Т. I. Древний Восток. Под ред. академика В. В. Струве. Соцэкгиз. 444 стр. 5 р. 25 к.

По истории древнего Востока на русском языке существует несколько общих курсов, составленных в начале текущего столетия (Тураева, Хвостова, Виппера). Эти курсы содержат большой, хотя уже частично устаревший фактический материал, иногда дают оригинальное освещение событий, но не отвечают потребностям современного, советского читателя. Археологические изыскания в области истории древнего Востока открыли совершенно новые исторические перспективы. Древнейшая история Междуречья, Ирана, Малой Азии, Сирии и Финикии, многое в истории древнего Египта представляется теперь в новом свете. В частности сделан огромный шаг вперед в исследовании общества и культуры хеттов и царства Митани, установлены связи Передней Азии с Индией, открытия последних лет познакомили нас с новыми сторонами в развитии Финикии, Сирии, Междуречья. Новые законодательные памятники дали возможность гораздо детальнее изучить социально-экономическую историю Востока. Неприемлемым в названных пособиях является и самое понимание исторического процесса в странах древнего Востока их авторами, их склонность к модернизации, односторонний интерес к истории религии (Тураев), тенденциозное освещение исторических событий.

Понятно поэтому, что появление нового общего курса составляет событие в области советской историографии по древнему Востоку. Первый том истории древнего мира В. В. Струве во всех отношениях превосходит небольшую работу 1934 года того же автора ("История древнего Востока"), которая отличается крайне конспективным изложением, почти полным отсутствием обоснования отдельных положений и очень скудным фактическим материалом.

История древнего Востока в рецензируемой книге излагается как совокупность истории отдельных стран. Это дает возможность составить отчетливое представление о судьбах этих стран в определенный период, но не позволяет достаточно ознакомиться с общим положением на древнем Востоке. Книга значительно выиграла бы, если бы автор привел в большую связь историю отдельных стран и дал главы, посвященные характеристике общего положения в особенно важные моменты (например в XV-XIV веках до нашей эры). Нельзя не пожалеть, например, что такой интересный источник, как Тэлль-эль-амарнская переписка, бросающая яркий свет на историю стран древнего Востока, почти не использован в курсе: приводятся лишь 2 - 3 небольших отрывка (стр. 278, 281).

Автор не дает истории древней Индии и Китая, ссылаясь на ее неразработанность. Но как раз в отношении этих стран нужда в общем очерке их истории в рамках истории древнего Востока является особенно настоятельной. Нужно также отметить, что автор свое изложение строит преимущественно на истории Египта и Вавилонии, уделяя сравнительно мало внимания некоторым другим странам древнего Востока, Мы не находим в книге отдельной характеристики Митанийского царства, государств Сирии, недостаточно говорится о строе и культуре Карфагена; коротенькая и спорная по содержанию глава о Ванском царстве непонятно почему отнесена в самый конец работы. Историю Израиля удобнее было бы рассматривать не до, а после Ассирии IX-VIII века до нашей эры. Существенным пробелом является отсутствие в курсе общего очерка географии стран древнего Востока. Ничего не дает читателю, а, наоборот, вводит его в заблуждение вводная глава, написанная в духе отвлеченного, вульгарного социологизма и посвященная преимущественно развитию античного общества. Кроме вреда эта глава ничего не может принести.

Заглавие 2-й главы - "Исторические источники. Развитие науки о древнем Востоке" - не соответствует ее содержанию. В ней излагается история дешифровки египетских иероглифов и клинописи и раскопок XIX и XX веков, но отсутствуют обзор и характеристика состава источников. Отсутствие более подробных указаний на характер материала, которым пользуется современный историк, придает изложению отвлеченный и догматический характер. Глава 2-я не дает и истории науки, так как эту историю нельзя свести к истории раскопок.

Истории разработки археологического материала уделена буквально одна страничка (47 - 48), где в нескольких строках перечисляются пять главных работ, а остальная часть страницы посвящается характеристике теории панвавилонизма и его критике, очень неполной и поверхностной. Между тем вопросы историографии

никак нельзя считать каким-то привеском в общем курсе: оно чрезвычайно важны для читателя, ориентируя его в основных проблемах данной исторической дисциплины, приучая его к критическому отношению к литературе.

В 3-й главе, тоже вводного характера, дан очерк доисторической эпохи в Египте и древней Вавилонии (глава принадлежит профессору Снегиреву). Изложение отличается неравномерностью: в то время как о доисторическом Египте говорится довольно подробно (стр. 49 - 62), Междуречью уделены лишь 2 странички (63 - 65).

Касаясь общего характера изложения материала, мы должны отметить черты, затрудняющие изучение книги и являющиеся в работе, предназначенной служить общим пособием по истории древнего Востока в вузах, особенно нежелательными. Изложение носит догматический характер, иногда со словами "по нашему мнению", "очевидно", "невидимому", но без указания источников, которые должны были бы подтвердить это мнение, и нередко вообще без дальнейших доказательств. Так например общей причиной упадка и гибели древневосточных государств являются, по мнению автора, ростовщичество, появление "батраков", скопление массы рабов и борьба между рядовыми свободными и знатью, или зажиточной верхушкой (см., например, стр. 98, 116, 323, 387). Однако это положение, с которым мы неоднократно встречаемся в книге, не подкрепляется конкретными фактами, почерпнутыми из изучения источников. Конечно, в общем пособии невозможно давать развернутую аргументацию отдельных положений, но нельзя забывать все же главной цели: предлагая в систематической форме известный фактический материал, необходимо познакомить читателя с основными проблемами данной области науки, показывая ему, как эти проблемы можно разрешать на основании имеющегося материала.

Многое предполагается известным читателю. Говоря, например, о языке хеттских племен, автор заявляет: "По нашему мнению, те хеттские племена Малой Азии, которые говорили на языке с элементами индо-европейских языков, в древности говорили на яфетическом языке, переросшем позднее на более высокую стадию развития, стадию индо-европейских языков, как это установлено Н. Я. Марром" (стр. 310). Ведь если ссылаться, как здесь, на теорию стадиального развития Марра, то нужно было хотя бы в самых общих чертах познакомить с сущностью этой теории, иначе отдельное суждение о переходе языков на более высокую ступень естественно вызовет у неподготовленного читателя недоумение. Для избежания этого необходимо в начале каждой главы (пли в начале книги) дать краткие ссылки на источники и хотя бы некоторую библиографию.

Общую концепцию автора можно кратко изложить в следующем виде. Древневосточные общества - рабовладельческие. Рабовладельческие общества древнего мира были двух родов: военно-паразитические (Ассирия, хетты, Рим) и торговые (Вавилон, Афины, финикийские города-государства). Рабовладение возникает в рамках родового строя и развивается до момента гибели данного общества. В основе этого развития лежит коллективное рабство. Община, состоявшая из знати и рядовых общинников, коллективно владеет рабами. Эта рабовладельческая община разлагается в результате развития обмена и денежного хозяйства. Появляется зажиточная верхушка, с которой вступают в борьбу так называемые рядовые общинники. Процесс разложения общины длится веками. В сущности, вся история древнего Востока есть история разложения этих общин. Все социальные движения являются или движением рабов, или рядовых общинников, или тех и других вместе. Периоды устойчивых отношений и внешних успехов государств об'ясняются временным примирением зажиточной верхушки и рядовых общинников. Упадок - всегда результат их борьбы и увеличения числа рабов. Таким образом, об'яснение всех главных моментов политического и общественного развития стран Востока отличается чрезвычайным однообразием. Получается впечатление, что все основные проблемы разрешены, найдено об'яснение всем падениям и возвышениям государств, религиозным реформам, законодательству, социальным движениям. Самая универсальность этого объяснения внушает читателю сомнение в его обоснованности. Перед нами до крайности упрощенная схема, которой автор тщетно старается охватить богатейший исторический материал. История древнего Востока была гораздо сложнее, интереснее и разнообразнее, чем это показано в рассматриваемой работе.

Специфические черты истории отдельных стран стираются в изложении академика Струве. История одной страны мало чем отличается от истории другой: меняются имена, вместо Аменхотепов и Рамзесов появляются Хаммурапи или Тиглат-Паласары, но в целом повторяется описание сходных явлений и событий, повторяются даже почти одинаковые фразы. Отдельные описания можно свободно из одной главы перенести в другую без ущерба для содержания этих глав. Сравним, например, стр. 69 (о Сумере): "Поэтому первые обитатели попали сюда против воли, загнанные более сильными соседями из окружаю-

щих долину степей", и стр. 140 - 141 (об Египте): "Вот почему первое население попало в долину Нила не добровольно, а под давлением внешних условий. Оно было загнано сюда из окружающих степей". Сравним также стр. 71 (о труде по созданию ирригационной системы в Сумере) и стр. 147 (о том же в Египте), о причинах падения государств: стр. 91 (Аккад), стр. 97 (Ур), стр. 369 (Ассирия), стр. 434 - 435 (Персия), о притоке рабов: Египет (стр. 258 - 259), хетты (стр. 317), Ассирия (стр. 373), халды (стр. 439) и пр.

Роль и характер рабовладения рисуются в преувеличенных и сходных для всех стран древнего Востока чертах. Автор изображает не общество со сравнительно мало развитой экономикой, общество, в котором, по выражению Энгельса, рабство не являлось еще непосредственной основой производства, но развитое рабовладельческое общество, ничуть не уступающее по масштабу рабовладения, степени эксплоатации и размерам восстаний рабов развитым античным рабовладельческим обществам Греции и Рима. См., например, стр. 95: "Таким образом вавилонское общество III династии Ура является развитым рабовладельческим обществом" (разрядка моя. - К. З. ). Конечно, мы имеем в источниках многочисленные и бесспорные указания на существование рабовладения во всех государствах древнего Востока. Но это рабовладение представляется не ввиде абстрактной власти коллектива свободных над коллективом рабов, а ввиде частного рабовладения, развивающегося в связи с ростом производства, обмена и денежного хозяйства, а не разлагающегося под их воздействием. И здесь, на Востоке, оправдываются слова Маркса: "В античном мире влияние торговли и развитие купеческого капитала постоянно имеет своим результатом рабовладельческое хозяйство"¹ . Поэтому понятно, что рабовладение на древнем Востоке больше развилось в Карфагене и Финикии, менее - в Вавилоне и еще менее - в Египте. Конечно, существовали рабы не только частных лиц, но коллективов: рабы царские (государства), храмов, городов. Но это - не то "коллективное рабство", о котором говорит В. В. Струве: рабы всей общины в масштабе нома или целого государства. Такое, "коллективное рабство" не является исторически доказанным фактом. В изложении академика Струве в примитивных восточных обществах уже в ранние эпохи рабовладение достигло громадного развития. Уже в V тысячелетии в Шумере рабы насчитываются сотнями и тысячами (стр. 71). В хеттском обществе мы находим десятки тысяч рабов, огромное скопление их, что служит причиной его гибели (стр. 323). Халды захватывали громадное, количество людей (стр. 439). В Ассирию рапы прибывали огромными массами (стр. 385). Номарх Иераконополя еще в эпоху существования государства в Верхнем Египте руководил этим государством, в котором были десятки тысяч коллективных рабов (стр. 153).

Эти утверждения находятся в противоречии с указаниями Энгельса, который писал, что "для того же, чтобы рабский труд сделался господствующим способом производства в целом обществе, общество должно достигнуть гораздо высшего развития производства, торговли и накопления богатств"² .

Специфических черт рабства на древнем Востоке, за исключением того, что постулируется коллективное рабство, не дается. Неоднократно указывается на примитивный характер восточных рабовладельческих обществ, однако в чем заключается эта примитивность, неясно. С другой стороны, господство всего коллектива, свободных над коллективом рабов в изложении автора приводит к чрезвычайному упрощению характера классового антагонизма, чего мы не наблюдаем не только в обществе древнего Востока, но и в античном обществе; жестокие формы эксплоатации рабов, как они описываются в книге академика Струве, нисколько не уступают тому, что мы знаем о Греции или Риме в эпоху наивысшего развития рабовладельческого общества. Нельзя утверждать, что "в хеттском обществе весь производственный труд был переложен на плечи рабов" (стр. 321). Государственные договоры и законы того времени дают иной материал. Рабы в изложении автора - это некая постоянная величина для всех древневосточных государств. Между тем автору, конечно, прекрасно известны, например, своеобразные "рабы" в Ассирии VIII-VII веков до нашей эры: этих рабов продают целыми семьями, с землей, на которой они сидят, положение их иное чем положение рабов в собственном смысле слова. Автор же довольствуется рассуждениями о массах рабов в Ассирии, не используя богатого запаса источников.

Массовым восстаниям рабов в книге академика Струве уделяется большое внимание, но далеко не всегда их характеристика выглядит достаточно убедительно. В папирусе Харрис имеется указание на анархию в Египте: "Страна Египта была в ру-

¹ К. Маркс "Капитал". Т. III, стр. 298. Госполитиздат. 1938.

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч. Т. XIV, стр. 163.

ках великих и правителей городов; убивали своего соседа, большого и малого". Едва ли в этом можно видеть свидетельство о том, что была сделана попытка образовать какую-то новую власть. Этот переворот, предполагает автор, произошел потому, что часть рядовых свободных подпала под влияние этих "великих", но это является предположением, для которого нет никакой опоры в источнике. Не приводится никаких конкретных фактов и для подтверждения того, что "крупные рабовладельцы, захватив власть в свои руки", усилили эксплоатацию. Автор просто говорит: "Крупные рабовладельцы... должны (разрядка моя. - К. З. ) были в сильнейшей степени эксплоатировать подчиненное им население и в первую очередь, конечно, рабов..." (стр. 305). Далее следует "восстание рабов" около 1200 года до нашей эры. Автор основывается при этом на указании папируса Харрис о том, что "некий сириец, бывший среди египтян", сделал себя великим и грабил имущество египтян. О рабах при этом в источнике нет ни слова. Не говоря о том, что деталь вывод о характере движения по личности одного вождя неосмотрительно, мы не находим в источнике и сообщения о том, что этот сириец был рабом. Между тем на этом совершенно шатком основании рисуется целая картина: очевидно, этот сириец был рабом, он собрал всех своих товарищей, очевидно, сирийских и других рабов. Судя по данному тексту, рабы одержали победу, восстание рабов поставило Египет на край гибели и пр. (стр. 305 - 306). Автор тем менее должен был бы настаивать на исключительно рабском характере движения, что перед этим он рисовал картину все растущего угнетения свободных бедняков, закабаляемых "зажиточной верхушкой". С другой стороны, трудно предположить, что великое социальное движение, победоносное восстание рабов в грандиозном масштабе, не оказало никакого, в сущности, влияния на строй Египта XX династии, который при Рамзесе IV мало отличается от строя при Мернепта.

Автор преувеличивает масштабы восстаний рабов древнего Востока. Даже в развитом рабовладельческом обществе крупные восстания рабов мы видим сравнительно поздно; еще в V-IV веках до нашей эры, например в Греции, протест рабов против угнетения не часто носил формы восстания. В трактовке вопроса о восстаниях опять сказывается общая установка автора: признавая теоретически примитивный характер рабовладельческих обществ древнего Востока, он на историческое полотно накладывает сгущенные краски и говорит о десятках тысяч рабов, о рабовладельческих латифундиях, грандиозных победоносных восстаниях рабов и пр.

Переходя к характеристике свободных людей, как она дана в работе В. В. Струве, мы должны прежде всего остановиться на терминологии автора. Никак нельзя сказать, чтобы она отличалась разнообразием. Главные термины следующие: "рядовые общинники", "знать", "зажиточная верхушка". Впрочем, последнее понятие не очень точно определяется: иногда сюда включается жречество или знать, иногда не включается. Нам кажется, такое употребление указанных терминов, без попытки точнее определить, с какими общественными группами мы имеем дело в том или ином случае, вносит только путаницу. В конце концов, "зажиточная верхушка" и "беднота" имеются в каждом классовом обществе. И когда подобными, общими терминами оперируют на протяжении истории различных стран в течение 2 - 3 тысяч лет, то достигается только один результат: все специфические черты этой истории стираются, и в памяти остается лишь борьба "зажиточной верхушки" и "бедноты".

Даже в прогрессивной буржуазной историографии XIX-XX веков многие ученые давно уже вышли за рамки подобной примитивной терминологии, не говоря уже о произведениях основоположников марксизма, у которых мы всегда встречаем наряду со стремлением выделить общие, основные черты необыкновенное уменье уловить специфику социальных отношений. Такая однообразная характеристика, какую мы находим у академика Струве, не соответствует данным источников. В какие бы источники мы ни заглянули (например в переписку вавилонских царей, законодательные памятники, ассирийские юридические документы VIII-VII вв. до нашей эры и т. д.), мы встретимся с большим разнообразием отдельных категорий населения, отличных по их профессиям, обязанностям, положению в обществе, со строгим проведением принципа социальной иерархии. Автор, к сожалению, почти нигде не делает попытки дать четкую историческую характеристику социальных отношений в странах древнего Востока. Правящая община, например в Вавилоне или у хеттов, определяется как община воинов. Но источники указывают на большие различия между воинами, на различное их отношение к земле (обременение определенными повинностями или отсутствие таковых) и т. д. Неубедительна, и характеристика положения "патрициев", "сынов мужа", например утверждение относительно их коллективной собственности на землю, рабов и движимое имущество. Автор считает, что отсутствие упоминания в

ст. ст. 15 - 17 кодекса Хаммурапи рабов "патрициев" об'ясняется включением этих рабов в категорию рабов дворца или храма. Эта мысль была высказана еще Э. Мейером, который, впрочем, при этом осторожно ставил знак вопроса. Однако документы говорят о развитии частного рабовладения, а в кодексе упоминаются "рабы мужа" (warad awilims), §§ 199, 205, 217, 223, 252), причем авилу, как это видно из соседних статей, взято как обозначение человека высшего слоя. Нам кажется, что нельзя требовать от судебника исчерпывающего перечисления, что законы имеют казуистический характер. В ст. 219-й, например, не говорится не только о рабе авилу, но и о рабах дворца или храма. Неполнота судебника здесь достаточно ясна. Из ст. 8-й автор делает вывод, что у "патрициев" и движимая собственность была коллективной. Этот вывод всецело основывается на предыдущем предположении, так как в статье говорится лишь, что если кто-либо украдет вола, или овцу, или осла, или свинью, то, если это принадлежит храму или дворцу, он обязан возместить украденное в 30-кратном размере, а если мушкену, то в 10-кратном. Из этого можно сделать только один достоверный вывод, что за похищение движимого имущества дворца или храма штраф выше. Допущение же коллективной собственности на движимое (впрочем, также и на недвижимое) имущество стоит в резком противоречии с остальным содержанием законов и других документов. Думается все же, что свиньями или ослами вавилоняне во времена Хаммурапи владели индивидуально.

Если мы от общих положений в книге Струве обратимся к такому источнику, например, как переписка Хаммурапи, то впечатление получается совершенно иное. Здесь мы находим разнообразные разряды вавилонского общества. Люди этого общества обыкновенно находятся "в руке" какого-либо лица или даже "следуют за ним".

Вовсе не краткосрочность, как утверждает Струве, говоря об аренде на основании данных кодекса, характерна для этих отношений, а наоборот, решающим является долгое пребывание в пределах какого-либо разряда или долговременное пользование землей. Очень употребителен термин ilku, обозначающий условное владение. С черновой работы анализа всех этих своеобразных отношений необходимо начинать, а не с общих широких, но неубедительных схем.

Диференциация древневосточного общества представляется автору поздним явлением. В Египте, например, обеднение массы населения происходит лишь в эпоху Среднего царства. До этих же пор там были лишь "номовая знать" и "свободные общинники". С целью доказательства этого положения подвергается переоценке толкование изображений на египетских гробницах. И здесь, к сожалению, как и в других случаях, автор не дает ссылок на соответствующие места из источников, недостаточно обосновывает свои положения. Сущность их сводится к тому, что мы имеем здесь изображения, связанные с заупокойным культом.

На стенах гробниц, по мнению академика Струве, изображены работы людей, которые являлись свободными людьми, заупокойными жрецами (стр. 167). В изложении автора это положение неубедительно. Конечно, эти изображения связаны с заупокойным культом, но они могли изображать людей, которые находились в зависимости от покойного.

Можно предполагать, что если изображаются сценки из торговой жизни, или приношения крестьянок, или палочная расправа, то мы имеем дело с весьма реалистическим жанром. В общем строй Древнего царства рисуется чересчур примитивным, египетское общество - мало диференцированным.

Совершенно невыясненным в рецензируемой работе остается вопрос об общине на Востоке, которой Марке и Энгельс придавали такое большое значение. Общины выступают у Струве как общины в государственном масштабе, а не как мелкие сельские общины. Очень характерно, что автор почти не употребляет термин "крестьяне". Между тем источники дают материал об общине. Не имея возможности подробнее останавливаться на этом вопросе, которым много занимается академик Н. М. Никольский (см. также статью профессора Авдиева в журнале "Историк-марксист" N 6 за 1934 год), укажу лишь на один из источников, интересный в этом отношении: на ассирийские законы, сообщающие в статьях о землевладении и ирригации важные данные о "соседях" (tappau); эксплоатации в странах древнего Востока подвергались отнюдь не только рабы, но и широкие массы крестьянства.

Очень своеобразную роль играют в изложении академика Струве восточные деспоты. Они, по мнению автора, представители знати и крестьянства. В дальнейшем, однако, оказывается, что деспоты эти являются главным образом представителями и защитниками народных масс. Среди этих проводников "народной" политики мы встречаем разных людей: Эхнатона и Урукагину, Иосию и Синахериба, или Салманасара, Хаммурапи и Тиглат-Паласара IV, Дария I и Амасиса. Несмотря на различие времен и народов их об'единяет одно: они

защищают интересы бедняков против зажиточной верхушки. На первый взгляд удивительно, как это ассирийские деспоты и египетские фараоны превратились в защитников обездоленных, но вывод этот связан с общей схемой автора, который в этом вопросе (как и в некоторых других случаях) следует взглядам Мейснера, чрезвычайно знающего ассириолога, но слабого историка.

В I томе своей работы - "Вавилония и Ассирия" - Мейснер говорит: "Многие властители, как Урукагина, Тиглат-Паласар IV, Салманасар V, пытались смягчить эти социальные противоречия, но не имели прочного успеха со своими демократическими (volksfreundliche) реформами".

Причины реформы Эхнатона в изложении академика Струве носят несколько случайный характер (стр. 273). Брак Аменхотепа III с Тией озлобил верхушку египетского общества, и Эхнатон, выросший во враждебном отношении к знати, выступает защитником рядовых общинников. Он опирается только (разрядка моя. - К. З. ) на них. Впрочем ничего, что подтверждало бы это положение, не приводится, да и не может быть приведено. Самым, однако, поразительным в объяснении академика Струве является то, что главная сила, против которой была направлена реформа, отходит далеко на задний план: фиванское жречество роли, повидимому, не "грает, борьба идет вообще против номовой религии. Наконец, чрезмерно преувеличены масштабы борьбы (стр. 279): она изображается "более ожесточенной и упорной, нежели та, которая велась в конце эпохи Среднего царства (около 1750 года)"!

Другой яркий пример "демократических" правителей древнего Востока - это ассирийские завоеватели. Тиглат-Паласар IV опирается на народ, составляющий войско, в которое входят десятки тысяч "обезземеленных крестьян". Наконец, Салманасар V "решил полностью покончить с привилегиями господствующего класса" (стр. 374). Здесь все непонятно. Ведь господствующим классом были, по мнению автора, рабовладельцы. Но в их состав входили и рядовые свободные. Очевидно, здесь под господствующим классом надо понимать "зажиточную верхушку". Далее и при таком понимании демократический характер мероприятий ассирийских царей поражает. Демократические реформаторы Греции или Рима не ставили перед собою таких задач, которые якобы поставил ассирийский царь. Нельзя на основании состава армии делать столь решительные выводы.

Помимо указанных принципиальных соображений необходимо отметить некоторые фактические пробелы. В главах об Ассирии не объясняется факт возникновения военного государства, не указывается на значение железа для военных успехов Ассирии. При изложении содержания ассирийских законов обойдены молчанием интереснейшие статьи по земельному праву. Совершенно недостаточно охарактеризована своеобразная культура Египта в Саисскую эпоху. Евфрат почему-то назван восточной границей царства Митани (стр. 362). Не указаны связи хеттской культуры с критской. Слишком общо и не всегда верно изложена история Израиля и т, д.

Подводя итоги, следует указать, что мы не думали совершенно отрицать значение работы академика Струве. Несомненно, рабовладение существовало во всех странах древнего Востока, и ему недостаточно уделялось внимания в историографии. Необходимо признать также, что в странах древнего Востока не существовало феодальных отношении того типа, какой мы находим в средневековой Европе. Но автор, как мы видели, не только стремится показать значение применения рабского труда, он до крайности обобщает недостаточные указания источников в этом отношении и приходит путем этого поспешного обобщения к совершенно неожиданным выводам. Вопрос о рабстве неотделим в книге от общей историко-социологической концепции автора, отличающейся упрощенчеством, недостаточным пониманием конкретной, исторической обстановки. Развивая своп положения относительно рабовладения, автор не просто выдвигает исторический фактор, до сих пор остававшийся в тени, а вкорне меняет все понимание истории древнего Востока, опрокидывая без достаточных оснований существующие научные воззрения.

"История древнего Востока" еще далека от тех требований, которые пред'являются к учебным пособиям нашей страной, партией и правительством. "Древний Восток" содержит большой ценный фактический материал, но в целом страдает схематизмом, труден для усвоения и обнаруживает черты отвлеченного социологизма.

Над доступно изложенным учебником по истории древнего Востока для вузов, стоящим на надлежащем высоком марксистском уровне, советским исследователям предстоит еще много поработать.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - К. ЗЕЛЬИН:

Комментарии: