(ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ И СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ОБЗОР)

Речь идет об экономической и социальной структуре капиталистического поместья в Англии XVII-XX вв. - стране, где общество, базирующееся на капиталистическом способе производства, достигло в XVIII-XIX вв. наиболее широкого, наиболее классического развития; где в соответствии с постоянной тенденцией и законом развития капиталистического способа производства средства производства все более и более отделяются от труда: труд превращается в наемный труд, средства производства - в капитал, а отделенная от капитала и труда земельная собственность - в "форму земельной собственности, соответствующую капиталистическому способу производства"¹ ; где, наконец, образуется капиталистическое поместье с характерным для него трехчленным делением на три больших класса современного общества: собственники одной только своей рабочей силы, в частности наемные сельскохозяйственные рабочие в области сельскохозяйственного производства; собственники капитала - фабриканты в области промышленности, капиталисты- фермеры - в сельском хозяйстве; лендлорды, монополисты земельной собственности, - в области промышленности и сельского хозяйства. Такова экономическая и социальная структура, характерная для современного капиталистического общества, в частности для капиталистического поместья, коренным образом отличная от структуры феодальной вотчины, каковой являлся английский средневековый манор с его двухчленным делением: лорд манора и феодально зависимые крестьяне, держатели земли как "феодальной" собственности. Задачей "структурного анализа"² (притом количественного) является раскрытие закономерностей (как "функциональной зависимости", так и динамики) поземельных и рентных отношений, характеризующих различные типы экономической и социальной структуры капиталистического и феодального общества, причем эти закономерности тождественны по своей логической природе, но чрезвычайно различны по своим общественным проявлениям и результатам. Задачей настоящего обзора в этой связи является анализ нескольких ведущих работ в современной английской историографии (от сочинений Тоуни и его "школы" до последних работ Мингея и Томпсона), посвященных проблеме крупного капиталистического поместья.

*

Обзор мы начнем с книги Р. Г. Тоуни "Аграрная проблема в XVI столетии" и его статей о "росте джентри"³ , вызвавших полемику в специальной литературе и оказавших, безусловно, большое влияние на разработку проблем аграрной истории Англии не только XVI-XVII, но и XVIII в. (Х. Хабаккук, Дж. Тирск, В. Госкинс и другие). Несомненно, что именно Тоуни принадлежит заслуга постановки такой проблемы крупного

¹ К. Маркс. Капитал. Т. III. М. 1951, стр. 899.

² См. М. А. Барг. Структурный анализ в историческом исследовании. "Вопросы философии", 1964, N 10.

³ R. H. Tawney. The Agrarian Problem in the Sixteenth Century. London. 1912; ejusd. The Rise of the Gentry. "Economic History Review", 1941; ejusd. A Postscript. "Economic History Review", 1954, N 1.

капиталистического поместья, как его генезис. Однако доводит Тоуни свой анализ лишь до начала гражданской войны 40-х годов XVII века. Его ученик Х. Хабаккук расширил хронологические рамки исследования Тоуни; он берет период с 1680 - 1740 гг. до 40-х годов XVIII в., когда крестьянство в Англии погибает как класс, основой же этого процесса являлся именно рост дворянского землевладения и крупной землевладельческой знати в столетие, последовавшее за буржуазной революцией 40-х годов XVII века.

Большой заслугой Тоуни была не только постановка проблемы землевладения "джентри" и его роста еще в столетие, предшествовавшее буржуазной революции XVII в., но и уточнение проблематики такого исследования и привлечение к нему документов манориальной истории, которые дают возможность выяснить ряд вопросов, относящихся к динамике рентных и поземельных отношений, развитию капиталистических форм и типов хозяйства еще в XVI в. и образованию "крупного поместья" (great estate) нового типа, отличного от феодальной вотчины - английского манора средних веков.

Тоуни вскрывает, как еще в хронологических рамках изучаемого им периода развивалась система английского лендлордизма и "трехчленного" деления деревенского общества в Англии: лендлорд, капиталистический фермер и безземельный сельскохозяйственный рабочий. Это "трехчленное" деление деревенского общества, усердно восхвалявшееся в Англии XVIII в. в качестве условия максимального подъема сельскохозяйственного производства, подвергается в наши дни критике. С правовой точки зрения изучаемый автором период четко характеризовался борьбой между лизгольдом и копигольдом; в конце XVII столетия лизгольд общего права распространяется на большой площади, ранее сдававшейся по копиям манориальных судов. Само держание по копии (копигольд) постепенно утрачивает свой характер крестьянского держания. Все больший процент копигольда переходит в руки землевладельцев-дворян. Являясь в конце XVII в. классом еще достаточно многочисленным, копигольдеры-крестьяне приходят в следующее столетие в полный упадок и исчезают как класс. "Баланс собственности" в английской деревне решительно изменяется в пользу дворянства и крупной землевладельческой аристократии, подготовляя последующее господство земельной монополии этих классов. В столетие, отделявшее аграрную революцию XVI в. и религиозную реформацию от гражданской войны 40-х годов XVII в., складывается, по Тоуни, "современное английское понятие земельной собственности". Этот вывод исследователь пытался подтвердить путем подсчетов и количественного анализа новых источников, документов манориальной истории - ренталей и описей 118 маноров. Данные этих источников обработаны Тоуни в форме статистических таблиц, устанавливающих процентные соотношения различных групп крестьянства в ряде графств Восточной, Средней и отчасти Западной, Южной и Северной Англии. Это было важным вкладом в разработку ранее не изученных проблем аграрной истории Англии XVI-XVII веков. Тоуни установил несомненный факт наличия капиталистической дифференциации английского крестьянства еще в предшествовавшее буржуазной революции столетие, выступил в роли пионера в исследовании этого вопроса. Но это было лишь началом исследования, требовавшего продолжения и действительно затем продолженного другими исследователями. Привлечение Тоуни и его последователями документов манориальной истории оказало влияние и на исследовательские планы видного русского историка, профессора Московского ун-та А. Н. Савина, начавшего в 1913 г. систематический подбор ренталей и описей, хотя и относившихся лишь к отдельным манорам, преимущественно XVII века.

Ставит Тоуни и проблему крупного капиталистического поместья, в которое превращается в XVII-XVIII вв. феодальная вотчина - английский манор, изучаемый им по документам манориальной истории. Этой теме были посвящены две статьи, напечатанные Тоуни в "Журнале экономической истории"⁴ . Говоря о различных путях и вариантах развития крупного поместья в ряде стран Западной и Восточной Европы, Тоуни приходит к следующим выводам: в Восточной Пруссии крупное поместье - это "полуферма, полукрепость", которая использует труд крепостных крестьян, обязанных барщиной, и увеличивается в своих размерах за счет крестьянских держаний. Во Франции крупным землевладельцам не удалось согнать с земли крестьян-цензитариев, обязанных денежными, а частично и натуральными повинностями, которые в предшество-

⁴ "Economic History Review", 1941, 1954.

вавшие буржуазной революции XVIII в. десятилетия возрастают ("феодальная реакция"). Что касается Англии, то здесь условия не способствовали ни усилению "деспотизма юнкеров" ("вторичному закрепощению" прусского типа), ни "полуотречению" (halfabdication) французских сеньоров и фактическому переходу большей части земли в руки крестьян-цензитариев. "Модернизация" сельского хозяйства происходила здесь различными способами: пересматривая условия крестьянского держания, лорды майоров стремились освободиться от копигольдеров по истечении срока держаний "на жизнь"; скупая участки копигольдеров, лорды маноров также увеличивали размеры своих земельных владений, иногда вели на этой земле собственное хозяйство, иногда же сдавали землю в аренду фермерам и переходили к капиталистическому типу хозяйства, чему способствовали огораживания общинных земель. Таковы были условия развития сельского хозяйства в конце XVI в. и в столетие, предшествовавшее гражданской войне 40-х годов XVII века. Периодом "исключительной активности" и развития сельскохозяйственного производства были, по мнению Тоуни, 70 - 80-е годы XVII в., когда наносятся решительные удары по крестьянскому землевладению и идет усиленная мобилизация земельной собственности, особенно вслед за переворотом 1689 г. ("славная революция"), последствия которого для роста крупного землевладения в Англии - проблема, до сих пор недостаточно исследованная. Тоуни одним из первых ее поставил и попытался выразить языком цифр размеры "чудовищных обвалов", настоящей "оргии земельной спекуляции", которая имела своим результатом крушение крестьянской деревни и рост Земельной монополии в Англии еще в первой половине XVIII века. Хабаккук продолжил затем исследования Тоуни в этой области⁵ .

Но статистика Тоуни, основанная на анализе документов манориальной истории, Страдала, несмотря на ценность привлеченного им источника, рядом недостатков. Так, Тоуни пытался установить удельный рост дворянского землевладения и его размер по числу маноров, а не по общим размерам площади дворянского землевладения, которая могла быть различной в разных манорах, как и размеры отдельных маноров были весьма изменчивы: от крупных маноров до самых мелких кусков и обломков отдельных маноров. Поэтому как общие размеры дворянского землевладения, так и удельный вес различных групп крупного, среднего и мелкого дворянства установить весьма трудно: это требует огромной счетной работы, непосильной отдельному исследователю. Поэтому и выводы Тоуни, дополненные исследованием Хабаккука и являющиеся полезными по ИХ новизне и привлечению источников манориальной истории, носят характер сугубо предварительный и по своим статистическим итогам неточный.

Проблема экспроприации английского крестьянства в XVIII в. и роста на этой основе дворянского землевладения и монополии крупных землевладельцев оставалась н после работ Тоуни и его школы неразрешенной, требовавшей исследования как документов манориальной истории, так и приговоров парламентского огораживания, усилившегося особенно во второй половине XVIII - начале XIX в. и довершившего процесс радикальной экспроприации крестьянства и роста на этой основе поместья капиталистического типа и капиталистической аренды земли⁶ .

Изучая вопрос о земельной собственности и ее распределении между различными классами и группами землевладельцев, Хабаккук считал возможным разграничить следующие три группы земельных собственников в Англии (1680 - 1740 гг.): крупная землевладельческая аристократия, владевшая огромной площадью с ежегодным доходом Представителен этой группы примерно в 3000 ф. ст.; состоятельные сквайры с доходом от 800 до 2000 ф. ст. в год, но в среднем около 1000 ф. ст.; мелкие сквайры, деревенское джентри, "коммонеры" с доходами ниже 800 ф. ст. Эта группа сливается с мелкими фригольдерами, не принадлежавшими к джентри, то есть к мелкому дворянству, и составлявшими промежуточный слой между джентри и лизгольдерами. Часть своей земли представители третьей группы землевладельцев обрабатывали сами, ведя на этой земле собственное хозяйство, а часть земли сдавали в аренду фермерам из средних и мелких по размерам и типу хозяйств.

⁵ N. J. Habakkuk. English Landownership, 1680 - 1740. "Economic History Review", 1940, N 1.

⁶ Из соответствующей литературы, весьма многочисленной, мы остановимся лишь на тех работах, которые относятся непосредственно к вопросу о крупном поместье в Англии XVIII-XIX веков.

По наблюдениям Хабаккука, относящимся преимущественно к одному графству, Нортгемптонширу, "графству сквайров", и к представителям второй и лишь отчасти первой группы землевладельцев, большинство этих лиц были вторым или третьим поколением купцов, приобретших земли в XVI-XVII вв., огородивших свои владения и сдававших их в аренду крупным фермерам - овцеводам или скотоводам, снабжавшим лондонский рынок продуктами своего скотоводческого хозяйства. Наблюдения Хабаккука, несмотря на их локальный характер, представляют значительный интерес. Перед нами - несомненный факт образования крупных земельных владений, приобретавшихся купцами, превращавшимися в средних и отчасти в крупных земельных собственников и "одворянивавшихся", то есть приобретавших вслед за землей дворянские титулы. Однако эти наблюдения носят иллюстративный характер и не являются результатом систематически проведенных подсчетов даже в пределах одного графства. Подсчеты Хабаккука не содержат данных о распределении земельной собственности и указанных трех групп землевладельцев в Англии не только в целом, но хотя бы в ряде графств.

Вывод Хабаккука о росте земельной монополии крупных землевладельцев в Англии второй половины XVII-XVIII в. требует для своего подтверждения статистических подсчетов массового характера. Такие подсчеты позволят вскрыть не только удельный вес различных групп землевладельцев, особенно средних и крупных по размерам владений, но и динамику поземельных отношений в Англии в указанные столетия. Одна из очередных задач исследователей в области аграрной истории Англии XVII- XVIII вв. заключается в том, чтобы выразить языком цифр существо тех перемен и сдвигов в распределении земельной собственности между различными группами землевладельцев-лендлордов, которые произошли в десятилетия, следовавшие за буржуазной революцией 40-х годов XVII в., до переворота 1688 - 1689 гг., и нашли свое особенно яркое выражение в период аграрной революции и массовых парламентских огораживаний XVIII - начала XIX в., когда завершилась радикальная экспроприация сельского населения, почти целиком исчез класс мелких фригольдеров и копигольдеров крестьянского типа и сложилась земельная монополия крупных землевладельцев и система современного английского лендлордизма с характерным для нее трехчленным делением общества.

Э. Керридж, ученик и продолжатель Тоуни, поставил своей задачей изучить крупное поместье в Уилтшире, одном лишь графстве, использовав для этой цели манориальные описи графа Пемброка и Монтгомери⁷ . Результаты обработки этих источников даны им в ряде таблиц, иллюстрирующих движение ренты за столетие 1540 - 1640 годов. Эти подсчеты представляют большой интерес, позволяя судить об "улучшении ренты", то есть о дальнейшем развитии феодальной денежной ренты и превращении ее затем в ренту капиталистическую, а вместе с тем о превращении бывшей феодальной вотчины в крупное капиталистическое поместье нового типа, об экспроприации крестьянства и переходе к капиталистической аренде земли⁸ .

Аграрное законодательство Долгого парламента, бывшее у нас предметом многолетнего специального исследования профессором Горьковского университета С. И. Архангельским, способствовало крушению традиционных поземельных отношений и превращению феодального манора в крупное капиталистическое поместье. Дж. Тирск, также ученица Тоуни⁹ , располагая некоторыми архивными источниками, недоступными советским исследователям, показала, что в ряде случаев секвестрированные владения возвращались в руки прежних владельцев, покупавших их через подставных лиц, дей-

⁷ E. Kerrige. Surveys of the Manors of Philip, first Earl of Pembroke and Montgomery. Devizes. 1953 ("Wiltshire Archaeological and Natural History Society". Record Branch. Vol. IX).

⁸ На путь систематического изучения изданных Керриджем документов манориальной истории графства Уилтшир вступили и два советских историка - С. И. Архангельский (см. его статью "Уилтширские маноры графа Пемброка и Монтгомери по описи 1831 - 32 гг.". "Ученые записки" Горьковского государственного университета, 1959) и В. Ф. Семенов ("Описи земель графа Пемброка как источник по истории южноанглийского манора". "Очерки социально-экономической и политической истории Англии и Франции XIII-XVII вв.". Сборник статей. М. 1960).

⁹ Joan Thirsk. The Sales of Royalist Land during the Interregnum. "Economic History Review", "1952, N 2; ejusd. The Restoration Land Settlement. "The Journal of Modern History". Vol. XXVI. 1954, N 4.

ствовавших в качестве агентов бывших землевладельцев-роялистов. Тому же способствовало и "землеустройство" периода Реставрации Стюартов, о котором идет речь во второй упомянутой статье Тирск. Тем не менее несомненно, что односторонняя отмена феодальных повинностей, лежавших на владельцах рыцарского держания, способствовала превращению феодальных поместий в "современную", то есть буржуазную, собственность лендлордов, формально остававшихся "лордами маноров", но фактически обращавшихся в буржуазных собственников поместий. Поэтому земельные сдвиги, связанные с конфискациями, аграрным законодательством буржуазной революции и особенно с односторонним "освобождением" рыцарского держания, приходится рассматривать в качестве важного этапа в фактическом, а затем и в правовом превращении феодальных маноров в "буржуазную" собственность их старых и новых владельцев. Их бывшие владения, державшиеся ранее на правах феодальной собственности от лордов-маноров феодально-зависимыми от них крестьянами-копигольдерами, превращались в поместья нового, капиталистического типа, владельцы которых получали уже не феодальную денежную ренту со своих держателей по копии, а ренту капиталистическую с лизгольдеров как арендаторов общего права, вытеснивших "обычных" держателей по копии манориальных судов. В этом заключается существо тех перемен, которые происходили в английской деревне в следующее за буржуазной революцией 40-х годов XVII в. столетие.

Дж. Тирск является также автором регионального исследования по аграрной истории Линкольншира¹⁰ . Хотя книга Тирск посвящена преимущественно истории крестьянского землевладения в Линкольншире, этом типично крестьянском графстве, ее региональное исследование представляет особый интерес в связи с характеристикой самого направления и традиций в английской историографии аграрной истории Англии XVII-XVIII вв., которые определяются как "школа Тоуни". Работа Дж. Тирск содержит ряд таблиц, составленных на основании манориальных описей и списков держателей из различных маноров, - документов, полученных автором от своего учителя. Эти таблицы обнаруживают единство, преемственность приемов аграрно-статистического исследования, которыми пользовался и Тоуни и его ученики.

Но и тем и другим таблицам наряду с их достоинствами и новизной методики исследования присущ серьезный недостаток: они далеко не используют всех тех возможностей, которые содержатся в источниках данного типа. Изучая различные правовые и экономические группы землевладельцев-крестьян, упоминающихся в документах манориальной истории 118 маноров, Тоуни имеет в виду лишь число держателей, а не размеры и удельный вес землевладения той или иной группы собственников крестьянского типа. В своей более поздней статье "Рост джентри" (см. выше) он попытался выразить языком цифр существо земельных сдвигов XVI-XVII столетий. Но для выяснения этого нужны были бы гораздо более детальные подсчеты тех данных о размерах дворянского землевладения, которые имеются в источниках манориальной истории, особенно в манориальных описях. Возможно, что такие подсчеты и нельзя было бы произвести силами одного исследователя по 118 манорам, взятым Тоуни. Может быть, этим и объясняется тот факт, что ученики и продолжатели Тоуни переходят к практике региональных исследований, как правило, ограничивая их пределами одного графства. Так, работы еще одного ученика Тоуни, В. Госкинса, посвящены земельным отношениям в графстве Лейстершир¹¹ . Их итоги сходны с вышеупомянутыми.

В целом результаты исследования Тоуни и его школы по проблеме крупного капиталистического поместья нового времени и его "корней" в XVI-XVII вв. приходится признать лишь первыми попытками ввести количественный анализ в разрешение важной проблемы развития капиталистических отношений в Англии в первые два столетия эпохи первоначального накопления капитала.

Основная заслуга школы Тоуни состоит в постановке проблемы генезиса крупного капиталистического поместья как формы сельскохозяйственного производства, отличной

¹⁰ Joan Thirsk. English Peasant Farming. The Agrarian History of Lincolnshire from Tudor to Recent Times. London. 1957.

¹¹ W. G. Hoskins. Essays in Leicesterchire History. London. 1950; ejusd. The Midland Peasant. The Economic and Social History of a Leicestershire village. London. 1957; W. G. Hoskins, H. P. R. Finberg. Devonshire Studies. London. 1952; "Gloucestershire Studies". Ed. by H. P. R. Finberg. London. 1957.

от средневекового английского манора и от сеньориального хозяйства во Франции кануна буржуазной революции XVIII в. или, тем более, от "полуфермы-полукрепости" прусских юнкеров, основанной на эксплуатации крепостных крестьян, обязанных барщиной. В Англии еще в полустолетие, предшествовавшее гражданской войне 40-х годов XVII в., складываются условия, способствовавшие росту джентри и выделению из рядов крестьянства зажиточных йоменов, "кулаков того времени" (по определению Тоуни), а в 70 - 80-е годы XVII в. идет усиленная мобилизация земельной собственности, наблюдается настоящий поток нового богатства в деревню, продаются и покупаются маноры, растет земельная монополия крупных лендлордов нового типа, происходит процесс экспроприации непосредственных производителей.

Эти выводы Тоуни, особенно его статья "Рост джентри", вызвали полемику. Его строгим критиком выступил Тревор Роупер, пытавшийся доказать, что рост джентри - это "оптическая иллюзия" Тоуни, что елизаветинская аристократия, вопреки мнению Тоуни, удерживала в основном свои позиции и что стоимость владений аристократии могла даже значительно возрасти. Полемизируя, в свою очередь, с "королевским профессором" (Тревор Роупер носит этот титул), Лоренс Стоун доказывает, что попытки этого историка опорочить результаты статистического анализа Тоуни без единого самостоятельного подсчета совершенно не обоснованы и являются скорее плодом иллюзий самого Тревор Роупера, идеализирующего век Елизаветы I и заявляющего, что революционное джентри 40-х годов XVII в. отнюдь не было передовым, поднимающимся, но, напротив, было отсталым классом, поднявшим "слепой мятеж" против королевского дома Стюартов и тем самым задержавшим экономическое развитие Англии. В своем проникнутом иронией ответе на рассуждения Тревор Роупера Тоуни справедливо указывает, что перед нами - скорее образцы исторической публицистики, чем результаты серьезного научного исследования важной проблемы. Однако несомненно, что приемы статистического исследования как у самого Тоуни, так и у Хабаккука и Тирск, несмотря на прекрасные качества изученных ими источников, вызывают ряд возражений и отнюдь не могут считаться доведенными до конца, за что их критиковали и советские авторы¹² .

Проблема крупного капиталистического поместья обсуждалась на Первой международной конференции по экономической истории, проходившей одновременно со Всемирным конгрессом историков в Стокгольме в 1960 году. Сравнительному изучению крупного поместья с конца средних веков до начала XX в. были посвящены 11 докладов¹³ . Мы остановимся на двух из них, касающихся крупного капиталистического поместья в Англии XVI-XX веков.

Дж. Мингей начал доклад "Крупное поместье в Англии XVIII в."¹⁴ с историографического обзора и, подчеркнув, в частности, значение работ Хабаккука о крупном поместье и его росте в период 1680 - 1740 гг., отметил также ценность источника, привлеченного Хабаккуком, а вслед за ним Паркером, самим Мингеем и Томпсоном¹⁵ . Мы полагаем, однако, что Мингей преувеличивает значение архивного материала отдельных поместий, который часто содержит данные скорее бытового, нежели экономического характера. В этом докладе удивляет не только несомненное преувеличение успехов в изучении аграрной истории Англии, достигнутых в этой стране за последние двадцать

¹² См. С. Д. Сказкин. Основные проблемы так называемого "второго издания крепостничества" в Средней и Восточной Европе. "Вопросы истории", 1958, N 2; В. М. Лавровский. Некоторые спорные вопросы первоначального накопления. "Вопросы истории", 1959, N 8.

¹³ W. Abel. Die landwirtschaftlichen Grossbetriebe Deutschlands; W. N. Parker. The Slave Plantation in American Agriculture; G. Duby. Le Grand domaine de la fin du moyen age en France; J. Meuvret. Domaines ou ensembles territoriaux? V. M. Lavrovsky. The Great Estate in England from the 16th to the 18th Centuries; G. E. Mingay. The Large Estate in Eighteenth-Century England; F. M. L. Thompson. English Great Estates in the 19th Century, 1790 - 1914; F. Chevalier. Le Grand domaine au Mexique du XVI^e au debut du XIX^e siecle; J. Leskiewicz. Sur le niveau et les composantes du revenu fonder en Pologne du XVI^e siecle au XVIII^e siecle; W. Rusinski. Hauptprobleme der Fronwirtschaft irn 16. bis 18. Jhd. in Polen und den Nachbarlander; V Rau. Large Scale Agricultural Enterprise in Post-medieval Portugal.

¹⁴ "Premiere Conference Internationale d'histoire economique. Contributions, Communications". Stockholm. 1960, pp. 367 - 383.

¹⁵ См. "Economic History Review", 2nd ser., N. VIII, 1955.

лет (как мы видели, наш анализ школы Тоуни и результатов ее исследований привел к иному выводу - о недостаточной разработке ряда важных проблем аграрно- исторического исследования), но и стремление ревизовать значение выводов, казалось бы, более или менее прочно обоснованных. Так, Мингей заявляет, что значение парламентских огораживаний как фактора обезземеления английского крестьянства якобы "преувеличивалось" и подлежит "пересмотру". Удивляет и то, что в докладе Мингея нет ни слова о роли коммутации церковной десятины, обычно сопутствовавшей парламентским огораживаниям и означавшей сокращение площади крестьянских наделов не на 1/10, а на 1/8 и даже на 1/5¹⁶ . Мы полагаем, что прежде, чем ревизовать эти выводы, следовало бы произвести исчерпывающий анализ и подсчеты данных, содержащихся в приговорах парламентского огораживания, значение которых так подчеркивал У. Тэйт, исключительный знаток этого ценнейшего источника¹⁷ .

Ф. М. Л. Томпсон был автором третьего доклада - "Английские крупные поместья в XIX веке"¹⁸ . Хронологические рамки этого доклада - 1790 - 1914 годы. Начало данного периода было отмечено подъемом наиболее высокой волны парламентских огораживаний (1793 - 1815 гг.). Именно в эти десятилетия происходит революция в области сельскохозяйственной техники в Англии, нашедшей применение в капиталистическом фермерском хозяйстве, и завершается радикальная экспроприация английского крестьянства. Тем самым были заложены основы земельной монополии крупных землевладельцев, крупного капиталистического поместья и системы современного английского лендлордизма. Но вместе с тем налицо и новые тенденции в развитии крупного поместья: начало его кризиса и даже "конца", о чем шла речь в двух других статьях Томпсона¹⁹ . Первая из этих статей говорит о разорении герцога Букингэмского, очень крупного землевладельца, владения которого превышали 66 тыс. акров с рентой в 67 тыс. ф. ст. в год. Из них около 49 тыс. акров составляли "держания на жизнь", остальные 17 тыс. акров были его неограниченными наследственными владениями. Разорение герцога не было единичным случаем. Недаром рост задолженности землевладельческой аристократии привлекает за последнее время внимание историков крупного поместья как явление, отражающее некоторые общие черты в истории крупного землевладения в Англии XIX - начала XX века. Весьма различны причины, способствовавшие росту задолженности крупных землевладельческих фамилий. Выявление этого важно для понимания экономики современного крупного поместья, ее влияния на политическую и экономическую роль крупной землевладельческой аристократии в Англии XIX - начала XX века. Томпсон приводит причины сугубо личного порядка: пышная коронация герцога, ремонт и роскошное украшение дворца, разорительный брак вдовца и пр. Но, судя по данным фамильных архивов, на край катастрофы приводило нередко крупных землевладельцев также их нехозяйственное отношение к своим поместьям: лендлорды не заботились о ремонте хозяйственных помещений на фермах, о постройке коттеджей и обеспечении жильем сельскохозяйственных рабочих. Они больше думали об охоте на фазанов и других аристократических развлечениях.

Нам представляется вообще более важным не рассмотрение новых архивных данных бытового характера, а привлечение Томпсоном источника, допускающего статистическую обработку так называемой "Новой книги Страшного суда" (New Domesday Book of 1873) - ценза 1873 г., составленного по предложению лорда Дерби²⁰ . Этот источник, хотя и не свободный от некоторых неточностей и ошибок, допущенных при составлении кадастра 1873 г. (накануне общего сельскохозяйственного кризиса в Анг-

¹⁶ См. об этом: В. М. Лавровский. Парламентские огораживания общинных земель в Англии в конце XVIII - начале XIX в. М. 1940; ejusd. Tithe Commutation as a Factor in the Gradual Decrease of Landownership by the English Peasantry. "Economic History Review", 1933, October.

¹⁷ W. E. Tate. Hand Lists of English Enclosure Acts and Awards London. 1917.

¹⁸ "Premiere Conference Internationale d'histoire economique. Contributions. Communications", pp. 385 - 397.

¹⁹ F. M. L. Thompson. The End of Great Estate. "Economic History Review". VII, N 1, 1956; ejusd. English Landownership. The Ailesbury Trust 1832 - 56. Ibid. XI, N 1, 1958.

²⁰ "Parliamentary Debates". N CCIX, 1872. См. F. M. L. Thompson. English Landed Society in the Nineteenth Century. London - Toronto. 1963, p. 27. Этот источник был привлечен и частично использован еще Бейтманом: J. Bateman. The Great Landowners in Great Britain and Ireland. London. 1879.

лии и других странах Европы в 70 - 90-е годы XIX в. и начале XX в.), требует исчерпывающей и тщательной обработки, вполне возможной при применении новых вычислительных методов с помощью электронно-вычислительных машин. Согласно предварительным подсчетам данных из "Новой книги Страшного суда", использованных Томпсоном в докладе и в его новой книге на ту же тему, вышедшей в 1963 г., около 41% всей площади Англии находилось под крупными поместьями - от 3 тыс. акров и выше, и 24% - под поместьями от 10 тыс. акров и выше.

Данные, содержащиеся в "Новой книге Страшного суда", при обработке их новыми вычислительными методами, позволят вскрыть ряд важных вопросов аграрно- исторического исследования (степень земельной монополии в различных графствах и хозяйственных районах Англии, удельный вес различных групп крупных землевладельцев, высота ренты в различных районах и графствах, причина кризиса и приближающегося "конца" крупного поместья, возможность которого допускает Томпсон в своем докладе).

Перейдем к анализу двух новых книг Мингея и Томпсона о крупном поместье, вышедших в свет в 1963 г.²¹ и являющихся своего рода последним словом английской историографии крупного поместья. Что нового дают эти две книги по сравнению с ранее выпущенными статьями Мингея и Томпсона и их докладами на Стокгольмском конгрессе? Основным источником обеих работ являются фамильные архивы крупных землевладельцев. Мингей подсчитал, что в начале XVIII в. лендлорды и фермеры-капиталисты, составляя менее чем одну пятую часть всех семей Англии и Уэльса, владели примерно половиной всего дохода страны, включая и неземледельческие доходы землевладельцев. "Земельные интересы" достигали, по мнению Мингея, в XVIII в. своего максимального влияния и значения: их представители составляли около 2/3 состава палаты общин, преобладая в парламенте.

В отличие от принятого Хабаккуком деления землевладельцев на три группы по годичной стоимости земли (3 тыс. ф. ст. - землевладельческая аристократия; 2 тыс. - 800 ф. ст. - состоятельные сквайры; 800 ф. ст. и ниже - мелкие сквайры, джентри и мелкие фригольдеры) Мингей делит сельское общество Англии конца XVIII в. тоже на три группы, но по существенно иным принципам: крупные землевладельцы-лендлорды, владевшие поместьями с доходом не менее 5 тыс. - 6 тыс. ф. ст. в год (к этой группе принадлежало около 400 семей; это "богатая элита", титулованная знать, в состав которой входят пэры и многие баронеты); вторая группа - менее крупные лендлорды с доходом от 5 тыс. ф. ст. и ниже - до нескольких сотен ф. ст. в год (таких в Англии многие тысячи семей; это зажиточное и мелкое джентри); наконец, третья группа - собственники земли, ведущие хозяйство, но не принадлежащие ни ко второй, ни тем более к первой группе. В этой классификации, принятой Мингеем, отсутствуют мелкие фригольдеры, не ведущие хозяйство и составлявшие, по Хабаккуку, промежуточную группу между джентри и лизгольдерами, арендаторами земли²² .

Первая группа владела 20 - 25% всей обрабатываемой в Англии и Уэльсе земли; вторая группа - 50 - 60%; третья группа - 15 - 20% указанной площади.

Условность и неточность этих подсчетов очевидны: не сходятся даже проценты общей "обрабатываемой" площади (от 85% до 105%). Приводимая Мингеем таблица основана на цифрах статистиков "социальной структуры" Англии XVIII века²³ . Конечно, это весьма сильно уменьшает научное значение приводимой Мингеем таблицы²⁴ .

Говоря о структуре английского землевладения конца XV - начала XVIII в., Мингей вместо статистического анализа роста крупного капиталистического поместья в XVIII в., вместо исчерпывающего массового использования приговоров парламентского огораживания, завершающих радикальную экспроприацию английского крестьянства, пытается обобщить огромное многообразие фактов истории отдельных семейств земле-

²¹ G. E. Mingey. English Landed Society in the Eighteenth Century. London- Toronto. 1963; F. M. L. Thompson. English Landed Society in the Nineteenth Century. London. 1963.

²² G. E. Mingay. Op. cit., pp. 10 - 12, 15.

²³ G. E. Mingay. Op. cit., p. 23; см. р. 4 - ссылку на работу P. Mathias. The Social Structure in the Eighteenth Century: a Calculation by Joseph Masie. "Economic History Review", 2nd ser., X, 1957.

²⁴ G. E. Mingay. Op. cit., pp. 23, 26.

владельческой аристократии, содержащихся в их "фамильных архивах", брачных договорах, которые привлекают внимание интересующихся этим вопросом английских историков (Хабаккук, Спринг), но весьма мало говорят уму и сердцу историка- марксиста. Мингей приходит к заключению, что поземельный налог тяжелее всего ложился на менее богатых лендлордов. Крупные лендлорды платили меньший процент по отношению к общей сумме их доходов, причем им удавалось иногда переложить этот налог на держателей (арендаторов) или вообще избежать налога. О структуре английского землевладения в век аграрной революции, радикальной экспроприации крестьянства и росте на этой основе крупного капиталистического поместья, об утверждении системы английского лендлордизма мы найдем мало нового в книге Мингея, как и в его докладе на Стокгольмском конгрессе.

Такой же характер носит и книга Томпсона о деревенском обществе и крупном поместье в Англии XIX - первых десятилетий XX века. В предисловии к ней подчеркивается значение, которое имело для ее автора сотрудничество с собственниками ряда частных коллекций "рукописных материалов"²⁵ . Однако для специалиста по аграрной истории Англии значительно большее научное значение представляют шесть статистических таблиц, приложенных к книге, в которых суммируются данные о размерах поместий крупных лендлордов, джентри и мелких землевладельцев, имеющиеся в "Новой книге Страшного суда", правда, уже бывшие предметом исследования Бейтмана²⁶ .

Подсчеты Томпсона - Бейтмана не исчерпывают всех познавательных возможностей, которые содержатся в "Новой книге Страшного суда". Но все же они значительно уточняют наши представления о характере земельной монополии в Англии XIX в., модифицируя их по отдельным графствам и группам графств. Необходимо дополнительное региональное исследование различных районов и различных групп и типов землевладельцев, их удельного веса в различных хозяйственных районах страны; нужен анализ ренты и арендных отношений в различных районах, без которого нельзя дать более или менее точного структурного анализа поземельных и рентных отношений в крупном поместье в Англии к началу 70-х годов XIX в.; привлечение к анализу "Новой книги Страшного суда" 1873 г. ряда других, более поздних источников, допускающих статистическую обработку.

Томпсон полагает, что характерной особенностью развития поземельных отношений в Англии XIX в. был процесс роста нового джентри, рассматриваемый им в качестве непрерывного и являющийся постоянной чертой аграрного развития Англии в целом. Иногда этот процесс ускорялся, и тогда на смену старому джентри приходило новое джентри²⁷ . Томпсон далее считает, что "Новая книга Страшного суда" 1873 г. иллюстрирует процесс роста йоменского по своим размерам (то есть мелкого) землевладения в Англии с 40-х годов XIX в. до 1872 - 1878 годов²⁸ .

Итак, Томпсон пытается доказать, что земельная монополия крупных лендлордов не была ни господствующей, ни повсеместной, но весьма различно выраженной в различных графствах и районах Англии; что в XIX в. наряду с кризисом, даже началом "конца" поместья наблюдается "возрождение", рост нового джентри, а с 40-х до начала 70-х годов XIX в. - рост "йоменского типа землевладения", которое не везде исчезло к 1872 - 1873 гг. и даже обнаруживало стремление к росту. Таковы основные тенденции новой книги Томпсона.

Следует признать, что изученные Томпсоном фамильные архивы аристократических семей, несомненно, позволили сделать ему ряд интересных наблюдений по вопросу об управлении крупными капиталистическими поместьями, об образе жизни и быте землевладельческой аристократии, хотя эти данные, как мы показали, явно неполны и частично односторонни.

В заключение скажем, что проблематика исследования аграрной истории Англии XVIII-XIX вв. отнюдь не исчерпана в двух новых книгах Мингея и Томпсона. Мало того, нам представляются необоснованными попытки обойти или подвергнуть ревизии

²⁵ Preface, p. VIII: в общей сложности 15 частных архивов отдельных поместий.

²⁶ J. Bateman. The Great Landowners in Great Britain and Ireland. London. 1879.

²⁷ F. M. L. Thompson. Op. cit., pp. 119 - 121.

²⁸ Томпсон в подтверждение этого выдвигаемого им тезиса указывает на Эссекс, где, согласно цензу 1873 г., сохранилось 38% землевладений, которые находились в собственности богатых йоменов, и 23% - крупных йоменов.

уже имеющиеся выводы в области аграрно-исторического исследования. Это прежде всего относится к вопросу о парламентских огораживаниях XVIII-XIX вв., как заключительном моменте обезземеления английского крестьянства - его радикальной экспроприации и развитии на этой основе системы английского лендлордизма. Обширная литература по этому вопросу, привлекавшему внимание и западноевропейских и советских исследователей, вообще обойдена в книге Томпсона. Нет ни слова и о коммутации церковной десятины, сопутствовавшей парламентским огораживаниям, но далеко не нашедшей своего завершения ни в XIX, ни даже в первые десятилетия XX века²⁹ .

Вопрос о революции в области сельскохозяйственной техники, сопровождавшей парламентские огораживания и бывшей весьма важным фактором в развитии производительных сил в Англии конца XVIII - начала XIX в. и новых производственных отношений, связанных с развитием крупного капиталистического поместья и капиталистического фермерского хозяйства, вообще не поставлен ни в книге Мингея, ни в книге Томпсона³⁰ .

Наконец, ни борьба за хлебные законы 1814 г. и их отмену в 1846 - 1849 гг., ни "экономический романтизм" (Кобет) на английской почве, ни аграрные проекты чартистского движения (О'Коннор, О'Брайан), ни попытки насаждения мелких держаний (акты 1892 г. и 1907 г.), ни вопросы "новой сельскохозяйственной политики" даже не поставлены в книге Томпсона. Все эти проблемы еще ждут своего исследования.

²⁹ См. замечания У. Тэйта на мою статью по этому вопросу ("The Enclosure Movement and Tithe Commutation. Sundry Rather Disconnected Comments and Queries Arising from prof. Lavrovsky's Article". "Economic History Review", October 1933). Cp. "Annual Report of Proceedings under the Tithe. Copyhold, Inclosure, Commons and other Acts for the Year 1919, 1920. Ministry of Agriculture 1920 - 1928" (см. V. Lavrovsky. Tithe Commutation as a Factor in Gradual Decrease of Landownership by the English Peasantry. Ed. cit.).

³⁰ См. В. М. Лавровский. Проблемы исследования земельной собственности в Англии XVII-XVIII вв. М. 1958.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - В. М. ЛАВРОВСКИЙ:

Комментарии: