Libmonster ID: RU-9951

А. БРУСИЛОВ. Мои воспоминания. 2-е изд. Воениздат НКО СССР, 1941. 4 р. 50 к. 248 стр.

Генерал А. Брусилов - один из выдающихся деятелей первой мировой империалистической войны и, несомненно, самый талантливым представитель генералитета старой, царской армии в последний период ее существования. С именем Брусилова связал ряд успехов русской армии и в особенности выдающаяся операция 1916 года, принесшая огромные победы русским армиям юго-западного фронта и мировую славу его командарму. Брусилов, до первой империалистической воины один из рядовых и малоизвестных генералов, в войне развернул свой талант полководца и высоко поднял отличную боевую репутацию русского солдата в глазах всех европейских армий.

В своих "Воспоминаниях" Брусилов описывает русскую армию накануне войны, армейские распорядки, а также военные операции, участником или руководителем которых он являлся во время самой войны. Не связанный с придворными кругами, Брусилов очень мало интересовался придворными сплетнями, вопросами общей политики, борьбой придворных групп и клик. И тем не менее его "Воспоминания" содержат исключительный по яркости материал, рисующий развал царского режима накануне его окончательного падения. Брусилов дает полную и яркую картину отсталости русского государственного и военного строя, отмечая виновность царского правительства и отдельных лиц в неподготовленности России к войне и в поражениях русской армии. На страницах книги разбросаны десятки метких характеристик бездарных царских генералов. Однако ценность "Воспоминаний" Брусилова отнюдь не только в том, что он дает большой разоблачительный материал. Генерал от кавалерии и генерал-адъютант Брусилов, - несомненно, талантливый полководец, горячо любящий свою родину, ценивший и понимавший солдата, знавший его нужды, искренне заботившийся о том, чтобы солдат был накормлен, одет, хорошо вооружен и обучен, чтобы к солдату хорошо относились. В "Воспоминаниях" Брусилова много теплых страниц посвящено солдату русской армии, описанию его прекрасных боевых качеств и мощи русского народа. Брусилов правдиво писал о солдате, о своей искренней любви к родине, о том, что он служит не только царю, но родине, честь которой ему, несомненно, была дорога. В своем отношении к солдату и понимании роли армии Брусилов поддерживал в новых условиях лучшие традиции - времен Суворова, Кутузова. Вся книга пронизана мыслью о том, что германская военщина являлась врагом русского народа, что она настойчиво готовила армию для нападения на Россию.

А. Брусилов - сын военного. По окончании пажеского корпуса, будучи сиротой и не располагая денежными средствами, Брусилов выбрал местом своей службы Тверской кавалерийский полк, на Кавказе, и прослужил в нем около 10 лет. С этим же полком он участвовал в турецкой войне 1877 - 1878 годов. С 1881 года он служил в Петербурге, в кавалерийской офицерской школе, затем при содействии великого князя Николая Николаевича был назначен командиром гвардейской кавалерийской дивизии, с 1909 года был командиром корпуса и служил в Варшавском и Киевском военных округах. Следовательно, служба Брусилова в более или менее высших чинах начинается после японской войны; к генералам, проигравшим эту войну, у него самое отрицательное отношение. Между тем эти бездарные генералы занимали перед войной и в войне 1914 года, высокие посты - вплоть до командующих фронтами.

"Иванов принадлежал к той плеяде военачальников, которые, под руководством Куропаткина, проиграли японскую войну. И Эверт был один из деятелей этой злосчастной войны. Я всегда боялся генералов этой куропаткинской школы и думаю, что если бы с самого начала они сидели на тыловых должностях, то от этого наше дело много выиграло бы, и недаром бывший верховный главнокомандующий, вел. князь Николай Николаевич, их не жаловал. Многократно хотел он сменить Ива-

стр. 124

нова, при нем не были бы главнокомандующими ни Эверт, ни тем более Куропаткин, но он сам был сменен, и все пошло шиворот-навыворот" (стр. 216). Разумеется, и Николай Николаевич не спас бы положение, но недоверие Брусилова к куропаткинской школе генералов вполне естественно, и это недоверие Брусилова сказываемся в характеристиках этик генералов, которые имеются в разных местах его "Воспоминаний".

Еще более нетерпимо, чем к куропаткинским генералам, относился Брусилов к немецкой партии при дворе и немецко-балтийским баронам, засилье которых чувствовалось как среди администрации прибалтийских и польских губерний, так и высшего генералитета. Брусилов показывает, что немцы имели своих агентов среди высшей гражданской администрации и военных (стр. 39 - 44). Перед войной Брусилов был назначен помощником командующего войсками Варшавского военного округа генерал-адъютанта Г. А. Скалона, убежденного германофила и фактического шпиона Германии. "Он считал, что Россия должна быть в неразрывной дружбе с Германией, причем был убежден, что Германия должна командоватъ Россией. Сообразно с этим он был в большой дружбе с немцами и в особенности с генеральным консулом в Варшаве баронам Брюком, от которого, как я слышал от многих, никаких секретов у него не было. Я считал эту дружбу неудобной в отношении России" (стр. 41). Скалон, Репненкампф и граф Фредерикс - вот типичнейшие фигуры ближайшего царского окружения, всячески работавшие на Германию и своей деятельностью помогавшие ей. Эти фигуры характерны для обстановки общего правительственного разложения, к тому же германофильские влияния находили при дворе мощную поддержку в лице царицы.

Все окружение Скалона было немецкое: "Везде стояло во главе немцы: генерал-губернатор Скалоп, женатый на баронессе Корф, губернатор - ее родственник, барон Корф, помощник генерал-губернатора Эссен, начальник жандармов Утгоф, управляющий конторой государственного банка барон Тизенгаузен, начальник дворцового управления Тиздель, обер-полицмейстер Мейер, президент города Миллер, прокурор палаты Гессе, управляющий контрольной палатой фон-Минцлов, вице-губернатор Грессер, прокурор суда Лейвин, штаб-офицеры при губернаторе Эгельстром и Фехтнер, начальник Привислинской железной дороги Гескет и т. д. Букет на подбор. Я был назначен по уходе Гершельмана и был каким-то резким диссонансом: "Брусилов". Зато после меня получил это место барон Рауш фол-Траубенберг. Любовь Скалона к немецким фамилиям была поразительна" (стр. 41 - 42). Весь этот "букет" фамилий показывает, что высшая администрация в Царстве Польском была более немецкой, чем русской. Среди этой "администрации" было много прямых германских агентов. В свете этих замечаний Брусилова следует критически пересмотреть целый ряд вопросов, в частности вопрос о разрушении Крепостей на западной границе. Можно не сомневаться, что весь этот немецко-баронский "букет" с потомком выходца из Швеции Скалоном во главе много помог германскому командованию в 1914 - 1915 годах и нанес русской армии большой ущерб. Не удивительно, что среди этой кучки германофилов Брусилов не ужился. Письмо Брусилова Сухомлинову - тогда военному министру - об "угрожающей" обстановке, создавшейся в Варшаве, попало через начальника жандармерии барона Утгофа к Скалону, и Брусилов был переведен в Киевский военный округ командиром корпуса, хотя на случай войны предназначался командующим 2-й армией на северозападном фронте.

Заслуживают большого внимания высказывания Брусилова о русской армии накануне войны, о степени ее готовности к войне, о военачальниках, которые возглавили эту армию в начале войны. Совершенно справедливо мнение Брусилова, что наиболее слабо мы были подготовлены в техническом отношении, однако он неправильно объясняет нашу техническую неподготовленность "войной" военного министерства с Государственной думой. В нашей армии было чрезвычайно мало пулеметов (32 на дивизию), а потребность в них была, по крайней мере, в 5 раз больше. Огнестрельных запасов в армии было чрезвычайно мало, и их недостаток во время войны являлся "крупнейшей бедой". В области артиллерии перевес противника был полный. Наша артиллерия "была приспособлена, да и то в слабой степени, к оборонительному бою, но никак не к наступательному" (стр. 53). В особенности в затоне была авиация, которая в ходе войны стала играть крупную роль. Таким образом, Брусилов выступает перед нами как военачальник, прекрасно понимавший и ценивший техническую оснащенность армии, без которой армия была небоеспособна.

Казалось бы, за все преступные недостатки и русской армии ответственность должен нести военный министр генерал Сухомлинов, под руководством которой происходила реорганизация русской армии. Характеризуя Сухомлинова в весьма неприглядном виде, как изворотливого "очковтирателя", Брусилов тем не менее чрез-

стр. 125

вычайно мягок в оценке его роли, признает ряд положительных сторон в его деятельности, выражает уверенность в том, что он "изменником не был" (стр. 52). Эта характеристика роли Сухомлинова во многом требует на основании новых данных исправления и уточнения отнюдь не в пользу Сухомлинова.

"Еще хуже была у нас подготовка умов народа к войне. Она была вполне отрицательная" (стр. 64). Народ не знал целей и задач войны, а существовавшая в Петербурге могущественная "русско-германская партия" требовала "ценою каких бы то ни было унижений крепкого союза с Германией, которая плевала на нас" (стр. 65). По мнению Брусилова, в армии было невозможно сказать, что "наш главный враг - немец", и если бы кто-либо сказал об этом открыто, то он был бы выгнан со службы и отдан под суд. Таким образом, и технически, и морально армия не была подготовлена к войне. "Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, т. е. по капризу царя.

Что сказать про такое пренебрежение к русскому народу! Очевидно, немецкое влияние в России продолжало оставаться весьма сильным (стр. 66). Это не могло не разоружать страну и армию.

В начавшейся войне Брусилов принял участие в качестве командующего 8-й армией, занимавшей сперва самый левый фланг югозападного фронта. Стихия войны, интересы армии, характеристика высших начальников (Иванов, Алексеев, Рузский, Радко-Дмитриев и др.) и своих подчиненных генералов, планы операций, которыми он руководил, - все это является содержанием последующих глав, написанных чрезвычайно просто и ярко. Брусилов не цитирует документов, оперативных приказов: он описывает события по памяти, дает им свою оценку. Во многом мы с ним не можем согласиться, особенно в оценке личных свойств и качеств ряда генералов. Но нельзя отказать ему в искренности, подчас в дальнозоркости, талантливости, резко выделявшей его из среды других генералов. Уже в боях за Галицию он проявил себя сторонником наступательных действий (Гнилая липа, городокские бои). Он считает, что русские имели возможность захватить Перемышль еще в сентябре 1914 года и своими нерешительными действиями упустили эту возможность. Уже в боях в Галиции проявились особенности военного таланта Брусилова, вера в наступательную мощь русской армии, уважение к личности солдата и командира, преклонение перед героизмом и самопожертвованием солдата. Зиму 1914 - 1915 года русские солдаты провели на гребне Карпатских гор. "Объезжая войска на горных позициях, и преклонялся перед этими героями, которые стойко переносили ужасающую тяжесть горной зимней войны при недостаточном вооружении, имея против себя втрое сильнейшего противника. Меня всегда крайне удивляло, что эта блестящая работа войск не была достаточно оценена высшим начальством... А между тем эта титаническая борьба в горах и заслуга, спасения осады Перемышля, результатом которой была сдача этой крепости, была не только не поощрена, но прямо скрыта от России" (стр. 125). Такова была уж система в старой, царской армии, где обезличивался не только солдат, но и низшие офицеры не пользовались большим почетом. Зато довольно щедро раздавались награды штабным работникам.

Назначение Брусилова командующим югозападным фронтом произошло незадолго до военного совета в ставке, разрабатывавшего план кампании 1916 года. Брусилову были подчинены четыре армии фронта, два военных округа и двенадцать губерний прифронтовых (см. стр. 173). Вся история подготовки и проведения наступления 1916 года, описанная в "Воспоминаниях", представляет исключительный интерес. Правда, вышедшая недавно большая публикация о наступлении на юго-западном фронте в 1916 году (брусиловский прорыв) дает большой документальный материал и во многом восполняет краткий рассказ генерала Брусилова. После неудач 1915 года среди многих царских генералов распространилось убеждение в неспособности русской армии к наступательным операциям. В этом был убежден и генерал Иванов, который считал, что "никаких наступательных операций мы делать не в состоянии и что единственная цель, которую мы можем себе поставить, это предохранить Юго-западный край от дальнейшего нашествия противника" (стр. 174). В этом духе генерал Иванов писал даже в ставку и докладывал царю. Брусилову пришлось со всей решительностью бороться против этой вредной точки зрения и во время доклада царю и на военном совете 1 апреля 1916 года (см. стр. 176 - 179). Описание заседания военного совета в ставке, данное Брусиловым, является исключительным по ценности документом. Генерал Алексеев доложил совещанию, что главное наступление предполагается на западном фронте, что ему должен помогать северо-западный фронт, а фронт Брусилова должен держаться строго оборонительно и перейти к наступлению лишь тогда, когда выявится успех на главном направлении. Брусилов решительно не согласился с этим и добился согласия на наступление. "Не берусь говорить о других фронтах, - пишет Бру-

стр. 126

силов, - ибо их не знаю, но Юго-западный фронт, по моему убеждению, не только может, но и должен наступать, и полагаю, что у нас есть все шансы для успеха, в котором я лично убежден" (стр. 179). Получив согласие на наступление, которое рассматривалось как вспомогательный удар, Брусилов не получил дополнительно ни артиллерии, ни снарядов, стянутых на фронты Эверта и Куропаткина.

В подготовке и проведении этого наступления, начавшегося ранее, чем на других фронтах, Брусилов проявил блестящий талант военачальников, предусмотрительного, осторожного, твердого и решительного в проведении принятого смелого и нового решения атаки противника всеми армиями фронта, требовавшего от своих военачальников инициативы, смелости и большой предварительной работы на позиции, а не в кабинете и на карте. Однако вся эта блестяще задуманная и проведенная операция изложена Брусиловым очень скромно, как будто он даже и недооценивает всю важность и значение переворота, который он произвел в военном искусстве, отойдя от традиционного плана атаки. План Брусилова не встретил единодушной поддержки не только среди командующих армиями, но и в ставке у генерала Алексеева были большие сомнения в успешном проведении атаки сразу во многих местах фронта. Поэтому Алексеев настойчиво добивался согласия Брусилова на то, чтобы вернуться к уже испытанным методам прорыва "21 мая (т. е. накануне атаки. - А. С. ) вечером Алексеев опять пригласил меня к прямому проводу. Он мне передал, что несколько сомневается в успехе моих активных действий вследствие необычного способа, которым я их предпринимаю, т. е. атаки противника одновременно во многих местах вместо одного удара, всеми собранными силами и всей артиллерией, которая у меня распределена по армиям. Алексеев высказал мнение, не лучше ли будет отложить мою атаку на несколько дней для того, чтобы устроить лишь один ударный участок, как это уже выработано практикой настоящей воины" (стр. 191).

Брусилов не согласился с предложением Алексеева и решительно настоял на своем. События показали, что прав был генерал-новатор, а не сторонники старой традиции. Австро-немецкие войска были разгромлены, армии Брусилова добились огромных успехов, хотя им и не удалось овладеть Ковелем, по направлению которого велось наступление. Если не удалось достичь большего, т. е. окончательно уничтожить врага, заставить отступить весь фронт германских армий, то в этом повинны ставка во главе с Николаем II и Алексеевым, а также оба главнокомандующие фронтами - Эверт и Куропаткин, под разными предлогами саботировавшие наступление. Преступный характер их действий не подлежит сомнению. Совершенно прав Брусилов, записавший в своих "Воспоминаниях": "Будь другой верховный главнокомандующий, - за подобную нерешительность Эверт был бы немедленно смещен и соответствующим образом заменен, Куропаткин же ни в каком случае в действующей армии никакой должности не получил бы. Но при том режиме, который существовал в то время, в армии безнаказанность была полная, и оба продолжали оставаться излюбленными военачальниками Ставки" (стр. 198).

Вот в этом был главный трагизм положения русской армии. Победа Брусилова блестяще разбила миф о непобедимости германских войск. На самом деле, на этом "второстепенном" театре военных действий было взято в плен свыше 450 тысяч австро-германцев, противник потерял свыше 1,5 миллиона убитыми и ранеными; помимо 450 тысяч бойцов, бывших против фронта брусиловских армий, противник перебросил свыше 2,2 миллиона человек (см. стр. 206). Это ли не блестящая победа!

Наступление армий юго-западного фронта имело целый ряд политических и военных последствий. Оно спасло Италию от разгрома со стороны наступавших австро-немецких сил; облегчило положение французов под Верденом и заставило немцев перебросить часть сил с западного фронта на восточный, определило окончательно позицию Румынии на стороне стран Антанты.

Значение Брусиловского прорыва признано в мировой литературой. В нашей русской военно-исторической литературе, к сожалению, до сих пор еще нет достойной работы, посвященной этому замечательному эпизоду войны. Больше того: среди наших работ есть оценки, умаляющие значение побед Брусилова и русских солдат и ставящие в вину Брусилову то, что он настойчиво вел наступление на Ковель, а не на Львов, что он не добился широких стратегических результатов, не добивался перед ставкой, чтобы юго-западный фронт являлся главным фронтом наступления. Источник этих взглядов - дискуссия, бывшая в военно-исторической комиссии еще при жизни Брусилова. На эти обвинения правильно ответил Брусилов в своих "Воспоминаниях", заявив, что один юго-западный фронт не в состоянии был сделать то, что в спинах была сделать вся многомиллионная русская армия: "Только подуешь, что если бы в июле Западный

стр. 127

и Северный фронты навалились всеми силами на немцев, то германцы были бы безусловно смяты" (стр. 210). Но этого по вене ставки и командующих фронтами как раз и не случилось, хотя именно на этих фронтах были сосредоточены большие запасы артиллерии и снарядов.

Последняя глава "Воспоминаний" посвящена русской армии и ее командованию накануне февральской революция 1917 года и после нее.

После победы февральской революции, пишет Брусилов, стало ясно, что революция не может закончиться тем, о чем думали кадеты, меньшевики и эсеры и чего не понимали господа Милюков и Родзянко, "наша революция обязательно должна закончиться тем, что у власти станут большевики" (стр. 224). Он подчеркивает исключительную силу лозунгов большевиков, поддерживаемых солдатами. Проповедь меньшевиков и эсеров за продолжение войны не встречала, сочувствия у солдат и противоречила их стремлениям. Правда, как видно из "Воспоминаний", Брусилов боялся приближающейся революции, ибо, по его мнению, эта революция могла помешать России выиграть войну. Сторонник буржуазных кругов Государственной думы и конституционной монархии, он старался оттянуть революцию до победного окончания войны, "ибо одновременно воевать и революционизировать невозможно" (стр. 220). В этом реакционный утопизм и ограниченность политического мышления Брусилова. Но когда революция произошла, он выдвигается на место Алексеева - верховным главнокомандующим. Впоследствии белогвардейцы в своих многочисленные пасквилях не прошли мимо этого шага Брусилова, они в один голос обвиняли его в сотрудничестве с советами, с большевиками. На посту главковерха Брусилову не удалось долго удержаться, он отказался поддерживать Керенского в случае, если тот "найдет необходимым возглавить революцию своей диктатурой" (стр. 235), и отказался взять на себя роль диктатора. Брусилов был сменен незадачливым кандидатом в диктаторы - Корниловым.

Последние страницы мемуаров Брусилова пронизаны глубокой преданностью к своей родине и своему народу, своей армии, с которыми он не порывал связей. "Я больше 50 лет служу русскому народу и России, хорошо знаю русского солдата и не обвиняю его в том, что в армии явилась разруха. Утверждаю, что русский солдат - отличный воин и, как только разумные начала воинской дисциплины и законы, управляющие войсками, будут восстановлены, этот самый солдат вновь окажется на высоте своего воинского долга, тем более если он воодушевится попятными и дорогими для него лозунгами" (стр. 237 - 238). Это и произошло с Красной Армией, строительству которой А. Брусилов посвятил свой боевой опыт и знания. Брусилов умер в 1926 году советским гражданином и командиром Красной Армии. Его мемуары - книга глубоко патриотическая. Несмотря на то, что во многих случаях мы расходимся с автором в оценке отдельных лиц и событий, мы должны признать, что в целом вся книга пронизана глубокой любовью к родине, своему народу, верой в его мощь и способность разгромить врага. Хотя Брусилов видел язвы старой армии, разъедавшие ее и подрывавшие могучую силу русского народа, но он не мог изменить порядков. В Октябрьскую социалистическую революцию Брусилов порвал со своим классом и остался с народом, сохраняя глубокое чувство благодарности к войскам, которыми командовал, и уверенность, что революция возродит, увеличит боевую мощь народа и создаст могучую армию. Его надежды и уверенность оправдались.

В небольшом, но ценном предисловии полковник Таленский сделал одну из первых попыток отойти от традиции и дать характеристику Брусилова как военачальника. Эта попытка в общем является удачной, несмотря на сжатость характеристики. Примечания к книге также слишком сжаты, далеко не исчерпывают все необходимые объяснения.

А. Сидоров

У. ЧЕРЧИЛЛЬ О ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ АНГЛИИ.

1. CHURCHILL W. Step by step. 1939. 310 p. ЧЕРЧИЛЛЬ У. Шаг за шагом.

2. CHURCHILL W. While England slept. A survey of world affairs," 1932 - 1938. 1938. 408 p. ЧЕРЧИЛЛЬ У. В то время, когда Англия спала.

Эти книги написаны нынешним премьером Англии Уинстоном Черчиллем в те годы, когда он, один из самых дальновидных политических деятелей Англии, был не у дел. "Как независимый консерватор" в качестве рядового члена парламента, он с 1933 по 1940 г. критиковал внешнюю политику Англии, которой руководили последовательно три премьера Англии: Рамзай Макдональд, Стэнли Болдуин и,

стр. 128

особо недоброй памяти, Невиль Чемберлен. Мало сказать "критиковал": Уинстон Черчилль был принципиально не согласен с тогдашней внешней политикой Англии. В своей речи в парламенте в 1938 г. он с грустью говорил: "вот уж пять лет, как я говорю в Палате общин об этих делах, но без какого-либо успеха. Я предостерегал этот знаменитый остров от того, чтобы он столь опрометчиво, столь беспомощно опускался вниз по пути, который ведет к бездне" ("В то время когда Англия спала", стр. 403). В его речах и статьях того времени неизменно звучит большая тревога за судьбы Великобритании. Слова "величайшая опасность", "смертельная угроза", не сходят со страниц его произведений. Несмотря на свой очень живой, задорный темперамент, человек он чрезвычайно спокойный, рассудительный, расчетливый, дальновидный и, безусловно, мужественный. Он один из весьма немногих людей в Англии, не растерявшихся в трагические дни в марте 1918 г., когда германская армия, собрав последние свои резервы, сделала гигантский скачок на западном фронте, в несколько дней уничтожила всю 5-ю английскую армию ген. Гоу и прорвала фронт, угрожая англо-французским разгромом.

В 1938 г. он, со всей решительностью предупреждая от гибельных результатов, к которым вела тогдашняя английская внешняя политика, говорил: "Для нас совершенно ясна и понятна история борьбы Рима и Карфагена... Но если гибельная катастрофа поразит британскую нацию и Британскую империю, то и через тысячу лет историки все еще будут стоять перед полной неразгаданностью наших дел. Они никогда не будут в состоянии понять, как могло случиться, что победоносная нация, имевшая в своих руках все, допустила сама свое поражение и дошла до полной гибели". В парламенте, взывая к нации через голову правительства, он не раз указывал, что "теперь пришло время наконец-то подняться нации. Может быть, в последний раз мы имеем возможность поднять народ для предупреждения войны или, если наши усилия окажутся безуспешны, вступить в войну с шансом на победу" (там же, стр. 404).

Тревога Черчилля была, как это ныне стало ясно, вполне обоснованна. Критикуя английское правительство, он держится коррективного английского парламентского стиля. Но это далеко не всегда им удается. И не удивительно. Трудно серьезному, дальновидному и умному политику быть сдержанным и корректным в своих выражениях по адресу тех, кто руководил в эти годы внешней политикой Англии. За эти годы (1933 - 1939) было допущено столько ошибок, проявлено столько непоследовательности и нерешительности во внешней политике! Все это со стороны У. Черчилля встречало самое решительное осуждение: "Очень странно видеть, как британский народ, который имеет репутацию устойчивости в других вопросах, должен в последние пять лет следовать за иностранной политикой, настолько сбивающей с толку своими сдвигами и выкрутасами, что крупные иностранные государства совершенно не в состоянии идти нога в ногу с нами, а мелкие страны брошены в крайнее замешательство и путаницу" (там же, стр. 382). Иногда этот мужественный человек приходит в отчаяние: "Мое сердце буквально надрывается, когда я оглядываюсь назад на последние несколько лет, и вижу, как наши громадные военные и политические ресурсы разрушались в силу недостатков руководства и ясности цели" (там же, стр. 251).

В своей критике английской внешней политики он смел и последователен. Учитывая, что проводимая в 1933 - 1939 гг. внешняя политика не соответствует интересам Великобритании и может принести непоправимый вред всему человечеству, всем, кто заинтересован в сохранении мира и не желает войны, Черчилль решительно порывает со старой английской традицией - изображать любую английскую внешнюю политику как продолжение старой. Он прямо говорит, что внешняя политика Англии с 1933 г. - "это новая политика, это полный разрыв с той, которая была принята Англией после войны. Это разрыв с системой коллективной безопасности, с системой Лиги наций".

В речи, произнесенной им 6 апреля 1936 г. в связи с занятием Гитлером Рейнской области и ее милитаризацией, он говорил: "В результате нашего давления на Францию Гитлер порвал договор и занял Рейнскую область. За это отвечает правительство Англии, и премьер не может выть освобожден от своей доли ответственности". По вопросу об отношении Англия к Лиге наций, к небольшим государствам он обвинял правительство Англии в том, что с его стороны "было очень опасной вещью вести эти пятьдесят наций по тупику обманутых ожиданий и бестолковости. Было опасной вещью также поощрять, хотя бы и косвенно, примитивный народ к отчаянному сопротивлению, а затем, когда это произошло, бросить его на произвол судьбы" (там же, стр. 261).

Всякий прочитавший эти две книги Черчилля сделает на их основе еще более важный вывод, который в книгах прямо не сформулирован, ибо они написаны до начала второй империалистической войны,

стр. 129

но, который неизбежно и постоянно вытекает из всего их содержания: в возникновении войны 1939 - 1941 гг. немалую роль сыграла внешняя политика Англии.

В то время когда Англия "шаг за шагом" теряла свои позиции и преимущество в Европе, теряла своих союзников и друзей, свои ресурсы и резервы, нацистская Германия вооружалась, приобретала стратегические позиции, преимущества, разрушала и дезорганизовывала силы Англии и Франции и готовилась к нападению на Европу. Впервые в истории английского народа, всегда бдительного и очень настороженного ко всему, что угрожало его интересам, английское правительство за 1933 - 1939 гг. усыпило страну, сделало ее беспечной и почти обезоружило ее.

"Впервые на протяжении столетий, - говорил Черчилль, - мы оказались не вполне подготовленными для того, чтобы отразить вторжение. Для нашего островного народа это удивительно. Действительно есть основания для паники. Положение изменилось совершенно. За столетия безопасности, которой мы пользовались под защитой нашего флота, мы стали детьми, беспечными и равнодушными, неспособными возвыситься до понимания столь резко изменившейся обстановки в современном мире" (там же, стр. 189).

После захвата Гитлером Австрии Черчилль говорил, что со стороны Германия неизбежно последует "новый шаг" - захват Чехословакии. "Зря думают в Англии, что фашистская Германия подобно удаву, проглотившему свою жертву, задремлет, насытившись на сравнительно длинный период. Нет! Это удав особого рода. Громадная машина вооружений, приводимая Гитлером в действие, не может бездействовать сравнительно длинный период. В этом внутренняя логика этого режима" (там же, стр. 183). Черчилль требовал от английского правительства защиты во что бы то ни стало Чехословакии от всяких посягательств со стороны Германии. В захвате Чехословакии он видел угрозу со стороны фашистской Германии всему Дунайскому бассейну. Этот захват обеспечил бы Гитлеру возможность вести большую и длительную войну, тогда как до захвата Чехословакии Гитлер мот вести только короткую войну. В связи с этим Черчилль говорил (24 марта 1938 г.) в парламенте: "Не лучше ли быть более смелым? Это будет безопаснее. Все попытки перебросить через двенадцатифутовый поток в качестве моста доску длиной в восемь футов обречены на неудачу. Конечно, взять для этой цели доску в девять футов покажется какой-то уступкой, но опять же и она будет потеряна" (там же, стр. 397).

Видя нарастающую опасность и боясь, что Англия потеряет союзников, Черчилль пред упреждал, что "наступит тот день, когда вы вынуждены будете в том или ином месте, в связи с тем или другим вопросом, остановиться и оказать сопротивление. И я молю проведение о том, чтобы, когда этот день придет, мы не нашли бы себя оставленными всеми и вынужденными в силу нашей неумелой политики оказать это сопротивление в одиночку" (там же, стр. 384).

Черчилль хорошо понимал политику Гитлера, считавшего что "нации, которые однажды уступили перец угрозой применения силы и не оказали вооруженного сопротивления, в дальнейшем скорее согласятся выносить величайшие унижения и идти на любые уступки, чем снова подумать о применении силы для сопротивления". В этом основная ошибка Гитлера. Если бы нацистский диктатор имел время изучить английскую нацию, то увидел бы, что уже не один раз в истории Англия теряла военные преимущества в Европе благодаря тому, что английский народ не хотел быть вовлеченным в европейскую борьбу. И все же в конце концов Англия прокладывала, дорогу "к победе" (там же, стр. 304).

*

"В то время когда Англия спала" представляет собой сборник 30 речей У. Черчилля по вопросам внешней политики, произнесенных им главным образом в английском парламенте в 1932 - 1938 годах. Книга, подразделяется на три части сообразно этапам отношения Германии к Европе: I. "Разоруженная Германия" (речи за 1932 - 1933 гг. до ноября); II. "Германия вооружается" (с ноября 1933 г. до июля 1936 г.); III. "Германия вооружилась" (т. е. начинает агрессию) (с июля 1936 г. до сентября 1938 г. - до Мюнхена). Книге предпослано предисловие, написанное сыном автора Рандольфом Черчиллем. В нем указывается на то, что общая точка зрения, лежащая в основе речей, помещенных в книге, - "новая точка зрения". До ноября 1933 г. автор придерживался взгляда, который может быть назван изоляционистским. Он считал, что Англия может стоять в стороне от европейских дел, что Франция сама сумеет справиться с европейскими осложнениями; что если Англии придется вмешиваться в европейские дела, то скорее в пользу побежденных в войне 1914 - 1918 гг.; что Англия должна вооружаться, чтобы быть способной действенно вмешаться в европейские дела, когда это понадобится. Но в ноябре 1933 г. положение изменилось. Германия стала во-

стр. 130

оружаться (уход Германии в конференции по разоружению и выход из Лиги наций), Черчилль начинает бить тревогу. Он настойчиво доказывает ошибочность всех последовательных попыток Англии ослабить Францию в военном отношении путем разных планов разоружения. Он считает, что необходимо не разоружение, а вооружение всех государств, стоящих за мир, в том числе быстрое и всестороннее вооружение Англии. Он высказывается за установление системы коллективной безопасности против германской угрозы, за Лигу нации, Англия должна войти в систему коллективной безопасности, но не может взять на себя ведущей роли в ней, ибо для этого надо быть вполне вооруженной. Поэтому вторым лейтмотивом речей Черчилля является: Англия должна вооружаться, вооружаться, еще раз вооружаться". Он смеется над усилиями английских министров финансов экономить деньги в такое грозное для Британии время. Надо во что бы то ни стало нагнать Германию в области вооружений, особенно в воздухе.

После захвата Гитлером Рейнской области и ее милитаризации (июль 1936 г.) У. Черчилль на первый план выдвигает мысль о вооруженном коллективном отпоре германскому агрессору. Он правильно предполагает, что агрессор (которого он несколько раз сравнивает с удавом) не остановится на этом пути до тех пор, пока не увидит реального и могучего вооруженного сопротивления. Европу можно спасти от войны только коллективно организованным через Лигу наций, решительным отпором.

Он заявляет, что Англия никогда не примирится с захватом Австрии, Чехословакии и других государств. Англия должна взять на себя вместе с Францией ведущую роль в создании вооруженной Лиги наций, так как уступки агрессору гораздо вернее ведут к войне, чем отпор ему. Поэтому Англия должна лихорадочно вооружаться и готовиться к войне. Уже в 1936 г. Черчилль выдвигал предложение о создании в Англии системы военного правительства и военной администрации: создания министерства военного снабжения, и даже военного кабинета, мобилизации всех ресурсов империи, широкого привлечения США и Советского Союза.

Некоторые речи У. Черчилля снабжены выдержками из выступлений членов правительства по затрагиваемым вопросам. Это очень убедительный способ комментировать в форме контраста и антитезы свои речи. Выдержки из выступлений английских министров и краткие к ним фактические справки в сочетании с речами автора очень ярко показывают внешнюю политику Англии того времени.

*

Книга "Шаг за шагом" является сборником статей автора (72 статьи) за 1936 - 1939 годы. Она начинается вопросами милитаризации Рейнской области и кончается событиями весны 1939 г., т. е. кануном второй империалистической войны. В его статьях трактуются все вопросы этого периода - Китай, Испания, Абиссиния и др., - но большинство их касается Германии. По своей точке зрения эта книга вполне совпадает с третьей частью книги "В то время когда Англия спала".

В статьях Черчилля содержится много исторической правды, много реализма и предусмотрительности. Как видим, английское правительство в конце концов вступило на путь, указанный Черчиллем пять лет тому назад, потеряв много шансов и возможных ресурсов в своей борьбе против фашистской Германии.

Отношение У. Черчилля к Советской России в обозреваемые годы делает большую честь его уму и прозорливости. Неверно было бы утверждать, что только соображения внешнеполитические, желание во что бы то ни стало иметь сильного союзника против Германии, определили эту точку зрения на Советский Союз. Черчилль сделал некоторый принципиальный шаг в понимании природы и характера советского государства как государства глубоко мирного и демократического, как государства, которое создало могучую Красную Армию не для нелепых задач "красного империализма", а для обороны своих границ, для защиты мирного труда советского народа. Он не отрицает уже того, что советское правительство создает благополучие для своего народа.

В статье, явно адресованной Советскому Союзу, хотя и носящей название "Германия и Япония" (от 27 ноября 1936 г.), Черчилль указывает, что антикоминтерновский пакт Германии и Японии "может быть только военным союзам против России" (стр. 65), что "Германия этим пактом сделала свой выбор и этот выбор определенно враждебен России" (стр. 67). Он рассматривает Советскую Россию как государство, "сильно вооруженное для поддержания своей национальной независимости" (стр. 68).

В своей речи "Коллективная безопасность" (ноябрь 1936 г.) Черчилль высмеивает тех английских друзей Гитлера, которые верили заявлениям этого людоеда, что Германия любит мир и вооружается якобы только из страха перед большевистским вторжением. Подобные разговоры, а также крики гитлеровцев об "окружения Германии" Черчилль называет бессмыслен-

стр. 131

ней. Если Германия боится большевистского вторжения, говорит он, то есть простой способ решить этот вопрос: пусть Гитлер войдет в систему коллективной безопасности, и Европа, даст ему гарантии против любого агрессора.

Черчилль высоко расценивает военную мощь Советского Союза, его Красной Армии. Его любимым выражением в этом смысле является "русский противовес". Начиная с 1933 г. он все энергичнее и настойчивее требует привлечения Советской России к блоку аграрных государств. В статье, написанной незадолго до второй империалистической войны, он говорит: "Не существует средств сохранения восточной границы против нацистской агрессии без активной помощи России" (стр. 319). "Мощь и влияние России частенько недооцениваются, - писал он в марте 1939 года. - Честное отношение советов к делу мира и их очевидный интерес в оказании сопротивления движению нацизма к Черному морю внушают чувство бодрости всем восточным государствам, которым угрожает бред Берлина" (стр. 305). Поэтому он считал грубейшей ошибкой Польши и английского правительства в 1939 г. отказ от сближения с Советской Россией: "Польша должна перед лицом германской угрозы сблизиться с Советским Союзом. Участие России в мирном блоке народов будет, во всяком случае, необходимым для окончательного успеха" (стр. 318); "С того момента, когда нацистская зловредность стала ясной, определенный союз между Польшей и Россией становится неизбежным". "Мы не знаем, - продолжает ой, - каковы предложения русского правительства в этом отношении, сообщенные Англии и Франции, но имеются основания думать, что эти предложения отличаются смелостью, логикой и далеко идут. Сегодня нет времени толочь воду в ступе" (стр. 318). Черчилль с радостью отмечал все улучшения, имевшие место в польско-советских и англо-советских отношениях. Когда премьер Англии Невиль Чемберлен, нарушив в феврале 1939 г. традицию своего отношения к Советской России, сделал визит в советское посольство, Черчилль высказал надежду, что английское правительство "проявляет новый интерес к Советской России" (стр. 300). Но его надежды не оправдались: английское правительство "шаг за шагом" продолжало "опускаться к пропасти" второй войны, все еще, казалось, не понимая всей серьезности международного положения.

*

Среди английских: государственных деятелей XX в. У. Черчилль является тем, кто глубже других понимает всю силу противоречий, существующих между фашистской Германией и Британской империей. Слова "смертельная угроза" в его устах отнюдь не являются риторикой, агитационной фразой. В обеих своих книжках он мастерски, совершенно конкретно много раз показывает всю реальность этой "смертельной угрозы" со стороны Германии. Обращаясь к своим соотечественникам, он писал: "Мы богатая страна, и нацизм главной своей целью имеет нас". В парламентской речи "Дунайский бассейн" (24 марта 1938 г.) он говорил: "Страна, владеющая, подобно нам, огромными территориями и богатством, не может избежать войны при помощи разговоров об ее ужасах, или даже непрерывным проявлением своих пацифистских качеств, или тем, что она будет игнорировать судьбу жертв агрессии в других местах" ("В то время когда Англия спала", стр. 395). Он крайне встревожен тем, что в Англии мало сравнительно обращают внимания на эту угрозу, что общественное мнение страны чрезмерно занято внутренними вопросами. О чем бы он ни писал на протяжении этих шести лет (1933 - 1939), он всегда и неизменно возвращается к своей основной теме: о вооружениях, об агрессивных планах Германии, о бредовых идеях германского фашизма насчет мирового господства. В связи с организацией "оси Берлин - Рим" Черчилль писал (11 июня 1937 г.): англичане занимаются внутренними делами. Пора опять вернуться к Европе. Я лично никогда не в состоянии забыть Европу. Она нависает над моим мозгом подобно ястребу. Ведь со сто роты Германии готовится война. Непрерывно германская армия численно растет. Она уже больше французской. Все время эффективность и готовность германского офицерского корпуса увеличиваются. Все время германские воздушные силы как по количеству, так и по качеству перегоняют британские воздушные силы" ("Шаг за шагом", стр. 114).

Буквально сотни раз возвращаясь к этой теме, он бьет тревогу. На упреки своих противников, что он впадает в панику, Черчилль указывал, что "иногда бывает значительно лучше иметь панические настроения наперед, а затем, когда опасность уже пришла, быть совершенно спокойным, чем быть чрезвычайно спокойным наперед, а затем впадать в панику, когда угрожаемое уже случилось" ("В то время когда Англия спада", стр. 188).

Всесторонне взвешивая условия, в которых Англия неминуемо придется вести войну, он подчеркивал, что только в области морских вооружений Англия может себя чувствовать спокойно. Но, прекрасно

стр. 132

понимая роль авиации, Черчилль все настойчивее требовал энергичного вооружения в воздухе, т. е. постройки больших государственный авиационных заводов в Англии, в Канаде, крупных заказов на самолеты в США и т. д. И каждый раз с горечью он констатирует, что английское правительство не только "шаг за шагом" отступает перед агрессией Германии, но оно "шаг за шагом" отстает от вооружений Германии в воздухе. По поводу пронесшихся слухов, что Англия согласна заключить соглашение с Германией по вопросу об ограничении вооружений в воздухе, он писал в 1938 г.: "Соглашаться на это означало бы предать жизнь и независимость британской нации" ("Шаг за шагом", стр. 264).

Он единственный из английских государственных деятелей разговаривал с германскими фашистами открыто и мужественно. Геббельс назвал его самым непримиримым врагом Германии. "Денег дать вам за ваши вооружения, - писал Черчилль, - мы не можем; дать вам колонии тоже не можем; дать вам свободу рук в Европе тоже не можем" ("Шаг за шагом", стр. 9). "При обращении со свирепыми вождями германского нацизма совершенно бесполезны мягкие и хорошо отточенные дипломатические фразы с их утонченностью и оговорками. Только самый резкий, простой, скорее даже грубый язык может быть им понятен" ("Шаг за шагом", стр. 247). Но решительные слом должны означать волю и готовность оказать решительное вооруженное сопротивление германскому агрессору. И в период чехословацкого кризиса (сентябрь 1938 г.) Черчилль считал, что Англия, Франция и Советская Россия должны послать Гитлеру ультиматум - оставить в покое Чехословакию.

Верить германским: и итальянским фашистам нельзя. Чего стоят их заверения, клятвы и договоры?

"Нам, может быть, скажут, что немцы согласились упразднить применение отравляющих газов. Возможно, что они не думали их применять, пока не считали это нужным, или до тех пор, пока не случилось чего-либо такого, что дало бы им возможность сказать: вот имел место новый факт, который изменяет все существующие соглашения. Ведь война, в конце концов, и есть тот новый факт, о котором их правоведы скажут, что он автоматически отменяет все предыдущие соглашения. Такая гарантия была бы с нашей стороны утешением, которое легко оказалось бы на деле издевательством" ("Шаг за шагом", стр. 263). Он не против заключения соглашений, которые исключали бы те или иные зоны от бомбежки с воздуха. "Но было бы весьма печально, - продолжает он, - если бы такое соглашение являлось нашей единственной защитой, потому что, как я сказал, погода может измениться совершенно неожиданно" ("Шаг за шагом", стр. 264).

Как видим, Черчилль оказался дальновиднее большинства своих товарищей по партии. Его дальнозоркость в вопросах внешней политики приводит его к гораздо более правильным оценкам внутренней природы фашизма, чем официальные оценки консервативной партии. Фашистский режим он называет "зрелищем кучки людей, зажавших в свой кулак великую нацию" ("Шаг за шагом", стр. 257). Он уже в первые месяцы существования фашистской Германии подчеркнул кровавый, варварский характер этого режима. "Великий доминирующий факт, - говорил он в ноябре 1933 г., - состоит в том, что Германия уже начала вооружаться. В этой стране мы видим, что философия жажды крови вбивается в головы германского юношества в размерах, совершенно небывалых с дней варварства" ("В то время когда Англия опала", стр. 80).

Особое негодование Черчилля вызвал разбойничий захват германским фашизмом Австрии, которую Черчилль правильно рассматривает как особую нацию, которая всегда останется инородным телом в нацистском организме, которую нацистский удав хотя и проглотил, но не переварит. Статья Черчилля "Захват Австрии", хотя и написана три года назад, настолько реалистична, что читается так, если бы была написана сегодня. Он ставит вопрос: примирится ли народ Австрии с захватом? - и отвечает: нет! Не только не примирятся массы, но и верхи Австрии. Массы не примирятся потому, что нацизм несет им страшное ухудшение их положения, и без того очень плохого. Уровень жижи в Австрии очень низок, но выше чем в Германии. Фашисты многими тысячами гонят австрийских рабочих в Германию на тяжелые работы. "В то время когда все немцы подвергнуты военной и промышленной конскрипции, жизнь этих австрийских ссыльных должна стать во многих отношениях похожей на старые формы рабства" ("Шаг за, шагом", стр. 218). "Но "наряду с этими несчастными идут туристские поезда с теми избранными, которые отобраны через организации "Сила в радости". В 1938 г. Черчилль писал об Австрии: "Всякого рода хитрыми выдумками, начиная от палки до моркови, истребляемый австрийский осел принуждается тащить нацистскую телегу в гору, которая все больше становится крутой" ("Шаг за шагом", стр. 228).

С огромной убедительной силой написана

стр. 133

статья англо-германское морское соглашение" (январь 1939 г.). Самое заключение договора в 1935 г. Черчилль называет "ужасной глупостью" ("deadly follies").

В результате английской политики по отношению к Германии, говорит автор, Гитлер получил все, чего он желал. Сначала воздушные силы, затем сухопутную армию и, наконец, флот. Причем за все уступки и ему со стороны Англии он заплатил не своими деньгами, а английской монетой. Правительство изображало этот договор как "masterly stroke" - "мастерской шаг" - и очень гордилось им. Но ведь по Версалю Гитлер не имел ничего, а теперь получил право на 35%! Но пусть простофили в Англии не ликуют. Под каким-либо предлогом, вроде того что-де США и Россия строят флот, он потребует для себя 1/2, затем 2/3 или все 100%. Все это не только глупо и опасно, но и является предательством по отношению к народам, желающим мира и взирающим на Англию как на свой оплот. Это соглашение ведь было заключено после того, как сам Макдональд проявил много заботы и энергии, чтобы в Стрезе сколотить англо-итальянский фронт против агрессора и осудить Гитлера (май 1935 г.). И все-таки в июне 1935 г.(!!) он подписал морское соглашение с Германией "Европа была удивлена". Вышло так, что британские министры поощряли нарушение договоров в то самое время, когда они же сами настаивали на том, чтобы меньшие государства Европы вынесли объединенный протест против нарушения Германией военных статей мирного договора. Это был тяжелый улар всему делу международного сотрудничества для поддержания общественного закона ("Шаг за шагом", стр. 281). В результате "весь вид Европы изменился". Не удивительно, что "мир шаг за шагом, день за днем приближается к ужасной катастрофе" ("Шаг за шагом", стр. 117).

*

Второе место в книге Черчилля отведено фашистской Италии. К этой стране он относится с едва скрытым презрением. Ее военную мощь, как сухопутную, так и морскую, он ценит очень невысоко. Положение Италии, зависящей почти целиком в своем снабжении от морских путей, он считает "весьма уязвимым". У него нет никакого сомнения, что в случае войны с Италией английский флот будет хозяином положения в Средиземном море. Правительство Муссолини он считает столь же лживым и коварным, как и правительство Гитлера. Тем более оскорблен он в своем национальном чувстве как британец унизительным, лакейским, отношением к Муссолини английского правительства, особенно Невиля Чемберлена. Он издевается над так называемыми санкциями Лиги наций по отношению к Италии в 1935 - 1936 годах. Это "бесславная глава британской внешней политики" ("Шаг за шагом", стр. 28). Санкции были мнимыми, иллюзорными, ибо, например, ввоз алюминия, которого Италия имела достаточно, был запрещен, а ввоз железа, в котором она очень нуждалась, разрешался: "Таким образом, санкции, которые мы с таким большим шумом и парадом проводили, не были реальными санкциями, которые бы парализовали захватчика... Они не удались, потому что главные государства, имевшие к ним касательство, считали, что ничего не должно быть предпринято такого, что могло бы повести к войне" ("Шаг за шагом", стр. 30).

Но он не делает отсюда вывода, что коллективное действие не может быть предпринято против агрессора. Наоборот, он решительно стоит за систему коллективной безопасности, за Лигу наций, но за действенную и решительную...

Особенно он возмущен и оскорблен тем, что Невиль Чемберлен по требованию Муссолини дал отставку (февраль 1938 г.) министру иностранных дел Идену, который был за создание системы коллективной безопасности в рамках Лиги наций. После этого Н. Чемберлен заключил с Муссолини соглашение, в котором признал захват Италией Абиссинии. Непонятно, почему Чемберлен унизительно поспешил пойти навстречу Италии, которая била тогда в очень тяжелом положении, на грани истощения после участия в испанской интервенции и после абиссинской войны. Надо было просто подождать, и Англия смогла бы диктовать Италии свои желания: "Иногда бывает разумным позволить естественному процессу совершить свою работу, и тогда Италия расплатилась бы за свои преступления и глупости наличными деньгами, взятыми из своего монетного двора" ("В то время когда Англия спала", стр. 397).

Н. Чемберлен "хотел забыть прошлое": он вынудил Идена уйти в отставку, заключил с Италией соглашение, признал захват Абиссинии, сам поехал в Рим. Но Италия все же из Испании не ушла. "В результате всюду враги Англии злорадствуют, а друзья смущены и подавлены. Малые страны колеблются. Признание захвата Абиссинии в Англии принято как унижение" ("В то время, когда Англия спала").

Великолепно даны Черчиллем последствия взаимоотношений двух друзей по "оси Берлин - Рим".

В статье "Забота Муссолини" (30 января 1939 г.) Черчилль предостерегает

стр. 134

итальянского диктатора от войны с Англией: "Пусть итальянский народ поймет, что он легко может быть вовлечен в войну, которая кончится для Италии либо поражением либо она будет спасена Германией, но роковой целой, за счет своей независимости" ("Шаг за шагом", стр. 187); если с Италией случится беда, то Германия должна, будет взять Италию на свои плечи в значительно большем размере, чем она это сделала с Австро-Венгрией во время первой войны" ("Шаг за шагом", стр. 298). В итало-германской дружбе, говорит он, Гитлер приобрел все, а Италия - отчего. На нее легло бремя войны, особенно в Испании. Состояние Италии страшно напряженное: "Как результат всех этих действий и маневров, Муссолини "казался целиком в руках Гитлера" ("Шаг за шагом", стр. 285). Их отношения похожи на отношения бедного племянника к богатому дяде: "Богатый дядя едва ли даст что-либо обедневшему племяннику".

Значительное внимание Черчилль уделяет балканскому вопросу и балканским государствам, как странам, лежащим на пути агрессивного движения Германии. Германские фашисты заявляли, что балканские народы полны симпатии к нацистской Германии и жаждут видеть в своих странах этих новых норманнов. Черчилль в ряде статей и речей подвергает этот вопрос очень компетентному, всестороннему рассмотрению. В статье "Югославия и Европа" (октябрь 1937 г.) он показывает, что именно германские и итальянские фашисты сеют всяческий раздор среди славян, населяющих это государство, разжигают взаимную ненависть. Неверно, что в Югославии идет борьба между нацизмом и демократией. Югославия хочет единства государства и демократического строя.

*

Быть умным - не значит быть всегда непогрешимым, никогда не делать ошибок. Быть умным - значит учиться на ошибках и не повторять их. Это положение целиком относится исторически к У. Черчиллю. Некогда У. Черчилль, Стэнли Болдуин, Невиль Чемберлен занимали по отношению к Советской России одинаковую позицию. Но с 1933 г. У. Черчилль довольно решительно разошелся в этом вопросе со своими коллегами по партии. Основной причиной расхождения была равная оценка новой германской угрозы для Великобритании. У. Черчилль войдет в историю Великобритании, как государственный деятель, который глубже всех других понял проблему "Германия против Британии" и правильнее других решил ее.

Можно сказать, что основным призванием его жизни является борьба с Германией. Предметом его блестящих мемуаров, вышедших из печати под названием "Мировой кризис", является Германия. "Мировой кризис", говорит У. Черчилль в этой работе, начался в начале XX в., когда "мрачная тень легла на Европу"1 . Мрачная тень исходила от милитаристской Германии. Это была претензия Германии установить с помощью военной силы свое господство над миром. Черчилль совершенно точно датирует начало этого кризиса: издание в Германии нового закона 1900 г. о постройке четырех линейных эскадр. И с этого времени молодой государственным деятель (Черчилль родился в 1874 г.) самым пристальным образом следит за ростом германских вооружений и непрерывно требует от консервативного и либерального правительств усиливать оборону Британии. В дни агадирского кризиса (1911 г.), который поставил Европу почти на грань войны, Черчилль был назначен на ответственнейший тогда пост морского министра, который он занимал свыше четырех лет (1911 - 1915 гг.). Он не без основания иногда говорит в своих мемуарах, что вместе с адмиралом Фишером он подготовил английский флот для успешной борьбы с германским (1914 - 1918 ст.). Бесспорно, что он был самым энергичным и инициативным морским министрам на протяжении последних сорока лет. Когда Черчилль получил назначение в адмиралтейство (октябрь 1911 г.), "он всю ночь думал об опасности, грозящей Британии, об этой миролюбиво настроенной, несколько беззаботной, недостаточно подготовленной стране; о ее добродушии и силе, о ее здравом смысле и справедливом отношении ко всем"2 . А Германия представлялась ему как некое библейское чудовище, против которого сам бог поведет Англию и даст ей победу. Придя на следующее утро в адмиралтейство, Черчилль распорядился повесить у себя в Кабинете огромную карту Северного моря, на которой "штабной офицер каждый день отмечал флажками местоположение германского флота. И вплоть до войны никогда эта процедура не была пропущена"3 . "Делалось это, - поясняет Черчилль, - для того, чтобы мне и тем, кто работал со мною, проникнуться чувством постоянного наличия опасности".

Черчилль принимал самое деятельное участие в первой империалистической войне. Когда он по настоянию консерваторов был удален из адмиралтейства (май


1 Churchill W. "World Crisis" V, p. 303. 1927.

2 Ibid., p. 66.

3 Ibid., p. 70.

стр. 135

1915 г.), а затем из правительства (октябрь 1915 г.), он отправился на фронт в качестве командира гренадерского батальона (Черчилль в юности получил военное образование и участвовал в ряде колониальных войн в 1895 - 1900 гг.) и провел в окопах несколько месяцев. Ллойд Джордж, став премьером, назначил Черчилля весной 1917 г. министром военного снабжения, и в этой роли Черчилль оставался до окончания войны.

Черчилль вырос в семье своего отца, Рандольфа Черчилля, крупного консерватора, и был воспитан как тори. Но он не раз серьезно расходился со своей партией. В 1903 г. он даже перешел в партию либералов. После войны он вернулся к консерваторам, но, как мы уже видели, в 1933 г. у него начались опять крупные разногласия с ними. И вот парадокс истории! Черчилль, который не раз очень резко расходился со своей партией, Черчилль, которого правоверные тори считали ренегатом и всячески преследовали, возглавил английскую нацию, правительство и партию консерваторов в самый критический момент, который когда-либо переживала Британская империя. А Невиль Чемберлен, правовернейший из правоверных тори, еще недавно кумир буржуазной Англии, человек, который, вернувшись из позорного Мюнхена (сентябрь 1938 г.) в свою страну, хвастливо говорил своему народу, что он обеспечил ему и всему человечеству мир по крайней мере на целое поколение, - Невиль Чемберлен ушел из жизни политически осужденный, забытый всем народом и всем человечеством. Этот кажущийся парадокс объясняется просто: в годы роста гитлеровско-фашистской Германии, в годы, когда кровавое чудовище Гитлер со своей бандой головорезов взнуздал страну и народ для осуществления своих безумных планов господства над миром, У. Черчилль яснее других понял, что фашистская Германия представляет собой громадную опасность для самых элементарных интересов Великобритании, английского народа и империи. У. Черчилль, близко наблюдавший в 1914 - 1918 гг. работу мощной военной машины Германии, правильно сумел оценить ее, потенциальную силу в 1933 - 1939 годы. И он в эти годы сделал то, что было обязанностью каждого британского гражданина: он бил тревогу, подымал нацию на оборону страны. Он был при этом достаточно проницательным, чтобы разглядеть в Советском Союзе величайшую силу, от которой почти целиком зависит спасение человечества от "коричневой чумы". В этом важнейшая заслуга Черчилля перед его народом.

С. Захаров

----------

ЛИЦО ВРАГА

КОНРАД ГЕЙДЕН. История германского фашизма. Перевод с немецкого. М. и Л. Соцэкгиз. 1935.

ЭРНСТ ОТВАЛЬТ. Путь Гитлера к власти. Перевод с немецкого М. Соцэкгиз. 1933.

Книги, о которых вдет речь, вышли в свет несколько лет назад. Они посвящены в основном истории возникновения, развития и прихода к власти германского фашизма и в меньшей мере характеристике первых лет гитлеровской тирании в Германии. Это, следовательно, книги о вчерашнем дне гитлеризма. Но сегодня, "когда беснующийся фашизм, поставив все на карту, вероломно напал на Советскую страну, когда весь советский народ поднялся на великую отечественную войну, эти книги приобретают значительный интерес для наших читателей.

Конрад Гейден и Эрнст Отвалы - немецкие журналисты-антифашисты. Первый из них в течение долгого времени был корреспондентом "Фоссише цейтунг", органа либеральной буржуазии, и либерально-буржуазные мировоззрения чувствуются в его работе гораздо явственней, чем в книге Отвальта.

Отвальт и Гейден приводят в своих книгах огромный фактический материал - конкретные данные из демагогической и погромной практики профессиональных громил и убийц - нацистов и их лидера - людоеда Гитлера. И как бы сомнительны ни были отдельные замечания авторов, содержащиеся в их книгах факты настолько убедительны и красноречивы, что, взятые сами по себе, они дают возможность советскому читателю лучше понять не только вчерашний, но и сегодняшний и завтрашний день злейшего врага человечества - гитлеризма.

Германский фашизм поднялся на гнилых дрожжах хозяйственных и социальных потрясений Германии. Национал-социалистская партия, созданная в 1919 г. отщепенцем "рабочего" движения националистом и антисемитом Антоном Дрекслером, в первые дни своего оформления представляла собой ничтожную группку крикунов из мюнхенских кабаков и безработных офицеров, поддерживавших свое пропитание хорошо оплачиваемыми поли-

стр. 136

тическими убийствами из-за угла. Руководящая роль в этой партии завсегдатаев пивных принадлежала контрреволюционному рейхсверовскому офицерью, представленному в нацистском движении солдафоном и профессиональным убийцей Ремом. От других многочисленных террористических контрреволюционных организаций этого времени ("Бригада Эрхардта", "Консул", "Оргэш" и др.) национал-социалистская банда отличалась тем, что наряду с террористической и заговорщической деятельностью она уделяла большое внимание националистской и социальной демагогии, стремясь создать свою массовую базу. Именно на ремесле демагогического обмана и лжи и создал себе известность в партии и приобрел в ней влияние австрийский недоучка Шикльгрубер-Гитлер, вступивший в партию Дрекслера и начавший в ее рядах "большую карьеру".

Несостоявшийся художник, недоучившийся чертежник, "патриот", увильнувший ют военной повинности в Австрии, затем ефрейтор германской армии, пролежавший большую часть войны 1914- 1918 гг. в лазаретах и заработавший сбой железный крест в качестве приживальщика штабных канцелярий, Гитлер после кратковременной работы по призванию в качестве "шпитцеля" - шпика - по делам Баварской советской республики - вновь стоял перед угрозой привычной для него безработицы, когда "счастливый случай" привел его в ряды национал-социалистской партии.

В среде безграмотных "политиков" типа Дрекслера и невежественных, топорно мыслящих солдафонов Гитлеру с его "даром" истерического красноречия нетрудно было выдвинуться. Правда, его собственный теоретический уровень был весьма невысок - он базировался на остатках школьных знаний, нескольких копеечных брошюрках погромно-антисемитского характера, прочитанных им еще в Вене, и политической премудрости д-ра Федера, преподносимой им на краткосрочных военно-политических курсах в Мюнхене, которые Гитлер исправно посещал для завершения своего "образования".

Конрад Гейден детально, почти скрупулезно исследует, из каких источников складывалась "идейная и политическая программа Гитлера", торжественно преподносимая как программа национал-социализма. От Федера Гитлер заимствовал основные "идеи" программы национал-социалистов 1920 г. с ее главным козырем - "уничтожение процентного рабства", отменой трудового дохода и т. п. От старых пангерманцев он перенял требование "великой Германии", требование "территорий и колоний для пропитания нашего народа" и призыв к борьбе с Англией. От пресловутого Рехберга и беглого балтийского барона Розенберга он воспринял их бешеную ненависть к Стране советов и русскому народу и навязчивую идею "крестового похода" против нашей родины. Рудольф Юнг подсказал ему "идею" "национального социализма". Дитрих Эккарт, Отто Штрассер, Грегор Штрассер, Геббельс и другие - каждый по-своему, в той или иной форме - оплодотворяли "идейную систему" "фюрера".

Профессиональные политические убийцы нуждались в каком-то "идейном обосновании", которое оправдало бы их уголовную практику. Тугие в политическом мышлении, не знающие ничего, кроме политической поножовщины, они готовы были (хотя и далеко не все) признать в Гитлере своего "идейного вождя". Верно, что даже в 1923 г., в период подготовки ноябрьского путча, Геринг, по свидетельству Гейдена, распределяя будущие роли, безапелляционно утверждал, что диктатором будет, конечно Людендорф, а "Гитлера уж как-нибудь включат в правительство!" Но все же отставному ефрейтору и бывшему шпику удалось оттеснить своих соперников, выдвинуться на место лидера в партии. Он превосходил их в уменье разговаривать с "массами", в особенности с мещанскими и деклассированными посетителями мюнхенских пивных, с которыми он быстро устанавливал общий язык. Он оракульски "вещал", рассыпал направо и налево обещания, нимало не заботясь о том, что его пророчества сбылись, а обещания были выполнены. Он превосходил всех своих собратьев по ремеслу - а их превзойти было нелегко-зоологической ненавистью к народу, к людям вообще, неразборчивостью в средствах, вероломствам, особо гнусным талантом предательства. Предательство было у него в крови, это было его главное, врожденное, имманентное качество. Он шел к усилению личной власти, сталкивая лбами между собой всех своих возможных соперников. Он предал Дрекслера - основателя национал-социалистской партии, - он предал своих бойцов в ноябрьском путче 1923 г., он предал Эссера, Штрассера, он чуть ли не собственноручно хладнокровно зарезал Рема, которому был обязан всей своей карьерой, он предал Эрнста, Гейнеса и сотни других своих друзей и соратников, убитых в "ночь длинного ножа" - 30 июня 1934 г. - по его приказу.

Кстати сказать, события 30 июня 1934 г. обнаружили личную несостоятельность, слабость, трусость, отсутствие мужества у крупнейших фашистских лидеров. На это личное банкротство фашистских вождей впервые указал Эрнст

стр. 137

Генри. Он ставит вопрос: "Что делали они в последний момент? Как использовали они последний шанс на исторической сцене? Как они умирали?" - и отвечает фактами: "Рем, умирая, кричал и "визжал, непрерывно повторяя: "Я невиновен!" Он не воспользовался против своих убийц даже брошенным ему револьверам..."

Эрнст, раненый и избитый до полусмерти, "перед взводом чернорубашечников... упал на колени и молил о пощаде. "Хайль Гитлер! - кричал он. - Я" невиновен!" Этот человек организовал расправу над берлинскими рабочими после поджога рейхстага и лично руководил ею.

Гейнес так визжал, что его было слышно буквально по всему Коричневому дому в Мюнхене. И Генри приходит к выводу: единственным "мужчиной", если верить некоторым сообщениям, который лицом к лицу с убивцами нашел бесстрашные слова открытого протеста и обвинения, была... женщина, жена не национал-социалистского генерала Шлейхера"1 .

Гейден в своей работе отводит целые главы подробному описанию внутренней борьбы в рядах национал-социалистской партии и правящих верхов и исключительному "вероломству Гитлера по отношению к своим друзьям и противникам.

"Директор партийного издательства Аммаи, - рассказывает Эрнст Отвальт, - называет Розенберга "балтийцем, страдающим манией величия", за что Розенберг отплачивает ему "надутым фельдфебелем". Когда Розенберг в ударе, он называет господина Эссера, руководителя национал-социалистского журнала, "лгуном", "обманщиком", "наемником еврейской газеты"... "Грегор Штрассер ненавидит Геббельса; заместитель главного начальника штурмовых отрядов полковник Стеннес не выносит главного начальника штурмовых отрядов фон Пфейфера; руководитель Ганноверского округа считает руководителя Турского округа плутом. Один обвиняет другого... в неправильных взносах денег в окружные кассы, в фальсификации документов, в преступлениях против нравственности. Вряд ли найдется такое преступление, в котором лидеры третьей империи не обвиняли бы друг друга! И над всея этим царит с неприступным величием Адольф Гитлер. Он натравливает одного подчиненного руководителя на другого и видит в их зависти лучшее средство для обеспечения своего единовластия; он вернейший, ученик дама Габсбургов; его политика - политика нерешительной мужицкой хитрости, которая иногда приводит к цели" (Э. Отвальт, стр. 87 - 88).

Об этом же свидетельствует и бывший соратник Гитлера Ветанд фон Мильтенберг: "Среди большинства лидеров господствует свирепая вражда, которую Гитлер не только не старается уничтожить, а наоборот, с умыслом разжигает" (Э. Отвальт, стр. 86).

Сейчас детальные исследования Гейдена о вероломстве Гитлера никого уже не могут удивить. Этот бандит, с садистским: наслаждением перегрызающий горло своим друзьям и врагам, умел, когда нужно, надеть на себя личину смиренника, одновременно грозить и холопствовать, выпрашивать, как нищий, подаяние и угрожать ножом из-за угла.

Гейден подробно описывает отношения Гитлера с фон Каррм, фон Лоссовым и другими "хозяевами" Баварии того времени. Это - сочетание пресмыкательства и шантажа, заискивания и грубого Василия. Он разговаривает повелительным тоном со своими подчиненными по партии и стоит в смиренной позе почтительного просителя, когда его удостаивает приемом какое-нибудь него превосходительство из рейхсвера или магнат финансового капитала. Он разглагольствует об уничтожении "процентного рабства" и защите трудового люда на широком собрании и в то же время с черного хода забегает к баварскому принцу Рупрехту и пользуется каждым удобным случаем, чтобы лишний раз расшаркаться перед экскайзером Вильгельмом П.

"На какие средства он живет?" - этот вопрос, по единодушному свидетельству Гейдена и Отвальта, постоянно смущал его "сподвижников по движению". Если Гитлер всячески скрывал источники своего существования, то Гейден и Отвальт считают все же установленным, что в этот первый период Гитлер попеременно находился на содержании у жены фабриканта роялей Бехштейна, у Геринга, у Германа Эссера, в свою очередь зарабатывавшего себе и Гитлеру пропитание в качестве альфонса какой-то состоятельной дамы.

Гейден рассказывает о некоторых характерных подробностях "финансирования" Гитлера:

"Гитлеру посчастливилось найти несколько жертвователей и особенно жертвовательниц, относившихся к нему лично теплее, чем это обычно бывает между жертвователем и вождем политической партии... Важную роль сыграли денежные пожертвования Елены Бехштейн, жены владельца известной фабрики роялей, и заграничной немки Гертруды фон Зейдлиц... Когда у супругов (Бехштейн. - А. М .) не было наличных денег, они давали Гит-


1 Генри Э. "Гитлер против СССР", стр. 71. М. Соцэкгиз. 1937.

стр. 138

леру картины и другие произведения искусства, которые он превращал в деньги" (К. Гейден, стр. 118 - 119).

Об "истории Гитлера-Эссера" Гейден говорит: "Новая карьера Геббельса в партии началась как раз тогда, когда, окончилась карьера другого вожака, кое в чем сходного с ним. Мы имеем в виду Германа Эссера. Этот невозможный молодой человек вызвал своими интимными связями нарекания в нюрнбергских партийных кругах. Когда к нему обратились с упреками, он огорошил своих обвинителей следующим ответом: благодаря своей связи с той нюрнбергской дамой, о которой идет речь, он в плохие времена добывал у ее мужа деньги для партии, Гитлер же до сих пор не вернул этих денег" (К. Гейден, стр. 180). Эрнст Отвалы об этом же рассказывает: "Не нужно бесконечно повторять, как Адольф Гитлер с нищенской сумой в руках ходил от одного крупного промышленника Германии к другому и с успехом попрошайничал. Уже давно известно, что целый ряд выдающихся немецких промышленников, среди которых достаточно назвать Тиссена, Кирдорфа и братьев Лахузен из Бремена, постоянно поддерживал национал-социалистскую партию значительными средствами" (Э. Отвальт, стр. 128).

Когда нацистская банда, и ее "фюрер" стали пополнять свою кассу из средств Тиссена, Борзига, Феглера и других магнатов финансового капитала, сутенер Гитлер считал себя обязанным читать мораль и нравоучения продолжающему по старой привычке альфонствовать Эссеру, освободившемуся от необходимости делить свой заработок с патроном.

Не стоило бы приводить эти подвиги "нравственности" Гитлера, если б этот людоед не любил прикрывать свои кровавые преступления морализирующими сентенциями. Позднее, 30 июня 1934 г., перерезав добрую треть своих сподвижников, приведших его к власти, а кстати заодно и тысячи антифашистов, томившихся в лагерях, Гитлер объяснял эту варфоломеевскую ночь как вынужденное средство искоренения безнравственности, так как он-де не может потерпеть, чтобы национал-социалистское движение было запятнано пороком гомосексуализма.

Рем умел только резать, Геринг специализировался на провокациях и убийствах, Геббельс мастерски врал, Гиммлер набил руку на пытках и истязаниях, преимущество Гитлера, перед его сподвижникам по уголовной шайке, позволившее именно ему, а не другому стать "фюрером", заключалось в том, что он в одном своем лице сочетал все пороги, "таланты" и "наклонности", присущие каждому из этих бандитов в отдельности.

В своих честолюбивых планах и кровавых замыслах Гитлер всегда оставался авантюристом.

Гейден считает отсутствие твердой воли и авантюризм в политике и личной жизни характерными чертами Гитлера. Он пишет о Гитлере как об истерике: "Даже в частной беседе истерические взрывы внезапно сменяются жалким лепетом, как только собеседник переходит в наступление, задает вопросы, переносит спор на почву фактов. Худший из всех игроков, Гитлер не в состоянии спокойно встретить поражение" (К. Гейден, стр. 51).

Вся история Гитлера и нацистской партии есть история авантюристской политики. Гейден детально описывает целый ряд авантюр фашистов, особенно подробно он останавливается на авантюристском "пивном путче" 1923 года. Гейден показывает, как в самый ответственный момент, накануне выступления, "вождь национальной революции" метался в непреодолимых сомнениях и колебаниях: "В ночь на 9 ноября Гитлера бросало то в жар, то в холод, он пережил минуту ликовании, отчаяния, разочарования и надежды. "Теперь настанут лучшие времена", - сказал он Рему, сияя от счастья, и обнял друга... Часом позже он уже мрачно говорил, что "хорошо будет, если удастся из этой истории кое-как выбраться; если же ее удастся, придется повеситься" (К. Гейден, стр. 133). Эти колебания настроений Гитлера продолжались до самого выступления, закончившегося, как известно, бегством "вождя".

Этот авантюризм проявлялся и в специфических для фашистов расчетах на запугивание противника, мистификациях, широко применяемых ими и сейчас так, во время путча 1923 г., при столкновении фашистов с полицией, Геринг, по свидетельству Гейдена, "вышел из строя вперед, приложил руку к козырьку и объявил: "За первого убитого в наших рядах поплатится жизнью один из заложников". На самом деле, однако, повстанцы вовсе не вели с собой заложников" (К. Гейден, стр. 136).

Однако, возвращаясь к первому периоду "деятельности" нацистской банды, нужно подчеркнуть, что несмотря на все усилия Гитлера нацистская партия по-прежнему оставалась ничтожной, не имеющей никакого влияния группкой. Ни социальная демагогия, ни восхваления Бресту и проклятия Версалю, расточаемые Гитлером, ни прямое или косвенное участив в убийстве Эрцбергера, Ратенау и в других террористических актах не могли обеспечить партии реального влияния в политике.

стр. 139

Лишь в кризисном, 1923 году нацистская партия обнаружила некоторую тенденцию роста. Гитлер даже пытался, используя неустойчивость общественной обстановки, произвести путч в Мюнхене. Гейден и Отвальт подробно описывают этот неудавшийся государственный переворот в мюнхенской пивной. О нем стоят упомянуть, так как он со всей очевидностью обнаружил еще одно неоспоримое качество "фюрера": этот хвастливый наглец-фанфарон оказался самым жалким трусом. После неудачного покушения на вооруженное выступление 1 мая 1923 г., когда Гитлер, еще не начав "сражения", бежал за пределы Мюнхена от скорее воображаемого, чем реального противника, он решил восстановить шок подмокшую репутацию "настоящим", тщательно подготовленным переворотом в общегерманском масштабе. На деле этот государственный переворот свелся к фарсовому представлению в мюнхенском кабаке "Бюргерброй" с клоунадским выстрелом в потолок, бессвязным лепетом "диктатора" и потрясением пивными кружками. Но Гитлер не был обескуражен этим "пивным путчем". Приставив дуло револьвера к виску, он драматически воскликнул: если завтра я не окажусь победителем, я умру!" Но "завтра" обнаружило, что "храбрый полководец" не обладает мужеством, хотя бы в элементарной для рядового солдата форме. При первом выстреле горсточки полицейских, преградивших дорогу многочисленной колоше "борцов против красного Берлина", "освободитель Германии" Гитлер падает навзничь на живот. Он не убит, он даже не ранен, он просто боится быть подстреленным и тут же бежит с "поля брани". Людендорф, участвовавший с Гитлером в "походе", как известно, после путча порвал с ним, так и не простив ефрейтору этой позорной трусости.

В 1924 - 1928 гг., в относительно "тихое" время частичной стабилизации капитализма, нацистская партия влачила самое жалкое существование. Ее численность не достигала 20 тыс. членов, количество избирателей, шедших за ней на выборах, было ничтожным. Книгопродавцы не желали распространять "Моей борьбы" Гитлера: это "произведение" решительно никто не хотел читать.

И лишь с 1929 г., с начала экономического кризиса, нацистская банда добивается некоторых успехов. Подобно ядовитому болотному растению она росла на набухающей социальными бедствиями трясине экономического кризиса.

Гитлеровские обманщики и лгуны сыпали как из рога изобилия бессовестными, безответственными обещаниями: оси обещали безработным работу, рабочим и служащим - высокие заработки, буржуазии-прибыли, крестьянам - доходы, помещикам - помощь, женщинам - мужей, "мужам" - "великую, непобедимую Германию". Понятно, что германский рабочий класс, честные, прогрессивные элементы страны не поддаются этой беспримерной по лжи и бессовестности демагогии. Но лозунг "Freiheit und Brot!" ("Свободы и хлеба!"), лозунг, украшавший собой все обложки нацистских изданий, находит отклик у разорившегося лавочника или голодающего конторщика.

Вся эта "антикапиталистическая" демагогия представляла собой сознательный, тщательно продуманный обман масс. Отвальт воспроизводит характерный разговор Отто Штрассера с Гитлером. На вопрос Штрассера, что означает социализм нацистов, "осталось ли бы у акционеров и рабочих в вопросах собственности, прибыли и руководства все по-старому или нет", Гитлер цинично отвечал: "Ну само собой разумеется!" Он не замедлил вскоре избавиться от тех элементов в нацистском руководстве, которые были склонны принимать его "социализм" слишком "всерьез".

Борьба, которая развернулась в 1930 - 1932 гг. в верхах господствующих классов, между окружением Гинденбурга, националистами Гугенберга и нацистами, в значительной мере была связана с тем недоверием, которое испытывала известная часть германской буржуазии к способности Гитлера справиться с обманутыми им слоями мелкой буржуазии. Гейден очень тщательно и подробно прослеживает все этапы и перипетии этой борьбы.

Гитлеровская банда, опираясь на голоса обманутых ею слоев мелкой буржуазии, пришла к власти 30 января 1933 года. И теперь, сбросив маску, она обнаружила до конца свое подлинное лицо, точнее, звериный оскал чумного, взбесившегося пса. Гитлер начал войну против германского народа. Фашистские банды подвергли страну разгрому. Они установили в стране кровавую, террористическую диктатуру - тотальный режим господства гитлеровской клики - режим политического бандитизма, организованного в государственном масштабе. Тысячи антифашистов были убиты, сотни тысяч брошены в концентрационные лагери. Люди, составлявшие цвет германской культуры: проф. Эйнштейн, Генрих Манн, Томас Манн, Эрих Ремарк, Лион Фейхтвангер и десятки других, - должны были покинуть свою родину, растоптанную Гитлером. Не успевшие спастись бегством, как например Оссецкий, Эрих Мюзам и другие, были замучены насмерть в фашистских лагерях. Садист и наркоман Геринг, из пациента

стр. 140

психиатрической клиники превратившийся в министра и маршала "третьей империи", торжественно провозгласил: "Моей задачей не является творить справедливость, а искоренять и уничтожать". Кровавый произвол, ничем не ограничиваемое всевластие Гитлера и его клики, топором и виселицей искореняющих инакомыслящих, - это и был "новый порядок" "третьей империи".

Все самостоятельно существовавшие политические партии и организации, в том числе буржуазные конкуренты нацистов, были разгромлены и уничтожены. Гитлер в одной из своих речей хвастливо заявил: "Произошла невиданная еще унификация политической жизни". Гейден по этому поводу справедливо замечает: "Этим самым Гитлер пустил в оборот во внутриполитической борьбе в Германии слово "унификация", которое с тех пор служит прикрытием всех насилий и позорных дел национал-социализма" (К. Гейден, стр. 310).

Фашистский терроризм не только политически закабалил германский народ: он обрек его на нищету и экономическое разорение.

Гитлер торжественно возвестил о своем "четырехлетием плане". Если в этой фашистской "четырехлетке", порученной к исполнению бандиту Герингу и были элементы плана, то главным из них было ограбление трудящихся ради ускоренной подготовки войны. Краеугольным камнем "четырехлетнего плана" было создание лагерей трудовой повинности. Фашистские заправилы изображали трудовую повинность как "социалистическое" мероприятие, как радикальное средство уничтожения безработицы. Однако истинный смысл "трудовой повинности" был еще в 1933 г. достаточно откровенно вскрыт органом германской военщины - журналом "Deutsche Wehr".

"Центральными вопросами добровольной трудовой повинности, - говорилось в этом журнале, - являются для нас не обработка новой земли и возникновение новых дорог, не ликвидация безработицы, а дисциплинирование молоджи, объединенной в суровом лагере в качестве солдат. В этой прусской мужественной школе характеров заключается смысл трудовой повинности"1 . Нацистский полковник Хирль, назначенный Гитлером руководителем трудовой повинности, определил характер возглавляемой им организации еще более выразительно. Институт трудовой повинности, по словам Хирля, - это "счастливое сочетание солдатчины, рабочего духа и молодости" (К. Гейден, стр. 356).

Сотни тысяч безработных были брошены в лагери трудовой повинности, где без всякого вознаграждения должны были ускоренным темпом проходить курс военной муштры. Рабочие, занятые на производстве, лишенные права стачек, права, организации своих профсоюзов, отданные под надзор пьяницы Лея и его "Arbeiterfront", были обречены на каторжный труд за нищенскую заработную плату. Если в 1929 г. средний заработок одного трудящегося составлял 2406 марок в год, то в 1934 г. он составлял уже 1974 марки. В дальнейшем средний заработок трудящихся еще более понизился2 . Учитывая, что одновременно покупательная способность марки снизилась на 40 - 50%, а отчисления и налоги возросли в огромной степени, становится понятным, что фашизм действительно обрек рабочий класс на нищету.

Городская мелкая буржуазия, ремесленники, которым Гитлер столько раз обещал "золотое будущее", разорялись от конкуренции крупных предприятий, кстати, подвергнутых принудительному картелированию. По данным, приводимым тов. Вильгельмом Пиком, общая сумма годового дохода германских ремесленников упала с 4 млрд. марок перед мировым кризисом до 1,8 млрд. в 1935 году3 . Крестьянство, ожидавшее реализации обещанной нацистами программы повышения доходов, получило от Гитлера "реформатора исторического масштаба" - аргентинского немца Вальтера Дарре. Гейден рассказывает, что первым шагом Дарре после назначения его министром было его "согласие" на то, чтобы "нассауские крестьяне вблизи Висбадена, где Дарре написал свода книгу о "Крестьянстве как источнике северной расы", поставили ему... базальтовый памятник весом в 120 центнеров со следующей надписью: "Р. В. Дарре благодарное крестьянство его родного нассауского округа" (К. Гейден, стр. 345). Однако подлинное крестьянство Германии не могло испытывать к Дарре чувств, запечатленных на его памятнике нассаускими ценителями литературных упражнений нацистского министра. Аграрное законодательство Дарре, политика автаркии, политика поддержки и поощрения крупных хозяйств привели к разорению среднего и беднейшего крестьянства.

Вместо обещанных "свободы и хлеба" фашизм превратил Германию в страну


1 Цит. по сборнику "Германский фашизм у власти", стр. 56. М. Соцэкгиз. 1935.

2 "Правда" от 19 марта 1937 года.

3 Пик В. "Гитлеровский фашизм - главный поджигатель новой мировой войны". "Коммунистический Интернационал" N 6 за 1937 год.

стр. 141

рабства, виселицы и нищеты. Фашизм враждебен и ненавистен германскому народу. Германский народ против гитлеровского бандитизма.

Конрад Гейден - не коммунист, не марксист, не социалист: Гейден - либеральный журналист, любящий свой народ и потому возненавидевший фашизм. Он заключает свою книгу призывом к борьбе с гитлеризмом.

Для Гейдена и Отвальта, наблюдавших войну гитлеризма против германского народа, уже с первых дней этих кровавых насилий было совершенно ясно, что, поработив народ собственной страны, германский фашизм начнет кровавую войну за порабощение и уничтожение свободных народов мира.

Гейден и Отвальт оборвали свое изложение на 1933 - 1934 годах. Гейден заключает свою книгу следующим выводом: "Фашизм может выбирать только между нищетой и войной. И то и другое приведет к его уничтожению. Мы хотим надеяться, что гибель эта произойдет на первом пути, но мы должны быть готовы и ко второму исходу. Каждый, кто любит свободу, должен внести свою лепту, чтобы конец фашизма явился не концом, а началом Европы" (К. Гейден, стр. 371 - 372).

22 июня 1941 г. чумные фашистские псы в бешеном неистовстве напали на советскую землю.

Советский народ в едином фронте со всеми свободолюбивыми народами мира ведет великую освободительную войну против фашистского варварства.

В этой войне он сокрушит и уничтожит немецко-фашистские орды, он раздавит фашистскую гадину, воздаст сторицей фашистским палачам за кровь и слезы миллионов людей и вычеркнет навсегда ненавистное имя людоеда Гитлера из памяти освобожденного человечества.

А. Манфред

----------

НИКОЛЬСОН Г. Дипломатия. Перевод с английского под редакцией и с предисловием А. А. Трояновского. Библиотека внешней политики, Огиз. Государственное изд-во политической литературы. 1941. 154 стр. 4 руб.

Автор книги Гарольд Никольсон, сын английского посла в России в 1906 - 1910 годах Артура Никольсона, родился в Тегеране в бытность отца его посланником в Иране, долгое время состоял на дипломатической службе, а в настоящее время занимает в кабинете Черчилля должность товарища министра по делам информации.

В своей книге Г. Никольсон пытается наметить историческую смену форм, в которых проявлялась деятельность дипломатии, дать своего рода эволюцию дипломатии.

Книга распадается на десять глав, из которых первые четыре (стр. 17 - 66) посвящены истории дипломатии. Автор рассматривает в них "происхождение организованной дипломатии" (гл. I), "развитие теории дипломатии" (гл. II), "переход от старой дипломатии к новой" (гл. III) и "демократическую дипломатию" (гл. IV) как последний этап в историческом развитии дипломатии. На этих главах мы и сосредоточим наше внимание.

Изложению истории дипломатии предпослано определение понятия дипломатии, с указанием, "в каком смысле или смыслах это слово будет употребляться в дальнейшем" (стр. 19). Автор приводит пять значений этого слова в английском языке и останавливается на определении, которое дает "Оксфордский английский словарь":

"Дипломатия - это ведение международных отношений посредством переговоров; метод, при помощи которого эти отношения регулируются и ведутся послами и посланниками; работа или искусств" дипломата" (стр. 20). Он различает при этом дипломатию "законодательную" - политику парламентов и центральной власти - и дипломатию "исполнительную" - проведение этой политики в жизнь органами дипломатической службы заграницей (там же).

В своем историческом очерке автор желает дать "эволюцию дипломатической службы" (стр. 20). В Греции в эпоху Гомера, говорит он, дипломат был простым вестником, глашатаем: "он должен был обладать только хорошей памятью и зычным голосом" (стр. 22). Это очень упрощенный взгляд на дипломата гомеровского времени, и сам автор в дальнейшем, в главе о развитии теории дипломатии, вспоминает "героическую фигуру Улисса (Одиссея), "плодородного изворотливостью" (стр. 33). Вестника, этого обладателя зычного голоса, сменил в роли дипломата, как представителя греческого города-государства, адвокат, обязанность которого состояла в том только, чтобы "произносить блестящие речи" (стр. 22). Автор приводит из Фукидида описание греческой дипломатической конференции и на основании этого утверждает, что "уже в V века

стр. 142

до н. э. греки выработали какую-то систему постоянных дипломатических отношений, было признано, что международные отношения нельзя регулировать и вести только при помощи хитрости и силы и что существует какое-то право, стоящее выше национальных интересов и выгод момента" (стр. 23).

"Эти традиции и правила перешли от греков к римлянам", - утверждает далее автор. Известно, однако, что римляне еще в период своих междуродовых и междуплеменных отношений выработали свое особое дипломатическое искусство, строго придерживаясь его правил, объединенных в стройную и хорошо развитую систему так называемого фециального права. О последнем автор не говорит ни слова, его определения: "jus civile", "jus gentium" и "jus naturale" (стр. 23) - не дают настоящего понятия об этих терминах. Римляне, говорит Никольсон, не обладали особыми дипломатическими способностями... они применяли больше методы воина или строителя дорог, чем дипломата... оказали влияние на дипломатию не в области техники переговоров, но в области международного права (стр. 23); они создали "квалифицированных архивариусов, специалистов в области дипломатических прецедентов и процедуры" (стр. 24). Но если последнее верно, то можно опросить автора, зачем нужны были римлянам эти специалисты и собираемые ими дипломатические прецеденты, если не для того, чтобы дать своим дипломатам в руки хорошее орудие для успешного ведения дипломатических переговоров? О позднейшем Риме, достигшем высшей ступени своего могущества, автор верно говорит, что он "в обоих взаимоотношениях пользовался скорее колониальными и административными приемами, чем дипломатическими" (стр. 24).

Следующий этап в эволюции дипломатии совершился, по мнению Никольсона, в Византии, ибо "постам византийских императоров поручалось не только представлять интересы империи при дворах деспотов, но также слать подробные донесения о внутреннем положении чужих стран и о взаимоотношениях этих стран между собой... Нужны были люди наблюдательные, с большим опытом и здравым суждением. Таким образом постепенно развился тип профессионального дипломата" (стр. 24). Дипломатия вступила в третий этап своего развития. "Эта эволюция, - уточняет автор, - происходила медленно. Лишь в XV веке, когда итальянские государства начали назначать постоянных послов, дипломатия как профессия получила всеобщее признание" (стр. 25).

В изложении четырех последующих страниц трудно уловить основную мысль автора. Речь идет о средних веках. Эта, по мнению автора, "эпоха мрачного средневековья, особенно в феодальной Европе, мало подходила для установления системы" регулярных международных связей" (стр. 26). Но, с другой стороны, автор отмечает то внимание, с которым в средние века, уже в эпоху Каролингов, относились к организации дипломатических архивов. "Можно без преувеличения утверждать, - говорит автор, - что впервые в папских и прочих канцеляриях под началом и руководством "мастеров свитков", или хранителей судебных архивов, были установлены обычаи дипломатии как науки, основанной на прецеденте и опыте" (стр. 25). Но содержание архивов не ограничивалось судебными документами: в них содержались и государственные документы, в частности международные договоры. На изучении их воспитывались будущие дипломаты.

Несмотря на данную автором неблагоприятную для развития дипломатии характеристику средних веков он все же верно приурочивает зарождение "современной дипломатии" к периоду расцвета городских республик Италии XIII-XIV веков. Здесь, говорит он, "возник тип государственного деятеля-дипломата" и выражает сожаление, что "Италия является колыбелью современной дипломатии" (стр. 26). Он поясняет это через 10 страниц: "Дипломатия средних веков имела главным образом итальянский, точнее византийский, привкус. Этому наследию она обязана той плохой славой, которой она пользуется в современной Европе" (стр. 35).

К XIV веку относится и появление в Италии первых постоянных посольств, хотя Никольсон утверждает, что "первая отмеченная в истории постоянная миссия была учреждена в Генуе в 1455 году миланским герцогом Франческо Сфорца" (стр. 26 - 27). Не говоря о городах-республиках Италии, в XIV в. постоянных послов при папском дворе в Авиньоне содержал арагонский король Хайме (Яков) II, и донесения этих послов сравнительно недавно изданы Генрихом Финком в "Acta arragonensia". "Ученые, - говорит Никольсон, - видят первый образец постоянных миссий в системе легатов папы. Нет достаточно убедительных доказательств, подтверждающих этот факт" (стр. 26). Постоянное посольство Арагона при папском дворе является, однако, достаточно убедительным доказательством того влияния, которое "система легатов папы" сказала на возникнувшие института постоянных посольств.

Минуя XVII и XVIII века, автор от

стр. 143

XVI века прямо переходит к актам Венского и Аахенского конгрессов 1815 и 1818 годов, установивших прочные правила в системе посольских рантов. Но обойденные автором два столетия является золотым веком дипломатии, и миновать их при изложении ее истории, казалось бы, невозможным.

Следующая, II глава книги Никольсона, посвященная развитию "теория дипломатии", является, по существу, дополнением к первой. Основная мысль автора такова: "Прогресс теории дипломатии заключается в замене узких взглядов об исключительности прав племени более широкими взглядами о важности общих интересов" (стр. 32). Здесь кое-что узнаем о дипломатии XVII века. "Сомнительная репутация", которую приобрели дипломаты этого и последующего времени и от которой "страдают их наследники", объясняется тем, что "дипломатия попала в феодальную Европу из Византии через итальянские города-государства" (стр. 35). Но надо ли ходить за объяснением так далеко? В дальнейшем дурная слава дипломатии XVI-XVII вв. объясняется усвоением дипломатией доктрины Макиавелли (стр. 36): "Они давали взятки придворным, подстрекали к восстаниям и финансировали восстания, поощряли оппозиционные партии, вмешивались самым пагубным образом во внутренние дела стран, в которых они были аккредитованы, они лгали, шпионили, крали" (стр. 35). Автор вспоминает по этому поводу шуточное определение своего звания английским послом сэром Генри Уоттоном, записанное им в альбом своего знакомого в Аугсбурге: "Посол - это честный человек, которого посылают заграницу лгать для блага своей родины" (стр. 11). Автор в ходе развития "теории дипломатии" склонен видеть кривую восходящую линию с общей тенденцией к улучшению и считает факторами этого улучшения две силы: право и торговлю. Говоря о последней, он замечает, что "здоровая дипломатия здравого смысла -изобретение среднего сословия" (стр. 39). В самой теории дипломатии автор считает возможным: различать два направления: "теорию военно-политической касты", как пережиток прошлого, и "более буржуазную теорию, развившуюся на почве торговых связей". "Первое направление, - говорит он, - склонялось к политике силы и много уделяло внимания вопросам национального престижа, положения, старшинства и блеска, второе интересовалось политикой, дающей прибыль, и занималось, главным образом, успокоением, примирением, компромиссами и кредитами... Первую теорию молено назвать воинственной, или героической, вторую - купеческой, или теорией лавочника. Первая рассматривает дипломатию как войну иными средствами, вторая - как фактор, помогающий мирной торговле... не только цели, которые ставит себе военная школа, - грабительские, но и методы, которыми проводится эта политика, являются скорее военными, чем гражданскими. Переговоры при такой системе напоминают военные действия"; "применяются и запугивание, и жестокость, и сила". "Штатская теория переговоров основана на предпосылке, что компромисс между соперниками более выгоден, чем полное уничтожение соперника... Вопросы престижа не должны мешать заключению разумного делового соглашения" (стр. 39 - 40).

Эта не лишенная интереса и в общем верная характеристика двух основных направлений дипломатии вызвала замечание со стороны редактора перевода. "Никольсон забывает, - говорит он, - что международная торговля имела всегда и другую сторону - ожесточенную борьбу за рынки сбыта, за сырье, а в эпоху империализма - за экспорт капитала и за передел поделенного мира" (стр. 14 - 15). Никольсон ничуть не закрывает глаза на это обстоятельство. Он признает, "что эти направления часто переплетались. Были эпохи, когда феодальная концепция становилась миролюбивой, а буржуазная чрезвычайно воинственной" (стр. 39).

Автор говорит далее (гл. III) о переходе старой дипломатии к новой, совершившейся в XIX веке". Переход этот вызван, говорит он, не столько изменениями в этике, сколько перемещением власти (стр. 41), развитием конституционных монархий, ибо "хотя влияние монархов долго сказывалось на практике и теории дипломатии, центр тяжести дипломатической машины начиная с 1815 года был перенесен из придворных сфер в министерские, и эта перемена оказала воздействие на постепенное изменение дипломатических методов" (стр. 47). "Будуарная" дипломатия и дипломатия, действующая через придворных фаворитов, сделалась невозможной, вышла из употребления. В числе факторов происшедшей перемены Никольсон указывает на "чувство общности между народами" ("европейский концерт"), на "растущее понимание значения общественного мнения" и на "быстрый рост путей сообщения и способов связи" (стр. 49).

Последняя глава (IV) исторического очерка посвящена современной "демократической дипломатии". Характерные черты ее автор усматривает в открытых переговорах на конференциях и, в част-

стр. 144

ности, на заседаниях Лиги наций и в обязательной регистрации международных договоров в секретариате Лиги наций. Новая практика, говорят он, очень осложняет переговоры. Главную опасность он усматривает "в безответственности суверенного народа", которая "поощряется некоторыми популярными газетами, способными поддерживать отказ от данных (дипломатами) обещаний", а вторая опасность заключается, по его мнению, в том, что "обычный избиратель не только невежествен, ленив и забывчив там, где вопросы касаются международных обязательств, за которые он отвечает, но он не проявляет в отношении вопросов внешней политики той вдумчивости и понимания, которые он посвящает делам внутренним" (стр. 61). Дав резкую критику "демократической дипломатии", автор оговаривается, что он не считает ее "более неспособной или опасной, чем ей предшествовавшие", и что она еще не нашла формулы, определяющей ее деятельность" (стр. 65). Основная задача, по его мнению, - "употребить все- усилия, чтобы воспитать народ".

Мы рассмотрели историческую часть книги Никольсона. В ней нельзя не отметить стремления автора установить известную закономерность в развитии дипломатии. Однако надо признать, что эта задача автору не удалась. Вестник-глашатай с "зычным голосом", оратор, "произносящий блестящие речи", "будуарный" дипломат и дипломат демократии едва ли могут быть приняты за основные этапы в развитии дипломатии. В этом развитии главный интерес представляет профессиональный дипломат, появляющийся на исторической арене в средние века, но этот период времени, "эпоху мрачного средневековья", автор игнорирует и лишь мимоходом говорит о XII и XIII веках.

Вторая, большая часть жижи, обнимающая шесть последних глав (V-X), посвящена современной дипломатии, в частности ее технической стороне. Автор говорит здесь об идеальном дипломате (гл. V), о типах европейской дипломатии (гл. VI), о последних изменениях в дипломатической практике (гл. VII), о дипломатической технике (гл. VIII), о дипломатической службе (гл. IX), о дипломатическом языке (гл. X). На этих главах мы не станем подобно останавливаться, ограничившись лишь беглым обзором их.

От идеальною дипломата автор требует "семь особых дипломатических добродетелей": правдивости, точности, спокойствия, ровного характера, терпения, скромности и лойяльности; но, само собой разумеется, добавляет он, что идеальный дипломат должен обладать умом, знанием, наблюдательностью, осторожностью, гостеприимством, очарованием, прилежанием, мужеством и тактом.

Автор дает характеристику отдельных типов европейской дипломатии, исходя из национальных черт. Американские дипломаты отличаются пессимизмом: они "уверены, что все дипломаты только и ждут того, чтобы перехитрить, запутать, унизить тех, с кем они ведут переговоры. Они вступают на конференцию, как Даниил в клетку львов" (стр. 80). Профессиональная дипломатическая служба в Америке только начинает внедряться; дипломатические посты обычно занимали дипломаты-любители; однако из личных своих встреч автор вынес впечатление об американских дипломатах как о "людях рассудительных, находчивых, хорошо осведомленных, точных и чрезвычайно надежных".

В противоположность американским дипломатам английские, по наблюдению автора, слишком оптимистичны. На характеристике английской дипломатии автор останавливается долго, приводя как чужие суждения, весьма противоречивые, так и свои собственные заключения. Неизменным принципом внешней политики Великобритании является, по мнению многих, принцип политического равновесия, но, замечает автор, "не какая-то особая добродетель заставляет Великобританию выступать в роли защитника прав малых стран", а ее политическое положение. Он приводит "льстящее британскому самолюбию" мнение автора "Духа британской политики" Канторовича, который считает основными качествами английской дипломатии "благородство, объективность и гуманность", но указывает и ее "главный недостаток - иррациональность, т. е. отсутствие продуманных планов" (стр. 84). Соглашаясь с тем, что английская дипломатия "слишком оптимистична, беспорядочна, уклончива, иррациональна и изменчива", автор дает перечень хороших сторон английского дипломата: он терпим и справедлив, надежен и добросовестен, держится с благородством, не хвастается и знает, что успешная дипломатия, так успешная торговля, основана, на доверии и сговорчивости.

"Немецкая политика, является в основном "политикой силы", и "немецкая дипломатия отражает эту военную концепцию", - говорит автор. "Политика силы" находит свое обоснование и оправдание в немецкой философии (Фихте, Гегель). Характерной чертой этой политики является "дипломатия неожиданности", "из всех форм дипломатии... самая опасная" (стр. 88). Французская политика в последние 60

стр. 145

лет руководилась исключительно страхом перед ее восточным соседом. "Французская дипломатия... имеет долгую традицию... она обслуживается людьми с удивительным умом, большим опытом и огромным обаянием. Французы соединяют тонкость наблюдения с особым даром ясной убедительности. Они благородны и точны, но они нетерпимы... профессиональные политики не всегда предоставляют профессиональным дипломатам достаточную свободу действия" (стр. 90).

Итальянская дипломатия "не покоится на приемах частной торговли, или на политике силы, или на логике, выдвигающей определенные цели. Она более чем оппортунистична, она основана на беспрестанном маневрировании. Цель внешней политики Италии состоит в том, чтобы путем переговоров приобрести большее значение, чем это соответствует ее собственным силам" (стр. 90 - 91). Итальянская дипломатия, ловкая по существу, "соединяет честолюбие и притязания великой державы е методами малой державы" (стр. 91).

Посвятив целый ряд страниц (гл. VII) "последним изменениям в дипломатической практике", где речь идет о практике ведения переговоров на конференциях и о деятельности Лиги наций, автор переходит "к изложению "дипломатической техники" (гл. VIII) и "дипломатической службы" (гл. IX). В первой речь идет о местничестве среди послов, о назначении посла, об агремане, о вручении верительных грамот, об отозвании послов, о признании восставших воюющей стороной, о разрыве дипломатических сношений, об обязанностях дипломатического представителя, о работе конференций и конгрессов. По всем этил вопросам даются элементарные сведения с отсылкой к известному "Руководству по дипломатической практике" Эрнеста Сатоу. Относительно опорного вопроса о последствиях разрыва, дипломатических отношений автор довольствуется указанием, что разрыв "не всегда является вступлением к войне" (стр. 111). В главе о дипломатической службе (стр. 117- 128) излагаются различные системы назначения дипломатических агентов: английская, германская, французская и американская и даются некоторые указания относительно консульской службы, причем автор высказывается в пользу слияния дипломатической и консульской служб в одну систему.

Последняя глава книги (X) посвящена дипломатическому языку, под которым автор разумеет как язык, на котором ведутся переговоры и составляются дипломатические акты, так и специфический, "дипломатический" способ выражать свои мысли. Вплоть до XVIII в. европейская дипломатия пользовалась латинским языком, когда этот последний уступил свое место французскому языку, а французский язык, в свою очередь, в XX в. должен был разделить свое господство с английским. О том, что латинскому языку предшествовал в роли международного греческий (в эпоху эллинизма), а этому последнему - ассирийский (в международных сношениях древнего Востока), автор не упоминает. Автор сожалеет об исчезновении старого обычая пользоваться одним языком, причем отдает первенство перед остальными языками французскому как "одному из самых точных языков, когда-либо изобретенных человеческим умом" (стр. 132).

Глава о языке заканчивается словарем наиболее употребительных в дипломатическом языке выражений. Их всего 60. Русскому читателю было бы удойнее иметь перед собою словарь в порядке русского алфавита, русский словарь с внесением в него в соответственные места технических терминов, выраженных на латинском или французском языке.

Заканчивается книга указателем имен, которые в этом случае размещены в порядке русского алфавита.

Мы рассмотрели обе части книги Никольсона, как историческую часть, так и часть, посвященную характеристике современной дипломатии. О первой части мы уже высказали свое суждение. Что касается второй, то она, собственно, и составляет центр тяжести всей книги. Как положительную сторону этой работы надо отметить, что запас наблюдений автора над современным положением дипломатии обширен, и многие суждения его в этой области не лишены интереса и остроты. Характеристика типов европейской дипломатии, правда, несколько расплывчатая, свидетельствует все же о наблюдательности автора и хорошем знании современного положения дипломатии. Недостаток его - отсутствие сосредоточенности над определенной темой: часто он ведет свой рассказ, как ведет его конферансье, переходя от одной темы к другой, но местами суждения его довольно метки. Редактор правильно указывает, что книга Никольсона, богатая конкретным материалом, написанная человеком, знающим дипломатию всесторонне, заслуживает того, чтобы с ней ознакомились наши читатели. Она может оказать хорошую помощь молодым дипломатам и всем, желающим ознакомиться с современной дипломатией и ее структурой.

Что касается перевода книги, то его надо признать в общем довольно удачным: при чтении книги забываешь, что имеешь

стр. 146

дело с переводом. К сожалению, однако это достигается нередко отступлениями от оригинала, причем в ряде случаев эти отступления не вызываются соображениями стеля. Имеются и неточности в передаче отдельных слов и выражений, пропуски и ненужные вставки.

Неточность в переводе слов: "deplored" - "возражал" (стр. 20), "heathen" - "варвары" (стр. 24), "rivalry" - "вражда".

Неточность в переводе отдельных выражений: "will be remembered" - "следует запомнить" (стр. 21), но в другом месте аналогичное выражение: "should be remembered"- передано верно: "нужно иметь в виду" (стр. 25).

Вставки: "tipical in its realism" - "почти современным реализмом" (стр. 33), "masters of the rolls"- "мастеров свитков, или хранителей судебных архивов" (стр. 25).

Пропуски слов: "transitory changes" - "изменения" (стр. 20), "killed and eaten" - "съедены" (стр. 21), "severely hampered" - "затруднены" (стр. 21), "later diplomatist" - "дипломата" (стр. 22); (пропущены слова: "Sudan" (стр. 24), "of their allies" - созыв Спартой конференции ее союзников (стр. 22), "sixteenth and seventeenth centuries" - XVI век (стр. 27); на стр. 38, в последнем абзаце, в конце первого предложения, пропущены слова: "from the chaos of the dark ages and the feudal system into the calmer waters of the middle ages":

Остается еще сказать два слова о труде редактора А. А. Трояновского. Ему принадлежат предисловие к книге, примечания к отдельным главам и подробный, на 13 страницах, указатель-план.

В предисловии дана в общем верная характеристика книги Никольсона, как сообщающей "интересный материал, помогающий понять важность дипломатической деятельности для интересов государства". А. А. Трояновский, пожалуй, переоценивает данный автором "исторический обзор форм и методов дипломатии", излагая содержание этого исторического обзора, он дополняет его новым материалом, но, к сожалению, на средние века, обойденные автором, и редактор не обратил должного внимания.

В примечаниях к отдельным главам даются пояснения географических, мифологических и исторических имен, а также некоторых фактов из новейшей истории дипломатии. Широким массам они облегчают понимание содержания книги, хотя, казалось бы, относительно некоторых слов можно было бы предположить осведомленность читателя, как например относительно слов: "Зевс", "Аполлон", "Римская империя", "Византия", "Каролинги", "Лига наций", "Далмация", "оракул". Два старейших университета - Оксфордский и Кембриджский - названы "аристократическими" (стр. 128); это едва ли верно для настоящего времени. О городе Рагузе сказано, что он ныне называется Дубровник. Это название ему было всегда присуще: сербы издавна называли его этим именем.

Обстоятельный "Указатель имен", приложенный к книге, стоил редактору немало труда, и русский читатель будет ему, несомненно, благодарен. "Указатель" включает только имена исторических деятелей, так как имена географические и мифологические разъясняются, как уже было сказано, в примечаниях к отдельным главам. О каждом историческом деятеле даны краткие биографические и иные сведения с указанием, точных хронологических данных. Сведения эти в общем верны. Можно указать только на один большой промах: о Гуго Гроции сказано, что "он впервые выдвинул принцип деления войн на "справедливые" и "несправедливые" (стр. 144), между тем как Гуго Гроций заимствовал это у средневековых канонистов, выдвинувших эту доктрину за несколько веков до Гроция. Венгерское имя "Szilassy" следует читать не "Силасси", а "Силаши" (стр. 151).

В. Грабарь


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/КРИТИЧЕСКИЕ-СТАТЬИ-И-ОБЗОРЫ-2015-09-28

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Alexander KerzКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Kerz

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

КРИТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ И ОБЗОРЫ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 28.09.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/КРИТИЧЕСКИЕ-СТАТЬИ-И-ОБЗОРЫ-2015-09-28 (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Alexander Kerz
Moscow, Россия
1420 просмотров рейтинг
28.09.2015 (3106 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
КРИТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ И ОБЗОРЫ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android