Среди памятников ранней бурятской письменности (генеалогические таблицы, различные деловые бумаги, официальная переписка, кодификация обычного права, переводная светская и духовная литература, записи народных легенд и преданий и пр.) особое место занимают рукописные исторические сочинения, получившие известность как бурятские летописи. По жанру, назначению и композиции значительная часть их, особенно ранние, представляет собой смешение разных документов, от официального доклада до исторического очерка или хроники с погодным изложением событий и с использованием официальных свидетельств. К "жанровой чистоте" бурятское летописание приходит лишь в пору своего расцвета, во второй половине XIX века.

Возникновение и развитие местного летописания почти исключительно у забайкальских бурят - хоринских, селенгинских и баргузинских - исследователи связывают с распространением в их среде старомонгольской письменности (летописи составлялись на литературном монгольском языке), практикой административного делопроизводства и началом формирования классового и национального самосознания бурятской феодально-клерикальной знати, чьи представители и были авторами этих сочинений. Добровольное вхождение бурят в XVII в. в состав России и политика царских властей, направленная на укрепление положения верхушки местного общества, по-своему способствовали консолидации бурятской народности.

Эти обстоятельства предопределили особенности бурятского летописания, отличавшие его, например, от монгольского, которое оказало влияние на характер некоторых бурятских хроник: "Исторические сочинения проникнуты, с одной стороны, верноподданническим патриотизмом, а с другой - стремлением, по меньшей мере, мотивировать, а при первой возможности - документировать места, требующие доказательства"¹ . Это было порождено желанием подтвердить "высочайше пожалованные" бурятам права на земли, льготы и привилегии. Бурятские хронисты хорошо знали прошлое своих родов и племен, были знакомы с некоторыми работами по истории Монголии и России и широко использовали легенды и предания, бытовавшие среди бурят.

"Бурятские летописи-хроники тщательно переписывались, распространялись в рукописях по степям Забайкалья, имели своих читателей, удовлетворяли до некоторой степени потребность в познании исторического прошлого"² . Эти летописи не только читались улусными грамотеями, но и бытовали в устной передаче³ . Неко-

НАЙДАКОВ Василий Цыренович - доктор филологических наук, профессор, директор Бурятского института общественных наук СО АН СССР.

ДУГАР-НИМАЕВ Цэрэн-Анчик - кандидат филологических наук, заведующий сектором рукописей Бурятского института общественных наук СО АН СССР.

¹ Цыдендамбаев Ц. Б. Бурятские исторические хроники и родословные. Историко-лингвистическое исследование. Улан-Удэ. 1972, с. 168.

² История Бурят-Монгольской АССР. Т. I. Улан-Удэ. 1954, с. 362.

³ Очерк истории бурятской советской литературы. Улан-Удэ. 1959, с. 29.

стр. 112

торые из них были известны в десятках списков. Факт широкого их распространения в виде рукописных сочинений в эпоху расцвета типографского дела является отчасти свидетельством пробуждения самосознания верхушки местного общества, еще далекого тогда от потребностей создания собственной художественной литературы⁴ .

Данная точка зрения имеет сторонников: "Почему же вся эта масса исторических сочинений у восточных бурят продолжала хранить рукописную форму вплоть до эпохи социалистической реконструкции в СССР? Ведь существовали же в Сибири типографии европейского типа, отлично известные бурятскому нойонатству, жертвовавшему большие суммы на дело чисто русского просвещения. В дацанах- монастырях печаталось множество духовных произведений как на тибетском, так и на монгольских языках... Дело, по-видимому, заключалось в том, что национальное самосознание бурят-монголов в XIX в. еще не достигло того уровня, когда подобные произведения воспринимаются как общенародная культурная ценность"⁵ . Действительно, их летописи появились, когда возникли потребность выразить крепнущее историческое самосознание верхушки бурятского общества и стремление к консолидации бурятских племен в единую народность⁶ .

Дошедшие до нас бурятские летописи находятся в различных хранилищах страны. Основными обладателями их коллекций⁷ являются Ленинградское отделение Института востоковедения АН СССР (ЛО ИВ) и Бурятский институт общественных наук Сибирского отделения АН СССР (БИОН СО). Некоторые летописи сохранились также в фондах Иркутского краеведческого музея, научных библиотек Иркутского и Ленинградского университетов (ЛГУ). Летописи, находящиеся в ЛО ИВ и ЛГУ, начали собирать с 30-х годов XIX в., что было связано с деятельностью основателя монгольской кафедры при Казанском университете О. М. Ковалевского, который побывал среди бурят в 1827 - 1832 годах. Его коллекция восточных рукописей и ксилографов была перевезена в 1855 г. в Петербург и передана в университетскую библиотеку и другие хранилища. В дальнейшем в их фонды поступили летописи, собранные монголоведами А. М. Позднеевым⁸ и Ц. Ж. Жамцарано⁹ . Особенно существенно пополнились они в результате экспедиций ИВ 1930-х годов в Бурятию¹⁰ . В фондах ЛО ИВ хранятся и личные коллекции, например, советского монголоведа С. Д. Дылыкова¹¹ , а также отдельные экземпляры летописей, поступившие от монголоведов Д. А. Алексеева¹² и Э. Р. Рыгдылона¹³ .

Коллекция бурятских летописей в рукописном фонде БИОН начала создаваться в годы деятельности Бурятского ученого комитета (1922 - 1929), а затем его преемника Бурят- Монгольского института языка, литературы и истории¹⁴ . Возможность дальнейшего пополнения фондов БИОН появилась в связи с созданием в

⁴ Соктоев А. Б. Становление художественной литературы Бурятии дооктябрьского периода. Улан-Удэ. 1976, с. 124.

⁵ Летописи хоринских бурят. Вып. 2. Хроника Шираб-Нимбо Хобитуева. - Труды Института востоковедения, 1935, вып. 9а, с. 10.

⁶ Соктоев А. Б. Ук. соч., с. 125.

⁷ Владимиров Б. Я. Монгольский фонд. Азиатский музей Российской Академии наук. Краткая памятка. Пг. 1920; Пучковский Л. С. Собрание монгольских рукописей и ксилографов. - Ученые записки Института востоковедения АН СССР, 1954, т. IX; Иориш И. И. Монголоведение. Азиатский музей. Ленинградское отделение Института востоковедения АН СССР. М. 1972; Семичов Б. В. Рукописный отдел Института культуры. В кн.: К 35-летию Института культуры. Сб. ст. Улан-Удэ. 1958; Абрамов А. Т. Восточный отдел научной библиотеки им. А. М. Горького Ленинградского ордена Ленина государственного университета им. А. А. Жданова. В кн.: Востоковедные фонды крупнейших библиотек Советского Союза. М. 1963; Каримуллин А. Востоковедные фонды библиотеки Казанского университета им. В. И. Ульянова (Ленина). - Там же.

⁸ Пучковский Л. С. Монгольские рукописи и ксилографы Института востоковедения. I. История. Право. М. - Л. 1957, см. рукописи NN 64, 65, 69, 72, 93, 94, 97, 100.

⁹ Там же, NN 63, 67, 71.

¹⁰ Там же, NN 55, 58, 61, 66, 70, 76 - 78, 80, 82, 83, 86, 88, 89, 92.

¹¹ Там же, NN 53, 54, 57, 62, 79, 85, 91, 99.

¹² Там же, N 87.

¹³ Там же, NN 68, 81, 84.

¹⁴ Румянцев Г. Н. Монгольский фонд рукописного отдела. В кн.: К 35-летию Института культуры.

стр. 113

1958 г. Бурятского комплексного научно-исследовательского института Сибирского отделения АН СССР (БКНИИ СО), развернувшего полевые экспедиционные работы. Особенно внушительны результаты диалектологических экспедиций 1960 - 1980-х годов под руководством Ц. Б. Цыдендамбаева, которыми были найдены летописи "Ацагатский очерк о хори-бурятах", "Сокращенная история 11 хоринских родов" Д. Дугарова с дополнениями Т. Тугутова, "Ноехонский очерк о цонголах". Их описание с изложением содержания дано Цыдендамбаевым, собравшим, кроме того, 37 родословных таблиц¹⁵ . Поступление новых списков летописей в БИОН продолжается. Так, в 1986 г. Рукописный отдел БИОН пополнился четырьмя их списками¹⁶ .

Результаты изучения бурятских летописей в дооктябрьское время ограничивались немногочисленными публикациями небольших памятников письменности. О. М. Ковалевский опубликовал легенду о происхождении бурят по рукописи иркутского переводчика А. В. Игумнова¹⁷ . Н. (Ц.) Сахаров поместил очерк об инородцах Баргузинского округа Забайкальской области¹⁸ , который содержал летописные сведения. А. М. Позднеев издал "Предание о Бальжин-хатун"¹⁹ . Сюда же можно причислить очерк о распространении буддизма среди селенгинских бурят, напечатанный Позднеевым под одним заглавием с описанием хожения Д. Д. Заяева в Тибет²⁰ .

Изучение бурятских летописей в советское время развивалось в основном в двух направлениях: научного описания и публикации текстов и использования их материалов в исследованиях по истории бурят. Институт востоковедения АН СССР и Научно-исследовательский институт языка, литературы и истории БМ АССР предприняли соответствующее издание в академической серии "Материалы для истории бурят-монголов". Там увидели свет хроника Ц. Сахарова (1887 г.) с его же очерком (1869 г.)²¹ , Т. Тобоева (1863 г.) и В. Юмсунова (1875 г.)²² , Ш. - Н. Хобитуева (1887 г.)²³ , У. Д. -Д. Ломбо-Цэрэнова (1868 г.)²⁴ . Эти издания представляли собой публикацию текстов с примечаниями, а три летописи были даны в русском переводе. В каждом из выпусков имеется предисловие со сведениями о хронике. С началом Великой Отечественной войны издание прекратилось.

В первое послевоенное десятилетие, когда осуществлялось написание двухтомной "Истории Бурятской АССР", монголовед Г. Н. Румянцев вернулся к традициям научного издания бурятских летописей²⁵ , дав развернутый обзор опубликованных и неопубликованных баргузинских хроник и охарактеризовав издаваемые им с переводом и примечаниями "Краткое повествование о старинной истории Баргузина", "Сокращенная история баргузинских бурят" Ц. Цэрэнова (1917 г.), "История перекочевки в Баргузин в 1740 году баргузинских бурят с севера Байкала под предводительством Ондрея Шибшеева". Научное описание селенгинской летописи "Бичихан запискэ" представил З. Т. Тагаров²⁶ . С публикацией "Истории об-

¹⁵ Цыдендамбаев Ц. Б. Ук. соч., с. 78 - 81, 81 - 84, 117 - 119, 167.

¹⁶ РО БИОН, N 3499, Коллекция Борбаева В. Д., инв. NN 1, 8, 9, 37.

¹⁷ Казанский вестник, 1829, ноябрь - декабрь, ч. XXVII, кн. XI - XII, с. 160 - 165.

¹⁸ Иркутские губернские ведомости, 26.VII, 16.VIII, 1869; Востриков А. И., Поппе Н. Н. Летопись баргузинских бурят. М. - Л. 1935, с 26.

¹⁹ Позднеев А. М. Монгольская хрестоматия для первоначального преподавания. СПб. 1900, с. 47 - 55.

²⁰ Там же, с. 29 - 41.

²¹ Летописи баргузинских бурят. М. - Л. 1935.

²² Летописи хоринских бурят. Вып. 1. Хроники Тугултур Тобоева и Вапдап Юмсунова. М. -Л. 1935; см. их русск. пер.: Летописи хоринских бурят. М. -Л. 1940.

²³ Летописи хоринских бурят. Вып. 2. Хроника Шираб-Нимбо Хобитуева. М. - Л. 1935.

²⁴ Летописи селенгинских бурят. Вып. 1. Хроника Убапги Дамби-Джалцан Ломбо-Цэрэнова. М. -Л. 1936.

²⁵ Румянцев Г. Н. Аларская летопись. - Записки Бурят-Монгольского научно- исследовательного института культуры и экономики, Улан-Удэ, 1949, вып. IX; его же. Летопись рода согол селенгинских бурят-монголов. Сборник трудов по филологии. Вып. II. Улан-Удэ. 1949; его же. Баргузинские летописи. I. Улан-Удэ. 1956.

²⁶ Тагаров З. Т. Заметки о бурят-монгольской летописи "Бичихан запискэ" - Записки Бурят-Монгольского научно-исследовательного института культуры, 1952, вып. XV.

стр. 114

разования Подгородного рода" Д. -Д. Гемпилона выступил С. Д. Дылыков²⁷ , причем первый высказал предположение, что автором "Бичихан запискэ", возможно, был главный тайша селенгинских бурят Ю. Ломбо-Цэрэнов.

В 1957 г. выходит труд Л. С. Пучковского. Автор ввел в научный оборот 47 списков 16 хроник. Летописи и родословные изучаются и публикуются также монгольскими учеными: Б. Ринченом ("Краткая летопись селенгинских бурят", записка Буяндалая "О том, как распространилась буддийская религия в Бурятии, вместе с краткими биографическими данными о некоторых ламах, возглавлявших религию"²⁸ , генеалогия сыновей бурята худайского рода Бубея, прибывшего в начале XVII в. в пределы России²⁹ ), Б. Сумьябаатаром ("Из родословных бурят" с генеалогическими таблицами восьми родов³⁰ ).

Интерес, проявляющийся по отношению к летописям бурят на протяжении полутораста с лишним лет, не случаен. Один из первых советских исследователей бурятских хроник А. И. Востриков писал: "Собственно бурятские исторические материалы оставались никому не известными, и многие из них уже сейчас можно считать пропавшими. Изучение бурят-монгольской истории приходится начинать в значительной мере с самых азов, с издания исторических материалов собственной бурят-монгольской истории, с издания и обработки архивных документов и актов... Нисколько не переоценивая значения этих летописей, считая, напротив, что сообщаемые ими данные априори нуждаются во многих и многих направлениях и дополнениях, необходимо все же признать за ними неотъемлемое преимущество хронологически последовательного изложения хоть некоторых событий собственно бурят-монгольской истории, о значительной части которых мы сейчас даже понятия не имеем"³¹ .

Принимая эту посылку, добавим, что многие из них отличаются ярким стилем и образным языком. Вот отрывок из летописи "История образования Подгородного рода": "Рассердившись на своих старших братьев, которые дразнили его, говоря: "Мы - монголы, а только ты один бурят!", Муухай, в возрасте 21 года, тайком отправился в Монголию. Он подумал: "Принесу-ка я горсть земли своих предков и свижусь-ка я со своим дядей, князем Ильдэном". Захватив с собой кое-что из вещей и продуктов, он отправился в путь-дорогу. Шел-шел и достиг пределов Монголии, встретился с одним стариком-пастухом, которому подробно рассказал о целях своего пребывания и нанял его своим проводником. Вместе они дошли до хотона князя Ильдэна и ночью вошли в одну юрту. В этой юрте сидела в бордовом шелковом халате одна бабушка 80 с лишним лет, с которой они поздоровались. - Ты из каких будешь мест? - спросила она. - Я прибыл из пределов богатырского белого царя. Отец мой родом из монголов, мать моя - уроженка Чахарского хошуна. - Имеешь ли [в подтверждение сказанному] атрибут? - спросила [она]. - При мне полный комплект [отцовского] кинжала с огнивом, - ответил [он]. - Посмотрим-ка! - сказала [она]. - Он передал ей, и когда она, сидя, взглянула на все это, то принялась снова и снова обнимать, целовать и плакать: - О, этот негодный, жестокосердный Андахай, столь безжалостно бросивший все свое имущество! О, Андахай, отобравший у меня моих любимых внучат и ушедший к иноземному хану! - то и дело причитала сидя [она]. Бабушка угощала [внука] всевозможными, самыми вкусными напитками и яствами. Так она содержала его у себя в течение трех суток. Вслед за тем: - Идем к князю Ильдэну! Быть тебе либо убитым, либо помилованным, - сказала [она]"³² .

²⁷ Дылыков С. Д. Из истории селенгинских бурят. - Краткие сообщения Института народов Азии, М., 1964, вып. 83, Монголоведение и тюркология.

²⁸ См. Satapitaka. Vol. 11. In: Four Mongolian Historical Records, B. Rinchen. New Delhi. 1959.

²⁹ Ринчен Б. Об одной хори-бурятской родословной. В кн.: Acta orientalia. Academiae scientiarum Hungaricae. T. XVIII. Budapest. 1965.

³⁰ Сумьябаатар Б. Из родословных таблиц бурят (на монг. яз.). Улан-Батор. 1966, с. 236.

³¹ Востриков А. И. и др. Летопись баргузинских бурят. Тексты и исследования. - Труды Института востоковедения, 1935, вып. VIII, с. 5 - 6.

³² Краткие сообщений Института народов Азии, 1964, вып. 83, с. 136 - 139.

стр. 115

В летописях встречаются народные предания и легенды, пословицы и поговорки, отрывки из эпических произведений и песни³³ . Действительно, в них обнаруживается немало материалов, которые могут привлечь внимание и историков, и этнографов, и филологов. Так, из "Хроники Вандана Юмсунова" мы узнаем, что вследствие "беззаконных деяний парод, происходящий от Бэдэ, бывший под его властью, лишился душевного покоя. Что касается народа одиннадцати отцов, то он затосковал тогда по родине, на которой родился и размножился отец Хори. Кроме того, он услыхал, что великие государи российские относятся с милосердием к своим подданным, любят всех их кого бы то ни было, покровительствуют им и жалуют их, словно сыновей своих. И народ одиннадцати родов - хотя и в незначительном количестве, - после того как большая часть народа одиннадцати отцов хоринских затерялась в той древней Монгольской стране, прикочевал сюда вместе со своими семьями и вместе с Дай хон тайжи, сыном олонгутского Бубэй бэйла батура, и с его женой около 1613 г., в век великого царя Михаила Федоровича. Они обосновались в нынешнем Нерчинском округе, в местности по Хуандайту, что впадает в реку Улирэнгэ. После того они устраивали перекочевки по ближним рекам - Аргуни и Онону"³⁴ .

Любопытен содержащийся в той же хронике этнографический материал: "Относительно способов того, как, по их словам, оказывают они [шаманы] людям помощь. Верящие им люди во время болезни членов их семьи или обнаружения чего- либо неподходящего приводят шамана, усиленно угощают его, показывают ему больного и полностью раскрывают перед ним неудобства и испрашивают спасения и избавления при помощи какого-нибудь средства. Тогда шаман сжигает на огне баранью лопатку, исследует происшедшие от горения трещины или же устраивает между двумя железками один тонкий железный язычок, что называется "хур", берет его в зубы, в рот, и на средней железке наигрывает пальцем и извлекает звуки, и вещает, что такой- то по имени онгон разгневан, вызвал болезнь и причинил неудобство и что если заколоть такую-то овцу или такую-то козу и устроить ему угощение, то все будет хорошо. Если, в соответствии с его словами, устроят для названного им онгона угощение, то приводят своего шамана с толи (нагрудные металлические диски, зеркало) и кнутом, колют любую скотину, которую тот укажет, варят мясо в котле и приготовляют один жертвенный престол. На нем ставят лампаду о трех фитилях в цугуцэ, наливают также в 3 - 4 чарки молоко, чай, водку и т. п. и кладут на тарелку айрул (сушеное кислое молоко), хлеб и масло и рисуют изображение того онгона. Рисуют его на шелку или на лоскутке бязи... В качестве подношения шаману затыкают за уняны, смотря по достатку, шелк, бязь, сукно, на худой конец шаль, плат и хадаки. Делают человеческую фигуру величиною с полдюйма, так называемое "илтасу", из железа, если это мужчина, и из меди, если это женщина, и считают это телом того онгона. Это тоже кладут. Как только мясо закипает, накладывают всей кучей на большое деревянное корытце, кладут туда на жертвенный престол онгона и выкликают особо имя онгона, шаманят и говорят: "Пусть он съест это, и пусть болезнь излечится!" Взяв мясо, собравшийся там народ съедает его, а затем шаман берет те заткнутые вещи, и их доставляют ему особо вместе с чаем, хадаками, платами и дарами"³⁵ .

Изучение хроник важно для углубления знаний об истории и быте бурят. "Баргузинские летописи", например, повествуют о перекочевке баргузинских бурят с севера Байкала в Баргузин под предводительством О. Шибшеева. "Рассказывают, что прошло около 150 лет с тех пор, как баргузинские буряты, перекочевав в Баргузин немного ранее 1740 года из урочища Анга Верхоленского округа Иркутской губернии, с северной [стороны] Байкала, продолжают жить в [Баргузине]. Правдивость этого подтверждается тем, что существует указ, данный 16 апреля 1745 года селенгинским воеводой бригадиром Якобием господину баргузинскому приказчику о том, чтобы бурятам, прибывшим из урочища Анга, отрезали землю по Баргузину. Вначале, говорят, перекочевало в Баргузин семь семейств. Вместе с ними прибыла

³³ Румянцев Г. И. Бурятские летописи как исторический источник. - Труды БКНИИ СО АН СССР, Улан-Удэ, 1960, вып. 3, серия востоковедческая, с. 3.

³⁴ Летописи хоринских бурят (русск. пер.), с. 45 - 46.

³⁵ Там же, с. 65.

стр. 116

и семья бурята Ондрея Шибшеева, и именно об этих-то бурятах, прикочевавших во главе с тем Ондреем Шибшеевым, [повествует настоящая] история. Что касается [этого] Шибшеева, то рассказывают, что он является князцом Шибшэ, жившим в урочище Агата. О том, что действительно князец Шибшэ жил в урочище Анга, смотри параграф 30 главы V "Сибирской истории", сочиненной Иоганном Фишером. По происхождению Шибшеев - из рода бура племени эхирит. Со времени прибытия в Баргузин потомки Ондрея, начиная с главного тайши Босотхола, ныне в шестом поколении являются наследственными тайшами"³⁶ .

Летописи весьма ценны именно этнографическими, историческими, языковыми и прочими подробностями, содержащимися в хрониках в изрядном количестве³⁷ . В летописях осуждаются злоупотребления местной знати. Это видно из "Хроники Тугултура Тобоева". "В 1816 году главный хоринский тайша Галсанов отправился на реку Агу. В бытность свою там он прослышал, что у Цэцэкту Нэлбэнова, хубдутского рода, имеется хороший иноходец. Когда он отправил человека и приказал, чтобы он отдал ему того коня, Нэлбэнов с этим не согласился и, сев на того коня, бежал. Учинив поиски его, расположившегося в отдалении, по ту сторону реки Килы, он нашел его и, заковав ноги Нэлбэнова в колоду, продержал его одну неделю, сильно бил его лозою, наказал его и взял того иноходца. В то время, когда заседатель Верхнеудинского земского суда Решетников пожаловал с целью обозрения 21 агинского магазина, главный тайша Галсанов дал ему выбрать из табуна упомянутого Нэлбэнова коня и отдал 4 коней. Он отпустил его, дав ему сверх того взятку от агинского народа в 4000 рублей. Тот же заседатель Решетников отправился зимою того же года в Агу по тем же делам обозрения магазинов. Обратно он поехал, получив прибыль в 2000 рублей и одну овчинную шубу. В том же году тайша Галсанов поехал в Агу и прослышал, что у зайсана Морхо Яндакова имеются серебряные и золотые деньги, отправил Арслана Мункуева, цаганского рода, дав ему большой кнут и твердо приказал ему, чтобы он принес от зайсана Яндакова серебряные и золотые деньги. На случай, если бы тот не дал, он приказал побить его тем кнутом и представить его самого... Впоследствии, в 1818 году, хорипский народ возымел жалобы на тайшу Галсанова и подал прошение начальству. Тогда было учинено следствие, и была произведена опись, а затем и оценка имущества тайши Галсанова, и заставили вернуть плохими вещами"³⁸ .

Не случайно именно историк Румянцев и филолог Цыдендамбаев стали авторами наиболее значительных работ, в которых крупные научные проблемы рассматривались на материале бурятских летописей. В монографии Румянцева³⁹ использованы вещественные фольклорные и письменные источники. Среди последних важное место отводится летописям. Автор, доказывая положение об автохтонности бурят, объединяемых общеплеменным названием "хоринских", высказал мнение, что "ориентировочно начальный этап образования племени хори может быть отнесен к концу энеолита" (т. е. не ранее начала II тыс. до н. э.). Прослеживая судьбу хори, он заключает: "Монголоязычное население с VI в. н. э. расселено в лесостепной зоне на широкой территории, тянущейся от берегов Ангары и верхнего течения Лены до Аргуни и далее на юго-восток до р. Шара-мурэн и Ляо-хэ"⁴⁰ . При исследовании происхождения хори его прежде всего интересует та часть, которая излагает мифы. Среди них он выделяет повествующие о происхождении племени, в частности предание о Хоридое-мэргэне. Подвергнув анализу все предания о Хоридое, Румянцев пришел к выводу: "Древнейший слой этих мифов свидетельствует в пользу самостоятельного формирования племени хори,.. в качестве прародителей выступают земной человек, хоридой, простой охотник (иногда чудесного происхождения, сын моря), и небесная дева оборотень-лебедь, причем последняя почитается и по сей день как священная птица, в древности бывшая тотемом племени хори"⁴¹ .

³⁶ Румянцев Г. Н. Баргузинские летописи. Улан-Удэ. 1956, с. 53.

³⁷ Цыдендамбаев Ц. Б. Ук. соч., с. 21.

³⁸ Летописи хоринских бурят. Вып. 1 (русск. пер.), с. 29.

³⁹ Румянцев Г. Н. Происхождение хоринских бурят. Улан-Удэ. 1962.

⁴⁰ Там же, с. 243, 244.

⁴¹ Там же, с. 200.

стр. 117

Монография Цыдендамбаева посвящена обзору летописей и родословных, происхождению и составу племен, стоящих в центре летописания, - хори, селенгинцев из Монголии, селенгинцев и баргузинцев из Предбайкалья. Этим автором описаны 33 летописи и 41 родословная, в том числе ряд впервые введенных в научный оборот. Он пишет: "С приходом русских в Восточную Сибирь так или иначе создались благоприятные условия для консолидации во многом доселе разрозненных бурятских родов и племен в единую народность, и в этом историческом процессе из самих бурят с давних пор выдающуюся роль сыграли булагаты - эти буряты номер один; кроме того, немаловажное место в нем принадлежит хоринцам и эхиритам; в этот период к бурятам приобщаются селенгинцы - бывшие табангуты, состоящие из некоторых монголов и омонголившихся этнических групп"⁴² .

Учеными Бурятии рассматривались также языковые особенности старомонгольских памятников Бурятии, роль летописей в формировании бурятской литературы дооктябрьского периода, происхождение бурятского народа на фоне древней истории Чрибайкалья⁴³ . В их трудах представлены достаточно полное изложение содержания и структура практически всех известных бурятских летописей. Требуют уточнения лишь некоторые вопросы, прежде всего о начале бурятского летописания. Румянцев высказал мнение, что самой ранней бурятской летописью является история Лубсанова 1814 года. "Бурятские летописи появились сравнительно поздно, в начале XIX в.", хотя и "есть указания на более раннее их появление, в конце XVIII в."⁴⁴ . Цыдендамбаев утверждает, что первой летописью бурят является "Повествование о Бальжин-хатун" анонимного автора, написанное между 1720-ми и 1760-ми годами⁴⁵ . Г. О. Туденов высказал суждение, что одним из первых бурятских памятников письменности надо считать "Повествование о Бальжин-хатун", появившееся в 1730-х годах⁴⁶ . Оба последних автора не приводят развернутых доказательств в пользу своих датировок, а исходят из того, что памятник писался "в один присест".

Между тем в бурятском летописании известны случаи, когда ранняя летопись продолжается последующими авторами после перерыва. В "Повествовании о Бальжин- хатун" рассказывается о том, что в результате распрей между феодалами некоторые роды хоринских бурят перешли в середине XVII в. в подданство России и расселились в Забайкалье. Большая часть содержания основана на устных рассказах, бытовавших в бурятской среде. Сюда вошло не менее 12 сюжетов. Рассказанная в этом сочинении история хори не имеет ссылок на даты, кроме заключительной части, где приводится число хори на 40-е годы XIX века. Все предания изложены с соблюдением исторической канвы: сначала пребывание части хори под властью Бубэй-бэйла, затем их перекочевки из-за распрей и притеснений феодалов в пределы России и принятие подданства с последующим получением грамоты от Петра I и расселением в Забайкалье.

Отдельные рассказы имеют относительно самостоятельный характер, что позволило позднейшим летописцам излагать их схематично либо вовсе опускать. Так случилось с рассказами о падеже скота Цагадай-богача и об исполнении хоринцами шаманских обрядов, о чем не посчитали нужным рассказать поздние хронисты - последователи буддизма. Была использована и возможность разворачивать краткие эпизоды в пространный рассказ, что, например, сделано в летописи В. Юмсунова с эпизодом о столкновении в местности Улан-Гангата, где немногочисленные хори, посадив на коней чучела и погнав их на войска Бубэй-бэйла, обратили противника в бегство.

⁴² Цыдендамбаев Ц. Б. Ук. соч., с. 293.

⁴³ Доржиев Д. -Н. Язык старомонгольской письменности Бурятии. Автореф. канд. дисс. М. 1955; Соктоев А. Б. Ук. соч., с. 112 - 178; Егунов Н. П. Прибайкалье в древности и проблема происхождения бурятского народа. Улан-Удэ. 1984.

⁴⁴ Румянцев Г. Н. Бурятские летописи как исторический источник, с. 3.

⁴⁵ Цыдендамбаев Ц. Б. Ук. соч., с. 52.

⁴⁶ Туденов Г. О. Легенда о Бальжин-хатун - один из первых памятников дореволюционной художественной бурятской литературы. - Труды Бурятского института общественных наук, 1972, с. 160. Румянцев, ссылаясь на один из поздних списков с датой 1848 г., относит дату написания летописи к 1848 г. (Румянце в Г. Н. Бурятские летописи как исторический источник, с. 8).

стр. 118

Различны по идейной направленности и мотивам содержащиеся в "Повествовании о Бальжин-хатун" устные рассказы и предания. Одни из них (о старике и его двух сыновьях Судунэ и Тудунэ, об ущербе скоту Цагадай-богача) фиксировали обычные устные рассказы. Другие (пророчество буддийского святого Хухэн-гэгэга. заслуги Ш. Болтирикова) изложены с целью обосновать распространение буддизма среди хори, а в последующем выдвинуть главного родоначальника - тайшу хоринцев. Там содержится и другая тема: после возвращения посланцев бурят из Москвы хори "стали жить в мире и радости, размножилось их потомство и разбогатели они скотом"⁴⁷ . Отсюда берет начало изложение последующими летописцами сюжета о взаимоотношениях хори с русскими. Объективное признание положительного значения добровольного вхождения бурят в российское подданство соседствует с изъявлением верноподданнических чувств местной феодальной знати в отношении "белого царя".

В "Хронике Вандана Юмсунова" рассказывается о переходе восточных бурят к оседлости под влиянием русских: "Около 1790 года среди хоринского народа не строились дома русского образца. Между тем как они не знали иного образа жизни, кроме жизни в войлочных юртах, богачи и зажиточные на Тугнуе и Хилке выстроили, в подражание тамошним русским, в какой-то местности нечто вроде зимовья. В Ане было у главного тайши Ринцеева одно на Зун Хурай и на Ильдурге, а другое вниз по Уде. У засула Номто Тобоева было одно небольшое зимовье. Том не менее, хорошенько не зная способов отепления и освещения, их построили кое-как. С тех пор, как начиная примерно с 1820 года стали строить русские дома и зимовья в большом количестве, они оказались пригодными для того, чтобы на зимнее холодное время оставаться самим в удобстве и тепле и защищать от холода новорожденных и младенцев. Кроме того, с тех пор, как они познали, что они весьма нужны для защиты от холода зимнего приплода скота, начиная с 1850 года их стали строить уже в большом множестве. Что касается нынешнего времени, то в каждом аиле строят нечто вроде зимовья; богачи строят таковые видом, напоминающим городские строения, и в совершенстве изучив способы согревания и освещения их, живут ныне совсем удобно. Кроме этого, с целью защиты своих войлочных юрт в сырое и влажное время летом, осенью и весною, строят разного рода деревянные летние юрты и крыши кроют: зажиточные - тесом, а остальные - драницей и корою, и живут в них"⁴⁸ .

На "Повествование о Бальжин-хатун" как на источник ссылаются поздние летописцы, включающие в разной трактовке его отрывки в свои хроники. Отсюда можно заключить, что это повествование - не просто самое раннее историческое сочинение бурят, а летопись, заложившая основы летописания хори. Следующим историческим сочинением было "Предание о поездке в Тибет бандидо-хамбо Заяева, монаха из цонгольского рода" Д. Д. Заяева (умер в 1778 г.). Под этим названием напечатаны Позднеевым два сочинения: рассказ о распространении буддизма среди селенгинских бурят и хожение Заяева в Тибет. Вторая часть имеет самостоятельное заглавие, поэтому название можно относить к первому сочинению. Время появления "Предания" ориентировочно устанавливается по дате написания второй части, где указан 1768 год. В "Предании" автор пишет о поездке в Тибет, пребывании там в монастырях Брайбун и Сампу, овладении буддизмом и получении звания габжи. С указанием на конкретные даты он рассказывает об устройстве молебствия в честь белого месяца в 1741 г. в войлочном храме и о строительстве деревянного храма, которое было завершено в 1759 году. Конкретные данные из "Предания" служили источником при изложении последующими летописцами хода распространения буддизма среди бурят.

Пока не обнаружены летописи конца XVIII в., хотя известны возникшие тогда генеалогические таблицы и прозаические родословные. Рассматривая дальнейшие этапы летописания, выделим 1830 - 1840-е годы. Происходит укрепление власти феодальной знати как ставленника царизма в Бурятии. В 1822 г. были введены стенные думы, далее шла разработка положений об управлении и должностях

⁴⁷ Тудепов Г. О. Ук. соч., с. 174.

⁴⁸ Летописи хоринских бурят. Вып. 1 (русск. пер.), с. 84.

стр. 119

мирской и буддийской администрации, завершенная созданием хоринского уложения 1851 г., положения о буддийской религии 1853 г. и других правовых документов. В 1823, 1831 и 1839 гг. проводятся подворные ревизии податного населения. В степных думах имелись штатные писари, налаживалось делопроизводство, осуществлялось накопление архивов.

Эти политические и административные изменения способствовали консолидации бурятской народности, росту классового самосознания нойонства и вместе с тем повышению интереса к бурятской истории. Сказывалось также влияние русской интеллигенции на идеологию зарождавшейся бурятской интеллигенции. В этом же плане нужно оценивать роль отечественного монголоведения. Так, в 1830 - 1840-е годы или чуть раньше разными авторами были написаны: "Краткое повествование о старинной истории Баргузина" (1822 г.) анонимного автора, "История шаманки Асуйхан" (1832 г.) и "Заметка о роде хатагин" (1832 г.) Ю. Ломбоцыренова, "История потомков Андагая из Подгорного рода" (1832 - 1833 гг.) Д. -Д. Гемпилона, "История выхода в свое время из Монголии восьми родов Селенгинского ведомства для вхождения в государство российского богатырского белого царя" (1832 г.) группы авторов во главе с Ю. Ломбоцыреновым, их же "Малые записки" (1833 г.), "Доклад по истории хоринских бурят" (1839 г.) с приложением генеалогической таблицы Д. Дарбаева, "Сочинение о генеалогии ханов, начиная от древнего индийского многим возведенного хагана Маха-Самада, тибетских и монгольских ханов, о происхождении народности, называемой хори, и титула хоринского дайчин-нойона и прочих на основе письменных историй и шастр о древних ханах, присоединив к ним легенды и устные предания стариков" (1843 г.) А. Саагиева, и пр.

Обилие исторических сочинений той поры, два из которых представляют собою обширные летописные своды, обусловлено тем, что в 1832 г. среди селенгинцев около восьми месяцев жил монголовед О. М. Ковалевский, склонивший местную знать к написанию истории своих родов⁴⁹ . Обозрение летописей первой половины прошлого века позволяет выявить некоторые их особенности. Их состав четко указывает на формирование трех основных очагов местного летописания: у хори, селенгинцев и баргузинцев. Это справедливо связывается с распространением здесь старомонгольской письменности, не проникшей еще к иркутским, добайкальским бурятам⁵⁰ . Во вводную часть летописей с изложением устных преданий отдельные летописцы вводили новые мотивы, касающиеся генеалогических связей с древнейшими буддийскими правителями Индии, Тибета и Монголии. В такой "замене" мифических предков буддийскими сказалось идеологическое влияние ламаизма, укоренившегося среди бурят. Но обращение к буддийским правителям древности преследовало и цель обоснования давности родовых предводителей путем приспособления персонажей из генеалогических мифов (Хоридой-мэргэн, Баргу-Батор и др.) к историческим лицам Монголии и Тибета, что укрепляло авторитет местной феодальной знати. Данная тенденция впервые и наиболее отчетливо выражена в летописи А. Саагиева.

Шире, чем прежде, используются составителями летописей архивные документы (царские указы, правительственные распоряжения, грамоты, письма, цифровые данные). Приводятся даты и номера документов, что повышает достоверность и ценность сообщаемых сведений. Намечается тенденция к расширению источниковой базы. Используются не только устные предания, подвергшиеся обработке, и архивные данные, но и непосредственно авторская память и знания, а также отдельные опубликованные источники по истории России и Монголии. Хотя бурятские летописи создавались по принципу родоплеменной истории, экономические и культурные связи, установившиеся между русскими и бурятами, побуждали осмысливать события в контексте истории всей Восточной Сибири и даже России в целом.

Бурятское летописание 1830 - 1840-х годов послужило основой для последующего развития местной историографии. Периодом его расцвета можно считать 1860-

⁴⁹ Летописи селенгинских бурят. Вып. 1, с. 36 - 37; Цыдендамбаев Ц. Б. Ук. соч., с. 30, 108.

⁵⁰ Румянцев Г. Н. Бурятские летописи как исторический источник, с. 3 - 4; Цыдендамбаев Ц. Б. Ук. соч., с. 167 - 168.

стр. 120

1880-е годы, когда были написаны самые крупные летописи хори, селенгинцев и баргузинцев, характеризующиеся полнотой и достоверностью сведений и образностью языка. К ним относятся: "Как образовались в прошлом хоринские и агинские буряты" Т. Тобоева (1863 г.), "История селенгинских монголо-бурят" Д. -Ж. (Ю.) Ломбоцыренова (1868 г.), "История происхождения бурят одиннадцати родов хоринцев" В. Юмсунова (1875 г.), "На основе ранее составленных исторических сочинений в нижеследующих пунктах дано сжатое изложение того, как впервые создавались и приняли русское подданство, какими нравами пользовались до сих пор монголо-буряты, являющиеся буддистами по вере и находящиеся в Восточной Сибири, но ныне подчиненные Амурскому краю под ведением Селенгинской степной думы Селенгинского округа Забайкальской области" С. Юмова (1887 г.), "История происхождения народа под названием буряты, находящегося в Восточной Сибири, и входящих в их состав 11 родов хоринских бурят" Ш. Хобитуева (1887 г.), "Летопись баргузинских бурят 1887 г." (в русск. пер.) Ц. Сахарова.

И в данном случае активность летописания была интенсифицирована внешними обстоятельствами. Так, составленные в 1887 г. летописи Ш. -Н. Хобитуева (хоринская), С. Юмова (селенгинская) и Ц. Сахарова (баргузинская) были выполнены по поручению Э. Э. Ухтомского, чиновника министерства внутренних дел, который обследовал в Забайкалье положение ламаистского духовенства⁵¹ . В период расцвета бурятского летописания утверждается тенденция к выходу за рамки родовой хроники путем изложения событий общебурятского значения, для чего используются мифы о происхождении от общего предка. Так, Хобитуев прибегает к преданию о некогда жившем в Баргузине Баргу-Баторе, от двух сыновей которого произошли добайкальские и ольхонские буряты, а также левобережные селенгинские - от сына по имени Бурят; забайкальские - от Хоридоя. Легенду о братьях Бурядае и Хоридое, матерью которых была шаманка Асуйхан, приводят селенгинские летописцы Ломбоцыренов и Юмов⁵² .

Общебурятские данные включаются в историю распространения буддийской религии, перехода в российское подданство, получения бурятами царских грамот на свои земли, участия в установлении границы по Буринскому договору 1727 г., несения пограничной караульной службы и др. Тематика летописей стала разнообразнее, охватив политическую историю, религиозные верования, хозяйство, быт и культуру. Сохраняя традицию восхваления родоначальников и раболепного восхваления царствующего двора, летописцы вынуждены вводить в свои сочинения рассказы о получивших широкую огласку отрицательных действиях тайшей Д. -Д. Иринцеева и Р. -Д. Дымбылова, а также представителей местной русской администрации. Эти рассказы о взяточничестве, хищениях, жестоком обращении с простолюдинами сопровождаются осуждением подобных действий.

Продолжала расширяться источниковая база летописей. Помимо предыдущих хроник, широко привлекаются монгольские летописи и специальная литература. По-прежнему используются народные легенды, но "в сильно сокращенном виде и в иной интерпретации, чем они бытуют в народе"⁵³ , документы степных дум, личные бумаги и наблюдения, а также рассказы очевидцев. Расширилась тенденция включения в летописи рассказов из русской истории (поход Ермака, Отечественная война 1812 г., выступление декабристов, разделы Польши, нападение китайцев на Албазин и др.), о связях с русской культурой, заслугах бурят перед Отечеством, влиянии русского крестьянского хозяйства на бурятское.

Совершенствовались язык и стиль летописей. Поскольку во второй половине XIX в. расширились функции старомонгольского письменного языка бурят, это оказало благотворное влияние на формирование у них письменно-литературного языка на основе классического монгольского, разговорной бурятской речи, фольклорно- поэтического стиля, языка деловых бумаг и заимствований из других языков.

⁵¹ Румянцев Г. Н. Бурятские летописи как исторический источник, с. 8.

⁵² Благодаря наличию подобных мифов в летописях 30-х годов XIX в. Румянцев считал "Малые записки" "единственной бурятской летописью, в которой представлена история всего бурятского парода" (там же, с. 7), но это мнение позднее было оспорено Цыдендамбаевым (Цыдендамбае в Ц. Б. Ук. соч., с. 49 - 50).

⁵³ Румянцев Г. Н. Бурятские летописи как исторический источник, с. 13.

стр. 121

В конце XIX и XX в. бурятское летописание характеризуется созданием многочисленных списков уже известных ранее летописей. Пишутся также их продолжения.

Даже сейчас отдельные любители составляют летописи, в особенности генеалогии, так что интерес к летописанию еще живет. В числе летописцев - наших современников можно назвать Д. Бубеева⁵⁴ и Т. Тугутова, продолжившего по 1954 г. летопись Хобитуева⁵⁵ . Своеобразными продолжателями традиций летописания выступили рабочий Г. Ленхобоев, сельские учителя Б. П. Махатов и Л. Линховоин, Г. Дамбаев, написавшие историко-этнографические записки о байкало-кударинцах, оронгойцах, агинцах и баргузинцах⁵⁶ .

Всего к настоящему времени известно более 30 самостоятельных исторических хроник бурят и 41 родословная, из которых 11 снабжены сопроводительными записками исторического содержания. Опубликовано 13 летописей, 9 из которых известны в переводе на русский язык, одна издана на английском. Учитывая, что, кроме хранящихся в различных фондах рукописей хроник, какое-то их количество, очевидно, имеется в личных коллекциях любителей, и что, помимо небольшого числа вводных статей и комментариев к опубликованным текстам, специальные работы о бурятских летописях исчисляются единицами, приходится согласиться с выводом: "Изучение бурятских исторических хроник и родословных все еще находится на начальной стадии"⁵⁷ . Между тем бурятские летописи представляют собой ценный источник для разносторонних исследований. Это делает актуальной дальнейшую публикацию еще не введенных в научный оборот летописей и продолжение научного описания их рукописей.

⁵⁴ РО БИОН, М-II-1962.

⁵⁵ Цыдендамбаев Ц. Б. Ук. соч., с. 83 - 84.

⁵⁶ Ленхобоев Г. Из истории селенгинской свадьбы. Улан-Удэ. 1964; Махатов Б. П. Страницы из жизни бурят кударинской степи. Улан-Удэ. 1964; Линховоин Л. Заметки о дореволюционном быте агинских бурят. Улан-Удэ. 1972.

⁵⁷ Цыдендамбаев Ц. Б. Ук. соч., с. 48.

Постоянный адрес данной публикации: