Л. Изд-во "Наука". 1971. 252 стр. Тираж 2 000. Цена 1 руб. 12 коп.

Книга кандидата исторических наук, научного сотрудника ЛОИИ АН СССР А. Н. Цамутали посвящена проблеме, необходимость специального изучения которой уже отмечалась в исторической литературе ¹ . Напомним лишь, что актуальность ее определяется как задачами дальнейшего углубленного исследования идеологии демократического лагеря 60 - 70-х годов XIX в., так и

¹ См. В. Е. Иллерицкий. История России в освещении революционеров- демократов. М. 1963, стр. 17.

стр. 157

тем, что на смену демократическому направлению в русской революционной исторической мысли пришло направление марксистское. Последнее, за исключением исторической концепции В. И. Ленина, также не получило достаточно широкого освещения в исторической литературе, и одним из непременных условий его изучения является всесторонняя оценка предшествующей ступени.

Состояние русской демократической исторической мысли после смерти Н. А. Добролюбова и ареста Н. Г. Чернышевского рассматривается автором в отдельных главах, в которых освещаются исторические взгляды Г.З. Елисеева, Н. В. Шелгунова, И. А. Худякова, И. Г. Прыжова и С. С. Шашкова. Глава о А. П. Щапове написана в форме обзора работ о нем дореволюционных и советских авторов. В главе о работах по истории России Н. Я. Аристова автор прослеживает влияние идей демократического лагеря на творчество отдельных представителей либерально-буржуазной историографии.

А. Н. Цамутали использовал широкий круг опубликованных и архивных источников. Привлекает внимание подробный анализ книги И. А. Худякова "Древняя Русь" (стр. 116 - 140), работ Н. Я. Аристова (стр. 202 - 235), изучению которых автор посвятил несколько ранее вышедших статей и ныне подвел итоги своих исследований. Новое слово в освещении демократической исторической мысли составляют тщательно прокомментированные А. Н. Цамутали неопубликованные работы И. Г. Прыжова "Исторические науки в России" (стр. 145 - 160), "Граждане на Руси" (стр. 162 - 163), переписка Н. Я. Аристова, Г.З. Елисеева, А. П. Щапова.

В центре внимания автора - принципы философии истории демократических деятелей 60 - 70-х годов, их оценка современной им русской исторической науки, взгляды на задачи исторического познания и в связи с этим - попытки историков-демократов связать свою интерпретацию русской истории с критикой социальной и политической действительности. Анализ воззрений историков-демократов на узловые проблемы русской истории дан в книге не только в плане изложения тех или иных положений (чем, к сожалению, ограничиваются некоторые историографические сочинения). А. Н. Цамутали сопоставляет их со взглядами виднейших идеологов революционной демократии - В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, с положениями либерально-буржуазной историографии (преимущественно с трудами С. М. Соловьева, К. Д. Кавелина, Н. И. Костомарова), с философскими и историческими принципами позднейшей народнической историографии. И хотя характер и уровень этих сопоставлений не всюду одинаков - порою автор делает излишний акцент на заимствованиях (глава о Н. В. Шелгунове), порою его сопоставления эпизодичны (главы о И. А. Худякове и И. Г. Прыжове), - А. Н. Цамутали приходит в конечном счете к обоснованным заключениям, что демократическая историография 60 - 70-х годов XIX в. является "своего рода ступенью между демократической историографией 60-х годов и народнической историографией" (стр. 236 - 237), о ее более низком, чем при Чернышевском и Добролюбове, теоретическом уровне, философском эклектизме, о наличии в ней черт, сближающих ее как с "шестидесятниками", так и с революционным народничеством 70-х годов. В книге убедительно показано, что, с одной стороны, историки-демократы продолжали сложившиеся традиции характеристики исторических явлений с точки зрения положения народа: разоблачали антинародную политику великих князей и царей, высоко оценивали народные движения, продолжали борьбу с официальной и либерально-буржуазной наукой, а с другой - они постепенно отходили от сформулированных Чернышевским и Добролюбовым принципов закономерности исторического процесса, становились на путь признания "самобытного", "особенного" пути развития России, отказывались от признания положительных моментов при оценке важнейших явлений национальной истории (например, образование централизованного государства, реформы первой четверти XVIII в.), возвращались к идеализации общинных и вечевых порядков. Автор мог бы засвидетельствовать, кроме того, что демократическая историография 60 - 70-х годов XIX в. уходила с дороги, указанной Чернышевским, к принципам более ранней революционной историографии, повторяя ее заблуждения и ошибки. Он приходит к выводу, что обращение историков-демократов к историческим идеям Герцена, солидарность с теорией борьбы "государственного" и "земского" начал Костомарова (имеющей более ранние корни) являлись промежуточной ступенью к историческим воззрениям революционных народников 70-х годов.

Положительной чертой "Очерков" является то, что в них прослежены некоторые ин-

стр. 158

дивидуальные особенности творчества историков-демократов, их связи с революционным движением, личные дружеские отношения. Достоинство "Очерков" состоит и в том, что они полемичны, хотя мы большей частью не разделяем дискуссионных положений их автора.

А. Н. Цамутали сожалеет, что усилия историков долгое время сосредоточивались на изучении наиболее крупных деятелей демократического лагеря - Чернышевского и Добролюбова, в то время как работы других представителей демократической историографии "некоторые авторы упоминали лишь вскользь, а другие - обходили молчанием" (стр. 13). Это спор с логикой развития историографических исследований, с неизбежными стадиями изучения. Автор правильно излагает во введении (стр. 17 - 18) некоторые задачи исследования демократического направления 60 - 70-х годов: восполнение имеющегося пробела в изучении его развития после прекращения активной деятельности Н. Г. Чернышевского до окончательного оформления народнической историографии, установление соотношения революционно-демократической и народнической исторической мысли, анализ споров, столкновений и взаимовлияния демократической и либеральной историографии. Но все упреки на этот счет оказались отнесенными им к монографии В. Е. Иллерицкого, сама тема которой предусматривала анализ исторических воззрений "идеологов революционно-демократического движения в России Белинского, Герцена, Чернышевского и Добролюбова" ² и не претендовала на разрешение перечисленных вопросов.

Наиболее уязвимым в теоретическом плане является высказанное А. Н. Цамутали "попутно" следующее замечание: "Затруднения, связанные с оценкой общественно- политического лица ряда деятелей русского демократического лагеря, возникают отчасти из-за того, что в нашей историографии принято исходить из довольно жестких определений "революционеров", "революционеров-демократов", с одной стороны, и "либералов" - с другой. Правильнее было бы говорить о демократическом лагере, в котором наряду с убежденными сторонниками революционной борьбы была прослойка, или категория, лиц, придерживавшаяся более умеренных взглядов и не выступавшая за осуществление своих идеалов путем социального переворота" (стр. 27). Во-первых, это замечание находится в явном противоречии с утверждениями самого автора, ставящего знак равенства между понятиями революционной и демократической исторической мысли (см. стр. 4 - "историки демократического, революционного толка", "противники революционного, демократического течения"). Во-вторых, нам не известны "жесткие" определения, кем-либо высказанные в последнее время. Напротив, Ш. М. Левин, например, указывая на увлечение Д. И. Писарева поисками мирных путей преобразования действительности, отнюдь не изгонял последнего и всю группу "Русского слова" из демократического лагеря ³ . В-третьих, движимый стремлением отразить сложность формирования, состава и идеологической жизни демократического лагеря, автор убрал все существующие критерии его определения, ничего не предложив взамен. В результате читатель должен сам определить, что сближало и что отделяли демократов - сторонников революционной борьбы и "лиц, придерживавшихся более умеренных взглядов". Полагаем, что с этим же связана и недооценка автором влияния идей либерально-буржуазной историографии на демократическую историческую мысль 60 - 70- х годов XIX века.

Книга открывается главой о Г.З. Елисееве. Это дает основание думать, что Елисеев - крупнейший и типичный представитель демократического лагеря (что кажется нам спорным), а очерк о нем - эталон для последующих глав. Автор затратил немало усилий для опровержения мнений Б. П. Козьмина и В. Е. Иллерицкого о склонности Елисеева к буржуазному либерализму, декларируя, по существу, тезис о верности Елисеева демократизму до конца дней. Не будем касаться оценки всей деятельности Елисеева - статьи последних лет показывают, что для ее уточнения необходим углубленный труд исследователей. Но отметим, что в области историографии тезис автора остался недоказанным. А. Н. Цамутали привел едва ли не больше свидетельств в пользу точки зрения Б. П. Козьмина и В. Е. Иллеринкого, чем своей собственной (стр. 39 - 42, 47 - 49, 60, 61, 63). Немногочисленные контраргументы автора Не колеблют мнения о либеральном характере слишком многих суждений Елисеева по вопросам истории России. Существенным недостатком как главы о Елисееве, так и последующих

² Там же, стр. 9.

³ "История СССР с древнейших времен до наших дней". Т. V. М. 1968, стр. 146 - 147.

стр. 159

глав представляется их статичность. Отсутствие продуманного определения политических позиций Елисеева, представления об эволюции его социально-политических воззрений привели автора к противоречивой характеристике его исторического творчества. Поэтому анализ воззрений Елисеева на русскую историю представляется ни полным, ни достаточно убедительным.

Ряд недостатков присущ и интересной в целом главе о Н. В. Шелгунове, которого с большим основанием можно считать хранителем и продолжателем традиций начала 60-х годов. Автором не поставлена проблема преемственности и развития Шелгуновым в новой исторической обстановке принципов Герцена и Чернышевского, не показана эволюция его философско-исторических взглядов. Глава построена вопреки логике историографического исследования - сначала рассматриваются воззрения Шелгунова на конкретные вопросы русской истории, а затем анализируются его общетеоретические положения. Исторические воззрения Шелгунова излагаются зачастую в плане зависимости от концепций Кавелина, Щапова, Костомарова; самостоятельный творческий путь Шелгунова оттенен недостаточно четко.

Налет эскизности лежит на очерке о А. П. Щапове. Характер этого очерка требовал более тщательно обоснованного отбора и оценки привлекаемой литературы. Высказав чрезвычайно интересную мысль о том, что "выдвигавшиеся историками-демократами идеи в некоторых случаях подхватывались историками либерального направления, что в конечном результате способствовало в условиях середины XIX в. общему поступательному развитию русской исторической науки" (стр. 106), автор оставил ее без доказательств. Не выяснено до конца, на какие сочинения по русской истории опирался И. А. Худяков, создавая "Древнюю Русь". Декларативно звучат утверждение о том, что И. А. Худяков "по ряду частных вопросов развил и углубил выводы и суждения, содержащиеся в работах Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Г.З. Елисеева" (стр. 115). Сглаженными представлены внутренние противоречия творчества Прыжова (стр. 153 - 158).

Следует указать и на расплывчатые формулировки, встречающиеся в книге ("средний уровень исторических знаний тех лет", стр. 3; "серьезное развитие либерального направления", стр. 239, и др.), излишнее употребление "необязывающей" терминологии ("определенные успехи", "известная оппозиционность", "известные различия", стр. 4), лексические небрежности ("эксплуатируемые слои России", стр. 5; "неограниченное самодержавие", стр. 4, и др.), мешающие восприятию этой в целом интересной и нужной книги.

Постоянный адрес данной публикации: