Libmonster ID: RU-6681

Проф. Ю. Готье, Железный век в Восточной Европе , 1930.

Книга эта - образчик того, как создается буржуазной профессурой идеология интервенции против СССР. Вместе с тем концепция проф. Готье представляет собою "опыт" примирения сменовеховского "евразийства" с "авгуровской" 2 позицией борьбы "европейской цивилизации" против советской "азиатчины". Не останавливаясь на всех нелепостях и явных ошибках, имеющих место в "археологических" трудах проф. Готье, мы думаем сосредоточить внимание читателя именно на упомянутом более для нас интересном моменте. Мы говорим о трудах потому, что "Железный век" есть по сути дела продолжение, второй выпуск книги "Очерки по истории материальной культуры Восточной Европы до основания первого русского государства", (кн. 1-я, изд. Брокгауза- Ефрон, 1925), о чем пишет и сам проф. Готье.

Однако прежде чем перейти непосредственно к поставленному вопросу, кстати будет напомнить о некоторых бесспорных, но часто забываемых вещах. Дело в том, что не все еще мы осознали как следует то, что буржуазные историки тоже ставят теперь "по-новому" целый ряд важнейших вопросов. Разве не факт, что многие буржуазные историки говорят теперь о классах в истории, о классовой диференциации, даже о классовой борьбе. Мы у Готье находим часто целые абзацы, посвященные классам. Факт и то, что на этом основании люди нередко зачисляются в "марксисты". А между тем никакого марксизма у них не оказывается. В чем же дело?

Тов. Покровский очень своевременно напомнил на съезде историков-марксистов одно важное высказывание Ленина: "Учение о классовой борьбе не Марксом, а буржуазией до Маркса, создано и для буржуазии, вообще говоря, приемлемо... Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма" (т. XIV, с. 323).

Если вообще говоря, для буржуазной идеологии характерен национализм, растворение классовых антагонизмов в национальных противоречиях, в какой угодно форме, то в период восхода буржуазии признание борьбы сословий было сплошь и рядом. В период же "крушения" буржуазии неизбежно также и признание борьбы классов. Причем тут дело не только в том, что некоторые слои буржуазной профессуры подделываются таким образом под "марксизм", но и в том, что в силу революционного размежевания классов, небывалого обострения классовой борьбы, совершенно открыто ставится вопрос" кто - кого", какой класс возьмет верх.

Таким образом должно быть совершенно ясно понято это указание Ленина. Гвоздь вопроса не в том, говорит ли или не говорит тот или иной историк о классовой борьбе, а в том, что и как он говорит об этом. Вместе с тем надо подчеркнуть то обстоятельство, что "признание диктатуры пролетариата" для историка означает не просто признание ее, как факт для XX века. Оно означает диалектическое рассмотрение борьбы классов под этим углом зрения на протяжении всего исторического процесса.

Второй интересный вопрос - относительно великодержавничества современных буржуазных историков. Редко кто из них может выступить ныне так откровенно, как Карамзин, Соловьев, Ешевский и т. п. Иная обстановка, иные задачи своеобразно оформляют и позиции историков от великорусского шовинизма. Да и отношения между великодержавничеством и местным национализмом уже значительно другие, у них теперь куда больше точек соприкосновения, чем раньше. Ничего странного нет поэтому в том, что в выступлениях как той, так и другой стороны часто встречаешь мешанину обоих видов национализма. Взять к примеру труды Готье. Вокруг великодержавнического стержня напутано подчас такое, чего никак нельзя иначе расценивать как поблажкой местным националистам, вопреки фактам например модернизация и идеализация Волжской Болгарии, ее "процветание" и т.д. в угоду и на пример драки чувашских и татарских националистов).

Даже вопрос об образовании великорусской народности ставится ими иначе. Ни Готье, ни Любавский не отрицают теперь того, что русские - это... не славяне, а смесь разных племенных групп. Даже вопрос о норманнах приобретает иной оборот. Многие проблемы и в буржуазной историографии переносятся в нынешний период на иную плоскость. Этого нельзя недоучитывать.

Предоставим теперь слово самому проф. Готье:

"Под русской историей обычно подразумевается, - начинает он в первом выпуске своего труда, - совокупность явлений, имевших место с того времени, когда на Восточноевропейской равнине впервые сложилось славяно-норманское государство, которое затем с неизбежными (sic!), сменяющими друг друга периодами процветания и упадка существует до наших дней". 3


1 Мы сознательно ставим более широкую тему с тем, чтобы не ограничиться выступлениями одного проф. Готье.

2 См. Авгур, СССР - угроза цивилизации

3 "Очерки", с.7

стр. 115

Нет нужды критиковать ненаучную постановку вопроса о пределах исторической науки - он пишет об истории до IX - XII вв. как о "доисторической эпохе", - тут важно другое. Запомним первое его положение: "Славяно-норманское государство", то процветая, то упадая, "существует до наших дней". К этому можно добавить, что во втором выпуске это государство носит уже название "СССР", даже в такой пошлой форме, как "СССР до эпохи великого переселения", или "появление угров на юге СССР" 4 .

Под углом зрения "процветания и упадка" автор интересуется главным образом двумя вопросами. Первый - это вопрос колонизации, второй - вопрос об азиатском влиянии на Россию, вопрос о "Евразии".

По мнению проф. Готье, "распространение" славян к северу-востоку "составляет коренной процесс русской истории" 5 . В предисловии к "Очеркам" он пишет по вопросу о колонизации таким образом:

"История может отметить некоторые фазы этого многовекового процесса; ее источники, например летопись или жития преподобных Авраамия и Леонтия Ростовских, освещают отдельные его эпизоды иногда очень ярко и красноречиво, но все же одно только подробное и неуклонное исследование археологических памятников может дать истинный ключ к разрешению самого может быть важного и основного культурно-исторического процесса, развертывающегося на Восточноевропейской равнине и прямым последствием которого было образование великорусской народности в ее современном виде" 6 .

Опять-таки, оставив в стороне его великодержавный "культуртрегерский" стиль, отметим другое. Почему он берет за основу основ именно процесс колонизации? Потому что это является у него историческим обоснованием политической постановки "модного" вопроса о "евразийстве".

"В настоящее время, - пишет он, - очень модным является мнение, что Россия во всей совокупности истории и быта составляет самостоятельное целое, переходную ступень от Европы к Азии - "Евразию", как теперь принято говорить. Русские люди самых различных программ, взглядов и убеждений разными путями, но с одинаковым увлечением стремятся к спасительному (sic!) термину Евразия, разом устанавливающему и "особенную стать" России и объясняющему все ее особенности, прошлые и настоящие. Обычно доказательств, что Россия существенно отличается от Европы и имеет более сродства с Азией, ищут в русской истории, т. е. с IX века.

"Я думаю, что если к делу привлечь факты и явления за более долгий хронологический период, то мнение о России как Евразии получит для многих может быть неожиданное, но веское подтверждение..." 7

Таким образом вся сложность вопроса в концепции проф. Готье сведена к тому, как стала Россия "Евразией", в чем причины ее периодического "процветания и упадка".

Ответ на этот центральный вопрос он ищет в характере русского народа как продукта скрещения славянства с пришельцами из Азии.

Возьмем характеристику славян, В первые века вашей эры, до VI ст. славяне несмотря на свою воинственность и храбрость были подчинены гуннам и аварам. Где "разгадка" этому?

Тогда как и у готов, и у гуннов, и у аваров, пишет автор, "мы находим ясно выраженную и прочно организованную власть военного вождя или хана, имевшую военно-деспотический характер, славяне "не повинуются единому вождю, но с древних времен живут в народовластии, вследствие чего у них сообща обсуждается и горестное и полезное" (Прокопий). Следовательно, славяне вступают в историю в анархическом строе, не чуждом славянству и в его позднейших судьбах. Единение создает силу; отсутствие единения ведет к противоположному; храбрые не менее своих соперников, численно очень сильные славяне, не умевшие создавать прочных союзов, а тем более крупных военных деспотий, неизменно подпадали под власть лучше организованных, хотя может быть и меньших по численности соседей-врагов" 8 .

Но вот начинается "великое колонизационное движение". Славяне расширяют территорию на юг, северо-восток и север, оттесняя иноплеменное население. Причин колонизационного движения, по мнению автора, "надо искать в обстоятельствах, нарушивших равновесие в славянской прародине в эпоху великого переселения народов. Может быть иго готов, гуннов, а позднее аваров заставило некоторые энергичные и предприимчивые восточно-славянские "антские" племена искать, спокойствия на угрюмом, но более безопасном севере, т. е. сделать то же, что их потомки отчасти повторили в XII, XIII и XIV вв., уходя из разоренного Поднепровья в Суздальскую и Московскую Русь" 9 .

Колонизационный процесс шел настолько легко что, славяне-"анархисты" не встречали никаких препятствий.

"Финны видимо (?) отступали перед русскими, уходя более в леса и задерживаясь по пути отступления лишь небольшими клочками. Они дорожили свободой быта и легко поступались местом, не имевшим значения в их глазах после утраты больших рыбных озер Переяславского и Ростовского" 10 .

По характеру своему славяне - колонизаторы - "мирный народ-земледелец, который любит землю и вольный простор, стремится к ним и захватывает их, где может. А земли и простора было ведь так много и в юго-восточных степях и в северных лесных дебрях. Однако даже в своей экспансии он невоинственен. Он


4 "Железный век", с 23.

5 Там же, с. 44.

6 "Очерки", с. 14 (разрядка моя - К.).

7 Там же, с. 15.

8 "Железный век", с. 41 (разрядка моя - К.), ср. с. 44 - 45, 204.

9 Там же, с. 219.

10 Там же, с. 221.

стр. 116

дерется по нужде и умеет и сражаться, и умирать в борьбе, но лишь под влиянием особых условий (каких? - К.), а в нем вырабатываются своеобразная воинственность и особая удаль... Расселяясь по рекам, понемногу охватывая весь бассейн Днепра, проникая в Озерный край и на Верхнюю Волгу, он устраивается, распахивает землю, собирает ее плоды, ловит зверя и добытые излишки продает прохожему купцу или сам везет их в торговый город, если последний не слишком отдален..." 11 .

Наконец еще один штрих такого же свойства: "Отсутствие воинственного натиска, недостаток сплоченности, врожденная анархичность, столь метко схваченные византийским историком Прокопием еще в VI веке, делали этого земледельца- колонизатора постоянной жертвой более слабых численно, но лучше организованных шаек купцов-разбойников и отрядов степняков. Все это давно и хорошо известно, поскольку дело идет о Руси X - XIII вв. и более позднего времени, но те же явления повидимому широко распространены и в долгие века, предшествовавшие началу русского государства" 12 .

Труд проф. Бахрушина о колонизации Сибири тем и ценен, - писал совсем недавно заграничный его коллега Кизеветтер, что "дает массу колоритного фактического материала, бросающего яркий свет на удивительные колонизационные таланты великорусского племени" 13 . Проф. Готье, как мы видим, отсылает в этом случае к житиям "преподобных"; такое идиллическое изображение колонизации несомненно заслуживает комплимента со стороны "Современных записок". Хотя... хотя с фактической стороны дело обстоит буквально по Ницше: "мы не фантазируем, мы рассчитываем. Но для того, чтобы мы могли рассчитывать, мы сначала фантазировали".

Ответ на интересующий нас вопрос должен быть по Готье таков: народовластие, - врожденная анархичность славян, неумение создать крупные военные деспотии, вот что держало их сначала в состоянии "упадка", в подчинении у врагов.

Такие племена, как готы, были тем сильны, что у них "с самого начала были племенные, потом феодальные вожди, вокруг которых собирался этот немногочисленный, но стойкий и сильный народ" 14 . Процветание такого народа, как волжские болгары, объясняется видимо тем, что "там во главе народа стоял великий хан", да еще "активностью болгар в процессе торговли...". А уплата крестьянами дани "с достаточной ясностью говорит о богатстве их скотом" 15 .

Тут, конечно, "логика ваша немного дика" (Некрасов) но что же поделаешь, если на одной странице славяне - воинственные, а на другой - мирные сельские хозяева и культурные колонизаторы. Проф. Готье ничего неизвестно о борьбе славян с их "вождями" против других народов, но зато достоверно известно, как он пишет, о борьбе черемис с вотяками.

Но во всяком случае остается фактом, что славяне в виду анархичности и отсутствия "феодальных вождей" и "военных деспотий", несмотря на свою энергичность и предприимчивость, еще не "процветали".

Но вот появляются норманны. Проф. Готье не пишет, конечно, прямо "придите, володейте", но стиль примерно тот же:

"Для инертного и пассивного славянского населения норманны были тем возбуждающим и вызывающим брожение элементом, который было необходимо привить ему для перехода от разоруженного городского и племенного строя к более развитым общественным формам" 16 .

Так образовалось "славяно-норманское государство". Теперь уже все условия процветания налицо, но дальнейшее повествование передается из рук археолога в руки историка. Впрочем мы узнаем, что Россия вошла с самого же начала в круговорот смены "процветания" и "упадка". В этом смысле Готье, можно сказать, сплагиировал свои идеи от Виппера, высказанные последним в книге "Кризис...".

Таким образом выясняется, что в явлениях "процветания" России повинны мирные и предприимчивые славяне, которые при помощи норманнов создали необходимую "военную деспотию", преодолевая свою "анархичность".

Где же основа для явлений "упадка"? Очевидно, в рецидивах "народовластия" и "анархии"? Не совсем так. Проф. Готье дает другой "истинный ключ" к уразумению этого:

"Далекое прошлое нашей страны учит нас, что восточное влияние было почти предвечным. Оно учит нас также, что оно было двояким (стиль-то каков! - К.). Степняки приносили чаще всего беспокойство и разрушения. Цивилизованные страны древнего Востока неизменно приносили в нашу землю семена культуры... Таковы уроки нашего далекого прошлого. Чем больше мы его изучаем, тем ярче и яснее выступает постоянная и тесная связь России с Востоком, более постоянная и тесная, чем связь между Востоком и Западной Европой. И здесь дальнейшие археологические исследования обещают много новых открытий и много существенных данных, необходимых для уразумения и осмысления культурно- исторического облика России" 17 . Замечательно для понимания вопроса то, что проф. Готье вовсе не отрицает "семена культуры", принесенные от "цивилизованных стран древнего Востока". Но он только подчеркивает то, что якобы "степняки приносили чаще всего беспокойство и разрушения". Теперь уже окончательно ясна вся его концепция "процветания и упадка". Исторически, дескать, Россия оказалась дуалистичной, не в смысле классов, конечно, или хотя бы "тюрьмы народов", а в том смысле, что в


11 "Железный век", с. 243 - 244.

12 Там же, с. 244 (разрядка моя - К.).

13 Кизеветтер, Современные записки, Париж, 1930.

14 Там же (разрядка моя - К.), ср. с. 148 - о финских вождях.

15 "Железный век", с 171, 175, 181, 185.

16 Там же, с. 252.

17 "Очерки", с. 18 (разрядка моя - К.).

стр. 117

соприкосновении с Востоком, особенно в "культурно-историческом процессе" колонизации, к мирному славянину пристал "беспокойный" "степняк" - от этого все качества!

Прежде чем резюмировать наши выводы об "исторической" концепции Готье, приходится опять вспомнить "евразийцев". Философия побитой и разочарованной во всесилии западноевропейского капитализма русской буржуазии - так можно было охарактеризовать писания белоэмигрантов Трубецкого и Ко начале 1920 годов. Сменовеховское "евразийство" формировалось в тумане размышлений на тему о том, "как внезапно рухнуло то, что мы называли русской культурой" 18 .

Но с тех пор прошло почти целых десять лет социалистической стройки СССР. Увяли надежды на перерождение Союза изнутри или на реставрацию капитализма кулацкими силами. Мировой капитализм в каждой сводке новых контрольных цифр чувствовал неизбежность назревания вопроса "кто - кого" на мировой арене, неизбежное приближение срока великого Zusammenbruch с более широким размахом, чем было до сих пор. От "евразийства" до Авгура ("СССР - угроза цивилизации") был лишь один шаг, как бы ни казалось велико между ними расхождение с первого взгляда.

В эпоху развернутого социалистического наступления в СССР мы являемся очевидцами того, что "сменовеховская" буржуазная интеллигенция на деле идет по вехам "Промпартии" etc. до Парижа. Диалектика борьбы социализма и капитализма оказывается такова, что люди, помышляющие занять позицию между СССР и "европейской цивилизацией", якобы ради того, чтобы избежать "ужасов европеизации", неизбежно становятся агентами мирового империализма, который делает ставку на свержение диктатуры пролетариата в СССР и превращение нашей страны в колонию. Философ Лосев, экономист Чаянов и историк... Готье, - все они не лишены элементов "евразийства", но ныне они прямо и непосредственно выступают как идеологи интервенции против СССР.

Готье отразил в своих трудах сдвиги определенной группы буржуазной интеллигенции от "евразийства" к прямой контрреволюции под руководством Парижа. Для "процветания" России нужно преодолеть "народовластие", "анархизм", устранить "беспокойство и разрушения". Как? - Авось придут новые "норманны" и помогут установить "военную деспотию". Вот к чему сводится по существу вся эта философия от археологии проф. Готье.

Но "научная смена", на кого рассчитывает Готье, не настолько уже наивна, чтобы не понять, о чем идет речь. Она еще заставит профессора сказать прямо и без кривотолков: или с нами за социализм, или против социализма, тогда прочь от нас!

И. Куршанак

---

18 Н. Трубецкой, Европа и человечество.

* * *

И. И. Мещанинов , Палеоэтнология и Homo sapiens, "Известия Гос. академии истории материальной культуры", т. VI, вып. 7, Л. 1930, с. 36.

Революция, произведенная в науке о языке новым диалектическо- материалистическим учением акад. Н. Я. Марра, - его яфетической теорией, не ограничивается, естественно, только относительно узкими рамками самой лингвистики, но уже оказала и, надо надеяться, еще больше окажет влияние в будущем и на смежные обществоведческие дисциплины. Последние не могут не учитывать языковедные достижения яфетической теории, не могут в той или иной степени не использовать добытые ею факты, которые в корне разрушают старые реакционные концепции буржуазной лингвистической науки, до сих пор продолжающей к сожалению господствовать не только в наших вузах, но и в исследовательской практике большинства историков-марксистов.

Автор рецензируемой публикации ГАИМК - ленинградский профессор И. И. Мещанинов, один из ближайших учеников и сотрудников акад. Н. Я. Марра, в течение нескольких лет работающий над увязкой данных яфетидологии и истории так называемой материальной культуры, успел выпустить ряд весьма интересных и ценных работ 1 , в которых показал, какие чрезвычайно важные в методологическом отношении выводы позволяет сделать привлечение яфетидологии к исследованию проблем древнейшей истории человечества. Оставляя в стороне вопрос о целом ряде серьезных методологических ошибок автора в интерпретации основных положений и проблем яфетической теории, на которых в данном случае не приходится останавливать внимание, и которые были разобраны в свое время 2 , необходимо отметить и подчеркнуть, что эти работы т. Мещанинова интересны не только с точки зрения нового, чрезвычайно близкого к марксистскому освещению фактов, но особенно по их теоретически- боевой заостренности, против вредных учений буржуазной исторической науки. В этом отношении труды т. Мещанинова, выкорчевывающего глубоко вросшие в научную почву пни архиреакционных "теорий" рас, миграций и пр. традиционного хлама, подлежат не только положительной оценке со стороны марксистов- ленинцев, но также и всемерному использованию в борьбе против тех суррогатов обществоведения, к которым фактически свелась история общества в руках буржуазных историков.

Привлекая для анализа значительное количество археологической литературы различных


1 Из них назовем здесь: "О доисторическом переселении народов", "Вестник Комакадемии" N 29, 1928; "К терминам История и Доистория "Нового Востока" N 26 - 27, 1929; "Кромлехи", "Известия ГАИМК", 1930, вып. III, т. VI.

2 См в частности мои статьи: "Шаг назад" в N 26 - 27 "Нового Востока" за 1929 г.; "От яфетидологии к марксистской лингвистике" в первом томе "Ученых записок" Научно-исследовательского института этн. и нац. культур народов Востока, М. 1930.

стр. 118

борющихся между собой школ, в совокупности представляющих лицо современной археологической науки, т. Мещанинов очень убедительно демонстрирует в своей работе тот тупик, куда путями ложной методологии заведена так называемая доисторическая археология, совершенно не критически усвоившая целый комплекс ненаучных представлений - наследство пресловутой расовой теории, в настоящее время процветающей в буржуазной науке в новом, хорошо замаскированном виде "этнологии". Последняя, выступая как общая теоретическая наука о культуре, уже успела превратиться в методологическую дисциплину для буржуазных антропологии, археологии, этнографии и лингвистики, захлестывая, с одной стороны, не только древнейшие по общепринятой, но абсолютно абсурдной терминологии, "доисторические", но и позднейшие "исторические" стадии всемирной истории, более того, грозя поглотить всю историческую науку капиталистического общества, с другой же стороны, претендует выполнить задачи и занять место старой, значительно скомпрометировавшей себя на службе классовым интересам буржуазии, социологии.

Конкретным применением этнологического подхода к вопросам археологии является усиленно пропагандируемая ее адептами "палеоэтнология", которая рассматривает все материальные памятники, добываемые лопатой археологии, как результат специфической деятельности различных этнических групп, каждая из которых действовала совершенно самостоятельно и обособленно, без всяких связей друг с другом. "В связи с этим, - подчеркивает т. Мещанинов, - основной момент во всяком палеоэтнологическом построении - смена культур - объясняется сменой этнических масс, и потому уже для эпох раннего палеолита пришлось признать приток... различных "человеческих волн" (с. 5).

Ссылаясь на предыдущие свои работы, автор отмечает "неестественность высказывавшихся предположений о том, что сотнями и даже тысячами лет двигавшиеся племенные массивы доносят до конечного пункта своего миграционного движения формы своего творчества в неизменном виде. Не говоря уже о том, что народ, не изменявший своего облика сотнями и тем более тысячами лет, едва ли может быть причислен к тем "народам-просветителям", каковые, по мнению исследователей, несут с собой творческое начало, само такое переселение представляется в достаточной степени неестественным. Это не "просветители", а какие-то, своеобразно застывшие, стабильные в своем развитии массы. Кроме того как раз наоборот передвигавшийся с длительными остановками на местах народ неминуемо должен был скрещиваться со встречаемыми по пути своего движения племенами и следовательно в результате многократных смешений должен был дойти совсем не в том виде, в каком вышел. Если он шел по пустынным, незаселенным местам, то он двигался вовсе не на смену каких-то других культурных форм, очевидно при данных условиях вовсе до него нигде не существовавших. Если же он все же на кого-то по пути своего движения натыкался, то тот другой должен был жить в пересекаемых странствующим народом местах. Избежать неминуемого с ним скрещения возможно лишь при условии полного уничтожения одним народом другого. Так и предполагает ряд исследователей. Миграционная теория неминуемо ведет к пранародам и пракультурам, восстанавливаемым научно-исследовательскою мыслью в весьма нереальной обстановке. В данном случае, археологи-доисторики господствующей школы полностью повторяют то, что делают лингвисты пока тоже господствующей, школы. Прослеживание переселений неизбежно упирается в так называемые "культурные очаги", каковые устанавливаются нередко по произвольному желанию самого исследователя. Равным образом (слишком к сожалению часто), научная работа сворачивает на споры о преимуществе того или иного очага и в связи с этим на движение переселенческих волн в ту или иную сторону, намечаемую чаще всего по предвзятому мнению автора. Миграционная теория, отсылая исследователя в мало изученные районы Азии и Африки, откуда будто бы двигались "культурные" племена, не разрешает вопроса о происхождении исследуемых культурных форм, так как появление из неизвестного отнюдь еще не дает ответа на то, как образовались эти формы в отмеченных, пока недостаточно изученных местах. Переселения оказываются наиболее активными в так называемые доисторические времена, то-есть в те, которые не засвидетельствованы письменными источниками, что заставляет видеть такую активность не в самых племенах, а в исследователях, не могущих разобраться в сложных формах изучаемого объекта и потому прибегающих к более упрощенному их объяснению, сводящемуся к вычерчиванию географических карт с нанесением на них предполагаемых путей движения, идущих из прародин, намечаемых под именем упомянутых выше "культурных очагов" (с. 5 - 7).

Тов. Мещанинов совершенно прав, когда он констатирует, что "легкость такого толкования поступательного движения культуры соблазнила археологов- доисториков, и они всецело подпали под влияние этнологической теории и закрепили формально-сравнительный метод, придав деятельности человека стабильную форму" (с. 8).

Полностью используя блестящую критику этнологизма в языке, проведенную на огромнейшем материале яфетидологической школой, автор борется против реакционнейших метафизико-идеалистических положений этнологизма в археологии. "Прослеживание длительного периода развития требует учета всей хозяйственной подосновы всех меняющихся группировок человеческих объединений и создающихся ими условий использования себя и окружающей природы на удовлетворение своих растущих потребностей. Сложность проблемы, - делает он ударение, - весьма искусно обойдена исследователями, свернувшими на путь этнических расчленений и на поиски не возникновения этноса, а уже готовых, каким-то чудом созданных,

стр. 119

этнических форм. Таким образом искусственно создались не только этнос в палеолите, но и сама палеоэтнология" (разрядка моя - В. А.)

Разоблачая антинаучность концепции палеоэтнологии и противопоставляя ей требование рассматривать всякое культурное явление в его движении, развитии, изменении и конечной обусловленности материальными экономическими отношениями, тем самым по существу критикуя палеоэтнологизм с марксистской позиции, т. Мещанинов вскрывает вредное отражение шовинистической "теории" расового неравенства и в том понимании термина homo sapiens, которое является безраздельно господствующим в науке. "Этот термин, - пишет он, - является непосредственным порождением старых этногонических теорий, выдвинувших "культурную" расу кроманьонов, прародительницу современного человечества. Оказывается, что все предшествовавшие оринъякскому человеку расы погибли в неравной борьбе с ним, и сохранился один только, неведомо откуда пришедший, homo sapiens, давший многообразное потомство в образе ныне населяющих земной шар разнообразных человеческих рас. Все же хронологически более ранее, и гейдельбергский человек и неандертал и т. д., все это стерто с лица земли, как неспособные к жизни расы, не оставившие после себя никаких следов, кроме изделий своих собственных рук... Всякая находка промежуточных форм, умещающихся между оторванно взятыми периодами, воспринимается еще охотнее как еще неведомый этнос, тоже пришедший с запада или востока на смену своего предшественника" (с. 9 - 10).

Сложнейший диалектический процесс общественного развития подменяется в палеоэтнологии вульгарной упрощенческой схемой механической смены неведомо откуда появляющихся рас, наделенных абсолютно неизменяющимися свойствами, которые отпечатываются в памятниках их материальной культуры. Отношения этих рас даны только в форме фатальной дикой борьбы, в которой сильнейшая раса побеждает и поголовно истребляет слабейшую. Не требуется особых усилий, чтобы вскрыть в этой джингоистско-фантастической схеме отражение реальной империалистической практики современных капиталистических хищников, эксплоатирующих и истребляющих целые народы, оправдывающих ужасы своей колониальной и национальной политики все теми же человеконенавистническими принципами расовой теории. Последняя, как и всякая другая буржуазная теория, в конечном счете построена и защищается как средство обороны классовых интересов капиталистов.

Резко отличается подход к тем же проблемам яфетической теории, которая уже давно четко показала классовые корни доминирующих в современной науке антинаучных представлений о расах, культурах, языках. "Лингвистический материал, - говорит т. Мещанинов, - с вполне достаточной очевидностью доказывает, что мы имеем не смену рас и во всяком случае не смену этнических составов, как думают сторонники Обермайера, а результат длительного перехода от одной системы к другой, отразившегося и в языке и в творчестве человека на вещах... Мне кажется, что для эпох палеолита неполнота материала в значительной степени посодействовала укоренению так называемой расовой теории и широко распространенного и вовсе еще не оставленного по сей день применения миграционных толкований... Обычно применяемые объяснения смен изучаемых формаций обоснованы... не опорою на факты, а лишь выводами сравнительных сопоставлений. Между тем мы прекрасно знаем, к каким результатам приводят заключения, построенные на узком формально-сравнительном методе. Исследователь чаще всего проявляет склонность ограничиться анализом отдельно взятого сюжета и путем сопоставлений со сходными сюжетами других мест и культур считает себя вправе определять сущность изучаемого, не считаясь с окружающим его комплексом и с условиями формирования его на месте. Идя таким путем, исследователь вылетает из тесного круга определяющих формаций и, не считаясь с жизнью формы, характеризует ее сходными формами, нередко совершенно не учтенными. При углублении такого подхода, археолог крайне легко обращается в узкого вещеведа, и притом нередко ошибающегося в делаемой оценке самой вещи. Подобные отлеты от окружающего комплекса наличны даже в эпохи, близкие к историческим... Оторванно взятая форма уносит исследователя из изучаемой им области, фактически он оказывается свободным в выборе сопоставлений и даже, до известной степени, свободным в деталях своей собственной фантазии. Обнаружение нового материала при таких условиях дает повод к немедленному применению сравнительного метода. И вместо того, чтобы изучать условия жизни этого материала на месте и перейти к поискам дополнительных данных для получения цельности картины, ученый ограничивается внешними формальными сопоставлениями... Все изученные яфетидологиею материалы говорят об единстве процесса развития, а не о смене самостоятельно зародившихся и друг от друга не зависящих этнических составов. В связи с этим решительно отпадают всякие суждения об обособленно существовавших и сменяющихся в порыве переселенческих волн этнических составах эпохи палеолита. Тем самым изъемлется из употребления несоответствующий исследовательским заданиям термин палеоэтнология. Вместе с тем требует уточнения и другой термин, - homo sapiens. Если кроманьон трансформировался из неандертала, то применение к нему одному означенного термина представляется далеко не обоснованным. Под homo sapiens подразумевается мыслящий и творящий человек. Между тем, как утверждает яфетидология на основании лингвистического анализа, человек периода кинетической речи уже обладал достаточно развитым мышлением и, судя по сохранившимся памятникам материальной культуры, был несомненно творящим человеком, во всяком случае в области изготовления орудий. Таким образом термин - homo sapiens, прикреплявшийся к кроманьону по чисто расовому признаку, должен быть, судя по влагаемому в него содержанию, распространен на весь период трудящегося

стр. 120

уже человека в его ясно выступающей творческой деятельности (с. 10 - 13).

Таковы в общих чертах основные положения общеметодологической части рецензируемой работы.

Вторая часть посвящена критическому разбору пользующейся на Западе значительным успехом теории венского проф. Освальда Менгина, которую пытались пропагандировать и у нас в СССР (первая попытка, если не ошибаюсь, принадлежит Б. Богаевскому) 3 .

Ученик покойного Гернеса, Менгин резко отошел от научных позиций своего учителя и примкнул к школе известного кардинала Вильгельма Шмидта, выступающего сейчас главным представителем теории культурных кругов. "Почувствовав неустойчивость действующих суждений археологов, - отмечает т. Мещанинов, - Менгин не нашел иного выхода из них, как построение двух культурных кругов, характеризуемых ручным топором и ручным клинком... В его освещении, названные культурные круги играют первенствующую роль даже в сложении всей человеческой культуры вообще... Менгин неминуемо уперся в этнос, и какая-то непреодолимая сила не позволяет ему освободиться от напора миграционной теории" (с. 14 - 15). Здесь мы можем помочь т. Мещанинову. "Непреодолимая" сила, заставляющая Менгина (да его ли только одного?) скатываться к обветшалым традициям бесконечных переселений гипостазированных этносов, в реальной действительности есть не что иное, как буржуазно-классовая идеология, преодолеть которую вместе с неразрывно с нею связанной классовой же методологией, естественно, очень не легко даже и крупному специалисту, поскольку он сам не осознает этого положения и не стремится его изменить, переходя на теоретические позиции другого класса. Наоборот, связавшись с ярко-конфессиональной школой ученого кардинала, группирующейся вокруг "Anthropos?a", Менгион еще больше завяз в болоте, поскольку его новые друзья как раз и поставили своей основной целью всячески способствовать распаду науки, стремясь превратить ее в безвредное дополнение к божественному откровению. Совершенно случайно, что в наше время, в эпоху империализма и пролетарской революции, в эпоху осуществляющегося разложения капитализма, самую действенную помощь ему оказывают наиболее оголтелые приспешники средневековой феодальной реакции. Лагерь "Anthropos'a" лагерь ученых слуг Ватикана - есть в настоящее время самая крепкая цитадель, защищающая интересы эксплоататоров. Эти "ученые" не подведут буржуазию, их "наука" не может оказаться революционной силой в руках другого, "революционного" класса. Сюда, к монастырю Ggabriel Modling bei Wien ведут буржуазную науку, не желающую и не могущую итти вперед, итти на разрыв со своим классом, "непреодолимые" силы классовой борьбы, сюда вместе с Менгиным, приходят и другие представители мятущейся в безысходном кризисе буржуазной научной мысли. Впрочем часть их приходит и в иные обители: отметим быстрый рост всяческих теософических настроений, особенно так называемой антропософии, которые весьма энергично распространяются среди ученых гибнущего общества. И здесь, и там наука буржуазного Запада жалко капитулирует перед атавистическими религиозными капканами.

"Приняв схему В. Шмидта, Менгин тем самым вновь свернул на узкий этнологический подход. Он привлек в параллель к своим "доисторическим" исследованиям также и данные современной этнографии. И что же вышло из такого привлечения этнологического материала? - спрашивает т. Мещанинов. Не углубив достаточно вопросов стадиальности, Менгин, в результате своих этнологических сопоставлений "доисторического" человека с современным "дикарем", склоняется к отнесению в число первичных культур расово им обособляемого ориньяка, то-есть опять приходит к тому же пресловутому homo sapiens кроманьону. Сделав своего рода "культурный круг", венский археолог венулся к тому исходному пункту, от которого пытался отойти. Менгин ярко олицетворил в своих работах бесплодность попыток выйти из заколдованного круга, созданного этнологической школой..." (с. 15 - 16).

Отметив значительный отход назад Менгина по сравнению с Гернесом, т. Мещанинов высказывает ряд очень интересных соображений о роли типологии и о проблеме "дикаря". "Типологические сопоставления неизбежны, - пишет он, - и от них ни один яфетидолог отказываться не может, но они должны быть обусловлены учетом всего наличного комплекса... С применением комплексного анализа мы неминуемо подойдем к прослеживанию смен хозяйственных формаций человеческих объединений и тем самым выявим проявление этих смен на обусловленном ими вещевом творчестве... Застигаемые нами так называемые примитивные народы сами по себе вовсе не представляют начальной стадии развития. За ними лежит длительный период предшествующего состояния. Кроме того к ним нельзя подходить как к безукоризненно цельным формациям. Они представляют собой тоже уже многократно скрещенные образования, и вовсе нельзя предполагать, что процессы скрещения везде проходили в однообразных сочетаниях... Понять современного "дикаря" можно только, подойдя к нему стадиально и палеонтологически. Между тем этого не сделал ни один этнограф, и, поскольку мы знаем, не собирается делать это и поныне. Обычное разрешение этого вопроса, сводящееся к наблюдениям форм бытования, приводит лишь к легкости применения сравнительного метода, и к "дикарю" подходят как к чему-то самобытно-целостному и вполне ясному в своем условном примитивизме. Это совершенное недоразумение. Именно здесь, - подчеркивает автор - наиболее необходимо привлечение лингвистических исследований" (с. 16 - 18).

Важно подчеркнуть, и это не упускает сделать т. Мещанинов, что от этнологической фальсификации исторического процесса не гарантированы и отдельные исследователи-марксисты,


3 "Доистория и этнология в работах проф. Освальда Менгина "Человек", 1928, N 2 - 4.

стр. 121

которые позволяют себе некритически заимствовать материалы из трудов палеоэтнологов. В частности, он указывает на ошибку М. Серебрякова 4 , которой в вопросе о homo Sapiens фактически становится на почву палеоэтнологии, приписывая разум только пресловутому кроманьону. Между тем, "согласно выводам яфетидологии на основе анализа лингвистического материала, не появление кроманьона сопровождалось коренными изменениями в технике производства и в общественных отношениях, а наоборот изменения в технике производства обусловили видоизменения в общественных отношениях и создали тот тип, который именуется кроманьоном" (с. 21).

Давая в своей работе богатый и хорошо подобранный материал, иллюстрирующий все обостряющийся кризис буржуазных антропологии, археологии и этнографии, т. Мещанинов показывает, что только отказ от старой в корне дискредитировавшей себя методологии способен вывести эти науки из тупика. Автор глубоко убежден, что такой новой методологией является яфетическая теория, совершенно проглядывая при этом, и в этом заключается существеннейший недостаток как рецензируемой так и других его работ, что сама яфетидология в своей методологической сущности является не чем иным, как "стихийным историческим материализмом", по меткому и глубоко правильному высказыванию М. Н. Покровского. Задача состоит поэтому не столько в том, чтобы переносить, хотя и имеющие огромное значение, но все же остающиеся частными, основные положения яфетической теории, а в том, чтобы сознательно и углубленно применять в исследовании археологических, этнографических и антропологических явлений единственно подлинно-научный метод марксистско- ленинской методологии. Только органическое внедрение революционного марксизма в эти дисциплины позволит коренным образом не только уничтожить многочисленные миражи, но и дать положительный ответ на вопрос о конкретных путях развития человеческой истории в ее древнейшей стадии и от обезьяны, в процессе труда превращавшейся в человека, и до появления классового общества. Только тогда изменится и современное положение, которое "загнало археологический материал в отгороженные непроницаемыми полками ящики, снабженные этикетками с указанием этноса, культуры и даты", положение, при котором "почти никаких попыток к стадиальному прослеживанию меняющихся форм, почти полное отсутствие учета изменчивых условий жизни и труда, форм хозяйственной деятельности, различия потребностей обособляющихся слоев населения. Не заметно никаких стремлений проверить свои выводы по данным языка, отражающего ту же хозяйственную деятельность и следовательно выявляющего пережитые моменты. Памятник материальной культуры продолжает быть самодовлеющим" (с. 35).

Когда же это будет? Тогда, когда за эту насущную и актуальную задачу возьмутся историки-марксисты. А браться - давно пора.

В. Аптекарь.

---

4 "Основные проблемы исторического материализма" "Записки Научного общества марксистов" N 1 (9), 1928.

* * *

Б. Тихомиров, Разинщина, Гиз, 1930, с. 140.

Нет ничего странного в том, что история крестьянских движений систематически игнорировалась крепостнической и буржуазной историографией. В тех же случаях, когда историки указанных направлений касались этой проблемы, они оставляли после себя такое нагромождение исторических фальсификаций, что марксистско- ленинской историографии придется еще немало приложить усилий и впредь для того, чтобы окончательно расчистить поле для подлинно-научного классового освещения как хода событий, так - тем более - их характера и значения.

В этом отношении значительным явлением представляется работа Б. Тихомирова - "Разинщина", которая вышла из семинара Института красной профессуры. Тов. Тихомиров подвергает пересмотру с марксистской точки зрения все основные этапы, действующие силы и задачи, которые пыталась разрешить крестьянская война второй половины XVII века. Заслуга тем более значительная, что в своей работе автор почти не имел предшественников.

Прежде всего и главным образом следует отметить последовательное проведение классового анализа разинщины. Вся предшествующая историография, которая пыталась замазать классовую борьбу и ее революционную целеустремленность, рассматривала действующие классовые силы как случайно выступившие на историческую сцену, а в соответствии с этим рассматривала крестьянское движение в лучшем случае как борьбу "воровских людей", "низших слоев общества" против высших, а в худшем - как проявление чего-то "нездорового, ненормального". Автор "Разинщины", в ряде глав исследуя социально- экономическую обстановку движения, дает подробнейший анализ всего переплета классовых сил на окраинах и в центре московского государства. Не всегда автору удается вскрыть основное и решающее соотношение классовых сил и последовательно провести его через все этапы разинщины. В ряде случаев он модернизирует феодальную эпоху в стиле капиталистической. Так например приведя ряд данных, подтверждающих "факт заторможения и кое-где упадка экономического развития городов во второй половине XVII в. (до 80 г.)" 1 , он пишет: "четвертая часть Тульского посада представляла собой городской пролетариат, наемных рабочих, не тянувших тягла " 2 .

Эта же терминология употребляется Г. М. Белоцерковским в его работе "Тула и Тульский уезд в XVI и XVII веках" (с. 109 - 110). Таким образом, т. Тихомиров, следуя немарксистским работам, стал на путь некритического перенесения категорий капиталистического общества


1 Тихомиров, Разинщина, с. 25.

2 Там же, с. 26.

стр. 122

на эпоху феодализма, когда еще чуть-чуть начинали возникать элементы капиталистического общества. Этот налет внеисторичности несомненен и в ряде других случаев.

По-видимому, т. Тихомиров иногда и сам чувствует ложность своего положения и тогда он начинает говорить лишь о "предпролетарских кругах посада".

Не менее существенны ошибки, которые допускает автор по другим линиям. Для марксиста обязательно во всяком историческом исследовании вскрыть отношения и борьбу основных классов: в эпоху феодализма - крепостного крестьянства и помещиков-крепостников. Это не исключает, а наоборот должно являться исходным пунктом для выяснения всех других классовых группировок, вырастающих в данной хозяйственной системе. У т. Тихомирова иногда выпирает на передний план торговый капитал, выпирает настолько, что благодаря этому затушевывается, остается в тени та крепостная база, на который он утверждается. И пожалуй самым интересным в данном случае является то, что т. Тихомиров, останавливаясь на изучении Волжской артерии - ее значения в развитии торговли внутри Московского государства и в процессе развертывания внешних торговых связей с восточными странами - ни разу не останавливает внимания читателя на политике "военно-феодального империализма" (Ленин), которая, разумеется, находится в соответствии с требованиями развивающегося торгового капитала и им в значительной степени вдохновляется. Значения этого момента никак нельзя недооценить, ибо касаясь политики военно-феодального империализма, мы непосредственно сталкиваемся с задачей выяснения истории и методов колонизации юго-востока и других окраин Московского государства. Изучение военно-феодальной колонизации должно привести нас к более полному, пониманию того, в силу каких обстоятельств поднимались - и не могли не подниматься на борьбу - различные народности, которые были зажаты в кулак военно-феодального государства, при поддержке которого орудовал и торговый капитал. Мы могли бы указать например на Якутские столбцы XVII века, которые сохранили на своих еще совершенно незатронутых исследователями ветхих страницах бесконечное количество примеров, как рука об-руку военно-феодальный империализм с торговым капиталом "огнем и мечом" прокладывали себе путь к богатствам колонизуемых народов - тунгусов и якутов. Способы и методы феодального грабежа - сиречь торговли - были одинаковы для представителей как московского гостя Надея Светешникова, так и боярина князя Я. К. Черкасского, уполномоченные которого проникали в самые крайние части Сибири уже в середине XVII века.

История, как принято говорить, повторяется: вторжение носителей политики военно-феодального империализма в любую часть света вызывало неизбежно выступление колонизуемых народов, так было и в далекой Якутии, так было и среди народов Поволжья.

Правильная постановка данной проблемы заставила бы т. Тихомирова уделить должное внимание и политике военно-феодального империализма.

Было бы неправильно, если бы мы не упомянули, что т. Тихомировым национальная проблема освещается на различных этапах разинщины. Но вот каким образом он определяет основное содержание национального движения: "Национальное освобождение от эксплоатации русского торгового капитала было несомненной целью этих угнетенных народностей" 3 . После сказанного выше становится ясным, что поскольку отсутствует увязка торгового капитала с крепостнической системой, постольку автор оказывается бессильным вскрыть основные причины, толкающие угнетенные народности на борьбу против московского самодержавия.

Переходя к анализу других сторон рецензируемой работы, мы обязаны с особой силой подчеркнуть оценку, данную различным периодам разинщины. Представителям крепостническо-буржуазной историографии, согласно рассматривавшим первый период как период разбоя, нанесен решающий удар. Тов. Тихомиров, изучая разинщину с точки зрения социального характера движения, сумел встать на новую позицию, выдвинув на передний план положение, что "восставшие крестьяне сами поднимали движение на более высокую ступень" 4 . Это сугубо важно подчеркнуть, поскольку все крестьянские движения не имели и не могли иметь заранее продуманной программы борьбы. Она вырастала и оформлялась в процессе ожесточенной схватки двух основных классов феодального общества - крепостного крестьянства и крепостников.

В связи с этим особенно большой интерес представляет глава, посвященная четвертому периоду разинщины. В ней т. Тихомиров различает "три направления" в массовом движении: первое - по его мнению, "отражало собой идеологию дюжего казачества и донской войсковой старшины" 5 , которые являлись своеобразными попутчиками крестьянской войны; второе - "представляло собою интересы голутвенного казачества" и возглавлялось С. Разиным, и, наконец, "левое", которое оформлялось в Астрахани, "вождями местной городской бедноты, беглых холопов, ярыжек, работных людей". К сожалению эта сторона в работе т. Тихомирова не нашла полного освещения, хотя представляет несомненный интерес.

Особенно интересна глава, посвященная вопросу строительства революционной власти, программе и тактике движения. Опыт революции XX столетия, главным образом Октябрьской, стоит перед автором, когда он приступает к решению этих задач. Банальные рассуждения реакционной историографии на тему о проявлении "нездоровых, ненормальных" чувств и т. п. не выдерживают критики. Автор совершенно резонно к сожалению "глухо" выступает против попытки рассматривать борьбу поднявшегося крепостного крестьянства и колонизированных народов как подражание С. Разину,


3 Тихомиров, Разинщина, с. 118.

4 Там же, с. 83.

5 Там же, с. 131.

стр. 123

обладавшему для этого "всеми физическими и психическими данными". Революционные массы крестьянства и посадского люда, выступая на путь беспощадной борьбы против крепостников и крепостного государства, не могли не проявить революционной творческой инициативы. Структура революционной власти на местах не являлась простым слепком с "казацкого устройства", а являла собой "сочетание... двух порядков организации власти": наряду с выборными властями действовали "назначенные лица, представлявшие великое войско донское, как бы комиссаров С. Разина" 6 .

Рассматриваемая брошюра свидетельствует о прекрасном знакомстве автора с литературой вопроса. В то же время им умело используется весь известный исторической науке архивный материал.

Приходится сожалеть, что автор глухо полемизирует с враждебной нам историографией, ограничившись лишь кратким историографическим очерком вместо того, чтобы с большевистской непримиримостью преследовать своих врагов по горячим следам, хотя для этого у него были все основания и возможности. Написана книжка живым и сочным языком.

При всех недочетах, которые имеются в рецензируемой работе, она несомненно является значительным вкладом в нашу историческую литературу о крестьянских войнах XVII - XVIII вв., а поэтому должна быть широко использована в нашей борьбе против крепостнической и буржуазной историографии.

А. Королев

---

6 Тихомиров, Разинщина, с, 109.

* * *

"История пролетариата СССР" (Коммунистическая академия, Институт истории, Секция пролетариата СССР, под редакцией П. О. Горина, Е. П. Кривошеиной, В. В. Максакова, Ю. К. Милонова, В. И. Невского, А. М. Панкратовой (ответственный редактор), М. Н. Покровского, С. А. Пионтковского, И. Л. Татарова). Сборник первый, 1930, издательство Коммунистической академии, Москва.

Марксистская историческая наука может поздравить себя с огромной победой: начали выходить специальные сборники по истории пролетариата СССР. В процессе самопознания рабочего класса СССР и всего мира эти исторические сборники сыграют далеко не последнюю роль, ибо, как подчеркнул в своём предисловии к т. I сборников М. Н. Покровский, "история рабочего класса нашей страны... становится очередной исторической задачей не только для нас, но и еще для наших западных и восточных товарищей" (с. IV). Изучать историю пролетариата СССР означает изучать историческое подготовление Октября; исторический опыт рабочего класса Советского Союза не может быть обойден вниманием мирового пролетариата в его борьбе.

Недостатки прежних работ по истории пролетариата, их либеральная и меньшевистская установка правильно отмечены в предисловии М. Н. Покровского и в методологической статье А. Панкратовой. ("Проблема изучения истории пролетариата"). Я хотел бы подчеркнуть еще одну, методическую, сторону дела. Такой исключительной сложности и важности вопрос, как тот, которому посвящено рецензируемое издание, не может быть осуществлен единичными, партизанскими усилиями. Старые работы, помимо своих принципиальных дефектов, страдают еще и от того, что они скользя в сущности по поверхности явлений, в лучшем случае представляют собой сводку и самую первичную обработку исторических источников. Круг материалов, которыми оперировали исследователи, ограничен и неоднократно привлекался к изучению. Отныне этим, подчас случайным, поверхностным, разрозненным опытам положен конец: история пролетариата получила свой оформленный центр. Общие малообоснованные построения сменяются кропотливым, но зато глубоким изучением отдельных проблем. Лишь на такой основе станет возможной единая, цельная, истинно- научная марксистско-ленинская история пролетариата СССР.

Можно указать на выходивший несколько лет тому назад в Ленинграде журнал "Архив истории труда" и сборники "Труд в России", как на предшественников "Истории пролетариата СССР". Но первые отправлялись от такой широкой и расплывчатой категории, как "труд", именно поэтому крестьянству, ремесленникам там уделялось во всяком случае столько же внимания, сколько пролетариату. Вдобавок ленинградское издание заполнялось немарксистскими работами.

В своей статье А. Панкратова отправляется от высказываний Маркса, Энгельса и Ленина, подчеркивает значение изучения истории пролетариата и отмечает основные проблемы исследования; 1) возникновение рабочего класса, 2) формирование основных кадров пролетариата и основные этапы его количественного и качественного роста, 3) эволюция экономического положения рабочего класса, 4) формы и характер массового движения и развитие организаций пролетариата, 5) формирование идеологии рабочего класса. Затем т. Панкратова раскрывает содержание этих проблем и отмечает существеннейшие моменты прошлого рабочего класса СССР. Попутно автор останавливается на источниках и делает ряд критических замечаний.

По характеристике М. Покровского "все вопросы методологии... работы... хорошо объяснены во вступительной статье, написанной т. Панкратовой..." (с. VII).

Статья В. И. Невского ("Народная воля" и рабочие") посвящена очень важному и интересному вопросу. Как и все работы т. Невского и данная статья основана на большом и свежем, мало или совсем неизвестном материале. С плоскости "филиации идей", от изучения чисто идейной эволюции "Народной воли", автор сводит вопрос к исследованию той объективной обстановки в виде работы среди пролетариата, какая обусловила эволюцию народовольчества. Тем самым идеологическое развитие получает прочный базис, в виде того правильного положения, что народнические элементы вели и к

стр. 124

социал-демократии, если на практике они были связаны с рабочими кружками (с. 88). Перед В. И. Невским стояла большая опасность: сама тема, а также некоторые материалы могут толкнуть к переоценке социал-демократического характера народнических рабочих кружков. Автор однако не поддался этому искушению; говоря об эволюции к марксизму, т. Невский постоянно подчеркивает народнические, утопические элементы в этих кружках, проводя грань между ними и социал-демократическими идеями. Благодаря такому подходу "утробный" период оформления рабочей идеологии предстает во всей своей сложности и пестроте заложенных в нем тенденций.

Совершенно противоположный пример ненужной модернизации одностороннего подхода, не учитывающего многогранности процесса, имеем в статье М. Нечкиной ("Рабочие волнения в связи с реформой 1861 г.").

Поставив себе благодарную задачу изучения рабочих волнений в связи с реформой, М. Нечкина, исходя из верной мысли, что крепостных рабочих "нельзя соединять знаком равенства с понятием "пролетариат" (с 92), автор в дальнейшем, вопреки действительности, чрезмерно перегнул палку в сторону приближения идеологии и форм борьбы крепостных рабочих и пролетариата эпохи развитого капитализма. Подчеркивая, что "необходимо... улавливать крестьянский оттенок в идеологии" (т. I, с. 104), т. Нечкина при исследовании конкретных фактов отказывается от этой правильной установки. Единственное исключение она делает для волнения на Березовском золотопромывальном заводе, проникнутого крестьянской идеологией. Во всех же остальных случаях односторонне выпячиваются пролетарские черты движения крепостных рабочих; автор находит даже смычку между рабочим и крестьянским движением, приписывает правительственным чиновникам такое понимание специфических отличий между рабочим и крестьянином, какое сделало бы честь не одним агентам Александра II. По мнению М. Нечкиной даже репрессии правительство применяло одни по отношению к рабочим, другие по отношению к крестьянам: "крестьян порют, - рабочих заковывают, арестовывают, высылают" (с. 117). Смеем уверить т. Нечкину, что часто происходило наоборот: правительство не жалело розог для рабочих, а крестьян заковывало, арестовывало, ссылало, а то и применяло "комбинированное" наказание - ссылку и порку. Конечно нужно улавливать особенности рабочих волнений эпохи буржуазных реформ, отличия этих волнений от крестьянских, но нельзя упускать из виду и того, что крестьянские черты еще в сильной степени довлели над крепостными рабочими.

Статья А. Анского ("Рабочий вопрос во II Государственной думе") вскрывает на этом не занимавшем большого места в работах Думы вопросе четкую расстановку партий и стоявших за ними классовых сил. На примере отношения к правительственной декларации, на запросах и законопроектах показаны и мелкобуржуазная природа эсеров, и ошибки меньшевиков в социал- демократической фракции и буржуазная суть кадетов. Самым интересным выводом из всей статьи является то, показанное на конкретных примерах положение, что по отношению к рабочему вопросу кадеты шли вместе с правыми. Это лишний штрих для оценки роли буржуазной оппозиции, предпочитающей союз с монархистами уступкам рабочему классу. Напрасно автор не подчеркнул этого обстоятельства в своих выводах.

М. В. Злотников в своей статье затронул очень интересный вопрос о формировании вольнонаемного труда в крепостной России. Так как статья представляет собой подвергшийся "значительной переработке" доклад, то она лишена необходимой связности и законченности. Основной вывод, к которому приходит исследователь, заключается в том, что вольнонаемный труд в промышленности крепостной России был весьма распространенным явлением. Недостатки работы отмечены в напечатанных в сборнике прениях по докладу М. Злотникова. Давая социальную характеристику рабочих, автор использует терминологию источников, не пытаясь раскрыть классового содержания того или иного сословно-группового термина. Так например вывод о том, что на мануфактурах шести крупнейших фабрикантов первой половины XVIII века "вторую по численности группу рабочего населения... составляли дети солдат, матросы и рекруты" (т. I, с. 154) имеет очень малую научную цену, благодаря невыясненности классового лица детей солдат, матросов и рекрутов.

В связи с тем, что вопрос о роли посадских и мещан в формировании пролетариата совершенно не изучен, заслуживает внимания вывод о значительном проценте (17,5%) посадских людей среди рабочих.

Содержание статьи В. В. Максакова значительно уже ее названия ("Архивы как источники изучения истории пролетариата"). Характеристики архивов как источника в статье нет; да и по существу эта тема не может быть освещена в пределах одной статьи. В. Максаков дает перечисление ряда архивных фондов, бегло указывая на их содержание. В качестве предварительного справочного материала для лиц, изучающих историю пролетариата, статья эта не бесполезна.

Заметка Б. Горева ("Автобиографический материал как источник изучения истории пролетариата СССР") далеко не исчерпывает проблемы. Повидимому автор имел в виду лишь поставить вопрос, обратить внимание на автобиографический материал, а не дать развернутую характеристику этой категории источников. К тому же, т. Горев переоценил значение автобиографий. В частности, нельзя от автобиографий ожидать, чтобы они дали ответ на "вопросы, касающиеся классового формирования (разрядка Б. Горева) основных кадров пролетариата... (из крестьян, мелкой буржуазии, в частности, ремесленников, потомственных пролетариев и т. п.)" (с. 179). Социальный генезис пролетариата может быть изучен лишь на основании массовых статистических данных; количество же автобиографий даже при организованном их сборе, всегда будет более или менее ограничено и

стр. 125

недостаточно для выводов о "классовом формировании" пролетариата.

Особый отдел посвящен монографическому изучению промышленных предприятий. Здесь помещено резюме доклада М. М. Раковского ("Опыт работы над архивом завода "Серп и Молот", бывш. Гужона"). В выступлениях отдельных товарищей по докладу отмечены методологические ошибки докладчика, заключающиеся в чрезвычайно механическом подходе к марксову методу, в предположении, что можно изучать и дать цифровое выражение теоретическим категориям политической экономии на материале одного предприятия.

М. К. Рожкова поделилась опытом работы над архивом Трехгорной мануфактуры.

Статья В. Зельцера ("К вопросу о монографическом изучении промышленных предприятий") направлена против тенденций, выраженных в упомянутом докладе М. Раковского и, с другой стороны, против узко-краеведческого подхода. Нужно сказать, что помимо отмеченных в редакционном примечании ограниченности опыта, недостаточной полноты и всесторонности освещения, автор оставляет неясным многие существенные вопросы. Справедливо возражая М. Раковскому, В. Зельцер видит однако возможность иллюстрации на примере отдельных производственных единиц, скажем, теории реализации. Возникает вопрос - почему теорию реализации иллюстрировать можно, а норму прибавочной стоимости и органическое строение капитала - нельзя.

Впечатление большой продуманности, чрезвычайно умелого и осторожного подхода к источникам оставляет статья М. К. Рожковой ("Рабочие Трехгорной мануфактуры во II половине XIX века"). Поскольку это позволяют скудные архивные данные, автор прослеживает процесс образования постоянного кадра пролетариата и эволюцию представителей отдельных сословий среди рабочих. Абсолютно необоснованным представляется возражение Б. Д. Маркуса во II сборнике "Истории пролетариата СССР" (с. 61 - 62) против вывода Рожковой о росте числа крестьян среди рабочих Трехгорной мануфактуры, вывода, якобы противоречащего установленному Лениным положению о процессе раскрестьянивания после реформы. Наоборот, вывод Рожковой как раз иллюстрирует это ленинское положение: рост числа крестьян в рабочей среде и образование постоянного пролетарского ядра как раз и говорят о "раскрестьянивании", о том, что крестьянство все большими массами уходило на фабрику.

В отделе "документов и материалов" приведены публикуемые В. Невским доклады фабричных инспекторов о январском рабочем движении 1905 года.

В отделе критики и библиографии, среди других напечатана весьма содержательная рецензия Т. Т. Скубицкого на книгу П. Г. Любомирова "Очерки по истории русской промышленности в XVIII и начале XIX вв.". Последняя часть сборника отведена хронике.

В заключение надо отметить, в качестве чрезвычайно отрицательного момента, что в сборнике нет ни одной статьи по истории пролетариата союзных республик и национальных окраин. А ведь сборник называется "История пролетариата СССР". На эту сторону дела редакции придется обратить самое серьезное внимание.

А. Гайсинович

* * *

П. А. Половцев, Дни затмения (Записки главнокомандующего войсками Петроградского военного округа в 1917 г.), Изд. "Возрождение", Париж 1928.

Мемуары генерала Половцева, имя которого так тесно связано с июльским движением 1917 г., остались в нашей литературе совершенно незамеченными. А между тем для историка революций они безусловно представляют некоторый интерес. Не сообщая никаких новых фактов, иногда даже не совсем точно описывая некоторые эпизоды из истории 1917 г., эти мемуары любопытны, во- первых, ярким колоритом определенной специальной среды и, во-вторых, интересными деталями событий. Уже сам автор П. А. Половцев, сын известного статс-секретаря и видного царского сановника А. А. Половцева (знакомого советскому читателю по дневнику, печатавшемуся в "Красном архиве"), выступает в этой книжке как весьма колоритный образчик определенной среды. Это типичный военный, бравый офицер, затянутый в черкеску и кривящий улыбку, блиставший в салоне остроумными словечками, готовый ради какого-нибудь сомнительного mot посмеяться и над своим ближайшим приятелем, и над своими принципами, и вообще над всем на свете. Поневоле вспоминаешь дипломата Билибина, так ярко описанного Львом Толстым. Можно было бы сказать, что Половцев - это военный Билибин. Но Билибин был хотя и ничтожным, но умным человеком. О Половцеве же последнего не скажешь: и остроумие и насмешка казарменного пошиба, хотя, правда, гвардейской казармы.

Но гораздо более интересен, чем сам Половцев, "революционный путь" и им проделанный. Здесь он уже совсем не был оригинален, и перед читателем предстает только один из многих офицеров, более или менее ловко приспособившихся к обстоятельствам и при помощи мелкобуржуазных социалистов оказавшихся во главе революционной армии.

Половцев прибыл в Петербург как раз к началу революции прямо из ставки, где он был обласкан царем. Ни о какой революции он не помышлял, он не был связан ни с одним из оппозиционных кружков, но к работе его привлекли друзья. Нужно было унять разбушевавшиеся народные страсти, и вокруг военной комиссии Временного комитета Государственной думы собирали более или менее подходящую группу офицеров. Гучков в этой работе играл видную роль. Вокруг него и создалась своеобразная "полковничья" группа, куда притянули и Половцева. Их назвали "младотурками", как называли еще раньше те полуоппозиционные офицерские кружки, которые легально собирал Гучков еще во времена своего председательствования в военно-морской комиссии Государственной думы.

стр. 126

Группа "младотурок" (Якубович, Туманов, Энгельгардт, Туган-Барановский, Гилдбах, Верховский, Лебедев, Балабин, Масленников и др.) своим подлинным организатором имела однако не Гучкова, фактически душой кружка являлся небезызвестный Пальчинский, недавно расстрелянный ОГПУ как организатор и руководитель вредительских штабов.

Пальчинский регулярно собирал эту группу, информировал ее, обучал, направлял, именно он являлся политическим руководителем всего этого полковничьего кружка, почти всем участникам которого буржуазная революция принесла генеральские эполеты. "Удивительно светлая голова" - отзывается Половцев о Пальчинском. И действительно голова на плечах у него была. Если кружок Пальчинского отличался изумительным и ни с чем не сравнимым невежеством, то сам Пальчинский несомненно обладал известным политическим нюхом. Половцев рассказывает, как, получив ответственный пост при Гучкове, он решил выяснить разницу между с. -р. и с. -д. Он послал офицера, и тот в 10 минут (Половцев - этот невежественный дикарь, вошедший в политику с непосредственностью туземца острова Фиджи, полагает что это сверхамериканская быстрота) принес сообщение: "с. -р. - это земля и воля, с. -д. - это "пролетарии всех стран, соединяйтесь". Между тем Пальчинский уже с самого начала понял непригодность Гучкова и провиденциальное назначение Керенского. Еще в марте он тайком и ночью возил своих "младотурок" в министерство юстиции, в кабинет к Керенскому. "По его (Пальчинского - М. Ю.) мнению - сообщает Половцев - Керенский единственный сильный человек, которого выдвинула революция, и мы должны его всячески поддерживать и просвещать". Пальчинский рассчитал не плохо. Керенский, уже в марте потихоньку заводивший знакомства среди гвардейских офицеров, действительно заменил Гучкова, и тогда "в довмине (дом военного министерства - М. Ю.) атмосфера изменилась. "Младотурки" воцарились всюду. Якубович и Туманов - помощники военного министра, Тугай-Барановский - начальник канцелярии". Половцев получил пост главнокомандующего Петроградским военным округом, а сам Пальчинский, формально занимавший не очень видный пост товарища министра торговли и промышленности, фактически становится одной из крупнейших фигур буржуазной контрреволюции. Керенский, Церетелли, Чернов и другие дурачки из совета служили для этой компании удобным прикрытием, за которым можно было подготовлять контрреволюционные заговоры и мятежи против революции. Пока же контрреволюция под флагом порядка и закона легально производила отдельные партизанские налеты на революцию. Один из таких налетов описывает Половцев - взятие дачи Дурново.

Эта операция произвела на активную часть правительства большое впечатление. "Терещенко меня спрашивает, - пишет Половцев, - нельзя ли теперь (после дачи Дурново - М. Ю.) взять дом Кшесинской и вышибить большевиков из их твердыни. Эта мысль повидимому правительству понравилась, и через несколько дней меня опять приглашают на заседание в Чернышев переулок".

Эти благие намерения буржуазных дельцов получили в начале июля реальную почву. Половцев, который и с дачей Дурново справился только при помощи оборонческих комитетов, прекрасно знал, что без содействия оборонческих групп ему не удастся вывести даже верные правительству части. Вот почему он в июльские дни сначала ограничивается бандитским налетами. "Спрятанная у меня во дворе дружина Георгиевского союза выскочила и после непродолжительного столкновения захватила пулемет... Эти молодцы, упоенные победой, просят разрешения атаковать редакцию ленинской "Правды", находящуюся недалеко от штаба на Мойке. Благословляю их на это дело". Но к регулярным так сказать военным действиям Половцев решается приступить лишь под флагом помощи ЦИК. Как только на смерть перепуганный соглашательский ЦИК попросил помощи, Половцев отдает приказание гвардейской конной артиллерии, "сделав одно возможно краткое предупреждение или даже без этого, открыть огонь по толпе перед Таврическим дворцом".

Меньшевистско-эсеровский ЦИК в борьбе с революционными массами обратился за помощью к штабу и фактически превратился в игрушку последнего. В штабе округа, правда, и день и ночь проводят Церетелли и Чернов, но советуется Половцев естественно с Пальчинским. Туда приходят правда Либер и Гоц, но приходят в эти дни не как советчики, а как просители. Причем Половцев не только отказывает в просьбе, но и позволяет себе поиздеваться над вождями всемогущей революционной демократии. Гоца, этого по характеристике Половцева "деятельного работника по сохранению порядка", "очень хорошо проработавшего эти дни", автор мемуаров нарочно, в присутствии антисемитски настроенных подонков гарнизона величает "Абрам Рафаилович".

Но пожалуй самое пикантное место всей книги, это место о попытках захватить Ленина. "Возвращаюсь в штаб, где усиленно проповедуется мысль о том, что нужно арестовать всех большевиков-руководителей... не без удовольствия принимаю из рук Керенского список двадцати с лишним большевиков, подлежащих аресту с Лениным и Троцким во главе. Список составлен в штабе и одобрен правительством. Балабин (начальник штаба Петроградского военного округа - М. Ю.) и Никитин (из контрразведки - М. Ю.) торжествуют. Последний имеет очень точные данные о месте нахождения разных большевиков. Балабин сейчас же рассылает на автомобилях офицеров с юнкерскими конвоями. Офицер, отправляющийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде или разобранном... Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу". Это было в те дни, когда юнкерские конвои уже отличились, когда уже были разгромлены меншевистские партийные комитеты, небольшевистские завкомы, профсоюзы, когда уже были аресты некоторых меньшевиков и

стр. 127

с. -р. интернационалистов, когда уже был убит рабочий большевик Воинов.

В конце концов совсем неважно, правильно или неправильно передает через десять лет свой цинично охраннический ответ генерал Половцев. Важно то, что он правильно рисует обстановку штаба, настроения в нем и важно то, что эти настроения прекрасно знали мелкобуржуазные вожди ЦИК. Юридически Гоц, Церетелли, Керенский умыли бы руки на основании всех статей кодекса законов, как умыли себе руки Шейдеман и Носке при убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург, но политически они отвечают за покушение на убийство Ленина так же, как и офицерская банда Половцева, как политически отвечают за убийство вождей германского революционного пролетариата вожди германской социал- демократии. Вожди ЦИК не сделали ни одной серьезной попытки бороться с огромной, искусно организованной дрейфусиадой о немецком шпионаже и немецких деньгах. Формально при их попустительстве, фактически при их содействии была натравлена ярость темных масс на пролетарскую партию. И эти же вожди ЦИК все время требовали явки Ленина на суд, добровольной явки Ильича к тому или иному Половцеву.

События текут быстро. То, что было тринадцать лет тому назад, отделено от нас веками "мирного" исторического развития. Нет уже ни буржуазно-либеральной, ни мелкобуржуазной радикальной контрреволюции. Есть фашизм и социал-фашизм. Но попрежнему как мелкобуржуазная контрреволюция служила буржуазной, так социал-фашизм служит фашизму. Керенский фактически служил Пальчинскому, как фактически ему же служили Кондратьев и Чаянов, Громан и Суханов. А за всеми ими попрежнему, стоит такая избитая, надоевшая, превращенная как будто в агитационную фразу и в то же время такая суровая, жестокая, грозно реальная фигура - фигура международного капитала.

М. Югов

* * *

ЭСЕРОВЩИНА В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Дм. Кузьмин, Народовольческая журналистика, изд. О-ва политкаторжан, 1930 г., с. 287.

Пятидесятилетний юбилей партии "Народная Воля" выбросил на рынок огромное количество массовой мемуарной и исследовательской литературы. Марксистская критика взяла под обстрел книгу т. Теодоровича "Историческое значение партии "Народная Воля". Но ведь это только маленький уголок всей литературы, куда попал коммунист, и то ставший не на классово-пролетарскую, а на неонародническую точку зрения.

Задача историков-марксистов - в ближайшее время тщательно изучить весь материал, который мы получили и получаем об эпохе и самой партии "Народная Воля". Это особенно относится к массовой серии, имеющей широкое распространение и выпускаемой без комментариев.

Д. Кузьмин задался целью дать работу исключительно библиографического характера. "Революционная библиография дает ключ к пониманию всей публицистики "Народной Воли". Доказательством этого должно было явиться все содержание предлагаемой работы" 1 .

Автор свою книгу делит на 9 глав: I. Народовольческая журналистика и ее изучение. II. Сотрудники. III. По каким принципам составлен "Алфавит сотрудников". IV. Редакторы. V. Кто был ответственным редактором. VI. Якобинские тенденции в народовольческой журналистике. VII. Параллели и контрасты. VIII. Дегаев и Судейкин как "сотрудники" газеты "Народная воля". IX. Мартиролог и последние итоги. Из приведенного перечня видно, что автор решил переворошить под своим революционно-библиографическим углом зрения почти всю историю "Народной Воли". Кузьмин действительно проделал значительную работу по установлению фамилий, авторства, сотрудничества, редакторства тех или иных лиц. Это крайне полезное занятие, поскольку после обнародования списка сотрудников должна была стать яснее диференциация., происходившая в "Народной Воле". Итоги этой работы занимают 27 страниц (от с. 203 по с. 231). К этому материалу прибегнет историк революционного движения, изучающий эпоху, но в этом исследовании много спорного и недоказанного. Все остальное в книге - многословная аппаратура и бесконечные, подчас, тягучие повторения. Из главы в главу переносятся и пережевываются один и тот же материал и установленные факты.

Открывается книга утверждением, что "ни одна другая партия за все 100 лет существования русского революционного движения не создала столь богатой журналистики, выходившей внутри России, и не собирала вокруг нее таких крупных литературных сил, как "Народная Воля". Автор в своем панегирике народовольцам хватил через край. Только за одни 90-е гг. XIX в. мы можем назвать несколько десятков рабочих подпольных органов, выходивших в России. Правда, эта сторона дела мало могла интересовать автора.

Автор указывает, что "народовольческие журналисты могли не стеснять себя особенно там, где это требовалось, размерами своих работ, что давало им возможность с наибольшей полнотой развивать свои мысли" 2 . Это замечание крайне полезно для некоторых наших товарищей, которые должны понять, что не только по программам следует судить об этой партии. Писавшие твердо знали, чего они хотели и куда вели своих последователей. "Мы можем сказать, - пишет Кузьмин, - что имеем здесь дело не с дилетантами революционной


1 Кузьмин Д., Народовольческая журналистика, с. 6.

2 Там же с. 12.

стр. 128

публицистики и не со случайными сотрудниками, а с профессиональными революционными литературными работниками, руководимыми притом опытным в литературной практике редакционным коллективом".

Да, тогда мы, выходит, имели дело с настоящими людьми, не то, что последующие подпольщики (ведь это не конспираторы!) с их прессой, создававшейся руками рабочих-корреспондентов и профессионалов-революционеров. Но автор, хорошо подсчитавший, что выпущено "в общей сложности, не считая даже "листков", до 100 тысяч печатных листов, исходя из расчета, что на номер приходилось от 3,5 до 4 печатных листов" 3 , не проанализировал в то же время влияния этого огромного по своему времени газетного массива в сравнении с последующей революционной прессой. Ведь нельзя же только механически перебрасывать косточки на счетах, ведь в книгах, претендующих на название исследования, надо и вывод дать, а не скрываться за мнимо беспристрастными подсчетами. И автор от подсчета переходит к идеализации коллектива литературных работников, сиречь самой партии. Простую вещь, заключающуюся в том, что партийные литераторы помещали свои статьи под псевдонимами или вообще без подписи, он возносит в добродетель, свойственную исключительно публицистам "Народной Воли". Они, как и революционеры 60-х и 70-х гг., "охотно топили свою личность в великом безыменном коллективе, к которому они, по их сознанию, принадлежали; поэтому не я, а безличное мы стояло у них на первом плане 4 . Вот какие это были замечательные люди, все личное забыли, индивидуальность стерлась. Ну а куда же делись критически мыслящие личности и резко выраженный индивидуализм Михайловского и многих других? Зачем простую конспирацию возводить в добродетель, присущую якобы только "Народной Воле"? Разве этим правилом не руководились авторы любого из подпольных органов до "Народной Воли" и сотен других революционных органов после "Народной Воли"? Разве это обстоятельство - особенная характерная черта только "Народной Воли", а не всякой другой революционной газеты или журнала вроде напр. "Революционной России" или "Вестника Народной Воли"? "На почве такого стремления к верховной власти коллектива, - говорит Кузьмин, - стояли несомненно и сотрудники "Народной Воли" 5 . Подозревать под простой анонимностью авторов такие глубоко идейные соображения является выдумкой досужего человека: просто никакой революционер не хочет отдаться в руки жандармов, а всем яснее ясного, что подпись или революционная кличка, даже инициалы под статьей - это нить для полиции к раскрытию автора. К чему же в таком случае с серьезным видом исследователя заниматься столь легковесными литературными упражнениями? Да и сам Д. Кузьмин приводит сообщение Иванчина-Писарева о том, как последний, переписывая рукопись Михайловского "Политические письма социалиста", назвал их идущими якобы из Женевы именно для того, чтобы департамент не обнаружил автора. Весьма разумная мера, которая вытекает отнюдь не из "стремления к верховной власти коллектива". Таких "мелочей" в книге немалое количество. Для иллюстрации приведем еще одну из них.

"Определяя, кто был сотрудником основного народовольческого печатного органа, мы тем самым, - говорит Д. Кузьмин, - определим глубину и серьезность охвата народовольческими идеями наличных интеллектуальных сил страны, а также глубину проникновения их в научно-теоретическую работу тогдашней литературы" 6 . Автор подменяет идеалистической стряпней настоящее изучение вопроса. Ведь сущность проблемы состоит в том, чтобы решить, какие классы или социальные группировки представлялись той или иной народовольческой фигурой. А интеллектуальные силы - это вторая статья при изучении состава сотрудников "Народной Воли". Интеллектуальность больше всего интересует автора и именно под этим углом зрения написана им почти вся работа.

Не показал он своим "алфавитом" и того, как глубоко проникали идеи народовольцев в научно-теоретическую работу тогдашней литературы. То, что говорит Д. Кузьмин в I гл. (разд. 4, с 18 - 20), давно уже известно. Ведь всякий знает хотя бы по наслышке о Михайловском и о Тихомирове, писавших в легальной прессе, а ни о ком другом в этом разделе Д. Кузьмин и не сообщает, причем, говоря об этом, он ни одним словом не пытается определить, как же идеи "Народной Воли" влияли на теоретическую работу хотя бы даже Михайловского и Тихомирова в толстых журналах.

О работе Иванчина-Писарева и Кибальчича в легальной прессе Д. Кузьмин в сущности ничего не говорит кроме того, что они что-то писали; а между тем углубление в этот вопрос, исследование хотя бы того, о чем писал Тихомиров в "Деле" в тысячу раз более объяснили бы читателю, как и какие народовольческие идеи проникали в теоретическую мысль легальной прессы, чем тщательно составленный "алфавит" Д. Кузьмина.

Не менее интересна трактовка Кузьминым передовой статьи из N 2 "Народной Воли". Эта статья показывает типичную идеологию мелкого буржуа. Буржуа у нас по этой статье "не член сословия, а просто отдельный умный и неразборчивый в средствах хищник, который в душе сам сознает, что действует не по совести и правде" 7 . Статья развертывает концепцию мелких буржуа, боящихся крупного производства, класса буржуазии и вопящих,


3 Кузьмин Д., Народовольческая журналистика, с. 12.

4 Там же, с. 12.

5 Там же, с. 15.

6 Там же.

7 "Литература партии "Народная Воля", изд. 1930, с. 23.

стр. 129

что все это от лукавого и лучше жить по-стародедовски - так спокойнее. Говоря о будущем Учредительном собрании, автор пишет: "В этом собрании 90%. депутатов от крестьян и, если предположить, что наша партия действует с достаточной ловкостью, - от партии. Что может постановить такое собрание? В высшей степени вероятно, что оно дало бы нам полный переворот всех наших экономических и государственных отношений..." 8 . От положения что мужик забит, обезличен, народовольцы сразу переходят к тому, что делают его, кандидатом в "смутьяны", в "расстройщики", в "бунтовщики" - речь идет об умном и энергичном крестьянине - "не изменившим мирским традициям" 9 .

Еще Плеханов отметил, что "типическим образчиком фикций, наскоро продуманных для соглашения практической программы "Народной Воли" с народническими теориями, было известное пророчество о том, что в будущем русском Учредительном собрании 90% депутатов явятся сторонниками социальной революции, если только мы добьемся всеобщего избирательного права. Здесь теория нашей самобытности дошла уж до Геркулесовых столбов, за которыми ей грозила гибель со стороны самого простого здравого смысла" 10 . Но видимо здравого смысла в понимании этих явлений нет у людей и через 50 лет. А возможно, что мы имеем дело с умелым "наведением" читателя на идеи, которые довольно наглядно обнаруживаются у Д. Кузьмина. Большинству читателей конечно ясны вся мелкобуржуазная сущность и колебания, обнаруженные автором передовицы, Л. Тихомировым (а не Н. Морозовым, как силился убедить Кузьмин), но автор все же солидаризируется в анализе с выводами "Народной Воли". Подчеркнув слова, что если партия действует с ловкостью, то в Учредительном собрании 90% крестьян и проч., Д. Кузьмин заключает:

"Подчеркнутые нами слова казались всегда ярким свидетельством народовольческого "утопизма". Но замечательно, что выборы в Учредительное собрание 1917 г. показали, насколько правым по существу оказался в этом случае Н. А. Морозов: буржуазные партии имели там действительно не более 10% голосов" 11 .

В чем же, по существу, народовольцы правы? Что за оправдание задним числом эсеровских утверждений о социалистичности Учредительного собрания во все годы гражданской войны и по днесь? К чему этот экскурс в современность? Откуда это Д. Кузьмин изыскал положение, что "социалистическое" Учредительное собрание 1917 г. "дало бы нам полный переворот всех наших экономических и государственных отношений"?

Если все выставленные полвека тому назад положения верны, то почему же таким "несправедливым" оказался пролетариат к "социалистическому" на 90% Учредительному собранию? И почему "социалистическое" Учредительное собрание организовало кровавый поход против пролетариата и крестьянства? "По существу" же это не что иное, как апология черновской партии.

Как же выглядят эти "радетели социализма"? По официальным данным 12 из 707 членов Учредительного собрания, чья партийная принадлежность установлена, мы имеем только 215 участников Октябрьской революции. Остальные 492 человека сплотились в большинство, враждебное пролетарской революции, и выделили значительное ядро открытых контрреволюционеров.

Таким образом среди членов Учредительного собрания было только 33% бойцов за советскую власть, масса же "радетелей социализма", мелких буржуа, составившая большинство в Учредительном собрании, покорно пошла за 14% империалистической буржуазии.

Но нужно конечно дойти до полного смешения понятий или быть заклятым нашим врагом, чтобы теперь после пройденного палачами русского пролетариата и крестьянства пути включать партии меньшевиков и эсеров в рубрику социалистов. "Соглашательство меньшевиков и эсеров с капиталистами происходило во время всех периодов русской революции то в одной, то в другой форме" 13 .

"Если 6 мая, - пишет Лении в "Уроках революции", - привязывало эсеров и меньшевиков к победной колеснице буржуазии канатом, то 18 июня приковало их как слуг капиталистов цепью" 14 . Меньшевики и эсеры в борьбе против интересов пролетариата и крестьянства шли в пристяжке с русской империалистической буржуазией.

Сейчас это в еще большей мере подтверждается единым фронтом кадетско- эсеровски-меньшевистско-монархической эмиграции, взявшей под свою защиту участников Промпартии и открыто идущей единым фронтом в подготовке интервенции против страны Советов.

Д. Кузьмин набрался мужества и ученых знаний и сообщает, что все эти враги диктатуры пролетариата были социалистами. Даже В. Фигнер в своем послесловии к книге Д. Кузьмина деликатно замечает, что "автору следовало бы вспомнить, что 1917 год не 1879 - 1880, и крестьянство за 50 лет, особенно за время войн Японской и Империалистической, шагнуло неизмеримо далеко вперед. Роль революционных партий во всей стране в то время была громадная" 15 . Поэтому говорить о 90% социалистичности Учредительного собрания значит воскрешать иллюзии справедливости лозунгов и борьбы, которые осуществлялись буржуазией и мелкой буржуазией, это значит защищать в ваши дни идеи Учредительного собрания, идеи, которые явились лозунгом всей русской контрреволюции.

Всего сказанного достаточно для заключения, что эсеровщина попробовала легализироваться


8 "Литература партии "Народная Воля", изд. 1930, с. 25.

9 Там же, с. 24.

10 Плеханов, Соч., т. II, с. 42.

11 Кузьмин Д., цит. соч., с. 28.

12 "Всероссийское учред. собрание", изд. 1930, с. 115.

13 Ленин, Соч., т. XXI, с. 71.

14 Там же, с. 76.

15 Кузьмин Д., цит. соч., с. 290.

стр. 130

в советской прессе под скромным прикрытием старой народовольческой завесы. И эти вещи пишутся, а главное печатаются в наиболее ответственный момент, когда мы ведем борьбу за ликвидацию кулачества как класса. Этот период борьбы требует от нас особой четкости тактики и теоретической глубины. Автор стремится переписать на эсеровский лад историю народовольчества. Для этого он берет Тихомирова и Михайловского как антиподов народовольческой журналистики, и довольно кропотливо доказывает, что Тихомиров до своего падения отнюдь не являлся той самостоятельной революционной величиной, которая общеизвестна по литературе "Народной Воли", а просто находился на поводу у других.

"С этой идеализацией Тихомирова даже крупными деятелями той эпохи исторической критике давно пора покончить" 16 . В самом деле, к чему оставлять эти якобинские погремушки народовольцам? И почему путем очень отдаленных сходств или не совсем ясных невооруженному глазу расхождений не приписать многих статей Тихомирова другим авторам? Явная цель автора показать, что Тихомиров "не мог быть головой организации, а мог быть только ее литературным рупором, что конечно далеко не одно и то же. Головой организации мог быть только тот, кто был способен к инициативе и самостоятельности политического мышления, но как раз эти качества, судя по той же характеристике Фроленко, и отсутствовали у Тихомирова" 17 . Неважно, что несколькими строками выше автор приводит слова Фроленко, который называет Тихомирова головой организации. Д. Кузьмин стремится доказать, что Тихомиров не способен к самостоятельному мышлению, что он - рупор эпохи, партии, что он только умел "печатно или письменно говорить за других" 18 . И этими словесными упражнениями автор хочет умалить значение и влияние Тихомирова и соответственно те тенденции, которые он вносил в партию "Народной Воли". Все у Тихомирова не оригинально, все списано у Михайловского. Центральной фигурой всей журналистики, а следовательно и партии "Народной Воли" является Михайловский. У него ум, талант, политический горизонт, свежесть мыслей. Он затмевает всех, он рулевой. И все статьи Тихомирова при внимательном изучении их автором оказались "написанными под несомненным и большим влиянием Михайловского. Порою они представляют почти дословную... передачу или перифразу его взглядов, хорошо всем известных по его сочинениям" 19 . И далее Д. Кузьмин предлагает брать Михайловского в свете строго научной объективной критики и делает выпад против его комментаторов и учеников. Он приводит ряд смехотворных доводов в пользу своих мыслей и совершенно не смущается тем, что даты написания статей Тихомирова и Михайловского, по его собственным словам, не сходятся. Автор объясняет это заимствованием из ранних статей Михайловского или тем, что "могло иметь место еще большее воздействие - путем личного общения" 20 . Мы думаем, что все это с научной стороны, попросту говоря, вздор. Но этот вздор нужен автору для того, чтобы опровергнуть мнение А. П. Корбы, именно, что Михайловский был любителем в революционной работе, а не настоящим революционером и что всей деятельностью Тихомирова руководили А. Д. Михайлов и Н. К. Михайловский. "На них и ложится главная тяжесть политической и редакционной ответственности за "Народную Волю", как газету и как партию" 21 . Михайлов здесь привлечен для декорации, а основное - в Н. К. Михайловском, ибо он, а не кто иной, с огромным напряжением своих творческих сил, ведет интенсивную работу, включая нелегальную деятельность, и "фиксирует на себе внимание почти всей русской политической литературы как легальной, так - в качестве автора "политических писем" - в значительной степени и нелегальной" 22 . Словом Михайловский - центр всей общественной мысли и революционной деятельности. К чему же вся эта словесная шелуха, вся полемика и сравнение двух деятелей "Народной Воли", борьба за наследство, борьба за или против того пути, которым идет наша революция. Ведь мы "переживаем теперь такое время, когда вообще приходится делать ряд переоценок и на многие факты старого времени у нас устанавливается иной взгляд чем тот, который был у современников 23 .

Мы согласны с тем, что переоценка нужна и что мы не можем теперь разделять взглядов современников "Народной Воли", но опять же разные современники бывают. Автору для определенной цели понадобилось идеализировать Михайловского, к сущим пустякам свести все якобинство "Народной Воли", утверждать, что писал-то основную статью в N 8 - 9 "Народной Воли", определявшую якобинское настроение, Лебедев, который был далек от радикальных народовольцев, да и написал-то он ее под влиянием Ошаниной- Полонской. Вообще эта статья - эпизод, а не программа, не направление, Тихомиров списывал у Михайловского, а Михайловского никто никогда ни в каком якобинстве обвинить не вздумает.

Выходит, что левый журналист учился и списывал у самого правого из правых народников - Михайловского, значит в "Народной Воле" было одно единственное направление - либерального народничества.

Д. Кузьмин стремится причесать всю "Народную Волю" под Михайловского и снова воскресить взгляды В. Я. Богучарского, реставрировать либеральные идейки.

Стороннику "социалистического" Учредительного собрания вполне логично вести свою родословную от либерального народничества.


16 Кузьмин Д., цит. соч. с. 57.

17 Там же, с. 76.

18 Там же, с. 97.

19 Там же, с. 79.

20 Там же, с. 83.

21 Там же, с. 98.

22 Там же, с. 73.

23 Там же, с. 70.

стр. 131

Идейные потомки Михайловского в наше время находятся в лагере контрреволюции. Книга Дм. Кузьмина есть ответ эсеровщины на итоги нашей дискуссии о "Народной Воле".

П. Анатольев

* * *

П. Горин. Очерки по истории Советов рабочих депутатов в 1905 г. Изд. Комакадемии, 1930, 508 с. 1 .

Книга т. Горина, вышедшая 2-м изданием, заслуживает изучения и большого внимания. Книга представляет собой серьезное монографическое исследование, построенное преимущественно на архивном материале (арх. б. Деп. полиции, Петербургского губ. жандармского упр., - Моск. ген. -губ. и др.), автором также критически использованы значительная литература о советах и ряд литературных памятников.

Работа т. Горина ставит своей задачей выяснить: происхождение, характер деятельности, распространение, роль Советов и их положение в связи с конкретной классовой ситуацией, сложившейся в высшую стадию революции 1905 г. - октябрь - декабрь. Раскрытие роли и значения Советов т. Горин ставит в связь с движущими силами революции в их конкретном сплетении на разных этапах рассматриваемого периода. Определяя характер революции как революции буржуазной (с. 78), т. Горин выступает против меньшевистского и троцкистского понимания революции, основанного на неверии в силы пролетариата и отрицании роли крестьянства как союзника пролетариата в борьбе за демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства.

Приведем одну из многих цитат, где оцениваются меньшевизм и Троцкий. Тов. Горин пишет:

"Если меньшевики в чистом виде из такой недооценки сил пролетариата и отрицания возможности сотрудничества пролетариата и крестьянства бесцеремонно признавали гегемонию буржуазии, то подновленный меньшевизм в формулировке Троцкого, по существу, повторял то же самое, скромно укрываясь в защите своих позиций под сенью необходимости одновременной мировой революции и той же недооценки союзников пролетариата внутри страны" (с. 84, ср. также с. 81 и 85).

Характеризуя революцию 1905 г., т. Горин исходит из ленинского понимания революции 1905 г., как "двух социальных войн", увязывает с проблемой перерастания революции буржуазно-демократической в революцию социалистическую. "Может ли, - спрашивает Горин, - предстоящая революция ограничиться завоеваниями свобод для буржуазии, уничтожив самодержавие, остатки крепостничества, полицейщину, и ограничиться созданием более благоприятных предпосылок для развития капитализма? В этом смысле Ленин выступает самым решительным врагом меньшевизма, оценивающего исход русской революции как завершение буржуазных правопорядков" (с. 78 - 80).

Защищая ленинское понимание перерастания, т. Горин главным образом полемизирует с Троцким, с троцкистской теорией "перманентной революции", он исходит при этом из анализа роли и поведения пролетариата как гегемона и вождя в этой революции, ведущего за собой крестьянство и разоблачающего трусливо- холопское и, наконец, контрреволюционное поведение либеральной буржуазии (с. 78 - 84, 231, 238 - 239, 344 и др.).

Характеристику движущих сил революции, поведение и роль отдельных классов Горин раскрывает на конкретном анализе Советов рабочих депутатов. Выбор самой темы нельзя не приветствовать, так как правильное понимание Советов, органически связанных с высшим, кульминационным пунктом революции, вплотную подводит к правильному объяснению и уяснению характера революции в целом. Ленин неоднократно, особенно после поражения декабрьского восстания, настойчиво предлагал изучать "октябрьско-декабрьские формы борьбы" и роль Советов. Анализ этих форм приводил Ленина к убеждению, что опыт непосредственной борьбы масс в октябре - декабре целиком и полностью подтвердил правильность большевистской тактики и прогнозов III съезда и блестяще оправдал бойкот булыгинской думы и ставку на вооруженное восстание, создающее победоносное Временное революционное правительство. Советы как органы, становящиеся организаторами вооруженного восстания, должны привлекать особое внимание при изучении форм борьбы в наивысшей фазе революции. Победа 1917 года, базировавшаяся на опыте 1905 года, наилучшим образом показала, насколько правильны были внимание к Советам и высокая их оценка Лениным и большевиками в 1905 - 1906 гг. Изучение этой проблемы Советов в 1905 году имеет и актуально-политическое значение, поскольку проблема Советов возникает в таких революциях, как китайская 1925 - 1927 гг., где именно по этому вопросу были совершены серьезнейшие ошибки троцкистской оппозицией, а также тогдашними правыми в китайской компартии (Чен Ду-сю) 2 .

В книге т. Горина роль и значение Советов изучаются именно с точки зрения анализа форм революционной борьбы, и Советы обрисованы, исходя из ленинских оценок и в противовес меньшевистской трактовке, стремившейся изобразить Советы как "революционные самоуправления", стачечные комитеты и


1 От редакции. В связи с широкой дискуссией, развернувшейся в литературе, освещающей историю революции 1905 года, коллективом научных работников и аспирантов Института истории Комакадемии была выделена бригада для тщательного критического просмотра основной литературы, вышедшей к 25- летию первой революции. Помещая в настоящем томе отзыв бригады о книге т. Горина "Очерки по истории Советов Р. Д. в 1905 году", редакция в дальнейшем предполагает дать отзывы и о других изданиях, вышедших к 25-летию 1905 года.

2 Ср. также ошибки Троцкого и колебания Зиновьева по вопросу о советах в Германии в 1923 г.

стр. 132

широкие рабочие организации - предтечи аксельродовской широкой рабочей партии. Тов. Горин пишет: "Советы РД являются революционной организацией, возникающей только в период, когда пролетариат является гегемоном революционного движения, и следовательно Совет РД есть орган борьбы пролетарских масс как гегемона революции, и под его руководством протекает борьба крестьянства, мелких служащих и т. п." (с. 22). Вместе с тем т. Горин показывает неправильность "левой" точки зрения Богданова и др., сектантски подходивших к роли Советов (с. 95).

Анализируя работу Советов, в особенности Петербургского, т. Горин выпукло очерчивает ведущую роль пролетариата, отношение большевиков к Советам и диалектическое превращение Советов в организаторов вооруженных выступлений масс. Материал, привлеченный т. Гориным, подтверждает тезис Ленина об "организации революции". Отмечая роль Петербургского совета, автор указывает и на его ошибки, в частности выясняет роль Троцкого как саботажника вооруженного восстания.

Большой материал для характеристики гегемонии пролетариата привлечен рассмотрением провинциальных Советов. Иногородным Советам уделено очень большое внимание, и их изучение дает в освещении т. Горина наглядную картину связи массового движения с Советами на почве перехода от стачки к восстаниям. В книге т. Горина встает перед нами и картина ошибок, явившихся следствием неправильной тактической линии оппортунистического руководства Советами и той ситуации, которая сложилась в результате неизбежных поражений при столкновении неравных сил.

Эта часть книги представляет большую ценность, так как в ней мы имеем достаточно полную картину развития советского движения.

Книга т. Горина представляет собой второе издание этой работы, впервые вышедшей в свет в первой половине 1925 г. По сравнению с первым изданием сделаны большие дополнения во введении и в главах: IV - раздел "Возникновение иногородных советов" (по второму изд. с. 261 - 342, по первому изданию с. 183 - 223), V - "Советы в восстании" (по второму изд. с. 371 - 472, по первому изд. с. 246- 292), а так же в разделе: "Советы и профсоюзы" (по II изд. с. 176 - 182, в I изд. с. 123 - 124). Остальные дополнения крайне незначительны и по числу и по размерам. Изменения в книге также крайне немногочисленны. В этом смысле можно сказать, что второе издание дополнено (в тех частях, о которых упоминалось выше), но не переработано. С точки зрения общей установки отсутствие переработки не может быть поставлено в минус автору, но в отношении отдельных положений и формулировок отсутствие переработки является существенным недостатком книги.

Книга в своем I издании была заострена против меньшевизма и против Троцкого не только 1905 - 1908 гг., но и против их взглядов 1922 - 1925 гг. В книге своей т. Горин борется с меньшевистским и троцкистским пониманиями революции 1905 г. и в частности с их трактовкой Советов 1905 г. Неслучайно книга по своем выходе вызвала резкие нападки со стороны троцкистов.

В настоящее время в связи, с одной стороны, с завершением троцкизма в контрреволюционную систему взглядов, а с другой стороны, в связи с мощным развитием марксистско-ленинской теории, такая установка книги, вполне правильная для 1925 г., нуждается в ряде существенных дополнений и изменений, не говоря уже о безусловной необходимости исправить частью недостаточные, частью неправильные формулировки, имевшие место в первом издании.

Так, например, существеннейший раздел об оценке большевиками революции 1905 года дан без изменений. Поэтому формулировка: "Из непоследовательного и трусливого поведения русской буржуазии и вытекала для пролетариата необходимость самостоятельного и смелого осуществления задач революции, необходимость быть авангардом в борьбе за интересы всех революционных классов, толкать буржуазию на революционный путь, как писал Ленин, не безучастного отношения к революции, не предоставления руководства в ней буржуазии, а, напротив, самого энергичного участия, самой решительной борьбы за последовательный пролетарский демократизм, за доведение революции до конца" (с. 81 по II изд., с. 49 по I изд.) - формулировка неправильная - осталась без изменений и в новом издании. Полемизируя с Троцким, автор оставляет также без изменений почти все характеристики и формулировки 1925 г, как в отношении позиции Троцкого в вопросе о движущих силах (с. 83, II изд. и с. 51, I изд.), так и в отношении связи этого вопроса с современностью (в II изд. с. 84, в I изд. с. 52). В одном месте т. Горин пишет: "Истории, однако, угодно было доказать, что хоть одновременного взрыва мировой социалистической революции не произошло, тем не менее в отдельных государствах, экономически влиятельных в мировом хозяйстве, захват власти пролетариатом и завоевание социалистических подступов вполне возможны. Даже под напором мировой капиталистической контрреволюции пролетариат укрепляет свои позиции и неуклонно идет по пути социалистических побед". Эта формулировка т. Горина "о завоевании социалистических подступов" (с. 84), перепечатанная без изменений из первого изд., будучи неправильной для 1925 года, является особенно политически вредной в обстановке вступления в период социализма. Эта формулировка тем не менее не дает никаких оснований для политических обвинений автора, так как она не вяжется с общим контекстом книги. Об этом свидетельствуют, между прочим, N 4 и 5 за 1931 г. "Рабочей Москвы", в которых т. Горин в специальной статье совершенно четко ставит вопрос о социализме.

Остались без всякого изменения все разделы и отдельные характеристики - о крестьянстве, о характере революции. Непозволительным недосмотром было оставить здесь отдельные нечеткие формулировки, противоречащие всей книге, как например, что меньшевики

стр. 133

отражали "недооценку пролетарского характера революции" (по II изд. с. 99, по I изд. с. 62).

Есть очень незначительные вставки в формулировке о крестьянстве (по II изд. с. 84, по I изд. с. 51), об ошибках большевиков (упоминается Богданов и др.) в то время, как в первом изд. об ошибках большевиков сказано глуше и без имен (второе изд. с. 92 - 94, по первому изд. с. 57 - 58), незначительная вставка в разделе о меньшевиках, об отношении киевских меньшевиков (II изд. с. 101), небольшая вставка описательного характера о связи стачки с вооруженным восстанием (II изд. с. 133 - 137). О разделе: "Совет и организация профсоюзов" говорилось выше. Небольшие вставки сделаны о народной милиции (II изд. с. 186). Добавлено о том, что Рожков поддерживал позицию Плеханова по отношению к московскому восстанию (II изд. с. 211), о понимании властями роли пролетариата как организатора масс (II изд. с. 233) и т. д.

Разбивка глав, старые заголовки и все литературное построение книги, оставшись неизмененными, не могут не породить известных недоразумений, главным образом в главе "Совет и мелкобуржуазные слои". Вся эта глава дана без всяких изменений, и только в одном месте развернут полнее эпизод с тверскими советами (II изд. с. 240 - 248, I изд., с. 172 - 173) 3 . Зато большие дополнения внесены в самую историю Советов, главным образом, провинциальных, по вопросу об их возникновении и отношении к восстанию. Внесенными дополнениями о работе провинциальных Советов т. Горин воссоздает широкую картину деятельности Советов, дает выпуклый очерк истории всех Советов в 1905 г.

Кроме указанных выше можно представить еще некоторые возражения автору книги по существу. Говоря о родословной Советов и правильно борясь с меньшевистским пониманием Советов, как только стачечных комитетов, настаивая на необходимости признать качественное изменение массовых организаций рабочих при перерастании их в Советы, т. Горин делает такое примечание (его нет в первом изд.) на с. 233:

"Объектом нашего изучения, - пишет Горин, - мы не берем боевые стачечные комитеты и др. организации, выполнявшие по существу в декабрьские дни роль Советов (Харьков, Люботин и др. места), так как изучаем организации именовавшиеся Советами (разрядка наша - Авт.) и ставим своей задачей выяснить, что вкладывалось в это понятие непосредственно в 1905 г."

Другое возражение относится к следующему методологическому положению: в ряде мест, анализируя определенную тенденцию, т. Горин превращает эту тенденцию в выступивший наружу факт. Для характеристики этих тенденций т. Горин прибегает к иллюстрации, между тем как привести отдельные факты еще не значит доказать определенное положение.

Так т. Горин пишет: "Рассматривая взаимоотношения Советов с многомиллионной крестьянской массой, следует признать, что в 1905 г. они (взаимоотношения) находились в эмбриональном состоянии. Здесь можно говорить не о взаимоотношениях, а о тенденциях, и поэтому отдельные факты в этой области приобретают огромное значение. Тенденция же определенная. Неуклонно Совет шел по пути руководства крестьянским движением" (с. 239) (подчеркнуто нами - Авт.)

Далее автор иллюстрирует это положение фактами из деятельности ряда Советов в Тверской губ. Во-первых, нельзя противопоставлять взаимоотношения и тенденции (см. подчеркнутое выше), во-вторых, "неуклонность" действий Советов в направлении руководства крестьянским движением подлежит известному ограничению. Необходимо рассмотреть гораздо более широкий материал о массовом движении и, конечно, избежать таких преувеличенных характеристик, как в данном вопросе, где именно и проявились только тенденции, верно схваченные т. Гориным.

Такое же преувеличение тенденций проявляется и в других местах, как например, в вопросе о возникновении Советов, о руководстве Советов большевиками и т. п.

Резюмируем: книга т. Горина исходит из ленинских оценок и не дает никаких оснований считать ее меньшевистской и троцкистской, как это кое-кто пытается сделать. Она наоборот дает ценный материал о советском движении 1905 г., широкую картину деятельности Советов, дает в основном ленинскую оценку Советов как органов вооруженного восстания и зачатков власти.

Основным недостатком книги является механическая перепечатка ряда страниц, со всеми заключавшимися в них ошибками, в результате чего в анализе ряда положений наряду с правильной постановкой вопроса, данной т. Гориным, имеется ряд неверных, неленинских формулировок. Издание литературы о Советах является назревшей и вполне актуальной задачей, но книга т. Горина в настоящем ее виде требует радикальной переработки. Институт истории при Комакадемии, издав книгу т. Горина, допустил ошибку, не пересмотрев ее.

Автор при переработке книги к III изданию должен учесть все указания большевистской критики.


3 Автор очень редко делает даже стилистические изменения. " Так на с. 175 (в I изд. с. 122) пишет, что корни неудачи революции лежат "в отсутствии общероссийского руководства революцией, чему немало помешало царское правительство". Ясно, что не помешало, а способствовало. Затем, в I издании в текст вставлен ряд цитат и словечек Троцкого, иногда без упоминания автора, во II издании все это должно было быть исправлено, но осталось в неприкосновенности. Это, конечно, досадная ошибка.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/Критика-и-библиография-РЕЦЕНЗИИ-2015-08-14

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Vladislav KorolevКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Korolev

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Критика и библиография. РЕЦЕНЗИИ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 14.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/Критика-и-библиография-РЕЦЕНЗИИ-2015-08-14 (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Vladislav Korolev
Moscow, Россия
1450 просмотров рейтинг
14.08.2015 (3150 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
Критика и библиография. РЕЦЕНЗИИ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android