I

1811 год - апогей могущества Наполеона. Его фантастическая мечта о владычестве над Европой, казалось, близилась к осуществлению; с полным основанием он мог называть себя повелителем Запада. Перед ним открывались еще более грандиозные перспективы: не раз он говорил, что через три года будет господином всего света. Он полновластно распоряжался судьбой покоренных народов, простыми декретами обращал государства в департаменты своей империи, назначал и перемещал королей. Его влияние чувствовалось во всех уголках Европы. Как несколько позднее записал друг Пушкина кн. П. А. Вяземский, Наполеон был равно страшен и царям и народам. Кто не жил в ту эпоху, тот знать не может, догадаться не может, как душно было жить в это время. Судьба каждого государства, почти каждого лица, более или менее, так или иначе, не сегодня, так завтра зависела от прихотей тюильрийского кабинета или боевых распоряжений наполеоновской главной квартиры. Все были как под страхом землетрясения или извержения огнедышащей горы. Никто не мог ни действовать, ни дышать свободно".

Поход на Россию должен был окончательно утвердить мировое владычество Наполеона, но не прошло и трех лет - и величайшая из военных монархий нового времени развалилась, а повелитель Европы стал пленником.

В чем же причины катастрофы? Можно ли было предотвратить это падение, избегнув допущенных ошибок, зависели ли эти ошибки от воли Наполеона и была ли вообще осуществима конечная его цель - создание мировой империи с подчинением государств и народов Европы; государству-завоевателю, вернее верхушке собственнического класса Франции и деспотической власти Наполеона?

В роковой обстановке, сложившейся после битвы народов под Лейпцигом, когда империя фактически распалась, а армии освобожденных Россией и предводительствуемых ею народов уже устремлялись к столице Наполеона, он в своей речи сенату пытался определить основную причину, обусловившую его поражение. "Я создал громадные планы, - сказал он тогда, - я хотел обеспечить за Францией господство над всем светом; я ошибся, эта проекты не были соразмерны с численной силой нашего населения".

Но и в этом заявлении Наполеон допустил ошибку: и при неизмеримо большей численности населения Франции он все же ее мог бы обеспечить ей мировое владычество, так как силы одной, какой бы то ни было, нации не могут быть достаточными для того, чтобы на долгое время поработить многие народы.

Исторический опыт всех великих мировых империй, построенных на завоевании, показывает их кратковременность, неизбежность круше-

ния вследствие роста внутренних центробежных сил. Этот процесс особенно обостряется, приобретает характер взрыва под влиянием удара извне - военного поражения империи, созданной силой оружия. Такой удар, развязавший силы внутреннего сопротивления подавленных Наполеоном народов и послуживший ближайшей причиной его гибели, был нанесен ему Россией в войне 1812 года.

II

Выброшенный на поверхность кипением великой французской революции, Бонапарт вступил на широкую политическую арену в период, когда революция шла в убыль. Он явился в Италию во главе войск буржуазной директории, и эта первая война, которая так прославила его имя, не имела характера первых войн революции: элементы захватничества уже сквозили в ней. Борьба за мировые рынки, за мировую гегемонию выразилась еще отчетливее в бонапартовских экспедициях в Египет и в Сирию.

Крупная буржуазия Франции с восторгом примяла, это новое направление войны и политики; в молодом генерале она увидела сильного защитника своих интересов и со всей энергией поддержала переворот 18 брюмера. Она не ошиблась. Развивая энергичную завоевательную политику и изображая ее как оборонительную и революционную, Бонапарт предоставил в эксплоатацию французской буржуазии Бельгию, Люксембург, все левобережье Рейна. Голландия, Швейцария, Генуя, Ломбардия стали фактически провинциями Франции. Англия была вынуждена вернуть большую часть захваченных было французских колоний и эвакуировать острова, занятые ею на Средиземном море.

Став после Амьенского мира пожизненным консулом, Наполеон уже с этого времени сделался фактическим самодержцем и деспотом. Во Франции он беспощадно уничтожил всякую оппозицию; по конкордату с римским престолом, французская церковь была обращена в орудие укрепления его власти; утвердившийся новый, буржуазный правопорядок был зафиксирован в знаменитых кодексах Наполеона.

Выйдя из революции и задушив ее, Бонапарт сохранил "только те результаты революции, которые были выгодны крупной буржуазии"¹ . Ее интересы он обеспечил и возможностью усиленной эксплоатации рабочего класса Франции, закабаленного законом о "рабочих книжках".

Направление внутренней и внешней политики совпадало; последняя приобретала все более яркий захватнический характер; борьба за мировое владычество Франции стала руководящей идеей Наполеона. Но и помимо этого войны явились неизбежными в связи с уже сделанными завоеваниями, которые можно было упрочить лишь новыми победами.

Вынужденная к заключению Амьенского мира, Англия не могла оставаться равнодушной к укреплению колониальной силы Франции. Еще более неприемлемо для нее было французское владычество в Бельгии и Голландии, представлявшее прямую военную угрозу великобританским островам. Наконец, распространение владычества Франции в Европе наносило прямой ущерб экономическим интересам Англии. Правительство Первого консула, со своей стороны видело в Британии главного конкурента и врага на пути к мировому владычеству, к овладению мировым рынком.

Весной 1803 г. началась новая англо-французская война, явившаяся одним ив важнейших факторов, определявших направление дальнейшей политики Наполеона и закончившаяся лишь после его падения.

Если в начале своей деятельности Бонапарт рассчитывал нанести

¹ И. Сталин. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников, стр. 10. Партиздат. 1937.

удар Англии в Египте и в Сирии, то теперь он направил свои усилий на самую метрополию, а попутно мечтал о походе на Индию.

Против английского берега, в Булони, был устроен огромный лагерь. Развернулось интенсивное строительство десантного флота. Подготовлялись войска, предназначенные для высадки в Англии. "Три дни туманной погоды - и я буду господином Лондона, парламента, английского банка", - говорил Бонапарт.

Англия готовилась к обороне. "Страна готова встретить десант, которым так давно грозят и который должен закончиться позором тех, кто его предпримет, - доносил своему правительству русский посол в Лондоне С. Р. Воронцов, - но если сверх ожидания эта страна имела бы несчастие пасть в этой гибельной борьбе, то Европа попадет под иго тирана"¹ .

Накануне решительного выступления против Англии Бонапарт пожелал возложить на себя корону, но не корону свергнутых королей Франции: он хотел стать преемником Карла Великого, властителем еще более огромной империи, чем держава Карла. В апреле 1804 г. сенат поднес пожизненному консулу титул наследственного императора, а в декабре на Наполеона торжественно возложил корону доставленный в Париж римский первосвященник.

Новый император сразу же проявил себя как хозяин Европы. Не считаясь с протестами держав, он окончательно присоединил к своей империи Пьемонт и Геную, объявил себя королем Италии, самовластно распоряжался в среднегерманских землях, недвусмысленно выражая стремление к мировому владычеству. В этих условиях судьба Англии непосредственно интересовала всю Европу. "Вся Европа, - писал С. Р. Воронцов в августе 1805 г., - за исключением Бонапарта, должна желать сохранения здешней страны, без которой всякие коалиции против корсиканца будут невозможны или же по меньшей мере бесполезны".

Австрия и Россия, исходя не только из общеэкономических и политических соображений, но и предвидя в дальнейшем неизбежность прямого нападения Франции, заключили с Англией военное соглашение. Русские войска выступили на соединение с австрийцами. Известие об этом было получено в Париже почти одновременно с вестью о неудаче при Трафальгаре.

Правильно учитывая, что Англия не предпримет контрдесанта, Наполеон тайно очистил булонский лагерь, стянул все силы и направил их на континентальных союзников. Он вынудил армию Макка к капитуляции под Ульмом, но не сумел нагнать и опрокинуть армию Кутузова. Вступив в Вену, он переправился через Дунай, двинулся к Ольмюцу, где сосредоточились союзники, тщетно ожидавшие помощи обманувшей их Пруссии. Победа в генеральном сражении под Аустерлицем закончила войну. По миру в Пресбурге, Австрия понесла тяжелые территориальные и финансовые потери. Наполеон наложил руку на всю Среднюю Европу. Не прошло и года, как созданный им Рейнский союз (Бавария, Вюртемберг, Баден и ряд других немецких княжеств) признал Наполеона своим "протектором". В 1806 г. Наполеон захватил Саксонию. Пруссия, опозоренная трусливой и двойственной политикой своего короля Фридриха-Вильгельма, не могла более уклоняться от столкновения. Рассчитывая на свою армию, славившуюся в феодальной Европе, Фридрих-Вильгельм выступил навстречу французам и в течение шести дней потерял все свои войска. На девятнадцатый день войны армия Наполеона вступила в Берлин.

Здесь Наполеон издал свой знаменитый декрет о континентальной блокаде Англии.

¹ Архив древних актов. Фонд министерства иностранных дел. Канцелярия, дело N 6760. (Пагинация отсутствует.) Дальнейшие цитаты из донесений Воронцова даются по тому же делу.

Разгромив Пруссию, заняв войсками Прусскую Польшу, Наполеон поставил под непосредственную угрозу Литву, Белоруссию, Правобережную Украину. В ответ Россия двинула к границам стотысячную армию. Первые столкновения и даже битва у Прейсиш-Эйлау, стоившая противникам огромных потерь, не дали определенных результатов. Зима прошла в напряженной подготовке к новым боям. Июньское сражение у Гейльсберга не принесло победы Наполеону, но четыре дня спустя он нанес русским решительное поражение в битве у Фридланда.

III

Тильзитский мир, растерзавший Пруссию, унизивший Россию и вынудивший ее принять континентальную блокаду (хотя Наполеон старательно позолотил для Александра эту пилюлю обещанием поделить мир: Запад - Франции, Восток - России), сделал Наполеона фактическим владыкой Запада и чрезвычайно усилил его возможности в борьбе с Англией. Если ее до сих пор не удавалось поразить силой оружия, она должна была погибнуть, удушенная блокадой.

Северная береговая линия блокады была обеспечена, так как Дания несмотря на английские бомбардировки выполнила приказ Наполеона и присоединилась к системе. Сомнительными оставались лишь Португалия и Испания. Формальные обещания их прислуживавших Наполеону правительств, в условиях тесной экономической связи обеих стран с Англией, не являлись гарантией, и Наполеон решил сделать их вполне подконтрольными вассалами. Он без труда занял войсками Португалию, а вслед за тем Испанию и назначил туда королем своего брата. Этим вопрос о реальной блокаде был решен, а вместе с тем французская промышленность получила испанское сырье, в котором нуждалась.

Испанский король сидел под стражей во Франции, его трон занимал императорский ставленник, и к испанскому вопросу можно было бы не возвращаться, если бы испанский народ, испанские крестьяне и горожане неожиданно не начали убивать французских солдат, сражаться с императорскими войсками и даже бить их. Борьба становилась все яростнее, и посланная в Испанию армия не могла ее подавить никакими жестокостями.

Сначала все это могло казаться досадной и нелепой случайностью, но скоро народная война в Испании выросла в факт, не менее опасный для империи Наполеона, чем некогда французская революция для феодально-крепостнического строя соседних монархий. Испания давала пример другим порабощенным Наполеоном народам; ее необходимо было укротить как можно скорее, и Наполеон бросил сюда значительную часть своей армии, надолго застрявшей в Испании. Враждебные Наполеону силы в Европе стали оживать. Вновь начала готовиться к борьбе Австрия, но Наполеон предупредил ее: разгромленная при Ваграме, она понесла огромные территориальные и денежные потери, а численность ее армии на будущее время была ограничена цифрой в 150 тысяч человек.

В Западной и Средней Европе не оставалось более сколько-нибудь опасного противника; только Россия и Англия сохраняли независимость.

Мог ли Наполеон ограничиться достигнутым? Нет. И не только потому, что не хотел. Чем больше расширялись его завоевания, чем шире раздвигались границы империи, тем неизбежнее становилось сопротивление не порабощенных еще государств, с одной стороны, и уже покоренных - с другой. "Когда Наполеон создал французскую империю с порабощением целого ряда давно сложившихся, крупных, жизнеспособных, национальных государств Европы, тогда из национальных французских войн получились империалистские, породившие в свою

очередь национально-освободительные воины против империализма Наполеона"¹ .

Отказаться от дальнейшего наступления Наполеону было невозможно, потому что это значило бы усилить своих противников, предоставив им инициативу и стратегические выгоды. Покорив Западную и Среднюю Европу, Наполеон должен был во что бы то ни стало разбить и Англию, так как без этого завоевания не могли быть прочными; со своей стороны, Англия не могла уже идти на примирение с Наполеоном, так как признание созданного им порядка в Европе было бы признанием своей гибели как великой державы, а в перспективе заключало бы опасность полного порабощения.

Мало этого. Войну с Англией необходимо было форсировать, так как затянувшаяся континентальная блокада разоряла не только Англию, но и всю Европу, явившись, в частности, причиной острого экономического кризиса 1810 - 1811 гг. во Франции. Но усиление войны значило прежде всего усиление блокады, самое строгое соблюдение ее правил. Между тем Россия, поскольку она оставалась вне непосредственного воздействия Наполеона, хотя и обязалась принять участие в блокаде, строго ее не соблюдала, да и не могла соблюдать, поскольку это разрушало экономику России. Страдая от блокады, она в целях укрепления падавшего рубля ввела у себя запретительный тариф, сокративший Французский экспорт, и без того уменьшившийся в связи с общим обнищанием Европы.

Россия настаивала на гарантиях нападения и прежде всего на выводе французских войск из Пруссии. Война с Россией, в дальнейшем неизбежная как завершительный этап пути к мировому владычеству, была еще не своевременной, но она становилась неизбежной, так как заставить Россию покориться, действовать в ущерб собственным интересам против Англии и на пользу наполеоновской империи, можно было только войной, поражением и подчинением себе этого последнего самостоятельного континентального государства.

Выбора у Наполеона уже не было. Он должен был воевать, потому что, остановившись, он оказался бы перед риском крушения империи в результате усилий уцелевших держав, объединенных Англией. Он должен был продолжать войну с Англией и углублять систему блокады, разорявшую Европу и подрывавшую основы экономики его собственной империи. Победа над Англией дала бы передышку, после которой настала бы очередь России. Но чтобы победить Англию, а следовательно, обеспечить действенность блокады, надо было уже теперь подчинить себе Россию. Конец войне мог наступить лишь в том случае, если бы Наполеону удалось покорить все европейские государства, весь тот европейский "концерт", который окончательно сложился именно в результате войн с Наполеоном. И Наполеон, поскольку никакого другого выхода уже не было, решительно шел к этой фантастической цели.

Для осуществления ее было сделано уже так много, что и окружение Наполеона, и сам он, и Европа, испытавшая на себе тяжесть его руки, готовы были верить в неизбежность конечного успеха. Миф о его непобедимости гипнотизировал и сковывал умы. Даже Меттерних полагал, что война с Россией кончится ее поражением. Но те, кто умел спокойно и объективно оценить положение, предчувствовали близость и неизбежность катастрофы. Хитрый и дальновидный Тале Иран подумывал об уходе; еще во время эрфуртского свидания императоров он, ожидая падения Наполеона, вступил в тайное соглашение с Александром. Хоть и не так скоро, выжидал неизбежного кризиса все еще веривший в силу Наполеона Меттерних; Клаузевиц уже определял усло-

¹ Ленин. Соч. Т. XIX, стр. 181.

вия для возможного поражения наполеоновской армии, а Воронцов уверял, что России не следует бояться войны с императором французов, как бы тяжела она ни была.

IV

Отнимая у народов национальную независимость, император компенсировал покоренных установлением буржуазного правопорядка, зафиксированного кодексами Наполеона. Жизненных условий народных масс и даже буржуазии это, однако, не улучшало.

Всякое наступательное движение армий Наполеона, всякая его победа тяжелым бременем ложились на народ, потерпевший поражение. Путь следования армий отмечался разорениями и грабежом. Из оккупированных стран во Францию вывозились материальные и художественные ценности. Тяжелые, систематически налагаемые контрибуции я всякого рода чрезвычайные сборы не только разрушали государственный бюджет побежденных, но и разоряли народные массы. Зато золотой запас в подвалах Тюильри возрастал, и Наполеон мог вести войны, не требуя для них денег у своей буржуазии. Несмотря на громадные военные расходы, к началу 1812 г. в личном распоряжении Наполеона имелось свыше 300 миллионов золотом свободных денег.

Помимо прямого и неприкрытого грабежа Наполеон культивировал в жестокую, последовательно проводимую экономическую эксплоатацию завоеванных областей. Государства, влитые в состав империи в качестве ее департаментов, поставляли рекрутов, содержали войска, платили налоги, но об их экономическом развитии не только не заботились: его всячески тормозили. Тем более касалось это государств, фактически подчиненных Наполеону, но сохранявших фикцию отдельного от Франции существования. Промышленность здесь всячески подавлялась, вывоз товаров затруднялся высокими пошлинами, а для многих отраслей промышленности и вовсе был закрыт.

Завоеванные страны должны были стать для французской буржуазии поставщиками дешевого сырья и выгоднейшим рынком сбыта. Это экономическое порабощение разоряло и буржуазию и широкие потребительские массы, поддерживая постоянное их недовольство, с одной стороны, и подрывая экономические основы империи в целом - с другой.

Не удивительно, что симптомы нарастания национального протеста сказывались то тут, то там. Под коркой официальной покорности верхов среди подавленных народов глухо бродили дрожжи борьбы за национальное освобождение. Если в Испании бушевала народная война, то пока еще мелкие восстания от времени до времени вспыхивали и в других местах империи. Предвещая грозные события 1813 г., они возникали в 1803, 1807, 1810 годах. Наполеон понимал, что недостаточно не допускать открытой борьбы: надо истребить всякую возможность подготовки ее, всякую возможность хотя бы словесного протеста. Когда в 1806 г. в Нюрнберге была выпущена скромная по своему тону книжка "Германия в ее глубочайшем унижении", издателя, но требованию императора, расстреляли. Но вовсе подавить этот, пока еще тайный протест не могла никакая полиция. До нее не доходили осторожные патриотические намеки, которые Фихте делал на своих лекциях; она не звала о многочисленных студенческих кружках Тугендбунда в немецких университетах, где молодежь мечтала о восстановлении свободы своей родины; она не слышала разговоров во всех слоях буржуазии, возмущенной экономическим давлением разорявшего ее завоевателя. Она была занята расстрелами крестьян, вдруг начинавших скапливаться, вооружаться или разбегаться по лесам; она следила за благонадежностью министров, подстерегала возможных организаторов партизанских действий и привлекала к этой работе правительственный аппарат местной,

оставленной Наполеоном и раболепствовавшей перед ним власти. Лакейская покорность королей и герцогов успокаивала императора. Но вот в октябре 1809 г., после окончательного поражения Австрии, накануне Шенбрунского мира, Наполеон спросил схваченного саксонского студента Штапса, совершившего на него покушение: будет ли он, в случае если его освободят, повторять покушения? "Буду, Ваше величество", - ответил тот. Его расстреляли, но настроение Штапса ведь осталось, осталось среди миллионов людей. А испанские события попрежнему служили для них примером. Что будет, если такая же война начнется сразу в нескольких странах?

Было ясно, что чем более вырастала империя, тем более шатким делалось ее внутреннее положение. По мере присоединения новых провинций и установления власти Наполеона в новых вассальных и полувассальных государствах, должен был все более расширяться и аппарат насилия, который поддерживал бы покорность завоеванных; требовалась все возрастающая оккупационная армия.

Между тем силы господствующей нации-французов - не могли быть произвольно увеличены; все, что она могла дать, было уже взято, и опору своей власти - армию - Наполеону приходилось создавать уже не только из французов, а из своих иноплеменных подданных, представлявших явно недоброкачественный военный материал.

Так подгнивала военная основа империи. Тяжесть завоеваний начинала чувствовать и сама Франция, обремененная славой, богатством маршалов, буржуазии, бюрократии и кровавыми жертвами народа ради непрестанных войн. Буржуазия, которой Наполеон дал так много, но которую заставлял нести и большие жертвы, подчиняя ее интересам своей империи, начала терять реальный интерес к дальнейшим завоевательным войнам. Крестьянство, утомленное беспрерывными наборами, хотело мира; во время набора в армию перед русской кампанией молодежь дезертировала от призыва, и на скрывавшихся в лесах пришлось производить облавы.

В чем же, однако, заключался секрет непрерывных блестящих побед Наполеона? Почему, например, он так легко разгромил как будто сильную и многочисленную прусскую армию? Дело было, конечно, не только о великом военном мастерстве французского императора. Победа далась ему так легко и быстро главным образом потому, что организационные, технические и тактические средства его были неизмеримо выше тех, которые ему мог противопоставить противник.

К 1806 г. прусская армия формально строилась на законе о всеобщей воинской повинности, но это положение ограничивалось множеством изъятий, и фактической основой армии являлся комбинированный принцип: с одной стороны, призыв, с другой - вербовка иностранцев. Это последнее придавало армии характер беспринципности, а вместе с тем и заставляло полностью сохранить варварскую, палочную дисциплину. Оставалась и старая, фридриховская линейная тактика, совершенно бессильная перед тактикой Наполеона. Устарелость армии точно отвечала архаизму строя, державшегося в Пруссии. "Все непредубежденные люди, - говорит Клаузевиц, - наблюдавшие за Пруссией до 1806 года и в этом году, высказали о ней суждение, что она погибла из-за своих форм государственного устройства. Безмерное, с примесью тщеславия, доверие к этим формам заставило упустить из виду, что они уже лишились своего содержания. Было еще слышно, как стучит машина, и поэтому никто не опрашивал, исполняет ли она свою работу"¹ .

¹ Клаузевиц "1806 год", стр. 9. М. 1937.

Такими же устарелыми, но менее численными и более слабыми были остальные германские армии; даже в более живом и прогрессивном австрийском войске все еще господствовали линейные порядки, а высшее командование замыкалось в теориях Ллойда, Бюлова, Ласси, совершенно неприменимых в условиях наполеоновской стратегии.

Русская армия, в екатерининское время поднятая на небывалую высоту усилиями плеяды военных деятелей во главе с Румянцевым, Паниным, Потемкиным, прославленная и одухотворенная гением Суворова, являлась достойным противником Наполеона, и он не мог забыть ее недавних блестящих побед над французскими войсками, возглавленными наиболее талантливыми генералами республики, в Италии и Швейцарии. Мастерские действия Кутузова, героизм войск Багратиона в 1805 г., поражающая стойкость в сражениях у Прейсиш-Эйлау, Гейльсберга, Фридланда убеждали его, что в лице русской армии он имел самого опасного противника, из всех тех, с кем он сталкивался.

Национальная стратегия этой армии, доведенная до совершенства Суворовым, заключала в себе все черты наполеоновской стратегии сокрушения, а ее солдаты, стойкие, бесстрашные, сметливые, инициативные, уверенно и непоколебимо сражавшиеся и умиравшие за Россию, не могли не вызывать удивления и даже восхищения своих противников.

Но за время царствования императора Павла эту прекрасную армию перестроили на прусский лад, сковали уставами, предусматривавшими каждое движение, лишили солдата и даже офицера права на инициативу, подчинили бессмысленно жестокой дисциплине, возглавили немцами, которые старательно вытравливали из нее суворовский дух. Все это продолжалось и в первые годы царствования Александра, пока, наконец, опыт войн с Наполеоном, Аустерлиц и Фридланд не заставили одуматься и предпринять реформы, возвращавшие армию к естественным для нее принципам.

Но сравнительно с гигантской армией Наполеона русское войско, пополнявшееся рекрутскими наборами и еще не усиленное введением всеобщей воинской повинности, было численно ограниченным и, следовательно, тоже уступало вооруженным силам императора французов.

Армия Наполеона, в основе своей сложившаяся в битвах французской революции, была первой массовой армией Европы. Начиная с августа 1793 г. она строилась на законе о всеобщей воинской повинности для мужчин в возрасте от 18 до 40 лет. К началу 1794 г. численность вооруженных сил Франции достигала миллиона человек - цифра - для армий феодальной Европы неслыханная; достаточно напомнить, что максимум вооруженных сил Франции в дореволюционное время не превышал 290 тысяч (в 1761 г.), ко времени же революции армия насчитывала не более 173 тысяч человек.

Технические средства революционной армии также были весьма улучшены: она имела нарезные ружья, орудия облегченного веса, оптический телеграф и пр. Ее солдаты, охваченные революционным энтузиазмом, обороняя границы своей страны от натиска войск реакционно-монархической Европы, сражались без принуждения; каждый из них жаждал победы, и революционная армия действительно ознаменовала свои действия такими победами, как при Вальми, Жемаппе, Гондешоте, Ватиньи, Флерюсе.

В практике походов и сражений эта новая по содержанию и структуре армия постепенно выработала и новую тактику. Она пользовалась реквизиционными способами снабжения и обладала способностью к быстрым, далеким передвижениям, обходам и охватам противника, быстрому изменению оперативных направлений и длительным боям на широком фронте. Эти, выработанные самой армией новые методы ведения войны, новую стратегию и тактику Наполеон осознал со всей яс-

ностью, привел в систему, довел до логического предела. "Он нашел единственно правильное тактическое и стратегическое применение колоссальных вооруженных масс, появление которых было возможно лишь благодаря революции; к тому же эту стратегию и тактику он довел до... совершенства". Определяющими моментами нового военного искусства надо считать "массовые размеры средств нападения, в виде людей, лошадей и орудий, с одной стороны, и подвижность этого наступательного аппарата - с другой"¹ .

Основную предпосылку новой тактики составляли моральные качества - дух солдата, его воля к победе. За время консулата и империи эти качества постепенно ослабевали, но не исчезли и тогда, когда война Наполеона стала приобретать все более яркий захватнический характер. Солдаты, охваченные национальной гордостью, фанатически верившие в своего вождя и его непобедимость, стимулировались кроме того наградами, повышением по службе, правом на военную добычу и положением господ в странах, подавленных их оружием. Этот последний момент - право на обогащение, насилие и господство в отношении побежденных (хотя и в пределах, дозволенных правилами дисциплины) - постепенно вырисовывался все отчетливее.

Длительные сроки службы, постоянные походы, славные боевые традиции создавали твердые понятия воинской чести, воинского долга, о поддержании которых заботились сами солдаты посредством своих неофициальных "товарищеских судов". Скованная твердой дисциплиной, не допускавшей, однако, телесных наказаний, прекрасно обученная, хорошо снабженная армия Наполеона составляла силу, без труда разбивавшую устарелые и численно более слабые армии его противников. Но по мере роста империи в войсках стал развиваться процесс перерождения. Наиболее старая и лучшая часть армии приобретала черты солдат-профессионалов; молодежь, являвшаяся по призывам, приносила с собой настроение недовольства беспрерывными войнами, от которых уже устала Франция, не видевшая ни дели, ни конца этих завоеваний. В прославленной наполеоновской гвардии ряды старых солдат таяли. Силы собственно Франции иссякали; они были недостаточны; солдат-французов не хватало, и император стал вливать в свои войска широкие контингенты, поставляемые завоеванными странами, ненавидевшими империю. Немцы, итальянцы, голландцы, даже испанцы насильственно ставились под знамена, символизировавшие порабощение их стран, и должны были сражаться за интересы своего поработителя.

Армия приобретала интернациональный, сбродный, а вместе с тем беспринципный характер и несмотря на свое техническое совершенство начинала регрессировать, отчасти напоминая те беспринципные наемные войска, где солдат можно было держать в строю только жестокой дисциплиной и откуда они дезертировали при всякой возможности. Все еще имел огромное значение корпоративный дух, невольно захватывавший каждого включенного в эту армию. Наряду с тем принуждение, угроза, страх перед расстрелом составляли стимул, посредством которого этих новых, особенно иноплеменных, солдат армии Наполеона можно было бросать в кровавые сражения. Но двигать солдат преимущественно страхом наказания нельзя: дополнительным сильным стимулом являлось удовлетворение низменных, корыстных побуждений. Солдату надо было дать не только хорошее обеспечение, красивый мундир, но и возможность извлечь личную выгоду из победы: он должен был знать, что поход обогатит его. К идее фантастического маршальского жезла, лежащего в ранце каждого солдата, присоединились вполне реальные золото, серебро, ценности, отобранные в завоеванной местности.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. VIII, стр. 464, 457.

Но разве великий полководец, к тому же так хорошо знакомый с примерами военной истории, мог доверять такому солдату? Конечно, нет, и постепенно у самого императора вырабатывался своеобразный, почти пренебрежительный взгляд на армию. Он считал ее потери только в французах, но и их тратил, не жалея. Он попрежнему исходил из того непререкаемого принципа, что сущность стратегии заключается в том, чтобы при любых общих условиях всегда быть сильнее противника на том пункте, который атакует враг или который сам атакуешь. Но из своей оценки армии он сделал соответствующие тактические выводы: построения, которые он стал применять в своих последних войнах, поражают необычайной массивностью, плотностью. Такое необыкновенно массивное построение было применено под Ваграмом. При Ватерлоо дивизии Эрлона были выстроены в гигантскую колонну из 12 развернутых батальонов, построенных в затылок на дистанции в 200 шагов. Это не могло не сопровождаться массой жертв, но зато создавало условия, при которых ни одна часть, ни один солдат не могли уклониться от боя и дезертировать.

При таких построениях не требовалась уже инициатива каждого отдельного солдата, каждой части; достаточно было, чтобы атака велась бурно и решительно. Вместе с тем батальоны и эскадроны не могли вырваться из общего массива: их увлекали соседние, на них напирали двигавшиеся сзади. Не напоминает ли это в какой-то мере организационную особенность атак Фридриха II (хотя там те же цели обеспечивались совершенно иным построением!)?

И наряду с этим Наполеон, раньше решительно бросавший в бой Эсе до последнего солдата, потому что "на следующий день после победы нет неприятеля, которого нужно побеждать", постепенно все труднее решался на это, невольно отступая и здесь к ограниченности возможностей полководцев XVIII века. Теперь он вынужден был беречь свои лучшие, старые части, в верности которых был убежден. Так, в сражении при Бородине он не пустил в бой свою гвардию, хотя с ее помощью, вероятно, мог бы добиться действительной победы. Но что стал бы он делать потом в огромной враждебной стране, военные силы которой еще не были вполне исчерпаны генеральным сражением, со своим колоссальным войском, лишенным хребта - гвардии, на которую он мог положиться и посредством которой мог поддерживать дисциплину и в своей разноплеменной армии?

Между тем нетрудно было видеть, что сопротивление держав, оставшихся самостоятельными или хотя бы полусамостоятельными, становится все более стойким, что войска их качественно улучшаются и усваивают ту самую тактику, которая раньше помогала Наполеону их бить.

Возможно ли, чтобы такой замечательный ум, как Наполеон, вовсе не замечал этой нарастающей шаткости, тревожных симптомов, требовавших приостановки наступления, отдыха, стабилизации положения? Едва ли. Даже в опьянении беспрерывных успехов, побед, триумфов, раболепного поклонения он не мог не видеть опасных зародышей распада своей Империи. Их чувствовали, ими тревожились уже его министры и маршалы. Но он был уже бессилен изменить что-либо.

V

Война с Россией должна была решить судьбу Европы. Победа над этой державой значила и гибель Англии не только потому, что позволяла во всей полноте и строгости завершить континентальную блокаду, ню и потому, что открывала путь на Индию, а Наполеон верил, что достаточно коснуться Индии французской шпагой, чтобы все "меркантильное величие" Англии рассыпалось верах. Этому делу должны были

послужить и "вспомогательные войска", которые Наполеон рассчитывал получить от побежденной России.

Поход на Россию был продуман и подготовлен с величайшей, большей чем когда-либо тщательностью. Его успех должны были обеспечить огромные экономические, материальные, человеческие ресурсы, которые давала Наполеону побежденная Европа. Прекрасно вооруженная и обученная армия, предназначенная для вторжения, почти в три раза превосходила то, что против нее фактически могла выставить Россия. Все это давало Наполеону твердую уверенность в успехе.

Русское правительство делало все возможное, чтобы избегнуть войны. Оно отказалось от некоторых ранее предъявленных претензий, соглашалось установить в пользу Франции изъятия из запретительного тарифа. Это ни к чему не привело. Император Александр уже в начале похода сделал еще одну попытку предотвратить войну, отправив министра Балашова для переговоров с Наполеоном. Тот принял русского посла уже в Вильно и отклонил все его предложения.

24 июня 1812 г. "великая армия" начала переправу через Неман.

Перед Наполеоном лежала страна, "лишенная такого центра, захват которого мог бы принудить ее к заключению мира; страна, почти абсолютно недоступная для завоевания вследствие бездорожья, огромных размеров территории и скудости источников снабжения". Она могла явиться "неуязвимой позицией для всякого, кто умел ею пользоваться"¹ . Наполеон, предвидя это, поставил своей целью как можно скорее и ближе к границам атаковать и истребить русскую армию.

Лучшие русские умы также понимали стратегические выгоды своего положения. С. Р. Воронцов с поразительной точностью предсказал необходимое направление и исход войны, а Растопчин в своей записке Александру I говорил, что Россия "имеет двух могущественных защитников - обширность и климат... Русский император всегда будет грозен в Москве, страшен в Казани и непобедим в Тобольске".

В соответствии с этими воззрениями и вопреки губительным советам прусских генералов-теоретиков (вроде Фуля) и их сторонников армию (правда, после долгих колебаний) решено было спасти отступлением. Преследуя ее, "великая армия" стала углубляться в русские пространства. Наполеон и его ближайшие военные сотрудники понимали опасности, которые это сулило. Император видел, отвлеченно рассуждая, что было бы благоразумней задержать наступление и рассчитать войну на две кампании. Но он не маг сделать этого, так как имел за собой империю, в которой Франция властвовала лишь силой штыка. Ему нельзя было долго оставаться в России. Он мог вести теперь только молниеносные войны. Он "уже не мог выдерживать медленных походов. Ему необходимы были быстрые успехи, блистательные победы, завоеванные с бою мирные трактаты"² .

Необходимым выводом из этой предпосылки явилось решение Наполеона разбить Россию в одну кампанию, а отсюда быстрое наступление к Смоленску. Маршалы еще в Витебске уговаривали императора прекратить наступление; в Смоленске Мюрат на коленях умолял его остановиться, не идти дальше в глубь этой огромной, страшной страны. "Москва нас погубит", - говорил он.

Но чем, как не наступлением, можно было заставить Александра покориться? Сила вещей толкала Наполеона к губительному для него походу на Москву.

Вторым фактором, ослаблявшим возможности Наполеона, являлось морально-политическое состояние его армии. Составленная более чем на 50% из солдат покоренных народов, она даже в лучшей своей части - французском ядре - не была морально полноценной, поскольку

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. II, стр. 8.

² Там же, стр. 20.

и французским солдатам цели войны с Россией были непонятны и чужды. Следствием этого в обстановке огромных военные трудностей яви лось постепенное разложение наполеоновской армии.

Упорное сопротивление русских, трудность повода, расстройство продовольственного снабжения, особенно во второй период войны, когда партизанские выступления приобрели массовый характер, резко отражались на настроении войск. Солдаты грабили, жгли, насиловали, мародерствовали свыше всякой меры; баварцы и вестфальцы особенно отличались этим. Дисциплина резко падала, и ее приходилось поддерживать расстрелами.

Разложение проявлялось с особой яркостью в нефранцузских частях армии. Здесь были случаи, когда солдаты стреляли в своих офицеров.

Огромное значение для исхода войны имел мудрый план Кутузова, направленный на использование основного стратегического преимущества России - ее огромных пространств. Последнее обстоятельство, с одной стороны, заставляло наступающих распылять армию для охраны коммуникаций, а с другой - делало войну бесконечной, т. е. безнадежной для Наполеона.

Готовясь к войне, Наполеон недооценил моральных качеств русской армии и ее невероятную устойчивость в борьбе за спасение родной земли. Рассчитывая на свое численное и техническое превосходство, он надеялся быстро истребить живую силу России"; в действительности же разбить русскую армию не удалось - первоначально вследствие ее разумного и умело проведенного отступления, а затем, под Бородином, из-за ее геройской стойкости и умелого тактического руководства Кутузова. Как показывают новейшие исследования (Б. Каца и В. Афанасьева), потери русских в этом сражении хотя и были огромны, но не превышали 42 1/2 тысяч человек, тогда как Наполеон потерял 58 1/2 тысяч человек.

Решающая встреча с русской армией, которой так искал Наполеон, стоила ему полного морального поражения. По удачному замечанию Л. Н. Толстого, "французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там... оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны"¹ .

Полной неожиданностью явилось для Наполеона активное вмешательство в борьбу всего русского народа. Стихийно развернувшаяся народная война резко ухудшила положение завоевателя. Если уже в первый период войны она чрезвычайно затрудняла, изматывала его, то позднее, когда партизанское движение получило более организованные формы и непосредственное руководство русской главной квартиры, положение "великой армии" стало просто невыносимым. По справедливому замечанию современников, "бородачи московские и калужские" заставили Наполеона уйти из Москвы, и они же добили его при отступлении, когда регулярная армия гнала остатки наполеоновских войск по голодной и разоренной ими смоленской дороге.

Начавшиеся к этому времени морозы явились дополнительным фактором несчастий и окончательной гибели бежавшей из России "великой армии".

На обратном пути в Париж Наполеон в беседе о только что миновавших событиях признал, что "сделал ошибку, дойдя до Москвы", "плохо сделал, оставшись там слишком долго"² . Он еще не понимал со всей ясностью значения своего поражения в России, не понимал, что это смертельный удар его власти над Европой, удар, который должен вызвать бурные отклики в многочисленных провинциях - "новых депар-

¹ Толстой Л. Война я мир. Т. III, стр. 232. 1936.

² Дубровин Н. Отечественная война в письмах современников (1812 - 1815гг.), стр. 419. СПБ. 1882.

таментах" - его обширной империи и в подавленных им государствах. Он рассчитывал потравить дело новым походом на Россию, но русское правительство предупредило его. Русские войска перешли границы и вступили на земли вынужденных союзников Наполеона. "Не порабощения их и не суетной славы мы желаем, - писал в связи с этим Кутузов, обращаясь к своей армии, - но ищем освободить от бедствий и угнетений даже самые те народы, которые вооружились против России"¹ .

VI

Скоро Наполеон узнал, что союзники изменили ему. Прусский генерал Иорк перешел на сторону русских. Австрия заключила с Россией перемирие. Меттерних обратился с запросом, на каких условиях Наполеон находит возможным общий мир, но не получил определенного ответа. Наполеон не видел возможности изменить свою политику. Словно сознательно бросая новый вызов Англии, он заявил, что в Испании остается французская династия. Гарантируя Варшавское герцогство, он сделал невозможным примирение с Россией. Он не допускал никаких уступок, потому что видел в "их начало конца своей империи.

В апреле 1813 г. в г. Бунцлау, в Силезии, умер Кутузов, В это время Наполеон со своей армией шел против русских и присоединившихся к ним пруссаков. Сопутствуемым своим военным счастьем, пользуясь неспособностью союзного командования, он вступил в Дрезден. Союзники готовы были на мир, и Меттерних предложил императору французов посредничество: империя останется неприкосновенной, Австрия сохранит союз, с ней, но Наполеон должен отказаться от герцогства Варшавского, от Иллирии, от ганзейских городов и от протектората над Рейнским союзом.

Наполеон, все еще уверенный в себе и своих силах, с негодованием отверг это предложение. Как бы в ответ на него, узнав об антифранцузском движении в Гамбурге, он приказал расстрелять гамбургский сенат и произвести аресты.

Он атаковал союзников под Бауценом и разбил их. Было заключено перемирие, начались безрезультатные переговоры в Праге. Наполеон не шел и не мог идти ни на какие уступки; позднее он даже не жалел об этом. Он мог или победить или погибнуть: третье решение было бы лишь длительной агонией. К этому присоединялась уверенность, что и в самой Франции, которую он уже видел в состоянии кризиса, положение императора, шпагой добывшего корону и терпящего поражения, будет гибельным.

Между тем с запада обрушился новый удар. Англичане высадили десант на Пиренейском полуострове и помогли гверильясам отбросить французские войска почти к самой границе. Это, однако, не сделало императора уступчивее. Вопреки просьбам и настояниям маршалов он приказал своему представителю Нарбонну отстаивать принцип "кто чем владеет, пусть у того и остается".

Когда переговоры кончились ничем, а срок перемирия истек, Австрия объявила Франции войну. Это давало союзникам крупный численный перевес, но Наполеон все же нанес им серьезное поражение при Дрездене. Тем не менее положение его становилось все тяжелее. В армии развивалось дезертирство. Солдаты нефранцузских частей перебегали к противникам. Отдельные корпуса терпели поражения. Собрать силы, рассеянные на огромном пространстве империи, не было возможности. Войска нужны были не только на главном театре войны, но также и в Испании, и в Италии, и на всем северном побережье. В средне-

¹ "Исторические записки о жизни и воинских подвигах ген.-фельдм. кн. Голенищева-Кутузова-Смоленского", стр. 273. СПБ. 1813.

европейских государствах, официально еще ее отпавших от империи, национально-освободительная борьба приобретала все более острые формы, начиналось партизанское движение. Хозяйственная жизнь Франции расстраивалась все больше. Производился новый набор; в армию призывали подростков.

Вестфалия волновалась. Русские вступили в нее, и ставленник Наполеона, его брат король Жером, бежал. Вестфалия присоединилась к союзникам.

Кризис стал очевидным. Империя распадалась. Численность армии катастрофически падала вследствие потерь в сражениях, болезней и изнурения в походах. Дисциплину в нефранцузских частях, которые еще удавалось сохранить, приходилось поддерживать самыми жестокими средствами. Во время Лейпцигской битвы, в самый разгар сражения, саксонцы внезапно перешли на сторону противника и повернула свои пушки против французов.

Когда поздней осенью 1813 г. союзники подошли к границам Франции, страна была охвачена экономическим кризисом. Кое-где вспыхивали рабочие волнения. Торговая буржуазия, разоряясь, проклинала войну и винила императора в своих несчастиях. Крестьянство больше не хотело платить тяжелых налогов, неизбежных теперь, когда уже не с кого стало собирать контрибуции. В деревнях почти не было мужчин, остались одни мальчики и старики. Маршалы были утомлены, министры растерянны. Все хотели мира любой ценой. В недрах правительства, среди генералитета зарождалась измена: Тале Иран тайно сносился с союзниками, Мармон готов был сдать им свои части.

Но союзники тоже были утомлены; они несли большие потери; Австрия, по обыкновению, готова была им изменить: она находила выгодным, обессилив Наполеона, сохранить его как императора Франции в территориальных границах Люневильского мира (1801 г.). Наполеон, однако, ни на что не хотел соглашаться, так как не верил, что владения, сохраненные ценой предложенных уступок, могут быть прочными. Его приближенным это казалось ослеплением. "Император не видел, или скорее не хотел видеть, своего положения. Он строил себе иллюзии. Он не мог забыть, что он правил Европой"¹ , - говорит по этому поводу генерал Коленкур. Но если бы это и действительно было так, разве не являлось бы подобное "ослепление" Наполеона необходимым логическим выводом всей его предыдущей истории и, следовательно, одним из дополнительных факторов неизбежности крушения империи? Но прав не столько Коленкур, сколько Наполеон: император Запада уже был лишен своей империи. Мог ли он оставаться императором Франции? Нет. Это было бы одинаково невозможно ни для союзников, которые могли бы лишь временно допустить это, ни для него самого, ни для французского народа.

Поэтому Наполеон совершенно последовательно отверг проект Шатильонского мирного договора и, став во главе своей сорокатысячной армии, выступил против во много раз превосходивших сил союзников. Он нанес им несколько поражений. "Я нашел сапоги своей итальянской кампании", - говорил он, довольный успехами кампании 1814 г., где его военный гений блистал, пожалуй, ярче, чем когда бы то ни было.

Союзники снова искали перемирия. Заключение его открывало дорогу к миру. Александр в это время не настаивал на реставрации Бурбонов; австрийцы стремились кончить воину; все боялись ее затяжки. Территориальные условия, которые теперь предлагали союзники, были, однако, более жесткими. Франция должна вернуться к границам 1792 года. Это решение было так же твердо, как решение Наполеона не принимать его...

¹ Memoires du general de Caulaincourt... Т. III, p. 36. Paris. 1933.

Можно опустить последующие события, закончившиеся ссылкой на о. Эльбу, эпопеей "ста дней" и смертью Наполеона на острове св. Елены.

*

В основе комплекса факторов, предопределивших падение Наполеона, лежали не отдельные ошибки, не те или другие неудачи, не ослабление военного гения императора, а та ложная концепция, на которой строилась вся его политика, - идея завоевания мира, подчинения многих исторически сложившихся народов и государств одной национальности, которую Наполеон хотел сделать "высшей" нацией, обращения мира в объект эксплоатации Франции.

Вследствие исключительно благоприятных обстоятельств ему удалось пройти по этому пути дальше, чем кому бы то ни было из его предшественников в новой истории. Представитель обновленной революцией буржуазной Франции, он сумел быстро подчинить своему владычеству раздробленные феодальные страны Средней Европы, но ему не удалюсь покорить ей передовую и владычествовавшую на море Англию, ни великую целостную Россию, хотя мощь последней в значительной мере снижалась царившим в ней феодально-крепостническим строем.

Разноплеменная, насильственно созданная наполеоновская армия в столкновении с единой, монолитной Россией и ее армией рассыпалась, и ее гибель потрясла огромное, но шаткое здание силой сколоченной наполеоновской империи.

Русская армия разрушила миф о непобедимости наполеоновской армии. Она положила предел наступлению и триумфам Наполеона. Выбросив его со своей земли, она вместе с тем спасла Англию, помогла национальному освобождению порабощенных Наполеоном народов и, разрушив до основания его империю, обратила Францию из поработительницы Европы в равного члена системы европейских государств.

В истории нет полных совпадений, так как обстановка, условия, в которых развиваются события, уровень знаний, техника, мораль меняются в процессе развития общества. В истории шкодим мы, однако, аналогии, которые позволяют лучше понять и оценить сопоставляемые события, на основе изучения прошлого делать прогноз будущего.

Отечественная война 1812 г., предшествовавшие ей и последовавшие за ней события - замечательнейшая аналогия к грозному переживаемому нами времени. Идея мирового господства одной, "высшей" нации провозглашена вновь германским фашизмом, и притом в формах неизмеримо более грубых, резких и категорических, чем когда бы то ни было.

Полчища нового завоевателя опять подавили Европу, ввели в ней жестокий оккупационный режим, но оказались не в силах поразить Англию. Та же логика событий толкнула Гитлера к преждевременному сравнительно с выработанным им планом нападению на Россию, с тем чтобы на ее пространствах решить заодно и судьбу Англии. Существенную разницу, однако, составило то, что Наполеон основное свое внимание обращал на Англию и в победе над ней видел главную задачу; Гитлер же важнейшей целью своей завоевательной программы поставил покорение России. В соответствии с этим Наполеон в период, предшествующий нападению на Россию, пытался склонить ее к союзничеству против Англии, тогда как Гитлер ради победы над Россией готов был пойти на временное примирение с Англией, ценой которого рассчитывал купить ее помощь.

В 1941 - 1942 гг. те же, в гораздо более обостренные, чем 1812 г., условия необеспеченного тыла, удерживаемого в покорности силой шлыка, сделали нового завоевателя способным лишь на "молниеносную" войну.

Полностью повторялась роковая старая ошибка всех врагов России, не понимавших ее духа, не умевших учесть -моральных качеств русского солдата, способность сопротивления русской армий и непримиримость русского народа в борьбе за свою землю, за свою национальную свободу.

Величайшее стратегическое преимущество России - пространство - "всосало и постепенно "растворило" (выражение Кутузова) в себе немцев так же, как некогда французов. При этом большее количество живой наступающей силы, естественно, потребовало и большего пространства.

Наряду с ослабляющим значением пространства выступил второй важнейший фактор - партизанская война, тем более грозная, чем далее углублялся враг на русские земли. Оба фактора в совокупности влекут за собой расстройство тыла и сообщений противника, а следовательно, расстройство снабжения военными материалами и продовольствием.

План "молниеносной" войны с Россией снова провалился; зарвавшиеся, рассеянные и измотанные беспрерывными боями силы наступающего врага, подтачиваемые партизанской войной, не сумели даже дойти до Москвы и под ударами советских войск, неся огромные жертвы, вынуждены откатываться назад. Их наступление потерпело крах.

Конец войны оба завоевателя совершенно ошибочно связывали с овладением. Москвой, рассчитывая предписать отсюда России свои условия. Они забыли о еще оставшихся, недоступных им пространствах, куда могла отходить армия, чтобы затем обрушиться на неприятеля, обессиленного длительностью войны и необходимостью рассеиваться в уже оккупированном пространстве, среди враждебного населения.

Завоевателю 1941 г. не удалось то, что удалось в 1812 г.; тем не менее "в хороший бинокль" он уже мог "видеть внутренние части города", и к нему с удивительной точностью относятся строки, написанные, Байроном о Наполеоне:

"Вот башни полудикие Москвы 
Перед тобой в венцах из злата 
Горят на солнце.., но увы, 
То солнце твоего заката. 
Москва побед твоих предел!"

(The age of Bronze.)

Мороз, которого французы не дождались в Москве, всей силы помощи которого не успел получить Кутузов, теперь тяжело налег на немцев; помогая русскому наступлению, он загромождает их лазареты массами обмороженных.

При грандиозности масштабов современной войны нельзя, конечно, рассчитывать на столь же быстрое крушение армии захватчиков, как 130 лет назад. Этот процесс должен быть более длительным, но его этапы должны в основном напомнить то, что было с "великой армией" Наполеона.

Нельзя сомневаться и в том, что поражение повлечет за собой взрыв восстаний в завоеванных фашистской Германией государствах. При огромной разбросанности ее сил и невозможности возместить колоссальные понесенные в России потери этот взрыв должен быть роковым. Молниеносно созданное здание "нордической империи" рухнет и погребет под собой своих создателей.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. КОРОБКОВ:

Комментарии: