что будут делать русские; если они еще откажутся вести переговоры, нам придется с этим помириться. Теперь у нас квартиры обеспечены. Мы явим миру необыкновенное зрелище армии, спокойно зимующей посреди враждебных народов, которые теснят ее со всех сторон. Французская армия, зимующая в Москве, будет напоминать корабль, задержанный льдами... Но с наступлением весны мы возобновим военные действия... Впрочем, Александр не доведет меня до этого: мы придем к соглашению, и он подпишет мир"²⁰ . Но именно пожар Москвы спутал все карты. Фэн продолжает: "То, что он (Наполеон. - В. Х. ) не предвидел, что он не мог предвидеть, - уничтожение Москвы самими русскими, - выбило ту точку опоры, на которую опирался его план"²¹ .

Пожар был невыгоден захватчикам и в экономическом отношении: он уничтожил много продовольствия, различных товаров и других ценностей, которые могли бы стать их добычей и позволили бы улучшить снабжение армии, а следовательно, и ее боеспособность. Конечно, армия разграбила, что смогла, но даже с "мародерско-грабительской" точки зрения пожар помешал оккупантам: вместо всех богатств им досталась лишь часть, остальное было уничтожено огнем.

¹⁵ Ф. П. Сегюр. Поход в Москву в 1812 г. М. 1911, стр. 64.

¹⁶ См. Ф. А. Гарин. Изгнание Наполеона. М. 1948, стр. 343.

¹⁷ Ф. П. Сегюр. Указ, соч., стр. 66.

¹⁸ Там же, стр. 66 - 67.

¹⁹ С. Кожухов. Указ соч., стр. 31; Н. Ф. Гарнич. 1812 год. 2-е изд., стр. 213.

²⁰ Baron Fain. Manuscrit de mil huit cent douze contenant le précis des événements de cette année, pour servir à l'histoire de l'Empereur Napoléon. T. 2. Paris. 1827, p. 85.

²¹ Ibid, p. 86.

Сожжение Москвы не соответствовало и политическим интересам Наполеона. Л. Г. Бескровный с этим не согласен. "Сейчас, по его (Наполеона. - В. Х.) мнению, нужна была политическая акция, - утверждает Л. Г. Бескровный, - которая бы потрясла Россию, внесла смятение в умы, заставила бы поверить в несокрушимость наполеоновской силы и поставила перед необходимостью заключения мира. Такой акцией был пожар Москвы"²² . На наш взгляд, Наполеон не мог рассуждать таким образом. Надругаться над русской святыней, вызвать гнев и возмущение русского народа - значило бы отрезать путь к миру. Клаузевиц, которого В. И. Ленин считал одним из "великих" и "самых глубоких писателей по военным вопросам"²³ , напротив, считал: "Безусловно нельзя отрицать, что пожар Москвы был очень невыгоден для французов"²⁴ . Это мнение мы целиком разделяем.

По мнению дореволюционного русского военного специалиста Н. П. Михневича, "с захватом этого сердца России он (Наполеон. - В. Х. ) рассчитывал не только смертельно поразить последнюю, но восстановить и свое собственное кровообращение, Напитавшись ее соками"²⁵ . М. И. Кутузов, несомненно, разгадал гибельный для русских план Наполеона переждать зиму в Москве. С военной точки зрения русским было выгодно сорвать расчеты врага, лишив его базы и опорного пункта хотя бы ценой уничтожения Москвы, снова поставить его в такие условия, в каких он находился по пути от Смоленска, создать ему максимум трудностей и лишений и тем самым содействовать победе.

Один тот факт, что Наполеон владеет Москвой, колоссально поднимал его политический престиж в Европе и в то же время подрывал авторитет России даже в глазах ее собственного народа. Уничтожение Москвы совершенно меняло дело. Денис Давыдов писал об этом так: "Необходимо нужно было открыть россиянам высший предмет их усилий, оторвать от города и обратить к отечеству. Слово "Москва взята" заключало в себе какую-то необоримую мысль, что Россия завоевана, и чрез то могло оцепенить рвение к защите того, что тогда только надлежало защищать; но слово "Москвы нет" пресекло разом все связи с нею корыстолюбия, малодушия и заблуждения зреть в ней Россию. Вообще все хулители сего превосходного мероприятия ценят одну гибель капиталов московских жителей, а не поэзию подвига, вознесшего нравственную силу народа До высшей степени героизма!"²⁶ . Политическая выгода от сожжения Москвы увеличивалась и тем, что непосредственным виновником его был объявлен Наполеон. Подавляющее большинство русского народа верило тогда официальной версии, что усилило ненависть к захватчикам и готовность к бескомпромиссной борьбе с ними.

Вот как описывает реакцию Наполеона на пожар Москвы Сегюр, которому в данном случае трудно не поверить: "Первым его порывом было раздражение и желание побороть стихию, но скоро он принужден был уступить и смириться перед невозможностью. Пораженный тем, что, нанеся удар в самое сердце страны, он встретил в ней отношение, ничего общего не имеющее с покорностью и страхом, император почувствовал себя побежденным решимостью неприятеля, превзошедшею его собственную решимость. Это завоевание, для которого он всем пожертвовал и которое было словно призрак, которого он, казалось, уже коснулся рукой, - рассеялось в пространстве в виде клубов дыма и пламени!"²⁷ .

²² Л. Г. Бескровный. Отечественная война 1812 года, стр. 425.

²³ В. И. Ленин. ПСС. Т. 26, стр. 316; т. 32, стр. 78; т. 36, стр. 292.

²⁴ К. Клаузевиц. Указ, соч., стр. 115.

²⁵ См. П. А. Ниве. Отечественная война. Т. 2. СПБ. 1911, стр. 221.

²⁶ "Исторические известия о пожаре московском 1812 года". М. 1828, стр. 11 - 12.

²⁷ Ф. П. Сегюр. Указ, соч., стр. 64.

Наконец, порабощенная Наполеоном Европа, следившая затаив дыхание за борьбой на востоке, воспрянула духом и расценила пожар Москвы так: Россия не покорена, нашла коса на камень. Появилась надежда на скорое падение наполеоновской тирании. Так, немецкий военный деятель Гнейзенау писал в октябре 1812 года: "Теперь русские, разрушив свою столицу, дали доказательство, что они намерены вести упорную и настойчивую войну. Если у них нет недостатка средств для этого, то французам придется оставить русскую территорию, и если после этого все заинтересованные стороны начнут действовать решительно и с силою, то мы еще доживем до того, что чары этого тиранического могущества падут" ²⁸ .

Поэтому мнение, расценивающее пожар Москвы как варварство, приведшее к гибели материальных и культурных ценностей, является односторонним, а утверждение, что этот пожар не имел военного и политического значения, на наш взгляд, совершенно неправильным.

Факт поджога Москвы русскими устанавливается именно на основании русских источников.

Из этих источников мы знаем, что из Москвы перед вступлением в нее неприятеля был вывезен пожарный инвентарь, а оставленный приведен в негодность. "Я приказал, - признавался потом московский генерал-губернатор Ростопчин, - выехать 2100 пожарникам с 96 пожарными насосами (до вступления в Москву неприятеля в каждом квартале было по три пожарных насоса)"²⁹ . Независимо от Ростопчина Кутузов велел московскому обер-полицмейстеру Ивашкину вывезти из Москвы "весь огнегасительный снаряд". Офицер С. Глинка лично видел это предписание Кутузова ³⁰ .

Даже если бы из Москвы и были вывезены все ценности, и тогда эта мера выглядела бы странной: пожарный инвентарь всего нужнее был в городе. Но в Москве осталось много ценного и крайне необходимого для армии имущества: 156 орудий (Наполеон даже приказал сформировать батареи из русских пушек!)³¹ , 74974 ружья, 2531 карабин, 39846 сабель, 18522 ядра, 4293 бомбы, 3520 гранат³² , 27 тыс. артиллерийских снарядов³³ , 1600 тыс. патронов³⁴ и много другого военного имущества. Кутузов знал о количестве находившегося в Москве вооружения из ведомости, полученной им от Ростопчина. И это в то время, когда не хватало оружия для ополченцев и царь приказал вооружать их пиками! В подобных условиях забота и главнокомандующего и генерал-губернатора о вывозе не оружия, а пожарных труб показывала, что этому вопросу придавалось особое значение. Мера говорит сама за себя: лишить город средств защиты от огня - значило готовить его к сожжению.

Еще до оставления Москвы Ростопчин не раз давал понять, что, если Наполеон войдет в нее, он найдет там лишь пожарище. 12 августа

²⁸ См. Г. Шмидт. Виновники пожара Москвы в 1812 г. Рига. 1912, стр. 88.

²⁹ F. Rostopchine. La vérité sur l'ineendie de Moscou. Paris. 1823, p. 11; см. также "Бумаги, относящиеся до Отечественной воины 1812 года, собранные и изданные П. И. Щукиным". Ч. 1. М. 1897, стр. 96 (далее: "Бумаги П. И. Щукина"). В другом месте Ростопчин приводит иную цифру: он пишет, что "обер-полицмейстеру велел, собрав всех находившихся под его начальством людей, на самом рассвете выйти из Москвы, увозя с собою все 64 пожарные трубы с их принадлежностями и отправиться во Владимир" ("Москва и двенадцатый год в записках графа Ф. В. Ростопчина". В кн.: "Пожар Москвы. По воспоминаниям и запискам современников". Ч. 2. М. 1911, стр. 77).

³⁰ "Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника Московского ополчения". СПБ. 1836, стр. 66.

³¹ Лависс и Рамбо. История XIX века. Т. 2. М. 1938, стр. 270.

³² "М. И. Кутузов". Сборник документов. Т. 4, ч. 2. М. 1955, стр. 715 - 716.

³³ М. Богданович. История царствования императора Александра I и Россия в его время. Т. 3. СПБ. 1869, стр. 328.

³⁴ "Correspondence de Napoléon 1-er publiée par ordre de léempereur Napoléon III". T. 24. Paris. 1868, p. 222.

генерал-губернатор писал Багратиону, что если бог народу московскому не поможет, то он, "следуя русскому правилу: не доставайся злодею", обратит город в пепел, "и Наполеон получит вместо добычи место, где была столица"³⁸ . 21 августа он вновь напоминал Багратиону, что если французы войдут в Москву, то "злодеям вместо Москвы один пепел достанется" ³⁹ . А накануне сдачи Москвы Ростопчин сказал Кутузову: "Если и без сражения мы оставим Москву, то вслед за собою увидим ее пылающую" ⁴⁰ . В ночь на 2 сентября Ростопчин распорядился о поджоге ряда объектов в случае сдачи Москвы. Эти распоряжения были выполнены полицейскими, которые "были оставлены в городе для зажжения его"⁴¹ . Пристав Вороненке доносил, что Ростопчин "2 сентября в 5 часов пополуночи поручил мне отправиться на Винный и Мытный дворы, в комиссариат... и в случае внезапного вступления неприятельских войск стараться истреблять все огнем, что мною исполняемо было в разных местах по мере возможности в виду неприятеля до 10 часов вечера..."⁴² . Об этом достоверном русском свидетельстве некоторые историки почему-то не упоминают; однако его в свое время привел Е. В. Тарле.

Важные сведения о причинах московского пожара содержатся в устном заявлении Кутузова Лористону. Правда, это заявление имеется в двух вариантах, сильно отличающихся друг от друга. В одном из них Кутузов признал, что Москву поджигали и русские и французы, но основную вину он возлагал на французов. Вот это высказывание целиком: "Что же касается до московского пожара, - сказал Кутузов, - я стар, опытен, пользуюсь доверенностью русского народа и потому знаю, что в каждый день, в каждый час происходит в Москве. Я сам приказал сжечь магазины; но по прибытии французов русские сами истребили только каретные ряды, которыми вы овладели и начали делить между собой кареты. Жители причинили очень мало пожаров. Вы разрушили столицу по своей методе: определяли для пожара дни и назначали части города, которые надлежало зажигать в известные часы. Я имею подробное известие обо всем. Доказательством, что не жители разрушали Москву, служит то, что разбивали пушками домы и другие здания, которые были слишком крепки, стреляя в них посреди огня..."⁴³ .

Утверждение о планомерных, по расписанию, поджогах французами города, где они должны были размещаться, может вызвать лишь улыбку. Право же, у них не было желания лишать себя удобств! Притом пожар уже в первые сутки принял столь бурный характер, что было ясно: он уничтожит город и без дальнейших поджогов.

Итак, абсолютно достоверным является то, что по приказу Кутузова в Москве были подожжены магазины. Не признает этого только В. Емельянов: рассказывая "правду о пожаре московском", он опускает ту часть заявления Кутузова Лористону, где сказано о поджогах по инициативе Кутузова и москвичей! Л. Г. Бескровный не отрицает, что "20 барок, севшие на мель, были сожжены. Часть пороховых складов была уничтожена... Взорваны были также склады артиллерийских боеприпасов... Подверглись уничтожению также склады продовольствия и фуража. Склады были сожжены..."⁴⁴ .

³⁸ "Пожар Москвы. По воспоминаниям и переписке современников". Ч. 1. М. 1911, стр. 103.

³⁹ Г. Шмидт. Указ, соч., стр. 27; см. также Денис Давыдов. Сочинения. М. 1962, стр. 316.

⁴⁰ См. "Записки Алексея Петровича Ермолова". М. 1863, стр. 182.

⁴¹ М. Богданович. История царствования императора Александра I. Т. 3, стр. 332,. 339 - 340.

⁴² Е. В. Тарле. 1812 год. М. 1959, стр. 583 - 584.

⁴³ См. Н. Ф. Гарнич. Указ. соч. 1-е изд., стр. 143. Вариант этой записи см. в кн.: "Картина жизни, военных и политических деяний его светлости князя Михаила Ларионовича Голенищева- Кутузова-Смоленского". Кн. 4. М. 1813, стр. 50 - 51,

⁴⁴ Л. Г. Бескровный. Отечественная война 1812 года, стр. 422 - 423.

Можно ли отрицать, что поджоги и взрывы всех этих объектов ,по заданию Кутузова, да еще ряда строений по приказу Ростопчина создали в Москве не один очаг пожара до того, как в эти места пришли французы? Неприятель не дал бы уничтожать склады продовольствия, фуража и другие запасы. Поскольку исполнители приказов Кутузова и Ростопчина, видимо, мало заботились о том, чтобы сжечь только указанные объекты и не допустить загорания соседних зданий (для этого у них не было ни времени, ни возможностей, да этого от них и не требовали), поджигать эти объекты и значило поджигать город. Пожару важно начаться хоть в одном месте, а дальше он делает свое дело. Для его распространения были благоприятные условия: тысячи деревянных домов, сухая погода, отсутствие средств для тушения пожара, сильный и много раз менявший направление ветер (об этом говорят все очевидцы). Город не мог не сгореть, если бы даже после поджога упомянутых объектов никто его больше не поджигал. Москва и в прошлом не раз сгорала даже и без столь хорошо организованных поджогов, а просто от случайной искры - как же было ей не запылать теперь?

Но С. Кожухов, Л. Г. Бескровный и Н. Ф. Гарнич, признавая уничтожение военных объектов по приказу Кутузова, не допускают и мысли, что этих-то поджогов было достаточно, чтобы стать первопричиной большого пожара. По их мнению, сожжение складов - это одно дело, а поджог Москвы - это совсем особая статья. Как будто город не должен был загореться от горящих магазинов и других строений, если их поджигали русские, и настоящий пожар мог начаться только непременно от французской руки!

В приведенной версии заявления Кутузова Лористону хотя и признается, что некоторые поджоги были произведены жителями, основная вина за сожжение Москвы возлагается на французов. Совершенно иначе звучит другой вариант той же беседы Кутузова с Лористоном, опубликованный в листовке русского командования, предназначенной для неприятельских войск. По мнению исследователей, "независимо от того, кто персонально подготовлял текст листовки, она восходит непосредственно к самому Кутузову"⁴⁵ . В ней говорится: "Лористон утверждал, что французы не поджигали Москвы, что подобные злодеяния не согласуются с их характером и что они не осквернили бы себя такими действиями, даже если бы они заняли Лондон. Кутузов возразил: "Я хорошо знаю, что это сделали русские; проникнутые любовью к родине и готовые ради нее на самопожертвование, они гибли в горящем городе"⁴⁶ .

"...Самым важным и главным свидетелем обвинения в том, что именно захватчики, по приказу самого Наполеона, преднамеренно и планомерно осуществляли поджоги и сожгли город Москву, - пишет Н. Ф. Гарнич, - выступает Михаил Илларионович Кутузов. Клеветнические, лживые бредни Наполеона, распространением которых он стремился во что бы то ни стало переложить с себя и своих войск ответственность за сожжение Москвы на русскую армию и жителей города, были еще в 1812 году полностью опровергнуты и разоблачены лично М. И. Кутузовым"⁴⁷ . Мы можем возразить, что именно Кутузов (листовка "восходит непосредственно к самому Кутузову") признал, что Москву сожгли русские. Это важнейшее заявление главнокомандующего, совершенно опрокидывающее версию о сожжении Москвы Наполеоном, опущено в ряде работ, где выносится по этим вопросам категорическое суждение.

Но чем же объясняется такое разительное противоречие между двумя вариантами одного и того же заявления Кутузова Лористону? Это станет понятным, если принять во внимание, для кого они предназнача-

⁴⁵ "Листовки Отечественной войны 1812 г.", М. 1962, стр. 49.

⁴⁶ Там же, стр. 47.

⁴⁷ Н. Ф. Гарнич. Указ. соч. 1-е изд. стр. 143.

лись. Один из вариантов, что Москву сожгли сами русские, предназначался для неприятельских солдат. Русскому командованию было выгодно подчеркнуть здесь поразительное самопожертвование русских, продиктованное патриотизмом. Главное же, если бы в листовке были приведены слова Кутузова, что Москву поджигали и разрушали с помощью артиллерии сами неприятельские войска, то последние такой листовке просто не поверили бы, так как знали, что это неправда, а потому сделали бы вывод, что не более правдивым является и все остальное, написанное в листовке. Самый факт, что перед неприятельскими войсками русское командование не поддерживало, официальной версии о причинах московского пожара, показывает, что оно само не принимало ее всерьез и считало пропагандистским приемом. Если бы русское командование было действительно убеждено в том, что Москву поджег и планомерно разрушал неприятель, оно не стало бы в листовке для его солдат замалчивать такие варварские действия и возводить напраслину на русских, делая их ответственными за пожар.

Для русских же войск й населения России предназначался тот вариант заявления Кутузова Лористону, в котором усиленно подчеркивается, что Москву жгут и разрушают французы, а о поджогах, совершенных русскими, упоминается как о чем-то незначительном и не имевшем серьезных последствий. Говорить народу правду о причинах пожара Москвы русское правительство и командование считало политически невыгодным: многие русские усомнились бы в целесообразности такого шага, осудили бы его; особенно были бы возмущены уехавшие из Москвы богачи, потерявшие свои дворцы. К тому же полезно было обратить все возмущение, которое вызвало в различных слоях населения сожжение Москвы, на неприятели. Он и был изображен непосредственным виновником пожара. В "высочайших" заявлениях от 17 октября и 3 Ноября 1812 г. проводилась мысль, что Москву, как и все населенные пункты до этого, сжег неприятель. Даже Ростопчин, сам причастный к поджогу столицы, в обращении к крестьянам Московской губернии причины пожара объяснил так: "Враг рода человеческого, наказание божие за грехи наши, дьявольское наваждение, злой француз взошел в Москву, предал ее мечу, пламени" ⁴⁸ .

Из свидетельств русских современников мы знаем, что, помимо лиц, выполнявших приказания Ростопчина и Кутузова, город поджигали и сами жители⁴⁹ , а также выпущенные Ростопчиным из острогов уголовники⁵⁰ .

Важные данные о первопричине пожара дает картина его начала. Л. Г. Бескровный пишет, что пожары в Москве начались 3 сентября⁵¹ . Но из русских источников мы узнаем, что Москва горела уже 2 сентября, до установления неприятелем контроля над всем городом, и пожар полыхал сначала в тех местах, куда французы еще не дошли. Первыми в Москве загорелись магазины, лавки, винный двор, барки с артиллерийскими припасами, то есть как раз то, что предназначали к уничтожению Кутузов и Ростопчин и что неприятель непременно сохранил бы для собственного употребления. Оставшийся в Москве начальник вотчинного департамента А. Д. Бестужев-Рюмин рассказывал, что перед вступлением французов "лавки москательного ряда были уже зажжены и, как говорили, зажигал лавки сам частный пристав городской части" ⁵² .

⁴⁸ "Ростопчинские афиши 1812 года". СПБ. 1889, стр. 49.

⁴⁹ Ф. Глинка. Письма русского офицера о Польше, австрийских владениях, Пруссии и Франции с подробным описанием Отечественной и заграничной войны с 1812 по 1815 год. М. 1870, стр. 194; И. П. Лииранди. Война 1812 года. М. 1869, стр. 166 - 168.

⁵⁰ "Отечественная война и русское общество". Т. 4. М. 1912, стр. 72, 169.

⁵¹ Л. Г. Бескровный. Отечественная война 1812 года, стр. 428.

⁵² "Русский архив", 1896, кн. 2, N. 7, стр. 362.

Чиновник министерства финансов Корбелецкий свидетельствовал, что пожары в Замоскворечье начались тогда, когда Наполеон еще только вступил в Дорогомиловскую слободу, а когда он 3 сентября торжественно въезжал в Кремль, то город горел уже во многих местах⁵³ . Чиновник А. Корфачевский, приказчик М. Соков, А. Д. Бестужев-Рюмин и другие оставшиеся в Москве очевидцы, а также находившиеся в окрестностях Москвы С. Глинка и А. П. Ермолов рассказывали, что 2 сентября вечером произошли взрывы барок с боеприпасами и загорелись винные магазины, винный двор, Гостинный двор и другие лавки⁵⁴ . Ростопчин, донося царю о пожарах, делал вид, что не знал об их причине: "2 сентября ночью начался пожар лавок и хлебных Магазинов, находившихся у стен Кремля. Французы или русские воры произвели этот пожар; но я более склонен верить тому, что их подожгли сами их сторожи, побуждаемые русским правилом: не доставайся врагу"⁵⁵ .

Тушили ли французы пожар? Очевидно, если они жгли город, то уж ни в коем случае не стали бы его тушить. Из достоверных русских свидетельств известно, что французы пытались ликвидировать пожар⁵⁶ , привлекая к этому и русских (в частности, отца А. И. Герцена. См. "Былое и думы", гл. I). Все эти важные данные почему-то не принижаются во внимание некоторыми исследователями.

Нет сомнения, что отдельные очаги пожара возникли и по вине наполеоновских солдат. Но в качестве причины пожара они имели второстепенное значение. К тому же случаи поджогов наполеоновскими солдатами не могли быть многочисленными. Для грабежа пожар не нужен, он лишь мешает, "перехватывая" добычу. Могут сказать, что мародеры поджигали, чтобы скрыть следы преступлений. От кого? Жителей в городе осталось мало, да их мнением они и не интересовались, а от своих скрывать было нечего. Главное же, Наполеон приказал ловить и судить поджигателей, кто бы они ни были. И солдаты этот приказ выполняли, так как и сами были ожесточены против виновников гибели богатств, которыми они жаждали завладеть. Смотритель Павловской больницы Носков рассказывал, что на его глазах французы поймали одного из своей армии при попытке поджечь больницу. Его обезоружили, связали руки и увели⁵⁷ . Ростопчин писал генералу С. К. Вязмитинову, что "Наполеон вдруг повесил в одно утро 18 чел. зажигальщиков, из коих 7 своих и 11 русских"⁵⁸ .

Но есть ли свидетельства русских современников, прямо называющие виновниками пожара Наполеона и его солдат? Да, есть. Однако к этим свидетельствам нужно относиться весьма критически. Во-первых, из беседы Кутузова с Лористоном, из донесения пристава Вороненке и других достоверных источников известно, что русские подожгли целый ряд объектов в Москве раньше, чем это могли сделать французы. Этот факт отрицать невозможно, хотя упомянутые авторы о нем не говорят. Во-вторых, тогдашняя официальная версия гласила, что Москву подожгли "басурманы", а не русские. Кто и знал, что это не так, не смел в то время выступить открыто и уличить царское правительство во лжи,

⁵³ Ф. Корбелецкий. Повествование о вторжении французов в Москву и о пребывании их в оной. СПБ. 1813, стр. 29 - 30.

⁵⁴ "Записки Алексея Петровича Ермолова", стр. 192; "Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника Московского ополчения", стр. 74; "Воспоминания очевидца о пребывании французов в Москве в 1812 году". М. 1862, стр. 58 - 60; "Двенадцатый год по рассказам современников". М. 1916, стр. 19; А. Д. Бестужев-Рюмин. О происшествиях, случившихся в Москве во время пребывания в оной неприятеля в 1812 году. М. 1859, стр. 6; "Русский архив". 1876, кн. 2, стр. 79.

⁵⁵ "Русский архив". 1876, кн. 2, стр. 72.

⁵⁶ Ф. Корбелецкий. Указ, соч., стр. 29-32. "Исторические известия о пожаре московском 1812 года", стр. 6.

⁵⁷ "Бумаги П. И. Щукина". Ч. 8. М. 1904, стр. 409 - 410.

⁵⁸ "Бумаги П. И. Щукина". Ч. 7. М. 1903, стр. 417.

а потому должен был придерживаться официальной версии. В-третьих, среди оставшихся в Москве значительную часть составляли люди, на попечение которых были оставлены дома, - дворники, управляющие, приказчики, смотрители казенных учреждений⁵⁹ . Объяснять гибель оставленных на их ответственность зданий "только" общим пожаром было недостаточно: их хозяева и начальники, нередко люди крутого нрава и самодуры, могли обвинить в нерадивости. Требовались, а потому и появились, такие объяснения, которые наверняка снимали бы подобные обвинения. Так родились фантастические рассказы о том, будто "к зажиганию Москвы французы употребляли необыкновенные средства, они бросали под углы и стены из рук и из огнестрельных орудий газы, фосфоры и другие зажигательные материалы", будто "несчетное число верховых разъезжало по Москве для поджигательства". Что за газы могли применять французы? К чему были необыкновенные средства, если деревянный в основном город горел, как сухие дрова? Разъезжать по городу и поджигать его могли бы только люди бескорыстные, которые пренебрегали грабежом в то время, как их коллеги спешили грабить то, что грозил уничтожить огонь, - и притом люди, желавшие попасть на виселицу, ибо Наполеон не шутил с теми, кто пожаром путал его крупную игру. Рассказы о множестве французских поджигателей являются выдумкой. Как рождалась эта легенда, читатель увидит из сопоставления сообщений о пожаре Воспитательного дома.

Главный надзиратель Воспитательного дома Тутолмин доносил императрице, что сразу после вступления французов в Москву он попросил у французских властей охрану для Воспитательного дома, и "граф Дюронель приказал мне дать 12 человек конных жандармов с одним офицером"⁶⁰ . Следует заметить, что с французами Тутолмин объяснялся через двух переводчиков-чиновников, которых он взял с собой. Затем Тутолмин описывает "жесточайший пожар", угрожавший и Воспитательному дому, который удалось спасти, но один деревянный дом и аптека сгорели. В этом упущении он оправдывается так: "Когда я с подчиненными моими с помощью пожарных труб старались загашать огонь, тогда французские зажигатели поджигали с других сторон вновь; наконец, некоторые из стоявших в доме жандармов, оберегавших меня, сжалившись на наши труды, сказали мне: "Оставьте, приказано сжечь". Но, продолжает Тутолмин, даже после того, как Воспитательный дом отстояли от огня, "около него не переставали ходить французские зажигатели"⁶¹ . Далее Тутолмин сообщал императрице, что Наполеон, увидевший при объезде Москвы чудом уцелевший Воспитательный дом, заинтересовался, почему уцелело это здание, и велел передать Тутолмину благодарность за спасение дома от огня. В нем сразу были размещены 300 французских жандармов и офицеров. Тутолмина Наполеон вызвал в Кремль и имел с ним беседу.

В этом донесении многие места плохо согласуются между собой. Как могли французы и охранять дом и пытаться его сжечь? Разве не был он им нужен самим, если они потом разместились в нем, а затем использовали под госпиталь? Почему было "приказано" сжечь аптеку - разве лекарства и перевязочные материалы не нужны были и для французских раненых? А если жечь было приказано, то почему Наполеон благодарил за спасение дома? Как мог Тутолмин, не знавший французского языка, понять, что ему сказали французы во время пожара? Эти противоречия наводят на мысль, что не все тут изображено так, как было на самом деле. И в этом нас убеждает... сам Тутолмин! В другом, ме-

⁵⁹ "Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника Московского ополчения", стр. 70.

⁶⁰ "Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете". 1860, кн. 2, стр. 164.

⁶¹ Там же, стр. 166 - 167; ср. "Бумаги П. И. Щукина". Ч. 5. М. 1900, стр. 152.

нее официальном письме (к опекуну своего заведения Н. И. Баранову) он, сообщая о пожаре, уже ни словом не упоминает о французских поджигателях. Он просто пишет, что от сильнейшего пожара "сгорела вся аптека с лекарствами"⁶² . Далее он сообщает Баранову такие подробности о беседе с Наполеоном в Кремле, о которых умолчал в донесении императрице. "Я, - описывает Тутолмин свой разговор с Бонапартом, - зачал его благодарить за милость караула и за спасение дома. Он мне ответил: "Намерение мое было сделать для всего города то, что я теперь только могу сделать для одного вашего заведения. Скажите мне, кто причиною зажигательства Москвы? На сие я сказал: Государь! Может быть, начально зажигали русские, а впоследствии французские войска. На то сердито отозвался: Неправда, я ежечасно получаю рапорты, зажигатели русские, но и пойманы, на самом деле доказывают достаточно, откуда происходят варварские повеления чинить таковые ужасы; я бы желал поступить с вашим городом так, как поступал с Веною и Берлином, которые и поныне не разрушены; но россияне, оставивши сей город почти пустым, сделали беспримерное дело: они сами хотели предать пламени свою столицу, и чтоб причинить мне временное зло, разрушили созидание многих веков; я могу оставить сей город, и весь вред, самим себе причиненный, останется невозвратным... От самого Смоленска я более ничего не находил, как один пепел"⁶³ .

Почему же все-таки Тутолмин благодарил Наполеона "за спасение дома"? Это становится понятным из письма чиновника П. Иванова, работавшего в этом же Воспитательном доме. Он подтверждает, что для охраны дома французские власти дали 12 жандармов. Когда загорелся соседний дом, пишет Иванов, "мы все бросились на пожар, и жандармы все с нами. Труб в Москве не было, кроме наших 4-х, ибо вся полиция и с трубами уехала во Владимир. Мы пробыли на пожаре всю ночь, и плавный надзиратель с нами; жандармы с нами заливали трубами. Два дома сгорели, а прочие отстояли"⁶⁴ . Иванов ни слова не пишет о французах-зажигателях, зато упоминает о французах, помогавших тушить пожар. Тутолмин в частном письме тоже не говорит о французских зажигателях, но в донесении императрице не смеет противоречить официальной версии и потому умалчивает, что французы помогли тушить пожар, а выдумывает "зажигателей". Так рождалась легенда. Но можно ли на основании донесения Тутолмина императрице, игнорируя неофициальные письма, делать категорические выводы?

Между прочим, спасение Воспитательного дома от огня показывает, что если бы из Москвы не вывезли пожарный инвентарь, французы, возможно, смогли бы остановить пожар.

И еще один вопрос - о поджоге московских госпиталей с русскими ранеными. Н. Ф. Гарнич пишет: "Выполняя личный приказ Наполеона, его войска специально поджигали дома, в которых лежали русские воины"⁶⁵ . Возникает вопрос: неужели Кутузов, знавший, по его собственным словам, каждый день и каждый час, что делается в Москве, не сказал ни слова Лористону по поводу расправ французов с русскими ранеными? Если бы французы действительно расправлялись с русскими ранеными, это было бы известно русскому командованию, которое сделало бы отсюда соответствующие пропагандистские выводы. Н. Ф. Гарнич пишет, будто даже французские историки Лависс и Рамбо признали, что "из числа русских раненых, оставшихся в госпиталях Москвы, 15 тысяч было сожжено французами"⁶⁶ . На самом деле у Лависса

⁶² "Бумаги П. И. Щукина". Ч. 5, стр. 148.

⁶³ Там же, стр. 149.

⁶⁴ Там же, стр. 161 - 162.

⁶⁵ Н. Ф. Гарнич. Указ. соч. 1-е изд., стр. 142.

⁶⁶ Там же.

и Рамбо сказано только, что "русские, раненные под Бородином, были оставлены на произвол судьбы в госпиталях; 15 тысяч из них сгорело" ⁶⁷ .

Л. Г. Бескровный так объясняет мотивы расправы с ранеными: они, "по мнению французского командования, могли стать организаторами партизанских отрядов"⁶⁸ . Это объяснение вызывает большие сомнения. Неужели Наполеон, искавший сражения со всей русской армией, боялся прикованных к постели калек, которых из-за тяжелого состояния даже не могли эвакуировать! К тому же поджигать госпитали значило бы поджигать город, который тушить было нечем, а расправляться с ранеными значило вызвать негодование всей России и сделать мирные переговоры невозможными. Напротив, из русских источников известно, что "Наполеон запретил трогать госпитали и богадельни"⁶⁹ .

Авторы критикуемой нами концепции ссылаются на рассказ смотрителя Вдовьего дома Мирицкого о поджоге французами находившегося в этом доме Кудринского госпиталя. Л. Г. Бескровный излагает дело так: "15(27) сентября гвардейцы напали на Кудринский госпиталь, размещенный во Вдовьем доме, где находилось до 3 тысяч раненых русских солдат. Французы стреляли по госпиталю из пушек, бросали в окна горючие вещества. И как ни пытался смотритель Вдовьего дома Мирицкий остановить этот акт бессмысленной жестокости, дом был сожжен и в нем сгорело до 700 человек раненых" ⁷⁰ . В действительности Вдовий дом сгорел 3 сентября (о чем Мирицкий донес рапортом от 8 сентября). Это очень важное уточнение. Итак, госпиталь не был подожжен французами после, а сгорел во время грандиозного общего пожара, который миновать его никак не мог. Во время этого пожара палить из пушек в дома, обреченные огню, стали бы только сумасшедшие. Огонь сам уничтожал все лучше артиллерии. Но, чтобы не быть обвиненным в неспособности отстоять госпиталь, Мирицкий тоже сослался на французских зажигателей, как и Тутолмин. Даже дореволюционные историки, знавшие это свидетельство, не принимали его всерьез. М. Богданович, например, писал: "В числе зданий, разрушенных пожаром, было несколько госпиталей, наполненных нашими ранеными"⁷¹ .

Сторонники версии о поджоге Москвы французами ссылаются на иностранных авторов, но допускают при этом некоторые вольности в трактовке их высказываний, как это видно из приведенных ссылок на Шамбрэ, Фэна, Лависса и Рамбо. Вот еще несколько примеров. В. Емельянов утверждает: "Клаузевиц, говоря о войне 1812 г., писал, что пожар в Москве - дело рук Бонапарта и его войск" ⁷² . Но Клаузевиц писал прямо противоположное. Вот его слова: "Те беспорядки, которые видел автор (то есть Клаузевиц. - В. Х. ) на улицах Москвы при прохождении арьергарда, и то обстоятельство, что столбы дыма впервые стали подыматься над окраинами города, где еще хозяйничали казаки, привели его к убеждению, что пожар Москвы явился следствием этих беспорядков, а также сложившегося у казаков обычая сначала подвергать грабежу, а потом поджигать все населенные пункты, которые приходилось уступать неприятелю. Что не французы подожгли го-

⁶⁷ Лависс и Рамбо История XIX века. Т. 2. 2-е изд., стр. 269.

⁶⁸ Л. Г. Бескровный. Отечественная война 1812 года, стр. 432.

⁶⁹ В. Г. Дружинин. О пребывании французов в Московском Преображенском богадельном доме в 1812 году. СПБ. 1912, стр. 17; см. также "Пожар Москвы. По воспоминаниям и переписке современников". Ч. 1, стр. 104 - 105. "Бумаги П. И. Щукина". Ч. 1, стр. 106, 107. "Чтения в императорском обществе истории...". 1860, кн. 2, стр. 176.

⁷⁰ Л. Г. Бескровный. Отечественная война 1812 года, стр. 432 - 433.

⁷¹ М. Богданович. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 2, стр. 365.

⁷² В. Емельянов. Указ. соч.

род, в этом автор был твердо уверен, так как он видел, как они дорожили сохранением его в неприкосновенности..." ⁷³ . Клаузевиц добавляет, что он "почти пришел к убеждению, что, несомненно, Ростопчин велел поджечь Москву, и притом под собственную ответственность, без ведома правительства"⁷⁴ .

Так же свободно обращается В. Емельянов с высказываниями и письмами Наполеона. Он уверяет, что "7(19) Наполеон писал своей жене: "Москва мной вся сожжена. Я ее покидаю и уведу гарнизон, который здесь оставляю еще на несколько дней для подрыва стен Кремля и храмов"⁷⁵ . В письме Наполеона жене от 7(19) октября ничего подобного нет. Часть цитаты взята из письма Наполеона от 8(20) сентября, но и она искажена: слово "мной", меняющее смысл, принадлежит В. Емельянову, так же как и остальная часть фразы. (Между прочим, в таком же виде эта "цитата" была передана по Московскому радио 28 января 1965 г. в ответе на письма радиослушателей.) Вот что в действительности писал Наполеон: "Поскольку Москва вся сожжена и не представляет военной позиции, пригодной для моих дальнейших планов, я велю ее покинуть и отзову гарнизон, который я там оставил" ("Moscou étant tout brûlé et n'étant pas une position militaire pour mes desseins ultérieurs, je le ferai abandonner et retirerai le garnison que j'y ai laissé") ⁷⁶ . О причинах же московского пожара Наполеон писал жене 6(18) сентября: "Я не имел представления об этом городе. В нем было 500 дворцов столь же прекрасных, как Елисейский, обставленных французской мебелью с невероятной роскошью, много царских дворцов, казарм, великолепных больниц. Все исчезло, уже четыре дня огонь пожирает город. Так как все небольшие дома горожан из дерева, они вспыхивают, как спички. Это губернатор и русские, взбешенные тем, что они побеждены, предали огню этот прекрасный город... Эти мерзавцы были даже настолько предусмотрительны, что увезли или испортили пожарные насосы"⁷⁷ . В таком же духе Бонапарт писал жене и 6(18) октября⁷⁸ .

Пожар Москвы особенно ярко показал миру характер русского народа: его способность пойти на любые жертвы, но не покориться захватчику! "Ни один народ из всех, в продолжение двадцати лет пред счастием Наполеона смирявшихся, не явил подобного примера: судьба сберегла его для славы России, - писал А. П. Ермолов. - Двадцать лет побеждая все сопротивлявшиеся народы, в торжестве неоднократно проходил Наполеон столицы их: чрез Москву единую лежал ему путь к вечному стыду и сраму" ⁷⁹ . Даже сами противники с невольным уважением отмечали эту черту русского народа и видели в ней залог великого будущего русских. "Товарищи, воздадим им должное! - писал о русских Сегюр. - Они все принесли в жертву без колебаний, без поздних сожалений. Впоследствии они ничего не потребовали в отплату даже посреди вражеской столицы, которой они не тронули! Их доброе имя сохранилось во всем величии и чистоте, они познали истинную славу"⁸⁰ .

⁷⁸ К. Клаузевиц. Указ, соч., стр. 113.

⁷⁴ Там же, стр. 114.

⁷⁵ В Емельянов. Указ. соч.

⁷⁶ "Lettres inédites de Napoléon I-er a Marie-Louize écrites de 1810 à 1814". Paris. 1935, p. 91.

⁷⁷ Ibid., pp. 78 - 79.

⁷⁸ Ibid., pp. 89 - 90.

⁷⁹ "Записки Алексея Петровича Ермолова", стр. 192 - 193.

⁸⁰ Ф. П. Сегюр. Указ, соч., стр. 73.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - В. М. Холодковский:

Комментарии: