Цель настоящего обзора - рассмотреть работы, появившиеся в советской историографии в послевоенный период по аграрной, финансовой, торговой, тарифной и сословной политике царизма в первой половине XIX века.

Аграрная политика в такой крестьянской стране, как дореформенная Россия, являлась основой всей внутренней политики правительства. И интерес советских историков к этой проблеме не случаен. Когда мы говорим о работах советских историков в этой области отечественной истории, то прежде всего следует остановиться на двухтомном труде акад. Н. М. Дружинина "Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева", высоко оцененном в печати¹ . Автор подверг тщательному анализу не только историю государственной деревни, но и аграрную политику самодержавия, исследовал сущность взаимоотношений между государственным аппаратом и феодальным крестьянством. Он убедительно доказал, что реформа государственной деревни, носившая феодальный характер, имела хотя и ограниченное, но прогрессивное значение: способствовала развитию товарно-денежных отношений, создала некоторые условия, препятствовавшие расхищению государственных земель помещиками, уничтожила барщину в арендных имениях, несколько уравняла тяжесть платежей, падавших на казенных крестьян. Однако нововведения, предложенные П. Д. Киселевым, носили по преимуществу административный характер, что определило чрезмерную регламентацию жизни казенной деревни и послужило одной из причин новых волнений государственных крестьян.

Следует отметить, что идея попечительства и опеки не являлась особенностью реформы казенной деревни. Она характерна для всех сторон внутренней политики царизма в дореформенные годы, особенно во второй четверти XIX века.

В условиях разложения феодальной системы вся власть сосредоточивается в руках самодержавного монарха; теряют прежнее значение такие органы, как Сенат, Государственный совет, Комитет министров; возрастает роль канцелярий "е. и. в.", секретных комитетов, созываемых для решения различных вопросов. Опека и контроль правительства распространяются на все стороны внутренней жизни государства: сельское хозяйство, промышленность, транспорт, просвещение, цензуру.

В исследовании Н. М. Дружинина большой интерес представляют страницы, посвященные деятельности секретных комитетов 1835 и 1839 гг., до этого слабо изученных. Особое значение автор придает комитету 1835 г., определившему дальнейшие попытки правительства найти выход из того тупика, в котором находилось помещичье хозяйство. Проект П. Д. Киселева, одобренный Николаем I и М. М. Сперанским, предусматривал реформу государственных крестьян "как начальное звено в постановке и разрешении общекрестьянского вопроса"² . Закрывая комитет, Николай I предписал его членам готовить двуединую реформу - для казенных и помещичьих крестьян, - направленную на смягчение феодальных повинностей. Следствием деятельности комитета 1835 г. была реформа государственных крестьян 1837 - 1841 гг., весьма урезанная по сравне-

¹ Н. М. Дружинин. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. Т. I. М. -Л. 1946; т. II. М. -Л. 1958. См. рецензию В. К. Яцунского на т. I ("Вопросы истории", 1947, N 7) и М. К. Рожковой на т. II ("Вопросы истории", 1959, N 9).

² Н. М. Дружинин. Указ. соч. Т. I, стр. 295, 298.

нию с первоначальным проектом. В задачу нового комитета 1839 г. входило урегулирование отношений между помещиками и крепостными, а также обсуждение вопроса о введении инвентарей во внутренних губерниях России. Но активное противодействие дворянства, разногласия, обнаружившиеся в ходе работы комитета, заставили правительство ограничить проекты по крестьянскому вопросу; в результате был принят лишь указ об обязанных крестьянах и введены инвентари для губерний Правобережной Украины. Н. М. Дружинин показал преемственную связь между реформой государственной деревни и отменой крепостного права, а также влияние крестьянского движения на правительственное решение крестьянского вопроса, сопротивление дворянства проектам П. Д. Киселева по реформированию государственной и частновладельческой деревни.

Советские исследователи прослеживают социально-экономическое развитие страны и его влияние на внутреннюю политику царизма³ , исследуют многочисленные записки и проекты по крестьянскому вопросу, составлявшиеся на протяжении первой половины XIX века. Главной причиной правительственных уступок либерализму они считают рост крестьянского движения⁴ . С помощью большого фактического материала ученые подтверждают тезис о дворянском характере аграрной политики правительства в первой половине XIX века. Ю. Ю. Кахк⁵ , анализируя реформу 1804 г. в Прибалтике, раскрывает общее направление в аграрной политике государств Восточной Европы, сводившееся к регламентации размеров крестьянских повинностей. Он привлекает документальные материалы правительственного комитета в Петербурге, ранее не использовавшиеся советскими историками. Автор связывает реформу 1804 г. с внутренним и международным положением России, ростом крестьянского движения, особенно опасным в годы борьбы с наполеоновской Францией. Касаясь содержания и значения реформы 1804 г., Ю. Ю. Кахк разделяет мнение большинства прибалтийских историков, отмечающих ее относительную прогрессивность⁶ .

Значительные успехи, достигнутые советскими учеными в разработке аграрной политики самодержавия первой половины XIX в., позволяют поставить некоторые общие вопросы этой проблемы. Одним из них является выяснение причин "реформаторской" деятельности самодержавия в первой половине XIX века. Принято считать главной причиной, побуждавшей правительство пойти на проведение реформы, крестьянское движение. Однако только при таком подходе к вопросу нельзя не заметить некоторой статичности. Признавая, что крестьянское движение являлось важнейшим стимулом во внутренней политике самодержавия, следует учитывать, что его воздействие на политику правительства на протяжении первой половины XIX в. было неодинаковым. В начале XIX в. крестьянское движение не носило массового характера, как это было перед отменой крепостного права; помещичье хозяйство еще имело значительные возможности развиваться на старой феодальной основе. Отчасти поэтому правительство особое внимание уделяло не аграрным проблемам, а реформам политического управления. Во второй четверти XIX в. крестьянский вопрос становится главным во внутренней политике самодержавия. Однако и в это время его правительственное решение обусловливалось не только ростом крестьянского движения, но и развитием предпринимательства и конкуренции, расширением товарно-денежных отношений, влиянием побед буржуазных институтов на Западе. Кроме того, попытка вывести аграрные мероприятия царизма непосредственно из крестьянского движения несколько упрощает проблему, не позволяет выявить буржуазные тенденции в политике феодального государства, его эволюцию в сторону буржуазной монархии, на что неоднократно указывал

³ А. В. Предтеченский. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. М. 1957; С. Б. Окунь. Очерки истории СССР. Конец XVIII - первая четверть XIX в. М. -Л. 1956; его же. Очерки истории СССР. Вторая четверть XIX в. М. -Л. 1957; "Очерки экономической истории России первой половины XIX в.". Под ред. М. К. Рожковой. М. 1959. Глава, написанная М. К. Рожковой, - "Экономическая политика России".

⁴ А. В. Предтеченский. Указ. соч., стр. 28, 206 и др.; С. Б. Окунь. Очерки истории СССР. Конец XVIII - первая четверть XIX в., стр. 124; "Очерки экономической истории России первой половины XIX в.". Под ред. М. К. Рожковой, стр. 361.

⁵ Ю. Ю. Кахк. К вопросу об аграрной политике царизма в Лифляндии в начале XIX в. "История СССР", 1962, N2.

⁶ Там же, стр. 136 - 137.

В. И. Ленин⁷ . В этой связи обращает на себя внимание положение, высказанное М. К. Рожковой, о том, что по мере усиления процесса разложения феодальных отношений аграрная политика царизма приобретала все более реакционный характер. В подтверждение своего вывода М. К. Рожкова ссылается на указ об обязанных крестьянах 1842 г., который является шагом назад по сравнению с указом 1803 г. о свободных хлебопашцах⁸ . Соглашаясь с оценкой автора этих двух актов, вряд ли можно признать ее общий вывод об усилении реакционного курса правительства в аграрном вопросе по мере углубления кризиса феодальной системы. Существование десяти секретных комитетов в царствование Николая I (при всей незначительности результатов их деятельности) само по себе заслуживает внимания исследователей. Кроме того, мероприятия царизма 30 - 40-х годов, такие, как реформа государственных крестьян и введение инвентарей для Западных губерний, по своим практическим результатам были не менее значительными, чем указ о свободных хлебопашцах. Неудача этого указа, связанная с протестом дворян против его проведения в жизнь, заставляла правительство искать новые пути в решении аграрного вопроса. Инвентари, несмотря на субъективную цель царизма - ослабить польское национально-освободительное движение путем привлечения на сторону самодержавия крестьянства, - несколько ограничивали произвол помещиков, чем вызывали недовольство последних. Важное значение для понимания внутренней политики самодержавия имело Положение от 3 марта 1848 г., по которому помещичьим крестьянам, с согласия их хозяев, разрешалось приобретать в собственность земли, дома, лавки и недвижимое имущество⁹ . Эти вынужденные меры правительства носили хотя и ограниченный, но, несомненно, прогрессивный характер. Утверждение М. К. Рожковой об усилении реакционного курса правительства по мере углубления кризиса феодальной системы, кроме того, вступает в противоречие с собственным ее выводом о крестьянском движении как о главной причине частичных уступок правительства в аграрном вопросе, ибо по мере углубления кризиса крепостничества возрастало и крестьянское движение.

Когда мы говорим об аграрной политике правительства первой половины XIX в., то необходимо отметить неизученность ряда важных проблем: взаимного влияния базиса и надстройки, противоречий в самом господствующем классе относительно решения крестьянского вопроса. Эти проблемы интересно поставлены в трудах Н. М. Дружинина. Однако дальнейшей разработки они не получили. Справедливо подчеркивая главную линию классовой борьбы в государстве между помещиками и крестьянами, советские исследователи слабо учитывают расслоение самого помещичьего класса и рост в нем буржуазных элементов. Ф. Энгельс в 1848 г. писал: "В России развитие промышленности идет гигантскими шагами и даже бояр все более и более превращает в буржуа"¹⁰ . В условиях кризиса феодальной системы вопрос о расширении рынка рабочей силы, о вовлечении сельского населения в промышленную и промысловую деятельность интересовал не только торгово-промышленные круги. Немногочисленная обуржуазившаяся часть дворянства выступала за ликвидацию личной зависимости крестьян от помещиков при сохранении всей земли в руках последних, проявляла интерес к технике и агрономии; в развитии промышленности дворяне видели менее болезненный и более приемлемый для себя способ обновления России и улучшения экономического состояния своих имений. В экономической программе обуржуазившейся части дворянства и буржуазии было немало общего. Поэтому капиталистические тенденции в дворянской политике самодержавия были особенно очевидны со второй четверти XIX века. Полемизируя с народниками, В. И. Ленин отмечал буржуазные элементы не только в экономике, но и в самой политике царизма. Он писал, что бюрократический правительственный механизм, проводивший реформу 1861 г. в России, "только и мог служить буржуазии и по своему составу и по своему историческому происхождению"¹¹ . Но большая часть дворянства, не желая считаться с "духом времени", цеплялась за феодальные порядки и учреждения. Это определяло противоречия

⁷ См. В. И. Ленин. ПСС. Т. 17, стр. 346.

⁸ М. К. Рожкова. Указ. соч., стр. 361.

⁹ "Полное собрание законов Российской империи". Собрание 2-е. Т. XXIII, N 22042 (далее: ПСЗ).

¹⁰ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 4, стр. 468.

¹¹ В. И. Ленин. ПСС. Т. 1, стр. 474. Примечание.

в правящем классе, нашедшие отражение, в частности, в работе секретных комитетов по крестьянскому делу. В этих спорах правительство часто поддерживало предложения либеральной части дворянства, представителем которой был, в частности, П. Д. Киселев.

Но, выступая за ограничение личной зависимости крестьян от помещиков и видя в этом один из путей экономического подъема государства, царизм вместе с тем отстаивал дворянскую монополию на землю и многое сделал для укрепления землевладения помещиков. По существу, правительство во внутренней политике сочетало меры, объективно способствовавшие развитию капитализма, с действиями, тормозившими этот процесс.

Другим аспектом внутренней политики самодержавия является сословная политика, которая получила освещение в исследовании П. Г. Рындзюнского, посвященном истории дореформенного города и городского населения¹² . История города, ранее почти не разработанная в советской историографии, развертывается автором на широком фоне жизни дореформенной России. Большое внимание уделяется анализу правительственной политики самодержавия по отношению к городу и его населению. Автор показывает, что при всей противоречивости политики правительства по отношению к городам и городскому населению основная линия этой политики сводилась к сохранению сословных феодальных порядков. В этом плане показательны антибуржуазные по своей сущности "Дополнительные постановления о гильдиях и о торге прочих состояний" (от 14 ноября 1824 г.), разработанные министром финансов Е. Ф. Канкриным. Большой интерес представляют материалы, используемые автором, и выводы об образовании окраин феодальных городов, принимавших в первой половине XIX в. черты буржуазного города. Дворянская монополия на землю в ряде мест в этот период теряла свой сословный характер, становясь предметом свободной купли-продажи, что ускоряло процесс формирования городской буржуазии. П. Г. Рындзюнский показывает противоречия гильдейского купечества и "торгующего" крестьянства, борьбу купечества за сохранение монопольных прав в торговле. Однако нам представляется, что автор несколько односторонне трактует роль гильдейского купечества при освещении общей проблемы генезиса капитализма. Он не указывает, что торгово-промышленная" деятельность купечества способствовала расширению внутренней и внешней торговли, развитию промышленности, что борьба купечества с торговым крестьянством была закономерным процессом, ускорявшим победу капитализма. Скрупулезно исследуя социальный состав городского населения в первой половине XIX в. и городское законодательство, П. Г. Рындзюнский уделяет лишь несколько страниц положению наемных рабочих из крестьян на капиталистических предприятиях и степени влияния этой категории населения на жизнь города. Он считает, что эта прослойка городского населения была невелика. По утверждению П. Г. Рындзюнского, в Москве промышленный наем занимал немногим более 1/3 пришлых людей, бравших адресные билеты в города¹³ . Принимая этот вывод автора, нельзя не учитывать увеличение прослойки наемных рабочих на крупных предприятиях в предреформенные годы. Именно скопление рабочих на крупных предприятиях вызывало особое беспокойство правительства. В этой связи немалый интерес представляет "Положение об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные по найму", утвержденное царем в 1835 году¹⁴ . Это был первый закон, регулировавший отношения между наемными рабочими и предпринимателями. Согласно "Положению", помещик не имел права отзывать крепостного с фабрики до истечения указанного в паспорте срока, а хозяину предприятия предписывалось при найме рабочего заключать с ним письменные условия. Это "Положение" имело своей целью оградить интересы фабрикантов путем введения письменных свидетельств, уменьшить поток жалоб рабочих на предпринимателей, а также, не нарушая феодальных отношений помещика и крестьянина, создать некоторые условия, облегчающие предпринимателю наем рабочей силы. Закон 1835 г., принятый "для опыта" в Москве и Петербурге, вскоре по просьбе предпринимателей

¹² П. Г. Рындзюнский. Городское гражданство дореформенной России. М. 1958; см. рецензию Л. Б. Генкина ("История СССР", 1958, N 1).

¹³ П. Г. Рындзюнский. Указ. соч., стр. 426 - 427.

¹⁴ ПСЗ. Собрание 2-е. Т. X, N 8157.

был распространен на другие города, что свидетельствовало о значительном росте прослойки наемных рабочих из числа оброчников не только в столицах. Между тем П. Т. Рындзюнский не упоминает о "Положении" 1835 г. и, на наш взгляд, недооценивает значение свободного найма в дореформенной России¹⁵ . Хотя в условиях феодализма свободный наем был весьма затруднен, он все же имел место, и роль его по мере углубления кризиса феодализма возрастала. Кроме крестьян-оброчников, которые сами заключали договор с предпринимателем, выступая свободными продавцами рабочей силы, в городе были еще наемные рабочие из среды городских сословий, также нанимавшиеся на капиталистические предприятия. Эти новые тенденции, влияющие на изменение социального состава городского населения, недостаточно выявлены в работе П. Г. Рындзюнского.

Сословные проекты комитета 6 декабря 1826 г. изучены Н. Г. Сладкевичем¹⁶ . Он отмечает взаимную обусловленность крепостничества и сословности, несовместимость их с развитием капитализма, упорную борьбу дворянства за сохранение своих сословных привилегий. Поскольку главное богатстве помещиков составляла земля, в аристократических кругах России в 20 - 40-х годах XIX в. получили большое распространение проекты создания майоратов, препятствовавшие дроблению дворянских имений. Н. Г. Сладкевич показал, как правительство поддерживало планы дворянства по созданию майоратов. В угоду дворянской знати в 1845 г. оно утвердило "Положение о заповедных наследственных владениях", сохранившее свою силу до ликвидации самодержавия¹⁷ . Автор справедливо оценивает это "Положение" как одну из самых реакционных мер николаевского царствования. Но возросшая роль бюрократии и чиновничества, характерная для абсолютистских государств, и рост буржуазии не позволили правительству Николая I полностью провести в жизнь сословные требования дворян. Анализируя деятельность комитета 6 декабря 1826 г., Н. Г. Сладкевич вскрывает разногласия в самом дворянском сословии: одной его группе, стремившейся добиться прекращения доступа в дворянство недворянских элементов, противостояла другая, желавшая ограничения, но не полного закрытия доступа в дворянство. В обстановке острых социальных конфликтов, известного равновесия борющихся классов государственная власть проявляла относительную самостоятельность, выступая "как кажущаяся посредница между ними"¹⁸ . В данном вопросе русское правительство поддерживало группу, связанную с торгово-промышленными кругами и заинтересованную в развитии промышленности.

Вопросы политической жизни страны, реформы государственного управления, деятельность Негласного комитета получили освещение в книгах С. Б. Окуня и А. В. Предтеченского, в статьях А. И. Парусова¹⁹ . С. Б. Окунь уделяет большое внимание роли сановной оппозиции в царствование Александра 1, проблемам русского абсолютизма, отмечая, что расширение личной власти императора и рост полицейско- бюрократического аппарата явились проявлениями абсолютистского государства. Сановная фронда, с одной стороны, деятельность Негласного комитета-с другой, помогали Александру I держать все нити управления государством в своих руках, укрепляли самодержавие как самостоятельную политическую силу. В этом плане показательны прения о реформе Сената, которые закончились поражением дворянской оппозиции и еще более укрепили власть императора. С. Б. Окунь, хотя и с оговорками, признает два этапа в правлении Александра I: первый - "вынужденного либерализма", датируемый то 1801 - 1803 гг. (стр. 134), то 1801 - 1812 гг. (стр. 308); второй - господства реакции (1814 - 1825). А. В. Предтеченский оспаривает правомерность деления политики Алек-

¹⁵ См. П. Г. Рындзюнский. Указ. соч., стр. 430.

¹⁶ Н. Г. Сладкевич. О сословных проектах Комитета 6 декабря 1826 г. Исследование по отечественному источниковедению. "Труды" Ленинградского отделения Института истории АН СССР. Вып. 7. 1964.

¹⁷ Н. Г. Сладкевич. Указ. соч., стр. 276.

¹⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 21, стр. 172.

¹⁹ См. СБ. Окунь. Очерки истории СССР. Конец XVIII - первая четверть XIX в.; его же. Очерки истерли СССР. Вторая четверть XIX в.; А. В. Предтеченский. Указ. соч.; А. И. Парусов. Дворцовый переворот 11 марта 1801 г. и вопросы преобразования государственного аппарата. "Ученые записки" Горьковского университета. Серия историко-филологическая. Вып. 52. 1961; его же. Государственная уставная грамота 1820 г. Там же. Вып. 72. Т. I. 1964.

сандра I на два периода, считая ее единой. Он справедливо замечает, что нельзя рассматривать политику правительства только как совокупность осуществленных мероприятий. Политикой являются также задуманные планы, проекты реформ, даже "демагогия". "Первым условием для правильного разрешения вопроса о направленности правительственной деятельности периода 1801 - 1825 гг., - пишет автор, - является включение в понятие политики всех, т. е. осуществленных и только подготовленных, мероприятий правительства"²⁰ . Для подтверждения своего взгляда А. В. Предтеченский ссылается на многочисленные проекты реформ, подготовленные при участии Александра I в последние годы его правления и имевшие тот же относительно прогрессивный характер, что и проведенные реформы первых лет его царствования. Исследуя Уставную грамоту Н. Н. Новосильцева, записки П. Д. Киселева, Н. С. Мордвинова, В. П. Кочубея, А. Д. Гурьева, А. А. Аракчеева, составленные во второй половине царствования Александра I, он доказывает, что русское правительство тех лет никогда не оставляло мыслей о реформах "безобразного здания"²¹ .

Соглашаясь с тем, как А. В. Предтеченский понимает внутреннюю политику царизма, все же трудно принять вывод автора о том, что правление Александра I было "единым и целостным процессом". Более обоснованной представляется точка зрения историков, которые говорят о двух единых по своей социальной сущности, но отличных по методу и характеру правления периодах царствования Александра I. Недовольство дворянства политикой Павла I и его трагический конец, события Французской революции, непрочность личной власти заставляли Александра I идти на реформы. О настроении части дворянского общества того времени свидетельствует "Записка" А. А. Безбородко от 1799 г., направленная против произвола павловского правления²² . С этими суждениями русского дворянства, а также "духом якобинства" в Западной Европе Александр I не мог не считаться в начале своего царствования. После разгрома наполеоновской Франции положение изменилось. Александр I почувствовал прочность своего престола, исчез страх перед европейской революцией, и возросла роль России в международных делах. В эти годы, как показал А. В. Предтеченский, Александр I хотя и не отказался от мыслей о реформировании России, но видел свою главную задачу в другом - в консервации феодальных порядков и учреждений. Иначе трудно объяснить, почему многочисленные проекты реформ, которые были составлены в 1816 - 1820 гг. не без участия царя, так и не увидели света (даже в урезанном виде), а военные поселения, репрессии против Казанского и Петербургского университетов, указ, разрешавший помещикам ссылать крепостных крестьян в Сибирь, закрытие масонских лож и прочие меры осуществляются правительством именно в это время. Нельзя не вспомнить и внешнюю политику Александра I в эти годы, которая была тесно связана с внутренней: создание Священного союза, принятый на конгрессе в Троппау в 1820 г. принцип интервенции, направленный против революционного движения, подавление с помощью армий Священного союза революций в Неаполе, Пьемонте, Испании и многое другое. Представляется, что при сохранении дворянской направленности внутренней политики Александра I в целом между началом и концом его царствования были значительные различия.

Монография А. В. Предтеченского, "Очерки" С. Б. Окуня относятся к числу немногих работ советских авторов, в которых ставятся проблемы политической истории России первой половины XIX века. Новизна в решении отдельных вопросов неизбежно порождает споры, которые свидетельствуют об интересе историков к затронутым сюжетам.

Вопросы финансовой политики самодержавия первой половины XIX в. исследуются в монографии С. Я. Борового²³ . Эта работа является первым обобщающим исследованием, касающимся истории образования и деятельности кредитных учреждений России XVII - первой половины XIX в. (до 1861 г.). Основная мысль автора сводится к доказательству того, что банки и кредитная политика самодержавия оказывали задер-

²⁰ А. В. Предтеченский. Указ. соч., стр. 23 - 24.

²¹ Там же.

²² Там же, стр. 53 - 54.

²³ С. Я. Боровой. Кредит и банки России. М. 1958: см. рецензию Э. Я. Брегель ("Деньги и кредит", 1958, N 11).

живаюшее влияние на развитие сельского хозяйства, промышленности, торговли²⁴ . Из четырех банков, существовавших в России в первой половине XIX в., - Государственный заемный, Коммерческий, Петербургская и Московская сохранные казны - только один, Коммерческий банк, предназначался для кредитования промышленников. Остальные банки обслуживали нужды дворянства. Выводы С. Я. Борового о тормозящем влиянии кредитной политики самодержавия на экономику страны представляются правильными. Вместе с тем справедливы замечания И. Ф. Гиндина, высказанные по поводу книги С. Я. Борового²⁵ , о преувеличении сознательной антикапиталистической направленности кредитно-банковской политики самодержавия, поскольку сами условия феодально-крепостнической системы затрудняли развитие капиталистического кредита. Только выяснение всей совокупности объективных и субъективных факторов развития России позволяет понять противоречивость экономической политики самодержавия того периода.

Некоторые стороны финансовой политики царизма первой половины XIX в. освещаются в монографии И. Ф. Гиндина, посвященной второй половине XIX века²⁶ . Автор книги доказывает, что правительство активно вмешивалось в экономическую жизнь России в интересах крупного капитала и помещиков. Это положение он развивает и в своей статье²⁷ (где, как и в книге, активное государственное вмешательство ограничивает лишь периодом капитализма), не указывая на преемственность многих сторон политики царизма пореформенного и дореформенного времени. При всех различиях политики самодержавия периода промышленного капитализма и предреформенных лет широкое вмешательство правительства в экономическую жизнь страны было характерной особенностью России начиная с Петра I, а содействие капиталистически организованной промышленности имело место также и в предреформенные годы.

Монографии С. Я. Борового и И. Ф. Гиндина являются ценными исследованиями, значительно расширяющими представление историков и экономистов о классовой направленности, характере и методах финансовой политики самодержавия. Вместе с тем хотелось бы обратить внимание исследователей на целесообразность изучения этой проблемы в тесной связи с другими социально-экономическими аспектами внутренней политики царизма, что позволит избежать некоторой односторонности в подходе к вопросам собственно финансовой политики.

Экономическая политика царизма на Среднем Востоке в первой половине XIX в. исследуется в двух монографиях М. К. Рожковой²⁸ , в которых преимущественное внимание уделяется торговой политике самодержавия. Опираясь на громадный фактический материал различных архивных фондов и печатных источников, М. К. Рожкова детально исследует состояние и объем торговли России с Закавказьем, Средней Азией, Ираном, Казахстаном и Западным Китаем, торговую политику царизма и купечества, рассматривает ее в связи с развитием промышленности. Промышленная политика самодержавия специально не изучалась в советской литературе. По этой проблеме опубликовано лишь несколько статей автора настоящего обзора²⁹ .

Вопросы тарифной политики самодержавия получили освещение в книгах С. А. Покровского, А. В. Предтеченского, статьях С. Б. Окуня, С. Я. Борового,

²⁴ С. Я. Боровой. Указ. соч., стр. 134 - 135, 208 и др.

²⁵ См. И. Ф. Гиндин. О кредите и банках докапиталистической России. "Вопросы истории", 1961, N 7.

²⁶ И. Ф. Гиндин. Государственный банк и экономическая политика царского правительства (1861 - 1892 гг.). М. 1960. См. рецензии С. Я. Борового ("Кредит и банки", 1961, N 4) и К. Н. Тарновского ("Вопросы истории", 1962, N 7).

²⁷ И. Ф. Гиндин. Государственный капитализм в России домонополистического периода. "Вопросы истории", 1964, N 9.

²⁸ М. К. Рожкова. Экономическая политика царского правительства на Среднем Востоке во второй четверти XIX в. и русская буржуазия. М. 1949; ее же. Экономические связи России со Средней Азией в 40 - 60-х гг. XIX в. М. 1963; см. рецензию на эти книги Х. Зияева "Ценные труды по истории русско-среднеазиатских отношении" ("Общественные науки в Узбекистане", 1966, N 1).

²⁹ Н. С. Киняпина. Промышленная политика русского самодержавия в годы кризиса феодальной системы. "Вопросы истории", 1965, N 6; ее же. Вопросы промышленного развития России второй четверти XIX в. в русской периодической печати. "Вестник" Московского государственного университета. Серия IX. "История", 1965, N 2.

Г. Г. Прошина, В. В. Потанина³⁰ . И историки и экономисты считают, что система протекционизма, которую проводило правительство на протяжении первой половины XIX в. (за исключением непродолжительного действия тарифов 1816 и 1819 гг.), способствовала промышленному развитию страны и ускорила победу капиталистических отношений. Ф. Энгельс писал: "Буржуазия и в самом деле не может сохранить свои позиции, укрепиться, достигнуть неограниченной власти, если она не будет искусственными мерами охранять и поощрять свою промышленность и свою торговлю"³¹ . С. Я. Боровой, соглашаясь с оценкой протекционизма как меры прогрессивной для первой половины XIX в., вносит существенное дополнение в решение этого вопроса. Он справедливо замечает, что протекционистская тарифная политика самодержавия была выгодна не только буржуазии и помещикам, связанным с рынком, а также владельцам крепостных предприятий, которые с помощью высоких пошлин, отсутствия внешней конкуренции могли консервировать феодальные отношения, не заботиться о замене отсталой техники, сохраняя в то же время высокие цены на товары. Поэтому протекционизм в России не только способствовал развитию капитализма, но и укреплял в какой-то степени феодализм. Принимая это утверждение С. Я. Борового, все же следует напомнить, что легкая промышленность, которая была ведущей отраслью российской экономики, базировалась в предреформенные годы на наемном труде, в тяжелой промышленности расширялось применение машин и наемного труда, поэтому протекционизм, несмотря на отступления в сторону покровительства крепостной промышленности, помогал прежде всего утверждению капитализма.

Вопросам протекционизма первой четверти XIX в. и экономической программе министра внутренних дел О. П. Козодавлева уделяется немалое место в монографии А. В. Предтеченского³² . Необходимо заметить, что взгляды и практическая деятельность Козодавлева еще не привлекали внимания исследователей. Между тем он был наиболее последовательным и активным сторонником идей протекционизма и одним из крупных политических деятелей начала XIX века³³ . Взгляды и практическая деятельность Козодавлева, направленные на развитие промышленности и проведение протекционистской системы, глубоко исследуются автором. Противники же протекционистов - фритредеры - лишь называются. Каковы их взгляды, насколько были сильны позиции фритредеров, на какой экономической основе они базировались, какова их социальная база - об этом автор умалчивает. А. В. Предтеченский отмечает, что протекционизм, как и фритредерство, был дворянским направлением экономической мысли России. Такой взгляд несколько упрощает проблему. Протекционизм и фритредерство - более пестрые течения, включающие различные социальные группы. Известно, что среди дворянских революционеров, объективно отражавших буржуазную идеологию, были сторонники как фритредерства (Н. Тургенев, А. Герцен), так и протекционизма (П. Пестель, К. Рылеев). Возникновение этих течений общественной мысли само по себе является следствием разложения феодализма и развития капитализма. В. И. Ленин писал: "...вопрос о свободе торговли и протекционизме есть вопрос капиталистический, вопрос буржуазной политики..."³⁴ . Вероятно, правильнее было бы сказать, что в разные периоды истории разные классы пытались использовать в своих интересах оба эти направления буржуазной экономической мысли - и протекционизм и фритредерство. В частности, сторонниками фритредерства в России выступали помещики, заинтересованные в экспорте сельскохозяйственных товаров за границу и получении иностранных промышленных изделий. Но среди фритредеров были и сторонники промышленного развития, прогрессивные общественные деятели России, такие, как видный экономист

³⁰ С. А. Покровский. Внешняя торговля и внешняя торговая политика России. М. 1947; А. В. Предтеченский. Указ. соч.; С. Б. Окунь. К истории "таможенного тарифа 1850 г.", "Вопросы генезиса капитализма в России". Л. 1960; С. Я. Боровой. К истории промышленной политики России 20 - 50-х гг. XIX в. "Исторические записки", 1961, N 69; Г. Г. Прошин. Таможенный тариф 1819 г. "Научные доклады высшей школы. Исторические науки", 1961, N 4; В. В. Потанин. Тариф 1857 г. и таможенная политика России (1856 - 1860). "Вестник" Ленинградского государственного университета, 1965, N 20.

³¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 4, стр. 62.

³² А. В. Предтеченский. Указ соч.

³³ Там же, стр. 295.

³⁴ В. И. Ленин. ПСС. Т. I, стр. 457.

И. В. Вернадский³⁵ . Представляется, что вопрос о протекционизме и фритредерстве требует особого изучения. Имеющиеся в литературе статьи и разделы в общих работах не раскрывают всего объема программы представителей этих течений, эволюцию взглядов протекционистов и фритредеров, изменения их социального состава на протяжении первой половины XIX века.

Таким образом, мы видим, что в послевоенный период, особенно за последние 10 - 12 лет, советские историки создали оригинальные работы, освещающие многие стороны политической истории России дореформенного времени. Эти исследования следует считать хорошим началом разработки вопросов истории государства, его связи с экономическим строем общества, характером русского абсолютизма. Среди проблем, нуждающихся в дополнительном исследовании (помимо указанных выше), на наш взгляд, следует назвать экономическую политику царизма в последние предреформенные годы, крестьянский вопрос в секретных комитетах второй четверти XIX в., сословную политику самодержавия, а также деятельность правительственных учреждений. Монографическое изучение отдельных сторон внутренней политики самодержавия в первой половине XIX в. позволяет перейти к созданию обобщающих трудов, которые включали бы различные аспекты внутренней политики России.

³⁵ См. подробнее Н. С. Киняпина. Вопросы промышленного развития Россия второй четверти XIX в. в русской периодической печати.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. С. КИНЯПИНА:

Комментарии: