Libmonster ID: RU-7386
Автор(ы) публикации: Ц. ФРИДЛЯНД

I

Внимательное изучение дипломатической переписки Франции, Германии и России за 1885 - 1889 гг. показывает, что руководители внешней политики европейских государств придавали немалое значение авантюре генерала Буланже и буланжистскому движению. В обстановке 1887 г., которая была чревата мировой войной, да и позднее, накануне заключения франко-русского союза, имя генерала Буланже стало символом военной опасности. "Буланже - это война", - утверждал Бисмарк1 .

Впрочем, не только руководители европейской дипломатии расценивали так значение буланжизма. Ф. Энгельс писал в конце апреля 1888 г. Вильгельму Либкнехту: "Буланже представляет опасность для Франции и для Германии"2 . Лафарг разделял ту же точку зрения, когда в своей статье о буланжизме заявлял: "Если бы мещане не были наиболее неблагодарными из всех животных на божьей земле, то они должны были бы вместо того, чтобы поносить Буланже, обеспечить его рентой, так как генералу удалось временно парализовать социалистическое движение и внести раскол в его ряды"3 .

Не только барон Моренгейм в донесениях Гирсу, русскому министру иностранных дел, но и Лабускьер, автор интересной брошюры, изданной в июне 1888 г., утверждал, что буланжистское движение создало во Франции обстановку 1799 и 1848 годов4 . Это было общее мнение современников.

Имело ли оно основания? В мае 1888 г. корреспондент из Парижа писал в "Neue Zeit", что широкие массы французов подвержены цезаристским настроениям, что "Жак Боном" и "Жозеф Прюдом", т. е. крестьяне и городское мещанство вместе с деклассированными слоями, служат опорой Буланже; что хотя генерал Буланже - политический хамелеон, но он стал центром притяжения и организует массы5 . Буланжизм, по словам Лафарга, был "бессознательным, но тревожным и грозным проявлением болезненного состояния общества и недовольства обездоленных классов, утративших свои иллюзии, потерявших веру в слова и дела парламентских республиканцев"6 . Генерал Буланже, вначале ставленник радикалов, был "генералом Клемансо" и вскоре стал представителем националистских и монархических клик. Он был прекрасно использован реакционной буржуа-


1 "Documents diplomatiques francais". Vol. VI, N 415.

2 Цит. по книге G. Mayer "Friedrich Engels". B. II. Kap. XIII. S. 468.

3 "Neue Zeit". B. IX. S. 145.

4 Habousquiere "Le general Boulanger". Publication du Comite central socialiste anti-boulangiste.

5 "Neue Zeit" за 1888 год. "Boulanger und die franzosischen Sozialisten".

6 Paul Lafargue "Neue Zeit". B. IX. S. 145.

стр. 56

зией для борьбы с социалистическим движением во имя военной диктатуры.

Мы не ставим себе задачей освещение буланжизма как события классовой борьбы внутри Франции. Буланжизм - исторический эпизод в борьбе за утверждение диктатуры финансового капитала и вместе с тем один из моментов предистории франко-русского союза. Материал советских архивов дает то, чего не могут дать официальные дипломатические публикации Германии, Франции и Англии; материал наших архивов дает возможность по-новому осветить авантюру Буланже и тем самым осветить еще один момент из истории влияния русского царизма на классовую борьбу в основных европейских государствах1 . Характерно, что в своих последних работах германские "историки"-фашисты пытаются изобразить буланжизм как эпизод неудавшегося фашистского движения во Франции.

Глубокий экономический и политический кризис, который переживала Франция в 1885 г., начался еще в начале десятилетия, после падения министерства Гамбетты. Гамбетта, этот "некоронованный король" буржуазных республиканцев, возглавил министерство "концентрации" с целью объединить интересы различных групп буржуазии. Теоретик и практик республиканского "оппортунизма", Гамбетта стремился ослабить противоречия между отдельными группами буржуазии путем взаимных уступок. В годы формирования империалистической политики попытка Гамбетты окончилась, однако, неудачей: глава правительства решил передать железнодорожную сеть в руки государства и тем самым посягнул на интересы отдельных спекулянтских групп; он выступил против программы колониальной политики и требовал франко-русского соглашения для подготовки Франции к защите своих "национальных интересов" на континенте. Правда, Гамбетта согласился повысить ставки выкупных платежей за уступленные государству частные железные дороги; он твердой рукой подавлял рабочее движение и снова призвал к власти палача Коммуны - генерала Галифе. Но все эти уступки не спасли Гамбетту. Он пал спустя несколько месяцев после образования министерства. Его падение связано с началом серьезного экономического кризиса во Франции.

Министерство Жюля Ферри, пришедшее на смену Гамбетте, объявило своей основной программой колониальную политику. Однако колониальные экспедиции в Тунис окончились позорным поражением. 12 мая 1881 г. тунисский бей подписал в Бордо договор, отдавший страну под протекторат Франции, а через 2 - 3 месяца в Тунисе началось восстание.

Ферри поставил в порядок дня также вопрос о завоевании Индо-Китая. Правительство не экономило на военных кредитах. Первые кредиты на тонкий скую экспедицию были вотированы в 1884 году. Правительство предполагало израсходовать для этого предприятия 50 млн. франков и 6 тыс. солдат, но тонкинская экспедиция обошлась Франции в полмиллиарда франков и 25 тыс. погибших солдат. Но и это оказалось недостаточным: 20 марта 1885 г. парижане узнали о неудаче французских войск под Ланг-Соном.

Министерство "Ферри-тонкинца" пало 30 марта 1885 года. От имени радикальной оппозиции Клемансо заявил с трибуны Палаты: "Все споры между нами окончены, мы не хотим больше вас слушать,


1 Дипломатическая переписка о буланжизме в извлечениях опубликована с предисловием Ц. Фридлянда в журнале "Красный архив". Т. 72 за 1935 год.

стр. 57

не хотим рассуждать с вами о великих интересах страны, мы вас больше не знаем и не хотим знать... Вы больше не министры, а обвиняемые - да, обвиняемые в государственной измене, на которых скоро опустится рука закона, если только принцип правосудия существует во Франции".

Первый этап империалистической политики Третьей республики был пройден. Французская буржуазия очутилась вновь перед вопросами, поставленными еще министерством Гамбетты.

Гамбетта, упорно отклонявший планы колониальной политики, подготовлял сближение с Россией. Он всеми средствами стремился рассеять недовольство царского правительства, вызванное отказом Франции выдать Гартмана, участника покушения на царский поезд. Гартман был выслан в свое время из Парижа в Лондон, но это не удовлетворило царских дипломатов. Бисмарк сыграл на этом инциденте, и германская рептильная пресса обрушилась на французское правительство. Гамбетта готов был пойти на любые репрессивные меры против революционеров, находившихся во Франции, лишь бы добиться соглашения с Россией, необходимого для Франции на случай войны с Германией. Но, афишируя свои беседы с генералом Скобелевым, Гамбетта одновременно искал соглашения с Англией и готов был поддержать английскую политику в Египте.

Ферри занял прямо противоположную позицию. Он готов был пойти на любое соглашение с Германией. Бисмарк поддержал колониальную политику Ферри. Эта политика должна была отвлечь французов от идеи реванша. Возможно также, что в планы Бисмарка входило втянуть Францию в колониальную авантюру и этим создать в международной политике Франции новые затруднения.

Широкие круги народных масс встретили с радостью падение "Ферри-тонкинца", неудачи которого в колониальной политике заставляли французскую буржуазию забыть даже те его заслуги, за которые она превозносила его как реформатора и отца светской школьной системы. Энгельс писал Бебелю 4 апреля 1885 г.: "Вообще же дела на свете идут отлично. 1885 год начался превосходно. Во Франции - падение Ферри, провал руководимой биржевыми спекулянтами колониальной политики, предстоят перевыборы на основе нового избирательного закона. К тому же в Париже царит доведенное до крайности возбуждение, спровоцированное алчностью и бездарностью господствующей буржуазии и гнусностью полиции (которой разрешается все, любая подлость, лишь бы она держала в узде массы)..."1 .

В порядке дня стояла победа радикала Клемансо. Это было бы торжеством мелкобуржуазного радикализма, что дало бы парижским рабочим возможность, как утверждал Энгельс в том же письме, быстро освободиться от радикально-республиканских иллюзий и вступить на путь самостоятельного рабочего движения. Политическое оживление, которое началось во Франции в 1885 г., было связано с мировым экономическим кризисом, точнее, - с экономической депрессией целого десятилетия. Об этой депрессии Энгельс в письме к Вишневецкой писал: "Раз есть три страны (скажем - Англия, Америка и Германия), состязающиеся в сравнительно равных условиях за овладение мировым рынком, то получится уже не случайное, а хроническое перепроизводство, так как каждая из этих трех стран в отдельности в состоянии выбросить на рынок все потребное количество


1 К. Маркс и Ф. Энгельс Соч. Т. XXVII, стр. 457 - 458.

стр. 58

товаров. Вот почему я слежу за развитием нынешнего кризиса с большим интересом, чем когда-либо, и вот почему я думаю, что он составит эпоху в истории умственного и политического развития американского и английского рабочего класса, - а присоединение к нам того и другого настолько же безусловно необходимо, насколько и желательно"1 .

Депрессия охватила и Францию. 8 февраля 1886 г. в письме к Даниельсону в Петербург Энгельс писал, что конкурентами английской промышленной монополии выступают не только Америка и Германия, но и Франция; Энгельс пришел к выводу, что если в середине XIX в., в период английской монополии, кризис происходил каждые десять лет, то теперь, когда на арену мировой конкуренции выступают уже не одна, а четыре державы, кризисы должны происходить гораздо чаще, т. е., как писал Энгельс, - "по существу кризис без конца"2 .

Об экономическом положении Франции в эти годы говорят следующие данные. Если мы примем торговый индекс 1891 - 1900 гг. за 100, то он составлял в 1880 г. 111, в 1883 г. - 107, в 1885 г. он упал до 93, в 1886 г. - до 96, в 1887 г. - до 94, в 1888 г. - до 95 и только в 1889 г. поднялся вновь до 104. Экономический кризис неизбежно породил рост рабочего движения. Во Франции высоко поднялась стачечная волна. В 1880 г. официальная статистика отмечала 65 стачек с 28526 участниками, в 1882 г. число стачек возросло до 182 с количеством участников 42156, в 1890 г. - 313 стачек и 118941 участник3 .

После выборов 1885 г. Энгельс поздравлял Лафарга с победой: во французском парламенте было сломлено всемогущество радикалов выступлением трех представителей парижских рабочих. 16 февраля 1886 г. Энгельс писал: "Поздравляю вас. Заседание французской палаты от 11-го числа - историческое событие. Лед - парламентское всемогущество радикалов - сломлен, и вовсе не важно, три или тридцать человек осмелились его сломать. Ведь именно это суеверие парижских рабочих, это их убеждение, что пойти дальше радикалов - значит поставить под угрозу республику или, по меньшей мере, расколов "революционную партию", сыграть наруку оппортунистам - и составляло силу радикалов"4 .

1885 - 1889 годы - годы политического оживления, годы борьбы между мелкобуржуазными радикалами и социалистами за влияние на рабочий класс. Успех французских социалистов на выборах 1885 г. был таким образом успехом интернационального значения. "Французская парламентская рабочая партия - крупное историческое событие и большое счастье для Германии, - писал Энгельс Бернштейну в Цюрих. - В Берлине это кое-кого здорово подтолкнет"5 .

Выступление рабочего класса было не только парламентской победой: крупные стачки, как например знаменитая стачка в Деказевилле в 1885 г., были для рабочих великолепной школой революционной борьбы. Стачка в Деказевилле, как известно, имела еще и то значение, что она показала возможность вовлечения армии в революционную борьбу. Не даром генерал Буланже в это время приобрел


1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 531.

2 Там же, стр. 535.

3 E. Levasseur "Histoire du commerce de la France", p. 615.

4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 539.

5 Там же, стр. 541.

стр. 59

популярность среди широких народных масс демагогическим лозунгом о "едином хлебе, который питает солдат и рабочих".

Во главе Французской республики стоял президент Жюль Греви - бесцветная личность, которая как бы символизировала растерянность и развал в рядах буржуазии. После смерти графа Шамбора в 1883 г. монархисты вместе с бонапартистами выступили на выборах объединенным фронтом как "Конституционная оппозиция". Палата депутатов, среди которых многие были замешаны в грязных спекуляциях, оказалась в руках республиканцев-"оппортунистов", неспособных к решительным действиям и занятых только усилиями скрыть преступления очередного буржуазного правительства. Одно министерство сменялось другим, существуя не больше нескольких месяцев. Политические затруднения буржуазного режима создавали благоприятную обстановку для небывалого расцвета спекулятивных операций и казнокрадства; разочарование в буржуазных республиканцах в сочетании с экономическим кризисом и депрессией вызвало резкое недовольство в мелкобуржуазных массах. На этом недовольстве и играл Буланже.

Германия и Россия (державы, от которых зависело спокойствие и благополучие Франции), каждая исходя из своих интересов, были довольны ситуацией и стремились использовать политические затруднения республиканского правительстве. Бисмарк поддерживал французскую республику в том виде, в каком она существовала в 80-х годах. Бисмарк писал принцу Рейсу: "Я вижу в существовании республики если и не гарантию мира, то, во всяком случае, надежду на длительную внутреннюю слабость республики, а отсюда ослабление ее боеспособности"1 . С подобным положением дел вынуждены были считаться дипломаты Александра III при решении вопроса о своей внешнеполитической ориентации. Вопрос о союзе с Германией или Францией, который стоял перед русским правительством еще в 1880 году, решался в первую очередь тем, насколько французской буржуазии удастся укрепить государственную власть, подавив революционное движение внутри страны.

В начале 1886 г., после падения кабинета Ферри, министерство перешло в руки Фрейсине. Оно продержалось у власти около года. Среди министров этого кабинета особое место занял военный министр генерал Буланже. Это был новый человек в политике.

Буланже, окончив Сенсирскую военную школу, служил подпоручиком в Алжире, принимал участие в итальянской войне 1859 года. В 1860 г. он был отправлен к Кохинхину и вернулся оттуда капитаном. Он принимал участие в войне 1870 г., был одним из тех, кто подавлял Парижскую коммуну, и, наконец, в 1880 г. Буланже благодаря покровительству герцога Омальского получил чин бригадного генерала и в 1884 г. отправился во главе экспедиции в Тунис, откуда вскоре должен был удалиться по причинам, мало лестным для него2 .

Буланже попал в министерство Фрейсине как ставленник Клемансо. С давних пор повелось, что каждая французская буржуазная партия имела "своего" генерала. Такими были Мак-Магон, Галифе, Буланже. Во славу радикальной политики Буланже должен был очистить армию от монархистов. Фрейсине в июне 1886 г. изгнал из


1 Chlodwig zu Hohenlohe "Denkwurdigkeiten. B. II, S. 215.

2 В самый разгар авантюры были опубликованы письма Буланже герцогу Омальскому (от мая 1880 г.), в которых генерал обещал служить под его знаменами. См. цит. выше брошюру Лабускьера.

стр. 60

Франции претендентов на престол. Выполняя принятый закон, Буланже изгнал принцев из армии. Он стал заметной силой в правительстве. Военный министр начал играть роль и во внутренней политике Франции. Впрочем, в это время не только радикалы во главе с Клемансо, но и матерые черносотенцы во главе с Деруледом решили использовать саблю Буланже для осуществления своих политических планов1 .

Германские и русские дипломаты-осведомители самым внимательным образом следили за карьерой Буланже. В ноябре 1885 г. Моренгейм писал Гирсу о положении дел во Франции: "Определенный сдвиг страны вправо и не менее выявившийся сдвиг правительства влево, т. е. Франция и республика движутся в противоположные стороны. Если это расхождение не приведет непременно в скором времени к резкому разрыву, все же не может быть сомнения в том, что оно создает напряженность положения. Доведенное до крайности, оно сделает функционирование республиканских учреждений невозможным и даже поставит под вопрос существование самого режима, отвергаемого по причине его слабости все более возрастающей массой, интересам которой угрожает опасность"2 . Называя рост социального недовольства в широких массах Франции поворотом вправо, царский дипломат и тут обнаружил свою политическую безграмотность. Конечно, он в своем угодничании преувеличивал и опасность, угрожавшую республиканскому режиму, но наличие острого политического кризиса в республике констатировано этим письмом правильно. Посылая письмо своим хозяевам, Моренгейм считал необходимым доказать им, что Франция переживает состояние экономического и финансового маразма. Он предупреждал царя и его министра, что нет возможности надеяться на установление во Франции стабильного правительства, потому что даже монархический переворот был бы лишь "очередной сменой режимов".

Германская дипломатия оценивала положение дел примерно так же. Граф Мюнстер писал Вильгельму: "Шум, беспорядок, которые я встретил в стране в момент своего появления, с трудом могут быть описаны. Трудно себе представить, как сенаторы и депутаты обливают друг друга грязью. Президента называют канальей..."3 .

Русский военный агент в Париже барон Фредерикс отмечал, что назначение генерала Буланже военным министром встречено армией "весьма несочувственно". Особую неприязнь вызывали проекты военных реформ Буланже, его стремление провести республиканскую чистку армии, сократить срок службы и т. д. Фредерикс подчеркивал, что дипломатов больше всего смущала беспрерывная смена военного руководства. Правительство республики переменило 16 военных министров"4 .

Интересно сопоставить этот отзыв русского военного агента с отзывами германского военного атташе, который 16 марта 1886 г. писал в Берлин: "Те, кто его (Буланже. - Ц. Ф.) ближе знают, утверждают, что он готов на все, лишь бы только свое имя связать с каким-нибудь делающим эпоху событием, и что он равно согласен при-


1 J. Reinach "L'affaire boulangiste".

2 Депеша посла в Париже Морангейма министру иностранных дел Гирсу от 4 ноября (23 октября) 1885 г. N 50 ("Красный архив". Т. 72, стр. 69).

3 См. книгу "историка"-фашиста W. Frank'a "Nationalismus und Demokratie in Frankreich der 3 Republik", S. 147. Hanseatische Verlagsanstalt. Hamburg. 1933. Из неопубликованных документов политического архива министерства иностранных дел в Берлине и Потсдаме. 1871 - 1918.

4 Депеша от 21 января 1886 года.

стр. 61

нимать участие в монархической реставрации как и в спасении республики. Для той же цели он готов связать свое имя с войной-реваншем"1 .

Вместе с радикальными министрами Буланже предпринимал путешествия по провинции для "республиканской" пропаганды. Повсюду Буланже приветствовали как генерала-гражданина, он пытался возбудить "патриотизм молодежи". Коцебу осведомил об этом Гирса 3 июля 1886 года. Он утверждал, что Буланже повсюду встречали с триумфом. "Страна ждет искупителя, который избавит ее от правительства парламентских говорунов. Если Буланже возьмет на себя эту роль, она будет за ним признана"2 . Таково было впечатление дипломатов, с которыми Коцебу имел случай беседовать. Но поведение Буланже, его столкновение с парижским губернатором генералом Сосье, пользовавшимся особым доверием умеренных республиканцев, не могли не отразиться на внешнеполитических делах Франции. Глава министерства Фрейсине почувствовал необходимость отмежеваться от политики Буланже. Коцебу объяснял, почему это произошло: "Вполне естественно, что общественное мнение встревожено этим положением (т. е. деятельностью Буланже. - Ц. Ф.), так как преобладание военного элемента, пробуждение воинственного настроения, которое было бы естественным последствием власти, опирающейся на армию, конечно, должны обеспокоить могущественную соседнюю державу, которая не может не знать о той ненависти, которую она оставила среди населения Франции"3 . Соседняя держава - это, конечно, Германия.

В Германии (как отмечал Коцебу) с особым вниманием следили за карьерой Буланже. Как немецкие дипломаты, так и представители армии утверждали, что Буланже - выдающийся генерал, что он "энергичен, честолюбив, что он совершенно лишен совести и готов рисковать Францией, если это только поможет ему стать диктатором"4 . Коцебу пугал Гирса, сообщая ему сведения о том, что Германия вооружается, что она угрожает Франции. Он предупреждал его, что угроза военной диктатуры во Франции может породить конфликт между двумя странами и что этот конфликт - дело ближайших дней. Правда, в письме от 17 июля Коцебу успокаивал Гирса, отмечая перемены в поведении Буланже. Из этого же письма мы узнаем, что Фрейсине держал русского поверенного в делах в курсе французской внутренней политики, давая подробную характеристику Буланже и информацию о его деятельности. На особом торжестве, устроенном в Париже, Буланже уделял германскому послу исключительное внимание.

Тактика Буланже выдвигала его все более и более на первый план. Коцебу с тревогой сообщал в Петербург о намерении Буланже в день 14 июля продемонстрировать волю Франции к реваншу. Коцебу писал: "Я должен признать, что военный министр на великолепном вороном коне выглядел прекрасно. С его воинственной, немного театральной осанкой он создан, чтобы импонировать толпе". Для Коцебу было ясно, что правительство покровительствовало демонстративному поведению генерала. Буланже выполнял волю Клемансо, но


1 Цит. по книге W. Frank "Nationalismus und Demokratie in Fnankreich der 3 Republik", S. 149.

2 Депеша поверенного в делах в Париже Коцебу министру иностранных дел Гирсу от 3 июля (21 июня) 1886 г. N 30. "Красный архив". Т. 72, стр. 68.

3 Там же, стр. 68 - 69 (разрядка моя. - Ц. Ф. ).

4 Там же, стр. 69.

стр. 62

Фрейсине не сопротивлялся его деятельности. Буланже требовал в Палате лишения герцога Омальского военного чина, что, как говорил Коцебу, "унизило Буланже в глазах порядочных людей; но непорядочных людей бесконечно больше, и я должен отметить, что его позиция, увеличивая его известность, настолько укрепила его положение, что снова пробудилось опасение, не стремится ли он к диктатуре". В этом месте читатель найдет царскую помету: "Вот что значит во Франции человек с волей и энергичный. Из французов можно сделать что угодно, и весьма может быть, что Буланже сделается полнейшим диктатором. Остается сожалеть, что личность военного министра такая скверная: радикал и человек без убеждений и традиций"1 .

Германские дипломаты были прозорливее Александра III. В цитированном выше письме германского атташе можно найти указание на то, что радикализм Буланже является только маской, что генерал стремится к военной диктатуре и войне. Из письма графу Вальдерзее от 16 марта 1886 г. мы узнаем: "Является ли Буланже чем-либо большим, чем все до сих пор бывшие властители Франции? Это вопрос. Наш атташе готов не отказать ему в талантах..." А французский офицер разъяснял в беседе графу Бернгарду фон-Бюлову в июне 1886 г., что больше чем когда бы то ни было могут осуществиться слова Гамбетты: "Для государственного переворота Буланже достаточно лишь двух батальонов инфантерии и жандармерии. Один батальон, чтобы разогнать Палату, другой, чтобы захватить связь, а жандармы, чтобы доставить президента Греви на границу".

2 июля 1886 г. германский посол граф Мюнстер писал в Берлин: "Президент республики и председатель совета министров охотно освободились бы от этого опасного человека, на которого они жалуются ежедневно. Господин Фрейсине недавно мне вновь сделал подобные намеки на то, что генерал Сосье, которому было предложено военное министерство вместо Буланже, в свое время от этого предложения отказался".

Таким образом, в то время как немцы с опасением и явным недоверием наблюдали за деятельностью генерала, популярность которого зиждилась на лозунге реванша, русские правительственные круги с интересом ждали дальнейшего развития событий: Александр III, как мы видели, даже мечтал о диктатуре Буланже.

Деятельность Буланже совпала с поворотом во внешней политике европейских государств. После Парижской коммуны страх перед революцией решал вопрос о направлении внешней политики не одной только Франции, но и всех европейских государств. Англо-русский конфликт наряду с франко-германским конфликтом - вот ось внешней политики этих лет. Франко-германские отношения определялись уже не только исходом франко-прусской войны, но и новыми задачами, возникавшими в ходе формирования империалистических государств. До 1886 - 1887 гг. Германия не вела самостоятельной колониальной политики: ее первые шаги в этой области были в значительной степени результатом прямого содействия Англии. Только в конце десятилетия возник конфликт между Англией и Германией, который привел к мировой войне.

Франция оставалась изолированной. Ей необходимо было, если не заключить соглашение с Германией, то, во всяком случае, сбли-


1 "Депеша от 17 (5) июля 1886 г. N 32. "Красный архив". Т. 72, стр. 69, 70 (разрядка моя. - Ц. Ф .).

стр. 63

зиться с ней, чтобы нейтрализовать германскую опасность и быть свободной для борьбы с Англией за свое колониальное могущество. Изолированная Франция должна была считаться с тем обстоятельством, что Гире, новый министр иностранных дел в России после смерти Горчакова, стремился сохранить хорошие отношения с Германией. В 1884 г. между тремя кабинетами: Вены, Берлина и Петербурга - было заключено соглашение. Таким образом Бисмарку удалось на время сохранить изоляцию Франции. В августе 1885 г. Александр III встретился с австрийским императором и пытался как бы подчеркнуть нерушимость их соглашения. Казалось, что Россия занята борьбой на Востоке и что в ближайшие годы война может разразиться только между Англией и Россией за раздел Азии.

Но Австрия в союзе трех держав, чувствуя поддержку Англии, с одной стороны, и Италии - с другой, смогла начать более активную политику на Балканах. В 1885 - 1886 гг. царизм в связи с возникшим болгарским вопросом испытывал значительные затруднения1 .

14 августа 1886 г. Энгельс писал Бернштейну о том, что Александр III вынужден стремиться к успеху на Балканах, чтобы усилить свою позицию в германо-французском конфликте. Энгельс ссылался но то, что, по сообщению английских газет, царское правительство начало военные маневры у прусской границы, чтобы продемонстрировать немцам свое военное превосходство. В это время Гирс отправился в Германию для переговоров с Бисмарком. Появилась угроза войны2 .

Бисмарк потерял немало денег на Балканах, чтобы осложнить положение русских, Энгельс сообщал Бебелю 13 сентября: "... Австро-русские противоречия на Балканском полуострове заостряются до такой степени, что война становится более вероятной, чем сохранение мира"3 . Бисмарк вынужден будет дать отпор России, но это неизбежно должно приблизить момент заключения франко-русского союза и мировой войны. Царь и его дипломатия очутились таким образом на перепутье: нужно было либо превозмочь свою антипатию к французской республике и заключить с ней союз либо добиться от Бисмарка согласия на русскую восточную политику. Если бы русские заняли Болгарию и двинулись на Константинополь, то они стали бы господами на Востоке. Германия и Англия ввиду этой опасности все более сближались. Энгельс утверждал, что Бисмарк молил Англию об антирусской политике.

"Несомненно, во всяком случае, - писал Энгельс, - что война на первых порах отбросила бы во всей Европе наше движение назад, а во многих странах и вовсе разрушила бы его и разнуздала бы шовинизм и национализм; среди многих возможных последствий, которые сулит нам война и предсказать которые трудно, одно можно предвидеть наверняка: после войны нам пришлось бы начать сначала, зато на неизмеримо более благоприятной почве, чем даже теперь"4 .

Эти пророческие слова о грядущей мировой войне имели еще и тот смысл, что они указывали на возможность перегруппировки держав в будущей войне. В октябре 1886 г. Энгельс снова указывал Бебелю, что упорная связь Бисмарка с русскими объясняется тем, что по-


1 H. Friedjung "Das Zeitalter des Imperialismus". B. I. Berlin. 1919 - 1922.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 573 - 574.

3 Там же, стр. 584.

4 Там же, стр. 585 - 586.

стр. 64

следние объявили канцлеру: "Нам необходимы крупные успехи в константинопольском направлении, иначе у нас будет революция". "А русской революции, - писал Энгельс, - Бисмарк боится больше всего. Если падет царизм, то придет конец и прусскому режиму Бисмарка. Поэтому все должно быть пущено в ход для предотвращения краха, вопреки Австрии, вопреки возмущению германских буржуа..."1 .

Колебания Германии и России соответствовали, как мы видели, нерешительности самой Франции: французская буржуазия решала в это время вопрос о том, перенести ли центр тяжести на колониальную политику или вступить в неравный бой с Германией.

Впрочем, в те же годы решающее значение приобрел еще один фактор первостепенной важности: Россия нуждалась в кредитах. После поражения колониальной политики Ферри французский капитал стал стремиться на русский рынок. Осложнения русско-германских отношений из-за Болгарии заставили Германию сделать все для того, чтобы лишить Россию необходимых финансовых средств для усмирения болгарских мятежников: имперский немецкий банк перестал принимать в залог долговые обязательства русского правительства, частные банки бойкотировали русские ценности. В это время нашлись во Франции банкиры, которые под видом "патриотизма" и во имя русско-французского сближения готовы были разместить свободные французские капиталы в России.

Все эти тенденции внешней политики Франции начали проявляться только в 1886 году. Когда образовался кабинет Флоке (который в дни молодости встретил русского императора криком "Да здравствует Польша!"), французская буржуазия готова была пойти на любые жертвы, чтобы добиться симпатии царя. Флоке отказался от поручения составить министерство, уступив место Рувье и передав управление иностранными делами в руки Флуранса, лишь бы не рассердить царя. В 1888 г. русское правительство пошло на уступки. Моренгейм, наконец, принял Флоке, образовавшего кабинет в 1889 году. Сделано это было под угрозой войны с Австрией и Германией из-за Болгарии. Еще в 1885 г. Франция амнистировала Кропоткина, и стоило больших трудов, чтобы правительство царя спустя несколько лет согласилось простить республике подобный "акт человеколюбия" по отношению к русскому революционеру.

Годы буланжизма были годами колебаний для дипломатии Германии, Франции и России. Эти колебания дали себя знать уже в 1887 году. Энгельс писал жене Бебеля 12 марта 1887 г.: "В течение всей осени и зимы русская и прусская дипломатия старались вызвать локализированную войну и избежать европейской. Русские охотно раздавили бы в одиночку Австрию, а пруссаки - Францию, с тем чтобы другие страны оставались зрителями. К сожалению, эти благожелательные устремления взаимно перекрещивались таким образом, что тот, кто выступил бы первым, вызвал бы всеобщую мировую войну... а мировой пожар внушает им (государственным мужам. - Ц. Ф .) все-таки некоторый страх, так как последствий его невозможно рассчитать заранее, и даже прусской или русской армиям он оказался бы не по силам"2 .

В связи с знаменитым инцидентом Шнебеле дело несколько осложнилось. Энгельс даже готов был утверждать, что история с Шнебеле была специально подстроена, "чтобы выпустить на сцену Булан-


1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 600.

2 Там же, стр. 628 - 629.

стр. 65

же"1 . Нерешительность европейской дипломатии была, однако, так велика, что инцидент со Шнебеле был вскоре исчерпан мирными средствами, и Энгельс писал Зорге 16 сентября 1887 г.: "...Русские начнут на Востоке хорохориться, но не думаю, чтобы дело дошло до войны. Неопределенность результатов настолько велика, обоюдное намерение правительств предать друг друга настолько ясно, уверенность, что война должна быть более яростной, кровавой, дорогостоящей и изнуряющей, чем какая бы то ни было из прежних войн (10 - 12 миллионов солдат столкнутся на поле сражения), настолько безусловна, что все угрожают, но ни у кого не хватает духа начать. Но при таком заигрывании война может разразиться и помимо желания правительства, в этом и заключается опасность"2 . В этой неопределенной международной обстановке, которая была чревата европейской войной, исторический эпизод с Буланже сыграл свою роль как показатель напряженности международных отношений.

Буланже попытался направить внешнюю политику Франции в новое русло. Ведя борьбу с буланжизмом, с его программой социальной демагогии и военной диктатуры, с идеей немедленного осуществления реванша, французская республиканская буржуазия вместе с тем заимствовала идеи Гамбетты и французских реакционеров о франко-русском союзе и осуществила эту идею, предварительно раздавив Буланже и буланжизм.

II

Отношение царской дипломатии к буланжизму будет яснее, если присмотреться к тому, что дает опубликованная до сих пор дипломатическая переписка Германии и Франции за 1885 - 1889 гг. по вопросу об авантюре Буланже.

Фон-Бальгаузен в своих мемуарах показал, что в конце 1886 и в начале 1887 г. Бисмарк усиленно муссировал буланжистскую опасность. 30 января на послеобеденном заседании у канцлера присутствующие выслушали подробно изложение его беседы с Эрбеттом. Последний успокаивал Бисмарка, утверждая, что буланжизм не имеет никакого значения, но канцлер возразил ему: "Boulanger c'est la guerre" ("Буланже - это война"). В случае если бы Буланже стал у власти, он не мог бы сдержать событий. Канцлер стремился убедить Эрбетта в необходимости для мирных франко-германских отношений ликвидировать авантюру Буланже. Он даже сказал собеседникам, что возможность войны не исключена в ближайшие недели3 .

Военная опасность нарастала, по крайней мере, такое впечатление, усиленно пыталась создать германская дипломатия. В феврале волнение охватило биржу. На придворном балу рассказывали, утверждал Бальгаузен, что французское министерство считало войну уже объявленной. Со всех сторон говорили: "Бисмарк хочет войны"4 .

3 февраля 1887 г. Бисмарк писал графу Гацфельду в Лондон, что сохранить европейское равновесие - значит все время держать Францию в состоянии страха. В этом случае у Англии и Италии развязываются руки: они смогут в союзе с Австрией сдерживать Россию. Гер-


1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 639.

2 Там же, стр. 664.

3 Freiherr Lucius von Ballhausen "Bismarck-Erinnerungen", S. 366.

4 Там же, стр. 367. Мемуарист добавляет: "Ich glaube das nicht" ("Я этого не думаю").

стр. 66

мания и Франция уравновешиваются в этой обстановке тем, что ни та, ни другая не могут вынуть сабли из ножен1 .

Германия в своей политике считалась с буланжизмом как с фактом и охотно использовала его для терроризирования своих подданных и дипломатов соседних стран. Еще в августе 1886 г. Бюлов передавал из Петербурга беседу с видными русскими военными, по мнению которых Францию ожидает судьба Польши; что касается Буланже, то его значение раздуто2 . Со всех сторон из Петербурга (и из Парижа, как мы увидим дальше) пытались убедить в этом Бисмарка, но он не считал нужным обращать внимание на подобного рода успокоительные заверения. 1 ноября Герберт Бисмарк, сын канцлера, запротоколировал свою беседу с Шуваловым, вернувшимся в Берлин после долгого отсутствия. Шувалов спросил у него, что нового в политике: "Беспорядок или порядок?" Бисмарк-сын ответил: "Беспорядок, если учесть русско-германские отношения". Он готов был изобразить дело так, что Катков во главе со славянофилами, поддерживавшими идею франко-русского союза, и генерал Буланже являются причинами этого беспорядка. На полях донесения, где речь идет о Каткове, Бисмарк добавил: "За деньги". Впрочем, Шувалов сразу пытался обратить внимание своего собеседника на то, что вопрос о франко-русских отношениях зависит от судеб русских фондов на немецкой бирже. "Vous savez, on se fache serieusement des que l'on touche aux poches" ("Вы знаете, на тех, кто залезает в карман, сердятся серьезно"). Бисмарк не без остроумия замечает: "Не только в этом случае, но и тогда, когда угрожают франко-русским нападением"3 .

Таким образом, мы видим, что мотивы дипломатических разговоров приближались к темам, которые непосредственно относились к будущему франко-русскому союзу.

Но до этого союза было еще далеко. Германская дипломатия делала разные попытки сблизиться с Россией и оторвать ее от Франции. 10 ноября Г. Бисмарк сообщает Вильгельму I основные положения его переговоров с Александром III. В центре переговоров стоял вопрос о союзе двух держав для борьбы с революцией. Германия и Россия - основы монархии в Европе. Поражение Германии поднимает шансы демократической или социальной республики. Победа Буланже и радикалов приведет немедленно к разрыву франко-германских отношений и к общей войне. Французские анархисты, германские социалисты и русские революционеры - естественные союзники. Ближайшая война меньше всего будет войной правительства против правительства, это будет война красного знамени против элементов порядка и консерватизма4 .

Этот "принципиальный" туман нужен был германской дипломатии для того, чтобы еще больше терроризировать царское правительство и оттянуть момент заключения франко-русского союза. Царская дипломатия оставалась на поводу у Бисмарка.

В июне 1887 г. фон-Швейниц сообщал Бисмарку из Петербурга следующие слова Гирса по поводу широко распространенного мнения о том, что отставка Буланже не в интересах правительства рус-


1 "Die grosse Politik". B. IV, S. 302. Депеша N 883.

2 "Die grosse Politik". B. V, N 980 "La France est une charogne pourrie. Ce serait une folie de s'allier avec elle" ("Франция это гниющая падаль. Входить с ней в союз - безумие").

3 Там же, стр. 304, N 1123.

4 Там же, N 1127.

стр. 67

ского царя: "Подобного рода версия может быть распространена только благодаря много болтающему и охотно себя слушающему барону Моренгейму". Так русский министр характеризовал представителю соседней державы своего собственного дипломата. Фон-Швейниц не мог отрицать, что Буланже имел в Петербурге и в Москве многочисленных друзей и прямые связи. Но хотел ли царь франко-германской войны, на это Швейниц не мог дать ответа. Бисмарк заметил на полях депеши: "В самом ли деле война между нами и Францией нежелательна правящим кругам России? Она дала бы России подобную же свободу действий, как германо-русская война или германо-французская - английской политике"1 . Вот почему постоянные заверения Гирса, его нелестные отзывы о французской нации (вроде переданного фон-Бюловым из Петербурга 20 октября 1887 г. заявления, что "Les francais sont les plus infecte des peuples. Le gouvernement francais est mauvais et bete: le gachis a Paris est complex." ("Французы - самая отвратительная нация. Французское правительство плохо и глупо; в Париже - полная путаница")2 , а о генерале Буланже, что он "конченный человек", - не имели для германской дипломатии практического значения. Французское влияние в России, доносил Бюлов Бисмарку 15 декабря, все более и более усиливается. Жены генералов Обручева и Гурко, француженки, исполняют роль агентов генерала Буланже3 .

Поскольку усиление французского влияния стало фактом, постольку, естественно, Бисмарк стремился любым путем ослабить его, и агитация Буланже была для этого неплохим средством. Косвенной проверкой этого служит французская дипломатическая переписка. Французский посол в Берлине писал министру иностранных дел Фрейсине 26 марта 1886 г. о том, что в Берлине только и говорят об усилении французского шовинизма. Военные мероприятия Буланже пользуются особой ненавистью. Генералу предсказывали роль диктатора. Попытки французского посла убедить г. Бисмарка в том, что Франция настроена чрезвычайно мирно, не дали результатов. Курсель считал, что в последнее время утверждение о военных приготовлениях Франции, о Франции, угрожающей миру, стало общим местом в устах Бисмарка4 . Эрбетт писал Флурансу 1 января 1887 г. о том же: "Не правительство и не генерал Буланже угрожают переворотом. Прежде всего виновато общественное мнение, которое считают неспособным противостоять нападению Германии в то время, когда последняя будет находиться в состоянии конфликта с русскими"5 . Через несколько дней Эрбетт сообщал Флурансу о переговорах с Бисмарком, для которого генерал Буланже являлся виновником всего зла. Бисмарк подчеркивал в беседе, что он приписывал слухи о военных приготовлениях Франции воинственным настроениям Буланже, популярность которого возрастала.

О подлинных настроениях Бисмарка говорят два документа: замечания канцлера на письме графа Мюнстера Вильгельму I от 30 декабря 1886 г. и письмо Бисмарка Мюнстеру от 4 января 1887 года. По яркости и откровенности эти два документа особенно примечательны. Граф Мюнстер решил обратиться прямо к императору, минуя канцлера, чтобы информировать его о подлинном положении дел во


1 "Die grosse Politik". B. VI, N 1213 от 1 июня 1887 года.

2 Там же, N 1218.

3 Там же, N 1219.

4 "Documents diplomatiques francais", I-re serie (1871 - 1899), V. VI, N 217.

5 Там же, N 389.

стр. 68

Франции, может быть, потому, что германский посол знал, насколько Бисмарк заинтересован в том, чтобы создать ложное представление о положении дел. Мюнстер доказывал, что Франция настроена мирно. Бисмарк на полях поставил вопросительный знак. Мюнстер продолжал: "Теперь, когда во всех странах благодаря вооружениям осложнения на Востоке усиливают реальную опасность войны, вскоре должно стать очевидным, найдут ли отзвук в народе призывы к мести, воинственные крики шовинистов, натравливание Деруледа и его друзей". Бисмарк на полях депеши заметил: "Этого вовсе и не требуется (т. е. согласия народа. - Ц. Ф .). Движения во Франции всегда были делом энергичного меньшинства"1 .

Мюнстер писал дальше, что мирное настроение народа стало ясным даже для Деруледа, который передал Буланже свое знамя. Сам Буланже был вынужден изменить свои речи. Бисмарк издевался над Мюнстером, говоря, что всего этого ни одна французская газета не заметила; что если изменились речи Буланже, то вряд ли изменилось его умонастроение. Мюнстер говорил, что ненависть французов к немцам, которая порождена франко-прусской войной, правда, еще не исчезла, но уменьшается. Из-за финансового истощения Франция не может вести войну: война породила бы финансовую катастрофу. Бисмарк не без иронии заметил: "И все же каждый заем во Франции реализуется, может быть, в надежде на германские миллиарды". Республиканцы знают, что война приведет к концу их власть. Бисмарк спрашивает: "Кто это? Буланже?" Победоносная война неизбежно должна привести к гибели республики и к победе монархии и военной диктатуры. Канцлер отметил: "К этим же результатам приведут и виды на подобную войну". Мюнстер писал, что современный француз, по его наблюдениям, не отличается любовью к отечеству. Бисмарк с откровенностью добавлял: "Wollte Gott, alle Deutschen hatten den franzosischen Durchschnitt davon" ("Дай бог, чтобы все немцы обладали тем, чем обладает любой из французов").

Переписка графа Мюнстера и Вильгельма I могла стать исходным пунктом "семейного" скандала. Бисмарк в письме от 4 января 1887 г. извещал посла, что он не имеет права по таким серьезным вопросам обращаться прямо к императору, тем более, что он вводит его в заблуждение. Возможно, что Буланже присмирел, что для него настоящий момент был неподходящим, но Франция не исчерпала всех своих возможностей, и военная диктатура в Париже была бы неплохим средством разрешения внутренних французских проблем2 . Речь канцлера в рейхстаге 11 января свидетельствует о том, насколько он не доверял успокоительным сообщениям из Парижа и Петербурга. Эта речь произвела сильное впечатление на германские политические круги и получила свой отзвук в Петербурге и Париже. "Мы на французов не нападем ни в коем случае, - категорически заявил Бисмарк, - мы, однако, опасаемся нападения французов на нас. Это нападение возможно, если во главе французского правительства станет генерал Буланже или фигура, подобная ему"3 .

Герберт фон-Бисмарк, напоминая германскому послу в Вене принцу Рейсу о выступлении канцлера, добавлял, что чем больше Буланже выходит на авансцену, тем меньше можно надеяться на мир. Более того, он считал, что если Буланже станет у власти, Франция вынуждена будет воевать хотя бы для спасения своего престижа.


1 "Die grosse Politik", B. VI, N 1240.

2 Ibidem, N 1241.

3 Ibidem, N 1246.

стр. 69

Примерно в то же время Флуранс писал Эрбетту о необходимости убедить немцев в том, что шансы Буланже уменьшаются. По его словам, хладнокровное обсуждение вопроса доказывает возможность усилить перспективы мира. Есть возможность избежать военной катастрофы. Эрбетт сообщал Флурансу 25 января 1887 г. о своей беседе с Блейхредером, который в возбужденном тоне говорил ему о Буланже. Эрбетт пытался рассеять его сомнения, в частности по вопросу о личности Буланже. Французский посол со смехом спросил у своего собеседника: "Страшно, почему немцы так много говорят о генерале Буланже, разве мы когда-либо занимались генералом Бронсаром?"1 .

В связи с этим значительный интерес представляет конфиденциальное сообщение Эрбетта Флурансу от 29 января по поводу беседы с Бисмарком. Канцлер принял его милостиво: "Ну, что же нас ожидает: мир или война?" Успокоительные речи Эрбетта вызвали реплику Бисмарка, что он спокоен, если речь идет о государственных людях вроде Ферри или Фрейсине, но если генерал Буланже станет председателем совета министров или президентом республики, "ce sera la guerre" ("это будет война")2 . Больше того, Бисмарк утверждал, что нынешний момент во Франции напоминает события 2 декабря3 . "Дружеский" разговор закончился недвусмысленным требованием канцлера, чтобы генерал Буланже перестал быть военным министром. В конфиденциальном сообщении Эрбетта это, конечно, выражено в деликатной форме: "Он (т. е. канцлер. - Ц. Ф. ) не сформулировал непременного требования, чтобы генерал Буланже перестал быть военным министром, но он рассматривал как опасность для Германии, если бы этот генерал или какой-нибудь другой стал президентом республики или председателем кабинета министров"4 .

Французские политические деятели поняли, насколько требование Бисмарка было серьезным. Не без прямого давления канцлера враждебной державы решено было добиться удаления Буланже. Мюнстер писал Бисмарку 2 февраля, по возвращении из отпуска, что он нашел настроение сильно изменившимся. Урок, преподанный ему Бисмаркам, прошел, по всей видимости, не даром: Мюнстер утверждал, что во Франции пахнет войной, хотя правительство против войны. Буланже стал опасным. Он стал очень популярен, и особенно следует опасаться его, когда он станет во главе министерства5 .

Чтобы приблизиться к ответу на вопрос, являлось ли подобное муссирование буланжистской авантюры дипломатическим ходом или подлинным убеждением канцлера, обратим внимание на депешу атташе в Вене графа Веделя от 1 февраля 1887 года. Ведель рассказывал о своей беседе с руководящими австрийскими правительственными деятелями. Последние ожидали неизбежной войны Германии и Франции. Впрочем, немцы, как говорили австрийцы, раздували буланжизм и тем самым делали затруднительным его падение. Бисмарк тут же на


1 "Documents diplomatiques francais". V. VI, N 408.

2 Ibidem, N 415.

3 Ibidem, N 428.

4 Ibidem, N 430.

5 "Die grosse Politik". B. VI, N 1245. "Ce que j'apprehends c'est l'avenement comme President du Conseil ou comme President de la Republique du general Boulanger. Dans ce cas ce serait la guerre a breve echeance". ("То, чего я боюсь, это появление генерала Буланже в качестве председателя совета министров или президента республики. В таком случае это означало бы войну в ближайшее время").

стр. 70

полях категорически отмечал: "Она (т. е. опасность войны. - Ц. Ф.) существует, ее нельзя замалчивать"1 . Эту мысль Г. Бисмарк разъяснил Веделю дополнительно в письме от 16 февраля 1887 года2 .

Не подлежит сомнению, что в 1887 г. Бисмарк считался с буланжизмом как с серьезным политическим фактором. 2 февраля, когда Мюнстер сообщил Бисмарку о военных настроениях во Франции, Эрбетт доносил Флурансу со слов английского посла о беседе с канцлером. "Я целиком доверяю французскому правительству, - сказал канцлер, - мы не нападем на Францию, но если генерал Буланже станет председателем совета министров или президентом республики, то это будет означать войну. Тогда не будет никакого спасения"3 .

Под этим давлением Эрбетт в "частном" письме Флурансу утверждал - и с полным основанием, - что позиция Бисмарка объясняется внутренними соображениями германской политики. Канцлеру удалось убедить немцев в неизбежности войны. Чтобы сорвать дипломатический ход Бисмарка, необходимо было принять ряд мер предосторожности, в частности в связи с военными приготовлениями в пограничной зоне. "Впрочем, я не рассматриваю его отставку (отставку генерала Буланже. - Ц. Ф.) как необходимую в данный момент". Эти слова Эрбетта надо понимать так, что отставка Буланже принесла бы франко-германским отношениям только пользу4 .

Германская официальная и официозная пресса помогала канцлеру в его борьбе с Буланже. Во время карнавала в Кельне носили портрет Буланже с надписью "Казино Буланже"5 . Бисмарк упорно проводил свою линию. В письме к Флурансу от 4 марта 1887 г. Эрбетт передавал беседу с императором6 . Последний успокаивал посла, что при всех условиях Германия не объявит войны Франции, что он слишком стар для того, чтобы повторить ту роль, какую играл в 1870 году. Как мы видели, сам Бисмарк свои мирные заверения Франции не формулировал так категорически. Фон-Швейниц в это время сообщал Бисмарку из Петербурга о своих беседах с русскими правительственными деятелями, которые убеждались в том, что царь заинтересован в сохранении Франции как великой державы. Бисмарк 25 февраля сообщал Швейницу для передачи Гирсу: "Напрасно изображают дело так, будто Германия хочет ликвидировать республику как великую державу. Германия заинтересована во Франции как в великой державе, чтобы иметь морскую силу в борьбе с Англией. Если Франция благодаря науськиванию русской прессы сблизится с Россией, то Германия вынуждена будет сблизиться с Англией"7 .

Бисмарк и его сын упорно повторяют всем своим дипломатическим агентам об этом сближении России и Франции. Г. Бисмарк писал Мюнстеру 10 марта, что желание русских сблизиться с Францией есть факт. Вопрос только в том, как далеко зашла официальная Россия, т. е. насколько царь Александр принимает участие в манифестациях подобного рода8 .


1 "Die grosse Politik", N 1248. Помета Бисмарка на полях: "Sie ist vorhanden und lasst sich nicht todschweigen".

2 Ibidem, N 1249.

3 "Documents diplomatiques francais", N 419.

4 Ibidem, N 435.

5 Ibidem, N 451.

6 Ibidem, N 458.

7 "Die grosse Politik", N 1253. Речь идет о донесении фон-Швейница от 21 февраля 1887 года.

8 "Die grosse Politik", N 1255. Речь идет о донесении фон-Швейница от 21 февраля 1887 года.

стр. 71

К этому времени относится "дело Шнебеле". Буланже имел все основания утверждать в своем манифесте в августе 1889 г., что в эти "шнебелевские" дни опасность франко-германской войны была ближе, чем когда бы то ни было2 . 1887 год был грозным годом для европейского мира. Французская дипломатия совершенно растерялась. Она готова была пойти на все, чтобы успокоить Бисмарка. Этот страх перед канцлером получил свое блестящее выражение в частном письме Эрбетта Флурансу от 19 апреля 1887 года. "Вы меня спрашиваете, - писал французский посол своему министру, - почему Бисмарк обеспокоен и в таком плохом настроении несмотря на принятие его закона о септанате". Плохое настроение Бисмарка, по мнению Эрбетта, объяснялось тем, что все более и более реально вырисовывалась опасность войны с Россией, ее сближения с Францией3 .

Германия очутилась между двух огней. Отсюда стремление Бисмарка поскорее разделаться с Россией и с Францией. Эрбетт категорически заявлял в своем письме: "Для будущего необходимо принять все меры предосторожности, и генерал Буланже окажет стране большую услугу, если он все свои военные приготовления будет держать в полной тайне".

Когда летом 1887 г. распространился слух о том, что Буланже едет в Россию, Флуранс настойчиво требовал от французского посла в Петербурге принять меры, чтобы Буланже не было устроено официального приема, так как подобного рода манифестация могла бы быть истолкована не в пользу республики. Лабуле, французский посол, в свою очередь настаивал перед Флурансом на том, чтобы Буланже не был допущен в Россию, так как самый факт его появления встревожил бы германскую дипломатию4 .

Французы шли навстречу Бисмарку, который летом 1887 г. на заметках своего сына о политическом положении снова и снова утверждал: основной виновник всех бед - Буланже5 . 16 июня 1887 г. граф Мюнстер сообщал канцлеру о том, что он был приглашен к президенту Греви для специальной беседы. Греви старался вызвать сочувствие германского посла, говоря о своей старости. Впрочем, добавлял он, старость не мешает ему крепко держать в своих руках руль правления. Буланже мешал делу мира, его удалили. Посол добавил: "К моему удивлению, г. Греви энергично высказался против всеобщего избирательного права". Президент республики доказывал все преимущество прусской трехклассной избирательной системы и выражал сожаление, что он не может ввести ее во Франции6 . Впрочем, президент тут же добавил, что во французской прессе в последнее время дают себя знать славянская пропаганда и славянский рубль7 .

Подобная беседа повторилась. 17 июля президент Греви униженно извинялся по поводу инцидента, имевшего место 14 июля, во время национального празднества, когда демонстранты открыто выступили против Германии. Беседы эти Мюнстер правильно охаракте-


1 Глава кабинета Гобле в связи с уходом Буланже заявил: "L'incident est clos soit! Mais il eut ete peut-etre, preferable d'en finir par la guerre avec toutes ces querelles d'Allemands". ("(Пусть инцидент исчерпан! Но, может быть, было бы предпочтительнее покончить со всеми этими германскими дрязгами путем войны").

2 "Documents diplomatiques francais", N 497.

3 Ibidem, депеши Флуранса и Лабуле, NN 538 и 539 от 2 и 4 июня 1887 года.

4 "Die grosse Politik", N 1269.

5 Ibidem, N 1270.

6 Ibidem, N 148.

стр. 72

ровал как testemonium paupertatis французского правительства. О генерале Буланже президент республики добавил: "C'est animal de general demagogue ("Этот генерал-демагог - животное"). Он дважды чуть не спровоцировал войну, но сейчас все спокойно"1 .

Летом 1887 г. умер Катков. Если верить дипломатам, исчезла "основная причина" русско-германских осложнений, основной фактор франко-русского сближения. 8 августа Лабуле доносил об этом из Петербурга Флурансу. Он сочувственно цитировал "Новое время". Французы питали естественное желание выразить свои симпатии русскому правительству. В этом пункте монархисты солидарны с республиканцами. Французский посол передавал отзыв "Новостей" о генерале Буланже: "Генерал - основная помеха франко-русского сближения, так как его экзальтация может нанести только вред". Впрочем, журналист из "Новостей" объяснил таким образом свое суждение о генерале: "Эти размышления были нам инспирированы культом, которым в настоящее время окружен Буланже. Уличная чернь может любить подобных людей, что же касается истинных патриотов, то они требуют от государственных мужей серьезных актов и убеждений. Популярность генерала Буланже - только мыльный пузырь"2 . Лабуле тут же добавлял, что большинство русских газет, однако, доказывает стремление берлинского кабинета освободить русские финансы от германской зависимости и тем самым содействовать франко-русскому сближению.

24 сентября Монмарен, дипломатический представитель Франции в Вене, строго конфиденциально сообщал Флурансу о своей беседе с графом Кальноки. Французский дипломат интересовался отношением Бисмарка к Франции. Австрийский министр заявил, что Германия не желает войны, но канцлер считает необходимым подчеркнуть, что мирные настроения Германии не встречают ответа со стороны французов. Немцы возмущены тем, что военный министр Франции сам занят пропагандой войны против Германии, пропагандой идеи реванша, а этот министр, ушедший в отставку и назначенный руководителем армейского корпуса, выступает в той же роли. Вот почему Бисмарк считал, что он должен быть в этих условиях всегда начеку, всегда готовым к борьбе3 .

Бисмарк оставался, таким образом, все еще верным той линии поведения, которую он наметил с момента появления Буланже на большой политический арене. Эта стабильность дипломатической позиции свидетельствует о том, что она не была случайной. Определяющим моментом было здесь опасение по поводу франко-русского сближения.

5 января 1888 г. фон-Плессен сообщал Бисмарку свою беседу с французским послом в Англии Ваддингтоном. Последний успокаивал представителя Бисмарка, что с уходом Буланже война не угрожает больше двум державам, по крайней мере на два года. Бисмарк отметил на полях: "А потом?" - и добавил: "Россия будет готова только через четыре года"4 .

Буланже, сосланный в октябре 1887 г. в Клермон-Ферран командиром 13-го корпуса, был приговорен к 30 дням домашнего ареста. Вторая половина 1887 и начало 1888 г. были неудачными для Буланже: в марте 1888 г. он был вторично смещен. Ферри назвал его


1 "Die grosse Politik", N 1275.

2 "Documents diplomatiques francais", N 575

3 Ibidem, N 603.

4 "Die "grosse Politik", N 1276.

стр. 73

генералом кафе-шантанов. Но авантюра Буланже не была ликвидирована. Когда в мае 1888 г. с Эрбеттом в Берлине велись переговоры о выставке во Франции в связи со столетием французской революции, Г. Бисмарк в дипломатической беседе публично говорил о Франции как о самой несчастной из всех наций, потрясенных революцией. Эрбетт сказал Г. Бисмарку: "Вы утверждаете, что вы мирны, - мы архимирны". В этом месте Бисмарк заметил: "Кто: Дерулед, Буланже?"1 . За несколько недель до этого, 3 апреля 1888 г., Бисмарк писал императору Фридриху III, после смерти Вильгельма I: "Задача состоит в том, чтобы не допустить союза России и Франции, добиться сохранения нейтралитета России"2 . 9 мая того же года в докладной записке кронпринцу Вильгельму Бисмарк раскрыл секрет своей политики этого лета, Канцлер утверждал, что Германия имеет только две возможности, и если она выберет войну, тогда лучше вести эту войну с Францией, чем с Россией. В интересах этой войны необходимо переменить все отношения к Франции, к французскому правительству и прежде всего к Буланже и буланжизму. В записке сказано буквально следующее: "Wir mussten Boulanger zu fordern und die Regierung zu schwachen suchen, wozu sich Mittel finden lassen" ("Мы должны поддержать Буланже и ослабить правительство. Для этого найдутся средства")3 .

Это замечание бросает яркий свет на всю дипломатическую возню 1886 - 1889 гг. в связи с авантюрой Буланже. Считаясь с буланжизмом как с фактом, Бисмарк стремился использовать его как средство угрозы, как козырь в своей дипломатической игре.

III

События лета 1886 г., когда националисты во главе с Деруледом и его лигой присоединились к радикалам в их агитации за Буланже, имеют большое значение. Дерулед отправился путешествовать в Италию, Грецию, Россию и Скандинавию, чтобы убедить иностранные правительства в необходимости переворота.

Особое значение имела поездка Деруледа в Россию, где он посетил Каткова и Победоносцева, стремясь с их помощью воздействовать на царя и его министров. Группа русских реакционеров активно поддерживала Деруледа. Генерал Обручев взял на себя защиту дела Буланже. Бюлов писал 8 сентября 1886 г. из Петербурга, что некоторые круги русских правительственных деятелей и журналистов надеются на то, что французский военный министр сыграет роль Бонапарта: "Сторонники Буланже в России убеждают всех, что когда Германия будет раздавлена Францией, России удастся победить Австрию"4 .

Наряду с Обручевым действовал в пользу Буланже и представитель Каткова - генерал Богданович. Последний отправился в Париж со специальной миссией договориться со сторонниками франко-русского союза. Есть основания предполагать, что Буланже вступил в сношения с русским правительством. Во всяком случае, мы знаем, что военный министр, не осведомив об этом Флуранса, главу министерства иностранных дел, направил французскому военному атташе в Петербурге майору Муллену письмо на имя царя. По всей видимо-


1 "Die grosse Politik", N 1282.

2 Ibidem, N 1331.

3 Ibidem, N 1341, стр. 304 - 309.

4 W. Frank "Nationalismus und Demokratie...", S. 159.

стр. 74

сти, это была не единственная попытка. В марте 1887 г. Богданович направил Александру III записку, в которой бравый генерал оправдывался в возведенных на него обвинениях, будто, игнорируя министра иностранных дел, он вел самостоятельную политику в Париже. Богданович утверждал, что его частные разговоры с французскими правительственными лицами готовы изобразить "чуть ли не как обсуждение прелиминарных условий союзного трактата с Францией". Но сам же он говорил, что в декабре 1886 г., после обеда у Лесепса, он постоянно встречался с генералом Сосье, губернатором Парижа, и получил письмо, правда, "tres personnell" ("особо личное"), от военного министра Буланже, желавшего его повидать. С Буланже он не встретился, но ответил ему письмом. Богданович изложил барону Моренгейму свои взгляды на вопросы международной политики и закончил свою "мирную беседу" прямо поставленным вопросом: "Почему его в Париже не любят и считают немцем?" Моренгейм оправдывался тем, что в бытность свою в Берлине он был предметом ненависти Бисмарка, что он симпатизирует Франции, что он сам сторонник сближения с Францией...

Эти факты говорят, конечно, о том, что беседа протекала бурно и что Богданович выполнял определенную политическую миссию в Париже. По его словам, он встретился с президентом Греви благодаря настоянию Сосье, причем и Греви вел с ним разговор о франко-русском сближении. Богданович указывал ему на то, что Франция остается изолированной, что причина этому - частые перемены министерств и шаткость власти, т. е., иначе говоря, Богданович повторял аргументы Буланже и всех реакционеров.

С той же целью, что и Богданович, в Париж приезжал генерал Мартынов. Богданович, как явствует из его письма, не преминул сообщить своим друзьям, что "Бисмарк обошел нашего посла". Для облегчения своей политической задачи он взял на себя и полицейские функции, а именно, обещал графу Д. Толстому снестись с французским министром внутренних дел, чтобы добиться частным образом "выдачи политических преступников", и с этой целью он явился по возвращении в Россию к французскому послу Лабуле. Словом, Богданович фактически выступал во всех этих переговорах как полуофициальное лицо, хотя и пытался изобразить свою миссию как частные разговоры.

Исполнив возложенную на него политическими единомышленниками задачу, Богданович вступил в сношения с Ционом, одним из главных деятелей франко-русского сближения. Цион просил Богдановича добиться у Гирса указаний барону Моренгейму о том, чтобы Флоке приглашали на открытые приемы наряду со всеми правительственными деятелями республики. Богданович с тем же наивным видом "случайно" вспомнил, что Сосье однажды ему сообщил, будто бы на обеде у Флоке в присутствии 200 представителей всех партий Флоке выразил сожаление, что он, "quand il etait encore galopin ("когда он еще был сорванцом"), совершил глупую выходку и был бы счастлив, если бы о ней забыли в России. Богданович рассказал об этом французскому послу Лабуле, последний в свою очередь просил Богдановича сообщить об этом Гирсу. Не подлежит сомнению, что в своей политической миссии Богданович был связан с Катковым: он был его агентом, хотя упорно отрицал это1 .


1 Письмо Евг. Богдановича Александру III в марте 1887 г. и его оправдательная записка.

стр. 75

Позиция Каткова, Богдановича и других в этом вопросе не была позицией русского правительства. Последнему пришлось считаться, во-первых, с тем, что Буланже еще далеко не был победителем во Франции, что его карьера была проблематична, и, во-вторых, с тем, что немцы относились к деятельности Буланже с крайней настороженностью. Германский военный атташе писал в Берлин осенью 1886 г.: "Генерал Буланже и идея реванша так тесно связаны друг с другом, что один не может существовать без другой, и только в их единстве благодаря их взаимному влиянию на массы они могут добиться популярности". 9 декабря Герберт Бисмарк утверждал: "Для меня центр тяжести кризиса в вопросе о том, удастся ли Буланже остаться в правительстве... При том большом влиянии, которое он создал себе, было бы для нас чрезвычайно важно, если бы он ушел в отставку, ибо государственный переворот во Франции может совершить только военный министр - во всяком случае способствовать ему может военный министр".

Поэтому, несмотря на свои скрытые симпатии к Буланже, русская дипломатия проявила осторожность и предусмотрительность. 13 февраля 1887 г. Моренгейм сообщал Гирсу о том, что Буланже вел переговоры с французским атташе в Петербурге и просил его, как уже отмечалось выше, передать письмо царю. Флуранс тотчас же сообщил об этом председателю совета министров, требуя принятия мер, запрещающих отдельным министрам сноситься с иностранными правительствами.

Председатель кабинета Гобле созвал совет под председательством президента. Дело принимало серьезный оборот. Флуранс был до того напуган, что в беседе с Моренгеймом отозвался о генерале Буланже как о человеке непостоянном и скомпрометированном. Больше того, он заявил русскому послу, что Буланже, т. е. один из крупных французских военачальников, "держится только Германией, создавшей ему репутацию, которой он еще далеко не добился в своей родной стране, - Германией, требование которой об его удалении не решаются выполнить из-за боязни, что в этом могут усмотреть какое-то унижение..."1 .

Моренгейм с тревогой наблюдает за событиями, разраставшимися во Франции. "Все это создает чрезвычайно неясное и неустойчивое внутреннее положение, - писал он, - и это в то время, когда внешнее положение как на западе, так и на востоке продолжает здесь рассматриваться, как весьма угрожающее!" Французское правительство находилось все время под угрозой падения. На полях письма Моренгейма царь написал: "Что за плачевное правительство!" Высказываться в духе прежних благожелательных замечаний о Буланже было теперь еще более опасно чем раньше. Вот почему, когда 1 марта 1887 г. Гирс сообщил Александру III о том, что "Новое время" поместило заметку о кружке русских, отправивших Буланже казацкую шашку от имени России, царь заметил: "Глупо до крайности!" Он согласился с требованием Гирса, чтобы были приняты специальные меры для задержания казацкой шашки. Выполнение этого решения было возложено на Моренгейма.

Злополучная шашка вызвала общий переполох. Лабуле срочно сообщал Флурансу 13 марта 1887 г., что, по сообщению газет, группа московских славянофилов, наиболее горячих, послала Буланже шаш-


1 Письмо Моренгейма Гирсу от 13 (1) февраля 1887 г. и доклад Гирса Александру III от 13 (1) марта 1887 г. ("Красный архив". Т. 72 .(разрядка моя. - Ц. Ф. ).

стр. 76

ку с девизом: "Qui vive? La France. Dieu favorise les audacieux. Au plus digne. - La Russie, fevrier 1887" ("Кто грядет? Франция. Бог покровительствует отважным. Самому достойному. - Россия, февраль 1887"). 27 марта телеграфно сообщали в Петербург, что шашку вернули из Парижа, не вручив адресату1 .

Чем энергичнее становилась деятельность Буланже, тем осторожнее было поведение царской дипломатии, тем более, что вскоре Буланже вынужден был подать в отставку. В эти годы французское правительство действовало под давлением русского царя, опасаясь в то же время угроз Бисмарка. Германская дипломатия в Петербурге стремилась поддержать Гирса в его борьбе с "линией Каткова". 29 апреля 1887 г. был освобожден Шнебеле, а спустя некоторое время Буланже был изгнан из военного министерства. Французская общественность, как писал граф Мюнстер в Берлин 18 мая, больше всего интересуется вопросом, будет ли Буланже допущен в новое министерство.

В Париже распространился слух, что русский посол барон Моренгейм от имени царя будто бы заявил, что для него изгнание Буланже неприемлемо. 26 мая Моренгейм в письме к Гирсу передавал об этом слухе, категорически протестуя против предположения, что он имел какие-либо сношения с Буланже. "Повидимому, это обстоятельство, - писал русский посол, - побудило президента уполномочить состоящего при нем генерала Брюжера конфиденциально посоветоваться со мной о формировании кабинета ввиду положения, которое следовало бы сохранить в нем за генералом Буланже, и в особенности - относительно прихода к власти Флоке". Моренгейм соглашался передать этот вопрос на рассмотрение царя, но настойчиво уклонялся от того, чтобы высказать свое мнение о Буланже. Впрочем, он добавил в беседе: "Президент, несомненно, поймет, что чем больше оснований у него считать себя ответственным за положение, которое, по его мнению, сделалось затруднительным, тем больше я должен избегать всякой ответственности за него..."2 . Иначе говоря, Моренгейм дал понять, что комбинация с Буланже не встретит поддержки русского правительства. Что касается Флоке, то он прямо заявил, что его назначение может неблагоприятно отозваться на франко-русских отношениях.

18 июня 1887 г. Бисмарку удалось добиться заключения с Россией договора, который гарантировал, русский нейтралитет на случай войны с Францией. Франция вновь осталась изолированной. Об ее правительстве Бисмарк остроумно заметил: "Теперешнее французское правительство сделало бы все, что оно может, но может оно очень мало". 29 июня министр иностранных дел Флуранс сообщал германскому послу, что Буланже отправлен командиром 13-го армейского корпуса в Клермон-Ферран, глухую провинцию, где нет больших городов. Флуранс, не стесняясь, заявил германскому послу, что цель этого назначения - удалить беспокойного генерала, особенно имея в виду празднества 14 июля.

Буланжисты сделали все, чтобы превратить изгнание генерала в народную демонстрацию. Они угрожали восстанием. Дело закончилось на первых порах подчинением генерала военной дисциплине.


1 "Documents diplomatiques francais", N 469.

2 Доверительное письмо Моренгейма Гирсу от 26 (14) мая 1887 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 74).

стр. 77

Радикалы во главе с Клемансо постепенно перестали поддерживать его.

Вскоре, однако, правительственный кризис выдвинул Буланже на авансцену французской политики. Это было в дни "скандала" Вильсона. Разоблачения обнаружили, что Вильсон, ближайший родственник президента республики Греви, торговал орденами "Почетного легиона". Впрочем, не только он один торговал этими орденами: спустя некоторое время мало известный депутат Жилли с полным основанием утверждал, что в бюджетной комиссии из 33 членов по крайней мере "двадцать - Вильсоны". Политический скандал разрастался. Французское правительство тщетно пыталось скрыть следы преступления. Буланже поспешил в Париж, чтобы вновь добиться власти. Клемансо готов был теперь вновь заключить временное соглашение с Буланже.

Фрейсине и Флоке в ночь на 29 ноября 1887 г. обсуждали вопрос о назначении Буланже военным министром. Греви вынужден был в декабре подать в отставку. Из множества кандидатов предстояло избрать нового президента. Клемансо бросил лозунг "Изберем глупейшего". Так стал президентом республики Карно, потомок великого предка.

Правительственный кризис окончился, но Буланже в министры не попал, не потому ли, что умеренная республиканская буржуазия с полной очевидностью видела опасность, которая угрожала ей со стороны революционных рабочих масс в случае нового бонапартистского переворота?

В конце 1887 г. Буланже, выдвинувшийся в свое время благодаря поддержке герцога Омальского, вновь затеял переговоры с представителями монархических кругов. Он явно стремился порвать с радикалами, не способными оказать ему необходимую поддержку. 2 января 1888 г. Буланже вместе с бонапартистским журналистом Тибо отправился в Швейцарию для переговоров с Жеромом Наполеоном. И в то же время Буланже был связан с орлеанистами через фабриканта-машиностроителя Диллона, для которого все это движение было лишь выгодной обстановкой для финансовых комбинаций. Герцогиня Юзес - монархистка - внесла в кассу Буланже несколько миллионов франков. Не порывая окончательно с радикалами, имея за собой даже некоторые группы бланкистов, Буланже таким образом опирался одновременно и на монархические круги буржуазии, аграриев, церковников, волю которых он теперь выполнял. Радикалы не смогли использовать Буланже, и он стал орудием роялистов. 26 февраля 1888 г. при выборах в нескольких департаментах Буланже получил огромное большинство голосов.

Дипломаты были поражены новыми успехами Буланже. Германский военный атташе писал: "Страх так велик, что в правительственных кругах пытаются обмануть себя, утверждая, что буланжизм исчез, а генерал забыт". 14 марта 1888 г. министерство лишило Буланже командования. Он явился в Париж, где стал во главе "Республиканского комитета национального протеста". В палате он образовал новую фракцию из отколовшейся части радикалов и правых. Политическая платформа новой партии - буланжистов - сводилась к требованию роспуска палаты, ревизии конституции и созыва учредительного собрания. Буланже был вынужден подать в отставку и получил право быть избранным в марте 1888 года.

Партия буланжистов предпочитала до поры до времени готовиться к всеобщим выборам 1889 г., хотя и готова была прибегнуть

стр. 78

к заговору, к любому путчу. Успехи этой партии были столь разительны, что германский посол писал в Берлин: "Движение за Буланже и страх перед ним усиливаются с часу на час". Моренгейм наблюдал падение и возвышение Буланже. Он превозносил парламентскую победу Рувье и восторгался поражением Буланже как поражением радикалов. Он утверждал в своих депешах, что "неожиданным и благодетельным последствием этого (правительственного. - Ц. Ф. ) конфликта была расправа, учиненная по заслугам над знаменитым генералом Буланже"1. Моренгейм не щадил красок, чтобы изобразить павшего "диктатора". Его радовал даже национальный праздник 14 июля, который для Буланже окончился поражением. Он с ужасом отмечал в письме от 18 июля 1887 г., что среди демонстрантов-буланжистов были и русские, в том числе "некий Загуляев", представитель "Нового времени"2 .

В том же письме Моренгейм отмечал, что "какой-то русский" выступил с речью, называя Буланже "французским Скобелевым". Загуляев оказался активным участником буланжистского движения и предложил пройтись с русским флагом перед статуей Страсбурга. Моренгейма испугала эта активность русских сторонников Буланже: он требовал борьбы с Загуляевым, Богдановичем и другими3 .

В связи с поездкой Деруледа в Россию Моренгейм в августе 1887 г. послал Гирсу секретную телеграмму. Он передавал просьбу французского правительства помешать агитации Деруледа. Царь переслал это сообщение Долгорукову в Москву4 . 10 августа Моренгейм сообщал о впечатлении, произведенном во Франции смертью Каткова для агитации сближения между "французской демократией и русским общественным мнением"5 .

К этому письму была приложена выписка из письма Флуранса по поводу предполагаемой манифестации франко-русского сближения в связи со смертью Каткова, на которое ссылался Моренгейм. Флуранс просил русское правительство в собственных интересах отбить у Деруледа всякую охоту заниматься пропагандой союза, так как звезда Буланже, по его мнению, закатилась, нет никакого смысла больше поддерживать генерала. Борьба с Деруледом началась вовсю. Гирс докладывал Александру III о поездке Деруледа по России. Царь одобрил отказ министра принять Деруледа, тем более, как замечает Гирс, "что у него в этот день было несколько гостей, которым присутствие ярого представителя идеи реванша показалось бы, по крайней мере, странным". Иначе говоря, Гирс в этот вечер принимал у себя немцев6 .

3 сентября Гирс сообщал Александру III о том, что Бисмарк жаловался на прием, оказанный Деруледу в Н. Новгороде, где его приветствовал "сам губернатор". Министр вынужден был успокоить германского посла генерала Швейница, что не следует придавать зна-


1 Письмо Моренгейма Пирсу от 13 (1) июля 1887 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 76).

2 Судьба Загуляева не лишена интереса Сотрудник "Нового времени", он был автором интересного романа о французской революции, написанного в робеспьеристском духе. Маркс в связи с франко-прусской войной упоминал о нем в письмах к Кугельману.

3 См. депеши Моренгейма от 13, 18 и 21 июля 1887 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 75 - 78).

4 Там же, депеша от 6 августа, стр. 79.

5 Депеша от 10 августа: "Не обошлось и на этот раз, как видите, без генерала-скомороха" (Там же, стр. 79 - 80).

6 Доклад министра иностранных дел Гирса Александру III от 19 августа 1887 года.

стр. 79

чения шумихе, созданной вокруг Деруледа. Царь снабдил доклад Гирса пометой: "Странно, что немцы обращают такое внимание на пустословие газет! Кто им верит и кто может придавать серьезное внимание этому вранью?" В другой циркулярной телеграмме царь против имени Деруледа написал: "Скот"1 .

Казалось бы, что в конце 1887 г. позиции русского царизма и Бисмарка в отношении к Буланже начали совпадать. Но это только казалось. Новое возвышение генерала в 1888 г. вызвало новые колебания в политике царского правительства.

Буланжизм достиг наибольших успехов в 1888 году. Несмотря на то что в палате депутатов буланжисты были ничтожной группой, их политическая роль была значительной.

3 апреля 1888 г. был создан новый кабинет Флоке. Гобле получил в нем министерство иностранных дел. Кабинет прибегнул к остроумному маневру: он по-своему провел закон о ревизии конституции, и это дало возможность сплотиться основным группам республиканской буржуазии. Вместе с тем принятое решение обезоружило радикалов. Но остроумный парламентский ход не мог успокоить растущее недовольство масс. Разочарованные в радикалах, избиратели голосовали за генерала Буланже.

15 апреля происходили выборы в Северном департаменте. 172 тысячами голосов против 85 тысяч Буланже победил республиканского кандидата. Характерно, что среди голосующих было немало горнорабочих Севера. Буланжизм мог победить потому, что социалистические партии не в силах были возглавить недовольство масс. Демагогия Буланже на короткое время сплотила широкие круги мелкой буржуазии под знаменами реакционной буржуазии. Германские наблюдатели сообщали, что студенты-буланжисты демонстрировали на улицах Парижа "рука об руку с ремесленниками и кучерами".

Буланже развернул свою парламентскую деятельность летом 1888 года. В палате с нетерпением ждали выступления генерала. Речь его 4 июня не произвела впечатления. Буланже закончил свое выступление требованием ревизии конституции. Привлекало внимание то, что в своем программном выступлении он все время подчеркивал свое дружеское отношение к России. Флоке, который должен был заслужить доверие царя, в свою очередь с особым усердием обрушился на Буланже во имя сближения с Россией. В своей речи Флоке подражал Дантону. "Что сделали вы с Францией? - обратился он к генералу и добавил: - Но можно быть спокойным: в вашем возрасте, г-н генерал Буланже, Наполеон был уже мертв".

В результате этой парламентской дуэли 13 июля в парке Дилона состоялась кровавая дуэль между Буланже и Флоке. К вящшему стыду генерала он был ранен штатским.

Казалось бы, эта схватка должна была еще более подчеркнуть ничтожество претендента в диктаторы, который в продолжение многих месяцев предпочитал скрываться, чтобы не принимать боя. Но в 1888 г. буланжизм, хотя и связанный с именем Буланже, был уже движением, переросшим своего вождя.

19 августа Буланже получил огромное большинство голосов в трех департаментах. Его влияние среди офицерства усилилось. Чтобы укрепить свои позиции в реакционных кругах, Буланже вступил


1 Циркулярная телеграмма П. Деруледа Северному телеграфному агентству и редакциям газет "Свет", "Новое время" и "Петербургская газета" от 11 декабря 1887 г. (Архив внешней политики, С. А. 113, л. 34).

стр. 80

в переговоры с римским папой. Германский посол в Риме фон Шлецер позже писал: "Его святейшество увидело в Буланже человека, "который был призван свергнуть республику и открыть путь орлеанской династии".

Влияние Буланже усилилось и среди крупной финансовой буржуазии. Граф Мюнстер сообщал в Берлин в ноябре, что на Ротшильда оказывают давление орлеанистские круги, требуя от него соглашения с Буланже. Барон Гирш был согласен предоставить Буланже несколько миллионов. Мотивы симпатии финансистов к буланжизму прекрасно объяснил граф Мюнстер в депеше от 28 ноября 1888 г.: "На первый взгляд может показаться совершенно неправдоподобным, что финансисты и богатые евреи предоставляют большие денежные средства человеку, подобному Буланже, но если вдуматься в то, как низко пали общественность этой несчастной страны, ее правительство, как низко пал республиканский парламентаризм, совершенно уничтоженный, если вдуматься в то, что страна колеблется между диктатурой и Коммуной, - тогда все это станет естественным и понятным, станет ясным, почему финансисты предпочитают диктатуру Коммуне"1 .

Департаменту Сены пришлось переизбрать депутата. Перевыборы были назначены на 27 января 1889 года. Исход этих перевыборов имел большое значение: он должен был показать, насколько Буланже удалось сплотить вокруг себя широкие массы избирателей. Генерал обратился к французам со специальным воззванием. Напрасно, писал он, избирателей пугают словом "диктатура"; террор, который проводит правительство во Франции, является худшим видом диктатуры. Буланже объявлял себя республиканцем и защитником национальных французских интересов.

На выборах против кандидатуры Буланже была выставлена кандидатура владельца водочных заводов Жака и рабочего Буле. Как сказано было в воззвании Буле, он выступал под знаменем Коммуны и социальной революции против парламентариев и цезаристов. "Буланже, - читаем мы в воззвании революционного избирательного комитета, - это кровавая неделя. Голосовать за Жака - значит голосовать за спекулянтов и воров, которые из вашей крови создают себе колоссальные состояния". И показательно, что несмотря на ожесточенную классовую борьбу на выборах 1889 г. Буланже вышел победителем. Подкупленные банды буланжистских агентов распространяли его воззвания и агитировали за него.

Трудно решить, предполагали ли Буланже и его штаб ограничиться избирательными успехами, не думали ли они предпринять что-нибудь гораздо большее, не готовили ли они вооруженный переворот. Правительство Флоке обманывало себя, предполагая, что Буланже потерпит поражение. В этом же убеждал германского посла Гобле. Бисмарк заверял императора, что Жак победит большинством в 40 тысяч голосов. Буланже получил 245 тысяч голосов на выборах, Жак - только 162 тысячи, Буле - 17 тысяч.

Клемансо, пораженный успехами генерала, заявил в Палате: "Мы видим перед собой религиозное движение, страна пала жертвой болезни, о которой писал Мишле, - болезни "мессианизма, г. Буланже стал мессией, спасителем, фетишем..."

Констан много лет спустя, будучи французским послом в Константинополе, рассказывал своему германскому коллеге об "истори-


1 W. Frank. Цит. раб., стр. 216 (разрядка моя. - Ц. Ф .).

стр. 81

ческом дне" 27 января 1889 г.: "Из того, что я видел в эту ночь, я вынес впечатление, что если бы Буланже отправился в Елисейский дворец, он мог бы покончить с Карно в какой-либо час; он мог быть объявленным, при ликовании населения, президентом. Впрочем, Буланже не был человеком действия. Это был авантюрист. И вместо того чтобы в час ночи отправиться в Елисейский дворец, он спокойно отправился спать".

Но все это показания "потерявших голову". Однако вот что писал Энгельс Каутскому 26 января 1889 г.: "Выборы Буланже создают во Франции кризис. Радикалы в своем неистовом рвении добиться власти стали слугами оппортунизма и коррупции и тем самым действительно выращивали буланжизм". Энгельс с сожалением констатировал, что Париж изменил своим обычным революционным традициям и оказался в объятиях бонапартизма. Спасла дело провинция. "Самое скверное, однако, в том, что опасность войны значительно возросла. Бисмарк может теперь получить войну, когда он только захочет ее иметь", - продолжает Энгельс. 11 мая 1889 г. в письме к Лафаргу Энгельс писал, что армия теперь более предана буланжизму чем республике в дни Мак-Магона. Впрочем, он выражает сомнение в возможности вооруженного выступления генерала.

Сопоставление донесений дипломатических и военных агентств России и Германии представляет значительный интерес. Моренгейм: писал Гирсу 12 апреля 1888 г., что плебисцитарное движение, начавшееся во Франции, значительно ухудшило положение дел и даже отодвинуло назад министерский кризис. "Умышленно говорю: "плебисцитарное движение", - писал Моренгейм, - ибо случайный человек, стоящий в центре этого движения, дал ему лишь свое имя"1 . Моренгейм убеждал царя и своего министра, что сам Буланже не имеет значения, что вряд ли он способен возглавить недовольство. Посол переоценивал глубину оппозиционной борьбы: "Теперь уже не ставится более вопроса о том или ином министерстве, - писал он, - эти семейные споры уже всем надоели: речь идет о самом парламенте, который породил эти министерства, и даже, более того, речь идет о самом парламентском режиме"2 .

Более того, Моренгейм в панике готов утверждать, что 1888 год напоминает 1848 год3 . Впрочем, как мы видим из его депеши, Фрейсине был напуган не менее Моренгейма.

Для русского посла было очевидно, что избрание Буланже в Северном департаменте неизбежно, но будет ли победа генерала началом внепарламентского революционного движения? Он писал: "Растерянность царит не только в официальных кругах: она повсюду". Моренгейм вновь сообщил Гирсу спустя несколько дней, что развязка приближается: "То, что долгое время ощущалось лишь как смутное неблагополучие и сказалось в ряде кризисов и потрясений, которые более полугода волновали страну, проявляется теперь в общем недовольстве, охватывающем все большие круги населения, на всей территории и во всех слоях". Моренгейм утверждал, что "следствием этого хронического и бесплодного брожения" является то, что во Франции, в которой "еще недавно Париж был всем, Париж уже очень близок к тому, чтобы стать ничем"4 . Страх перед неиз-


1 Письмо Моренгейма Гирсу от 12 апреля (31 марта) 1888 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 82).

2 Там же.

3 Там же: "Souvenons-nous de 1848 avec iaquel 1888 offre beaucoup d'analogie...".

4 Письмо Моренгейма Гирсу от 24 (12) мая 1888 г. (Там же, стр. 84).

стр. 82

вестностью приводил в ужас правительство и Палату. Власти боялись апелляции к народу. Моренгейм передавал свое настроение и настроение правительственных кругов Франции 1888 г., когда утверждал, что "грозный призрак 1793 г. вновь веет над страной". Он в страхе нашел даже организационный центр революционных элементов в... "Обществе прав человека и гражданина"1 .

Однако колебания Буланже и его отказ от активной деятельности постепенно успокаивают всех. 7 июня 1888 г. в новой депеше Гирсу Моренгейм обращал внимание на эту пассивность генерала. Он формулировал свою мысль достаточно категорически. Пока ревизионистское движение, охватившее страну вследствие отвращения к современному парламентскому режиму, оставалось в своей первой, чисто отрицательной фазе, нельзя было, казалось, пренебрегать движением, которое окрестили именем буланжизма. Но теперь, "когда пришло время действовать, монархические партии, которые раньше не отвергали его содействия с целью использовать его в своих целях, теперь от него отрекаются, и все открыто выступают под своим собственным флагом"2 .

В первой же схватке буланжизм оказался разбитым. Очевидно, что у царской дипломатии не было больше оснований его поддерживать; надежды, которые царь возлагал на Буланже в 1886 - 1887 гг., несмотря на успехи последнего, не оправдались. Моренгейм настаивал на том, что Буланже пропустил все отведенные ему историей сроки, что он не использовал своего благоприятного положения: в то время когда толпа его приветствовала и готова была к действию, а Палата была объята страхом, генерал "медленно прогуливался в своем ландо кокотки, с красными помпонами на ушах лоснящихся лошадей, с гвоздикой в петлице - этим все и ограничилось. С этого момента он начал казаться смешным..."3 .

Основная мысль депеши Моренгейма от 16 августа 1888 г.: неудачи буланжизма требуют особо внимательного отношения к действиям тех русских кругов, которые продолжают защищать дело Буланже. Моренгейм с осторожностью замечал: "Пребывание, возможно, случайное, одного из наших наиболее видных публицистов в этот именно момент в Париже заставило кое-кого сделать выводы


1 Там же, стр. 85. Полицейский страх заставил Моренгейма утверждать, что задача этих "элементов" - "de reprendre l'oeuvre et de continuer l'action de la grande Revolution en employant les memes moyens que les grands devanciers au siecle dernier" ("взять в свои руки и продолжать дело Великой революции, пользуясь теми же средствами, которыми пользовались и великие предшественники в прошлом веке").

2 Письмо Моренгейма Пирсу от 7 июня (26 мая) 1888 г. "... La lutte definitive menace ainci plus que jamais d'etre circonscrite entre les deux partis extxremes de la gauche et de la droite". ("...Решительная борьба грозят захватить лишь обе крайние партии как левого, так и правого сектора). (Там же, стр. 86).

3 События только усугубили кризис буржуазной Франции. Впрочем, немцы готовы были преувеличивать этот кризис. Моренгейм подчеркивал это, но сам нередко подражал дипломатам Бисмарка. В августе 1888 г. в донесениях Гирсу русский посол останавливался на слухах, идущих из Берлина, будто Париж переживает "революцию еще более грозную, чем революции 1830, 1848 и даже 1871 годов..." (Письмо Моренгейма Пирсу от 16 (4) августа 1888 г.: "Quand a la situation interieure de la France, c'est de plus fort en plus fort..." ("Что касается внутреннего положения во Франции, то оно становится все более и более тяжелым"). (Там же, стр. 87).

Но гораздо большее значение чем буланжистские демонстрации имели стачки. В своем политическом усердии Моренгейм писал: "То, что здесь происходит, является далеко не экономическим движением, вызванным вопросом о заработной плате, но просто-напросто первым опытом анархического мятежа". (Там же, стр. 88).

стр. 83

о существовании некоторых связей..."1 . Посол царя не входил в более конкретное обсуждение этого вопроса; он доказывал только, что сторонники буланжизма среди русских в настоящий момент могут дискредитировать Россию в глазах Германии. Поэтому Моренгейм в секретной телеграмме от 30 августа спешил предупредить русского министра иностранных дел о том, будто Буланже, уехавший в Швецию, решил отправиться в Россию. Моренгейм предлагал принять меры для того, чтобы убедить Буланже отказаться от этой затеи "ввиду невозможности оказать ему тот прием, на который он, повидимому, рассчитывает", указать ему на те неудобства, "которые вызовет пребывание его среди нашего общества"2 .

Тон этой телеграммы поразителен, как, впрочем, и осторожность предшествующего донесения, в котором, как мы видели, в самых неопределенных выражениях идет речь о "некоторых связях Буланже среди русских". Сейчас нет возможности уточнить вопрос об этих связях, для этого у нас нет документов. Но если мы внимательно ознакомимся даже с легальной русской прессой за 1888 г., нас поразит то, что в большинстве русских реакционных и умеренно-либеральных газет и журналов успехи Буланже встречали явное сочувствие. В апреле 1888 г. реакционная "Правда" писала, сопоставляя Бисмарка и Буланже: "У одного все в прошлом, у другого все в будущем". Столкновение между Германией и Францией, продолжает газета, освободило бы руки России, дало бы возможность ей свободно выбрать себе союзника. Газета приветствовала программу Буланже - создание "преображенной Франции", действующей активно в своих сношениях с иностранными государствами и опирающейся на могущественную армию.

В августе та же газета, излагая беседу корреспондента "Фигаро" с генералом, приводила несколько писем, полученных Буланже из французских деревень. В одном из этих писем было сказано: "Я всего только простой крестьянин, и если я вынимаю теперь припрятанную копейку, - это значит, у меня есть на это причины. Генерал, прошу вас, освободите нас от этих..." Дальше шли ругательства, которые газета не решилась воспроизвести.

Письма эти говорят нам о том, что Буланже удалось мобилизовать кое-какие бонапартистские симпатии французского крестьянства. Впрочем, осенью 1888 г. для газеты "Правда" было ясно, что успехи буланжизма - успехи подготовки республики к новой войне. Повторяем: таковы были настроения не только газеты "Правда". Даже "Вестник Европы" в мае 1888 г. утверждал, что "история Франции в последнее время превратилась в историю генерала Буланже". Конечно, Буланже - не Наполеон, продолжал сотрудник либерального журнала, но нельзя отрицать его пригодности для партий, враждебных республике, а следовательно, враждебных европейскому миру.

Мы не говорим о позиции "Московских ведомостей" или "Journal de St.-Petersbourg", которые выступали позднее против суда над Буланже и защищали его во имя будто бы объявленной генералом "войны войне". Реакционные круги России приветствовали Буланже в 1888 г. прежде всего как защитника франко-русского союза. Впрочем "Вестник Европы" пояснял, что союз этот означает "не мир, а войну".


1 В письме Гирсу от 16 августа речь идет о необходимости сохранить видимость дружеских отношений с Германией "после великого события, петергофского свидания".

2 Телеграмма Моренгейма Гирсу от 30 (18) августа 1888 г. ("Красный архив", Т. 72, стр. 89).

стр. 84

Симпатии к Буланже в русской реакционной прессе, несомненно, отражали возросшую активность некоторых придворных кругов. Мы понимаем теперь настороженность Моренгейма: в ближайшие недели он с особой категоричностью подчеркивал бессилие попыток Буланже осуществить свою программу. Возрождение успехов Буланже - "это только видимость, которая полностью объясняется отнюдь не искренней поддержкой монархистов обоих лагерей... Именно потому, что он нуль и за ним ничто не стоит, он и может быть игрушкой в руках кого угодно. Это самый заурядный перекресток, где встречается много дорог, но это не большая дорога, указующая путь"1 . Моренгейм объяснял свое неприязненное отношение к Буланже просто тем, что "речами республику не свергнуть". Республике угрожает банкротство, гибель не от рук Буланже, а от "анархистов". Под этим названием посол в своем полицейском усердии объединял всех, начиная от радикалов и кончая социалистами и рабочими-стачечниками. Его страшили не успехи Буланже, а предстоявший столетний юбилей французской революции, "которую интернациональный социализм может, пожалуй, отпраздновать на свой лад..."2 . Его пугало то, что радикальная политика, тенью который был одно время буланжизм, являлась отправной точкой социализма: его пугал не Буланже, а Вайян.

В заключительных словах депеши от 30 августа дан ключ ко всему вопросу: "Бесспорно, что Франция - важная карта в нашей игре, но только при условии, если она будет сильной, мощной и процветающей, тогда это козырь. Но если мы ходим с червей, зачем нам двойка пик? Поэтому мы заинтересованы в том, чтобы режим, несущий с собой разрушение и разложение, во власти которого находится сейчас Франция, как можно скорее уступил место правительству, которое спасет страну от неизбежного упадка"3 . Но если бы Буланже стал действительно силой, гарантирующей низвержение республиканского режима, подавление революции во Франции и укрепление военной мощи, царизм пошел бы, конечно, с этой карты. В 1886 г. в этом смысле и высказывался Александр III. Но Буланже не оправдал надежд царя.

Осенью 1888 г. волна недовольства поднималась и буланжизм завоевывал успех за успехом. Несмотря на это Моренгейм продолжал утверждать, что роль Буланже обманчива, что он не представляет собой реальной силы. Моренгейма радовали успехи умеренно-республиканского правительства: нанося удары буланжизму и социальному недовольству масс, они укрепляли республику как военную силу, как возможного союзника России. Он писал: "Франция все еще, что бы там ни говорили, - великолепная скаковая лошадь, которая безжалостно сбрасывает плохих ездоков"4 . Можно было бы пойти на союз с Францией Буланже, если бы последний представлял реальную силу, но нужно заключить союз с республикой против Буланже, если сама республика будет выполнять задачи, поставленные перед ней царизмом.

На выборах в январе 1889 г. Буланже вышел победителем. Теперь уже не Моренгейм, а Коцебу пишет в Петербург и, как всегда, в го-


1 Письмо Моренгейма Пирсу от 30 (18) августа 1888 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 89).

2 Там же, стр. 90 (разрядка моя. - Ц. Ф .).

3 Там же (разрядка моя. - Ц. Ф.).

4 Письмо Моренгейма Гирсу от 25 (13) октября 1888 г. (Там же, стр. 91).

стр. 85

раздо более сдержанных тонах, не без скрытого сочувствия к Буланже. Коцебу пишет о несомненном личном влиянии Буланже, о надежной и активной поддержке, которую ему оказывает лига патриотов. "...Невозможно не признать, - пишет Коцебу, - что генерал Буланже приобрел себе большую популярность. Средние классы, которые разоряются из-за Панамы или других неудач и которые, не разбираясь, обвиняют правительство, несомненно, пойдут за Буланже..."1 .

Тот же Коцебу 31 января 1889 г., сообщая о результатах перевыборов, замечал: "Свой успех генерал одержал самым мирным образом, и все-таки это очень важное событие... Правительство... потерпело поражение от человека, который почти что требует уступить ему место. При этих обстоятельствах его поражение уже не является незначительным инцидентом"2 .

В тот же день вторичная депеша поверенного в делах Коцебу отдавала должное генералу, который проявляет "величайшую осторожность" и который не дает правительству повода для применения насильственных мер.

Чтобы убедиться в том, как малейшие успехи Буланже колебали отношение к нему русской дипломатии, стоит сопоставить депеши Коцебу от января - февраля 1889 г. с донесениями Моренгейма за 1888 год. Конечно, следует учесть и субъективную разницу в оценке Буланже двумя представителями русского правительства в Париже. 14 февраля Коцебу сообщал Гирсу о том, что к нему обратился "влиятельный бонапартист", вступивший в ряды буланжистского движения, который хотел убедить Коцебу в том, что "течение, охватившее сейчас две трети Франции, не только не демагогично, как это утверждают враги генерала с целью оклеветать его в глазах иностранцев, но, напротив, направлено против демократии, что подтверждается большим числом примкнувших к нему консерваторов и монархистов"3 . Коцебу передал Гирсу все подробности внешнеполитической программы буланжизма. Он сообщал, что буланжисты будут терпеливо выжидать распада Тройственного союза и в своей политике будут ориентироваться на Россию. Коцебу даже готов был утверждать, что заявления буланжистов имеют косвенное подтверждение и в других конфиденциальных сообщениях, полученных из диаметрально противоположных источников. Он передал также подробно мнение своего собеседника о том, как Буланже предполагает завоевать без насилия большинство голосов в стране. Более того, Гирсу будет небезынтересно узнать, что Фрейсине не настроен враждебно к Буланже: последний обещал ему пост военного министра в будущем министерства. Интересна помета царя на этой депеше Коцебу: "Программа Буланже недурна. Но может ли он ее исполнить?"4 .

Итак, если в конце 1888 г. по депешам Моренгейма можно было бы утверждать, что русская дипломатия раз навсегда покончила с Буланже, отказываясь рассчитывать на его политическую активность, то в 1889 г. "генерал-надежда", как называли его во Франции, как будто вновь стал козырной картой в игре царской дипломатии. Правда, 28 февраля Коцебу писал министру, что он примет к руководству


1 Депеша поверенного в делах в Париже Коцебу министру иностранных дел Гирсу от 17 (5) января 1889 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 93).

2 Депеша Коцебу Гирсу от 31 (19) января 1889 г. N 5 (Там же).

3 Депеша Коцебу Гирсу от 14 (2) февраля 1889 г. N 10. (Там же, стр. 96) (разрядка моя. - Ц. Ф .).

4 Депеша Коцебу Гирсу, стр. 96 (разрядка моя. - Ц. Ф .).

стр. 86

указание на необходимость быть острожным в наблюдениях за буланжизмом, что он сделает все для того, "чтобы не подать никакого повода к подозрениям ни встречами с лицами, принадлежащими к буланжистскому лагерю, ни несвоевременными высказываниями"1 . Эта осторожность была вызвана прежде всего чрезвычайно определенной и решительной позицией Германии. 27 января 1889 г. Бисмарк писал: "Господа из правительства переоценивают значение выборов. Они не имеют значительных последствий. Прибавится только еще один депутат"2 . Президент Карно успокаивал германского посла: "...c'est un ennui mais pas un danger" ("...это неприятность, но не опасность"). Мюнстер, германский посол, согласился с президентом, что дело Буланже безнадежно. 5 февраля Мюнстер сообщил Бисмарку желание Карно быть в курсе мнений Берлина об успехах буланжизма.

Царской дипломатии приходилось в этих условиях проявлять большую осторожность. 28 февраля Коцебу писал: "Эта осторожность тем более необходима, что министерский кризис, причинивший правительству столько беспокойства, сделал это последнее особенно подозрительным"3 .

Что касается состава правительства, то Коцебу возражал против Констана, министра внутренних дел, у которого в прошлом было немало темных историй. Забавно, что как раз Констан и был тем лицом, которое в ближайшее время раздавило буланжизм. Коцебу констатировал, что за последнее время буланжизм добивается все больших успехов, к нему примыкают все новые и новые круги, к движению присоединились граф Парижский, герцог Омальский и ряд монархистов-сенаторов. "Высшее общество, - заявил он, - одобряет планы генерала Буланже, надеясь, однако, в своем большинстве на то, что сам генерал власти не достигнет".

За этим замечанием Коцебу следует и другое: "Духовенство и народ, крестьянство и большая часть рабочих, как меня уверяют, - просто буланжисты"4 .

Поверенный в делах продолжал убеждать Гирса, что буланжизм - грозный заговор. В то время имел место дипломатический инцидент, который нельзя не поставить в связь с вопросом о буланжизме. "Свободный казак" Ашинов в Сагалло, на территории французских владений в Абиссинии, поднял русский флаг. Он отказался очистить территорию, и в ход был пущен французский крейсер. Буланжистские круги во главе с лигой патриотов тотчас же выразили царю свои симпатии, желая этим подчеркнуть, что не несут ответственности за поведение французского правительства. Инцидентом воспользовался Констан, фактический глава правительства, чтобы распустить патриотическую лигу. Ряд депутатов-буланжистов был арестован. 9 марта 1889 г. правительство республики отменило постановление об излиянии герцога Омальского. Оно приобрело таким образом симпатии той части сторонников орлеанистского претендента, которые не желали вступать в союз с Буланже.

По просьбе Карно, 16 марта 1889 г. германский посол в Париже сообщил в Берлин: "Правительство категорически решило Буланже


1 Частное письмо Коцебу Гирсу от 28 (16) февраля 1889 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 97).

2 Chlodwig Hohenlohe, op. cit.

3 Частное письмо Коцебу Гирсу от 28 (16) февраля 1889 г. ("Красный архив". Т. 72, сир. 97).

4 Там же.

стр. 87

и его сторонников обезвредить и арестовать. Это должно произойти 18 - 19 марта. Беспорядки вряд ли могут иметь место, но противники обвиняют правительство в том, что оно распустило патриотическую лигу по требованию немцев". Мюнстер посоветовал Карно обождать с арестом. 14 марта Диллон предупредил Буланже о предполагаемом аресте. 15 марта в 9 часов вечера Буланже инкогнито бежал из Парижа в Брюссель. Впрочем, 17 марта он вновь выступал в Туре. В своей речи генерал подчеркнул, что он видит свою задачу в очищении республики от "якобинского наследства", что он готов сохранить республику, но в "очищенном виде". Прошло, однако, 14 дней. Правительство не выполнило своей угрозы арестовать Буланже. Вильгельм II на полях дипломатического донесения написал: "Итак, он все-таки силен. Досадно!"

14 марта Коцебу сообщал Гирсу о попытках ареста Буланже" В своем донесении он выразил надежду, что буланжисты будут со временем реабилитированы. Полиция искала документов, компрометирующих генерала Буланже, но потерпела неудачу и обнаружила, что многие из чиновников присоединились к движению1 .

После бегства Буланже и предания его верховному суду Коцебу был вынужден подчеркнуть в своих донесениях победу правительства республиканцев над буланжизмом. Впрочем, он тут же добавил, что обстоятельства для правительства отнюдь не изменились. Политический кризис во Франции не прекратился. "...Буланже, - утверждал Коцебу, - едва не сделался жертвой парламентской клики, и его бегство, которое сначала вызвало колебания даже среди его приверженцев, повидимому, обернулось в его пользу. Говорят, что его осуждение было предрешено и что он хорошо сделал, что сумел спастись от заговора"2 . По мнению Коцебу, "Буланже возглавляет всеобщее недовольство... Ведь самые большие его ошибки всегда шли ему только на пользу. Если отъезд его - ошибка, то и на этот раз он только выиграет... Повидимому, ранее октябрьских выборов положение не выяснится"3 .

Таким образом, даже падение Буланже не уничтожило надежд Коцебу. В тот же день в новом донесении он рассказывал о беседе с одним знакомым буланжистом, вернувшимся из Брюсселя. Буланжисты надеялись, что они на ближайших общих выборах получат большинство, что они возьмут власть в свои руки и выполнят программу ревизии конституции. Коцебу подчеркивал, ссылаясь на слова собеседника, что генералу придется, возможно, бежать в Англию: не попадет ли он здесь под вредное английское влияние? Более того, Коцебу добавил, со слов своего знакомого: "В этом отношении генерал еще нуждается в наставлениях, и было бы полезно заранее посвятить его в намерения России"4 . Характерно, что Коцебу ограничился, как он по крайней мере сообщал об этом в своем донесении, замечанием, что "подобного рода тревогу он находит преждевременной".

О том, как сильно было положительное отношение к буланжизму, в реакционных русских кругах и насколько колебания царской дипломатии питались этими кругами, свидетельствует депеша от 20 мая 1889 г., в которой Гирсу сообщали о том, что редактор "Петер-


1 Депеша Коцебу Гирсу от 14 (2) марта 1889 г. ("Красный архив". Т. 72,стр. 98).

2 Депеша Коцебу Гирс от 11 апреля (30 марта) 1889 г. N 36 (там же).

3 Там же.

4 Там же.

стр. 88

бургских новостей" Худяков организовал банкет в честь буланжистов. На этой телеграмме есть царская пометка: "Положительно запретить". А в августе 1889 г. на письме Буланже царю из Лондона мы находим пометку: "Скромно и разумно, но действительно ли способен на это, увидим!" Речь шла об обращении Буланже к царю, в котором он раболепно излагал свою программу: установить во Франции реакционный порядок, бороться с рабочим движением и добиться союза с Россией1 . По всей видимости, даже в августе Александр III еще не разрешил для себя вопроса о судьбах буланжизма.

Всемирная выставка 1889 г. в Париже прошла с успехом. Она свидетельствовала о том, что буржуазии удалось восстановить порядок в стране, раздавив оппозиционное движение. Констан опирался на военные и полицейские силы и ввел режим террора. Германский военный атташе сообщал в Берлин: "Высказывания министра внутренних дел по поводу 1 мая были до того ясны, что он убедил спокойных граждан Парижа на этот день толпами оставить город. 1 мая Париж производил странное впечатление пустоты... Что касается полиции, то она получила соответствующие "инструкции". Впервые за долгое время полиции нечего было бояться: она могла больше не опасаться быть жертвой..." Он добавлял, что полиция действовала "методами далекого Востока". Вильгельм II, отмечая это место донесения военного атташе, написал на полях: "Браво!"

4 апреля 1889 г. Буланже был лишен парламентского иммунитета. 19 августа он был осужден вместе с Рошфором и Диллоном к пожизненному заключению.

Всеобщие выборы 1889 г. произошли, таким образом, после того, как буланжистам был нанесен сильнейший удар. На выборах 22 сентября 1889 г. республиканцы получили 366 мест в Палате, буланжисты - только 47. Надежды буланжистов на победу путем выборов не оправдались. Коцебу с горечью, правда, скрытой, был вынужден констатировать неудачи Буланже. В мае Франция интересовалась другими событиями: столетним юбилеем революции, всемирной выставкой и всеобщими выборами. Всемирная выставка имела успех потому, что она показала буржуазии возможность ее дальнейшего развития. С точки зрения чисто промышленной и финансовой она превзошла все ожидания. Впрочем, Моренгейм в частном письме Гирсу от 22 мая готов был утверждать, что ни юбилей, ни выставка не окажут влияния на результаты всеобщих выборов, которые более чем когда-либо внушают ему опасения. Это звучит как противоречие всему тому, что раньше писал Коцебу о Буланже, но это противоречие характерно. Впрочем еще в мае некоторые представители русской дипломатии все еще выражали надежду, что "сторонники парламентаризма всех оттенков будут сметены во главе с оппортунистами, т. е. с партией, стоящей у власти...". "Результаты выборов поставят нас лицом к лицу с новой Францией, управляемой новой конституцией", - писал Моренгейм. Для Моренгейма важно отметить, что несмотря на неудачу генерала Буланже буланжизм не исчез2 .

Исход всеобщих выборов решил вопрос. Как писал Моренгейм 10 октября 1889 г., большинство голосовало за республику, "и это


1 Письмо Буланже к царю от 9 августа 1889 г. ("Красный архив". Т. 14, стр. 261. 1926 г.).

2 Частное письмо Моренгейма Гирсу от 22 (10) мая 1889 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 103).

стр. 89

при условии, что она заслужит оказанное ей доверие, проводя политику, противоположную той, которой до сих пор следовала"1 .

Так кончились буланжизм и дипломатическая игра с ним.

Для Германии Буланже и его авантюра были орудием дипломатического давления на Францию. Пугая войной, канцлер добился ряда уступок; он использовал шовинизм во Франции в интересах Германии. Республика вынуждена была поспешить с разгромом буланжизма под давлением германской дипломатии.

Царь и его посол предполагали обрести в Буланже диктатора, служащего интересам их политики. Победа Буланже означала бы для царизма двойную победу: над республикой и над Бисмарком. Но зависимость России от Германии в эти годы была столь сильна, что о смелых шагах в этом направлении не могло быть и речи. Царская дипломатия выжидала. Поражение Буланже сыграло свою роль в деле нового, правда, непродолжительного, сближения России и Германии. Торжество республики над буланжизмом показало, однако, России, что ставка на Францию возможна. Вскоре она стала и желательной.

Буланжизм возник в обстановке экономического и политического кризиса Третьей республики, в годы, когда социальное недовольство масс нарастало. Распад в рядах правящей буржуазии выдвинул на первое место мелкобуржуазных радикалов во главе с Клемансо. Буланже был "выдуман" ими. Генерал-авантюрист в их руках должен был служить орудием для борьбы и победы над рабочим классом и "оппортунистической" республикой, прежде чем он стал орудием монархистов. Вспомним, что в 1886 - 1889 гг. во Франции рабочая партия впервые заговорила с парламентской трибуны. Энгельс расценивал это как историческую победу рабочего движения2 .

Буланжизм был попыткой реакционных кругов французских аграриев и буржуазии использовать растущее недовольство мелкобуржуазных и крестьянских масс политикой республиканской буржуазии. Он развивался в условиях дипломатических маневров Бисмарка, который не прочь был "поощрить" (ferdern) деятельность Буланже, использовав ее как козырь в своей игре против франко-русского сближения. С буланжизмом заигрывали русские реакционные круги, хотя царская дипломатия так и не решилась сделать это открыто.

Неудача буланжизма несмотря на всю сложность внутреннего и внешнего положения во Франции конца 80-х годов очень наглядно показывает устойчивость республиканско-демократических настроений в широких народных массах Франции. Но победа Третьей республики над буланжизмом создала в свою очередь наиболее благоприятные условия для дальнейшего роста классовой активности и самостоятельности французского пролетариата, бывшего важнейшей силой в борьбе против буланжизма. Недаром 18 августа 1886 г. в письме Бебелю Энгельс писал: "О, если бы Маркс мог видеть, как во Франции, в Америке события подтверждают его положения, что демократическая республика теперь не что иное, как поле битвы, на котором разыгрывается бой между буржуазией и пролетариатом"3 .


1 Частное письмо Моренгейма Гирсу от 22 (10) мая 1889 г. ("Красный архив". Т. 72, стр. 105).

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 540.

3 Частное письмо Моренгейма Гирсу от 22 (10) мая 1889 г. ("Красный архив", Т. 72, стр. 577).

 


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ЕВРОПЕЙСКАЯ-ДИПЛОМАТИЯ-И-БУЛАНЖИЗМ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Lidia BasmanovaКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Basmanova

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Ц. ФРИДЛЯНД, ЕВРОПЕЙСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ И БУЛАНЖИЗМ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 22.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ЕВРОПЕЙСКАЯ-ДИПЛОМАТИЯ-И-БУЛАНЖИЗМ (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Ц. ФРИДЛЯНД:

Ц. ФРИДЛЯНД → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Lidia Basmanova
Vladivostok, Россия
2075 просмотров рейтинг
22.08.2015 (3142 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
14 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ЕВРОПЕЙСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ И БУЛАНЖИЗМ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android