Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин о крестьянских войнах

Крестьянские воины привлекали к себе обостренное внимание основоположников и классиков марксизма. Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин специально занимались историей крестьянских войн. В их работах, особенно в книге Энгельса "Крестьянская война в Германии", были даны все необходимые для анализа, крестьянских войн установки.

Несмотря на то, что марксистская историография нашей страны насчитывает уже не один десяток лет, указания Энгельса все еще полностью ею не усвоены.

Крестьянские войны в Германии, как указывает Энгельс, происходили в переходный период он феодализме, к капитализму, в период, когда феодализм распадался. В письме к Лассалю Энгельс называет период крестьянской войны "эпохой разложения феодальных связей". Одновременно с распадом феодальной системы отношений росла новая хозяйственная формация. Буржуазная революция, которая происходила в Европе в 1848 - 1849 гг., имела своим прототипом крестьянскую революцию 1525 г., хотя последняя, как указывает Энгельс, происходила на "более низкой ступени развития". Тем самым Энгельс указывает, что существенным содержанием крестьянской войны была борьба за буржуазный путь развития, но на более низкой ступени развития буржуазных, капиталистических отношений, чем в эпоху буржуазной революции. Эта более низка" ступень развития сказалась в том, что капиталистические отношения только еще нарождались, шел процесс их формирования. "Прогресс промышленности, - пишет Энгельс, - сделал рыцарей ненужными в той же мере, как и нюренбергских ремесленников..."¹ .

Одновременное существование и смешение феодальной системы производства" с нарождающейся капиталистической системой производства, борьба между развивающимися капиталистическими отношениями и уходящим, падающим, но все еще сохраняющимся как основное феодализмом приводили к тому, что по своей классовой структуре общество этого периода гораздо пестрее, гораздо сложнее, чем капиталистическое общество. Классовые противоречия сплетаются в нем друг с другом в чрезвычайно сложный клубок.

"В начале XVI в., - писал Энгельс, - разные сословия империи - князья, дворяне, прелаты, патриции, бюргеры, плебеи и крестьяне - образовывали чрезвычайно запутанную массу с чрезвычайно разнообразными во всех направлениях перекрещивающимися взаимно потребностями. Каждое сословие стояло поперек дороги другим и находилось в непрерывной то скрытой, то открытой борьбе со всеми остальными. Тот раскол всей нация на два больших лагеря, ко-

Печатается в порядке обсуждения. Статья представляет переработанный доклад автора на эту же тему, прочитанный в Институте истории Комакадемии - Ред.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 119.

торый имел место в начале "революции во Франции и который имеет место теперь на более высокой ступени развития, в наиболее передовых странах, был при тогдашних условиях совершенно невозможен..."² .

Энгельс не раз резко поддерживал классовую сложность общества переходного периода. Рядом со средневековыми классами образовались новые, вне феодальных сословных оболочек, росли новью классовые категории, появлялись группы, выброшенные из рамок феодального общества, выносившие на рынок свою рабочую силу, но не ставшие еще представителями капиталистического общества. Следствием роста товарно-денежных и капиталистических отношений при сохранении господства феодального способа производства и феодальных классовых надстроек было то, что усиливалась феодальная эксплуатация крестьянства. Крестьянство являлось тем социальным фундаментом, на который опиралась вся феодальная надстройка. "Все официальные сословия империи, - пишет Энгельс, - жили за счет эксплоатации крестьян... На крестьян ложилась своей тяжестью все иерархия общественного здания"³ .

Усиление эксплоатации выражалось в том, что из крестьян выкачивалось все большее и большее количество прибавочного труда. Капиталонакопление в крестьянских хозяйствах путам собирания с них оброка сводилось почти к нулю. Это приводило к тому, что захваченное новыми рыночными отношениями крестьянство, превращаясь в товаропроизводителей, испытывало все увеличивающийся гнет феодальных классов, которые препятствовали его развитию по капиталистическому пути.

Рост новой системы отношений приводил к тому, что в порах феодального общества появлялись нощью элементы, выброшенные из феодального общества и представлявшие собой зачатки будущего капиталистического общества, но в данную минуту стоявшие вне всякого официального общества. Эту группу люмпен-пролетариата переходного времени Энгельс называет плебеями. "Они, - пишет он, - стояли вне как феодальных, так и городских связей. У них не было ни привилегий ни собственности, ни даже отягченного тяжелыми повинностями владения, которое существовало у крестьян и мелких горожан... Они были живым симптомом разложения феодального и цехово-городского общества и в то же время предшественниками современного буржуазного общества"⁴ .

В письмо к Каутскому в 1895 г. Энгельс писал по этому же вопросу: "Очень мало исследовано развитие и роль элементов, стоящих вне феодального сословного строя, находившихся в положении почти что париев, элементов деклассированных, которые неизбежно должны были образовываться вместе с возникновением городов, - тех элементов, которые составляли самый низший, бесправный слой населения всякого средневекового города, слой, находившийся вне общины, вне феодальной зависимости и вне цехового союза. Такое исследование очень трудно, но это является главной основой, потому что постепенно о разрушением феодальных связей эти элементы становились тем предпролетариатом, который в 1789 г. произвел революцию..."

Эта социальная группа выносила продавать на рывок свою рабочую силу. "Плебеи, - говорил Энгельс, - люмпен-пролетариат представляет из себя явление, встречающееся в более или менее развитом виде почти во всех бывших до сих пор фазах общественного развития", но в период "распадения феодализма", в тот момент, когда рвутся, но еще сохраняются феодальные связи, ограждающие каждую профессию "бесчисленными привилегиями", увеличивается масса населения, "лишенная определенной профессии и постоянного место-

² К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 126.

³ Там же, стр. 125.

⁴ Там же, стр. 130 - 131.

жительства..." Эти плебейские группы или занимались попрошайничеством или "добывали свое скудное пропитание в городе поденной работой и другими занятиями". Они, как указывает Энгельс, обладали еще в той своей части, которая жила в городах, "здоровой крестьянской природой"⁵ .

Эти плебейские группки соединяли в себе элементы разложения феодального и цехового строя и зародыши пролетариата. В них входили "выброшенные из ? своих насиженных мест крестьяне и отпущенные слупи", а также подмастерья, по условиям своего быта "приближающиеся к пролетариату". "В крестьянской войне, - пишет о них Энгельс в введении к "Диалектике природы", - показались начатки современного пролетариата".

Эти плебейские группки распадались на три элемента: часть из них в военное время служила в войсках; другая занималась попрошайничеством и, участвуя в крестьянских восстаниях, вносила в них деморализацию; третья принимала участие в борьбе городских партий. Эта плебейская оппозиция получала политическую роль и значение только в крестьянских войнах. "В партию превращают ее (плебейскую оппозицию - С. П. ) - пишет Энгельс, - лить крестьянские восстания и даже тогда она находится в своих требованиях и выступлениях в зависимости от крестьян, - замечательное доказательство того, насколько город тогда зависел еще от деревни..."⁶ .

По учению Энгельса, некоторые группы плебеев являются организаторами крестьянских революций; по своей социальной сущности они являются предвестником и зачатком новой формации, а в своей идеологии выражают требования крестьян. Мысли Энгельса о происхождении, составе и исторической роли плебса ни разу еще не были учтены при изучении русской истории.

Эти исключительные по своей глубине и содержательности мысли дают нам ключ к пониманию важнейших вопросов крестьянских войн, вопросов руководства и идеологии. Растущий гнет толкал крестьянство на революционную борьбу, но эта революционная сила без руководства не могла восстать и в особенности организованно и планомерно противостоять объединенным силам князей, дворян и горожан. "Некоторые шансы на победу" крестьянскому восстанию, говорит Энгельс, "мог им (крестьянам - С. П. ) дать только союз с другими сословиями, но как могли они вступить в союз с остальными сословиями, если они равномерно эксплуатировались ими всеми"⁷ .

Руководителями крестьянских восстаний могли быть плебеи, те группировки плебейства, которые начинали перерастать в пролетариат или буржуазию. В крестьянских войнах Германии Энгельс указывает и ту и другую струи, стремящиеся к руководству движением: Фома Мюнцер - представитель одной и Вендель Гиплер - представитель другой.

Для истории крестьянского движения и крестьянских войн чрезвычайно важно изучить вопрос об идеологии крестьянского движения. В крестьянских войнах Германии эта идеология была развита в пышных литературных образах и формах, она подробно была обоснована в политических памфлетах и воззваниях Мюнцера и других вождей крестьянского движения. Энгельс, анализируя идеологию плебейства, в которой возродились хилиастические мечтания раннего христианства, указывает, что на реальной почве общества переходного периода эта идеология превращалась не в предвосхищение коммунизма, а по существу в предвосхищение "современных буржуазных отношений". Плебеи требовали общности имущества, равенства, упразднения власти. Это, пишет Энгельс, "на практике все выливалось в буржуазную систему отношений". "Неопределенное христианское равенство могло самое большее вылиться в форму гражданского равенства перед законом; упразднение всякой власти превра-

⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 123 - 124

⁶ Там же, стр. 124.

⁷ Там же, стр. 126.

тилось в конце концов в установление избираемых народом республиканских правительств. Предвосхищение коммунизма фантазией стало в действительности предвосхищением современных буржуазных отношений"⁸ .

В письмо к Каутскому Энгельс говорит, что "буржуазно-плебейское движение в религиозной форме имело "известный успех": успех религиозного "маскарада", т. е. в нем было уже новое содержание и еще старые феодальные формы. Таким образом крестьянские войны, эта революционная борьба против феодализма во имя торжества буржуазного общества, организационно и идеологически оформляются новым для феодального общества слоем - выходцами из феодального мира и предтечами эксплоатируемого пролетариата, плебеями.

Анализируя требования, сформулированные Венделем Гиплером, Энгельс указывает, что они представляли собой в сущности требования растущей буржуазии. Они были, пишет Энгельс, несколько идеализированы - необходимый результат совершающегося разложения феодального общества, - и крестьяне неизбежно должны были стать на эту точку зрения".

Эти замечания Энгельса об идеологии крестьянских войн заслуживают глубокого внимания. Если в крестьян еж их войнах Германии мы встречаем такую фигуру, пережившую века, как Фома Мюнцер, такую развернутую и обоснованную в литературной форме идеологию крестьянских восстаний, "плебейско-мюнцеровскую оппозицию", как называли ее Маркс и Ленин, то в условиях крестьянских войн в России мы такого вождя, как Фома Мюнцер, не знаем, и между тем и здесь крестьянские войны имели свою идеологию, и "плебейско-мюнцеровская" струя была в них основной, хотя и не обнаружила себя в столь законченных формах, как в Германии. Указание Энгельса на то, что реальное содержание всеобщего равенства, выборности властей и т. п. по существу составляет чисто буржуазную систему отношений, является ключом к пониманию социального содержания той идеологии, которую нес с собой Разин, таких явлений, как введение казачьего круга, казачьей системы управления в захваченных Разиным районах. Это было по существу провозглашение равенства всех перед законом и введение республиканской системы управления, т. е. чисто буржуазные мероприятия. Форма этих мероприятий в русских крестьянских войнах определялась производственной базой их участников.

Энгельс дает чрезвычайно ценные указания о формах крестьянского движения. Энгельс указывает, что они тесно связаны с особенностями производственной базы крестьянских войн: разобщенность мелких товарных производителей, что локальная замкнутость объясняли собой и формы крестьянских движений. Крестьянские войны идут по пути превращения в общенациональные крестьянские выступления. В общенациональное движение их связывает плебейское руководство, а крестьянские выступления показывают "местное и провинциальное раздробление и вытекающее из него неумение возвыситься над местными и провинциальными интересами". Даже плебеи не сумели в германских войнах возвыситься до общенационального выступления, а "крестьяне действовали в каждой провинции на свой собственный страх, постоянно отказывали соседним восставшим крестьянам в помощи и потому одни за другими уничтожались в отдельных сражениях войсками, которые не равнялись даже одной десятой части всей массы восставших"⁹ .

Крестьянские войны терпели поражения. Без класса-руководителя крестьяне не могут победить - учил Энгельс. Но, перечисляя результаты крестьянских войн, Энгельс указывает, что если крестьянство и несло поражения, то все же подавление восставших "не ухудшало надолго положения крестьянского класса". То, что из крестьян могли выкачать эксплоататоры, они выкачали уже раньше. В то же самое время крестьянские войны прорепетировали взаимоотношения между классами, которые потом с неизбежностью повторялись в

⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 131.

⁹ Там же, стр. 196 - 197.

революциях XIX в., связывали восстание крестьян с последующими революциями и учили, как нужно в них разрешать проблемы поставленные еще в эпоху крестьянских войн.

"Крестьянские войны, - писал Энгельс, - вовсе но так далеки от современной борьбы, и противники, с которыми приходится вести борьбу, в большей части остались те же самые". "Те же предатели, которые предавали крестьянские войны, предали и буржуазную революцию". Но наряду с этим произошли и изменения - движения XIX в. из местных, локальных крестьянских войн превратились не только в общенациональные революции, но и в часть "великих европейских событий".

Эти указания Энгельса для русской истории чрезвычайно интересны и поучительны. В русской истории была не одна, а четыре крестьянские войны движения Болотникова и Разина, мало изученное движение Булавина и восстание Пугачева. Эти крестьянские войны происходят на разных стадиях разложения феодализма и роста капитализма, тем самым следовательно они повторяют соотношения классов в разных сочетаниях. Роль крестьян в четырех русских крестьянских войнах различна, так же как различна и роль плебейского руководства. Сами плебеи превращаются из отдаленных предшественников пролетариата в заводских рабочих XVIII в. Переход от феодализма к капитализму в русских условиях приводит к тему, что крестьянская война на своем конечном этапе периода пугачевщины стремится по размаху превратиться в общенациональное крестьянское движение, хотя и сохраняет те же классические формы крестьянской войны, как и в начале движения, в период "смуты", поскольку сохраняется мелкобуржуазная сущность крестьянского товаризирующегося хозяйства.

Ленин, так же как Маркс и Энгельс, уделял много внимания истории крестьянских войн и старался применить их уроки к революционной борьбе. В сочинениях Ленина есть ряд высказываний о сущности крестьянских войн. Ленин подчеркивал, что крестьянство боролось против всей крепостнической системы в целом. Когда было крепостное право, писал он, "вся масса крестьян боролась со своими угнетателями, с классом помещиков, которых охраняло, защищало и поддерживало царское правительство"¹⁰ . В этой борьбе Ленин отмечает как основную линию борьбу плебейско-мюнцеровской оппозиции. В статье "Принципиальные вопросы избирательной кампании", написанной в 1911 г., Ленин доказывал, что именно союз "городского плебса (современный пролетариат) с демократическим крестьянством" и давал силу революциям XVII - XVIII вв. Сущность крестьянских войн Ленин оценивает так же, как Маркс и Энгельс.

Полемизируя с Мартовым о сущности крестьянской борьбы, Ленин писал: "Мартов сравнивает Россию эпохи крестьянских восстаний против феодализма с Западной Европой, давным-давно покончившей с феодализмом... В России именно теперь идет революция из-за того, как сложится этот буржуазный отрой"¹¹ , т. е. Ленин прямо оговорит о том, что крестьянство борется за буржуазный путь развития. Еще резче эта мысль сформулирована Лениным в "Лекции о государстве": "Вся эпоха крепостного права равным, образом полна постоянных восстаний крестьян. В Германии например в средние века достигла широких размеров и превратилась в гражданскую войну крестьян против помещиков борьба между двумя классами: помещиками и крепостными.. Вы все знаете примеры подобных многократных восстаний крестьян против помещиков-крепостников и в России"¹² . Русские крестьянские войны Ленин, считал аналогичными крестьянской войне в Германии.

¹⁰ Ленин, т. IX, изд. 1-е, стр. 353.

¹¹ Ленин, т. XV, стр. 12.

¹² Ленин, т. XXIV, стр. 372.

Ленин, говоря в своих работах о значении плебейского руководства для крестьянских войн, указывал, что крестьянские войны ведут борьбу за буржуазный путь развития. Особенно ярко это подчеркнуто Лениным в речи, произнесенной при открытии памятника Степану Разину в 1919 г. Этот памятник, говорил Ленин, "представляет одного из представителей мятежного крестьянства. На этом месте он сложил голову в борьбе за свободу". "Гибли лучшие люди пролетариата и крестьянства, борцы за свободу, но не за ту свободу, которую предлагает капитал, - свободу с банками, частными фабриками и заводами, со спекуляцией"¹³ . Речь эта передается в неточной хроникерской записи, то вое лее из нее видно, что Ленин противопоставляет свободу буржуазную выражающую господство дворянства и буржуазии, свободе небуржуазной. Крестьянство, по его словам, боролось за то, как сложится буржуазный строй, за полное уничтожение феодальных отношений во имя перехода к буржуазной системе отношений без крепостнических пережитков. Крестьянство боролось и борется за равенство, а "равенство, - писал Ленин, - выражает не только идейно наиболее полное осуществление условий свободного капитализма и товарного производства"¹⁴ . Это замечание Ленина дает ключ к правильной оценке идеологии крестьянских войн.

Понимание Левиным крестьянских войн полностью совпадает с учением о них Маркса и Энгельса. Ленин подчеркивает революционность крестьянских войн, их борьбу за буржуазный путь развития, против всей феодальной системы в целом, он указывает на необходимость руководства революционного класса для успеха крестьянской борьбы.

Тов. Сталин в своих выступлениях не раз указывал, что для большевиков вопрос о крестьянских войнах представляет огромный интерес. В своей беседе в декабре 1931 г. с немецким писателем Людвигом т. Сталин отметил четыре момента, которые характерны для крестьянских войн России:

Во-первых, деятельность Болотникова, Разина и Пугачева является "отражением стихии - возмущения угнетенных классов".

Во-вторых, в разинском движении особенно резко выражены недостаточная организованность и разбойный характер.

В-третьих, и Разин и Пугачев "были царистами, выступали против помещиков, но за хорошего царя".

В-четвертых, успех крестьянской борьбы определяется сочетанием ее с рабочим восстанием и руководством со стороны рабочих.

Только при руководстве со стороны пролетариата крестьянские войны могут привести к победе. Крестьянские восстания, указывал т. Сталин, "могут привести к успеху только в том случае, если они сочетаются с рабочим восстанием и если рабочие руководят крестьянским восстанием".

В речи на съезде колхозников т. Сталин отметил, что крестьянская революция, уничтожая крепостническую форму эксплоатации, открыла дорогу капиталистической. "Революция крепостных крестьян, - сказал т. Сталин, - ликвидировала Крепостников и отменила крепостническую форму эксплоатации. Но она поставила вместо них капиталистов и помещиков, капиталистическую и помещичью форму эксплоатации трудящихся". Этим самым т. Сталин подчеркивает, что крестьяне боролись с феодализмом-крепостничеством не за возврат к замкнутому натуральному хозяйству, а стремились уничтожить всю феодальную систему эксплоатации и открыть дорогу капитализму. В то же время т. Сталин подчеркивает, что крестьянская борьба, предоставленная себе самой, только заменяла одних эксплоататоров другими. Уничтожить эксплоатацию без руководства со стороны пролетариата она не могла.

Эти характерные черты русских крестьянских войн, указанные т. Сталиным,

¹³ Ленин, т. XXIV, стр. 271.

¹⁴ Ленин, т. XI, стр. 187.

всецело вытекают из учения Энгельса и Ленина о крестьянских войнах. Тов. Сталин дополняет учение Энгельса в том отношении, что анализирует специфику крестьянских войн на русском историческом материале, приближает оценки Энгельса к русской истории. Указывая специфический характер русских крестьянских войн, т. Сталин, как и все классики марксизма, подчеркивает необходимость пролетарского руководства для успеха крестьянских войн, необходимость секта между пролетариатом и крестьянством. В этом союзе, как подчеркивает т. Сталин во всех своих сочинениях, основной и руководящей силой является пролетариат. Он дает содержание и характер революционной борьбе, он поднимает крестьянство на высшую ступень этой борьбы, помогает ему перейти вслед за пролетариатом от буржуазной революции к социалистической.

Буржуазная историография крестьянских войн в России

Изучение крестьянских войн в буржуазной исторической литературе фактически началось в тот период, когда крестьянство все сильнее стало давить на звенья феодально-крепостнического аппарата и грозило разорвать цели крепостничества. В 50-х годах XIX в. помещичья и буржуазная историческая мысль, ища защиты в дворянско-феодальном государстве от растущего натиска крестьянского движения, обратилась к прошлым выступлениям крестьянства, старалась доказать, что эти выступления были направлены против основных устоев человечества - против государства, против отношений собственности.

В 50-х гаодах Попов в специальной работе "История возмущения Стеньки. Разина" доказывал, что действия Разина были действиями разбойника, беглого преступника, "который в погоне за грабежами, за добычей сначала бежал на Дон, потом грабил на Волге, на Каспии, потом начал грабить в пределах московского государства". Это были оплошные грабежи "мирных жителей" при участии башкир, мордвы и мари, которые "соединялись с казаками". Историк подробно описывает, как казня мятежников и милуя покорившихся, московская власть восстановила порядок. Соловьев в своих работах доказывал, что высшим достижением русской истории явилось создание Московского государства, из которого затем развилась Российская империя. Бунт Степана Разина был для него выступлением против государства, этой высшей ценности русского народа. Это было выступление беглого разбойника, который в государстве не находил себе места и который был выброшен из него; поэтому он пытался разложить государство, навязать ему свои разбойничьи обычаи. В бунте Разина ни Соловьев, ни Попов не видели революционного крестьянского: движения, в их глазах это был мятеж, который нес с собой грабежи, уничтожений всех отношений собственности, и разрушение государства. Поэтому эти: историки доказывали необходимость беспощадной борьбы с мятежниками и необходимость твердой государственной власти. Эту историческую концепцию они развивали как раз в тот момент, когда помещики и растущая буржуазия чувствовали особенную необходимость в твердой государственной власти, которая способна оградить их от растущего крестьянского недовольства.

Последователи Попова и Соловьева в буржуазной историографии: Платонов, Любавский, Ключевский и другие в своих исторических работах предпочитали но говорить о крестьянском движении и о крестьянской борьбе. Ключевский только упоминал о том, что XVII век - это век народных мятежей, но о самих народных мятежах он не писал. Крестьянские войны вовсе исчезли со страниц: его курса. Это было не случайно: крестьянское движение в конце XIX - начале XX в. настолько сильно давало о себе знать и так напугало помещиков и буржуазию, что заставило их напрячь все силы для борьбы с революционным движением пролетариата и крестьянства. Борясь в идеологической области с революционным движением пролетариата и крестьянства, историография прежде-

всего замалчивала революционную сущность крестьянских войн. Болотников для нее был просто беглым холопом. О Разине и Пугачеве она почти не говорила, хотя отлично их знала. Платонов посвятил специальную работу "смуте", где все свое внимание сосредоточил на борьбе боярских партий, что же касается выступлений плебса и крестьянства, то в них он отметил только их антигосударственную сущность.

Из исторических исследований буржуазных историков публицисты вроде Булгакова и Струве сделали практические выводы, использовав их для борьбы с пролетарской революцией. Для них также буржуазное государство было высшим критерием и высшим достижением. Русский исторический процесс - это борьба государственности и анархии.

"В исторической душе русского народа всегда боролись заветы обители преподобного Сергия и Запорожской сечи или вольницы, наполнявшей полки самозванца, Разина и Пугачева.

Интеллигентское просветительство одной стороной своего влияния пробуждает эти дремавшие инстинкты и возвращает Россию к хаотическому состоянию, ее обессиливающему и с такими трудностями и жертвами преодолевавшемуся ею в истории"¹⁵ - писал Булгаков, и Струве, полностью повторяя все исторические концепции Попова, Соловьева и Ключевского, говорил о бессмысленности и вредности крестьянской войны, поднятой стоящими вне государства элементами. Только сила государства спасла тогда Россию от гибели. События "смутного времени" повторились в событиях революции 1905 года.

"Смуты начала XVII в. представляли ту оригинальную черту, - писал Струве, - что в этой революции, как таковой, как народном движении, непосредственно минуя реакцию, одержали верх здоровые государственные элементы общества". И добавляет: "Если это была великая эпоха, то не потому, что взбунтовались визы. Их бунт не дал ничего¹⁶ , т. е. для Струве установление диктатуры крепостников было торжеством идеи государственности, а бунт низов - бессмысленной анархией. "Смута" и современность близки друг другу. В "смуте" "чувствуется что-то современное, слишком современное..." Движение Разина, - вещали "Вехи", - "бессмысленно-жестокое, совершенно воровское... разбилось о государственную мощь".

"Пугачевщина была последней попыткой казачества поднять и повести против государства народные низы". Казачество "внесло в народные массы анархическое и противогосударственное брожение". В XX в. место казачества заняла интеллигенция - духовное казачество. Таким образом исторические оправки Струве имеют отчетливо выраженный политический характер. Он стремится из уроков прошлого сделать орудие борьбы в настоящем. Борьба идет за торжество буржуазного государства, народное движение несет с собой лишь разрушение и анархию - таковы уроки, извлеченные Струве из изучения крестьянских войн.

Буржуазная историография боролась против крестьянских революционных выступлений путем их замалчивания. Меньшевистские историки и историки мелкобуржуазной интеллигенции заговорили о крестьянском революционном движении, но заговорили таким языком, каким могли говорить только убежденные враги крестьянского восстания.

Плеханов, Рожков и Троцкий в своих исторических работах развивали ту же точку зрения, на какой фактически стояла буржуазная историография, но которую эта последняя не решалась открыто сформулировать. Плеханов в "Истории общественной мысли" явился прямым продолжателем того дела, которое было начато Соловьевым и не получило полного развития у его непосредственных учении" и последователей. Роль меньшевиков и эсеров как

¹⁵ "Вехи", стр. 65.

¹⁶ Там же, стр. 157.

контрреволюционного авангарда помещиков и буржуазии ярче всего сказалась в постановке ими крестьянского вопроса, в характере исторического объяснения крестьянских войн.

Народническая историография о крестьянских войнах в России

Ту же позицию, какую в публицистике 60-х годов занимал по отношению к крестьянству Чернышевский, в области истории в ранний период своей деятельности защищал Щапов. Щапов был, как писал т. Покровский, типичный крестьянский историк. По своей тематике, своим научным интересам и своим оценкам исторического прошлого Щапов резко отличался от буржуазных историков 60-х годов. Современник Соловьева и Чичерина, сосредоточивших все внимание на изучении истории государственных учреждений, Щапов изучал та исторические явления, в которых действующим лицом являлся сам народ. Государственный аппарат в работах Щапова выступает только как аппарат насилия и угнетения. Щапов изучал раскол, изучал "смуту", его интересовал вопрос о борьбе между государственным аппаратом и эксплоатируемым крестьянством я националами. Буржуазная историография все свои силы направляла на то, чтобы утвердить незыблемость существующих отношений и докапать, что всякое выступление против этой системы эксплоатации предпринималось антигосударственными элементами. Щапов, связанный рамками царской цензуры, принужденный употреблять официальный язык, все же сумел сказать свае слово, заявить о том, что в истории всегда шла борьба между эксплоатируемым крестьянством и националами российских окраин, с одной стороны, и эксплоатирующим государством, самодержавием и бюрократией - с другой. Щапов видел в истории процесс борьбы двух противоположных начал и отсюда выводил неизбежность нарастания антагонизма между угнетаемыми народами и государственным аппаратом. Внимание Щапова было всецело приковано к явлениям "народной жизни". Народные восстания и мятежи находили в лице Щапова внимательного исследователя. Восстания Разина и Пугачева, стрелецкие восстания и выступления раскольников были, по мнению Щапова, но простыми бунтами антигосударственных элементов, а массовыми восстаниями, вызванными величайшей эксплоатацией и угнетением. Идеологию всех этих движений Щапов искал в расколе.

Щапов не знал учения о классовой борьбе, но все его интересы были направлены на изучение проявлений этой борьбы, на изучение роли в этой борьбе эксплуатируемых масс. Щапов понимал колоссальную противоположность между эксплоататорами и эксплоатируемыми, он сводил ее к существованию дворянско-феодального государства, помещичьей монополии на землю, бесправию и угнетению. Щапов отражал ту стадию развития капиталистических отношений, когда мелкий производитель-крестьянин стихийно борется за превращение в товаропроизводителя, за землю, за капиталистический путь развития, борется против угнетения и произвола самодержавия, дворянства и бюрократии. В своих исторических работах Щапов вскрывает цата народных восстаний, тесно связывая религиозные движения народа с его революционными выступлениями. Уже в первой своей книге о расколе, изданной еще до крестьянской реформы, в 1859 г., Щапов, тогда профессор духовной академии, задачей которого было опровергать раскол, показал, что раскол вырос как реакция исстрадавшегося народа на произвол и насилие. Раскол, говорил Щапов, "особенно усилился со времени Петра...", когда "преобразовательный дух, с особенною силою и неудержимостью внедряясь в жизнь русского общества, часто доходил до печальной крайности, до злоупотребления"¹⁷ .

¹⁷ Щапов, т. I, стр. 233.

Народные восстания и мятежи самым сваям появлением, воем своим существом указывают на необходимость преобразований и реформ. В книге "Русский раскол и старообрядчество", напечатанной также до крестьянской реформы, (в 1859 г.), в тот момент, когда крестьянство напирало на крепостников и заставляло их итти на реформу, Щапов говорил о прошлых крестьянских движениях и, употребляя еще соловьевский язык, делал из них выводы, доказывавшие необходимость немедленной реформы в интересах крестьян. "Бунт Стеньки Разина, бунт Булавина, - писал ей, - и других мятежников, тысячи буйных казаков и всякой вольницы, разбойничавших вместе с ними на Дону и Волге - это было буйное проявление всех старых анархических, противогосударственных элементов, к концу XVII в. все более и более вытеснявшихся из середины России, скопившихся на Украине, куда еще не проникли благоустроительные начала государства, и под конец древней России, так сказать; всплывших наверх, для того чтобы показать весь хаос старых, отживших, противогосударственных начал и всю необходимость государственного возрождения и обновления России"¹⁸ .

Поело 1861 г., до своей ссылки, Щапов успел написать ряд статей и работ" по истории, где он четко и определенно формулирует свое отношение к крестьянскому движению. Движение народа, по ого словам, всегда глубоко выстрадано, это движение революционно так как посредством него народ отбивается от своих предпринимателей, эксплоататоров.

В своих ранних статьях Щапов указывал, что раскол - "чисто народная демократическая оппозиция". Поэтому раскол ставил перед собой и политические вопросы: выступая против дурного устройства и состояния государствен кого управления, он "указывал стороны, противные благу народа"¹⁹ . Народ не раз и ее два обращался к власти с указанием на извращения, насилия и злоупотребления. Земские люди, - писал Щапов в своей статье "Земство и раскол", которая вышла уже после крестьянской реформы, в 1862 г., - обращались к власти с просьбами и требованиями освободить их от насилий и произвола; крестьяне добивались избавления от бюрократии и развертывания общино-областного строя. Не получив ответа со стороны государства на свои требования, они ушли от него, стали выступать против государства, "вопияли, таким образом, земские люди и на земских соборах и в общинно-областных земских и частных челобитных. Не услышали они жалованного слова; не получили успокоительного ответа на свои челобитные; не получили правильного, цельного и прочного земского строения. И вот, вследствие разъединения, разделения государева и земского дела, вследствие нестройности, неладности земского устроения, в земстве произошел разлад и раскол. Начались народные движения, бунты, ознаменовавшие царствование Алексея Михайловича и почти всю вторую половину XVII столетия"²⁰ .

Щапов показывает, что движения раскольников, крестьян казаков, стрельцов, Разина, Булавина и Пугачева - это подлинно революционные движения, направленные против угнетателей, за исконные народные начала. Разин для Щапова - вождь обездоленных, вождь тех, кто отпал от московского государства. "Собрались, - пишет он, - все те обнищалые, оскуделые до конца и разбредавшиеся врозь люди, которые так долго неумолчно и напрасно вопияли в своих земских общинно-областных челобитных против государственно-экономического неравенства земских общин и людей... Собрались голутвенные, обнищалые люди на Донскую Украину, выбрали атаманом Стеньку Разина и пошли с этим могучим предводителем вверх по Волге против Москвы. И стали они из-

¹⁸ Щапов, т. I, стр. 413.

¹⁹ Там же, стр. 433.

²⁰ Там же, стр. 459.

бивать, князей, бояр, воевод, всех приказных людей, всех богачей, разжившихся на счет льгот и привилегий"²¹ .

Раскол дал идеологию народным движениям, восстаниям "во имя равенства, во имя общинных начал - исконных устоев народной жизни.

Раскол, по мнению Щапова, синтезировал в себе все народное "горе-злосчастье". "Если бы, - пишет Щапов, - разрыть могилы-архивы старой народной России, если бы разгадать, чего хотел, что закладывал, слагал в своем свободном земском строении в былые вечевые времена, что пережил и что дважды хоронил и под конец с горем-злосчастьем схоронил земский великорусский мир народ в своей старой народной земско-областной России, то, быть может, поняли бы мы отчасти эту могучесть, энергию и жизненность борьбы народной, выразившейся в расколе"²² .

Государственный гнет рос, рос и разрыв между народом и государством, росла и народная оппозиция. Щапов связывает народные восстания с религиозным крестьянским сектантским движением в одно, в одну революционную оппозицию против существующего строя, против системы угнетения и эксплоатации народа и против подавления исконных начал его, быта.

XVIII век - это время, когда народ "стонал, но отдаленный стой народный не был внушаем и слышен среди роскошей столичных"²³ . Крестьянские побеги и восстания были различными формами протеста народа против тех угнетений, которым он подвергался. Исходя из этого, Щапов подходит и к анализу пугачевщины. Пугачевщина, по его мнению, - то же, что и разинщина. Здесь действуют люди типа Разина. Они раньше бились за народ с Ермаком и Разиным, теперь отступили на Яик и здесь отбивались от наступавших на них централизма и государства. Пугачев опирался "на чисто демократическую партию" среди казачества. За ним пошел весь народ. Пугачевский манифест затрагивал, пишет Щапов, "самое сердце и все вековые помыслы, желания и ожидания парода"²⁴ . Пугачев в своей программе выставлял исконные народные требования и желания. Народ, которого не было слышно в истории со времени "Стеньки Разина, вдруг и громко выступает на сцену истории, ворочает целым; краем империи, идет со своим самозванным" царем, беглым казаком-раскольником, и ужасает правительство"²⁵ .

Во всех народных движениях наравне с русским населением принимает участие и националы. Щапов указывает, что поволжские народы энергично действовали и в первой крестьянской войне и в разинщине, а причиной их движения были "тягости московского владычества". Тяжести эти заключались в бесчеловечном обращении, в насильственном крещении, лишении земли, в переводе на новые поселения. Национальная оппозиция - такое же революционное движение, как и выступления раскольников, стрельцов, Разина, Пугачева.

Статьи Щапова 60-х годов проникнуты глубочайшим сочувствием к революционному движению. Для официальных историков вроде Соловьева борьба крестьян и националов была антигосударственньм, вредным, обреченным на уничтожение явлением; раскол признавался ими открытым врагом государственности и прогресса. Щапов впервые поставил вопрос о том, что раскол и крестьянские восстания органически присущи ходу истории и являются законными участниками исторического движения; он показал, что, кроме официального государства, народ знает свое собственное, областное управление и борется за него. Накануне 1861 г. Щапов в своих работах доказывал необходимость полного освобождения крестьян; в начале же 60-х годов, в тот момент, когда подня-

²¹ Щапов, т. I," стр. 466.

²² Там же, стр. 471.

²³ Там же, т. I, стр. 507.

²⁴ Там же, стр. 540.

²⁵ Там же, стр. 547.

лась волна крестьянского протеста против помещичьей "воли", грабежа земли и нового закабаления, его исторические статьи стали рассказывать о том, как и прошлом крестьянство боролось с государством, дворянством и бюрократией за осуществление своих исконных требований и интересов. Тем самым историк обосновывал причину, цели и закономерность крестьянской революционной борьбы в настоящем.

Щапов всей своей научной и публицистической деятельностью выражал стремление крестьянских масс, борьбу их против крепостничества и его пережитков, сохраненных манифестом 19 февраля 1861 г., борьбу крестьянства за буржуазные пути развития, без помещиков и самодержавия.

Щапов в своих исследованиях исходил из чисто народнических концепций исторического процесса, но его оценки крестьянских движений были революционны; они выражали борьбу против феодализма. Щапов не осуждал революционных восстаний и мятежей XVII-XVIII вв., наоборот для него эти восстания были выступлениями народа, борющегося за свое свободное историческое развитие. Теория Щапова об общине и земстве как своеобразной черте, присущей только русскому народу, была данью Щапова народничеству, была идеализацией старого, уходящего. Развитие капитализма расслаивало крестьянское хозяйство. Реакцией на это разложению некогда однородной крестьянской массы на антагонистические группы и явилась народническая идеализация старого неприкосновенного уклада. Эта идеализация отмечена Щаповым в его учении о "народных устоях".

Оценки Щапова были полностью восприняты народнической историографией 70 - 80-х годов. Между Щаповым и народовольцами в их исторических построениях существует теснейшая связь.

"Народная воля" в своих основных теоретических органах очень часто обращалась для обоснования своей политической программы к историческому прошлому России. Исторические концепция "Народной воли" были отражением ее политических концепций. В политике народовольцы исходили из теории действующей личности, которая может дать толчок народному движению и своими собственными силами опрокинуть самодержавие, не имеющее корней в стране. Своими историческими построениями народовольцы подкрепляли это положение. Государство, российское самодержавие с точки зрения историков "Народной воли" - явление случайное, насажденное извне. Свободное развитие народа было приостановлено государством и искажено им. Вся история России, по мнению народовольцев, представляет собой борьбу двух сил, - народа и государства. "История, - писалось в передовице N 2 "Вестника Народной воли", - создала у нас на Руси две главные самостоятельные силы - народную и государственную организации". Эти две самостоятельные силы противоположны друг другу по своим целям и стремлениям. "Два начала, - писала "Народная воля", - государственное и древнее народное, как Ариман и Арамузд, вступают в смертельный бой". Процесс исторического развития России - это борьба указанных двух начал. Государство сложилось в результате варяжского нашествия, византийского влияния, монгольского ига и немецкой бюрократии. Оно со всей своей крепостнической системой было создано в период ожесточенной борьбы с внешними врагами.

В октябре 1885 г. в N 11 - 12 "Народная воля" указывала, что в "настоящий момент абсолютизм в России потерял смысл своего существования, так каш исчезли условия, в которых ой вырос. Одним из этих условий была "политическая разрозненность и слабость страны в борьбе с внешними врагами, требовавшей централистической организации во что бы то ни стало, хотя бы под: знаменем самодержавного произвола", Логическим выводом из абсолютизма явилось "крепостное право, порабощение народа, составлявшее последнее звено в общем порабощении, сковавшем все области народной жизни". Русское исто-

рическое развитие, по мнению народовольцев, было результатом деятельности государства. Плодом государственного воздействия явилась бюрократия служилых людей; самостоятельным же сословиям государство не дало образоваться. Стремление употребить народные силы на дело национальной обороны привело "вследствие политической неразвитости народа" к "бесконтрольной диктатуре". Народ всегда боролся против этого стоящего над ним, живущего то лысо для самого себя и только "на счет народа" государства. Революционная борьба масс, народные мятежи, разинщина, пугачевщина - это борьба за те самые народные начала, во имя которых вели борьбу и сами народовольцы. Русский народ, как; писала "Народная воля" в передовице от 4 февраля 1882 г. (N 8 - 9), "находится, если можно так выразиться, в состоящий хронической революции". Революционность народных масс сказалась в движении казаков, в бегстве в скиты, в раскольничьем движении, в крестьянских вооруженных выступлениях. Крестьянекие восстания начались тогда, когда явилось как будто организованное ядро, которое толкало народ на восстание. "Условием почти всякого народного волнения, - писала "Народная воля" (N 5 от 2 февраля 1881 г.), - являлись материальные страдания, но поводом всегда служило или какое-нибудь нарушение закона (действительное или мнимое) со стороны начальства или бунтовской почин, идущий из среды какого-нибудь организованного ядра, близкого народу по своим интересам. Последнее условие необходимо, как показывает история, для всех крепостных народных движений. Так, во время пугачевщины роль толчка вызвавшего скрытую силу восстания играли, с одной стороны раскольничьи общины, подготовившие и организовавшие движение, а с другой - часть казачества, подававшего пример вооруженного восстания".

Из этих исторических примеров народовольцы делали политический вывод, что и сейчас народ готов восстать, лишь бы явилось необходимое для этого организованное ядро, и народовольцы брали на себя роль того ядра, которое, разрушив самодержавие, толкнет народ на восстание во имя осуществления своих вековечных прав.

Эти принципы народной жизни, ради осуществления которых шли на борьбу народовольцы, были развиты народом "в своей жизни на Дону, на Яике, на Кубани, на Тереке, в сибирских раскольничьих поселениях - везде, где устраивался свободно, сообразуясь только с собственными наклонностями; мы знаем вековечный лозунг народного движения - право народа на землю, местная автономия, федерация - вот постоянные принципы народного миросозерцания".

Взяв из буржуазной историографии теорию закрепощения, приняв теорию о внешнем происхождении русского государства, народовольцы переделали, эти теории по-своему. Здесь они шли тем путем, который был впервые проложен Щаповым. В отличие от буржуазной историографии, объявившей казаков стоящими вне государства, подлежащими уничтожению, народовольцы превратили их в основную революционную силу; революционное значение раскола они понимали в том же духе, как оно трактовалось в легальных работав Щапова. Они объявили революционными движениями разинщину и пугачевщину, признав их своими предшественниками.

Народовольцам в их исторической работе пришлось пользоваться тем материалом, который был накоплен буржуазной и мелкобуржуазной историографией, но из этого материала они сделали свое собственное употребление, дав ему свое толкование. Их оценка крестьянских войн как революционного движения, как движения, толкающего исторический процесс вперед и приближающего переход власти в руки эксплоатируемых, не сразу проникла в историческую литературу и не оказала никакого влияния на позднейших историков-народников. Только историки-марксисты смогли развить и углубить понимание крестьянских войн, а также показать, в чем заключались действительная прогрессивность и революционность крестьянских войн.

В анализе крестьянских войн между народниками 80-х и народниками 90-х годов существует такое же различие, каше имеется между революционным народничеством и либеральным народничеством. Народники 90-х годов прошлого века и первого десятилетия нынешнего были противниками феодальных остатков, но не противниками власти и не сторонниками крестьянской революции; они стремились к реформам, а не к революционной борьбе. Они стремились к соглашению с правительством, они ждали от правительства улучшения положения крестьянства. Ленин не раз отмечал, что народничество 90-х годов занимает антиреволюционные позиции. Эти черты политической физиономии либерального народничества отразились и висторических работах народников конца прошлого и начала нынешнего века.

Крупнейший представитель народнической мысли в история В. И. Семевский, написавший ряд работ по истории крестьянского вопроса, почти ничего не сказал о революционной борьбе крестьянства. Он отлично знал и понимал, что революционное крестьянское движение играло огромную роль, что только оно заставило самодержавие и правитель стою отказаться от крепостного права. Если бы, говорил он, "крестьяне не выражали протеста против крепостного права и пассивно и активно... открытым неповиновением помещичьей власти в форме более или менее значительных волнений, то крепостное право могло бы пожалуй просуществовать и далее 1861 г... Призрак пугачевщины вечно стоял в глазах нашего дворянства и как грозное memento mori напоминал о необходимости покончить с крепостным правом"²⁶ .

Но, помня о величайшем значении революционной борьбы крестьянства, Семевский все свое внимание сосредоточивает не на изучении этой борьбы, а на истории помещичьей и мелкобуржуазной мысли, пытавшейся в кабинетном порядке разрешить крестьянский вопрос. Семевский изучает и описывает быт различных разрядов крестьянства, подсчитывает размеры помещичьих поборот. В своем большом, двухтомном исследовании "Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II", вышедшем в начале 900-х годов (второе издание вышло в 1903 г.), Семевский совсем обошел пугачевщину. Между тем он отлично понимал все значение пугачевщины. По крайней мере в предисловии к "Крестьянскому вопросу в России", в тех немногих строках, которые он посвятил Пугачеву, Семевский все же писал, что в момент пугачевщины и "при посредстве пугачевских манифестов, крепостные заявили на всю Россию, что им нужна свобода от помещичьей власти и притом не иначе, как с землей"²⁷ . Итак, программа пугачевцев была программой крестьянской борьбы, Пугачев боролся за истинны: цели крестьянства, пугачевщина была тем веским словом, которым крепостной народ заявил о своем отношении к крепостничеству. Народ заявил: на всю Россию, "что ему нужна свобода не иначе, как с землей, той землей, обещанием которой Пугачев заставил трепетать все мужичьи сердца, той землей, для приобретения которой русский крестьянин и по сие время бредет в Сибирь и Закавказье"²⁸ .

Таким образом Семевский, как и все народники, видел в пугачевщине борьбу крестьянства против крепостнической эксплоатации, борьбу за всю землю и всю волю. Эту борьбу он считал основным стержнем крестьянского движения и в послепугачевский период. Но в своих книгах он не занимался историей этой борьбы.

К крепостничеству Семевский подходил, исходя из теории закрепощения государством себе на службу всех сословий, поэтому, писал он, "крепостное право имело в определенные, периоды еще право на существование". "Пока были за-

²⁶ Семевский, Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в., т. II, стр. 671.

²⁷ Там же, стр. 11.

²⁸ Там же, стр. 180.

крепощены все сословия, пока все они несли государственные тягла, закрепощение крестьян за помещиками не казалось особенной аномалией"²⁹ . Но поскольку помещики освободились от закрепощения государством, должны были быть раскрепощены и крестьяне. Отсюда центральной проблемой своего исследования о, крестьянском вопросе в России Семевский делает историю развития идеи о крестьянском раскрепощении среди дворянства и мелкой буржуазии. Он стремятся показать, как укреплялось сознание необходимости реформы среди правящих кругов; этим самым он хочет заставить эти круги, давшие крестьянскую реформу в прошлом, дать ее и в настоящем.

Семевский с особым вниманием останавливается на тех деятелях самодержавия, которые старались разрешить проблему крестьянского освобождения. Так, о князе Голицыне, составившем в конце XVII в. проект крестьянской реформы, Семевский пишет: "Голицын считал необходимым освободить крестьян с земельным наделом, следовательно, являлся государственным деятелем, понимающим, в чем состоит настоятельная потребность русского народа. Таким образом история крестьянского вопроса в России не только оканчивается, но и начинается мыслью о земельном наделе"³⁰ .

Для Семевского важны суждения о крестьянском вопросе не только тех лиц, кого он называет "цветом интеллигенции", - Белинского, Герцена, Петрашевского, - его интересует и "мнение дворянской массы, ее разрешение крестьянского вопроса". Падение крепостного права, по его мнению, было обусловлено не столько крестьянской борьбой, сколько изменением взглядов, идейных стремлений и целей эксплоатирующих. Выдающиеся представители интеллигенции "выработали, - пишет он, - вполне определенную, благоприятную для народа программу по крестьянскому вопросу"³¹ . Дворянство сначала этой программы не придерживаюсь и только постепенно, по мере осознания своих собственных экономических интересов, пришло к тому, чтобы "серьезно остановиться на мысли об уничтожении крепостного права". Эта идейная эволюция и составляет предмет исследования Семевского.

Политические уроки, которые можно вывести из исследований Семевского, сводятся не к организации революции, а к триумфу интеллигенции, которая в качестве представителя народа столкуется с правительством и поведет и народ и правительство по пути реформ и облегчения участи крестьянства. Семевский прямо говорит, что крестьянские восстания, даже такие массовые, как пугачевщина, не могли улучшить положения крестьянства и были обречены на неудачу. Рано или поздно, писал он, "беспорядочные народные полчища должны были уступить лучше вооруженным войскам, и как усмирена была французская жакерия, как кроваво подавлены волнения германского народа в эпоху крестьянских войн, так залито было кровью и пламя пожара, охватившее наше крестьянство"³² .

Таким образом этот историк крестьянства своими многотомными трудами доказывает ненужность крестьянской борьбы. Он борется за реформы, пытается столковаться с самодержавием, добиться уступок путем идейного воздействия на него и отрицает в начале XX в. возможность революционной борьбы с дворянством и самодержавием.

Семевский стремился доказать, что только эволюционным путем, только развитием общественной мысли можно изменить общественный строй. Поэтому он не изучал крестьянских войн, а изучал историю общественной мысли.

Фирсов, выступавший после Семевского, избрал предметом своего изучения

²⁹ Семевский, Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в., т. II, стр. 10.

³⁰ Там же, стр. 2.

³¹ Там же, стр. 615.

³² Там же, стр. 179.

уже самые крестьянские войны. Это создало ему славу крестьянского историка. Но своими работами о разинщине и пугачевщине он еще ярче, чем Семевский, подтвердил правильность высказанного Лениным положения о том, что народники 90 - 900-х годов выражали не революционные стремления крестьянства, а стремления мелкой буржуазии к соглашению с правительством.

В своей книжке о разинщине, вышедшей в конце революции 1905 г., Фирсов повторяет целый ряд положений высказанных народниками о крестьянских войнах, и в то лее самое время отмежевывается от идеи революционной борьбы. Он и сам боится крестьянской войны и старается напугать ею самодержавие, чтобы заставить его пойти на уступки. В разинщине он видит разбойничье предприятие самого Разина и народное движение, порожденное поборами и насилиями правительства. Эти поборы и насилия толкают народ на восстание. Но восстав и идя за разбойником Разиным, народ не может ничего создать вместо отвергнутого им мира. Фирсов не понимает что борьба крестьянства с Феодальной системой может привести к капитализму. Самое большее, чего можно было, "скидать от движения, - это "мимолетного успеха казацкого устройства у неимущего населения во взятых казацкой вольницей городах". Борьба крестьян и Разина сводится Фирсовым к "борьбе неимущих с имущими". Он не видит в ней борьбы крестьянства за уничтожение крепостничества и за превращение крепостного крестьянина в свободного товарного производителя. Он считает крестьянскую борьбу безнадежной потому, что кроме казацкого устройства она дать ничего не могла. А казаки - это антигосударственная сила стихии. Своими разбойными проявлениями, своей дикостью и насилиями крестьянская война отталкивала и пугала. Фирсов видел продолжателя разинщины в героях горьковского "Дна", в люмпен-пролетариате. Здесь сохранился дух Разина, и если в XVII в. люмпен-пролетариат без всякой пользы для народа залил кровью всю страну, идя во главе крестьянского восстания, то и теперь этот люмпен-пролетариат представляет собой антиобщественные элементы "дна", которые но способны создать никакой революции. Разинщиной и современными босяками Фирсов пугает самодержавие. Правительственному аппарату для избежания повторения разинщины необходима реорганизация: уничтожение насилия чиновников и бюрократии. Книжка Фирсова "Разинщина как физиологическое и психологическое явление народной жизни" - это крик испуганного буржуа и это в то же время попытка запугать правительство, заразить его своим страхом и столковаться с ним об уступках. Это не стремление выразить революционные требования крестьянства, а стремление доказать, что крестьянская революция является безнадежным, ненужным предприятием, обреченным неизбежно на поражение.

Точно такие же мысли развиты и в другой книге Фирсова, посвященной пугачевщине и вышедшей через несколько лет после первой. В "Пугачевщине" - опыте социолого-психологической характеристики - Фирсов исходит из правильной мысли, что восстание народа "всегда глубоко выстрадано". Он указывает, что после разинщины не произошло успокоения, так кал не было и улучшения народного положения. Поражение разинщины привело "не к успокоению, а к устрашению, и бунтовские чувства, вырвавшиеся было наружу, опять ушли в глубь народной жизни, продолжая делать в ней не столь заметную, но не менее вредную для общества в его целом повседневную разрушительную работу"³³ .

Таким образом Фирсов объявляет классовую борьбу, этот "локомотив истории", по словам Маркса, вреднейшим явлением общественной жизни. XVIII век с фирсовской точки зрения представляется как и XVII борьбой двух противоположных начал - народного и государственного. "Государственность, - пишет он, - торжествовала, и побежденные, но не примирившиеся с ней элементы населения

³³ "Пугачевщина", изд. 3-е, стр. 7.

спасались бегством от административного и господского произвола"³⁴ .

Так же как в разинщине, Фирсов и в пугачевщине не видит борьбы внутри феодальной формация, не видит роста новых производственных отношений. Для него но существует классовой дифференциации, есть одна масса - народ. Это естественно приводит к плоскому и однообразному объяснению крестьянских движений. Не из производственной сущности мелкого производителя, а из народной психологии выводит Фирсов программу крестьянского движения. Фирсов доказывает извечный монархизм народа, который заключается будто бы в том, что народ всегда видел в государе "доброго царя" и обвинял бояр в извращении царской воли. Отсюда народные мятежи идут под монархическим знаменем. Пугачевщина для Фирсова - лишь местное явление, порожденное специфическими условиями поволжско-приуральского края, где сохранились казаки, где многолетняя борьба с государством выработала "бунтовской темперамент у местного населения, наличие в нем духа отваги и восстания"³⁵ .

Вся социальная характеристика пугачевщины, по Фирсову, сводится к формуле: "царь и народ". "Вот политическая проблема пугачевщины, навеянная политико-социальным и духовным состоянием народа"³⁶ . Фирсов различает в пугачевщине разные стремления казаков, националов и крестьян. Казаки стремились к казацкому сепаратизму, крестьяне - к созданию "народного царя", башкиры - к возвращению своих лесов и степей. Подчеркивая участие националов в пугачевщине, Фирсов не может однако поставить вопрос о характере национально-революционного движения.

Пугачевщина кончилась крахом потому, что пугачевцы не сумели создать такого регулярно действующего государственного аппарата, какой был у Екатерины. Пугачевщина была гораздо более крестьянским выступлением, чем разинщина. Своими "мимолетными успехами" она была обязана тому знамени, под которым шла: "царскому знамени, знамени истинного государя"³⁷.

Пугачевщина как массовое крестьянское движение, сильно напугавшее помещиков и очень полно выразившее, крестьянские интересы, поддерживало крестьянские стремления и после, когда страх перед новой пугачевщиной заставил помещиков пойти на освобождение крестьян. Пугачевщина, пишет Фирсов, "через народную психологию поддержала вековые стремления крестьян своим замогильным голосом и таким образом, хотя и страшно дорогой ценой в прошлом, как бы сослужила свою службу отдаленному будущему русского народа. В этом не оправдание пугачевщины, а лишь указание ее влияния на потомство"³⁸ .

Фирсов все время старается отмежеваться от признания революционного значения пугачевщины, от признания классовой борьбы основной движущей силой исторического процесса. Фирсов подчеркивает, что частые народные движения порождаются неправильными действиями господствующих классов. Эти неправильные действия нужно устранить, нужно удовлетворить интересы народа, чтобы таким путем избежать впредь проявлений классовой борьбы.

Признавая, как и Семевский, что пугачевщина развернула подлинно крестьянскую программу, но видя в последней вместе с Семевским только одно "количественное" требование "всей земли", Фирсов не понял сущности крестьянского движения. Фирсов, как и Семевский, доказывает невозможность "для крестьян революционным путем добиться удовлетворения своих требований и не ставит вопроса о таком руководстве крестьянскими войнами, которое может при-

³⁴ "Пугачевщина", изд. 3-е, стр. 9.

³⁵ Там же, стр. 88.

³⁶ Там же, стр. 94.

³⁷ Там же, стр. 141.

³⁸ Там же, стр. 152.

вести революционное крестьянство к победе. Фирсов проповедует своими историческими работами соглашение с самодержавием, а не борьбу с ним.

Характеризуя идеологию партии эсеров, Ленин писал, что багаж этой партии состоит из "лохмотьев народничества и нарядных заплат модной критики". У эсеров, говорил Ленин, "революционная фраза - вместо продуманной и цельной системы воззрений"³⁹ . Эти оценки Ленина подтверждаются с необычайной наглядностью буквально всеми чертами деятельности эсеров. Для обоснования своей тактики эсеры создали теорию и как одну из ее составных частей - историческую концепцию. Исторические воззрения партии эсеров были формулированы старым народником Шишко в книге "Рассказы из русской истории". Эта книга подтверждает характеристику Ленина о смешении в теории эсеров революционных воззрений старого народничества с либеральными рецептами, заимствованными из арсенала буржуазии. Партия эсеров своей политической практикой в период перерастания навсегда изолировала себя от масс, она дезорганизовывала их своей тактикой, тормошила массовое движение, удерживая революцию в буржуазных рамках. Эсеры, говорил Ленин, всей своей теорией я практикой предавали массовое революционное движение рабочих и крестьян в плен буржуазной демократии. "Партия эсеров, - писал Ленин, - неизбежно ведет к политическому и идейному порабощению русскою пролетариата русской буржуазной демократией"⁴⁰ . В этом отношении книга Шишко является исключительно показательным произведением. Здесь смешались в одно и старые перепевы либерально-народнической мудрости и революционные Фразы. Схема русской истории, данная Шишко, несложна.

Русская история начинается как история страны свободного крестьянства. В ней идет борьба между вечевым народным началом и князьями. Татарщина помогает князьям победить народ. Татары порабощают князей и позволяют князьям в свою очередь поработить крестьянство. Русское единодержавие - порождение татарщины. Для того чтобы удержать князей в повиновении, "ханы стали назначать одного из князей старшим над всеми"⁴¹ . От татар же князья переняли приемы самовластного правления. Татарское иго, пишет Шишко, "заключалось в самовластии князей" и в "порабощении народа"⁴² .

Русское самодержавие было заимствовано у татар. Самодержавие и дворянство тесно между собой связаны. Без дворянства не может быть самодержавия. Захватив всю землю в свои руки, цари роздали ее дворянам и том укрепили над народом свою власть. "На захвате земли царями, - пишет Шишко, - и на этой раздаче земель дворянам было построено все московское государство. Царскую и дворянскую власть над народом невозможно отделить от царского и дворянского землевладения"⁴³ . Таким образом самодержавие и дворянство, государство и власть надвигались на народ сверху благодаря татарскому завоеванию. Держится власть эта благодаря тому, что народ не представляет себе жизни без царя.

Во всех народных восстаниях народ стремился найти вместо злого царя царя доброго. И до тех пор, пока народ не поймет, что основным врагом его является самодержавие, он не улучшит своего положения. До тех пор, пока остается самодержавие, пишет Шишко, оно "никогда по своей воле не вернет народу отнятую у него землю, чтобы но ослабить этим власти над ним"⁴⁴ . Народ в своих выступлениях против самодержавия всегда терпел неудачи именно потому, что он не боролся против царя, против царской власти против самодержавия, во имя своего старою народоправства.

³⁹ Ленин, т. V, стр. 118 - 159.

⁴⁰ Там же, стр. 132

⁴¹ Шишко, Рассказы из русской истории, ч. 1, стр. 19.

⁴² Там же, стр. 20.

⁴³ Там же, ч. 2, стр. 11.

⁴⁴ Там же, стр. 12.

Шишко рассматривает первые крестьянские войны, так называемое в буржуазной историографии "смутное время", разинщину и пугачевщину. Во всех этих выступлениях крестьянства Шишко видит одну сплошную ошибку. Народ в них шел за царя, а но против царя. Восстание народа было направлено исключительно против бояр. В "смутное время" правительством и царской властью оказались недовольны все: был недоволен народ, было недовольно боярство, _а когда, назидательно замечает Шишко, "никто недоволен в государстве, то никакая власть не может удержаться". Выступив против старой власти, народ бросился искать спасения в новом царе. Этим объясняется успех Дмитрия I. После его убийства тяготы народные не уменьшились, и "народ снова бросился искать спасения в каком-нибудь другом царе"⁴⁵ . В период "смутного времени" в течение ряда лет страна претерпела "величайшее разорение", жизнь "народа стала невыносимой"⁴⁶ и народное движение во главе с Мининым и Пожарским опять выбрало себе царя, от которого легче не стало. От этого выбора выиграли только бояре и дворяне. Поэтому в новое царствование были опять постоянные мятежи, и народ по-прежнему искал выхода из своего тяжелого положения. Поиском выхода из тяжелого положения явилось и движение Разина. Но и это движение было обречено на неудачу, потому что, так же как и первая народная революция, разинщина шла под царским знаменем. "Народ, - пишет Шишко, - только чувствовал, что ему тяжело, но не знал, отчего ему тяжело, не знал где надо искать причины. А причина лежала глубоко, она была в самом народе, который верил в царское самодержавие... Если бы даже Разин перебил все московское правительство, а потом посадил бы на престол нового царя или сам сделался бы самодержавным царем, то все осталось бы попрежнему. С царем снова появились бы дворяне и воеводы..."⁴⁷ .

Не помог в этом отношении народу и Пугачев, потому" что пугачевщина, по учению Шишко, еще "не была настоящим народным восстанием, крестьяне еще верили тогда в царское имя..." Настоящее восстание и настоящее освобождение по мнению Шишко, будут лишь тоща, когда народ будет вести борьбу "не от царского, а от своего собственного имени", когда он заставит царя "издавать законы с согласия всего народа", "совещаться с самим народом..."

Таковы объяснения крестьянских восстаний, данные бывшим народовольцем эсером Шишко. Это не настоящие народные движения. В них заключена одна колоссальная ошибка, которая приводила их к неудаче и гибели, это - вера в царя, в царскую власть. Пока есть эта вера, даже победа крестьянской войны но решит дела, она приведет к восстановлению прежней системы. Шишко не понимает, не представляет себе, что победа крестьянской войны означала бы замену одной эксплоатации другой. Для него целью в настоящем было не уничтожение эксплоатации, а уничтожение только царизма.

Историческими примерами Шишко старается доказать свой основной тезис - необходимость борьбы с царизмом. В тот период, когда большевики говорили о двух социальных войнах в деревне, эсеры рекомендовали народу - пролетариату и крестьянству - одну войну, войну только с самодержавием. Эсеры не ставили вопроса о необходимости изменить производственные отношения. Шишко нигде не говорит, что крестьянские войны были стремлением крестьян пробиться к буржуазной системе отношений и уничтожить крепостническую систему эксплоатации. Он полагает, что если бы Разин и победил, то старый строй восстановился бы в прежнем виде, т. е. он ее видит принципиальной, качественной разницы между тем, к чему стремилось крестьянство, и тем, за что боролись и на чем держались самодержавие и крепостничество. В то же время

⁴⁵ Шишко, Рассказы из русской истории, ч. 2, стр. 60.

⁴⁶ Там же, стр. 62.

⁴⁷ Там же, стр. 84.

Шишко своим подчеркиванием необходимости бороться только с самодержавием выражает буржуазный характер и буржуазные стремления тех слоев крестьянства, которые страдали от наличия остатков феодализма в России. Он выражает стремления тех слоев, которые думали об уничтожении феодальных остатков и об укреплении буржуазной системы отношений и эксплоатации. Поэтому, проповедуя лишь одну социальную войну, Шишко и эсеры в исторических работах, как и в партийно-политической деятельности, не толкали революционного движения вперед, по пути полного завершения одной революции и немедленного перехода к другой, а задерживали его на ближайших ступенях, превращая ступень в конечную цель; этим они ограничивали задачи и цели движения, суживали его смысл и содержание и закрывали дальнейшие пути. Ленин еще в 1902 г. в одном из своих выступлений против эсеров, подчеркивая политическую сущность эсеровских стремлений, писал, что эсеровская теория отдает в плен буржуазной демократии пролетарское и крестьянское движения. "Русская интеллигенция и русское крестьянство, - писал Ленин, - как социальные слои, сопоставляемые с пролетариатом, могут быть опорой только буржуазно-демократического движения. Это не только соображение, обязательно вытекающие из всего нашего учения (по которому например мелкий производитель лишь постольку является революционером, поскольку он порывает все счеты с обществом товарного хозяйства и капитализма и переходит на точку зрения пролетариата). Нет, это кроме того и прямой факт, начинающий сказываться уже теперь. А в момент политического переворота и на другой день после переворота этот факт неизбежно скажется еще с гораздо большей силой"⁴⁸ .

Между историческими взглядами Шишко и историческими взглядами Семевского и Фирсова есть большое сходство, как есть и политическое совпадение между их взглядами. И те и другие стремились к буржуазной демократии. Но народники-либералы стремились к буржуазной демократии путем запугивания правительства народным движением и получения от него уступок. Эсеры, исходя из тех же исторических концепций, что и народники, и стремясь к тем же политическим целям - буржуазной демократии, предлагали не соглашение с властью, а ее уничтожение; но уничтожения самодержавия они требовали во имя сохранения господства буржуазии. Тем самым эсеры при всей кажущейся радикальности решения поставленных проблем не шли дальше того, к чему стремились либералы-народники. Народники 90 - 900-х годов всех рангов и калибров, как и меньшевики, стремились не к тому, чтобы организовать революцию и двинуть ее вперед, а к тому, чтобы ограничить революцию одной борьбой против самодержавия, задержать ее на ближайшем этапе, подчеркнуть буржуазную сущность революционного движения. Своими историческими справками они пытались оправдать и подкрепить эти политические установки. В эпоху перерастания буржуазной революции в социалистическую эти теории превращались таким образом в тормоз революционной борьбы. Они могли лишь усилить позиции буржуазии, стремясь сделать крестьянское движение орудием в ее руках, средством предотвратить пролетарскую революцию.

Плеханов о крестьянских войнах в России

Плеханов заимствовал основные положения соловьевской схемы. Он принял без критики характеристику истории России как истории страны, которая колонизируется. Он усвоил учение о географических факторах и из них вывел особенности исторического развития России по типу восточной деспотии, где основной прогрессивной силой было государство. Отсюда, естественно, все вы-

⁴⁸ Ленин, т. V, стр. 132.

ступлении против государства, по мнению Плеханова, являлись по существу контрреволюционными выступлениями. В XX в., в период обостренной революционной борьбы пролетариата и крестьянства, в период перерастания буржуазной революции в социалистическую, Плеханов выступает с такой трактовкой: крестьянских войн, которая целиком направлена на обоснование одной мысли, одного положения, - что движение крестьянства есть движение реакционное. Крестьянство не несет с собой новой системы производственных отношений. Оно не может на место низвергнутого им государственного строя поставить что-нибудь новое. Программа крестьянских войн - реакционная программа, Она смотрит но вперед, а назад. "Идя за Пугачевым, - пишет Плеханов, - народ стремился свалить с себя гнет помещичьего государства и так или иначе в той или другой мере вернуться к старым порядкам существовавшим до того времени, когда это государство окончательно сложилось и окрепло. Он смотрел не вперед, куда смотрело во второй половине XVIII в. третье сословие во Франции, а назад, в темную глубь прошедших времен..."⁴⁹ .

Все движение Разина, по словам Плеханова, "было противодействием старого новому, а не нового старому". "Участники этого бунта отстаивали земной, хотя конечно отживший идеал..."⁵⁰ .

Все крестьянское движение реакционно, его программа аполитична. Крестьянство добивается не изменения политического устройства, а "только новых, менее тяжелых для данного общественного класса или слоя приемов государственного управления"⁵¹ .

Поэтому крестьянское движение по самой природе своей - движение монархическое. "Крестьянству, - говорил Плеханов, - нужен был царь, но, разумеется, оно предпочитало доброго царя немилостивому..." "В представлении Пугачева крестьянская вольность была равносильна "райской" зависимости по отношению "к нашей короне"... "С этим взглядом вполне согласны были крестьяне, пославшие к Пугачеву ходоков с просьбой сделать их "вольными". Стать вольным человеком - значило для них переменить владельца..."⁵² .

Таким же реакционным и по существу враждебным крестьянской революции было и национальное движение, участие националов в крестьянских революциях. По трактовке Плеханова, националы стремились лишь к тому, чтобы истребить господство вообще всего русского населения. "Они, - пишет Плеханов, - нападали на всякого, кто подвертывался им под руку, жгли сено, угоняли скот, грабили и отводили в плен русских жителей тех местностей, которые сами готовы были подняться против петербургского правительства..." "Казакам Пугачева приходилось подчас вступать в настоящие битвы с инородцами"⁵³ .

Крестьянское движение всегда реакционно потому, что само крестьянство по своей сущности заявляет и может заявлять только реакционные требования. Революционное движение русского крестьянства было движением "русской крестьянской Азии". Крестьянство интересовалось только землей и было совершенно равнодушно к политике. Крестьянские идеалы в политической форме пыталось изобразить казачество, а казачество, по мысли Плеханова, было анархическим, выброшенным из государства элементом. Плеханов и здесь, как мы видим, полностью повторил соловьевскую оценку. "Казачество явилось, - пишет Плеханов, - чем-то вроде клапана, предохранявшего старый порядок от взрыва.. Протест казаков был исторически бесплоден"⁵⁴ .

Революционное движение городской коммуны европейского средневековья, по

⁴⁹ Плеханов, т. XXI, стр. 296.

⁵⁰ Плеханов, т. XX, стр. 362.

⁵¹ Там же, стр. 236.

⁵² Плеханов, т. XXI, стр. 286, 288.

⁵³ Там же, стр. 292.

⁵⁴ Плеханов, т. XX, стр. 105.

мысли Плеханова, было революционно-освободительным движением; это объяснялось сущностью западноевропейской истории. В русской истории выступление недовольных элементов несло с собой лишь торжество хозяйственной отсталости, потому что бунтующие против московского государства элементы бежали в степь, а в степи хозяйственная жизнь была еще более примитивной. Убегая на окраины, беглые "не имели повода задумываться о средствах улучшения давившего их общественного порядка. Им достаточно было убедиться в том, что он их давит. Если давит, то надо "разбредаться розно", - вот крайний вывод, к которому приходила народная мысль при данных исторических и географических условиях. Он не заключал в себе ровно ничего прогрессивного"⁵⁵ .

Таким образом в своих характеристиках крестьянских революционных выступлений XVII и XVIII вв. Плеханов всецело повторял оценки буржуазной историографии, в первую очередь Соловьева. Политическая сущность этих оценок сводилась к тому, что борьба крестьян против московского государства и была по существу реакционным движением и ни в коем случае не несла с собой торжества новой системы производственных отношений. Реакционность крестьянских выступлений сказалась и в последующем революционном движении. Выступление крестьян замедляло рост "политического сознания русского рабочего класса". "И далее в выступлениях рабочего класса, - пишет Плеханов, - заметно это отрицательное психологическое влияние деревни..." Движение крестьянской Азии только "на короткое время совпало с движением русский рабочей Европы..."⁵⁶ . Своими историческими экскурсами Плеханов обосновывает общую всем меньшевикам политическую оценку крестьянских выступлении. Отмежевавшись от революционных выступлений крестьянства, Плеханов отмежевался и от национально-революционно-освободительного движения. Таким образом в своих исторических работах Плеханов выступил против революционной борьбы крестьянства и объективно защищал позиции буржуазии и помещиков.

Плеханов в области истории не понимал проблемы перехода от одной формаций к другой. Вопрос о переходе от феодализма к капитализму, вопрос о нарождении капиталистических отношений внутри феодального общества и вопросы классовой борьбы, связанной с этим процессом, оставались непонятыми Плехановым. Он не сумел даже использовать уроки энгельсовского анализа крестьянских войн в Германии. В то время как Ленин и большевики пришли к выводу о революционном значении крестьянских войн, Плеханов и меньшевики сделали обратный вывод - о реакционности крестьянских выступлений. Эта меньшевистская мысль была затем повторена и подробно развита Рожковым и Троцким. И всю они, и Плеханов, и Рожков, и Троцкий, - все одинаково в этом вопросе защищали устои господства дворянства и буржуазии, являясь их политическим авангардом.

Буржуазная историография после Октября о крестьянских войнах в России

Изучая крестьянские войны в России, дооктябрьская буржуазная историография резко поставила вопрос о том, что основной движущей силой в этих войнах были социальные элементы, стоявшие вне государства, - казачество. Весь смысл крестьянских войн буржуазная историография свела таким образом к

⁵⁵ Плеханов, т. XX, стр. 357.

⁵⁶ Там же, стр. 126.

борьбе выброшенных за пределы государства элементов с установившимся в этом: государстве порядком. Тем самым она снимала вопрос о позициях крестьянства и превращала все крестьянские войны в "болотниковщину", "разинщину", "пугачевщину", во враждебное буржуазии движение, которое покушалось на основные устои и цели буржуазного государства. Борьбу с крестьянским движением продолжала русская буржуазная историография и после Октября. Теперь она стремилась доказать не только неизбежность неудачи революции, но и неизбежность реставрации и наличие сил для со совершения.

После Октября появляется ряд работ о первой крестьянской войне, разинщине и пугачевщине. В период борьбы диктатуры, пролетариата с контрреволюцией буржуазные историки искали в прошлом ответа о грядущем, при помощи прошлого боролись с настоящим. Они обратились к изучению "смутного времени", для того чтобы доказать, что революция должна неминуемо кончиться крахом, что вслед за революцией должна произойти реставрация, они указывали, какие силы и во имя чего произведут реставрацию. Работы о "смутном времени" академика Платонова, Готье, Кизеветтера одинаково доказывают неизбежность и необходимость реставрации и одинаково усматривают главную опору реставрации в крестьянстве. Силой, пытавшейся произвести революцию, но не принесшей с собой ничего кроме анархии и разрушения, они по-прежнему считают казаков и холопа Болотникова. Созидающей же, творческой силой являются, по их мнению, городская буржуазия и буржуазное крестьянство, - кулаки, которые в своем стремлении к порядку реставрируют старые производственные отношения и старый политический строй. Эти исторические работы, защищавшие неизбежность и необходимость реставрации и расчищавшие таким образом путь Колчаку и Деникину к Москве, являлись лишь продолжением той политической линии, которая была сформулирована в работах русских буржуазных ученых еще до революции, линии непримиримой борьбы со всеми попытками уничтожить систему буржуазной эксплоатации. Специальные работы по истории крестьянских войн, вышедшие вслед за серией книжек, посвященных "смутному времени", стоят на тех же буржуазно-помещичьих позициях борьбы с революцией. Таковыми являются две работы Тхоржевского и работа Савича "Очерки по истории крестьянских волнений на Урале", напечатанные в 1931 г. Эти книжки интересны как показатель того, что до самых последних дней политическая линия буржуазной историографии оставалась неизменной.

Одна работа Тхоржевского вышла в 1924 г., другая - в 1930 г. Одна - более откровенно, другая, позднейшая, в прикрытой форме проповедуют одну и ту же враждебную диктатуре пролетариата политическую программу. В ранней своей работе "Народные волнения при первых Романовых" Тхоржевский всецело исходит из концепций, защищаемых Платоновым, Готье и кампанией. Он так и формулирует свою мысль: смута - исходная точка всех народных волнений и народных мятежей. В ней уже "наметились основные черты тех народных движений, которые постоянно волновали Россию при первых Романовых и даже значительно позже и в XVIII столетии"⁵⁷ .

Поэтому для него чрезвычайно важно установить, что представляли собой события начала XVII в. и какие социальные слои, выступавшие в них, перекликаются с участниками позднейших движений XVII и XVIII вв. Эпоху первой крестьянской войны Тхоржевский делит, как и Платонов, на три периода: борьба династическая, междуусобие и третий период, "когда на первый план выступил момент национальный"⁵⁸ . В событиях конца XVI - начала XVII в. выступают народные низы - казаки. Движению Болотникова, по мнению Тхоржевского, не следует придавать значения, все стремления социальных низов; могли "ограничиться только перемещением, так сказать, жителей нижнего этажа

⁵⁷ Тхоржевский, Народные волнения при первых Романовых, стр. 5.

⁵⁸ Там же, стр. 6.

в верхний и обратно"⁵⁹ . Никаких "новых общественных устройств мятежники не имели в виду" - уверяет Тхоржевский.

Приравнивание восставшего, крестьянства к казачеству и оценка казачества как силы, которая не несет с собой никакого нового строя, всецело взяты у Платонова. Точно так же у контрреволюционных профессоров Платонова и Готье берет Тхоржевский и утверждение о том, что "трудовое население сел и посадок скоро решило, что старая власть все-таки лучше, так как при ней было по крайней мере меньше грабителей и больше мира"⁶⁰ , т. е. мысль, будто именно крестьянство было той силой, которая создала реставрацию.

С этими основными положениями Тхоржевский приступает и к анализу разинщины и пугачевщины. Для него оба эти движения - прежде всего казачьи бунты. Казаки - вот сила, которая организовывала восстания. Это была сила, стоявшая вне государства. Никаких других определений природы и социальной сущности казаков автором не дано. Они имели свои причины к бунту, не совпадавшие с интересами крестьянства, "Самозванщина и казачество - эти два фактора - играли огромную роль в "смутном времени" и надолго пережили его. Все крупные революционные движения были окрашены ими. Корела, Болотников, Заруцкий через Разина подают руку Пугачеву"⁶¹ .

Разинщина и пугачевщина таким образом - продолжение дела Заруцкого, т. е. прежде всего казачьи бунты. Разинщина лишь усложнена тем, что перед глазами ее вождя стояли удачные бунты казачества, произведенные Хмельницким на Украине. "Великорсссию могла ожидать судьба Малороссии" - пишет Тхоржевский, т. е. Разин грозил превратиться в Хмельницкого. Здесь таким образом одновременно наносится удар по Разику и искажается смысл революционного украинского движения: сливаются в одно - восстание крестьян и движение украинской старшины. В разинщине и пугачевщине принимали, участие поволжские "инородцы", по выражению Тхоржевского, "в восстании они принимали участие целыми волостями... и вся эта масса примыкавших к восстанию в силу ненависти к русской администрации иногда готова была обратиться против своих недавних союзников"⁶² . Так, философски замечает Тхоржевский, "национальный мотивы осложняли социальную борьбу". Участники национального движения автором не диференцированы, что совершенно неверно; в их борьбе Тхоржевский но видит классовых целей и поэтому не понимает их отношения к революционному крестьянскому выступлению. Для Тхоржевского - это движения типа казачьих, т. е. выступления антигосударственных элементов. Нечего после этого удивляться, что Тхоржевский не вскрывает идеологии разинщины. Политические идеи восставших, пишет он, "были очень стары: Разин прибег к тому же, к чему прибегали Болотников и Заруцкий, - к самозванщине". В разинщине Тхоржевский не видит революционной борьбы крестьянства против помещиков, не понимает сущности и целей этой борьбы. Единственный результат крестьянской войны он усматривает в том, что после ее подавления казачество частью было истреблено, а частью вернулось на свои казачьи реки. Если в разинщине Тхоржевский не нашел революционного крестьянского движения, если разинщину он решился объяснить как выступление стоявших вне государства, привыкших к грабежам холопов и казаков, то пугачевщину в 1930 г. он объяснил более искусно. В новой работе он прикрылся и ученым аппаратом исследователя, и именем Энгельса, и недостаточно разоблаченным еще именем Плеханова, Ссылаясь на Плеханова, он сразу же объявил все пугачевское движение в заволжский его период движением реакционным. О движении яицкого казачества, башкир и приписных к заводам крестьян, заявил он,

⁵⁹ Тхоржевский, Народные волнения при первых Романовых, стр. 11.

⁶⁰ Там же, стр. 31.

⁶¹ Там же, стр. 76.

⁶² Там же, стр. 197.

"можно с полным основанием повторить слова Плеханова, что оно смотрело не вперед, куда смотрело во второй половине XVIII в. третье сословие во Франции, а назад, в темную глубь прошедшего времени..."

Объявив реакционным все движение Пугачева до перехода его черед Волгу, Тхоржевский старается тот период, когда пугачевщина распространилась по правой стороне Волги, интерпретировать так, чтобы связать воедино буржуазные оценки "смуты", разинщины и пугачевщины и таким образом повторить в 1980 г. боле о ранние политические выступления буржуазии. Движущими силами пугачевщины, по мнению Тхоржевского, по-прежнему являются элементы, стоящие вне государства. К Пугачеву в казаки шли те, кому "нечего было терять"⁶³ . Здесь было немало "выпущенных из тюрем колодников, которые были в таком же положении". Сюда, примкнули потом голутвенные казаки, которые сохранились от XVII в. "главным образом среди малороссиян"⁶⁴ , волжские бурлаки, которые раньше массами примыкали к Разину; наконец в пугачевской партии был и "просто уголовный элемент"⁶⁵ .

И вот, для того чтобы укрепить теорию о том, что в пугачевщине принимают участие главным образом элементы, стоящие вне государства, Тхоржевский ссылается на Энгельса.. "Вполне уместно, - пишет он, - привести для сравнения слова Энгельса, написанные им по поводу работы Каутского, посвященной революционному движению XV-XVI вв. в Германии"⁶⁶ .

Тхоржевский при этом подсовывает Энгельсу то, чего тот совершенно не говорил. Энгельс в работе "Крестьянская война в Германии" выдвигает идею о революционной роли плебса, т. е. новых социальных элементов, выраставших внутри феодального общества. Энгельс говорят, что среди городского плебса выкристаллизовывается группа, берущая на себя руководство революционным движением, а Тхоржевский сливает вое элементы плебса в одно и превращает революционный плебс в сборище равных отбросов. Это он делает для того, чтобы подчеркнуть свою мысль, что все эксцессы, весь разбойный характер крестьянской войны объясняются наличностью в пугачевском движении плебса. При этом он сознательно игнорирует то, что в XVIII в. были уже рабочие горных заводов, которые, как известно, сыграли большую роль в пугачевщине. Крестьянство, по мнению Тхоржевского, если и сочувствовало пугачевщине, то в казачество не входило, а, наоборот, своими крестьянскими организациями, миром, организованно шло навстречу казакам Петра Федоровича, "стараясь все время действовать по закону, по традициям, чинно и солидно. Отсюда - та печать консерватизма, которая отличает это самое крупное революционное движение, какое было в России до начала XX столетия"⁶⁷ . Крестьянство, если и участвовало в пугачевщине, то все же не могло сочувствовать действиям пугачевщины, оно само страдало от нее, и пугачевцам приходилось насильно тащить за собой крестьянство. Тхоржевский утверждает, что пугачевцы насильно заставляли крепостных вешать своих помещиков, чтобы крепче связать с собой крестьянство. "Чтобы заставить их сжечь свои корабли, пугачевская партия заставляла крестьян, чтобы они сами вешали своих господ и приказчиков"⁶⁸ .

Дух буйства и мятежа в пугачевщину вносило не крестьянство, а люмпен-пролетариат, шедший в казаки для грабежей. Без сомнения "разбойные" элементы в движении были, но не они составляют основное и характерное в крестьянских войнах. Между тем Тхоржевский особенно подробно рассказывает именно о том, как участники пугачевщины занимались грабежами и старательно прята-

⁶³ Тхоржевский, Народные волнения при первых Романовых, стр. 165.

⁶⁴ Там же, стр. 167.

⁶⁵ Там же, стр. 169.

⁶⁶ Там же.

⁶⁷ Там же.

⁶⁸ Там же, стр. 93.

ли награбленное. Казаками Петра III "забиралось всякое имущество и на подводах вывозилось в города и деревни надежным людям на сохранение"⁶⁹ . Наряду с такими охотниками поживиться чужим добром в пугачевщине принимали участие "малороссы", принесшие с собой "строптивый нрав жителей своей родины"⁷⁰ . Характером народа Тхоржевский хочет объяснить участие масс в классовой борьбе.

Тхоржевский в заключение утверждает, что пугачевщина - буржуазная революция, но своим изображением хода пугачевщины, анализом ее движущих сил он доказывает совершенно противоположное. Крестьянство в этой революции занимает пассивную позицию, участвует в ней против воли, а носителями революционной активности являются "строптивые" малороссы и стремящиеся к поживе, стоящие вне общества элементы.

Такова буржуазная революция, по Тхоржевскому, революция, в которой нет ничего революционного. Хотя Тхоржевский и пытается дать очерк колонизация и экономики края, в котором развернулась революция, но он не может показать революционную суть стремления крестьянства, не может вскрыть экономические и классовые противоречия между помещичьим и крестьянским хозяйством. Тем самым Тхоржевский выступает против революции, своей трактовкой национального момента он подчеркивает свой великорусский, ничем не прикрытый шовинизм.

Работам Тхоржевского родственна по своим оценкам и книга Савича о крестьянских волнениях на Урале, изданная в 1931 г.

Эта работа характерна полной теоретической безграмотностью и рядом неверных и политически вредных, враждебных нам идей.

Начинается работа с заявления о том, что "мелкобуржуазный уклад жизни уральских горнозаводских рабочих содействовал развитию в ряде уральских районов эсеровской пропаганды"⁷¹ .

В крестьянских движениях на Урале Савич различает два момента: невежество и склонность к буйству и беспорядкам. Излагая на 55 страницах своей книжки приговор по делу картофельного бунта 1841 г., проф. Савич ни одним словом не критикует той квалификации, которую дал этому делу суд.

Национальную борьбу Савич изображает в духе старой буржуазной, великодержавной историографии, нисколько не стесняясь в угоду великорусскому шовинизму искажать факты. "В первую очередь, - пишет он, - на сторону Пугачева встали уральские башкиры. Явная преклонность их в Пугачеву выразилась в том, что они во многих местах выжгли заводы, истребили в них русское население и делали набеги на правительственные войсюа"⁷² - и это все.

Нет у Савича даже попытки поставить вопрос о том, что заводские рабочие вносили в крестьянские ряды элементы организации. На Урале мы имеем единственную в своем роде возможность на протяжении веков проследить и показать формирование и рост пролетариата, развитие революционного содержания и революционных форм пролетарско-крестьянского движения, показать весь путь образования союза между превращающимися в пролетариат заводскими "работными людьми" и уральскими крестьянами. Савичу эти идеи чужды и непонятны. Он утверждает лишь одно положение, что до гражданской войны крестьянским движением на Урале руководили эсеры - положение совершенно неверное. В своей книге Савич воскрешает старую буржуазную концепцию Попова и Соловьева, повторенную Платоновым, и пропагандированную Тхоржевским, о том, что по существу крестьянство является реакционным элементом,

⁶⁹ Тхоржевский, Народные волнения при первых Романовых, стр. 81.

⁷⁰ Там же, стр. 102.

⁷¹ Савич, Очерки по истории крестьянских волнений на Урале, стр. 6.

⁷² Там же, стр. 31.

сторонником "порядка", а все зло заключается в тех социальных группировках которые выброшены из состава летального государства.

Рожков и Троцкий о крестьянских войнах в России

Историки II Интернационала - меньшевики и троцкисты - после Октябрьской революции все свои силы направляют на борьбу с диктатурой пролетариата. В своих оценках роли крестьянства в классовой борьбе они исходят из старого своею положения о буржуазной сущности крестьянства и его контрреволюционной роли в революции.

Они отрицают учение Маркса и Ленина о формациях, совершенно итерируют учение о перерастании и замалчивают или извращают учение Энгельса о крестьянских войнах.

Ту же роль, какую до Октября в историографии выполнил Плеханов своей "Историей общественной мысли", после Октября выполняют Рожков и Троцкий.

Рожков после Октябрьской революции выпускает многотомную "Русскую историю". В IV и VII томах этого сочинения Рожков дал оценку движению Болотникова, Разина и Пугачева. Здесь нет ни слова о том, что писал Энгельс о крестьянских войнах, не поставлено ни одной проблемы, намеченной Энгельсом зато полностью повторены все оценки этих движений, которые даются буржуазной историографией.

Анализ событий конца XVI - качала XVII в. Рожков начинает с утверждения, что схема к объяснение событий, "смуты", данные Платоновым и Ключевским, правильны. Ужо одного этого было бы достаточно для оценки пиитических взглядов и политической программы Рожкова. Заявив в 1922 г. о правильности понимания Платоновым классовой борьбы начала XVII в., Рожков тем самым высказывается против Октябрьской революции и снимает проему о революционной роли крестьянства. Болотниковщина в изложении Рожкова почти отсутствует. Для него это лишь незначительный эпизод, а основное он видит в том же, в чем и Платанов с Ключевским. Разинщине в многотомной работе уделено всего полстранички, пугачевщине - около страницы зато в этих немногих строках заключена целая политическая программа. "Пугачевщина, - пишет Рожков, - была продолжением разинщины и еще раньше бывшего движения Болотникова в смысле тех положительных идеалов, какие выставлялись восставшими..." И дальше он заявляет, что пугачевцы, как и разницы и болотниковцы, "желали смести дворянское, городское, крепостное право и торговый капитализм и насадить те хозяйственные, социальные и городские порядки и отношения, какие существовали на заре русской истории, повернуть колесо истории назад. Совершеннейшая утопия, типичная однако для крестьян и казаков"⁷³ . Это, как мы видим, почти буквальное повторение старой меньшевистской, плехановской, оценки крестьянского движения: крестьянская война реакционна и потому должна быть разбита во имя прогресса. Пугачевщина - не только утопия; тем что она создавала попытки организации, она превращалась "в карикатуру старого порядка"⁷⁴ . Это - повторение старой теории Соловьева и Попова. Крестьянское восстание - бунт против государства; если оно и поднималось до организационных форм, то эти последние были лишь карикатурой на тех, против кого боролись восставшие.

Что меньшевики оценивали крестьянские войны как контрреволюцию и считали, что крестьянство только пугает буржуазию в революции, - это известно. Но когда Рожков на пятый год после Октября начинает писать о контрреволюционности крестьянства, он тем самым хочет заявить, что крестьянство является той контрреволюционной силой, которая приведет к реставрации старого

⁷³ Рожков, Русская история, т. VII, стр. 78

⁷⁴ Там же, стр. 7.

порядка. Платонов эту мысль выразил прямо и ясно. Рожков, изображая пугачевщину и разинщину как вредную утопию, этим самым фактически подтверждает ту же мысль. Пером Рожкова меньшевизм защищает буржуазию, вместе они выступают как передовой отряд, как агентура буржуазной контрреволюции.

Эти же оценки повторяются и развиваются Троцким. Троцкий в своей книге "1905 год" говорит о контрреволюционной сущности крестьянства, о его консервативных взглядах и консервативной роли. Тем самым он отрицает с отек" между пролетариатом и крестьянством, отрицает диктатуру пролетариата, проталкивает свою теорию "перманентной" революции и тем самым льет воду на мельницу буржуазии.

По Троицкому, союз между пролетариатом и крестьянством превращает пролетариат в орудие буржуазного крестьянства. Крестьянство - это буржуазная сила. Правда, эта сила нуждается в организации и руководстве, но она сама руководит руководителями, заставшая их выполнять буржуазную программу. Поэтому, по Троцкому, крестьянство не только участвует в буржуазной революции, но участие крестьянства определяет буржуазный характер революции. С этой точки зрения Троцкий доказывают, что Октябрь - это буржуазная революция. "Октябрьский переворот", - пишет он в книге "Перманентная революция", - привел пролетариат к власти как "агента" крестьянской революции". Поэтому, утверждает Троцкий, "диктатура пролетариата станет орудием разрешения задач исторически запоздалой буржуазной революции".

Эта теория есть защита стремлений и чаяний буржуазии, есть отрицание социалистической сущности Октября и победоносного социалистического строительства в нашей стране, есть обоснование законности и необходимости борьбы, против диктатуры пролетариата во имя восстановления капиталистической эксплоатации.

Марксистская историография о крестьянских войнах в России

О том, насколько усвоили историки-марксисты учение Энгельса, Ленина и Сталина о крестьянских войнах, можно судить, разобрав созданную марксистами Советского союза довольно значительную литературу о крестьянских войнах в России. Легко убедиться, что эта литература далеко не исчерпывает вопроса. О самых ранних крестьянских войнах начала XVII в., о движении крестьян в период первого и второго самозванцев и движении Болотникова не имеется специальных исследований, нет пока и монографических марксистских работ о булавинщине. Внимание историков-марксистов сосредоточивалось больше всего на разинщине и пугачевщине. Об этих событиях написан ряд работ, но если все авторы этих работ одинаково считают себя марксистами, то они далеко не одинаково усвоили в своих исторических исследованиях учение Маркса, Энгельса Ленина, Сталина. Есть среди этих работ такие, которые трактуют крестьянские войны не с пролетарских позиций. Такой является например работа Меерсона "Ранняя буржуазная революция России", напечатанная в N 13 "Вестника Коммунистической академии" за 1925 г. Работа Меерсона была достаточно раскритикована в марксистской литературе. Она показательна своим неумением усвоить взгляды Маркса и Энгельса, неумением приложить их к анализу конкретного материала. Меерсон строит такую схему. Развитие хозяйства в XVIII в. шло двумя путями: один путь, - это развитие капиталистических отношений в колониях, другой - развитие капиталистических отношений в метрополии, И в метрополии, и в колониях шло развитие капитализма, но в метрополии "барщинное хозяйство являлось особой специфической формой первоначального капиталистического накопления". Поэтому помещики являются представителями особой "специфической разновидности торгового капитала". Напротив, капитали-

стическое накопление в колониях покоилось "на развитии производительных сил крестьянств и экономическом его разложении".

Неверно, во-первых, положение, что барщинное хозяйство - форма первоначального накопления. Барщинное хозяйство - типично феодальное. Оно является формой выкачивания из крестьянства одного из видов феодальной ренты, никакого капитализма само барщинное хозяйстве не несет, оно тормозит развитие крестьянского хозяйства, используя силу внеэкономического принуждения и выкачивая из крестьянина труд сверх всякой меры, вплоть до превращения крепостного в месячника и раба на плантации. Помещики - не разновидность торгового капитала. Во-вторых, противопоставление развития капитализма в колониях и метрополии так, как делает это т. Меерсон, превращает помещичье хозяйство из тормоза в авангард капиталистического развития метрополии и снимает проблему феодальной эксплоатации колоний.

В меерсоновской схеме экономики XVIII в. нет роста классовых противоречий, а, наоборот, крепостное право представляется союзом помещика с крестьянами. Меерсон говорит, что в метрополии "крестьянский торговый капитал развивался под покровительством и при содействии помещика" (стр. 67). По его словам, помещики не только не препятствовали росту товарности крестьянского хозяйства, - на самом деле было как раз наоборот, - но защищали и поддерживали развитие торгово-капиталистического крестьянства в метрополии. "Внутри помещичьей вотчины крестьянский торговый капитал обладал фактически всей полнотой судебной, административной и полицейской власти над крестьянскими массами. Помещичья вотчина была своего рода торгово-капиталистическим государством в торгово-капиталистическом государстве, в то время как феодальная скорлупа поместья-государства охраняла крестьянский торговый капитал от враждебных вторжений извне внутрь его структуры и служила в руках крестьянского капитала мощным экономическим потенциалом..." (стр. 92).

Для крестьянского хозяйства в метрополии крепостное право было выгодным. Оно пользовалось "непосредственным покровительством помещика". Таким образом затушевывается антагонистичность помещичьего и крестьянского хозяйства, затушевывается борьба крестьян с помещиками.

Наконец в понимании Меерсона капитализм колоний боролся против монополии торгового капитала метрополии. Проникновение барщинного хозяйства в колонии вело за собой не только разграбление туземных земель, не только превращение крестьянина в крепостного, но и вытеснение туземных скупщиков пришлым монополистическим капиталом. В колониях, по мнению Меерсона, развитие капитализма шло обоим собственным путем, и между торгово-капиталистическим накоплением в метрополии и в колониях шла открытая борьба не на жизнь, а на смерть.

Из этих предпосылок Меерсон выводит пугачевское движение как движение торгово-капиталистической группы колоний, стремящейся уничтожить монополистический торговый капитал метрополии. Для Меерсона пугачевщина была "конфликтом между двумя историческими типами первоначального капиталистического накопления", она была только "колониальной крестьянской революцией" (стр. 105).

Тов. Меерсон не понимает перехода от феодализма к капитализму. Он не понимает, что капитализм вырастает в недрах феодального общества. Несомненно, что рост капитализма в метрополии и в колониях представляет качественные различая. Но в XVIII в. шла борьба против феодальной эксплоатации колоний, а не борьба двух видов капитализма. Меерсон не понимает, что формы перехода от феодализма к капитализму для помещичьего и крестьянского хозяйства совершенно различны, забывает, что помещичье хозяйство феодального периода, превращаясь в капиталистическое, стремится сохранить феодальные преимущества и власть в руках феодалов. А крестьянское хозяйство, где бы оно ни было,

стремясь превратиться в буржуазное товаропроизводящее, прежде всего разрывает и уничтожает феодальные путы. Меерсон, изображая хозяйство метрополии как экономический союз между крестьянами и помещиками, взял оценки крепостного хозяйства из рук Струве. С другой стороны, изобразив крепостническое хозяйство колонии как высшую форму развитии, Меерсон повторил те оценки, какие дает национальная буржуазия для обоснования своих политических позиций. Соединив оценки Струве с оценками национальной буржуазии. Меерсон вслед за этим выдвинул легенду о том, что буржуазное крестьянство метрополии было по самому своему существу реакционным и должно было защищать помещичий строй от пугачевщины, а, напротив того, казаки и крестьяне колоний были по своему существу революционными и боролись с крепостническим порядком. Таким образом Меерсон пришел с теории двух кулаков - революционного и контрреволюционного. Эта теория тесно сплетается с теорией двух типов капитализма.

Своим построением Меерсон совершенно снял проблему классовой борьбы внутри общества переходного от феодализма к капитализму периода. Поэтому Меерсон превратил крестьянскую революцию пугачевщины в местное, локальное выступление. Выдвинув теорию о революционном кулаже, Меерсон снял проблему руководства в пугачевщине и проблему идеологии пугачевщины. Ничего общего с учением Энгельса о крестьянских войнах, ничего похожего на учение Маркса и Левина о формациях нет в построении Меерсона. Его характеристика пугачевщины, правда, данная Меерсоном уже очень давно и с тех пор не повторенная никем, в том числе и самим автором, политически вредна и исторически неверна.

Другой историк, посвятивший очень много внимания анализу крестьянских войн в России ив особенности разинщины и пугачевщины т. Томсинский в своих работах тоже делает ряд существенных исторических и политических ошибок. Одна ив ранних статей Томсинского, посвященных крестьянским революциям, напечатанная в 1925 г., "Роль рабочих в пугачевском восстании", хотя и представляет Интерес новизной и важностью своей темы, но содержит в себе целый ряд неверных положений. В этой работе т. Томсинский еще не понял революционной роли националов, он изображает национальное движение в пугачевщине такими же чертами, какими наделяли его в свое время Плеханов и буржуазия. "Заводы, - пишет он, - дочиста сметались башкирами". Башкиры, "налетая своей кавалерией, проносились, как разрушительный ураган, уничтожая все на своем пути. Союзы между горнозаводским населением и инородцами были не прочны. Как только восставшие уничтожили общего врага, так инородцы принимались уничтожать своего союзника"⁷⁵ . Совершенно неправильно утверждение о том, что активными руководителями и участниками пугачевщины "была богатая часть населения", что этой "богатой части населения" свойственна идеология монархизма, соответствующая интересам той части восставших, которая была передовым застрельщиком движения"⁷⁶ . По мнению т. Томсинского, революционная армия была закрыта "для той части бедноты, которая попала в кабалу, кулачество боялось вооружать бедноту"⁷⁷ .

В 1980 г. т. Томсинский напечатал две статьи о крестьянских движениях: "Крестьянство в колониях Московского государства накануне восстания Разина" (статья в сборнике "Крепостная Россия") и предисловие к сборнику материалов Центрархива "Крестьянство и националы в революционном движении разинщины". В этих работах т. Томсинский делает несомненный шаг вперед, хотя освещение им экономических явлений XVII в. является спорным и марксо-ленинская теория формаций еще недостаточно твердо усвоена автором.

⁷⁵ "Красная новь", книга 2, 1925 г., стр. 183 - 187.

⁷⁶ Там же, стр. 180.

⁷⁷ Там же, стр. 181.

Тов. Томсинский доказывает, что разинщина - движение революционное, что крестьянские войны имели прогрессивное значение. Все же в этих статьях т. Томсинский еще не полностью усвоил взгляды Энгельса на крестьянские войны и не сумел приложить методологию Энгельса к анализу крестьянских войн в России. В частности проблема плебса, с такой резкостью и революционностью выдвинутая Энгельсом, остается непонятой и неусвоенной т. Томсинским. О плебсе т. Томсинский заговорил только в 1933 г., в предисловии к изданному Академией наук сборнику документов. В работах 1930 г. т. Томсинский близко подходит к вопросу о плебсе, но он еще не понимает, что отмечаемые им социальные категории как раз и являются плебсом. Поэтому он бродит вокруг да около этого вопроса, но точность ответа и точных формулировок дать не может.

В своем предисловии к сборнику материалов Центрархива т. Томсинский дает целый ряд веерных формулировок. По его мнению, "основной движущей силой разинщины был не товаропроизводитель, а закрепощенный и закрепощаемый крестьянин, непосредственный производитель, продукт которого урезывался "сверх известной меры". При таком определении непонятно, за что в сущности борется этот непосредственный производитель: боролся ли он за возврат к натуральному, хозяйству или за превращение в товаропроизводителя, переживал ли он уже сам процесс экономической и классовой дифференциации, или помещик свел капиталонакопление в крестьянском хозяйстве к нулю, и крестьяне боролись только за получение необходимого продукта. Формулировки, данные здесь т. Томсинским, неточны, не отвечают на вопрос. Старая ошибка в толковании марксо-ленинского учения о формациях не изжита.

Не удается т. Тамсинскому поставить вопрос и о руководстве. Он слишком преувеличивает организованность и сознательность разинского движения. "Разработанный план, - пишет он, - поиски союзников и тактика революционных полководцев во время восстания подняли это движение на высоту планомерно организованной гражданской войны". Такая характеристика снимает вопрос об отношении между, стихийностью масс и руководящими отрядами разинщины. Вместо того чтобы показать, как стихия отразилась на руководящем ядре как складывалось сочетание стихийности и организованности, т. Томсинский говорит об организации гражданкой войны. Это - преувеличение самостоятельной роли крестьянства в разинщине. Оно тем более бросается в глаза, что сам т. Томсинский подчеркивает, что роль Разина в движения "вне сомнения преувеличена". В разинщине были элементы организованности, и т. Томсинскому следовало указать, какие же социально-класвые категории были ее носителями, кто являлся организатором и руководителем движения. Для ответа на этот вопрос надо показать, какие социально-классовые категории нарождаются в процессе перехода от феодализма к капитализму. Эта проблема т. Томсинскому не дается, он не умеет и в 1931 г. ответить по-энгельсовски на вопрос о роли плебса. Для него город "был переполнен деклассированным элементом или комплектовался из ссыльных, беглых и стрельцов, т. е. из наиболее революционно настроенных групп". Почему это были наиболее революционные группы автор не говорит. Революционность определяется не принадлежностью к стрельцам, а социально-классовым производственным положением. Этого т. Томсинский не замечает. Поэтому он не умеет поставить и проблемы руководства.

Неправильно противопоставление т. Томсинским разинщины и пугачевщины как движении двух разных социальных категорий. "Основное действующее ядро пугачевщины, - пишет он, - состояло из государственных крестьян-собственников и горнорабочих, которые накануне восстания также еще были собственниками. Восставшее донское казачество представляло собой главным образом попытку, беглых крестьян, лишившихся собственности". Дело не в том были ли они собственниками, а в том, были ли эксплоататорами или эксплоатируемыми.

Участники пугачевского движения были эксплоатируемыми, так же как и участники разинщины. Но между участниками разинщины и пугачевщины было различие, оно определялось ступенью хозяйственного (развития и классового положения.).

Тов. Томсинский прав, утверждая, что на заводах были большие группы людей, всецело работавших только на заводах. Но этого недостаточно. Надо показать, что пугачевщина происходит на новой стадии экономического развития, надо связать разинщину и пугачевщину и показать их как движение одних и тех же социальных категорий на разных этапах их существования.

Правильнее сравнительно со своими первыми работами т. Томсинский оценивает национальное движение. Совершению неразобранной в этом предисловии, может быть, по причине его краткости остается проблема идеологии движения. "Идеологическое содержание крестьянских войн в России было крайне бедно" - пишет Томсинский. Тов. Томсинский утверждает, что вся программа разинщины сводится к приказу "бить бояр". Бояр били, но видеть в этом всю идеологию крестьянской войны неверно, это значит упрощать движение и отказываться от анализа всего явления в целом.

Совершенно недостаточно и неразвернуто трактует т. Томсинский вопрос о формах движения, он забывает о "разбойном" характере разинщины, недостаточно подчеркивает ее локальность, разрозненность и т. п. Недостаточно твердо и ясно он отвечает на вопрос о причинах поражения. Совершенно обходит молчаньем вопрос об эволюции эксплуатируемых и эксплоататоров в процессе крестьянских войн, о характере и содержании этой эволюции. Он умалчивает о результатах восстания о его влиянии на эксплоататоров (рост самодержавия) и эксплоатируемых. Он сводит причины поражения к стратегическим ошибкам Разина, национальным противоречиям среди восставших, неурожаю 1671 г., подорвавшему силы восставших, т. е. подменяет общее частным, не давая точного, продуманного ответа на вопрос.

Таким образом в статьях 1930 - 1931 гг. т. Томсинский, допуская целый ряд конкретных исторических ошибок, повторяет и ряд принципиальных ошибок, сводящихся к преувеличению организованности крестьянских войн, к их идеализации, к замалчиванию их "разбойного" характера. Тов. Томсинский по-прежнему не умеет поставить проблемы руководства и совершенно игнорирует указания Энгельса о плебсе и его роли в крестьянских войнах. Наконец недостаточно усвоено т. Томсинским и марксо-ленинское учение о формациях.

Следующим шагом в изучении крестьянских войн является книжка т. Томсинского, вышедшая в 1932 г., "Крестьянское движение в феодально-крепостной России".

Эта книжка дает общий очерк крестьянских выступлений от конца XVI в. до пугачевщины: в нее включены не только "смута" разинщина, пугачевщина, но и стрелецкие движения, движение Булавина и крестьянские национальные восстания XVIII в. Автор пытается дать очерк крестьянского движения на базе широкого общего очерка русского исторического процесса. Отсюда и достоинства и недостатки книги. Она свидетельствует о большом знании конкретного материала и в то же время о недостаточной продуманности этого материала.

В этой книге имеется ряд ошибочных положений, относящихся к опенке хозяйства XVI в., к некоторым вопросам истории XVII и XVIII вв. Проблема формации по-прежнему не дается т. Томсинскому. Свои основные выводы о крестьянских войнах он свел в схему (на стр. 169). Эта схема ясно говорит о недостатках книги. Она фактически сводит все этапы крестьянского движения - "смуту", разинщину и пугачевщину, к одному. По т. Томсинскому, между ними нет разницы ни в целях движения, ни в характере участников движения. Тов. Томсинский неверно представляет гегемона движения и его движущие силы. Он недооценивает учения Энгельса о плебсе, и поэтому в его глазах ге-

гомоном движения от начала до конца являются беднейшее казачество и крестьянство. Это конечно неверно, так как, во-первых, на разных стадиях исторического развития под термином беднейшего казачества скрывается различное содержание, а, во-вторых, роль "беднейшего казачества" в конце XVI в. и в пугачевщине совершенно различна.

Движущими силами, кроме беднейшего казачества и крестьянства, по т. Томсинскому, являются и элементы, стоящие вне феодального общества. Но эти элементы включают в себя и беднейшее казачество. Национальные элементы участвуют в крестьянских войнах только в качестве помещиков. Тов. Томсинский забывает о крестьянах-националах, которые шли вместе с русскими крестьянами против помещиков. Участие крестьян-националов на разных этапам крестьянских войн было конечно различно, но без него дать полную картину крестьянских войн в России невозможно.

Ни в коем случае нельзя считать ни попутчиками, ни союзниками восставшего в начало XVII в. крестьянства польских шляхтичей. Польская шляхта - это сила феодального общества, добивавшаяся в русской "омуте" своих феодальных целей. Она боролась за новые объекты эксплоатации. Участие шляхты в движении шло по двум руслам в зависимости от ее социального положения в Польше, оно развивалось на фоне крестьянский войны, но ни в коем случае не было ни попутническим, ни союзным этой последней.

Цель выступления крестьян, по мнению т. Томсинского, во всех трех войнах одинакова. Это слишком обще. Целью крестьянских войн в XVII в. и в эпоху пугачевщины была борьба против крепостной эксплоатации, но нужно сказать, во имя чего боролось крестьянство против крепостничества. Борьба эта происходила в разные хронологические периоды, имевшие свои особые социально-классовые черты. Поэтому при общих всем этим войнам целях были в них и свои индивидуальные особенности. Крестьянские войны в России развертываются в обществе, имевшем разные производственные и социально-классовые уклады, и разное их сочетание, разное положение феодальной формации и разные стадии развития растущей внутри нее капиталистической формации.

В своей схеме крестьянских войн т. Томсинский не отметил роста организованности крестьянских войн, не поставил проблемы развития форм крестьянской войны, не коснулся вопроса об эволюции положения и организации классовых врагов крестьянства. Тов. Томсинский недостаточно диференцировал роли отдельных классовых сил в крестьянских войнах, недооценил городского плебса. В целом ряде вопросов о казачестве, об эволюции и характере хозяйства, он повторил старые оценки еще домарксистской историографии.

Книжка т. Томсинского свидетельствует о том, что автор отошел от ошибочных оценок, которые были в прежних его работах, но в то же время эта книжка говорит о том, что обилие поднятого т. Томсинским материала идет в ущерб его продуманности.

Новый шаг на пути усвоения методологических указаний Энгельса о крестьянских войнах и учения Маркса-Ленина о формациях сделан т. Томсинским в его последней работе: предисловии к изданному Академией наук сборнику материалов "Хозяйство крупного феодала XVII в.". В этом предисловии т. Томсинский пытается дать периодизацию экономического развития России, использовав указания Энгельса о сути и движущих силах крестьянских войн. Он смело переносит оценку Энгельсом войны 1525 г. в Германии на русскую "смуту". Война 1525 г. происходила "на пороге капитализма". "Такой же процесс, - пишет он, - совершался и в России". Это очень беглое, но категорическое заявление, оно обязывает стать на путь, указанный Энгельсом при разборе событий начала XVII столетия.

Вторую мысль, заимствованную у Энгельса, т. Томсинский переделывает на свой лад. Он правильно ссылается на высказывания Энгельса о плебсе и при-

влекает внимание читателя к этому вопросу, но он не прав, когда пишет, что "это замечание Энгельса в большой степени приложимо к бобыльству". Энгельс говорит о городском плебсе. Тов. Томсинский этот вопрос снимает и подменяет вопросом о сельском плебсе. Между тем без различения отдельных разрядов плебса и без специального изучения роли городского плебейства вопросы крестьянской войны начала XVII в. неразрешимы. Спорно и само положение о бобылях как о сельском плебее.

Появление книги т. Тихомирова о разинщине и т. Симонова о пугачевщине является шагом вперед по сравнению с предшествующей марксистской литературой о крестьянских войнах, шагом тем более важным и интересным, что в эгих работах марксистская мысль почти вплотную подошла к той постановке вопросов крестьянских войн, какую в свое время давал Энгельс.

В работах т. Тихомирова и т. Симонова почти изжиты недостатки предшествующей русской марксистской литературы. Если над т. Тихомировым еще тяготеет теория торгового капитала, если он заявляет, что "развитие торгово-денежных отношений приводит к установлению крепостнического хозяйства"⁷⁸ , если он пытается связать и противопоставить развитие торгового капитала и натурального хозяйства⁷⁹ , если он основные предпосылки разинщины видит в борьбе элементов натурального и денежного хозяйства⁸⁰ , т. е. совершенно не используют теории формаций, то все же наряду с этим существенным недостатком его работы мы находим в ней совершенно правильное решение вопроса о роли в Разинском движении различных разрядов плебса, пролетариата и беднейшего крестьянства, правильную постановку национальной проблемы, правильную характеристику разинщины как общенациональной крестьянской войны.

Неправильно решает т. Тихомиров вопрос о характере экономики XVII в. Нечеткий, путаный ответ дает т. Тихомиров и на вопрос о том, чем же была крестьянская война эпохи разинщины - каково было ее содержание. Он противопоставляет крестьянские войны середины XVII в. крестьянским войнам эпохи промышленного капитализма. По его мнению, "крестьянская революция эпоха феодализма и крепостничества означала собой борьбу крестьянства за свободное от помещичьей эксплоатации развитие производительных сил"⁸¹ . Этого мало. Эта формулировка говорит лишь о стремлении уничтожить крепостнический пресс, но борьба с крепостничеством может вестись и во имя замкнутости натурального хозяйства и во имя превращения крепостного крестьянина в свободного товаропроизводителя. Формулировка т. Тихомирова ничего но говорит ни о системе крестьянского хозяйства, ни о системе помещичьего хозяйства, ни о сущности борьбы между ними. Недостаточность этой формулировки непосредственно связана с неверной трактовкой т. Тихомировым вопроса о характере экономики XVII в. и с недооценкой марксо-ленинского ученая о формациях.

Правильно разрешив ряд основных положений разинщины, но не справившись вполне с анализом экономики XVII в., т. Тихомиров тем самым, хотя и стал на правильный путь изучения роли казачества, однако не мог довести его до конца и исчерпывающе разрешить вопрос о казаках: сущность казацкого плебса сведена им главным образом к его крестьянской природе. Голутвенное казачество, по его словам, было в значительной степени крестьянским, и это т. Тихомиров повторяет на раз. Он не улавливает того положения, что само производство сырья диктовало определенную форму организации добычи и эта же форма легко переносилась из области добычи сырья в область отчуждения меловой стоимости" т. е, что и тут и там были лишь разные стадии процесса первоначального накопления: разграбление естественных богатств края и разграбление местного

⁷⁸ Тихомиров, Разинщина, стр. 13.

⁷⁹ Там же, стр. 15.

⁸⁰ Там же, стр. 19.

⁸¹ Там же, стр. 13.

населения или населения, попадающего в данный район. Это лишь резче подчеркивает сущность казачества как определенного слоя плебса. Правильно схватив связь между казацкой беднотой и крестьянством, т. Тихомиров не довел своего анализа до конца, не показал, что здесь мы имеем существование плебса на определенной стадии хозяйственного развития. Отсюда и получилось то, что т. Тихомиров перенес в свою книгу без достаточной критики проблему борьбы капитала московского государства и торгового капитала казачьего, между тем как здесь происходила не борьба двух форм торгового капитала, а процесс первоначального развития капитализма и борьба за добычу между господствующим классом, ведущим организованным путем с помощью сил государственного аппарата ограбление колоний, и другими социальными группировками, которые пытались развиваться без крепостнической эксплоатации.

Совершенно правильно т. Тихомиров ставит вопрос об организационной роли казачьей бедноты, голутвенного казачества в разинском движении, но и эту проблему роли плебса в разинщине он вполне не исчерпывает.

Наконец т. Тихомиров ставит, но до конца не разрешает вопросы организации и идеологии движения. Он отмечает двойственность организации разинщины, обращая внимание на следы "революционной диктатуры"⁸² в виде учреждения в городах и селах наряду с местным самоуправлением разинских представителей.

Меньше разработан у т. Тихомирова вопрос об идеологии разинщины, совсем не поставлен вопрос о формах крестьянской войны в эпоху разинщины. Многие из этих недостатков обусловлены тем, что т. Тихомиров недостаточно резко я четко решает проблему плебса и совсем не ставит перед собой вопроса о той борьбе за путь развития капитализма, какал шла между крестьянством, стремившимся разорвать феодально-крепостническую оболочку и итти по пути превращения прежде всего в товаропроизводителя, итти по капиталистическому пути развития, и помещичьим хозяйством, старавшимся удержать и усилить феодальный пресс.

Еще более ценной является книга т. Симонова о пугачевщине. Это - первая по существу монография о пугачевщине, написанная марксистом. Тов. Симонов совершенно правильно: изображает пугачевщину как крестьянскую революцию, правильно ставит проблему организации и идеологии пугачевщины, подчеркивая и выделяя роль предпролетариата в крестьянской войне, правильно наконец ставит и вопрос о формах крестьянских войн. Тов. Симонов близко подошел к мысли (хотя и не сформулировал ее окончательно), что в крестьянских воинах нужно видеть борьбу за путь развития капитализма, борьбу, которая в дальнейшем превращается в борьбу прусского и американского путей.

Крестьянская армия в пугачевщине боролась за открытие себе пути капиталистического развития без крепостнических привесок. Дворянство и правительство Екатерины II боролось за то, чтобы удержаться у власти, "сохранить в своих руках монополию на землю и на эксплоатацию крестьянства, закрепить за собой возможность выкачивать прибавочный продукт из крестьян внеэкономическим путем и использовать таким образом в своих интересах результаты роста капиталистических элементов в крестьянском хозяйстве.

Эти две работы, являясь развитием взглядов Энгельса, свидетельствуют о том, что марксистская историография изживает свои прежние ошибки и усваивает учение классиков марксизма о крестьянских войнах⁸³ .

⁸² Тихомиров, Разинщина, стр. 110.

⁸³ Разбор работ М. Н. Покровского о крестьянских войнах в России не входит в задачи настоящей статьи.

Заключение. Общая схема крестьянских войн в России

Все четыре крестьянских войны в России развернулись в период перехода от феодализма к капитализму. "Омута", разинщина, булавинщина и пугачевщина возникали на разных этапах зарождения внутри феодализма первых стадий капиталистических отношений. Все четыре войны были революциями, в которых крестьянство пыталось своими собственными силами открыть путь к капиталистическому развитию и опрокинуть диктатуру крепостников.

Пути перехода от феодализма к капитализму для помещичьего хозяйства и для крестьянского хозяйства различны. При переходе от феодализма к капитализму помещичье хозяйство сохраняет власть в своих руках, сохраняет монополию на землю, сохраняет и интенсифицирует, особенно на первых стадиях развития, целый ряд явлений, свойственных феодальной системе производства. Помещичье хозяйство стремится как можно дольше сохранить свой феодальный характер и свои феодальные привилегии. Переход крестьянства к капиталистическому производству предполагает прежде всего уничтожение феодального господства, разрыв феодально-крепостнической системы отношений, открытие крестьянству путей к вольному рынку.

Крестьянство стремится итти к этой цели революционным путем, помещичье хозяйство идет по этому пути лишь под напором крестьянской революции и крестьянской борьбы, защищаясь от нее, используя создающиеся в крестьянское хозяйстве новые отношения путем эксплоатации их феодальными средствами, применяя новые производственные отношения в своем хозяйстве, но сохраняя и используя при этом в своих классовых интересах свои феодальные свойства и преимущества. Крепостничество задерживало развитие капиталистических отношений.

----

Переход от феодализма к капитализму в русских условиях усиливал колониальную эксплоатацию, все виды колониального гнета. В колониях военно-феодальный грабеж выступает в самом открытом виде. Первоначальное накопление в колониях, экспроприация земель, грабеж и эксплоатация национального населения принимают форму открытого грабежа, выкачки из колоний меновой стоимости внеэкономическим путем. Поэтому к крестьянским войнам в России присоединялось национально-освободительное движение всех тех народов, которые являлись объектами колониальной эксплоатации. Туземное население вело борьбу вместе с русским крестьянством и плебсом против владычества русских феодалов, купцов и промышленников. Все туземное население целиком - так было например в Сибири во время первой крестьянской войны - вело национально-освободительную борьбу против русского владычества. Лишь эксплоатирующие элементы туземного населения - феодалы среднего Поволжья и Приуралья - успели заключить союз с русским владычеством, получить от него гарантии, обеспечивающие им получение прибавочного продукта.

Накануне и на ранних стадиях перехода от феодализма к капитализму в большом количестве появляются новые в социальном отношении группы, выброшенные из классовых и сословных рамок феодального общества. Различные категории городского плебса, тесно связанные с деревней и являющиеся продавцами рабочей силы как товара, были отдаленными праотцами пролетариата и активнейшими участниками крестьянских войн.

На характере крестьянских войн в России, как и всех вообще крестьянских войн, оказалась социальная пестрота общества, где они возникали.

Недостаточно высокое хозяйственное развитие, примитивное проявление новых экономических отношений, - все это по-разному сказалось ига всех борющихся группировках. На протяжении двух столетий крестьянских войн участники их пережили определенную эволюцию, а это в свою очередь обусловливало специ-

фическую расстановку классовых сил в каждой крестьянской войне и каждый раз определяло индивидуальный характер этой войны.

Болотниковщина, разинщина, булавинщина и пугачевщина отличаются друг от друга как положением господствующих, так и положением эксплоатируемых. Они отличаются друг от друга, как по форме движения, так и по его организации, и это находится в прямой зависимости от того обстоятельства, что они разыгрываются на разных стадиях зарождения внутри феодализма новых капиталистических отношений. Болотниковщина разразилась в то время, когда переход от феодализма к капитализму только еще намечался. Разинщина возникла тогда, когда уже сложился национальный рынок. Пугачевщина вспыхнула на том историческом этапе, когда уже развернулась мануфактура и элементы капитализма вошли в жизнь феодального общества. В начале XVII в. эксплоатирующие еще представляли собой разрозненные феодальные группировки, в XVII в. эти феодальные группировки и феодальная раздробленность эксплоатирующих исчезают. К концу "смуты" феодалы-эксплоататоры фактически объединяются в одну группу, и это единство делает власть Романовых олицетворением диктатуры крепостников.

В период разинщины эксплоатирующие помещики представляют собой единый класс, держат в своих руках государственный аппарат как орудие угнетения и борьбы, орудие мощного воздействия на общество и благодаря этому одерживают колоссальную победу в борьбе с крестьянской революцией. Эксплоатируемые, как и господствующие, переживают процесс перехода от раздробленности к единству. Но если у господствующих это единство сказывается в уничтожения феодальных перегородок и овладении полностью государственным аппаратом, в его усовершенствовании, росте централизации и установления диктатуры крепостников, то у крестьянства, оно сказывается прежде всего в создании национального единства; в переходе от замкнутой локальности, какой отличалось крестьянское движение в начале XVII в., к общероссийскому движению, каким стала крестьянская война в эпоху разинщины и особенно в пугачевщину; в изживании разбойного характера движения, в развитии его форм, усложнении и расширении идеологического содержания борьбы.

В эпоху крестьянских войн крестьянство переживает процесс, роста национального единства. Оно выступает против господствующих все целиком. В противоположность этому эксплоатируемые национальности, выступая в эпоху крестьянских войн союзником крестьянства, переживают процесс дифференциации и переходят от общенациональных выступлений к выступлением национальной бедноты и эксплуатируемых в союзе с российским крестьянством и плебсом против как русских, так и национальных эксплоататоров. Национальные феодалы заключают при этом теснейший союз с русскими феодалами; мы видим, как в эпоху разинщины, булавинщины и пугачевщины, диктатура крепостников-феодалов всех национальностей выступает объединенным фронтом против крестьянской революции, против революционного движения национального крестьянства и плебса, идущих вместе с русским крестьянством.

Плебс на протяжении всех этих войн тоже переживает свою эволюцию, свои изменения. В начальный период разложения феодализма он появляется как группировка, продающая на рынке рабочую силу, лишенная всяких социальных связей и стоящая вне официального общества (в начале XVII в. казаки и холопы). С ростом рыночных отношений и диференциации общественного труда в плебсе вырастают социально-новые категории - это рабочие, занятые на транспорте, бурлаки, ямщики, матросы, рабочие на рыбных и соляных промыслах, это продавцы рабочей силы, экоплоатируемый пролетариат того времени. Рост капитализма вызывает к жизни плебс как определенную социальную категорию, и он же уничтожает плебея и создает из него пролетария.

Этот характер плебса как определенной социальной категории, занимающей

свое собственное место в процессе намечающегося роста капиталистических отношений, резко сказывается в эпоху разинщины. Здесь плебс - это не только казаки, это волжские рабочие, рабочие рыбных промыслов, это социальная категория, из которой в будущем вырастает пролетариат.

В пугачевщине наряду с остатками прежнего плебса мы имеем рабочих, объединенных вокруг мануфактур и горных заводов, не только приписных крестьян, но и рабочих, всецело и исключительно связанных с заводом, втянутых в производство, рабочих, которые являются предтечами пролетариата.

Крестьянская война превращает плебс в революционную силу, борьба заводских рабочих в XVIII в. дает крестьянской войне организацию и устойчивое руководство.

Параллельно изменениям и росту участвующих в крестьянских войнах сил - идет рост и самых форм движения. "Смута" характерна тем, что в ней крестьянская война выступает в основном как местное, локальное явление. Только в период болотниковщины крестьянство поднимается в лице плебса, казаков в холопов до организованных форм движения, но и эти формы дальше создания военного отряда не идут, основной же формой крестьянского выступления эпохи "смуты" являются локальность, раздробленность, изолированность, неорганизованность, стихийность. Эта особенность движения выражается в появлении массы отдельных, ничем не связанных друг с другом отрядов, которые ставят своей целью уничтожение помещичьего господства.

Уже в разинщину крестьянская война делает шаг вперед в смысле организации. Поскольку и плебс к этому времени делает шаг вперед в своей социальной структуре, основной формой крестьянской войны является теперь наряду с прежней стихийностью и локальностью элемент организации, выражающей требования стихии, опирающейся на стихию и пытающейся эту стихию организовать. Собственно разинское движение - это движение организованное, в нем имеется устойчивое ядро, втягивающее в себя стихийно развивающееся крестьянское движение и существующее как организованное выражение этой стихии. В то же время оно по-прежнему сопровождается и отдельными локальными, неорганизованными выступлениями, стихийными вспышками и стихийным выделением из крестьянства недовольных. Характерно для этой стадии движения появление наряду со стихийностью организованности, пытающейся не только возглавить движение, но и создать формы проявления и существования этого движения.

Еще больший шаг вперед в смысле создания организованных форм движения делает крестьянская война в эпоху пугачевщины. Здесь основная форма, в которой осуществляется движение, есть форма организованная. Местные локальные отряды сопутствуют организованному ядру, но не являются основной формой движения.

Крестьянское восстание в разинщину и особенно в пугачевщину тяготеет к организованному отряду; отдельные группы все время пополняют основное ядро. Движение имеет тенденцию перерасти в общенациональное, вырваться из узких местных рамок. По мере развития организационных форм движения растет и усложняется форма его руководства. Как была организована болотниковщина, мы почти не знаем. Знаем только, что эта организация не росла, В разинщину элемент организации был внесен теми группами плебса, которые продавали свою рабочую силу на рыбных промыслах и на волжских судах. Они принесли с собой в движение свою производственную организацию, соединив ее с организацией казацких промысловых артелей. Организационные формы пугачевщины всем известны: это был довольно стройный аппарат. Организация в пугачевщине имела два источника. Казацкий плебс и заводские уральские рабочие создали централизованный аппарат с выдержанной и подобранной группой руководителей, которая с известными потерями и пополнениями сохранялась

вплоть до последнего дня борьбы - до выдачи Пугачева. Этот аппарат сумел создать и развернуть довольно стройную организационную систему, как военную, так и общегражданскую. По мере того как руководство движением от группы плебса переходит все более и более к уральским рабочим, растет и организованность пугачевского движения. В болотниковщине мы видим лишь боевые организации. Разинщина знает примитивную демократию, пугачевщина создала более стройную и более широкую систему - государственный аппарат, регулирующий отношения собственности, собирающий налоги, провиант, рекрутов, имеющий почту, пытающийся создать хозяйственную и политическую базу для ведения крестьянской войны.

Подобно тому как усложняются и растут организационные формы в зависимости от роста предпролетарских элементов в руководстве движением, усложняется также и идеология крестьянских войн. Политическая программа крестьянских войн - это буржуазная демократия. Но от демократии Болотникова к демократии Пугачева движение проходит сложный путь, в процессе которого понятно демократизма вскрывается и развертывается. Демократия Болотникова и Разина - это установление казачьего управления в захваченных районах, организация примитивной буржуазной демократии с развертыванием буржуазных производственных отношений. Демократия Пугачева несколько иного рода. Здесь наряду с развитием местного самоуправления и введением всеобщего равенства перед законом сохраняется и усиливается идея централизма в форме монархии, понятие о которой почти отсутствует у Болотникова и лишь в зачаточной форме имеется у Разина. В пугачевщине развертывается до конца идея демократизма, выдвинутая Болотниковым и Разиным как буржуазное понятие всеобщего равенства перед законом, и эта идея дополняется мыслью о создании централизованного государства в форме монархии "хорошего царя", без которого мелкий производитель на этой стадии не может создать централизации и осуществить своих буржуазных стремлений.

Усложнение идеологии крестьянских войн, увеличение в ней буржуазных элементов, выросших на базе образования внутреннего рынка и мелкотоварного производства, требующего централизованной власти и представляющего ее себе в форме монархии, резко обнаруживается на примере пугачевщины. Пугачевщина ставила вопрос не только об обеспечении отношений собственности, буржуазной эксплоатации и всеобщего равенства, но и об уничтожении господства, заводчиков над заводами. Пугачевцы делали дальнейший шаг в смысле организации. С одной стороны, всеобщий демократизм и обеспечение отношений буржуазной собственности подчеркивают буржуазный характер движения, с другой - появившиеся уже заводские рабочие, объединенные заводом, вносили в движение новые идеи, каких не мот породить плебс эпохи Болотникова и Разина. Если в эпоху Болотникова и Разина плебс просто уничтожал эксплоататоров физически и успокаивался после этого в рамках всеобщего демократизма и растущих буржуазных отношений, то пролетариат эпохи Пугачева ставил перед собой задачу организационного уничтожения эксплоатации и создания вместо эксплоататорских отношений на заводах и фабриках новой системы отношений - брал заводы себе, пугачевскому государству.

Таким образом крестьянские войны в России переживают сложный процесс эволюции.

В тот исторический период, когда окончательно складывается пролетариат как класс, Маркс и Ленин говорят о том, что пролетарская революция, подкрепленная крестьянской войной, приведет к окончательному уничтожению системы эксплоатации человека человеком. Крестьянские войны в России в своей исторической последовательности дают возможность проследить, как по мере вызревания капитализма в рамках феодального общества вырастают и руководители крестьянских войн. Они объясняют, почему на первых этапах крестьянские-

войны кончаются неудачами, и в то же самое время они показывают, как крестьянские войны все более и более приближаются к победе, подкрепляя пролетарское движение, как растет руководитель крестьянского движения и как его рост меняет смысл и результаты крестьянской войны. Из участника крестьянских войн, вызванного крестьянским восстанием к революционной борьбе, плебс, превращаясь в пролетариат становится организатором и руководителем крестьянства.

В 1917 г. революция, во главе которой шел пролетариат, подкрепленная крестьянской войной, осуществляет перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую и показывает на практике, при каких условиях и чья победа удовлетворяет требования основных масс крестьянства и ведет его дальше к полному уничтожению всякой эксплоатации.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - С. ПИОНТКОВСКИЙ:

Комментарии: