Б. А. Романов. "Россия в Манчжурии (1892 - 1906)". Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Стр. 605+X. Ленинград 1928 г. Изд. Ленинградского Восточного института им. А. С. Енукидзе.

Книга Б. А. Романова представляет собой бесспорно крупное явление на фронте нашей исторической и востоковедческой литературы. Это результат многолетней, упорной и, можно сказать, самоотверженной работы историка-архивиста над одним из основных вопросов русской дальневосточной политики.

Поступательное движение царской России к берегам Тихого океана, протекающее в формах железнодорожного строительства, с неизбежностью завершающегося прокладкою рельсового пути на протяжении 2 000 верст по китайской территории, образование здесь громадного сетльмента в виде полосы отчуждения с рядом растущих населенных пунктов, углубление русского капитала в южную Манчжурию, политические разведки в Корее, международная обстановка, в условиях которой это продвижение осуществлялось, первая встреча русского капитализма с английским империализмом на Дальнем Востоке, попытки разграничения сфер влияния в Китае, неприятное знакомство с американскою точкой зрения на Манчжурию, встреча в Южной Манчжурии с дальневосточным alter ego Англии Японией, развертывание русской империалистической программы в Манчжурии в условиях парализованной союзности, ликвидация этой программы войною 1904 г., вытекающие отсюда последствия международно-финансового порядка, выражающиеся в вступлении России в лоно Антанты и в прогрессирующем сращивании русского капитала с англо-французским, свертывание русских государственных и полугосударственных предприятий в Манчжурии, ампутация КВЖД и, наконец, русско-японское разграничение сфер влияния в Манчжурии, стабилизирующее русское влияние в пределах северной части последней.

Такова тематика рассматриваемой книги с хронологическим диапазоном 1892- 1906 г. Но не только в широте тематического и хронологического охвата в данном случае дело. Ценность настоящей работы заключается прежде всего в том, что автор, подняв предварительно громадные пласты свежего архивного материала, сумел в ней этот материал собрать и развернуть перед читателем, обогатив литературу вопроса новыми данными, внеся во многом существенно новое освещение.

Вырисовывая на страницах книги кривую русской дальневосточной политики во всех ее изгибах и разветвлениях, автор в фактах и документах раскрывает действительную природу империализма, хотя бы и такого молодого, с едва прорезывающимися зубами, каким был русский империализм на рубеже XX столетия.

Не отступая в своем изложении ни на шаг от документальных данных, нанизывая на нить своего, почти прагматического, повествования заключающиеся в них мельчайшие факты, заимствуя из архивов и из литературы все, что может послужить к объяснению и освещению воспроизводимых фактов, автор через конкретный показ развития манчжурской эпопеи подводит читателя к новой международной конъюнктуре, где царская Россия отводится на ту, положенную ей историею, позицию, с которой впоследствии ей придется броситься с головой в роковые для нее события 1914 г.

Опуская не представляющую существенного интереса вводную главу, остановимся прежде всего на сюжетной стороне тех восьми глав, на которые распадается книга.

В I главе, посвященной происхождению манчжурского вопроса и охватывающей период 1892 - 95 гг., внимание читателя сосредоточивается преимущественно на мотивах реализации проекта Великого Сибирского пути.

Протоколы особых совещаний 1894 - 95 гг. намечают задачи России на Дальнем Востоке в связи с окончанием японо-китайской войны и прежде всего-задачу овладения незамерзающим портом на Тихоокеанском побережьи. И тогда же под активным воздействием Витте формируется точка зрения русского правительства на Манчжурию, как на территорию, которою во что бы то ни стало, хотя бы ценою войны, России необходимо овладеть во имя интересов строящейся ж -д линии.

В главе II, трактующей о "мирном" проникновении России в Манчжурию (1895 - 96гг.), дается подробный анализ дальнейшего развития вопроса о направлении Сибирского пути и вырисовывается международная обстановка, складывающаяся исключительно благоприятно для той его политической формулы, которая делала из него в глазах Витте орудие мировой политики. Обращает на себя внимание та роль, какую наряду с Витте играл в деле направления магистрали директор-распорядитель Амурского общества пароходства и торговли Макеев, заинтересованный в возможном удалении ж. -д. ветви от Амура Интересно появление уже в ту отдаленную пору в Пекине американца Ваша, предлагающего проект ж -д строительства весьма широкого размаха и предусматривающего не только соединение системы собственно китайских жел. дорог с Сибирской, но и создание правовых предпосылок для мирного завоевания всей Манчжурии. Центральным вопросом рассматриваемого времени являлся франко-русский заем Китаю и образование при участии французских капиталов Русско-китайского банка, призванного быть гибким и послушным орудием дальневосточной политики царского правительства. Ознакомившись со всеми перипетиями, сопровождавшими работу царского правительства по созданию этих финансовых предпосылок для дальнейшего политического наступления на Китай, читатель попадает отсюда прямо в ту, не лишенную оттенка авантюрности, обстановку, в какой происходила обработка Ли Хунчжана в коронационные дни Автору удается доказать при этом, что уже тогда Витте требовал от Ли согласия не только на северо-манчжурскую магистраль, но и на южно-манчжурскую ж -д. ветвь до одного из портов Желтого моря. Купив у Ли Хунчжана концессию на имя Русско-китайского банка, Витте получал возможность фактически взять дело постройки КВЖД в руки правительства, установив необходимые для поддержания фикции внешние формы. Анализ переписки, посвященной вопросу об образовании Общества КВЖД, дает автору полное основание для следующего заключения: "Становясь единственным акционером о-ва КВЖД и сохраняя право оставлять за собою все облигационные займы общества, а также беря на себя приплаты по расходам на эксплоатацию и на покрытие платежей по займам, русское правительство оказывалось фактически полным хозяином дороги".

Период русской политики 1896 - 1898 гг. проходит под знаком открытого "захвата" территории в Южной Манчжурии, и этому периоду отведена III глава книги. Как и в первых двух главах, главным объектом изучения автора и здесь является деятельность русского министра финансов в делах Дальнего Востока после смерти Лобанова, подходившего к фактическому руководству дипломатическим ведомством. Останавливаясь на первоначальном плане Витте заменить политику прямых отторжений политикой "сфер влияния" и полемизируя с Витте-

мемуаристом, автор ставит своею прямою задачей доказать, что порт-артурский эпизод отнюдь не рвал политической традиции царизма и отнюдь не находился в принципиальном противоречии с русскою политическою программой. Вскрывая политический смысл конвенции Кассини и Сеульского меморандума, автор с большим мастерством разоблачает роль Витте, как продолжателя агрессивных планов. Лобанова-Ростовского на Дальнем Востоке Давая интересную обрисовку выросшей в 1897 г. перед Витте дилеммы - Корея или Ляодун, - документально освещая миссию Ухтомского, как неудачную попытку мирного проникновения в Корею,, воспроизводя текст неизвестного до сего времени протокола 1-го заседания правления О-ва КВЖД от 22/1 1897 г, где уже намечаюсь точное направление ветви ч: Желтому морю, отмечая далее германское выступление на Дальнем Востоке, стимулирующее аналогичное выступление со стороны России, автор вырисовывает здесь же и первые последствия этой активизации русской политики-обострение англо-русских антагонизмов и прежде всего конфликт по вопросу о займе Китаю.

Следующая IV глава, естественно, посвящена переговорам, связанным с обострившимися англо- русскими отношениями на Дальнем Востоке и воспроизводит картину англо-русского дипломатического турнира по ж -д. вопросу в Китае, заканчивающегося проведением пекинской разграничительной линии (соглашение 16/38 - IV 1889 г). Давая подробный анализ дипломатической и междуведомственной борьбы вокруг вопроса о ж. -д. соглашении, глава эта обогащает читателя конкретным материалом, характеризующим приемы империалистической дипломатии.

Материалы периода 1900 - 1902 гг., знаменующегося фактом "временной" оккупации Манчжурии, сгруппированы автором в главе V.

Здесь прежде всего вырисовывается угрожающий для русской манчжурской политики призрак САСШ с программой - "открытых дверей". Вместе с тем обнаруживается полное непонимание русской дипломатией значения этого нового фактора. Используя необходимость ликвидации последствий боксерского восстания в полосе отчуждения и учитывая факт ослабления китайской центральной власти, русское правительство вступает на путь отдельных соглашений с цзянь- цзюнями. Соблазняемое Ли Хунчжаном перспективами разработки естественных богатств всего застенного Китая, оно идет на сепаратное соглашение от 27/Х 1900 г., уничтожающее китайскую военную власть в Ю. Манчжурии, обращающее цзянь-игюнеи в орган, ответственный перед русским военным командованием, наносящее решительный удар принципу независимости Китайской империи. Заметим попутно, что подлинный текст этого соглашения опубликован здесь впервые, ибо публикацию его, данную в книге М. Миччау, как неверную, в расчет брать не приходится. Чрезвычайно интересен и симптоматичен факт выдвижения/ проекта сепаратного соглашения Китая с Обществом КВЖД о вознаграждении за убытки, понесенные дорогой вследствие волнений в Манчжурии, со включением в него права разработки обществом всех естественных богатств Мукденской и Гириньской провинций. Этот проект консолидации экономической и политической мощи О-ва КВЖД на началах монополии и ограничения сюзеренных прав Китая в Манчжурии не получил реализации. Объяснения этому находим в вырисовывающихся на страницах той же главы неблагоприятных для России изменениях в международной конъюнктуре: отчуждение Германии, накаленность японских настроений, подогреваемых Англией Смерть Ли Хунчжана обрывает попытку России получить от Китая обязательство не выдавать никому никаких ж -д. и промышленных концессий в Манчжурии. Протест САСШ против монопольного положения Русско-китайского банка в Манчжурии и заключение англо-японского союзного договора от 30/I 1902 г. заставляют Россию спешить с подписанием 26/III 1902 г. соглашения с Китаем об эвакуации

хотя и с оговоркою, дающею русскому правительству возможность задержать в Манчжурии свои войска Но продолжение оккупации Манчжурии, не санкционированное никаким договором с пекинским правительством, отныне основывалось только на праве завоевания и могло всегда стать предметом международного конфликта.

Глава VI "На последнем перегоне перед войной" (19С2 - 1904 гг.) имеет своим назначением дать характеристику той обстановки, которая создалась в Манчжурии непосредственно перед началом военных действий. Здесь мы имеем неудачную попытку Витте наверстать потерянные в манчжурском вопросе дипломатические позиции финансово-экономической комбинацией- образованием Манчжурского горнопромышленного товарищества. Далее мы встречаемся с небезызвестным "концессионером" Матюниным, которого Витте отводил уже однажды от корейских лесов на Ялу. В лице Матюнина протягивались к манчжурским концессиям враждебные Витте руки безобразовской шайки, выступающей в сообществе с Николаем Романовым и проталкивающей свой проект "Восточно-азиатской компании", призванной возродить в Корее "русские начала". Борьба Витте с этим конкурентом Русско-китайскому банку осложняется изменениями внутренней политической конъюнктуры в стране, характеризующимися Обострением классовой борьбы и распадением единства кабинета. Витте готов вступить на путь компромиссов, он принимает идею поднятия в кратчайший срок боевой готовности русской армии на Дальнем Востоке, реализующуюся в формах создания наместничества, он принимает и требования Куропаткина о невыводе русских войск из Сев. Манчжурии. Падение Витте не вносит ничего принципиально нового в русскую политику на Дальнем Востоке. Победившие безобразовцы продолжают принятый курс, лишь повышая темпы и облекая предпринятую в Манчжурии политическую оффензиву в более грубые формы - проект открытого присоединения Монголии и Манчжурии, проект передачи Лесопромышленному т-ву монополии на берегу Ялу и соляного откупа в Манчжурии. Продолжающаяся в условиях обострившихся русско-японских переговоров об эвакуации Манчжурии (русский отрицательный ответ на японскую ноту от 30 _{VII 1904 г) работа безобразовской группы обрывается победоносным японским выступлением. Экономически обреченность царской авантюрной политики на Дальнем Востоке явствовала уже из того, что касса т-ва к этому времени была совершенно пуста, что 50% акций Русско-китайского банка находились в руках иностранных держателей, что размеры иностранных вкладов достигли в банке 28 млн. рублей на 31,8 млн. руб. общей суммы, что, наконец, только что заключенный военный заем был сделан при посредстве директоров парижского отделения Русско-китайского банка.}

Главу VII автор посвящает анализу "международно-финансовых отношений России во время войны" (1904 - 1906 гг.). Здесь речь идет о том международном характере, какой должно было принять ведение войны, и о неизбежном усилении финансовой зависимости России от парижского денежного рынка. Бросаемый автором ретроспективный взгляд на международные комбинации предыдущих годов (англо-французское сближение, первоначально отвлекающее Францию от России, франко-русские трения на почве дел Русско-китайского банка, данцигское свидание и зондирования Витте в Берлине) приводят автора к заключению о том, что двойственная финансовая политика Витте явилась главной причиной его неудач, приведших к торжеству безобразовцев. Попутно автор дает небезынтересное изображение дипломатического фона (двойная дипломатия Ламсдорфа), на котором выросла "личная" политика Николая II (Бьерке).

Борьба двух тенденций - парижской и берлинской, - сопутствуемая появлением на сцене переговоров о займе американцев (Моргана), несущих перспективы

образования международного консорциума, завершается уклонением Коковцева от американских предложений и его поездкой в Париж.

В последней VIII главе, посвященной вопросу о судьбе "крупных предприятий в Манчжурии после войны" речь идет о той эпохе, когда увязание России в дальнейшие финансовые обязательства влечет за собою планомерное врастание иностранного финансового капитала непосредственно в русское народное хозяйство. В сфере русских интересов на Дальнем Востоке период этот характеризуется появлением многочисленных иностранных предпринимателей, зондирующих покидаемое царизмом наследство: американец Кларксон, интересующийся Сахалином, бельгийские капиталисты, ведущие переговоры о концессиях Манчжурского горнопромышл. т-ва, сам Нецлин, любезно приглашаемый в члены того же т-ва, бельгийцы, соблазняемые доходами фушунских копей, наконец, американский финансист Гарриман, имеющий специальные виды на железные дороги в Манчжурии.

Оглушенное военным ударом и обезнадеженное экономически, царское правительство стоит перед вопросом о том, чтобы во-время "с честью" удалиться из Манчжурии. Приступая к постройке Амурской дороги, оно входит с рядом иностранных - и прежде всего американских - капиталистов в переговоры о выкупе КВжд. Намечается возможность образования особого международного синдиката, возможность полной "денационализации" дороги и ликвидации всех политических северо-манчжурских традиций Предложенный в этот момент Японией формальный союз отклонил русскую дипломатию от перспектив, открывавшихся ей американским капиталом, и ввел ее в русло "совместной русско-японской опеки над Манчжурией".

Мы наметили лишь общие контуры воспроизведенной автором эпопеи Мы указали на исключительное богатство книги фактическим и документальным материалом. Отсюда уже можно подойти и к выводу о степени ее научной ценности. Остается только сказать о том, при каких условиях эта ценность была бы повышена.

Здесь прежде всего необходимо учесть происхождение работы, ту наследственность, которая тяготеет над ней Книга выросла из целого ряда статей, разновременно напечатанных автором в разного рода журналах и сборниках ("Сибирские огни", "Борьба классов", "Россия и Запад" "Русское прошлое"). Она мыслилась автором первоначально как сборник статей, и только в процессе работы по подготовке предполагавшегося сборника к печати разрослась в монографического типа исследование. Отсюда - неувязка между полемически-очеркистским характером трех первых глав и более спокойным методом изложения глав последующих (хотя и в последующих эта черта не исчезает бесследно). Полемизм первых глав направлен специально на Витте, как мемуариста. Изучение его "Воспоминаний" и проверка его показаний с сохранившеюся в архиве министерства финансов его же собственной перепискою естественно, не могли не натолкнуть автора, работавшего над указанным архивом, на специальную задачу - вскрыть ту историческую правду, которую Витте в своих воспоминаниях скрыл, затушевал или исказил. Политическая значимость фигуры Витте для 90-х гг. настолько громадна, что совершенно естественно также, что нашему автору, как автору упомянутых очерков, приходилось в своем изложении уделять ей исключительное внимание.

Но если в отдельных небольших очерках увеличенная историческая фотография Витте не слишком резала глаз и ухо читателя, то в рассматриваемой, претендующей на монографическое исследование, работе это грозит разрастись в определений и вредный методологический "уклон".

Разрушение построенной Витте-мемуаристом легенды о его миротворческой политике на Дальнем Востоке - вещь прекрасная и полезная, но заострение исторического показа на личности Витте- вещь методологически не безопасная.

В главе I, где речь должна итти о происхождении манчжурского вопроса, а, следовательно, об определенном устремлении русского капитализма на Дальний Восток, речь на деле идет преимущественно об устремлении Витте, определяемого как "глашатай и мастер" русской дальневосточной политики (с. 51).

В главе III, где речь должна итти об одном из эпизодов этой политики - "захвате" китайской территории - автор ставит своею прямою задачей "уделить все доступное внимание именно тем фактам, в которых личное участие Витте дает возможность изучить природу и оценить роль той политики, которая называла себя "мирной", искони будто бы не стремилась к захватам и претендовала гарантировать мир, не пасуя и не отказываясь от своих целей" (с. 132).

Каковы же последствия такого виттеборства (или, вернее, виттефильства) нашего автора. Последствия сказываются на всей композиции первых пяти глав. Применяемые автором приемы изложения таковы, что даваемое в I главе объяснение происхождения дальневосточной авантюры фактически в конечном счете сводится к указанию на энергию, вложенную Витте в дело постройки Великого сибирского пути. Скольжение по поверхности истории вопроса о постройке Сибирскою пути (с. 52 - 54) выдвигает на первый план дату передвижения Витте с поста министра путей на пост министра финансов, т. е. 1892 г. "Если назвать царя - невольно вспоминаются при этом слова М. Н. Покровского - который начал эту авантюру (дальневосточную), то приходится назвать Александра III, который начал во второй половине 80-х гг. строить Сибирскую ж. д ." Экономические и политические предпосылки появления проекта автором не вырисовываются, о социально-политических силах, толкавших проект, ничего не сообщается. Указание на то, что "вихрь, раз поднявшись, неудержимо нарастал сообразно своим законам" - может показаться любопытным метеорологам, но вряд ли удовлетворит читателя, интересующегося научно- историческим объяснением, по преимуществу. Да и что может означать эта аналогия, когда дальше автор рисует приблизительно такую картину: проект постройки ж. д. уже готов, но саботируется робким и вялым Вышнеградским; на исторической сцене появляется Витте, он берет проект в свои руки и с дьявольской энергией и примерной отвагой (отсутствие "боязни риска") принимается за его осуществление. Какие силы сняли с поста саботажника Вышнеградского, какие силы выдвинули Витте? На этот вопрос читатель не находит ответа.

В конце V главы (с. 350 - 352), в связи со спешным заключением Россией соглашения с Китаем об эвакуации русских войск из Манчжурии, автор считает полезным устроить над Витте настоящую гражданскую казнь. Ему предъявлено обвинение по следующим пунктам: он виновен в выступлении с расширенной манчжурской программой, посягавшей на суверенитет Китая, он прозевал образование оппозиционного блока держав, он не предусмотрел англо-японского союза, он попался на удочку Ли Хунчжана, он строил китайскую политику на персональной заинтересованности Ли, он поддался утопии договориться с Японией о Корее. Автор не идет дальше пред'явления своему противнику этого обвинительного акта, но для читателя становится ясным, что вопрос о "виновнике" войны 1904 г. можно считать разрешенным. Вместе с тем для читателя становится ясным, что слишком неумеренное виттеборство (или виттефильство) может породить у историка тенденции к драматико-психологической композиции.

Еще несколько методологических замечаний: что означает "мировой масштаб" поставленного перед Витте задания? (с. 57). Если Сибирская дорога была дорогой сугубо стратегической, нельзя пройти мимо англо-русских отношений того времени, определивших для русского правительства эту стратегическую задачу. В то же время, если автор считает нужным указать на симптоматическое единомыслие Витте с представителями русского купечества на нижегородской ярмарке

1889 г. (с. 57), то не следовало бы проходить и мимо того факта, что значительная доля роста русской металлургии в 90-х гг. шла за счет Сибирской дороги, что целые новые заводы строились для обслуживания этой линии. А если уж затронуто выступление нижегородского купечества, было бы не бесполезно подробнее осветить читателю и основные настроения представителей русского торгового капитала в ту эпоху. Напомним хотя бы о таких незначительных, но симптоматических фактах того времени, как тревога нижегородского же купечества по поводу выдвинутого в 1888 г. английскими капиталистами проекта устройства морского сообщения между Англией и Сибирью по Енисею, или как проявленный в 1889 г. русским купечеством обостренный интерес к открытым китайскими промышленниками желтугинским золотым приискам.

То, что только что отмечено нами в отношении Витте, следует отнести я к прочим -действующим на страницах книги фигурам: говоря о подаче в 1903 г. Суботичем Куропаткину письма-проекта о необходимости полной ликвидации "манчжурского предприятия", автор справедливо ставит это в связь со всей свойственной ген. Суботичу концепцией положения России на Дальнем Востоке и указывает на проявленную в этом смысле Суботичем "искренность:". Несомненно, что читателя вопрос об искренности высказываний Суботича будет интересовать в меньшей степени, нежели вопрос о том, кого Суботич имел своими единомышленниками, какова была та группировка, концепцию которой письмо Суботича отражало. В книге нет следов той борьбы ориентации, - дальневосточной и ближневосточной, - которая характерна для правительственных кругов на рубеже нового столетия.

Отдельные фигуры - будь то Суботич или Куропаткин, или адмирал Копытов, или даже безобразовцы или Плеве - на страницах ее появляются и уходят, спорят" борются между собою, побеждают и терпят поражения, но все эти функции выполняются большей частью в порядке индивидуально-служебном. Борьба антагонистических группировок, влияние определенных социально-политических сил на действующих в книге персонажах отражается далеко недостаточно. Недаром, касаясь одного из эпизодов борьбы, разгоревшейся в правящих сферах весной 1903 г. в связи с вопросом об эвакуации Манчжурии, автор считает необходимым оговориться: "различие между этими двумя вариантами, полное субъективного смысла для боровшихся в составе царского правительства персонажей, объективно не было так велико, как им самим, по-видимому, представлялось, и так уж устойчиво, как принято было думать со стороны" (с. 427). Особенно остро ощущается недостаточная очерченность социально-политического лица безобразовцев, ведущих против Витте интригу, как против "красного" министра (с. 444).

Останавливаясь на указанных методологических особенностях интересующей нас работы, мы ни в какой мере не хотим дать повод думать, что особенности эти лежат слишком тяжелым грузом на ней, значительно снижающим ее качественный уровень. О ценности конкретно-исторического материала, заключающегося в книге, мы уже говорили и повторяться в этом смысле нам не приходится.

Хотя показываемый автором читателю материал громаден, нужно заметить", что в данном случае результаты были бы достигнуты тем более крупные, чем больше материалов было бы привлечено к делу. Мы имеем в виду, разумеется, количество охватываемых автором источников, разносторонность их. Основным фондом для данной работы послужили документы делопроизводства III отделения ^{общей канцелярии министра финансов Архив министра ин. дел использован автором лишь в самой незначительной степени. Архивы военного и морского министерств, а также других отделений министерства финансов не использованы вовсе. Привлечение к делу материалов перечисленных архивов несомненно содействова-}

ло бы росту сюжетного диапазона и углубленности разработки отдельных вопросов, вместе с тем оно предоставило бы автору возможность чаще проверять показания одних источников показаниями других и умножило бы гарантии от случаев недостаточно критического отношения к источникам, всегда мыслимых в условиях отсутствия желательной полноты последних. Недостаточность данных используемых им архивов обычно автор удачно восполняет (помимо данных русских публикаций) данными "Grosse Politik". Но в некоторых случаях, когда ему приходится опираться только на этот источник, последний оказывается недостаточно надежным. Приводимое автором германское изображение попытки приобретения Германией Амоя, как попытки, делаемой в результате поощрения ее в этом направления со стороны китайского посланника в Берлине или гр. Кассини (с. 180), звучит несколько наивно и во всяком случае мало убедительно. Сопоставление данных германской публикации с данными русских архивов в этом случае было бы желательно. Приведем еще один пример. У автора, излагающего данные германской публикации, Витте дает совет герм, послу Радолину "уйти из Цзяо-Чжоу куда-нибудь на юг Китая". Не оспаривая достоверности этих данных, нельзя, однако, не сопоставить их со следующими строками неиспользованной автором всеподданнейшей записки Муравьева (от 2/15 XII 1897 г.), составленной после занятия Цзяо-Чжоу и рассматривающей возможные направления дальнейшего расширения Германией своей сферы влияния в Китае: "Исходя из того соображения, что движение по направлению к югу неминуемо привело бы к столкновению с Англией, для избежания коего Германия по необходимости должна была бы искать весьма нежелательного для нас соглашения с нею, германское правительство, по-видимому, склоняется более к мысли распространить свои дальнейшие захваты к северу от пределов Киао-Чао до пределов Печилийского залива, безусловно входящего, по его мнению, в сферу неоспоримого влияния России, с которою Германия признает возможным вступить в соглашение в видах взаимных действий против нашего общего врага в Китае - англичан. " И, именно, такое направление германской агрессии глава русского дипломатического ведомства считал соответствующим "нашим политическим видам".

Касаясь интереснейшего вопроса о китайском займе и о разграничении сфер влияния, вклинивающегося в вопрос о приобретении Россиею Порт-Артура и разрешаемого в конечном счете в пользу Англии, автор, несомненно, мог бы достигнуть большей полноты его освещения, если бы привлек к делу и документы министерства ин дел Достаточно указать здесь хотя бы на то, что во время переговоров, которые вел в Петербурге Ламсдорф с О'Коннором, последний в своих посулах выходил далеко за пределы дальневосточных тем и убеждал твоего собеседника в готовности Англии признать "полную законность стремления России включить в свою сферу не только Черное море с прилегающими ближайшими побережьями и Босфорским проливом, но и с выходом в Эгейское море " (см Всеподдан записку минист. ин. дел от 29/1 1898 г.). Несмотря на то, что заявления эти, как мы знаем, остались в ту пору повисшими в воздухе, они симптоматичны, характеризуя степень заинтересованности Англии в вопросе о займе.

Весьма полезную службу сослужили бы автору документы дипломатического ведомства и в освещении вопроса о позиции держав в эпоху боксерского восстания и, в частности, вопроса о переговорах по поводу назначения главнокомандующего, вопроса, в котором было особенно заинтересовано германское правительство и данные о котором германской публикации требуют тщательной проверки. Несомненно, что эпизод с приездом Ито в Петербург, равно как и Гулльский инцидент могли бы быть автором также освещены подробнее при условии использованности соответствующих досье министерства ин. дел, а архивы морского и военного

министерств дали бы укрупнение картины и порт-артурского захвата и подготовительного к войне периода. При указанных условиях быть может автору удалось бы осветить и относящийся к концу 1905 г. вопрос японо-китайского соглашения о Манчжурии, оставшийся в книге неосвещенным, а наряду с военным совещанием 3/I 1807 г., где Извольский решительно высказался против усиления войск Приамурского округа, поставить и заседание Совета гос. обороны 9/II 1906 г., где обсуждался вопрос о сохранении Владивостока, как крепости, и где большинством всех голосов против одного было принято решение не усиливать войск в Уссурийском крае.

В заключение несколько слов об авторской манере письма. Встречающиеся иногда синтаксические варваризмы, а также допускаемый автором своего рода стилистический карамзинизм, несомненно, должны отражаться на степени усвояемости книги читателем, тем более, что практикуемая в книге повышенная фразеологическая витиеватость нередко идет вразрез с интересами четкости формулировок. Особенно чувствуется это в тех случаях, когда автор стоит перед необходимостью делать известные обобщения. Прекрасно справляющийся с операциями аналитического характера, с прагматическим изложением и показом конкретного материала, автор не проявляет особенной склонности к операциям синтетического характера, избегает выводов и обобщений. И недаром вместо обязывающей к четким выводам заключительной части, автор предпочитает дать вводную главу, составленную в тонах беглого обзора последующего содержания книги. Отсутствие достаточной четкости в речи и в композиции приводит порою к замене объяснения причинности явлений их хронологическим сопоставлением, или попутными и беглыми намеками на взаимозависимость тех или иных фактов. В главе VII, там, где речь идет о русско-германских отношениях 1905 г, в частности, о возможном заключении займа в Берлине, лишь вскользь упоминается о таком, имевшем крупнейшее значение в определении русско- германских отношений, факте, каким являлись переговоры о заключении русско-германского торгового договора (даваемая в примечании архивная справка о нем чисто фактична) (с. 495).

Недостаточно выяснены моменты, дополнительно стимулировавшие Вильгельма на союз с Николаем (упущены надежды Вильгельма на получение русских морских заказов, на что указания можно найти в "Переписке Вильгельма II с Николаем II, см с. 88).

При обрисовке в той же главе международного положения недостаточно выпукло намечена основа основ - англо-германские антагонизмы, обусловливающие попытки Германии к установлению комбинации континентальных держав, направленной против Англии. За богатым конкретным материалом дипломатических переговоров, которыми насыщена вся XII глава, теряется перспектива основных противоречий между Россией и Германией, противоречий, в основе которых лежала конкуренция русских и германских помещиков на германском рынке, существовавшая, несмотря на общность политических симпатий тех и других. Объяснение, даваемое автором срыву перспектив образования международного консорциума, страдает также некоторой неопределенностью: с одной стороны-указания на "революционные события", "исключавшие эту возможность", с другой - указания на отказ Коковцева пойти Моргану навстречу в деле предоставления Америке русских заказов, а далее речь идет об обострении франко-германских отношений. Отказ Коковцева Америке в заказах автор склонен объяснить проявленным русским правительством (в октябре 1905 г.) "небрежением удержать за собою хотя бы и значительными уступками Америку" (с. 538). Между тем только что на предыдущих страницах (с. 529) он заявлял, что "ни природа, ни темп домашних событий не допускали и мысли (в декабре 1905 г.) о какой-либо гро-

моздкой финансовой комбинации в стиле октябрьского консорциума" (с. 529). Заметим, что упомянутое "небрежение", появляясь в сочетании с "невозможностью (для России) отказать в своей поддержке Франции в Алжезирасе", - претендует далее на роль фактора, "повернувшего Россию в антантовское русло" (с. 538), -и у читателя невольно должен остаться осадок неудовлетворенности от недостаточно четких и ясных формулировок, даваемых при объяснении столь крупного международного значений факта, как упомянутый поворот русской политики.

В предисловии к книге, данном издательством, отмечается близость автора к "той концепции монополистического капитализма в России, какая дана в настоящее время в работах т. Грановского".

Можно сказать, что утверждение это содержит в себе несомненные преувеличения. Правда, автор говорит однажды о "формах монополистического капитализма", в которых были "педантически выражены" "капитальнейшие предприятия, придававшие размах русскому движению на Дальнем Востоке" (с. 474). И в своем предисловии автор так же определяет русский капитализм изучаемой им эпохи, как "капитализм, вступавший в монополистическую стадию" (с. VII). Однако рассматривая вопрос о вывозе русского капитала на китайскую территорию, автор нигде, кроме указанных мест, на протяжении всего своего изложения не определяет своего отношения к спорным вопросам природы русского капитализма. Отсутствие в книге указаний на связь ж. -д. политики царизма с стараниями последнего вывести помещичье хозяйство из кризиса еще не может служить основанием для зачисления автора в лагерь противников теории т. Ванага. Поскольку общеизвестен тот факт, что колониальные банки сплошь и рядом появляются задолго до эпохи финансового капитала - а заключающиеся в книге материалы о деятельности Русско- китайского банка свидетельствуют лишь о немощности его дочерних предприятий, - нет тем более никаких оснований зачислять автора в лагерь убежденных сторонников т. Грановского. Можно сказать, что автор в своей работе остался вне этих спорных вопросов, цитированные же замечания его о природе русского капитализма приходится либо отнести за счет указанного выше, свойственного формам его изложения своеобразия, либо - в худшем случае - придать им значение воздушного поцелуя, брошенного мимоходом по адресу теории т. Грановского.

Подведем итоги. Присутствие методологических вывихов (недостаточность социального показа, тенденция к драматико-психологической композиции), чрезмерно доверчивое отношение к источникам, некоторая ограниченность этих последних, недостаточная четкость как композиции, так и форм изложения - таковы моменты, несомненно не служащие к украшению рассматриваемой книги, моменты, не колеблющие, однако, того крупного значения, какое приобретает она, благодаря собранному в ней и тщательно проработанному богатейшему Фактическому материалу, дающему яркое и во многом совершенно новое освещение одной из важнейших проблем истории русской внешней политики.

Актуализация дальневосточной проблемы в настоящее время делает книгу необходимой и важной не только для историка-специалиста, не только для интересующихся проблемой империализма, но и для более широкого круга читателей, желающих разобраться в происхождении и действительной природе ждущего своего разрешения больного и сложного политического вопроса.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. Попов:

Комментарии: