Я. КУЗЬМИНОВ, профессор, ректор ГУ ВШЭ,

М. ЮДКЕВИЧ, кандидат экономических наук, завлабораторией институционального анализа ГУ ВШЭ

(Нобелевская премия по экономике 2009 года -Оливер Уильямсон и Элинор Остром)

[Новая институциональная экономика] формирует целый набор тем для необходимых микроэкономических эмпирических исследований... До тех пор, пока эта работа не будет проделана, новая институциональная экономика и связанные с ней подходы будут основаны лишь на вере.

Герберт Саймон¹

В 2009 г. Нобелевская премия по экономике присуждена Оливеру Уильямсону и Элинор Остром "за построение теории управления трансакциями"². Оба исследователя - представители новой институциональной теории - внесли важный вклад в наше понимание природы институтов и факторов выбора между институциональными альтернативами.

Такое решение Нобелевского комитета в первый момент удивило многих. Прежде всего тем, что премия была присуждена за работы, не очень вписывающиеся в современный "формат". На фоне растущей технической сложности большинства исследований экономистов-теоретиков присуждение премии за "вербальные" работы, без формул и регрессий, вызывает, по крайней мере, удивление. Кроме того, на первый взгляд тематика работ двух лауреатов - фирмы и рынки с одной стороны, и проблемы коллективной собственности в развивающихся экономиках - с другой, имеет мало общего.

¹ Simon H. Organizations and Markets // Journal of Economic Perspectives. 1991. Vol. 5, No 2. P. 27.

² Economic Governance. Scientific Background on the Sveriges Riksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel 2009 (compiled by the Economic Sciences Prize Committee of the Royal Swedish Academy of Sciences), nobelprize.org/nobel_prizes/economics/laureates/2009/sci.html.

Вместе с тем по прошествии трех месяцев после объявления решения Нобелевского комитета факт присуждения премии Оливеру Уильямсону и Элинор Остром не удивляет, кажется, уже никого.

Еще одна особенность премии 2009 г. в том, что объявление ее результатов обрадовало многих исследователей, получивших возможность с гордостью сказать, что премию дали за достижения в "их" предметной области. Это и теория фирмы, и теория контрактов, и экономика природных ресурсов, и экономика развития.

И конечно это - институциональная экономика. Теория экономических институтов теперь, без сомнения, лидирует по числу исследователей, отмеченных Нобелевской премией³: Уильямсон и Остром теперь в одном ряду с Дугласом Нортом, Рональдом Коузом, Джорджем Акерлофом, Майклом Спенсом, Джозефом Стиглицем, Лео Гурвицем.

Необычной в 2009 году была реакция на решение Нобелевского комитета и в России. Когда присуждаются Нобелевские премии, в России особенно отчетливо осознают, как отечественная академическая наука отстала от мировой. Так бывает обычно. Но не в этот раз. Теперь, напротив, большая радость - дали "своим". "Своим" в двух смыслах: во-первых, как пишущим на похожем и понятном языке, во-вторых, как хорошо знакомым.

Действительно, отсутствие математических выкладок, теоретических моделей и их эконометрического тестирования делает работы Уильямсона и Остром внешне "очень похожими" на публикации российских исследователей. Именно отсутствие необходимости серьезной теоретической подготовки во многом определило популярность новой институциональной теории в России. Переводы на русский язык работ Норта и Уильямсона, появившиеся в 1990-е годы, оказались очень востребованы. Их идеи и язык были понятны массе бывших политэкономов, переключившихся, как им казалось, без особых сложностей на "новую современную тематику", в развитии которой они продолжали пользоваться накопленным в прошлые десятилетия багажом, не испытывая очевидной нехватки знаний современной теории и методов эмпирического анализа. В результате институционализм как направление стал очень популярен в России.

Сейчас в новой институциональной теории происходит прорыв, связанный с появлением работ по эмпирической оценке институтов. Институционалисты, которых жестко критикуют за то, что без эмпирической проверки выдвинутый ими тезис "институты имеют значение" остается не более чем красивыми словами, с помощью современных эконометрических методов продвигаются к решению этой проблемы. При этом преодолевается казавшийся прежде непреодолимым барьер "неизмеримости качественных различий": данные все чаще получают не из статистики, а с помощью социологических и психологических методов, а также из количественного анализа использования Интернета. Растет число работ, где предлагаются эмпирические оценки взаимосвязи

³ Теперь почти у всех институционалистов (тех, кто создавал современную институциональную теорию) есть Нобелевские премии. Мы говорим "почти", потому что Нобелевскую премию пока не получили основоположники теории прав собственности Армен Алчиан и Гарольд Демсец.

институтов и показателей экономического развития и благосостояния⁴. Если российские ученые не будут проводить подобные исследования, то наше отставание станет очевидно и в этой области. А пока у нас есть повод почувствовать себя частью сообщества. Поэтому мы так рады, что Ульямсону дали Нобелевскую премию.

Большинство российских экономистов не знакомы или мало знакомы с работами людей, которые получают Нобелевскую премию. Именно поэтому так остро ощущается отставание национального академического сообщества от мирового. Например, сколько российских ученых, занимающихся теоретическими или прикладными экономическими исследованиями, читали или были знакомы с сутью работ Маскина, Майерсона и Гурвица до присуждения им премии? Как правило, сообщество, не полностью или недостаточно включенное в мировой дискурс, знакомится с новейшими достижениями уже после того, как они получили всемирное признание.

Случай Уильямсона - достаточно редкое в этом смысле исключение. Его книга "Экономические институты капитализма" в переводе В. Катькало была опубликована в 1996 г. и стала обязательной составляющей курса институциональной экономики в российских вузах⁵. Поэтому и у преподавателей, и у студентов есть ощущение, что они знакомы с идеями лауреатов⁶. В последние годы вышло много учебных пособий по институциональной экономике, они различаются по используемому понятийному и концептуальному аппарату, инструментарию и характеру приложений. Однако сложно найти хотя бы одну книгу, в которой не содержалось бы подробного пересказа идей Уильямсона.

Вклад сегодняшних нобелевских лауреатов в экономический анализ, однако, гораздо значительнее, чем может показаться исходя из таких аргументов. Уильямсон продемонстрировал роль в рыночной экономике нерыночного типа организации (связи) дуального типа, связи, вырастающей из рыночной трансакции. Остром исследовала, как в той же экономике могут возникать и воспроизводиться многосторонние отношения "общинного типа", связанные с совместной эксплуатацией ресурсов или инвестициями в общее благо. Нобелевская премия для этих исследователей - запоздалое признание глобальным академическим сообществом сложности современной экономики (и экономики вообще), ее принципиальной несводимости к упрощениям неоклассического стандартного учебника ("анализируем рынок, а всем остальным можно пренебречь").

⁴ См., например: Tabellini G. Culture and Institutions: Economic Development in the Regions of Europe // CESifo Working Paper. 2005. No 1492; Acemoglu D. et al. The Colonial Origins of Comparative Development: An Empirical Investigation // American Economic Review. 2001. Vol. 91, No 5. P. 1369 - 1401; Tabellini G. Institutions and Culture // Journal of the European Economic Association. 2008. Vol. 6, No 2 - 3. P. 255 - 294. В России такие работы пока редкое исключение.

⁵ Williamson O. The Economic Institutions of Capitalism. N. Y.: Free Press, 1985 (рус. пер.: Уильямсон О. Экономические институты капитализма. СПб.: Лениздат, СЕУ Пресс, 1996).

⁶ Когда студенту на лекции рассказывают о специфичности активов и механизмах управления трансакциями, а на следующий день он узнает, что автору этой концепции присудили Нобелевскую премию, то он поневоле чувствует себя соучастником мировой науки. Предыдущий раз такое было в 2001 г., когда Нобелевскую премию присудили Акерлофу, Спенсу и Стиглицу, модели которых также подробно обсуждаются в курсе институциональной экономики. См., например: Кузьминов Я. И., Бендукидзе К. А., Юдкевич М. М. Курс институциональной экономики: институты, сети, трансакционные издержки и контракты. М.: ИД ГУ-ВШЭ, 2007.

Сегодня, в 2010 г., мы можем сказать, что период "либеральной эйфории" в экономической науке, вызванной быстротечным и неожиданным крахом социалистической экономической системы в конце 1980-х годов, окончательно завершился. Эта эйфория тогда фактически остановила процесс необходимого обновления предпосылок и инструментов экономического анализа. Ведь все теоретические предпосылки институциональной революции в экономической науке, в том числе и ключевые работы Уильямсона и Остром, были опубликованы и получили широкое признание уже к 1985 г. К сожалению, для принятия их "молчаливым большинством" экономистов - теми, кто читает учебники (и кто принимает практические решения), - понадобились неудачные практические действия последних 20 лет. Для нашей страны (и других государств СНГ) в 1990-х годах это была попытка одномоментно перейти к рынку без необходимого инвестирования в институты; в 2000-х годах - феномен "плохого роста", когда экономическая активность в базовых секторах экономики тормозится отсутствием доверия между акторами и их взаимодействия на "дорыночном" уровне⁷. Для развитых капиталистических стран - разочарования, связанные с дот-комовскими пузырями начала 2000-х и глубоким кризисом 2008 - 2009 гг. Глобальный кризис - напоминание о несовершенстве или даже об отсутствии у массовых экономических акторов адекватных механизмов информации и контроля качества финансовых инструментов. Напоминание о том, что новые институты "присваиваются" небольшой группой людей, эксплуатирующих отсутствие культуры их использования у остальных.

Оливер Уильямсон и развитие идей Рональда Коуза

Уильямсона можно считать одним из тех исследователей, кто внес наибольший вклад в развитие и распространение идей Коуза. Отталкиваясь от вопроса, поставленного Коузом ("почему некоторые трансакции совершаются на рынке, а некоторые - в фирме") и привлекшего внимание экономистов к необходимости изучать фирму и ее функционирование как отдельный важный феномен, Уильямсон рассматривает фирму и рынок как альтернативные механизмы управления трансакциями, делая акцент на сравнительных преимуществах и недостатках каждого⁸.

Альтернативные институты управления

В мире, где трансакционные издержки больше нуля, рыночные механизмы (и это отмечал еще Коуз) дают сбой. Именно издержки функционирования рыночного механизма приводят в ряде случаев к появлению фирмы. Но когда именно и почему это происходит? Уильямсон выделяет несколько параметров трансакции, критически важных для определения того, справится с реализацией трансакции рынок или нуж-

⁷ См., например: Мерсиянова И. В., Якобсон Л. И. Общественная активность населения // Мониторинг гражданского общества. Вып. 1. М.: ИД ГУ-ВШЭ, 2007.

⁸ См.: Williamson О. Markets and Hierarchies. N.Y.: Free Press, 1975.

ны какие-то иные (дополнительные или комплементарные) механизмы. Безболезненное разрешение конфликтов и улаживание противоречий между участниками рыночной сделки на конкурентном рынке основано, в частности, на том, что если компромисс не будет найден, стороны всегда могут найти себе других партнеров по сделке. Если же стороны связаны отношениями взаимозависимости, то разрешение споров самими участниками контрактных отношений может оказаться проблематичным. Поэтому один из параметров, определяющих выбор между институциональными альтернативами, утверждает Уильямсон, - это уровень специфичности активов. Если актив, участвующий в трансакции, специфичен (то есть не может быть использован вне ее рамок без существенной потери стоимости), рыночные механизмы связаны с высокими переговорными издержками, и возникает спрос на другие механизмы управления, что приводит к формированию иерархических механизмов (то есть фирмы) либо гибридных соглашений.

Чем выше степень сложности трансакции и уровень специфичности задействованных в ней активов, тем выше стимулы к переходу в единое управление, иными словами, к созданию фирмы. Центральным элементом теории фирмы у Уильямсона становятся именно издержки переговорного процесса в условиях "связанности" сторон⁹.

Теория Уильямсона показывает, что принятие решения об интеграции может быть обусловлено не только стремлением усилить рыночную власть, но и соображениями оптимизации структуры управления. Такая логика открывает дополнительные перспективы в теории регулирования.

Развитие идей Уильямсона

Периодически еще можно услышать, что "работа Гроссмана и Харта (1986) формализует работу Уильямсона (1989)". При этом мне доводилось слышать это утверждение в двух разных, совершенно противоположных по смыслу формулировках: "Гроссман и Харт всего лишь формализовали Уильямсона" и "Наконец кто-то формализовал Уильямсона".

Роберт Гиббонс¹⁰

Работы Уильямсона послужили отправной точкой для формирования ряда направлений в современной теории фирмы. Так, по сути, теория неполных контрактов, связанная с именами С. Гроссмана и О. Харта¹¹, стала развитием идеи Уильямсона о влиянии риска оппортунизма¹² в неполных контрактах со специфическими инвестиция-

⁹ Р. Гиббонс отмечает, что речь в данном случае может идти только об отчуждаемых правах собственности. Потому что за счет интеграции проблема с человеческим капиталом автоматически не решается. Единое владение может остановить только тот неэффективный торг, который связан с отчуждаемыми активами. См.: Hart O. An Economist's Perspective on the Theory of the Firm // Columbia Law Review. 1989. Vol. 89, No 7. P. 1757 - 1774.

¹⁰ Gibbons R. Four formal(izable) Theories of the Firm // Journal of Economic Behavior and Organization. 2005. Vol. 58, No 2. P. 200.

¹¹ Оливера Харта часто называют одним из претендентов на Нобелевскую премию. И хотя получение премии Уильямсоном несколько снижает его шансы, они все равно есть.

¹² Это понятие в экономический лексикон тоже ввел Уильямсон.

ми на дизайн институциональных соглашений между экономическими агентами. Гроссман и Харт предложили формальную модель, позволяющую проанализировать стимулы к инвестициям в специфические активы при разном распределении прав собственности и оценить условия, в которых у участников экономических отношений возникают стимулы к вертикальной интеграции¹³.

Конечно, Гроссман и Харт анализировали важность стимулов к инвестициям в специфические активы (то есть, по сути, доконтрактные стимулы, а не постконтрактные последствия, как Уильямсон). Однако они фокусировались на издержках и выгодах интеграции в контексте вопроса, который впервые сформулировал именно Уильямсон¹⁴.

Тестирование идей Уильямсона

Хотя работы Уильямсона лишь задают концептуальные рамки, объясняющие факторы вертикальной интеграции, они позволяют сформулировать тестируемые гипотезы. Ведь сложность трансакции и уровень специфичности задействованных в ней активов поддаются эмпирической оценке. И именно благодаря возможности это сделать теория Уильямсона и основанные на ней предсказания приобретают такое значение¹⁵.

Одну из первых систематических попыток протестировать контрактную интерпретацию вертикальной интеграции предприняли К. Монтеверде и Д. Тис в 1982 г.¹⁶ Они анализировали факторы принятия решений о внешней закупке деталей (по сравнению с внутренним производством) в автомобильной отрасли. Х. Шелански и П. Клейн приводят подробное описание работ, в которых предпринимались попытки тестировать гипотезы, сформулированные на основании логики Уильямсона¹⁷. Интересны в этом контексте статьи П. Джоскоу о структуре производства в угледобывающей отрасли, в которых рассматриваются условия вертикальной интеграции между предприятиями, занимающимися добычей и обработкой угля. Результаты Джоскоу позволяют сделать вывод о наличии связи между принятием решения о вертикальной интеграции и уровнем взаимной зависимости отдельных частей производства (измеряемой в случае высоких транспортных издержек через географическую удаленность места добычи от места возможной обработки угля)¹⁸.

¹³ Grossman S., Hart O. The Costs and Benefits of Ownership: a Theory of Vertical and Lateral Integration // Journal of Political Economy. 1986. Vol. 94, No 4. P. 691 - 719. См. также: Hart O., Moore J. Property Rights and the Nature of the Firm // Journal of Political Economy. 1990. Vol. 98, No 6. P. 1119 - 1158.

¹⁴ Hart O. Firms, Contracts, and Financial Structure. Oxford: Oxford University Press, 1995.

¹⁵ В тексте, размещенном на сайте Нобелевского комитета, рекомендуется, например, относительно недавняя обзорная работа: Lafontaine F., Slade M. Vertical Integration and Firm Boundaries: The Evidence // Journal of Economic Literature. 2007. Vol. 45, No 3. P. 629 - 685.

¹⁶ Monteverde K., Teece D. Supplier Switching Costs and Vertical Integration in the Automobile Industry // Bell Journal of Economics. 1982. Vol. 13, No 1. P. 206 - 213.

¹⁷ Shelanski H., Klein P. Empirical Research in Transaction Cost Economics: A Review and Assessment // Journal of Law, Economics and Organization. 1995. Vol. 11, No 2. P. 335 - 361.

¹⁸ Joskow P. Vertical Integration and Long-term Contracts: The Case of Coal-burning Electric Generating Plants // Journal of Law, Economics, and Organization. 1985. Vol. 1. P. 33 - 80; Joskow P. Contract Duration and Relationship-Specific Investments: Empirical Evidence from Coal Markets // American Economic Review. 1987. Vol. 77, No 1. P. 168 - 185.

Элинор Остром

В отличие от Уильямсона Остром российской академической публике знакома мало¹⁹, впрочем как и американской, о чем свидетельствуют нотки удивления в первых сообщениях новостных лент²⁰. На первый взгляд логика Нобелевского комитета, объединившего этих двух как будто очень разных исследователей, может показаться не совсем ясной. Действительно, если Уильямсон занимается анализом эффективности тех или иных в большей или меньшей степени формальных институциональных механизмов управления трансакциями, то работы Остром, политолога по образованию, посвящены, главным образом, проблемам прав на имущество, находящееся в коллективной собственности²¹.

На персональной странице Остром на сайте Центра когнитивных исследований Университета Индианы она так формулирует свои исследовательские интересы.

1. Как мы интегрируем результаты когнитивной науки в работоспособный набор моделей для исследования и объяснения выбора, который делают люди в различных институциональных структурах, включая социальные дилеммы, арены коллективного выбора, разные формы бюрократии и комплексные многоуровневые "публичные экономики"?

2. Как институты обеспечивают (производят) информацию, необходимую индивидам для выработки решений?

3. Какие установки (предубеждения) или их отсутствие "встроены" в различные формы выработки коллективных решений?

4. Как различные предпочтения утрируются или модифицируются через взаимодействие с различными институциональными структурами?²²

Если Уильямсон все же находится в русле неоклассического экономического дискурса, где исходная трансакция - взаимодействие двух независимых акторов, каждый из которых волен выбирать партнера, то Остром исходит из принципиально иного дискурса. В этом дискурсе акторы изначально привязаны друг к другу, круг их выбора ограничен соседями, собственниками общего блага, родственниками, знакомыми, носителями определенной конвенции (языка или научной дисциплины), - этот перечень можно продолжать, но каждый из нас назовет ситуации, когда он оказывался в подобном положении.

В то время как стандартная теория предсказывает, что режим коллективного использования собственности порождает стимулы к ее неэффективной эксплуатации (классическая работа Г. Хардина так и называется - "Трагедия общин"²³), Остром считает, что в реальности сообщества получают гораздо более удовлетворительные результаты в использовании

¹⁹ Хотя есть исключения: в программу институциональных курсов на экономическом факультете ГУ-ВШЭ ("Институциональная экономика", "Экономика развития реформ") статьи Остром входят в качестве обязательного чтения, поэтому студенты ГУ-ВШЭ с ними хорошо знакомы.

²⁰ См. комментарий (с говорящим названием) нобелевского лауреата В. Смита в журнале "Forbes" в день объявления решения Нобелевского комитета: Smith V. Governing The Commons: No one should now say "Elinor who?" // Forbes. 2009. Oct. 12. См. там же комментарий Дж. Ная: Nye J. Nobel Pioneers: Oliver Williamson and Elinor Ostrom // Ibid.

²¹ Среди самых известных ее работ: Ostrom E. Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Actions. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

²² www.cogs.indiana.edu/people/homepages/ostrom.html.

²³ Hardin G. The Tragedy of the Commons // Science. 1968. Vol. 162. P. 1243 - 1248.

коллективной собственности, чем это предсказывается в теории. Остром в первую очередь анализирует, какие условия и механизмы позволяют людям на практике добиваться эффективных результатов, и приводит десятки конкретных примеров (ирригационных систем, рыбных и лесных угодий в разных странах).

В этом смысле работы Уильямсона и Остром дополняют друг друга. Если Уильямсон изучает границы эффективного функционирования тех или иных формальных правил, регулирующих сделки, то Остром делает акцент на практике институциональных соглашений, возникающих там, где государство либо не способно создать, либо не может в полной мере заставить соблюдать введенные им формальные правила.

В своих работах Остром пытается ликвидировать значительный разрыв между теоретическими предсказаниями, согласно которым рациональным эгоистичным индивидам крайне сложно скоординировать усилия для решения проблемы коллективных действий, и реальностью, где кооперативное поведение широко распространено.

Эмпирические наблюдения за разными сообществами показывают, что пользователи коллективной собственности часто сами вырабатывают свои локальные правила и механизмы принуждения к их исполнению. Это во многих случаях приводит к лучшим результатам, чем при введении внешних правил.

Остром задается вопросом: как получается, что режимы использования ресурса, которые основаны на самоорганизации участников и редко используют принуждение с третьей стороны, могут по результативности превосходить режимы, в которых ресурсами владеет государство, опирающееся на принуждаемые к исполнению извне, формальные правила?²⁴

Дело в том, что в некоторых условиях с большей вероятностью можно ожидать относительно успешного решения проблемы коллективной собственности, нежели в других. Изначально, утверждает Остром, удачное использование коллективной собственности может быть связано с доверием и проявлением взаимности (которое облегчается благодаря лидеру²⁵ или критической массе участников, которые ведут себя кооперативно). Однако выживание и устойчивое существование таких режимов в течение долгого времени возможно только в тех случаях, когда дизайн системы для эксплуатации ресурсов коллективного пользования соответствует некоторому набору принципов.

Остром относит к их числу следующие²⁶.

Наличие четких границ группы. Существование таких границ позволяет участникам знать, кто в системе, а кто - нет и с кем они

²⁴ Ostrom E. Collective Action and the Evolution of Social Norms // Journal of Economic Perspectives. 2000. Vol. 14, No 3. P. 148.

²⁵ Важным начальным стимулом является наличие лидера. Подробнее см.: Varughese G. Villagers, Bureaucrats, and Forests in Nepal: Designing Governance for a Complex Resource: Ph.D. dissertation. Indiana University. 1999 (Proquest Collection).

²⁶ Ostrom E. Collective Action and the Evolution of Social Norms. Кстати, факторы эффективности, характерные для российских товариществ собственников жилья (ТСЖ), работают в соответствии с принципами, выделенными Остром. См.: Борисова И., Полищук Л. Товарищества собственников жилья: экономический анализ и российская практика // Материалы доклада на семинаре ЛИА ГУ-ВШЭ, 2009.

потенциально могли бы сформировать кооперативные договоренности. Границы позволяют исключать из пользования ресурсом тех или иных участников, что, помимо прочего, запускает работу механизма достоверной угрозы наказания в случае нарушения кооперативных договоренностей.

Наличие и четкая спецификация локальных правил использования ресурсов. Эти правила должны ограничивать объем, время (временной горизонт) и технологию использования ресурса, а также распределять выгоды пропорционально взносам (денег, времени, усилий), которые делают участники.

Вовлеченность участников группы в процессы установления и модификации правил. Большинство участников, которые как-то вовлечены в такой режим использования ресурса, должны иметь возможность принимать участие в установлении и модификации правил. Это, во-первых, позволяет выработать правила, наилучшим образом подходящие к локальным обстоятельствам, а во-вторых, эти правила с большей вероятностью будут восприниматься участниками как справедливые. Тогда, если человек нарушает правила, которые в общем-то считает справедливыми, он начинает стыдиться. Так, Остром описывает результаты исследования ирригационных систем в Индии²⁷, в ходе которого было, в частности, обнаружено, что оросительные каналы обслуживаются значительно хуже в тех системах, где фермеры считают, что правила установлены местной элитой.

Участие в мониторинге за соблюдением правил. Самые устойчивые режимы выбирают собственных надсмотрщиков, которые подотчетны пользователям (или сами являются таковыми), следят за условиями эксплуатации ресурса и поведением его пользователей. Предлагая занять официальные позиции локальным надсмотрщикам, сообщество легитимизирует их. В некоторых случаях имеет место ротация - пользователи занимают ее по очереди. В других системах люди кого-то нанимают.

Градуалистский подход к реализации санкций. Режим использования ресурса должен предусматривать дифференцированный подход к наказанию нарушителей. Начальное наказание - если кто-то нарушил границы кооперативных договоренностей в первый раз - должно носить информирующий характер, чтобы нарушитель понял, что его поймали и что, если он дальше будет себя так вести, его серьезно накажут. И чтобы другие осознали это.

Наличие механизмов разрешения конфликтов. Важны удобные и дешевые площадки для решения конфликтов между пользователями и властями. В отличие от физических ограничений, правила эффективны, когда все их понимают. Люди, скажем, могут по-разному интерпретировать совместно выработанное правило. Если есть простой локальный механизм, который позволяет быстро "вытащить наружу" и разрешить конфликт, а результаты сделать публичными, количество конфликтов, ведущих к снижению доверия, уменьшится.

²⁷ Bardhan P. Water Community: An Empirical Analysis of Cooperation on Irrigation in South India // Community and Market in Economic Development / M. Aoki, J. Hayami (eds.). Oxford: Oxford University Press, 2001.

Минимальное признание права на самоорганизацию со стороны официальных властей. Это позволяет до определенной степени легитимизировать локальные процессы, снизив риски репрессий или вмешательства в реализацию этих правил.

"Общее благо" и община. Один из авторов настоящей статьи продолжительное время занимался экономической теорией общинных структур. Можно увидеть важные совпадения: четкая спецификация правил, замкнутость круга участников, наглядный характер отношений, обусловливающий низкие затраты на контроль выполнения норм. В какой степени рассмотренные Остром отношения (назовем их "общее дело") отличаются от общинных? Или они - просто современный "подвид" общины?

Во-первых, участники "общего дела" - современные люди, чья деятельность включена в функционирование фирм и рынков. Если общинники могли руководствоваться унаследованными нормами, обычаем, не заботясь об их критическом осмыслении, то люди Остром должны рационально, исходя из собственных интересов (а также из собственного опыта рыночных сделок, внутрифирменных отношений и отношений к государству), выстроить определенный порядок деятельности, связанной с общим благом. Этот порядок охраняется и гарантируется в основном благодаря желанию самих участников такие отношения поддерживать.

Во-вторых, в отличие от общины, становится непринципиальной экономическая однородность участников. "Общее дело" может выполняться разными в имущественном, культурном и прочих отношениях людьми. Соответственно здесь возникают неразвитые в общине формы установления и поддержания четких границ использования общего блага и выполнения связанных с его эксплуатацией обязанностей.

Общее благо и общественное благо. Чем отличается "общее благо" Остром от тех общественных благ, которые изучались классиками экономики общественного сектора - Масгрейвом и Стиглицем²⁸?

Во-первых, это локальное благо. Идет ли речь о местной полиции, или об ирригационной системе, или о лесе - во всех случаях Остром рассматривает заинтересованность в нем именно локального сообщества - тех людей, кто живет в данной местности, кто непосредственно пользуется конкретными полезными эффектами определенного участка дикой природы, определенной ирригационной системы или определенной группы полицейских и пожарных. Локальность придает общественному благу - и отношению к нему экономических акторов - новый и особый смысл, новое значение. Можно сказать: локальное благо таково, что его особенности непосредственно задевают тебя, ты можешь воздействовать на это благо и наблюдать результаты своего воздействия. Такая ситуация сильно отличается от отношения людей к представленным государством "большим" общественным благам, хотя полезность одного и другого может быть однородной. Разницу в отношении можно понять на таком примере. Родители, охотно сдающие деньги "на школьные расходы" своих детей, нередко успешно уклоняются от уплаты подоходного налога, за счет которого финансируется школа.

²⁸ См., например: Musgrave R.A., Musgrave P.B. Public Finance in Theory and Practice. 4^th ed. N.Y.: McGraw-Hill, 1984; Stiglitz J.E. Economics of the Public Sector. 2^nd ed. N.Y.: W.W. Norton, 1988.

Во-вторых, доступ к локальному благу не опосредован государством²⁹. Экономические отношения между заинтересованными акторами по поводу локального общего блага строятся без возможности апеллировать к государству как третьей силе. Акторы должны полагаться только на себя, самоорганизовываться. Этим описанные Остром отношения отличаются не только от поведения налогоплательщиков Масгрейва, но и от обычных участников рынка. Последние заключают свои контракты (или платят свои налоги и пользуются общественными благами) в условиях "государства за сценой", которое стоит на страже применяемых ими правил. Больше того: они применяют готовое чужое право, предлагаемое им государством, как общественное благо. Люди, которых исследует Остром, должны вырабатывать и поддерживать свои правила сами.

При этом рассмотрение коллективной собственности в сообществах, которые действуют без участия государства, вовсе не означает, что Остром обходит стороной вопрос государственного участия и государственного вмешательства. Напротив, она уделяет значительное внимание роли формальных правил и их взаимодействию с правилами локальными, неформальными.

Так, существуют многочисленные эмпирические свидетельства того, что государственная политика может противодействовать, а не содействовать частному обеспечению общественных благ³⁰. Во многом именно неадекватные локальным условиям формальные правила и механизмы принуждения (институты), то есть государство, по мнению Остром, обусловливают основные опасности, которые угрожают локально поддерживаемым режимам использования коллективной собственности. Основываясь на опыте различных сообществ в странах Азии и Африки, Остром выделяет, в частности, такие негативные факторы, как попытки национального правительства ввести единый набор правил во всех локальных сообществах региона, а также наличие международной помощи, не учитывающей национальные институты и условия, в которых они функционируют.

Вывод Остром: не существует заранее определенной границы, устанавливающей, где наиболее эффективно будут "работать" частная собственность, государственная собственность (и прямое государственное регулирование) или коллективная (коммунальная) собственность. "Приписать" определенные наборы благ к определенным экономическим механизмам, как оптимальным, чаще всего не удается.

Работы Остром посвящены и осмыслению результатов, полученных в области динамично развивающейся сейчас поведенческой экономики³¹. Если (опять-таки стандартная) теория предсказывает, что индивиды готовы участвовать в коллективном наказании нарушителей только в тех случаях, когда их индивидуальные выгоды

²⁹ Мы понимаем под государством публичную власть любого уровеня, включая крупные муниципальные образования.

³⁰ См., например: Montgomery M., Bean R. Market Failure, Government Failure, and the Private Supply of Public Goods: The Case of Climate-Controlled Walkway Networks // Public Choice. 1999. Vol. 99, No 3 - 4. P. 403 - 437.

³¹ См.: Ostrom E. A Behavioral Approach to the Rational Choice Theory of Collective Action: Presidential Address, American Political Science Association, 1997 // American Political Science Review. 1998. Vol. 92, No 1. P. 1 - 22.

превышают их издержки, то наблюдения Остром показывают, что механизмы осуществления "наказаний" по отношению к нарушителям на практике устроены гораздо сложнее, поскольку во внимание принимаются эффекты репутации, прозрачности и конформности. И эти полевые наблюдения подтверждаются лабораторными экспериментами. Так, Э. Фер и С. Гехтер³², моделируя в лабораторных экспериментах наказание нарушителей кооперативных договоренностей, приходят к выводу, что готовность индивидов наказывать нарушителей в ряде случаеввыше, чем уровень, предсказываемый соотношением издержек от осуществления наказания и потенциальных выгод.

Развитие поведенческой экономики привело к незаметной революции в базовых предпосылках экономического анализа. Это хорошо видно на примере исследования нерыночных институциональных структур. Вместо наложения модели "экономического человека" на поведение участников общинных и кровнородственных отношений, семейных и дружеских связей³³, экономическая наука теперь фиксирует различия людей по склонности следовать правилам, отождествлению своих интересов с интересами более широкой группы и т. п.

По мнению Остром, полевые наблюдения и лабораторные эксперименты - точнее, их результаты - свидетельствуют о том, что нужно модифицировать модель рационального выбора.Готовность к доверию и склонность к коллективным действиям - такие же значимые для экономистов черты человека, как индивидуализм и рациональность. И наблюдения Остром, и результаты лабораторных экспериментов показывают, что с точки зрения потенциальной "кооперативности" существует по крайней мере несколько типов индивидов. По-видимому некоторые люди готовы к кооперации в любом случае, а некоторые готовы только к взаимной кооперации (то есть ведут себя кооперативно лишь в тех случаях, когда ожидают от партнеров проявления кооперации). У агентов разная готовность инициировать взаимность для достижения выгод от коллективных действий. Ключевой вопрос: как люди могут сигнализировать друг другу о потенциальной готовности к сотрудничеству, как построить институты, которые бы укрепляли, а не разрушали условную кооперацию³⁴?

Экспериментальные работы подтверждают и другой тезис Остром - о том, что внешне введенные правила могут "выталкивать" кооперативное поведение, возникшее эндогенно³⁵. Например, в работе И. Бонета, Б. Фрея и С. Хака моделируется дилемма заключенных, в которую добавлен регулирующий режим, запускающий процесс судебного разбирательства в случае отклонения от кооперации³⁶. Исследователи

³² Fehr E., Gachter S. Cooperation and Punishment in Public Goods Experiments // American Economic Review. 2000. Vol. 90, No 4. P. 980 - 994.

³³ Понятно, что анализ безвозмездного дара или самопожертвования как обмена богатства или жизни на моральное удовлетворение не давал удовлетворительного объяснения функционирования экономики соответствующих обществ.

³⁴ Еще один тип людей - те, кто готов, если предоставляется такая возможность, наказывать нарушителей, даже если это связано с издержками. Существование агентов такого типа определяет уровень устойчивости кооперативных соглашений.

³⁵ Frey B. How Intrinsic Motivation is Crowded Out and In // Rationality and Society. 1994. Vol. 6, No 3. P. 334 - 352.

³⁶ Bohnet I., Frey B., Huck S. More Order with Less Law: On Contract Enforcement, Trust, and Crowding // American Political Science Review. 2001. Vol. 95, No 1. P. 131 - 144.

моделируют ситуацию, когда срабатывает эффект "институционального вытеснения" (а затем тестируют полученные результаты в серии лабораторных экспериментов).

Эмпирические исследования Остром показывают, что социальная норма, особенно возникающая в условиях, где стороны могут общаться между собой, приведет к таким же или почти таким же результатам в кооперации, как и внешне введенная система правил и мониторинга их исполнения. Более того, нормы способны со временем стимулировать желание сотрудничать, в то время как кооперация, обусловленная внешними правилами, очень быстро исчезает после отмены таких правил.

Наименее благоприятный результат, согласно Остром, возникает при введении внешних правил с крайне ограниченным принуждением к их исполнению. Действительно, в мире с сильным внешним мониторингом и санкциями кооперация обеспечивается без всяких внутренних норм. Если внешних правил нет, то возникают внутренние нормы. А в промежуточном случае средний уровень внешнего мониторинга, с одной стороны, снижает стимулы к формированию внутренних норм, а с другой - делает девиантное, некооперативное поведение более привлекательным, поскольку снижается риск быть пойманным и наказанным³⁷. Например, в деревнях Колумбии, жители которых решали проблему коллективного возделывания земельных угодий, внешние правила (с несовершенным механизмом принуждения) давали меньший результирующий объем кооперации, чем простое взаимодействие, основанное на локальных правилах³⁸. Если есть внешнее регулирующее воздействие, то люди меньше начинают оглядываться на реакцию окружающих, и результат получается менее эффективный с точки зрения общества.

Учитывая эти непростые соотношения между формальными правилами и неформальными нормами, Остром пытается предложить свой подход к определению понятия института, являющегося, по ее словам, синтезом трех существующих подходов к рассмотрению институтов - как правил, норм и равновесий³⁹. Она рассматривает такие институты, как равновесия в повторяющихся играх, где совладельцы коллективной собственности соблюдают оговоренные правила ее использования не потому, что над ними довлеет угроза формального наказания, а из опасений подвергнуться более значимому для них наказанию со стороны локального сообщества. Такой подход осмысления и моделирования институтов близок к подходу А. Грейфа⁴⁰

³⁷ Об этом см. также: Bohnet I., Frey В., Huck S. Op. cit.

³⁸ Cardenas J. -C., Stranlund J., Willis C. Local Environmental Control and Institutional Crowding-Out // World Development. Vol. 28, No 10. P. 1719 - 1733.

³⁹ Попытке описания и формализации посвящена статья "Грамматика институтов", где представлена интересная, но, по всей видимости, не очень "рабочая" модель института: Crawford S., Ostrom E. A Grammar of Institutions // American Political Science Review. 1995. Vol. 89, No 3. P. 582 - 600.

⁴⁰ См., например: Greif A. Institutions and the Path to the Modern Economy: Lessons from Medieval Trade. Cambridge: Cambridge University Press, 2006; Greif A., Milgrom P., Weingast B. Coordination, Commitment, and Enforcement: The Case of the Merchant Guild // Journal of Political Economy. 1994. Vol. 102, No 4. P. 745 - 776; Greif A. Cultural Beliefs and Organization of Society: A Historical and Theoretical Reflection on Collectivist and Individualist Societies // Journal of Political Economy. 1994. Vol. 102, No 5. P. 912 - 950.

и (в меньшей степени) М. Аоки⁴¹ - авторов основополагающих трудов по сравнительному институциональному анализу.

Возвращение к Поланьи?

Остром возвращает экономическую науку к давно пройденному: форм потенциально эффективных экономических организаций не просто "больше, чем одна". Их "больше, чем две" - например, задача управления общественными ресурсами решается не только рынком (или квазирынком) и не только государством; она также успешно решается ассоциациями, добровольными союзами заинтересованных экономических акторов.

Вывод действительно очень важен: мы давно знаем о саморегулируемых и некоммерческих организациях (СРО и НКО), но часто рассматриваем их как псевдогосударственные или псевдорыночные устройства. Не пытаемся оптимизировать внешние условия их деятельности, а "подравниваем" их под иные экономические формы. Соответственно СРО часто так себя и ведут: либо пытаются присвоить себе функции жесткого внешнего регулирования рынка в целом (то есть регулировать что-то за своими пределами), становясь ухудшенным вариантом чиновника - более слабым и при этом ангажированным в пользу интересов определенной группы членов СРО; либо организуются как рынок, где доли регулирования и влияния служат простым объектом купли-продажи.

Вклад Уильямсона и Остром: расширение спектра фундаментальных моделей организации экономики

Вклад нобелевских лауреатов 2009 г., как мы уже говорили, состоит в расширении набора институциональных структур, которые могут рассматриваться в качестве "нормальных", естественных форм организации экономических отношений. Мы будем понимать под естественными формами такие, в которые экономические акторы (люди, наделенные рациональностью и преследующие собственные интересы) вступают по доброй воле и которые отличаются устойчивостью, то есть воспроизводятся на собственной основе.

Наряду с традиционной "капиталистической диадой", охарактеризованной в ранних работах Коуза - фирмой и рынком, в классификацию стоит включить общинные (реципрокные, основанные на отношениях безвозмездной взаимной помощи) структуры, в современной литературе наиболее полно описанные Карлом Поланьи. Нетрудно заметить, что каждый из последних нобелевских лауреатов добавил в типологию одну важную форму, которая является переходной от рыночной связи к нерыночной. В случае Уильямсона это так называемый отношенческий контракт, когда партнеры "увязли друг в друге",

⁴¹ Aoki M. Towards a Comparative Institutional Analysis: Motivations and Some Tentative Theorizing // Japanese Economic Review. 1986. Vol. 47, No 1. P. 1 - 19; Aoki M. Endogenizing Institutions and Institutional Changes // Journal of Institutional Economics. 2007. Vol. 3. P. 1 - 31.

в случае Остром - совокупность добровольных ассоциаций по реализации общего интереса, который мы предложили кратко именовать "общим делом". Особенности таких переходных отношений - в их устойчивости, что позволяет выделять их в отдельные формы, равноправные фирме, рынку или общине.

Мы не будем включать в предлагаемую классификацию государство или натуральное в своей основе феодальное либо азиатское деспотическое хозяйство. Указанные выше формы могут существовать только на основе фундаментальных моделей экономической организации, как дополнение к ним (часто играющее значительную роль в обеспечении "нормальных" условий их существования и выступающих в роли "третьей силы"). Исторический опыт функционирования "чисто государственных" или "чисто деспотических" экономических систем (будь это Советский Союз или Третья династия Ура) показывает, что они не могли достигнуть равновесия и быстро распадались, а выживать пытались, используя как раз комбинации равновесных, фундаментальных форм. Например, базирующиеся на натуральном производстве деспотии использовали крестьянские общины как формы самоорганизации и самовоспроизводства производителей, дополняя их рынком предметов роскоши. Экономики советского типа очень быстро перешли от попыток реализовать ленинскую идею "единой фабрики" к формированию предприятий с обособленными интересами, связанными сетями отношенческих контрактов. При этом в политической и социальной областях, а также в организации официальных распределительных отношений и контроля за соблюдением норм СССР активно эксплуатировал модели "общего дела" и общины (можно вспомнить роль партийных организаций на предприятиях и в министерствах).

Представленная ниже таблица (см. Приложение) не претендует на полноту или систематичность. Мы постарались только показать ключевые институциональные характеристики, разделяющие пять основных типов естественной экономической организации и определяющие своеобразие каждого из них.

* * *

Решение Нобелевского комитета о присуждении премии Оливеру Уильямсону и Элинор Остром - это дань их заслугам в формировании современного мейнстрима экономической теории или в нахождении и развитии новых точек роста? Видимо, данный случай - редкий пример сочетания того и другого. Развивая идеи Р. Коуза и других основателей новой институциональной теории, они создали основу для дальнейших прорывов в целом ряде областей - поведенческой и экспериментальной экономике, теории управления, экономической теории фирмы, экономике развития.

Присуждение Нобелевской премии Уильямсону и Остром не только отражает высокое качество их работ и содержащиеся в них новаторские идеи, но и многое говорит о развитии современной экономической теории и о готовности преодолеть границы между экономикой и другими дисциплинами.

Приложение

Окончание приложения

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Я. КУЗЬМИНОВ, М. ЮДКЕВИЧ:

Комментарии: