М. 1973. 207 стр. Цена 1 руб. 65 коп.

Государственные музеи Московского Кремля - уникальный культурно-исторический комплекс. От подземных археологических сокровищ и могучих твердынь Кремля, от архитектуры и живописи кремлевских соборов, на которые долго оглядывались русские мастера XVI-XVII вв., от древнейшего в стране музея - Оружейной палаты, которая на протяжении пяти столетий хранит сокровища различных искусств и быта, до священных для нас комнат квартиры В. И. Ленина - таков грандиозный охват этого музейного комплекса. Поэтому с особым чувством волнения берешь в руки красиво оформленный издательством "Искусство" первый том трудов коллективе музеев Кремля "Материалы и исследования". На обложке, на пламенеющем заревом фоне, мерцает своим серебряным убором свидетель знаменитой Липецкой битвы 1216 г. - шлем князя Ярослава Всеволодовича. Эмблема избрана на редкость удачно: Москва подняла из кровавого болота монгольского рабства завещанную Владимирской державой великую традицию борьбы за свободу и объединение Руси. Тому предпослано содержательное, хотя и краткое, редакционное вступление. Авторы посвящают свой труд 425-летию Оружейной палаты, исполнившемуся в 1972 г., но книга содержит исследования и по вопросам, прямо не связанным с ее деятельностью. Иначе и нельзя: слишком многосложен профиль музеев Кремля, охватывающих темы истории, материальной и духовной культуры.

Книга открывается очерком главного хранителя музеев Кремля, их старейшего сотрудника Н. Н. Захарова "Из истории музеев Московского Кремля". Очерк охватывает период с первых дней после октябрьских боев 1917 г. и до 60-х годов. Он насыщен богатым фактическим материалом, освещающим все стороны научной, музейной и экскурсионно- пропагандистской работы кремлевских музеев, самоотверженный труд их сотрудников, новые накопления музейных сокровищ и т. п. Очень жаль, что изложение носит суховатый, как бы протокольный характер. В очерке мало отражен интерес В. И. Ленина, жившего в Кремле, к его памятникам, его забота об их охране и реставрации, строгость в отношении к малейшим огрехам в этой области. Конечно, Н. Н. Захаров может возразить, что об этом писали и современники и соратники В. И. Ленина - В. Д. Бонч-Бруевич, И. Э. Грабарь, Н. Д. Виноградов и другие, что

стр. 163

эти данные неоднократно приводились (иногда, правда, очень выборочно) в разного рода изданиях¹ . Но сказать об этом вновь, а тем более в историческом очерке музеев Кремля, было совершенно обязательно. Может быть, следовало подробнее сказать о 30-х годах, когда, как глухо говорится в редакционном предисловии, "из-за ограничения экскурсионной деятельности, почти полного прекращения реставрационных работ и сокращения и без того небольшого научного коллектива, научно-исследовательская работа в Оружейной палате и памятниках Кремля практически не велась" (стр. 6). Такое же положение продолжало сохраняться и в последующие два десятилетия. В целом же очерк Н. Н. Захарова очень интересен богатейшим собранием данных, но он краток, и хочется пожелать, чтобы тот же автор, может быть, в сотрудничестве с другими, написал обстоятельную книгу "История музеев Кремля (послеоктябрьский период)".

К очерку Н. Н. Захарова примыкает исследование Е. И. Смирновой "К вопросу об авторе книг "Холодное оружие", "Броня", "Огнестрельное оружие", "Описи Московской Оружейной палаты". Путем тщательного археографического анализа описи автор охарактеризовал фигуру одного из крупнейших работников Оружейной палаты второй половины XIX в., Л. П. Яковлева, который был не только автором научного описания собранных в Палате военных коллекций, но и крупным исследователем, установившим атрибуцию многих вещей и ряд имен русских оружейников, творцов редчайших предметов вооружения (многие из этих открытий Л. П. Яковлева, к сожалению, не вошли в издание "Описи"). Он, как видно из ряда страниц "Описи", поднял большой круг источников по истории Оружейной палаты и составил пока не найденную первую часть этой истории (1511 - 1700 гг.). Этюд Е. И. Смирновой, так же как и очерк Н. Н. Захарова, свидетельствует о важности и интересе создания капитальной истории старейшего музея России. Это одна из задач коллектива музеев Кремля.

С большим интересом мы начали читать статью В. И. Федорова "Новое о древней топографии и первых каменных постройках Московского Кремля" в надежде, что в ней будет, наконец, дана аргументация положений, уже изложенных автором в печати² . Однако, к нашему недоумению и огорчению, и здесь мы не нашли их научного обоснования. Автор уточняет древний рельеф Кремлевского холма и вносит поправки в опубликованные его предшественниками схемы этого рельефа и конфигурацию связанных с ним древнейших укреплений Москвы XII-XIV веков³ . К сожалению, опубликованные схемки (рис. 4 - 6 и 10) очень мелкомасштабны и не позволяют проверить, какие новые буровые скважины были сделаны, и на чем, в сущности, основаны уточнения и утверждения автора. Этой важнейшей теме отведено неполных три страницы текста, а ее хотелось бы видеть обстоятельно изложенной и детально аргументированной.

Столь же кратко, почти в "тезисной" форме изложен в статье вопрос об открытых при работах в Успенском и Архангельском соборах следах древнейшего белокаменного строительства конца XIII в. и об остатках построек Ивана Калиты. Выявление следов монументальных построек конца XIII в. - большое событие в изучении культуры ранней Москвы. Считалось, что первой белокаменную стройку начала Тверь (собор Спаса, 1285 - 1290 гг.), опередив Москву. Теперь оказывается, что Москва смогла уже в конце XIII в. возродить владимирскую монументальную традицию. Важность сюжета требовала его детального изложения в особой статье, снабженной обмерными и стратиграфическими чертежами, археологической аргументацией, анализом и опровержением данных летописи, утверждающей, что Успенский собор Калиты 1329 г. был первой каменной церковью в Москве. Сейчас же эта тема занимает в статье всего несколько строк на стр. 45 - 46. Сомнения читателя усиливает утверждение автора,

¹ В. Д. Бонч-Бруевич. Воспоминания о Ленине. М. 1965, стр. 375 - 378; И. Э. Грабарь. Моя жизнь. М. -Л. 1937, стр. 274; И. С. Смирнов. Ленин и советская культура. М. 1960 (раздел "Национализация и охрана культурных ценностей", стр. 313 и ел.); см. также подборку "В поле зрения вождя". "Советская культура", 1967. N 47.

² В. И. Федоров. О чем поведал Боровицкий холм. "Правда", 16. VIII. 1970; его же. Московский Кремль и реконструкция центра. "Архитектура СССР", 1971, N 6.

³ Н. Н. Воронин и М. Г. Рабинович. Археологические работы в Московском Кремле. "Советская археология", 1963, N 1; М. Г. Рабинович. О древней Москве. М. 1964, стр. 16 - 23 и вклейка к стр. 16.

стр. 164

что только "возведением Спаса на Бору Калита положил начало (?) использованию белого камня в великокняжеских постройках" (стр. 47. Разрядка моя. - Н. В.). Интересны новые наблюдения над характером Успенского и Архангельского соборов Калиты. Подтвердилось, что первый действительно вторил образцу Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1230 - 1234 гг.); второй же был крупным четырехстолпным храмом с большим притвором с запада, и, видимо, его размеры, повторил в своей постройке 1509 г. Алевиз.

В статье старшего археолога Кремля Н. С. Шеляпиной "Археологические исследования в Успенском соборе" читатель находит необходимые археологические аргументы к датировке первого храма конца XIII в. (стр. 54 - 57). Очень интересно открытие на месте собора древнейшего московского некрополя XII-XIV веков. В его центральной части, возможно, в деревянном храме-усыпальнице, погребались представители раннемосковской феодальной знати. Замечательны найденные в погребении N 28 второй половины XII в. кусочки шелковых лент с превосходным узором.

Новые ценные данные в историю кремлевского архитектурного ансамбля вносит исследование Н. Д. Маркиной "Из истории возникновения приделов Благовещенского собора в 60-х годах XVI в.". Как известно, первоначально храм 1489 г. был небольшим трехглавым зданием, поднятым на подклетном этаже и окруженным открытыми галереями. Облик памятника стал иным в 60-х годах XVI в., когда древнее асимметричное трехглавие сменилось торжественным и уравновешенным пятиглавием, а на углах галерей были построены четыре маленьких придельных одноглавых храмика: "богатырская симфония" златоглавых храмов Кремля обогатилась эффектным девятиглавием дворцового собора. Автор пришел к выводу, что эти строительные работы были проведены в очень короткий срок - с 1563 по 1566 год. Весьма интересна связанная с этим гипотеза, что реконструкция дворцового собора была задумана Грозным как демонстрация величия нового положения московского государя - "царя всея Руси". Удачно вскрыта автором связь устройства приделов и их посвящения с победоносным походом Грозного на Полоцк.

Ценные данные для архитектурной истории важнейшего памятника гражданского зодчества XVII в. - Грановитой палаты - содержит исследование Э. М. Козлитиной, выявившей новые письменные источники. Оказывается, что фасады палаты были расписаны в связи с приездом в 1667 г. польского посольства для подтверждения Андрусовского мирного договора. Интересны сведения о работе здесь в 1684 г. (после пожара в 1682 г.) крупного русского зодчего Осипа Старцева.

В статье Е. С. Сизова "Еще раз о трех "неизвестных" гробницах Архангельского собора" окончательно устанавливается факт захоронения в северо-западном углу храма-мавзолея опального князя Старицкого, его сына Владимира и внука Василия. Их гробницы поставлены особо от остальных как бы в посмертное наказание за "земные прегрешения"; в этом сказались ненависть Грозного к Старицким, а также политический аспект истории великокняжеской усыпальницы.

Три статьи посвящены памятникам изобразительного искусства, монументальной живописи и шитью. О. В. Зонова исследовала идейно-историческое содержание алтарных фресок Успенского собора (1481 г.). Автор убедительно доказывает, что эти фрески частью восходят к традиции росписи собора 1344 года. В них прослеживаются две темы: первая связана с историей строительства древнейшего собора; вторая носит патриотический характер, отражает борьбу русского народа за независимость. Можно считать доказанным, что ранние алтарные фрески собора исполнены по заказу и замыслу ростовского архиепископа Вассиана Рыло. Две статьи знатока древнего шитья Н. А. Маясовой обогащают наши знания о чудесном искусстве древнерусских женщин - "живописи иглой". В первой статье автор формулирует методику исследования памятников древнерусского лицевого шитья, выработанную ею на основе огромного исследовательского опыта, сочетания исторического и технико-стилистического анализа. Превосходный пример такого исследования дает вторая статья автора - "Три шитых покрова XVI в, в собрании музеев Кремля", вводящая в научный оборот новые выдающиеся памятники. Открытые надписи на покрове с изображением митрополита Алексия об изготовлении покрова по инициативе князя Симеона Бекбулатовича для Чудова монастыря и своеобразие художественного строя памятника показывают традиции тверского искусства, отразившиеся в шитье. Два покрова, происходящие из Соловецкого монастыря, изо-

стр. 165

бражают Зосиму и Савватия. Один из них характеризуется наличием традиций начала XVI в., хотя исполнен в 1583 г., по- видимому, его образцом было изображение Зосимы, сделанное в начале столетия. Эти покровы шились в мастерской московского Новодевичьего монастыря.

Сборник заключают статьи о памятниках ювелирного мастерства, которыми сказочно богато собрание Оружейной палаты. Отметим две статьи покойного исследователя К. В. Доновой. Особенно интересна ее статья, посвященная творчеству выдающегося русского мастера Алексея Раткова. Автор выявил 38 его вещей (ранее было известно всего 7 изделий). Ратков работал в Москве и имел, видимо, свою мастерскую; его стиль колебался на грани рококо и классицизма. Творчество другого мастера, отдаленного от А. Раткова столетием (конец XIX - начало XX в.) и занимавшего ведущее место в фирме Фаберже, - М. Е. Перхина, славилось главным образом эмалями, насчитывающими 124 цвета и оттенка (синего - 25 оттенков, зеленого - 20, красного - 15, желтого - 11). Крестьянин по происхождению, он достиг вершин мастерства, которому изумлялись его европейские собратья.

В целом первый том "Материалов и исследований" государственных музеев Московского Кремля заслуживает самой высокой оценки. Помещенные в нем статьи отмечены известной общностью исследовательского почерка. Они очень обстоятельны: авторы вводят в научное обращение новые памятники, извлекают из архивов новые письменные источники, проявляют источниковедческую взыскательность в их анализе, хорошо знают современную специальную научную литературу. Дух историзма пронизывает все работы; статьи о "церковном" искусстве свободны от субъективизма и какого- либо налета "модного" у некоторых искусствоведов "богословствования": авторы верны положению, что развитие средневекового искусства движут не внутренние церковно- культовые спекуляции, а живая историческая действительность, история народа и его культуры. Новые исследования древних архитектурных и изобразительных памятников Кремля вновь свидетельствуют об историзме древнерусской художественной культуры, ее тесной связи с действительностью, отчетливом понимании заказчиками и строителями идейно-политических и "агитационных" возможностей монументального искусства.

Постоянный адрес данной публикации: