Сборник статей. М. - Париж. Изд-во "Наука". 1970. 434 стр. Тираж 1 800. Цена 1 руб. 64 коп.

Впервые за долгие годы научных связей между советскими и французскими историками выпущен в свет совместный труд - сборник статей, написанный исследователями обеих стран и посвященный проблемам франко-русских отношений с конца XVI до начала XX века.

Авторов и редакторов ожидали большие трудности, и первая из них - различный методологический подход представителей советской и французской научных школ к коренным вопросам истории, спорность отдельных исторических сюжетов. Но к чести авторов и составителей, следует отметить, что эта трудность оказалась успешно преодоленной. И произошло это потому, что в основу книги были положены строго выверенные исторические факты, их объективный, спокойный и вдумчивый анализ, углубленная разработка архивной материала.

Другая трудность заключалась в слишком широком хронологическом охвате событий. В связи с этим была опасность, что книга утратит тематическое единство, превратится в сборник разобщенных материалов. Но и этого не случилось. Читатель получил книгу, раскрывающую (правда, не без хронологических пробелов) развитие экономических, культурных и отчасти политических взаимоотношений России и Франции почти за три с половиной века.

стр. 164

Г. Г. Жордания посвятил свое интересное исследование зарождению франко-русских торговых и дипломатических отношений в конце XVI века. Далее материалы сборника переносят нас уже в XVIII век. Объектом исследования С. М. Троицкого стала попытка видного русского государственного деятеля и дипломата И. А. Щербакова пересадить на русскую почву банковскую систему Джона Ло с ее практикой акционерного капитала, выпуска кредитных билетов и т. п.

Французский историк С. Блан рассматривает экономические взгляды В. Н. Татичева на фоне широкой практики меркантилизма в Европе, в том числе и во Франции, и приходит к выводу, что теоретики русского меркантилизма внесли оригинальный вклад в разработку экономических доктрин периода генезиса капитализма.

В. Г. Сироткин посвящает свою работу теории возобновления в 1802 г. франко-русского торгового трактата 1787 года. Прекрасно дополняют друг друга статьи С. Дмитриева и М. Кадо - Ж. -Л. Ван Режемортера. Французские исследователи обратились к изучению путевого дневника Барона Баера дю Оллана. Многие страницы этого дневника касаются России и, в частности, проблем русской внешней торговли в 1784 году. Советский ученый посвящает свое исследование истории путешествия в 1842 - 1844 гг. профессора Московского университета Я. А. Линовского во Франции и анализу его агрономических работ, написанных на материалах этой поездки. Еще один аспект франко-русских экономических связей уже в XX в. рассматривает Т. Д. Крупина. Автор показывает, как в период первой мировой войны между двумя странами возникли специфические проблемы военно-экономического сотрудничества, появились межгосударственные экономические органы, были сделаны шаги по сути осуществления межгосударственного контроля в распределении материальных ресурсов для снабжения армий.

Г. Лемерсье-Келькеже на материалах гамбульских архивов исследует спорный в исторической литературе вопрос о возникновении Запорожской сечи, которое называют с именем князя Дмитрия Вишнецкого. Автор предлагает более осторожно подходить к оценке его деятельности чем это делает, например, В. А. Гонуцкий, который характеризует Вишнецкого как типичного магната, угнетателя крестьян, врага казачества (стр. 43). А. Беннигсен знакомит читателя с материалам" по истории русско-турецких отношений XVIII в., находящимися в архивах Оттоманской империи. Дж. Леви на материалах Туринского государственного архива показывает тенденции к расширению Россией своей внешней торговля в направлении Средиземноморья и Западной Европы в XVIII - XIX веках. Включение Сардинии и Пьемонта в сферу внешнеторговых устремлений России, как показывает автор, находило известный отклик и среди государственных деятелей Пьемонта. Ф. Бродель опубликовал в сборнике письма русского консула в Лейпциге Фациуса (за 1798 - 1800 гг.), адресованные президенту коллегии иностранных дел Н. П. Панину. В них обрисована широкая панорама международных отношений в сложный и напряженный период в истории Европы.

Положительным качеством книги является то, что она дает возможность взглянуть на характер отношений двух стран с конца XVI до начала XX в. в целом. Смыслом их на всем протяжении этого периода являлось желание французского правительства продиктовать свою волю России, низвести ее до положения неравноправного партнера и активное стремление России отстоять свои экономические интересы. Одновременно ощущалось неуклонное стремление обеих стран к развитию взаимовыгодной торговли, подготовленной всем ходом международных отношений. Эти две противоположные тенденции и проходят лейтмотивом через большинство статей сборника.

Рассмотрим основную линию исследований французских историков, как она представлена в книге. Наиболее четко ее выразили С. Блан, М. Кадо и Ж. -Л. Ван Режемортер. Первый из них, раскрывая экономические взгляды В. Н. Татищева, подчеркивает самобытность и оригинальность суждений русского меркантилиста и протестует против их оценки сквозь призму западного влияния. Эта позиция С. Блана соответствует его представлениям о русском историческом процессе XVII - XVIII вв., которому автор отводит самостоятельное и достойное место. Он пишет, что экономические взгляды петровского времени были подготовлены XVII столетием и базировались на меркантилистских воззрениях русских государственных деятелей XVII в.

стр. 165

(стр. 134). "Ученые, считающие, что петровская Россия "подражала" Западу, спорили, - замечает С. Блан, - у кого именно "заимствовал" Петр основы своей "экономической политики" - у родины Кромвеля или родины Кольбера? К этому спору нельзя сейчас относиться вполне серьезно. Историки настолько привыкли говорить о "культурных заимствованиях" России, что стремятся обнаружить их там, где они не существуют. Именно это происходит и в данном случае: в изучении обширной проблемы истории меркантилизма в Европе Россия, конечно, должна занять соответствующее место" (стр. 139 - 140). С. Блан выступает против "плена старой концепции" об экономической отсталости России, пересмотру которой, как отмечает автор, "все более способствуют работы советских ученых". "Только общность проблем, стоявших перед всеми странами Европы одновременно, повлекла за собой общность действий, а затем и теорий" (стр. 140). Вместе с тем С. Блан совершенно правомерно обращает внимание на то, что крепостничество оставалось "ахиллесовой пятой" русской экономики и никакие самые разумные для того времени теории не могли преодолеть этот серьезный барьер (стр. 160).

Такой же объективный подход к русской истории свойствен в основном и статье М. Кадо и Ж. -Л. Ван Режемортера, в которой рассматривается внешняя торговля России в 1784 г. по путевому дневнику Баера дю Оллана. Кажется, чего бы легче для авторов: взять и подробно прокомментировать сочинение молодого француза, впервые попавшего в Россию, благо, его взгляды точно соответствовали всем предубеждениям и предрассудкам относительно России, которые были характерны для высших слоев тогдашней Франции. Но историки не пошли по этому пути. Они вскрыли тенденциозность дневника Оллана и отметили: "Редко можно было найти среди французов человека, который писал бы о России без предубеждения" (стр. 168). М. Кадо и Ж. -Л. Ван Режемортер показывают, что пренебрежительное отношение к России, слепая вера в неспособность ее к каким-либо переменам, примитивное объяснение состояния внешней торговли России лишь свойствами русского национального характера - все это ненадежные аргументы для исторической науки. Решительно отбрасывая эту сторону концепции Оллана, авторы в то же время берут из его дневника все заслуживающие внимания факты, подкрепляют их другими данными и рисуют достаточно объективную картину русской внешней торговли конца XVIII века. Они решительно отвергают негативные оценки русской экономики, данные Олланом, и подчеркивают: "Нужно было сильно исказить смысл событий чтобы прийти к заключению, что экономика страны непрерывно находилась на грани катастрофы" (стр. 174). М. Кадо и Ж. -Л. Ван Режемортер пишут о стабильности русской денежной системы, развитии в стране промышленности на основе как крепостного, так и вольнонаемного труда_. "Баер же, - заключают авторы, - на самом деле попросту излагал свои представления о том, какое место Россия должна занимать в Европе... он просто желал низвести ее до уровня "очень пассивной державы", всецело подчиненной воле своих союзников" (стр. 177). Авторы считают, что такая позиция полностью соответствовала общественному мнению Франции XVIII в., так же как и взглядам правительства, которое не было склонно считать Российскую империю полноправным экономическим и политическим партнером (стр. 178).

Раскрывая историю русско-пьемонтских торговых переговоров в 70 - 80-х годах XVIII в., Дж. Леви также стремится объективно оценить экономические взаимоотношения стран Европы и России. На все попытки ограничить сферу внешнеэкономических связей России какой-либо страной русское правительство отвечало решительным отказом и отстаивало принципы равноправной и свободной торговли со всеми странами (стр. 247).

Посмотрим, как трактуют франко-русские отношения советские историки. Их материалы также свидетельствуют о противоречивости этих отношений, пронизанных тенденциями борьбы и сотрудничества, давления со стороны Франции, стремившейся навязать России невыгодные условия торгового обмена. Однако некоторые авторы вопреки приводимым ими фактам порой забывают об этих тенденциях, и тогда отношения двух стран выступают в их статьях в несколько идеализированном виде. Г. Г. Жордания предпосылает своей работе посвящение "знаменитому и неутомимому французскому дипломату Шарлю Дансэ", а в дальнейшем не раз еще положительно оценивает как его деятельность, так и самый факт установления

стр. 166

экономических связей между Францией и Россией в XVI веке. Слов нет, установление и упрочение в указанное время экономических и политических контактов между двумя крупными европейскими державами - явление большого исторического значения. И Г. Г. Жордания прав, когда упрекает историков в недооценке этих контактов в "допетровский период". Вместе с тем ему следовало, видимо, подчеркнуть и другую сторону франко-русских отношений конца XVI в, а также деятельности и Дансэ. Речь идет о том, что, стремясь пробиться на русские рынки, французское правительство меньше всего думало о России как о равноправном торговом партнере, и Дансэ откровенно выражал эти тенденции французских государственных деятелей и торговцев. Об этом, кстати и свидетельствуют материалы, приводимые Г. Г. Жордания. Так, в 1575 г. в целях обеспечения интересов французского купечества составил проект восстановления французского протектората над Ливонией, за которую Русское государство вело отчаянную и безуспешную борьбу, стремясь пробиться к берегам Балтики. Этот проект напоминает подобный же план по захвату русского Севера и Волжского торгового пути, разработанным английским правительством в 1612 ¹ . Дансэ не без оснований рассчитывает при этом на трудное экономическое и военное положение, в котором оказалась Россия в конце 70-х годов XVI века. Все планы Дансэ были проникнуты идеей монопольного захвата русского рынка. Он сокрыл первый тур борьбы с Англией и Голландией за этот рынок. Это была борьба европейских колониальных хищников, пытавшихся продиктовать свою волю более слабому в экономическом отношении партнёру. И понятно, что русское правительству выступая за равноправные экономические контакты с европейскими странами, тщательно оберегало свои экономические и политические интересы. Вот на эту сторону проблемы франко-русских экономических связей конца XVI в, видимо, необходимо было также обратить внимание.

Вызывает сомнения и оценка Г. Г. Жордания контактов русского правительства с Францией в начале 80-х годов XVI в., охарактеризованных как определенный шаг к политическому союзу между двумя странами. Известно, что Иван IV добивался политического союза с Англией и Империей для укрепления позиций в борьбе с Польско-Литовским государством. Он "не прочь был заключить такой же союз и с французским королем", - пишет Г. Г. Жордания. Это утверждение представляется весьма проблематичным. Во-первых, для такого союза не было достаточных оснований: отношения между Францией и Россией лишь устанавливались. Между тем как подобные же предложения, сделанные Россией Англии и Империи, имели под собой реальную почву давних и прочных связей и, что самое главное, известную заинтересованность обеих европейских стран в укреплении этих отношений. Во-вторых, именно в 70-е годы XVI в. отношения между Францией и Россией достигли определенного напряжения в связи с борьбой за польско-литовский престол. Как показывают материалы русских посольств в западные страны, в частности, в Империю, кратковременное появление Генриха Анжуйского (будущего Генриха III) на польском престоле вызвало подлинную бурю в Москве и Вене, которые выдвигали своих претендентов на польско-литовскую корону. Русским послам, направлявшимся в Империю, особо наказывалось не ходить "за стол" к императору ни при каких обстоятельствах в случае появления там французских, "литовских" или турецких дипломатов² . Французы, следовательно, были поставлены на одну доску с традиционными врагами России - Портой и Польско-Литовским государством. Отзвуки этих коллизий были слышны и позднее, когда Стефан Баторий стал польско-литовским королем. Наконец, анализ грамоты Генриха III Ивану IV, которую Г. Г. Жордания талантливо реконструировал на основании других источников, показывает, что речь в ней шла не о политическом союзе, а о традиционных дружеских связях, какие Россия имела в ту пору с другими государствами. Первым признаком стремления России к политическому союзу или к обсуждению сложных политических вопросов являлся в тот период пункт о непременном обмене посольствами (или "великими посольствами"), которым и надлежало за-

¹ См. И. Любименко. Английский проект 1612 года о подчинении русского Севера протекторату короля Иакова I. Б/м.,60 г.

² "Памятники дипломатических отношений древней России с державами иностранными". Т. I. СПБ. 1851, стр. 596, 800, 854.

стр. 167

твердить "докончанье" (то есть договор) как в Москве, так и в столице дружественного государства. В данном же случае идет абстрактный разговор о "дружбе" и "любви" вообще. Да и о "докончанье" с Францией в других документах говорится в самой общей форме (стр. 34).

В статье С. М. Троицкого читатель вновь сталкивается с проблемой характера франко-русских отношений. Вопрос этот затронут автором попутно в связи с описанием переговоров русского посла в Париже барона Шлейница с Джоном Ло. Но, как это видно из материалов статьи, Ло в основном выяснял возможность для французских купцов получить право проезда через территорию России в Персию, Индию, Китай, Японию. Французский финансист интересовался позицией в этом вопросе давнишних конкурентов Франции на русском рынке - Англии и Нидерландов - и стремился устранить опасных соперников (стр. 111 - 113). Все это, пишет С. М. Троицкий, "свидетельствует о широте взглядов и дальновидности руководителя внутренней политики Франции" (стр. 112). Да, но только, конечно, с позиций Франции. Россия еще в XVI в. отбила столь же дальновидные поползновения Англии овладеть Волжским путем и проходом в восточные страны. Позднее с подобной же идеей выступил Кольбер, включивший вопрос о транзите французских купцов на Восток через территорию России в проект франко-русского торгового договора³ . И в XVIII в., ведя переговоры с Ло, русские дипломаты интересовались прежде всего тем, сможет ли он поступить на русскую службу и "российские рудокопные дела також и Персидскую торговую компанию в Российском государстве сам сочинить и учреждать" (стр. 118). С. М. Троицу верно замечает в заключение, что Петр I в первую очередь попытался использовать опыт и энергию Джона Ло для развития промышленности и торговли в самой России (стр. 12). Таким образом, и в XVIII в. франко-русские экономические отношения были полны не только желания выгодно сотрудничать, но и глубоких, порой весьма нтагонистических противоречий.

Более правильно подошли к оценке характера франко-русского экономического сотрудничества на рубеже XVIII - XIX вв. В. Г. Сироткин, а для начала XX в Т. Д. Крупина. Привлеченные ими матери, алы показывают, что французской эконо мической политике в отношении России были свойственны тогда та же заинтересованность и то же желание продиктован партнеру свои условия. Собственные интересы в отношениях с Францией преследует и Россия.

От противоречивости экономических отношений между двумя странами на протяжении конца XVI - начала XX в., противоречивости, весьма похожей, несмотря на исторические условия, ее породившие, вряд ли надо абстрагировать Тем более, что ни одна из помещенных в сборнике статей по своим материалам (но в ряде случаев, к сожалению, не по выводам) не дает для этого ни малейшего основания.

В заключение хочется отметить, что самый факт появления такого единого по замыслу и исполнению издания, подготовленного французскими и советскими историками, служит прекрасным примером научного сотрудничества в рамках успешно развивающихся научных и культурных связей между Францией и СССР.

А. Н. Сахаров

³ См. "Путешествия русских послов XVI - XVII вв. Статейные списки". М. -Л. 1954, стр. 273 - 274.

Постоянный адрес данной публикации: