ИВАНОВ-городок - одно из немногих мест столицы Чечни, где война почти не оставила своего разрушительного следа. Сохранился и кирпичный пятиэтажный дом. в котором, несмотря на видимое благополучие, жильцов осталось всего ничего. Здесь и продолжала коротать тревожные дни Евдокия Ивановна.

Были у нее просторная, со "семи удобствами трехкомнатная квартира, сад в восемь соток, в трех километрах от дома, двое взрослых детей да три внука. То, чему радовалась и чем дорожила до войны эта обыкновенная русская женщина...

Но дети с внуками покинули родной город еще при дудаевском режиме. На дачу Квдокия Ивановна пойти не решалась со дня начала военных действий. Самым большим удобством в доме после того, как исчезли вода в водопроводном кране, газ и отопление, считалось бомбоубежище - надежное, настоящее. Именно сюда сбегались окрестные жители, завидев в небе низколетящую "вертушку" или самолет. Загоняла их в бомбоубежище и беспорядочная перестрелка в самом городке.

Когда начиналась ночная стрельба, соседям - пышнотелой пожилой еврейке Саре и худенькой чеченке Зарине - приходилось чуть ли не отбивать кулаки в попытке достучаться в дверь и поднять с постели туговатую на ухо Ивановну. Спохватившись, та виновато впускала соседок. Каждый раз грубовато ругала мужиков, в которых видела источник всех бед на свете: "Чтоб вы все провалились, прости меня. Господи!". Потом лезли рукой и потаенный угол кухонного шкафа. где хранились лакомства для пятерых детишек Зарины. У чеченят сразу загорались глазенки, и они опережая друг друга, тянули худенькие ручонки к русской бабушке. "Аллах тебя храни!" - каждый раз бурчала себе поднос молчаливая Зарина, и затем все спешно спускались в бомбоубежище. Детишек укладывали валетом в кровати и укрывали принесенными одеялами. Ивановна садилась рядом в удобное старенькое кресло, зажигала "коптилку" (так называла она старую керосиновую лампу) и, обмотав поясницу ярким шерстяным .пледом, принималась довязывать очередные носочки или свитерок соседским ребятам.

В затишье, .после взятия "президентского дворцам, приезжал к Ивановне старший сын. Просил бросить все к чертям собачьим и уехать к нему. Упрекал мать за то, что в нужный момент не последовала примеру детей. Тогда еще за ее трехкомнатную можно было выручить неплохие деньги.

- Была для русских эта земля чужой. - горячился сын. - такой и останется. С чеченцем можно жить в мире только до первой пролитой крови.

- Сынок, дорогой, не рань ты мне сердце! - волновалась до слез Евдокия Ивановна. - Тут ведь и моя земля тоже. Или ты забыл, кто меня от голодной смерти спас?

И она в который раз стала рассказывать сыну о далеком 1941-м. о страшной бомбежке фашистами ее родного Воронежа, о том. как однажды ушла из дома в поисках пищи голодным детям измученная мать. да так и не возвратились.

Евдокии шел тогда пятнадцатый год, а двум братишкам-близняшкам и шести лет не исполнилось. Больше суток бегала Дуся по горящему городу в поисках матери.

Нашла ее в одном из госпиталей - бледную и бескровную, с ампутированной выше колена ногой.

- Доченька, слыхала я. немцы на подступах к городу. Бери мальчишек и уезжайте на юг - подальше от войны!

Это был последний наказ умирающей матери.

От горя и страха Дуся так плакала и кричала, что даже у привыкшего к чужим страданиям, измученного бесконечными операциями, строгого главврача навернулись на глаза слезы. Узнав от девочки, что дома ее ждут два малолетних голодных брата. он распорядился выдать Дусе ящик тушенки, пять черствых буханок хлеба и отвезти девочку домой.

Именно эти солдатские консервы не дали умереть с голоду осиротевшим ребятишкам в долгой дороге на юг. Вместе с такими же, как и они, беженцами, потерявшими кров, дети добрались до Назрани. Потом шли наугад, куда придется. Вскоре мальчишки стали пухнуть от голода. Пришлось просить милостыню. Совсем измученные и вконец ослабевшие, они в конце концов оказались на окраине тогда еще незнакомого им города Грозного, где несчастных детей приютила молодая чеченская семья...

Дуся старалась вовсю: пасла овец, была нянькой пятерым чеченским детям и своим братишкам. Тихий, незлобивый Султан и работящая, никогда неунывающая Марьям много и трудно работали в плодосовхозе.

Подросли и окрепли братья. Научились читать по Дусиному русскому букварю смышленые черноглазые чеченята. И снова страшная беда - депортация. Горе и страх чеченцев сковывали болью и Дусю. До сих пор в тревожных, запутанных снах она часто видела полные обиды и недоумения глада Султана и заплаканное лицо Марьям...

Грозный стал заселяться русскими. В ожидании весточки от хозяев Дуся с мальчишками продолжала жить в опустевшем доме..,

Письмо из далекого Казахстана пришло невеселое. Султан писал, что двое самых маленьких детей умерли от болезней и голода еще в дороге, а старший - Аслан - погиб случайно, под копытами лошадей на сельских скачках. Марьям все время плачет и никак не может привыкнуть к суровому местному климату. Каждая строчка этого первого и последнего письма была проникнута робкой надеждой на скорое возвращение на родную землю.

Дуся устроилась работать на завод. Мальчишки пошли в школу. Грозный расцвел и стал одним из самых благополучных и красивых городов Кавказа. После смерти Сталина потянулись на родину чеченские семьи. Появившиеся было опасения у русского населения насчет кровной мести, к счастью, не оправдались. Без особой любви друг к другу, но все же в мире и согласии жил многонациональный город нормальной трудовой .жизнью вплоть до самой перестройки...

После страшных боев за Грозный, воспользовавшись начатым Александром Лебедем перемирием, Евдокию Ивановну вновь навестил сын. Без всякого разъяснения стал запихивать по чемоданам вещи матери.

- Нет, сынок, никуда я отсюда не поеду, - удержала его за руку Евдокия Ивановна. - Старому человеку своя земля, свой угол дороже жизни. Да и Зарину жалко: муж-то, видать, совсем сгинул, одной ей с мальцами не выжить...

- Сил моих больше нет на вас, мама! - в сердцах громыхнул дверью, уходя в неизвестность, рассерженный сын, а она так и осталась сидеть одна за большим, круглым столом, горестно подперев голову натруженными руками.

В полдень забежала к Ивановне с новостями сияющая соседка Сара:

- Счастье-то какое! Видать, и вправду мир наступил. Встретила сейчас на базаре старого Ваху. нашего соседа по даче. Был он на саду-то: все там нормально, только травой да бурьяном огороды поросли...

- Спасибо, соседка, за добрую весть! Глядишь, и мы с тобой успеем к весне сад подготовить, - залилась слезами Ивановна.

Утро выдалось чудесным. Яркое солнце озорно заглядывало в лицо двум пожилым женщинам, слепя их слезящиеся, слабые глаза. Нетерпение поработать на родной земле подстегивало подруг на быстрый шаг. Даже не заметили, как дошли. В садах кое-где уже кипела работа.

Первым был сад Сары. Здесь на калитке сохранился даже проржавевший замок.

- Ты, соседка, смотри там, не переусердствуй! - улыбнулась Ивановне счастливая Сара, сумевшая сразу открыть замок.

- Ух, н поработаем! - засмеялась Ивановна и заспешила к своей даче,

Еще издали она заметила. что сетка-рабица со стороны входа повалена вместе с железными воротами. Подошла поближе и всплеснула руками: "Ах. поганцы!". Аккуратный саманный домик, любовно сложенный когда-то ее сыновьями, был весь изрешечен пулями. Деревянная входная дверь глухо постанывала, еле-еле держась на одной петле. Ивановна ступила на порог. В домике все было перевернуто вверх дном У разбитого окна. в углу. бросилось в глаза большое пятно засохшей крови. "Или уйти от греха подальше?" - подумала Ивановна, чувствуя. как холодок страха охватывает душу.

Сошла с порога на асфальтированную, поросшую кое где травой, дорожку, постояла в раздумье. И только тут заметила пышно цветущую свою любимую, крымскую розу. Быстро и радостно шагнула к ней через куст смородины. Почувствовала, что зацепилась ногой за проволоку...

Она не успела ни о чем подумать. Страшный, оглушительный взрыв потряс начинавшую было привыкать к тишине и миру чеченскую землю.

Постоянный адрес данной публикации: