Collection Armand Colin (Section d'Histoire et Sciences economiques). La Revolution Francaise par Albert Mathiez. tome III. La Terreur. (Paris 1927).

Названная работа проф. Матьеза, виднейшего из современных специалистов по истории Великой революции, охватывает период господства монтаньяров - от революции 31 мая - 2 июня 1793 г. до 9 термидора II г. (27 июля 1794 г.) и распадается на 14 глав. Из них первые пять посвящены федералистскому восстанию, образованию второго Комитета Общественного Спасения, августовскому кризису 93 г., сентябрьскому движению среди парижской демократии, положившему начало диктатуре КОС, террористическому режиму и вырвавшему у Конвента декрет о всеобщем максимуме; обеспечившему левому крылу монтаньяров преобладающее влияние на правительство; наконец, - реорганизации армии Конвента, обусловившей первые серьезные победы республики на фронте. В гл. VI - XI автор прослеживает дальнейшую эволюцию революционного правительства, дает характеристику революционной юстиции, излагает борьбу робеспьеровцев с их противниками справа и слева, закончившуюся разгромом гебертистов и дантонистов. Гл. XII - XIV посвящены периоду фактической диктатуры КОС и 9 термидора.

На протяжении каких-нибудь 223 стр. небольшого формата (in 16^о ) автор сумел дать максимально сжатую, яркую и в то же время разностороннюю характеристику периода якобинской диктатуры, притом основанную на последних научных достижениях в истории Великой революции. Несмотря на популярность изложения и отсутствие, так называемого, ученого аппарата, работа имеет самостоятельную научную ценность: здесь не только подводятся итоги ранее опубликованным специальным исследованиям автора, или популяризуются полученные им выводы, но и дается оригинальное, основанное на свежем материале освещение ряда других проблем или сторон революционного процесса (см., напр., интересные данные о движении среди парижских металлистов и оружейников, требовавших в вантозе и мессидоре II г. повышения заработной платы (стр. 153, 171 - 172), о настроении в провинции после 9 термидора (222 - 223) или мало изученной деятельности парижских народных обществ (стр. 97).

Проф. Матьез нельзя отнести к последовательным сторонникам исторического материализма, но влияние марксистской мысли, несомненно, сильно чувствуется в его работе. Оно сказывается и в интересе к социально- экономической истории революции, и в стремлении найти материалистическое об'яснение того или иного исторического явления или факта, и в реалистической оценке самого революционного правительства, террористического режима и т. п. Матьез впервые вскрыл важное значение так называемых вантозовских законов (147 - 9), хотя, как нам кажется, и преувеличил их социальный смысл, усмотрев в проектах Сен- Жюста попытку осуществить "новую социальную революцию", создать "эгалитарную республику", где не было бы ни богатых, ни бедных (p. 200, 222). Чрезвычайно любопытна и попытка рассматривать знаменитый закон 22 прериаля, как средство, с помощью которого робеспьеровская группа хотела сломить саботаж К. О. Безопасности в деле применения вантозовских законов: максимально быстрое "истребление врагов революции", к которым причислялась неопределенно широкие группы лиц, должно было подготовить таковую компенсацию собственности (201 - 202). Антиробеспьеровское настроение парижских рабочих 9 термидора автор совершенно правильно об'ясняет тем недовольством, которое вызвала таксация заработной платы Коммуной, опубликованная всего

за четыре дня до переворота. Каменьщики и портные секции Unite поговаривали о забастовке, а 9 термидора стали на сторону Конвента. В тот же день на Гревской площади состоялось рабочее собрание, на котором было выставлено требование изменения ставок заработной платы, а во время следования на казнь членов робеспьеровской Коммуны из толпы раздавались крики: "к чорту максимум" (стр. 221 - 222).

Матьез прекрасно понимает относительную ценность буржуазной демократии и неизбежность нарушения ее принципов в обстановке гражданской и внешней войны. С этой точки зрения он подходит к оценке деятельности народных представителей в миссии (см. стр. 66 - 69) или отступлений от выборного начала. "В период внешней и гражданской войны, - говорит Матьез, - выборные чиновники ненадежны: действительно, даже в разгар террора, когда выборное начало было упразднено, попадались революционные комитеты, в которых заседали перекрасившиеся аристократы" (р. 66). А вот как начинает Матьез главу о революционной юстиции: "Едва ли можно найти примеры, - говорит он, - когда в стране, охваченной внешней и гражданской войной, правительство не прибегало бы к ускоренной и упрощенной юстиции, чтобы положить конец сношениям с неприятелем, заговорам и мятежам" (78). "Как правило, - говорит он в другом месте, - революционеры разили (врага), чтобы не быть сраженными самим. Всюду, где они не были достаточно сильны, - в Вандее, Марсели, Лионе, Тулоне, - революционеров казнили без пощады. Они были, таким образом, в состоянии законной самообороны" (р. 90). О неизбежности террористической политики в период диктатуры Матьез говорит в таких выражениях: "Диктатура одной партии или класса обычно устанавливается только насильственным путем, в военное время это становится необходимостью. Жеррар был фатальным спутником революционного правительства" (77).

Нельзя, однако, не отметить, что именно потому, что проф. Матьез не разделяет целиком историко-материалистической точки зрения, его суждения о причинах раскола внутри монтаньяров кажутся нам мало убедительными. Почему после издания вантозовских законов, когда робеспьеровский КОС, казалось, резко повернул курс влево, он не сплотил вокруг себя всех подлинно-революционных сил и в том числе гебертистов? Потому, отвечает, Матьез, что Гебер ничего не понимал в экономических вопросах; к тому же линия поведения гебертистов определилась в большей мере их "самолюбием и мстительностью", чем стремлением осуществить известную социальную программу. Впрочем, оговаривается Матьез, у гебертистов и не было своей линии "социальной политики" "в настоящем смысле того слова" (р. 150 - 151). С последним замечанием едва ли можно согласиться, если не разуметь под термином "гебертисты" только Гебера и узкого кружка его ближайших друзей. Сам Матьез употребляет это понятие в обычном, более широком, смысле (левое крыло якобинства, оплотом которого была Коммуна и клуб Кордельеров); но в таком случае нельзя приписывать всей фракции левых якобинцев того легкомысленного отношения к социально-экономическим вопросам, которое, действительно, характерно для Гебера. Почему бы не привлечь для социальной характеристики этого течения социальных взглядов Шометта? Но о нем Матьез вообще почти не упоминает. Вообще можно сказать, что борьба фракций внутри монтаньярства не рассматривается Матьезом, как неизбежное следствие развития классовых противоречий и классовой борьбы, хотя именно его работа дает много фактического материала для марксистски выдержанного об'яснения этой борьбы и ее конечного исхода.

С другой стороны, в матьезовской характеристике различных течений внутри монтаньярства заметно сказывается его увлечение Робеспьером. Реабилитация этого подлинного вождя революции (в ее якобинской фазе) и развенчание Дантона (этого кумира современных французских радикалов) составляет бесспорную научную и политическую заслугу Матьеза. Но когда в его оценках течений, стоявших левее робеспьеровского, чересчур чувствуется отношение к этим течениям самого Робеспьера, - это уже серьезный минус. Чтобы не быть голословным, сошлюсь на ряд мест, касающихся "бешеных". "Народные коноводы ("meneurs") - Леклер, Ж. Ру, Варле - претендуют на наследство Марата, который указывал при жизни на их контр-революционные преувеличения" (р. 19). В другом месте, говоря о трудном положении правительства в августе 93 г., Матьез пишет: "Наряду с бешеными оставшиеся в Париже жирондисты и скрытые роялисты пытались использовать продовольственную нужду, чтобы развязать крупное движение, направленное сначала против Коммуны, а потом и против Конвента (р. 29). Он ставит в заслугу Робеспьеру то, что тот "избавил революцию от демагогии бешеных", этих "сеятелей недоверия", "зачинщиков насилия и анархии" (р. 31), без всяких оговорок Матьез цитирует речь Робеспьера, где Ру и Леклер клеймятся,

как "наймиты врагов народа", злоупотребляющие именем Марата; где бешеным бросается ничем не обоснованное обвинение в подготовке новых "сентябрьских зверств" (р. 32). Приведенных цитат, думается, достаточно, чтобы доказать, что Матьез смотрит на бешеных в значительной мере глазами их злейшего противника - Робеспьера. То же можно сказать и про отношение Матьеза к гебертистам и Клоотцу (см. 96 - 7, 99, 155 - 6).

Иное дело Робеспьер, которым руководят не партийные интересы, а интересы революции в целом (130); поэтому все, что он делает, разумно, целесообразно, достойно истинного революционера. Максимум, революционную армию, навязанные ему снизу, "демагогией", он "принял, скрепя сердце" (100, 4). Он желает единения всех революционных сил и употребляет все усилия, чтобы не допустить раскола среди якобинцев (131). Он хотел "держаться на равном расстоянии, как от Моморо, так и от Филиппе" (ibid.), - говорит Матьез; но сам же рассказывает дальше, как Робеспьер спас, в свое время, Дантона от исключения из якобинского клуба; поверил доносу Фабра на друзей Клоотца (109), проявил очевидную политическую близорукость во всем деле Фабра и К^о (114 - 15); сыграл на руку бившим на раскол между "центром" и "левой" дантонистам, допустив исключение из Якобинского Общества Клоотца (170 - 1); и только после выхода в свет N 3 "Старого Кордельера" разглядел всю опасность оппозиции справа (126 - 127).

В заключение два слова о 9 термидоре. Матьез превосходно выявляет социальные корни термидорианства, "крестьяне, которым надоели реквизиции и подводная повинность; рабочие, истощенные хроническим недоеданием и ожесточившиеся в борьбе за уровень заработной платы, в котором закон им отказывал, торговцы, наполовину разоренные нормировкой цен; рантье, разоренные обесценением ассигнатов; за видимым спокойствием накипело глубокое недовольство". Благоденствовали лишь обширные кадры новой бюрократии, да фабриканты, работавшие на оборону" (173/174). Но этот правильный подход к выяснению основных причин 9 термидора, как-то затемняется потом преувеличенным значением, которое автор придает раздорам между К. О. С. и К. О. Б. и склоке внутри самого К. О. С. (см. 193 - 195) и наконец знаменитому выступлению Робеспьера 8 термидора, - выступлению, которое было неожиданно предпринято без ведома Сен- Жюста и Кутона, и срывало примирение между робеспьеровцами и "левыми", с таким трудом достигнутое всего за несколько дней перед тем (210 - 213, 215 - 216, 223).

И все же глава о 9 термидоре дает чрезвычайно любопытный фактический материал, мало известный читателям, незнакомым со специальными исследованиями автора по этому вопросу.

Несмотря на отмеченные дефекты, новая работа проф. Матьеза представляет большой интерес как для специалистов, так и для широкого круга читающей публики. Остается пожелать скорейшего перевода ее на русский язык.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. Лукин:

Комментарии: