(1849 - 1928)

Начиная с Реставрации и вплоть до наших дней не было, кажется, эпохи, когда классовая борьба не находила бы своего отражения в наиболее ярких работах по истории Великой революции, когда то или иное понимание этой революции не становилось бы орудием борьбы на идеологическом фронте. Полемика Минье и Тьера с авторами роялистских памфлетов на Революцию, Луи-Блана с Мишле, Олара и Жореса с Тэном, Олара с Матьезом - все это своеобразное идеологическое отражение классовой борьбы во французском обществе на разных стадиях его развития. С этой точки зрения мы и попробуем подойти к оценке работ недавно умершего заслуженного профессора Сорбонны А. Олара.

Альфонс Олар родился в 1849 году в Монброне (департамент Charent), в семье инспектора высших школ. Свое среднее образование Олар получил в лицее Людовика Великого, в 1871 году он окончил Высшую Нормальную Школу (Ecole Normale Superieure) со степенью agrege des lettres¹ .

Преподавал в лицеях Нима и Ниццы. С 1878 года по 1881 Олар состоял последовательно преподавателем на Словесных факультетах университетов в Э (Aix), Монпелье и Пуатье.

По своей академической подготовке Олар не был историком: Нормальную Школу он окончил по отделению "чистой словесности" (la section dss lettres pures), а темой его докторской диссертации, защищенной в 1877 году, было исследование об итальянском поэте Леопарди² .

Пробуждение интереса к истории Революции совпало с политическим самоопределением Олара, падающим на конец 70-х г.г. Еще в Нормальной школе Олар получил известную либеральную закваску, вместе со своими товарищами он был "непримиримым врагом Империи", но его республиканизм был чисто стихийным: никаких серьезных знаний по политическим вопросам школа не дала. Впоследствии Олар признавался, что даже в 1876 году, уже будучи преподавателем лицея, он совсем не разбирался в различных оттенках республиканской мысли.

¹ Диплом на право преподавания в средней и высшей школе.

² Сведения об академической карьере Олара заимствуем из статьи Матьеза ("M. Aulard historien et Professeur"), напечатанной в 1905 г. в "Revue des Charentes" и перепечатанной затем с комментариями самого Олара в Rev. Francaise за 1908 г. (t. 55, p. 41).

Чтобы уяснить себе разногласия, существовавшие тогда внутри республиканской партии, он, по собственному выражению, "засел за изучение истории демократии"¹ , т. е. изучение Великой революции. Там, у истоков республики и демократии думал он найти материал для разрешения задач текущего момента. А момент был ответственным и полным драматизма. После несчастной войны и Коммуны Франция только что пережила полосу "республики без республиканцев", попытку монархического переворота с помощью "честной шпаги". В 1879 году после упорной борьбы умеренные республиканцы приходят к власти, но монархисты, опиравшиеся на могущественную организацию католической церкви и старый военно-бюрократический аппарат, еще надеялись сокрушить республику в ближайшие же годы. В пылу борьбы обе стороны спешили подновить свое идеологическое вооружение апелляцией к прошлому. Для монархистов важно было еще раз заклеймить Первую революцию, от которой пошло все зло. Известная четырехтомная работа Тэна ("Происхождение современной Франции"), вышедшая в 1875 - 1884 г.г. и представлявшая по позднейшей оценке Олара "злостную карикатуру на историю Революции", сознательно или бессознательно была настоящим "социальным заказом". Республиканцам, переживавшим тогда еще свою героическую пору, наоборот, важно было оживить традиции Революции, связав их своей программой упрочения республики и проведения либеральных реформ, рассеять клеветнические легенды, распространявшиеся, о ней монархистами под ученым и неученым соусом.

Став у власти, республиканцы перенесли заседания Палат из Версаля в Париж, об'явили "Марсельезу" национальным гимном, а день 14-го июля национальным праздником. В 1881 г. архивист Этьен Шаравэ основал специальный журнал - "Французская Революция", вокруг которого вскоре, сорганизовалось научное "Общество изучения Французской Революции" при участии видных членов республиканской партии (сенатора Дида, Кольфаврю, внука члена Конвента- Ипполита Карно и др.). Журнал ставил своей задачей распространение знаний о Первой революции и подготовку празднования ее столетнего юбилея, которое должно было состояться в 1889 году, и которое предполагалось ознаменовать открытием исторической выставки. В 1885 году вышел первый том известной работы Сореля ("Европа и Французская Революция").

Такова была общественно-политическая атмосфера, когда Олар начал свою профессорскую карьеру. Молодой ученый- республиканец и демократ - поспешил внести в это движение свою лепту: связать современность с революцией, доказав, что Третья республика завершает дело, начатое людьми 89-го и 93-го года, - вот задача, которую поставил себе Олар. Но вначале он подошел к изучению Революции больше как знаток изящной литературы, чем как историк. Рискуя вызвать настоящий "скандал" среди своих фешенебельных слушателей, Олар об'явил в Пуатье публичный курс на тему об ораторах Революции. Устами Олара с кафедры заговорили не препари-

¹ О политических настроениях Олара в 70-х гг. см. его брошюру: "Science, patrie, religion", 1893, 6 - 7.

рованные Тэном, а доподлинные якобинцы. Сравнивать Верньо или Робеспьера с Демосфеном или Цицероном - это была "циничная наглость"! Университетское начальство было шокировано, Олара стали считать "опасным анархистом"¹ . Лекции Олара вышли потоэд (в 1882 - 1886 г.г.), ввиде большой работы (Les orateurs de la Constituante, de la Legislative et de la Convention)² , сразу завоевавшей ему почетное имя среди историков, но затхлая атмосфера провинциального университетского городка была невыносима, и Олар перебирается в Париж, поближе к драгоценным источникам по истории Революции, к изучению которой он почувствовал теперь настоящий вкус. В столице ему приходится удовлетвориться вначале должностью преподавателя в лицее Janson-de-Sailly.

Но вскоре перед Оларом открылись более широкие перспективы. До 1870 г., в университетах новейшая история Франции заканчивалась 1789 годом, изучение же эпохи самой Революции, в виду ее связи с современностью, было воспрещено, за исключением тех случаев, когда лектор ставил своей прямой задачей дискредитировать эту героическую эпоху. В Сорбонне, где существовали "кафедры истории всех народов", не было кафедры, посвященной изучению той революции, из которой вышла современная Франция³ .

В 1886 году этот позорный пробел был восполнен: Парижский Муниципалитет отпустил специальные средства на создание при Университете вольной кафедры Истории Французской Революции. Занять эту кафедру пригласили Олара.

В первые годы преподавания в Сорбонне положение молодого ученого было не из завидных. Не только старая реакционная профессура, считавшая Олара "пролазой", попавшим на кафедру не в силу своих научных заслуг, а за свой республиканский образ мыслей, но и часть студенчества заняли в отношении его враждебную позицию⁴ . Против Олара подняли травлю и реакционные газеты, вроде "Matin".

Однако республиканский строй, который еще в конце 80-х г.г. был под сомнением (вспомним буланжизм!), вскоре упрочился окончательно, а вместе с ним, упрочилось и положение Олара е Сорбонне: через 5 лет после его назначения вольная кафедра по истории Революции была преобразована в постоянную, а курсы Олара были сделаны обязательными для студентов. Свежая струя проникла даже в затхлую атмосферу "Ecole de Chartes" (Школа хартий), где до сих пор не шли дальше изучения источников по средневековью; теперь, под влиянием Олара, там стали обучать и работе; над архивными материалами новейшего времени.

Олар не печатал целиком своих курсов в Сорбонне, но опубликовывал результаты своих научных изысканий в "Revolution Francaise" или в особых сборниках, выходивших под общим заглавием: "Etudes et lecons de la Revolution Franchise" (всего вышло с 1893 по 1924 год 9 серий).

¹ Mathiez, op. с., Rev. Fr. 1908, t. 55, p. 49.

² Эта работа была переиздана в 1905 и 1907 гг.

³ Rev. Fr. 1886, m. X, t. 771.

⁴ Mathiez, op. с. р. 50 - 51.

Вокруг молодого профессора сплотилась группа ближайших его учеников, засевших за разработку отдельных вопросов Французской революции. Из этой "школы Олара" вышел ряд диссертаций и монографий ("Фуше" - Мадлена, "Жонбон-Сент- Андре" - Леви, "Филиппе" - Мотуше и др.)¹ .

Вместе с тем изменила свой облик и "La Revolution Francaise". С тех пор, как Олар, бывший одним из первых ее сотрудников, стал (с 1887 г.) ее главным редактором, из полупублицистичеокого журнал стал строго научным. Помимо статей крупнейших специалистов по истории Революции² журнал публиковал ряд архивных материалов и, что особенно важно, впервые поставил отдел библиографии.

Мы не можем согласиться с утверждением Матьеза, что Олар "создал действительно научную историю Революции"³ : для нас история становится наукой только при условии ее материалистического истолкования, которое, как увидим ниже, было чуждо Олару. Но заслуга Олара заключается в том, что в своих лекциях и научных работах он впервые применил к изучению истории Революции те строго научные приемы, которые до него применялись лишь к изучению древности и средневековья. Иначе говоря, поднял на надлежащую высоту технику исторического исследования. Ничего, говорил Олар, нельзя утверждать без точной и подробной ссылки на соответствующий источника не может быть научной работы без критического отношения к источникам (выяснение их подлинности, исторической ценности, проверки их показаний показаниями других источников и т. д.). С этими требованиями Олар, как известно, подошел к Тэну, беспощадно разоблачив его мнимую эрудицию, всю ненаучность его методов обращения с источниками и т. д.

До Олара историки Революции использовали неопубликованный материал лишь мимоходом; Олар ввел работу над архивными документами в систему, сделав их основным стержнем своих работ. Теперь всякий, кто претендует дать что-либо новое в освещении той или иной стороны Революции, не может не обращаться к изучению архивного материала. В то же время Олар, так сказать, приблизил этот сырой и в то же время наиболее надежный источник к исследователю, опубликовав ряд сборников важнейших материалов и документов по политической истории Революции. Таков его знаменитый шеститомник протоколов Якобинского Клуба (вышли в 1889 - 1897 г.г.), "Собрание актов Комитета Общественного Спасения"⁴ , "Собрание документов, относящихся к истории Парижа во время Французской революции"⁵ .

¹ Mathiez, op. cit., p. 52 - 53.

² Chassin, Debidour, dampion, Caron, Bloch, Marion, Sagnac, Mautouchet, Bourgin, Mathiez, Braesch и др.

³ Rev. Fr., t. 55, p. 54.

⁴ Первый том появился в 1889 г., до 1928 г. вышло 26 томов. Это издание было предпринято особой комиссией, созданной Министерством Народного Просвещения еще в 1886 г.

⁵ Эта коллекция ("Paris pendant la reaction thermidorienne et sous Ie Directoire"), вышедшая в 4 том. в 1899 - 1900 гг., и "Paris sous Ie consulat, t. I-IV, 1903 - 1909, обязаны своим опубликованием Парижскому Муниципалитету, создавшему с этой цзлью особую комиссию и отпустившему крупные средства.

Заслуга Олара в деле публикации архивных документов приобретает особенное значение, если учесть хаотическое состояние Национального и, особенно, провинциальных архивов в 80 - 90-х гг. прошлого века.

Олару же мы обязаны опубликованием ряда мемуаров (Луве, Фурнье-американца, Шометта), снабженных его критическими примечаниями. Издание этих мемуаров взяло на себя Общество по "изучению Истории Революции. Это Общество, президентом которого Олар состоял до самой своей смерти, издало также известную брошюру Сиэса (под редакцией Шампиона), протоколы Парижской Коммуны (1792 - 1794) (редакция Мориса Турнэ), материалы по истории парижских секций (Mellie) и т. д. Оно же способствовало появлению в свет инвентарей отдельных серий Национального Архива. Из последних публикаций Общества особенно ценно критическое издание газеты "Pere Duchesne" (примечания Брэша).

С 1903 г. Олар принял живейшее участие в организованной Палатой под председательством Жоресса Комиссии по изданию документов, относящихся к экономической истории Франции.

В результате работ этой Комиссии¹ мы имеем ряд таких ценнейших публикаций, как протоколы Комитетов Земледелия и Торговли (ed. Gerbaux et Schmidt), материалы по разделу общинных земель (Bourgin), материалы по ликвидации феодального режима (Саньяк и Карон), протоколы Центральной Продовольственной Комиссии 11 г., изданные Кароном и т. д.

Необходимо также отметить, что Олар прекрасно сознавал, что при современном состоянии источников сколько-нибудь крупная научная работа не может быть выполнена силами отдельного ученого, хотя бы и посвятившего ей всю свою жизнь. Во Франции именно он явился пионером коллективной научной работы, ведущейся по заранее выработанному календарному плану, с далеко проведенной системой разделения труда, с привлечением научно-технического персонала. Такого рода работой должны бы, по мнению Олара, заняться Общество по изучению истории Революции и многочисленные провинциальные общества того же типа, которые должны покончить с кустарничеством и сорганизоваться в своего рода научные лаборатории ("formez vous en ateliers)²

Результатом кропотливой двадцатилетней научной работы Олара явилась его "Политическая история Французской революции", вышедшая в 1901 г. и впоследствии переведенная на ряд европейских языков. В этом наиболее крупном труде Олара, основанном на изучении всех главнейших источников, его научные приемы нашли блестящее применение: в результате было разрушено немало легенд, устранено множество неточностей и фактических ошибок, имевшихся в старых работах по истории Революции.

Но здесь же наиболее определенно обнаруживается идеалистическое понимание истории, которое вообще характерно для социологических взглядов

¹ Рабочим аппаратом этой Комиссии была Подкомиссия, председателем которой был Олар, а секретарем Карон. Первый том работ комиссии появился в 1906 г. К 1913 г. вышло 57 томов (Etudes... 7-me serie, 1913).

² Rev. Fr. 1900, 38, "Провинциальная история современной Франции" (речь Олара, произнесенная на с'езде ученых обществ).

Олара. В самом деле. Вся революция рассматривается им исключительно с точки зрения борьбы идей, принципов. Как об'ясняет, например, Олар борьбу между Горой и Жирондой? Разногласиями по вопросу о преобладании Парижа над провинцией в период национальной защиты. "Самое существенное, - говорит он, - или даже единственное различие между монтаньярами и жирондистами заключалось в том, что первые не желали, чтобы временно, в течение войны, Париж был поставлен во главе этой единой республики, в качестве руководящей столицы; последние же хотели, напротив, чтобы во время войны у Парижа не было никакой верховной власти над департаментами". Вот истинная причина вражды"¹ . Отсюда - "департаментская", "антипарижская" политика Жиронды, пытавшейся свести влияния Парижа к 1,83 части и т. п. Отсюда обвинение в "федерализме", выдвигавшееся ее противниками. Но удовольствоваться подобным об'яснением - это значит остаться во власти политической фразеологии того времени, не подозревая, что за ней скрывались более реальные интересы партий, что дело было не в теоретическом споре о совместимости принципа национального верховенства с диктатурой Парижа, хотя бы и временной, - а в борьбе, опиравшейся на крупную провинциальную буржуазию Жиронды с Горой, которую поддерживал мелкобуржуазный рабочий Париж, где у жирондистов почти не было социальной базы. Словом, когда встречаешься у Олара с подобного рода "об'яснениями", а их сколько угодно в его книге, хочется процитировать известное место из "10 брюмера" Маркса: "Если даже в частной жизни делают различие между тем, что говорит человек и что думает он сам о себе, и тем, что он есть и делает в действительности, - тем более, в истории необходимо различать фразы и химеры от реального положения реальных интересов той или другой партии"² . Но вся, так сказать, установка, с которой подошел Олар к своей работе, исключает возможность этого реалистического подхода в изучении революции. В самом деле. В предисловии автор говорит, что его, прежде всего, интересовало, "как применялись на практике принципы Декларации Прав в период от 1789 до 1804 г., как осуществлялись они в учреждениях, истолковывались в речах, в печати, в действиях различных партий, в тех или других проявлениях общественного мнения³ . Революция это - "все попытки, делавшиеся с целью осуществления Декларации Прав, редактированной в 1789 году и дополненной в 1793 году"; "контр-революция состояла в попытках отвратить французов от поведения, согласного с основными принципами Декларации Прав, т. е. согласно с разумом, просвещенным историей"⁴ . Почему революция "приостановилась", а при Наполеоне I казалась даже "уничтоженной"? - "Потому, - отвечает Олар, - что французский народ еще не был достаточно просвещен, чтобы осуществлять свою верховную власть"⁵ . Но разве это не идеализм самой чистейшей воды?!

¹ Олар - Политическая история Французской революции, изд. 1902 г. 462.

² Маркс К. - 18-е Брюмера Луи Бонапарта. Изд. "Колокол". М. 1906, стр. 39.

³ Олар, op. cit. стр. V.

⁴ Ibidem, стр. 867.

⁵ Ibidem, стр. 865.

Долгое время Олар совершенно не интересовался экономической историей революции, что, несомненно, стоит в связи с тем обстоятельством, что до начала 90-х гг. социальный вопрос играл весьма скромную роль даже в программе радикалов, не говоря уже об умеренных республиканцах, глава которых, Гамбетта, отрицал самое существование такового.

В предисловии к своей "Политической истории Французской революции", автор говорит, что он сознательно оставил в стороне военную, дипломатическую и финансовую историю Французской революции¹ . Об экономической истории Революции Олар не счел нужным здесь даже упомянуть!

Но уже через несколько лет этому игнорированию экономической истории пришел конец. Решающую роль в этой перемене, как нам кажется, сыграло усиление интереса к социальному вопросу, которое наблюдалось среди радикально настроенной французской интеллигенции уже с начала 90-х гг. под влиянием успехов рабочего и социалистического движения. Политически оно, как известно, сказалось в образовании радикально-социалистической партии и сближении радикалов с социалистами- реформистами, практике мильеранизма и "левого блока". Олар, - который еще в 1893 г. советовал студентам изучать экономическую революцию, создавшую современные отношения труда и капитала² , - не мог остаться незатронутым этим движением: новые политические веяния отражались на его научных интересах. К этому времени относится и знакомство Олара с Жоресом, "Социалистическая история" которого впервые уделившая должное внимание социально-экономической истории Революции, начала выходить в 1901 - 04 гг. и, несомненно, оказала большое влияние на Олара. Не меньшее значение имела и та работа, которую вел Олар в организованной в 1903 г. под председательством Жореса Комиссии по изучению экономической истории Революции. Впоследствии Олар сам признавал, что опубликованные Комиссией архивные материалы дали новый толчок и новое направление исследованиям по истории Революции³ . В 1912 - 13 академическом году Олар избирает для своего курса в Сорбонне совершенно необычную для него тему - "Социальная политика Конвента". Накануне мировой войны им была уже подготовлена работа: "Французская революция и феодальный режим", появившаяся в свет лишь в 1919 г.

Но дело не ограничилось тем, что Олар (а вместе с ним и его школа⁴ ) заинтересовались экономической историей Революции: они в значительной мере испытали на себе влияние марксизма и в области своих социологических взглядов. На этот счет мы имеем ряд совершенно категорических заявлений самого Олара. "Верно то, - писал он в 1926 г., - что до социализма экономические реальности не занимали в истории того места, которое им принадлежит или - принадлежало в действительной жизни общества. Да, вся наша

¹ Ibid., стр. VIII.

² Доклад, прочитанный Оларом на собрании "Демократической Лиги" высшей школы по изучению политических и социальных вопросов. Вышел отдельной брошюрой: "Science, patrie, religion (1893).

³ См. его речь на годичном общем собрании О-ва изучения Французской революции 25/VII 1928 г. (Rev. Fr. 1928, N 38).

⁴ Достаточно напомнить работы Boissonnade, Lefeubvr, Bourgin'a и других.

историческая школа, может быть, не отдавая себе в этом отчета, эволюционировала под влиянием социализма вообще и Карла Маркса в особенности. Мода на исторический материализм понудила даже истинных идеалистов среди историков обратить большое внимание на ту существенную сторону действительности, которой они до сих пор слишком пренебрегали"¹ .

На годичном общем собрании Общества изучения Французской Революции в марте 1928 года Олар снова возвращается к этому вопросу и поясняет, в чем именно изменила свою точку зрения его школа под влиянием исторического материализма. "Можно быть, - говорит он там, - сторонниками или противниками социальных теорий К. Маркса и его учеников, но надо признать, что, указывая, что экономическое движение захватывает (entraine) цивилизованное человечество, и сделав это положение модой, марксисты всех нас привели к большему признанию этой экономической точки зрения, которая оставалась в таком пренебрежении в большей части крупных историй Революции. На эту экономическую точку зрения не смогли стать целиком (trops'y placer), но пришлось признать, что в подготовке и развитии Революции экономические вопросы играли гораздо более важную роль, чем это раньше думали"² .

Действительно. Тот самый Олар, который еще в 1901 году не допускал и мысли, что может быть какая-то экономическая история Революции, через 12 лет, в (Предисловии "к своей работе - "Французская революция и феодальный режим" - писал: "Провозглашенная депутатами 3-го сословия в Версале, начатая парижанами, которые - в лице буржуа и рабочих - взяли Бастилию, революция, возможно, не удалась бы, если бы крестьянские массы не приняли в ней участия, не распространили ее на всю Францию, и, когда победа была достигнута, не закрепили бы и не углубили бы этой победы. Крестьянство восстало, чтобы стряхнуть с себя бремя, которое тяготело над ним веками, чтобы добиться уничтожения ставших невыносимыми феодальных прав.

Буржуазия, меньше страдавшая от старого режима, порой даже извлекавшая из него выгоды, сначала хотела лишь политической революции; поэтому вначале она пошла только на частичное удовлетворение крестьянства,

¹ "Голос Минувшего на чужой стороне", 1926, I. "Русское влияние в изучении Французской революции". Правда, в этой статье Олар указывает, что перемена во взглядах французских историков в значительной мере произошла и под влиянием работ "русской школы", представителей которой он наивно зачисляет в социалисты. В действительности "русская школа" сама испытала на себе влияние марксизма не в меньшей степени, чем французская.

² Rev. Fr. 1928, N 34, p. 97. Еще в 1913 г., выступая на собрании того же общества, Олар заявил, что он различает два параллельные движения, правда, находящиеся в некотором контакте, но чаще всего различных: это - движение политическое, по преимуществу парижское и буржуазное - с одной стороны, и экономическое и социальное, главным образом провинциальное и крестьянское; но "что знакомство с экономическим развитием является полезным или даже неизбежным (indispensable) условием изучения всех других сторон (aspects) национальной деятельности во время революции" (Etudes ct lecons, 7-me serie).

да и то после новых крестьянских восстаний. В ночь на 4 августа Конституанта вовсе не уничтожила феодальный режим полностью: две трети или три четверти его осталось и так раздражали крестьян, что они снова подняли жакерию". Буржуазия могла отвечать на это восстание репрессиями, пока сама держалась за монархию. Но с падением последней ослабела и сила сопротивления буржуазии. Отсюда крупные уступки, полученные крестьянством от Законодательного Собрания в августе 1792 г. Но и после этих уступок остатки феодальных повинностей были достаточно тяжелы. Окончательно феодальный режим был ликвидирован Конвентом, который особенно нуждался в поддержке крестьян летом 1793 г., в разгар гражданской и внешней войны. Эта ликвидация феодальных прав имела решающее значение для судьбы революции¹ .

Как видит читатель, в данном случае мы имеем не только материалистическое об'яснение судьбы крестьянской реформы, но и признание крестьянского движения определяющим фактором Революции ² .

Но если на склоне своей жизни Олар порой говорил почти марксистским языком, то это еще не значит, что он стал почти марксистом. Совершенно так же, как это было с нашими историками революции - Ковалевским, Кареевым и другими, признание важности экономического "фактора" еще не означало для Олара принятия теории исторического материализма. Сейчас мы постараемся показать, что Олар до конца своей жизни оставался идеалистом, а его понимание и критика марксизма остались весьма примитивными, напоминающими доводы нашей "суб'ективной" школы, с которой в свое время столь блестяще полемизировал Плеханов.

Под "неясным" и "неудачным" термином - исторический материализм Олар "подразумевает, что человечество как в своем прогрессе, так и в своем движении, руководимо исключительно действием экономических сил. Единственным или почти единственным об'ектом истории, таким образом, являлось бы обнаружение действия этих сил и их изучение"³ . В другой статье Олар пишет, что это - "ограниченная теория, поскольку она полагает, что желудок всегда управляется головой, что в равной мере неверно, как относительно народов, так и относительно индивидуумов, - теория, не об'ясняющая религиозных явлений, столь важных в жизни народов, не об'ясняющая и почему парижские рабочие, столько извлекавшие из роскоши привилегированных, шли на смерть, чтобы взять Бастилию..."⁴ .

"Идеи, - говорит он в другом месте, - двигали революцию, даже в выступлениях деревенского и рабочего народа в такой же,

¹ Aulard-La Revolution Francaise et Ie regime feodal, 1919 (Preface).

² Все же Олар был органически неспособен представить себе всю революцию в свете борьбы классовых интересов, или признать ее буржуазную сущность. См. напр., его доклад по поводу выставки Революции, организованной в Bibliotheque Nationale в янв. этого года. ("Rev. Fr.", 1928, N 37, p. 10).

³ "Жорес и исторический материализм" ("Воля России", 1925, N 3).

⁴ "Русское влияние в изучении французской революции" ("Голос Минувшего на чужой стороне" 1926, I, стр. 7 - 8). За неуклюжий стиль эмигрантских журналов мы не отвечаем.

а иногда, может быть, даже в большей степени, чем материальные нужды (Ie besoin material)¹ .

Олар не без удовольствия констатирует, что "честное стремление Жореса "примирить" материалистическое понимание истории с идеалистическим в конце концов потерпело неудачу"² .

Сам он претендует на синтетический подход к изучению Революции: "Надо, - говорит он, - изучать духовную (spirituelle) форму революции одновременно с изучением ее физической формы". "Не допустим извращения истории с помощью какой- либо систематической абстракции: пусть из наших трудов выйдет широкая истина, истина целиком"³ . Итак, в своих социологических концепциях Олар не пошел дальше так называемой "теории факторов" признания "равноправия" обоих аспектов - "политического" и "экономического".

До сих пор мы говорили об Оларе, как об ученом, профессоре Сорбонны, главе школы. Но такой подход к Олару может быть тоже лишь результатом научной абстракции. В действительной жизни он менее всего был кабинетным ученым. Республиканец и демократ по своим политическим убеждениям, он считал, что "просвещенный человек должен просвещать своих сограждан", не отказываться от выборных общественных должностей, брать на себя долю ответственности за управление нацией. Он внушал своим молодым слушателям, что они не должны стоять вне политики⁴ . Сам он принимал самое активное участие в политической жизни страны, сотрудничал в ряде радикальных газет ("La Juctice", "Lundis revolutionaires", "Depeche de Toulouse", "L'Aurore" и др.), выступал с публичными лекциями и докладами на злободневные политические темы, то в студенческих кружках по самообразованию, то перед учителями, то просто перед широкой "публикой"⁵ . В то же время Олар работал в ряде общественных организаций: в "Лиге Прав Человека", вице-президентом которой он состоял; в "Обществе Кондорсе", "Комитете пропаганды светских миссий", "Лиге Образования" и т. д.

В сущности, Олар историк и Олар политический деятель не отделимы друг от друга: обе стороны этого человека так тесно переплелись, что иногда трудно установить, является ли данное произведение Олара публицистикой или историей. Мы уже знаем, что ожесточенная борьба между республиканцами и монархистами 70 - 80 гг. передвинула научные интересы Олара от итальянской литературы к эпохе Великой революции; что позже успехи рабочего

¹ См. речь Олара на годичном собрании О-ва изуч. Фр. рев. (1928, N 38, р. 98).

² "Голос Минувшего на чужой стороне" 1926, 1, 8. В своем недавнем докладе, сделанном по поводу открытия выставки, посвященной Великой революции, Олар говорит, что без "философов", этих "вдохновителей" и "воспитателей" темных и невежественных масс, революция могла ли быть лишь "своекорыстным варварством" (une sauvagerie egoiste), предоставленные сами себе, эти массы могли бы в своем Скотском ослеплении создать лишь нечто "эфемерное" (R. Fr., 1928, р. 7 - 11). Как видит читатель, оларовский "демократизм" был весьма своеобразен.

³ Rev. Fr. 1928, 38.

⁴ "Science, patrie, religion", p. 8. (Речь, произнесенная Оларом).

⁵ Газетные статьи Олара вышли в виде двух сборников: "Polemique et historic" (1904) и "La guerre actuelle commentee par I'histoire" (1916).

движения и социализма способствовали пробуждению интереса к социально-экономической истории Революции. Можно показать, что вообще круг вопросов, привлекавшихся Оларом к научной разработке, стоял в теснейшей связи с наиболее актуальными проблемами современности, стоявшими в фокусе партийной борьбы. Просмотрите список курсов, читавшихся в течение 25 лет Оларом в Сорбонне¹ и вы, например, увидите, что в годы борьбы радикальных кабинетов с конгрегациями и подготовки закона об отделении церкви от государства, Олар об'являл такие курсы, как "Религиозная история Первой Империи" (1902 - 03 г.), или "Конвент и отделение церкви от государства" (1904 - 05 ак. г.). Той же борьбой с клерикализмом, лозунг которой бросил еще Гамбетта ("клерикализм - вот враг!"), и которая до начала 10-х гг. нашего столетия фигурировала в политическом арсенале радикальной партии, - обязаны своим появлением в свет обе работы Олара по религиозной истории Революции - "Культ разума и культ верховного существа" (1892 г., переизд. в 1913 г.) и "Христианство и французская революция" (1925).

Еще в 1886 г. в своей первой вступительной лекции - в Сорбонне, набрасывая беглый очерк историографии Революции, Олар дал убийственную характеристику книге Тэна. Не называя прямо этого идола французских реакционеров, Олар обрушился на такие работы по истории революции, которые изображают народ 93 г., как какого-то "зверя, испускающего крики тоски и ярости", но забывают сказать, "что в этот момент Вандея вонзает ему нож в спину"; такие работы напоминают ему картину какого-нибудь художника, который вздумал бы изобразить раз'яренного борца, не показав его противника² . Но только возобновление и обострение борьбы с радикализмом и реакцией в начале XX века побудило Олара окончательно расквитаться с Тэном и низвергнуть этот считающийся незыблемым "мировой" авторитет перед большой публикой.

В 1905 - 07 гг. Олар посвящает Тэну два академических курса подряд, а в 1908 г. появляется его знаменитая работа "Тэн, как историк французской революции", - которая заканчивается суровым приговором: в своих главных результатах, его (Тэна) книга кажется почти бесполезной для истории"³ .

В своей статье, предназначенной для русских читателей⁴ , Олар так об'ясняет появление своей работы. "...Я видел, как католическая церковь и реакционные партии используют Тэна, борясь с истиной, с наукой, с разумом, с республикой, с демократией, со всем, что я любил... Я видел, как, благодаря авторитету Тэна, история французской революции мало-помалу извращалась в умах, за границей, пожалуй, еще больше, чем во Франции, и что изучение современной истории получало в самой своей исходной точке неверный отпечаток, отпечаток фанатизма и ретроградности".

Крупные перемены, происшедшие в начале XX века на арене международной политики и, в сущности, предрешившие расстановку сил в мировой

¹ См. Etudes et lemons, 7-me serie ("Vingt-cinq annees d'enseignement").

² Rev. Fr. 1886 г., т. X, стр. 771.

³ Taine "Historien de la Rev. Fr.", p. 330.

⁴ "Тэн как историк". "Совр. Мир", 1908, кн. X, 132 - 136.

войне, привлекли внимание Олара к истории международных отношений, которые до того времени почти его не интересовали¹ . В 1907 г. вместе с Bourgeois и Pages'ом Олар вошел в организованную Министерством Иностранных Дел Комиссию, которая предприняла опубликование дипломатических документов, относящихся к войне 1870 - 71 г.² .

С началом мировой войны этот интерес к внешней политике еще более возрастает, что видно уже по тому, как изменяется содержание его лекции: "Патриотизм и французская революция", "Исторические замечания относительно поведения Болгарии", "Исторические замечания относительно позиции Греции, Сербии и Румынии в настоящей войне", - вот какие темы берет теперь Олар³ .

Но этого мало. После заключения Версальского мира Олар принимает участие в коллективном труде по военно- политической истории "Великой Войны"⁴ , вышедшем в 1924 г. со вступительной статьей Олара, а также вступает в Общество по изучению истории войны (La societe de l'histoire de la guerre), которое предприняло издание дипломатических документов, выходящее под названием "La politique exterieure de l'Allemange" (1870 - 1914) и представляющее собою переработку (в виде хронологического размещения) материалов, опубликованных в "Die Grosse Politik". Так, "прирожденный" (выражение Матьеза) историк Революции мало-помалу становится историком современности.

Почти все писавшие об Оларе, начиная с Матьеза (в 1905 году) и кончая Vorwarts'ом, поместившим специальную статью в связи со смертью историка⁵ , неизменно подчеркивали "беспристрастность" и "об'ективность" Олара. "Вместе с ним, - писал Матьез, - революция вошла в спокойную область беспристрастной науки", тогда как до этого "она слишком часто становилась добычей людей партийных, искавших в ней материал для красноречивых тирад и страстных выводов"⁶ . Сам Олар также претендовал на полное беспристрастие и "беспартийность", якобы преимущественно свойственных его научным трудам. "Мы любим Революцию, - писал Олар, - мы питаемся ее духом, но мы хотам, чтобы факты, которым она дала место, были рассказаны верно, без фанатического уважения к ней, на основании текстов, как если бы дело шло о царствовании Филиппа-Августа или Людовика XIV"⁷ . "Я желал, - говорится в предисловии к "Политической Истории", - по мере моих сил, исполнять функции историка, а не защищать какой-нибудь тезис. Я имею претензию думать, что на мой труд можно смотреть, как на образ-

¹ Среди работ Олара, печатавшихся в "Etudes et lemons", мы находим лишь одну статью, посвященную дипломатии первого Комитета Обществ. Спасения. 3-eme serie, 1914, р. 1 - 24.

² Это издание - "Origines diplomatiques de la guerre de 1870 - 71 an." стало выходить с 1910 г. Всего вышло 20 томов.

³ См. Rev. Fr. 1915, т. 68.

⁴ "Histoire politique de la Grande Guerre" (publiee sous la direction de A.. Aular J, Bouvier et Ganem).

⁵ См. Vorwarts 4/XI 1928 г.

⁶ La Rev. Fr. т. 55, стр. 51, 52, 55.

⁷ Цитируем по статье Матьеза в 55 т. Rev. Fr., стр. 55.

чик применения исторического метода к изучению эпохи, извращенной страстями и легендами". Во всяком случае, эта книга - не партийное сочинение"¹ .

Надо, однако, сказать, что сам Олар не очень то верил в возможность сохранить при изучении Революции то же "безразличие", "беспартийность", "отрешенность" (detachement), какое так естественно при изложении "превратностей древнего Египта". "Если рассматривать Революцию, как дуэль между народом и монархией, - говорил он на одной из своих лекций, - или, как конфликт между наукой и религией, то, как бы мы ни отвлекались от своих взглядов, мы не скрыли бы своих симпатий и антипатий". Да это и не нужно: "Тот, кто не солидаризируется с революцией, не способен проникнуть в ее глубины"² .

Но "солидаризироваться" с Революцией можно по разному: "любовь" к ней Олара есть специфическая любовь республиканца-радикала Третьей республики. Вопреки его утверждениям, принадлежность к радикальной партии наложила весьма заметный отпечаток на его научные работы и, в частности, на "Политическую историю". В самом деле: вопреки заверениям автора, в этой работе защищается совершенно определенный тезис. Разве не доказывается здесь, что сущность революции заключалась в декларациях прав 1789 и 93 г., а контр-революции - в нарушении их, что, поэтому, обе дорогие радикалу-Олару идеи - республика и демократия - остались "незапятнанными", несмотря на террор якобинцев и узурпацию власти Наполеоном? В противовес Тэну Олару нужно было реабилитировать именно якобинский период Революции, эпоху "демократической республики", возрождение которой Олар и его политические друзья "видели в Третьей республике. Для этого ему пришлось защищать монтаньяров от обвинений в организации "сентябрьских убийств", доказывать, что инициаторами легального террора были жирондисты, что вообще между Горой и Жирондой не было никаких сколько-нибудь существенных разногласий по программным вопросам, в частности, по вопросу о новой конституции; пришлось дать сочувственную характеристику эмиссаров Конвента, отметить гражданские заслуги народных обществ, предостеречь против односторонней оценки деятельности революционных комитетов и т. п.³ .

Но, конечно, не случайно, что никогда не применявшейся, на практике, но зато "демократничнейшей" Конституции 1793 г., отведено почти столько же места, сколько "революционному правительству до 9 термидора". С другой стороны, не все "люди 93 г." в одинаковом почете у Олара. Его любимейший герой, это - Дантон, предшественник Гамбетты, настоящий "реальный политик", который "никогда не шел впереди общественного мнения, пламенный трибун, "умиротворитель" революции 10 августа, спаситель Франции от вражеского нашествия, - человек, "хотевший избежать -какой угодно ценой" окончательного раскола между Горой и Жирондой"⁴ .

¹ Олар "Политическая история", стр. III, V.

² Etudes et lecons 1-ere serie, p. 16.

³ См. "Политическая история", ч. II, гл. V, VII, IV.

⁴ Ibidem, гл. VII и VIII. См. также Etudes et lecons, 2-eme serie ("Danton ct les massacres de septembre", p. 39 - 106).

Но для того, чтобы возвеличить этого соглашателя, которому Третья республика поставила памятник в Париже, Олару пришлось занять почти недоброжелательную позицию в отношении Жиронды и дать довольно нелестную характеристику Робеспьеру (самовлюбленный демагог, "беспредельно мстительный", "безжалостный клеветник, помешавший примирению партий весной 1793 года" и т. д.).

Идеолог буржуазной демократии не прочь пококетничать с мирным, оппортунистическим социализмом, но он решительный противник революционного социализма, порывающего с традициями Великой революции. С этой точки зрения становится понятной оценка, даваемая Оларом Декларации Прав 1789 года. Не давая классового анализа этой Декларации, который разрушил бы легенду о ее вечном значении для человечества, Олар решительно возражает против противопоставления "принципов социализма принципам 1789 г."¹ . И это вполне естественно: эта легенда была особенно дорога сердцу всякого радикала, видевшего в современном социализме не что иное, как дальнейшее развитие идеала, провозглашенного буржуазной революцией, а потому не нуждающегося для своего осуществления в революции пролетарской. Не будет преувеличением сказать, что вся "Политическая История" пропитана духом буржуазного радикализма; суб'ективно Олар хотел дать своим читателям только истину, об'ективно его книга вышла "партийным сочинением".

Можно, наконец, проследить, как эволюция политических взглядов Олара сказывалась на его исторических концепциях. В конце 80-х гг. Олар вместе со многими радикалами был ярым сторонником реванша. В этот период своей научной карьеры Олар считал наиболее характерным для Дантона его патриотизм 92 г., его страстный призыв к национальному единению во имя борьбы с внешним врагом: "Враг у наших ворот, а мы терзаем друг друга. Но ведь вся наша грызня разве убьет она хоть одного пруссака?". Тогда Олар убеждал своих слушателей никогда не забывать этих слов Дантона и предлагал даже взять их в качестве "гражданского девиза" школьникам. В 900-х гг., когда Олар стал пацифистом и отказался от войны за возвращение Франции Меца и Эльзаса, квинтэссенцию дантоновското патриотизма он стал видеть уже не в шовинистической тираде 92 г., а в речи 1790 г., когда в годовщину клятвы в Jeu de Pomme Дантон говорил, что патриотизм не должен иметь других границ, кроме границ вселенной, и предложил тост за свободу и счастье всего мира, за об'единение всего человечества в одну братскую федерацию² .

С началом мировой войны этот пацифизм уступил, разумеется, место совсем другим настроениям, и Олар отдал свое слово, свое перо на службу французскому империализму. Но вместе с тем на службу тому же империализму он мобилизовал и свою науку, свою историю Революции. Не будем оста-

¹ "Политическая история", стр. 54.

² См. "Патриотизм в традициях Франц. революции", речь, произнесенная Оларом не банкете учительской организации департамента Соммы (R. Fr., 1904- 47, р. 238).

навливаться на взглядах Олара на происхождение мировой войны и ее цели: тут не было ничего оригинального, ничего, выходящего за круг идей и мыслей, созданных в те годы буржуазной публицистикой в странах Антанты. Интересно другое: как новая, созданная войной идеология подкреплялась Оларом его учеными экскурсиями в эпоху Революции. В своих публичных лекциях и статьях 1914 - 16 гг.¹ Олар доказывал, что по своему происхождению и по своим освободительным целям война является продолжением революционных войн, которые вела Первая республика. Он же обосновывал притязания Франции на Эльзас и Лотарингию ссылкой на праздник Федерации 1790 г.: если эти провинции поклялись тогда в верности "единой" Франции, заключили своего рода торжественный "пакт" со всеми другими частями страны, они никогда не могли примириться с насильственным отторжением от Франции, а Франция - отказаться от них. "Вот где основание наших прав и требований!" - восклицал Олар² . Агитируя за создание сильной власти, которая не задумалась бы покончить с принципом разделения властей во имя наилучшей организации обороны страны, Олар ссылался на практику Комитета Общественного Спасения, сравнивал положение Вивиани и Мильерана в кабинете с положением Робеспьера, Карно и Приэра в К. О. С.; рекомендовал правительству, если оно хочет покончить с бюрократической волокитой в деле снабжения армии, воскресить практику эмиссаров Конвента. "Война революционна по существу: желать вести ее с соблюдением мирных форм и средств - безумие"³ .

Любопытно, что в пылу воинственной пропаганды Олар изменил свою точку зрения на так называемые сентябрьские убийства. Было время, когда Олар возмущался этим проявлением народного самосуда, считал его преступлением, всячески старался снять ответственность за них с Дантона, тогдашнего министра юстиции, доказывал провокационную роль Марата и т. п. В одной из лекций 1915 г. Олар считает сентябрьские погромы фактом вполне понятным психологически и неизбежным в той трудной обстановке, какая сложилась для парижан осенью 92 г. "Теперь, - говорил он, - мы тоже не поколебались бы установить настоящий террор против тех французов, которые оказались бы изменниками родине, и теперь нам близки и понятны слова Дантона, сказанные им в ответ на настойчивые просьбы прекратить избиение в тюрьмах: "А мне наплевать на заключенных!"⁵ .

Но вот произошла Февральская революция в России. Олар плохо представлял себе ту политическую ситуацию, которая создалась тогда в нашем отечестве, но вместе со всей империалистической Францией он инстинктивно

¹ Эти статьи, печатавшиеся в "Journal", "Information", "Depeche de Toulouse", "Bulletin des armees de la Republique", "Guerre sociale" и др. французских и американских газетах, были затем изданы отдельным сборником (Aulard, La guerre actuelle commehtee par l'histoire. 1916).

² Rev. Fr. t. 68, p. 12.

³ "La guerre actuelle", p. 54 - 57, 110 - 115.

⁴ Etudes et lecons, 2-eme serie, p. 39 - 106.

⁶ Rev. Fr., t. 68 (1915), p. 11.

почувствовал возможность выпадения из Антанты этого важного союзника. Выступая на митинге, устроенном (4 апр. 1917 г.) в Париже в честь русской революции, и проводя исторические параллели, Олар не преминул напомнить русским, что "их первая задача прогнать врагов с своей земли, для чего необходимо создание сильного, "диктаторского правительства"¹ . (Керенщина мало устраивала Антанту!). По просьбе французского правительства Олар написал специальную пропагандистскую брошюру для русских солдат, находившихся во Франции. В ней он доказывал иллюзорность сепаратного мира с Германией и призывал русскую республику об'единиться с французской для разгрома прусского милитаризма, освобождения немецкого народа от деспотизма, для установления вечного мира.

Но то, чего так боялся Олар, произошло, к его великому негодованию, после Октября. Вместо "русских Дантонов" и "русского Вальми" пришлось иметь дело с Лениным и с "несчастным Брест-Литовским миром, который чуть было не доставил победу империализму иностранных держав"² . Этого сюрприза Олар никогда не мог простить большевикам.

Правда, в одной статье, напечатанной в 1923 г. в бело- эмигрантской газете "Воля России"³ , Олар допускает возможность диктатуры пролетариата и социализации промышленности в России и отдает должное большевикам, сумевшим из разрозненных кусков снова создать "унитарную" республику. Остается также фактом, что в 1919 г. он высказался резко отрицательно против блокады России, осуществляемой в союзе с Германией, что было тогда же отмечено В. И. Лениным⁴ . Но в общем и целом, Олар до конца своей жизни остался враждебным Советской России. Он сотрудничает в бело-эмигрантских журналах ("Воля России" и "Голос минувшего на чужой стороне"), привлекает в "Revolution Francaise" - в качестве постоянного сотрудника и обозревателя русской литературы по Французской революции - бело-эмигранта Миркина-Гецевича, рекламирует в своем журнале работы этого господина, посвященные советскому государственному праву⁵ ; ведет оживленную полемику с издателем "Livre Noir" Рене Маршаном⁶ . Хорошо известна, наконец, наделавшая столько шума брошюра Олара "Насилие и Французская революция", вышедшая в 1921 г. и переведенная на русский язык тем же Миркиным-Гецевичем и с предисловием последнего. Мобилизовав всю свою эрудицию, Олар тщетно пытается здесь доказать, что теория насилия и диктатуры, проповедуемая ныне русскими большевиками, ссылающимися на пример Конвента, была совершенно чужда всему духу Французской революции и никогда не разделялась ее вождями⁷ .

¹ Rev. Fr. 1917, t. 70, p. 185 - 7.

² См. речь Олара на годичном собрании Общества истории Французской революции в марте 1927 г. (Rev. Fr., 1927, N 34).

³ "Воля России", 1923, N 20.

⁴ См. Собр. соч., т. XVI, стр. 412.

⁵ Rev. Fr. 1928, N 38.

⁶ Ib. N 26.

⁷ Олар. Теория насилия и Французская революция. Русск. изд-во Я. Поволоцкий: Париж. 1924. (См. также Etudes et lecons 1924 г.), В нашей литературе брошюра Олара подверглась обстоятельному разбору в ст. Авербух ("Олар и теория насилия", "Печ. и Рев." 1825, I), Моносова ("Насилие и Французская революция", "Под знам. марксизма", 1924, N 8, 9; Малецкого "Ком. Интернационал" 1925, 1927 и С-кого "Рев. и Право", 1927, N 2 - 3.

В 1927 г., выступая на годичном собрании своего Общества, Олар снова вернулся к оценке Октября. "Русская революция, - говорил он там, - которая была вначале в "чистых" и "добродетельных", "хотя и слабых руках", "сбилась с пути", очутившись в руках насильников. "Права Человека были принесены в жертву", но Олар надеется, что мало-помалу в России возродится демократия на основе принципов Французской революции¹ .

Верная служба французскому империализму, которую с таким усердием нес Олар в военные и послевоенные годы, все же не сделали его вполне приемлемым для современной официальной Франции, которая не могла простить маститому историку его анти-клерикализма, его выступления против Тэна² , его уничтожающих рецензий на мнимо научную литературу, издаваемую Action Francais³ .

Недаром, несмотря на все заслуги Олара, он не был избран членом "Французской Академии", когда в 1927 г. открылась вакансия на звание "бессмертного": ему предпочли молодого, но шустрого реакционера Мадлена, нашумевшего своей "Историей Революции", написанной в явно монархическом духе⁴ .

С другой стороны, Олару приходилось вести борьбу с противником слева. Олар мирился с полумарксизмом Жореса, ибо жоресовская концепция Великой революции во многом родственна его собственной. Неудивительно, что и в жоресовской Комиссии по изданию документов царствовало священное единение ("Union sacree"), которое так умиляло Олара⁵ . Иное дело школа Матьеза, заменявшего в последние годы (с 1926) Олара на кафедре в Сорбонне. Антагонизм между Оларом и Матьезом начал сказываться еще в конце 900-х гг. прошлого века⁶ , когда Матьез, сам вышедший из шкоды Олара, начал издавать свой орган Annales revolutionaires.

На первый взгляд обе школы разделяют чисто научные контроверзы и интерес к различным сторонам истории Революции. Одна, продолжая традицию Луи-Блана, занялась реабилитацией Робеспьера, другая, воскрешая традицию Мишле, сделала своим героем Дантона и упорно закрывала глаза на серьезные

¹ Rev. Fr. 1927, N 34.

² О той бешеной травле Олара, которая поднялась в правой прессе после появления его книги о Тэне, см. "Совр. Мир", 1908, кн. X, стр. 133 - 135. В защиту Тэна выступили и реакционно-настроенные академические круги. См., напр., работу Cochin'a "La crese de l'histoire", 1909.

³ См., напр., его рецензию на ультра-черносотенную книгу по Французск. революции Пьера Гаксотта, пережевывающего памфлет Тьера и восклицающего в заключение рассказа о 9 термидора "Коммунистическая (sic!) революция умерла!". (См. R. Fr. 1928, N 38).

⁴ Еще в 90-х гг. Олар представлял свои "Акты Комитета Общ. Спасения" на конкурс в Академию моральных наук, но почтенные академики предпочли ему какого-то корсиканского аббата. (См. ст. Матьеза в R. Fr, t. 55, р. 54).

⁵ См. ст. Олара в Rev. Pr. 1927, N 34.

⁶ См. Rev. Fr. t. 55, p. 81 - 83.

обвинения во взяточничестве, продажности, сношениях с врагами революции, выдвинутые, на основании документальных данных, против Дантона Матьезом. Одна интересовалась преимущественно политической историей революции, другая - ее социально-экономической стороной.

Но за академическими спорами скрывалась новая (послевоенная) фаза в борьбе социальных сил. В качестве главы буржуазно-демократической школы, Олар не мог помириться с привнесением Матьезом в историю Революции точки зрения классовой борьбы, казалось осужденной навсегда после политики "священного единения"; не мог примириться и с разрушением легенды о Дантоне, потому что политические идеалы Дантона и его соглашательская тактика сближают его с современным французским радикализмом. Матьез не марксист и не коммунист, но в его последних работах чувствуется дыхание Октябрьской революции и практики диктатуры пролетариата в СССР, чувствуются и революционные настроения французского пролетариата, идущего за Коммунистической партией. Предпринятая Матьезом реабилитация Робеспьера вела к реабилитации режима диктатуры и террора; с точки зрения Олара и его школы это означало лить воду на мельницу коммунистов. В своей брошюре "Теория насилия и французская революция" Олар уверенно говорит, что во времена революции теорию насилия проповедывал лишь Марат, да вожди "бешеных", которые промелькнули каким-то незначительным эпизодом в эпоху Якобинской республики. Матьез (в своей новой книге - "Дороговизна жизни") убедительно показал, какую важную роль играла партия бешеных в 93 г. в деле установления режима максимума. Тем самым он подвел научную базу под новую традицию, Революции, намеченную еще Марксом ("Социальный Клуб", Заговор Бабефа, коммунистическое движение после революции 1830 г.) и непримиримо враждебную всей буржуазно-либеральной традиции, разделяемой Оларом.

Подведем итоги. С Оларом умер крупнейший представитель буржуазно-демократической традиции в изучении Великой революции, лучший знаток ее политической истории. Его подход к этой героической эпохе, его метод чужды нам, но его научная техника должна стать достоянием всякого, занимающегося новейшей историей, марксиста, а изданные им архивные материалы - об'ектом научного исследования с точки зрения исторического материализма.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. Лукин:

Комментарии: