- Вставай, вставай, - услышал я вдалеке чей-то взволнованный голос, - вставай, ты что, оглох, что ли? По нам стреляют, вставай!

Толчки в плечо приобретали все более чувствительный характер и к тому моменту, когда открылись глаза, стали даже сильными. Еще светло. Значит, день. Кому понадобилось меня будить? Мне спать надо.

Передо мной возникло испуганное лицо Андрея, перепачканное разводами пыли. Черные глаза блестят из-под съехавшей на лоб каски, местами заляпанной уже высохшими капельками грязи.

- Одевайся, быстро! - на глубоком выдохе почти прокричал он, бросая мне бронежилет и автомат. - Быстрее только!

Я уже привык ничего не спрашивать в такие моменты. Шуток тут быть не могло, и поэтому, не отвлекаясь на расспросы, я принялся натягивать на себя бронежилет. Первая же лямка перекрутилась, не давая возможности просунуть язычок застежки в отверстие, и Андрей, бросив автомат на подушку, взялся мне помогать.

- Ты что, ничего не слышал?

- Нет. Ничего. А что я должен слышать?

- Ну ты и спишь. Как мертвый. Все на ушах стоят, сидят по щелям, ты один спишь, - скороговоркой говорил он.

Рот его продолжал открываться, но в этот момент совсем рядом оглушительно треснуло, брезент палатки резко дернулся и заколыхался. Андрей бросился на землю, и я упал следом.

- Опять! Слышишь? - заорал он уже на земле.

Конечно, я слышал. В ушах стоял монотонный звон. По звуку это не был выстрел. Выстрел всегда глухой и тяжелый, как кашель чахоточника, а этот звук, сухой, как многократно усиленный треск ломающейся ветки, был разрывом снаряда. Сон окончательно отступил.

- Побежали! - крикнул Андрей, вскакивая на ноги и устремляясь к выходу палатки.

Я вскочил и, на бегу хватая лежащий на постели автомат, бросился следом. В воздухе густо пахло пороховым и тротиловым смрадом. Темно-сизые бесформенные клочья дыма медленно волоклись со стороны леса. Навстречу, пригнувшись, бежали два матроса. Бронежилеты подпрыгивали на них. За леском грохнул неправильной дробью залп тяжелых орудий.

Следуя за мельтешащим впереди бронежилетом Андрея, я спрыгнул в траншею.

- Почему без каски? - заорал в ухо неизвестно откуда взявшийся начальник штаба. - Хочешь, чтобы тебе башку оторвало?

- Я не успел, товарищ полковник, - крикнул я зло в ответ, - времени искать не было.

- Один вот тоже не успел... - и, не договорив, он скрылся за углом траншеи так же неожиданно, как появился.

Я вопросительно посмотрел на прижавшегося спиной к стенке окопа, сидящего на корточках Андрея.

- Олега ранило, - пояснил он, - в руку.

- Как ранило? Когда?..

Тут со стороны леса заревело так, что посыпалась земля с бруствера. В полосе неба над головой, над зеленой кромкой деревьев, неслись черные иглы с огненными хвостами сзади. Когда работают "грады" даже в двухстах метрах, надо ждать, пока они отстреляются: кричать в таком грохоте бесполезно. В голове мельтешили мысли, как в запутанном клубке нитки, без начала и конца, обрывки, никак не складывающиеся в одно целое. "Ранило? Как? Где он сейчас? Что за глупости, конечно, на ПМП. Где ему еще быть? Но как? Он ведь оперативным стоял. Не зная, что от меня надо, но чувствуя острую необходимость каких бы то ни было действий, пусть неосознанных, нелогичных, непродуктивных, пусть бесполезных действий ради действий, я одним движением выскочил из траншеи. Нога соскочила, поехала вниз вместе с землей, но руки удержали, вцепились и вынесли наверх тело.

Сзади кто-то кричал. Неважно. Плевать. Я бежал вперед, к лесочку. Там медицинский пункт. Мне надо туда. Окружающее слилось в одну размазанную картину. Вот и лесок. Скользить вниз неудобно. То и дело встречные ветки стегают лицо, а ноги натыкаются на камни и торчащие из земли корни. Главное - не потерять равновесие.

Вот и палатка. Фельдшер-матрос, выходящий из нее, чуть было не столкнувшийся со мной лоб в лоб, испуганно отпрянул в сторону, провожая взглядом, полным недовольного непонимания. Я зашел внутрь, тяжело дыша. В небольшом "предбаннике" знакомое нагромождение носилок, ящиков, различных медицинских препаратов. В углу стоит стол, за которым так часто резались в преферанс. Впереди, сквозь приоткрытые полы второй части палатки, закрывая собой операционный стол, стояли три спины с завязанными на них бантиками зеленых прорезиненных халатов. Там, на столе, конечно, лежал Олег.

Ширма качнулась, отодвинулась в сторону - и передо мной возник Ян. Темные пятна на руках и на халате.

- Все, - сказал он глухим, как из-под земли, и скрипучим голосом, - умер. Прямо в сердце вошел осколок, не мучился даже.

Не понимая, о чем речь, я еще раз обежал глазами палатку, надеясь найти сидящего где-нибудь с перевязанной рукой Олега. И встретился взглядом с Яном, и он увел свой взгляд куда-то вниз, потом в сторону, потом дальше, сквозь брезент палатки.

- Я тоже любил его, - сказал он, - хотя, наверное, тебе тяжелее, - он помолчал, выложил из рук на преферансный стол окровавленное полотенце, жгут и что-то еще. - Только все равно ничего не сделаешь.

Конечно, я уже все понимал, но подсознательно еще надеялся, что Ян говорит про другого. "Это, наверное, какая-то ошибка. Олег ранен в руку. Нельзя умереть от ранения в руку".

- Где он?

Ян отошел от прохода, давая мне возможность пройти в операционную. Олег лежал на белой клеенке, густо запачканной почти черной и почти высохшей уже кровью. На груди проглядывалось большое темно-синее пятно. В бицепсе левой руки чернело разорванными краями и сгустками крови небольшое отверстие. Я положил ладонь на его плечо. Оно еще не было холодное, но разница в температуре уже заметна. Мне стала неприятна эта "разница", и я убрал руку.

Сбоку бубнил, как бы издалека, ничейный голос: "Его первым же снарядом зацепило. Он как сидел в кресле, вдруг схватился за плечо и стал валиться. Сказал только: "Рука!". Думали, в руку ранен, а осколок, оказалось, сквозь руку прямо в сердце вошел. Единственный осколок в палатку залетел. Народу было полным-полно в палатке. Всем хоть бы что, а ему - вот, прямо в сердце!

Говорят, что это Вася стрелял. Гадина. До майора у Дудаева дослужился, командир танкового батальона. А сам ведь - русский. Мне связисты рассказывали, как они с ним по рации переговаривались. Веселый, говорят, парень, все анекдоты им рассказывал да хвастался, что денег много получает. Видимо, есть за что. Вся артиллерия группировки на него охоту устроила, а вычислить не могут. Палят, палят целыми днями, а куда - неизвестно. Какой-то неуловимый этот Вася".

Я смотрел на Олега, наверное, долго. Нет, ни о чем не думал. Просто смотрел. Мне что-то говорил Ян, потому что, когда он повел меня под руку из палатки, у него было такое лицо, будто он мне только что что-то говорил. Наверное, успокаивал. Я сел на пенек, стоящий рядом. Нет! Там, внутри, на холодном столе не мог лежать Олег. Олег бы улыбнулся, сказал что-нибудь такое, отчего забывается про все тревоги и неурядицы. Ну и что. Пускай там лежит его тело. Это всего лишь тело. Как вещь какая-нибудь. Олег? Олег где-то рядом. Он всегда будет рядом.

Земля перед глазами потихонечку принимала свой обычный вид, проявляясь, как фотография из бесформенной размытости. В стороне от уходящего в ее внутренности, молодого розово-коричневого корня, тяжело переваливаясь с песчинки на песчинку, постоянно исследуя подвижными усиками дорогу, медленно волокли высохший труп стрекозы два маленьких коричневых муравья.

Постоянный адрес данной публикации: