Libmonster ID: RU-12907

1930-е гг. в Бразилии отмечены всплеском интереса к творчеству Достоевского, и этот интерес в последующее десятилетие только продолжал расти. С одной стороны, увеличивалось количество восторженных отзывов, многие пытались подражать Достоевскому; наряду с этим появлялись подробные аналитические разборы, писатели старались избегать прямых заимствований, апеллируя к произведениям Достоевского в более утонченной форме. Эти тенденции в некотором смысле дополняли друг друга, как если бы в результате большого количества лихорадочных, спешных и претендующих на полноту прочтений возник многообразный и разнородный культурный дискурс, обеспечивший более сдержанный анализ вопроса.

Перемены, через которые прошла бразильская культура в 1930-е гг., когда в стране была уничтожена Первая республика и утвердились новые формы государственной власти, описаны в классическом эссе А. Кандидо1. В это время заметно вырос бразильский издательский рынок, который оказал особое влияние на восприятие русской литературы: если ранее число бразильских переводов было ничтожно малым (несколько изданий "Крейцеровой сонаты" и два-три тома сочинений Достоевского), то теперь оно резко увеличилось. Критик из Сан-Пауло Б. Брока с раздражением назвал этот феномен "славянской лихорадкой": на португальский язык стало переводиться всё русское2.

Помимо специфической издательской ситуации возникла благоприятная атмосфера для чтения и обсуждения русских писателей, которых ценили интеллектуалы как правой, так и левой политической направленности - в сильно поляризованном обществе того времени. Без сомнения, из всех русских писателей Достоевский оказал наибольшее


1 Candido A. A Revolucao de 30 e a Cultura // A Educacao pela Noite e Outros Ensaios. 2 ed. Sao Paulo, 1989. P. 181 - 198.

2 Broca B. Crime e Castigo // Ensaios da Mao Canhestra. Sao Paulo, 1981. P. 73. Более подробную информацию относительно восприятия русской литературы в Бразилии можно найти в книге: Gomide B. Da estepe a caatinga: о romance russo no Brasil (1887 - 1936). Sao Paulo, 2011. О восприятии Достоевского в Бразилии см.: Гомиде Б. Краткая история восприятия Достоевского в Бразилии // Вопросы литературы. 2010. N3.

стр. 181

влияние на культурную жизнь Бразилии (на втором месте стоит Горький с особым влиянием на левые массы).

Хотя нетрудно найти высказывания по поводу величия Толстого и его имя многократно звучало в Бразилии в связи с социальной ориентацией так называемых "романистов 1930-х", коэффициент его цитирования в литературной критике первой половины данного десятилетия практически сводится к нулю. На фоне новых антигуманистических веяний3 гуманистический пафос его учения выглядит несерьезно. Достоевский же, наоборот, связан с главными эстетическими ориентирами современности. Практически во всех критических работах он стал собеседником Пруста, Джойса, Пиранделло (а в 1940-е гг. и Кафки). А. Ногейра в 1935 г. начал свое беспрецедентное исследование о Достоевском (первое опубликованное в Бразилии) с провозглашения его "преобразователем современной чувствительности". Отавио де Фариа видел в русском писателе "величайшего романиста всех времен и всех языков"4.

В количественном отношении неравнозначность ролей Толстого и Достоевского отражена в главных литературных периодических изданиях. В "Литературе, литературных новостях" ("Literatura, As Novidades Literarias"), а также в "Бюллетене Ариэля" ("Boletim de Ariel") монографических текстов о первом нет. И даже его имя упоминается весьма редко. Достоевский же если не является темой отдельной статьи, то цитируется в десятках текстов по самым разнообразным вопросам - от театра до новинок бразильской литературы.

В качестве лишь небольшого примера прибегнем к двум статьям 1930 г., написанным молодым критиком Э. Гомесом. В первой статье содержатся традиционные рассуждения о значении Толстого в общественной жизни и его роли в качестве учителя: его универсальности, вездесущности его образа, противоречивости личной жизни писателя и о последнем побеге. В тексте нет ничего, кроме набора давно сложившихся мифов5. В том же году Э. Гомес обращается к творчеству другого русского автора при обсуждении "Улисса": "Имеющая место одержимость Достоевским заставляет предварить его признания следующими словами: "Заявляю, что читателей у меня никогда не будет. Я ничем не хочу стесняться в редакции моих записок. Порядка и системы заводить не буду. Что припомнится, то и запишу". Джойс, который придал особую форму внутреннему диалогу Достоевского, адаптировав его к авангардистской эстетике, мог бы вложить эти слова в уста Стивена Дедала. Эта книга воистину чудовищна, если принять во внимание все неприкрытое и подминающее под себя искажение, вложенное в нее автором"6.


3 См.: Понятие гуманизма: французский и русский опыт. М, 2006.

4 Otavio de Faria. Mensagem Post-Modernista // Lanterna Verde. 1936. N4. P. 51, 58.

5 Gomes E. Tolstoi Visto pela Mulhcr // A Tarde. 1930. 5 abr.

6 Gomes E. Urn Livro Monstruoso // A Tarde. 1930. 9 ago.

стр. 182

В этом сравнении приемов Джойса и Достоевского нельзя не увидеть нечто более важное, чем простую дань коллекции анекдотов в случае с Толстым. Определенный литературный прием "Записок из подполья", переломного произведения в творчестве русского писателя, напрямую вливается в историю становления модернистской прозы.

Его влияние было настолько ощутимым, что некоторые эссеисты даже выражали недовольство повсеместным "увлечением" Достоевским, а также "имитаторами" русского писателя. В 1936 г. М. де Андраде жаловался на "моду на Достоевского", заведенную французами. В 1943 г. Р. Брага в рецензии на сокращенное издание "Дневника писателя" говорил, что "Пруст и Достоевский оказали наихудшее влияние на бразильскую литературу, в чем, впрочем, ни один из них не виноват"7. Комментируя книгу "Мраморная стена" аргентинской писательницы Э. Канто, М. Вернек в ноябре 1945 г. положительно оценивал тот факт, что она избежала "искушения тенью, столь привычного в наших суб-достоевских тропиках, которые скрывают жалкую бедность романной структуры, набросив на историю плотную вуаль тени, умалчивания и невысказанных загадок"8. Стоит также отметить, что все три упомянутых критика были большими ценителями Достоевского и русской литературы в целом.

С точки зрения литературной критики Достоевский подвергся значительной переоценке. Старания исследователей были направлены на попытки разделения, различения, уточнения классификаций; было выражено также беспокойство по поводу слишком поспешных обобщений. "Непонимание", "недостаточность", "неосторожность" - вот термины, которых становится всё больше в критических работах, публикуемых бразильскими эссеистами.

Этому, несомненно, способствовал рост библиографического материала. Конечно, в 1930-е гг. ни одна книга не пользовалась такой популярностью, как в предыдущее десятилетие известная работа Во-гюэ9. Бразильские критики теперь обращались к тому или иному эссе. Например, А. Ногейра10, во многом ориентируясь на статьи Бердяева, предпочел С. Цвейга11 книге О. Кауса12. А. Мейер в статьях о Достоевском, которые будут проанализированы ниже, использовал библиографический репертуар, несводимый к какому-либо одному подходу к творчеству Достоевского. Если в конце XIX столетия К. Бевилакуа


7 Braga R. O diario de Dostoievski // Leitura. 1943. N 5. P. 16.

8 Werneckde Castro M. O muro de marmore // Leitura. 1945. N 35. P. 41.

9 Vogue M. Le roman russe. P., 1886.

10 Nogueira H. Dostoiewski. Rio dc Janeiro: Schmidt, 1935.

11 Работы Стефана Цвейга пользовались большой популярностью в бразильских литературных кругах и постоянно цитировались в связи с Толстым и Достоевским (например: Zweig S. Dostoiewski. Rio de Janeiro: Guanabara, 1934).

12 Kaus O. Dostojewski: zur Kritik der Personlichkeit, ein Versuch. Miinchen: R. Piper, 1916.

стр. 183

и другие критики вынуждены были строить свои рассуждения в границах, очерченных Вогюэ, то в 1930-е гг. ссылок стало заметно больше.

А. Бранко, писатель из штата Алагоас, отзывался о Бердяеве довольно сдержанно. Он увидел в размышлениях Бердяева13 лишь историю идей, один из вариантов прочтения Достоевского, который вполне может быть сопоставлен с другим и у которого могут быть свои преимущества и недостатки по сравнению, например, с мнением А. Жида: "В анализе мировоззрения Достоевского, предложенном Бердяевым, не всё является для нас новым. Он ошибся, не процитировав (и ошибся еще более, если не читал) работы Андре Жида. Как и Бердяев, Жид ставит ,,L'esprit souterrain"14 на вершину творчества Достоевского и доказывает, что "ce n'est pas a l'anarchie que nous mene Dostoiewski, mais simplement a l'Evangile"15, утверждает, почти в тех же выражениях, "qu'il ne connait pas d'auteur plus Chretien et moins catholique"16, подчеркивает непоследовательность персонажей Достоевского, которые "cedent complaisamment a toutes les contraditions"17, а также выделяет их двойственность, которая кажется борьбой между божественным и инфернальным началом, происходящей в их душах. Но так как Жид француз, он остается на психологической почве. Достоевский интересует его лишь как романист, как создатель исключительных душ, сложных и почти таких же реальных и правдоподобных, как и души настоящие. Для Бердяева же Достоевский прежде всего "metaphysicien", крупнейший русский метафизик. Кстати, мой дорогой друг Тео Брандао, никогда не читавший Бердяева, в разговоре со мной сообщил... не без некоторого сладострастия критического проникновения, об этом достойном восхищения религиозном смысле Достоевского, который приносится в жертву чисто эстетическому взгляду некоторых читателей"18.

Увеличивалось также и количество биографий русских писателей, а значит, и объем достаточно противоречивых сведений, на которые могли опираться эссеисты. Ставший впоследствии довольно известным А. Труайя еще не был в ходу. Но уже были опубликованы, например, книги А. Г. Достоевской19 (рецензия Л. М. Перейры20) и А. Левинсона21, рецензию на которую написал М. О. де Алмейда22.


13 BerdiaevN. L'esprit de Dostoievski. Paris, 1929.

14 Дух подполья, буквально - подземный дух (фр).

15 Достоевский ведет нас не к анархии, а всего лишь к Евангелию (фр.).

16 Что не знает в большей степени христианского и в меньшей степени католического автора (фр.).

17 Покорно поддаются всем противоречиям (фр.).

18 Branco A. Notas Sobre o Espirito de Dostoiewski //A Novidade. 1931. Ago. N 17. P. 8.

19 Dostoievskaia A. G. Dostoiewski, par sa femme. Paris: Gallimard, 1930.

20 Pereira I. M. A proposito de Dostoievski // Percira L. M. A leitora e seus pcrsonagens. Rio de Janeiro, 1932.

21 Levinson A. La Vie Pathetique de Dostoievsky. Paris: Librairie Plon, Le roman des grandes existences, 1931.

22 Almeida M. O. Andre Levinson - La vie pathetique de Dostoievsky // Boletim de Ariel. 1931. Dez. N3. P. 5.

стр. 184

Таким образом, ощутимая перемена в умонастроении критиков касалась Вогюэ и некоторых его наиболее известных высказываний. С появлением новых тем и книг снизилось и влияние Вогюэ, ощущавшееся в статьях бразильских критиков после выхода эссе "Русский роман" ("Le Roman russe", 1886). Как сказал писатель О. Монтенегро по поводу офранцуженной атмосферыbelle-epoque в Бразилии времен Первой республики (1889 - 1930), "тем, кто привык - и с таким наслаждением! - к благоразумной жизни, жизни между стаканом молока и водой "Vichy", трудно почувствовать и полюбить наполовину бесовских, наполовину ангельских персонажей романов Достоевского"23. В 1930-е гг. французский эссеист стал мишенью для шуток, высмеивающих клише патетических выступлений предыдущих десятилетий. А. Гриеко отметил эти клише в творчестве романиста Ж. Л. до Рего, который обратился к теме проституции без всяких сантиментов, однако в его произведениях нет "никакой Сони, которая могла бы спровоцировать тирады о религии человеческого страдания"24. По словам Г. Рамоса, для написания романа нет необходимости в живописной реальности. Предложенные условия повсюду одинаковы, и их преобразование зависит от таланта и усилий каждого отдельного писателя. Таким образом, "ясно, что окружающие нас создания - люди самые обыкновенные, вполне возможно, что Раскольников и Соня Достоевского в реальной жизни были бы типичным убийцей и никчемной проституткой, в которых не было бы никакого величия. Может быть, увидев самих себя на бумаге, они бы и не узнали себя"25.

В статье Дионелио Машадо "О происхождении знаменитого романа" разобраны некоторые тезисы Вогюэ. Широко известно высказывание Вогюэ, в котором он сближает "Преступление и наказание" с "Макбетом": русский роман является "самым глубоким исследованием преступления" со времен трагедии Шекспира26. Действительно, говорил бразильский писатель, такая точка зрения достаточно справедлива, она полностью подтверждена психиатрией, и об этом было много написано. Но, несмотря на видимое согласие, Дионелио Машадо сделал некоторые уточнения: "Банальное сближение, сделанное виконтом де Вогюэ, "Преступления и наказания" и "Макбета", то есть шедевра современной аналитической литературы и самого полного пособия по психологии, которое, возможно, было создано Вильямом Шекспиром, - так вот, это сближение, как нам кажется, не ограничивается только мастерством, с которым написаны обе трагедии (а именно оно занимает Вогюэ). Нет, речь идет о чем-то большем, о глубоком сродстве"27.


23 Montenegro O. Dostoievski // Retratos e Outros Ensaios. Rio de Janeiro, 1959. P. 22 - 35.

24 Grieco A. Gente Nova do Brasil. Veteranos - Alguns Mortos. 2 ed. Rio de Janeiro, 1948. P. 18 (данный отрывок был опубликован в 1934 г.).

25 Ramos C. Urn Romancista do Nordeste // Literature. 1934. 20 jun. N 18. P. 10.

26 Machado D. Sobre a geneses de um romance celcbrc // O Jornal. 1930. 31 ago.

27 Ibid.

стр. 185

Здесь просматривается нечто гораздо большее, чем предполагала криминальная психиатрия. Более сложные связи между двумя произведениями можно исследовать только с литературной точки зрения. И в аспекте, отличном от того, в котором видел своих героев Вопоэ: "Однако, как увидит читатель из нижеследующих рассуждений, писатель (Достоевский), который по преимуществу отражает "натуралистический" дух нашей литературной эпохи, "que va revolutionner toutes nos habitues intellectuelles"28, во благо своей работы также отправился на поиски более изобильного и щедрого источника вдохновения, вдали от привычной ему реальности"29.

Это основополагающий тезис. Открытия Вогюэ не исчерпывают художественных открытий русского писателя, хотя виконт активно пропагандировал его творчество и оказал серьезное влияние на бразильскую литературную критику. Художественный мир Достоевского строился как на контакте с конкретной реальностью, так и на столкновении с другими, самыми разными литературными текстами. "Литература никогда не сможет отказаться от литературы", - утверждал Машадо. Он предложил микроскопический метод, чтобы на основании минимальных признаков исследовать литературное происхождение "Преступления и наказания". Важны не этнические или социальные факторы: искусство русского писателя, по мнению Машадо, родилось не под давлением самодержавия, нельзя сказать, что оно имело этническое происхождение, как не было оно и потоком самовыражения автора. Процесс работы над романом необходимо воссоздавать путем филологического анализа малозаметных интертекстуальных признаков, проверяя при помощи сравнительно-исторического метода в том числе и наличие аллюзивного шекспировского плана.

Другой эссеист, изучавший творчество Достоевского и русскую литературу через подобную призму, - У. Соарес (р. 1893), архивист из Святого Дома Сострадания в Рио-де-Жанейро, автор различных статей и эссе в периодических изданиях 1930 - 1940-х гг. Несмотря на активную писательскую работу, его имя не закрепилось в истории литературы. В свое время усилия Соареса нашли некоторый отклик в связи с исследованиями польской культуры. Книга "Вопрос Верхней Силезии"30, участие в польско-бразильском обществе "Kosciuszko", а также тексты о культуре, литературе и истории страны принесли ему медаль польского правительства "Академические лавры". И хотя награда пришла с родины Мицкевича, Соарес публиковал много работ и о русской литературе.

Соарес стремился в почти дидактической манере обличить общие заблуждения и стереотипы, сложившиеся в отношении произведений


28 Который перевернет все наши интеллектуальные представления (фр).

29 Ibid.

30 Soares U. A questao da Alta Silesia. Rio de Janeiro, 1921.

стр. 186

русских писателей. Он приводил примеры характерного для критиков данного десятилетия внимания к мелочам. В качестве альтернативы Соарес предложил тщательное изучение библиографии и предупредил читателя о необходимости соблюдения точности в ссылках на факты русской истории. У самого Соареса это не всегда получалось: его сведения о реалиях русской жизни были недостаточны, но тем не менее он чаще попадал в цель, чем ошибался.

Его беспокоило, что Достоевского (как и других русских писателей) считали чуть ли не святым мучеником от левых сил - такая карикатура была хорошо известна в латиноамериканской радикально настроенной среде. Соарес напоминал, что в определенный период свой жизни русский писатель "горячо боготворил самодержавие"31. В ответ на высказывания Ж. Жобима он писал: "Что касается причины приговора Достоевского, которая, как считает Жобим, крылась в издании одного словаря (?!), в этом определенно есть что-то странное. Жобим основывается на кинематографической фабуле. Приговор Достоевского стал результатом его участия в тайном обществе, обществе Петрашевского, куда он принес знаменитое письмо Белинского Гоголю... Я не считаю "Записки из Мертвого дома" революционной книгой, а прежде всего считаю ее христианской. Что касается богатства (?!) и известности Достоевского, обе эти характеристики совершенно отсутствовали в его жизни"32.

Несмотря на кажущуюся близость данного рассуждения Соареса антикоммунистическим выпадам, его цели не совпадали с католическим или интегралистским33 уклоном. Рецензия, написанная им о книге Б. Перейры "Бразилия и антисемитизм", и статья "Учение ненависти" показывают, что Соарес решительно отрицал любой филонацизм, шовинизм, а также реакционные и антисемитские идеи34. В то же время он называл Писарева "блестящим памфлетистом и писателем"35 и следующим образом отзывался о Бакунине: "Тот, кто в наши дни захотел бы обратиться к изучению интереснейшей личности Бакунина, объективно проанализировав его важную роль в движении социального обновления XIX в., крайне удивился бы нынешнему странному забвению этого великого русского"36. Восхищение этими историческими персонажами было невозможно для католиков правого толка в 1930-е гг. Хотя нападки на "красного" Достоевского имеют много


31 Soares U. O liberalismo politico de Dostoievski // Boletim de Ariel. 1932. Out. N 1. P. 8.

32 Soares U. Cavaco com Jose Jobim // Boletim dc Ariel. 1937. Out. N 10. P. 10.

33 Интегрализм - политическое течение в Бразилии 1930-х гг., которое во многом совпадало с фашизмом (и потому было радикально антикоммунистическим и антисоветским). Лидер движения - Плинио Салгадо.

34 Soares U. 1) Baptista Pereira - O Brasil e o Anti-Semitismo // Boletim de Ariel. 1934. N 4. Jan. P. 12; 2) Doutrina de odio // Boletim de Ariel. 1934. Maio. N 10.

35 Soares U. Cavaco com Jose Jobim // Boletim de Ariel. 1937. Out. N 10.

36 Soares U. Michel Bakounine - Confession // Boletim de Ariel. 1932. Nov. N 2.

стр. 187

общего с антикоммунистическими высказываниями католического критика Т. да Силвейра, по сути это разные явления. Соарес считал неверным такой взгляд на Достоевского по той причине, что это не соответствовало мировоззрению русского писателя; мнение критика шло вразрез с магистральными исследованиями.

Наверное, самое интересное аналитическое высказывание этих лет о Достоевском принадлежит критику А. Мейеру. В 1935 г. он сравнил Достоевского с Машаду де Ассисом, главным бразильским писателем и крупнейшим латиноамериканским романистом XIX в. Русский и бразильский писатели традиционно считались антиподами, чему подтверждением были их темпераменты, биографии, сочинения и отношение к национальной идее. Сравнение действительно было смелым. Никому из критиков и в голову не приходило сделать подобное прямое сопоставление. И это притом что в те годы сравнение с Достоевским было одним из наиболее частых. В творчестве буквально всех новых писателей (и некоторых их ближайших предшественников - например, Лима Баррету, в чем творчестве, по мнению критиков, ощущалась "подпольность" Достоевского) искали свидетельства влияния русского писателя. Выявление сходства с Достоевским было до некоторой степени ожидаемым. Но только не в отношении к "Посмертным запискам Браза Кубаса" (1881) Машаду де Ассиса. Люсия Мигель Перейра, большая поклонница и русского, и бразильского писателей, за несколько месяцев до эссе "Машаду де Ассис" Мейера отрицала возможность какого-либо сходства между Достоевским и Машаду де Ассисом: "он был спокойным, неспешным, лишенным страстей, без тех резких скачков и неравномерностей, которые преследовали Достоевского"37.

Сегодня понятно, что Мейер сделал открытие. Чтобы объяснить его суть, прибегну вновь к Л. Мигель Перейре. В рецензии на только что выпущенную книгу38 она следующим образом подвела итоги темы "подпольного человека", назвав работу Мейера лучшей из всего написанного по этому вопросу. "С самого начала он разрушает представление о Машаду как о "спокойном человеке, которому было присуще равновесие и умеренность, внимательном и дружелюбном скептике, почти анатолийце", чтобы превратить его в законного брата Ордынова и "подпольного человека""39. Этот Машаду де Ассис значительно отличался от того, которого сама писательница описывала несколько ранее.

Можно сказать, что Мейер произвел революцию в изучении творчества Машаду де Ассиса. Чтобы мы могли лучше понять, что было поставлено на кон, обратим внимание на вторуюсоставляющую срав-


37 Miguel Pereira L. Machado em Sintese //A Leitora e Seus Personagens. Rio de Janeiro, 1992. P. 197.

38 Meyer A. Machado dc Assis. Porto Alegre, 1935.

39 Miguel Pereira L. As Almas Exteriores de Machado de Assis. P. 199.

стр. 188

нения. Эссе 1935 г., было также важным этапом медленного и сложного приближения к Достоевскому, предпринятого в начале десятилетия и продолженного в последующие годы. Эссе "Подпольный человек", триумфально открывавшее книгу "Машаду де Ассис" (1935), предшествовало новому прочтению русского романиста.

Начало было положено в публикациях Мейера "О Достоевском" и "Заметка о Достоевском", которые появились в газете штата Риу-Гранди-до-Сул40. Эти публикации стали основой эссе "Всегда Достоевский", изданного в 1947 г. в книге "Под тенью книжной полки"41. Последняя версия существенно отличалась от ранних.

В "Заметке..." речь шла о лингвистической и эстетической проблеме, которую Мейер назвал "литературным преобразованием". Похожую озабоченность высказывал и Машаду де Ассис: он говорил о том, что созданная в "Преступлении и наказании" реальность имеет мало общего с наблюдаемой нами реальностью, она скорее сродни трагедии Шекспира. Мейер обратился к роману "Бесы", поводом к написанию которого было политическое преступление Нечаева. В этом романе, говорил критик из Риу-Гранди-до-Сул, создана специфическая реальность, смешивающая литературу и метафизику, выходящая за пределы политической турбулентности в России конца 1860-х гг. Необходимо изъять Достоевского из мира обыденных страстей и бросить его внутрь лабиринтов собственных произведений.

Преобразовав политический факт, Достоевский реформировал заодно и литературные жанры, бывшие в моде в 1860 - 1870 гг. "Заметка..." открывалась упоминанием о статье В. Познера, в которой устанавливалась связь произведений Достоевского с приключенческим и готическим романами. Согласно Мейеру, повествовательная интенция "Бесов" состоит в преодолении газетного романа. "Перипетии уголовного дела, почерпнутые из судебного процесса и газетных публикаций, могли превратиться в неправдоподобный роман"42. Имея в руках такой материал, писатель рисковал создать еще одно псевдорусское "нигилистическое" повествование. Однако в романе Достоевского газетная развязка растворилась. В какой-то момент романтическая традиция преломилась и появилась "книга-чудовище"43, в которой вращение персонажей вокруг метафизических проблем создало абсолютно неопределенную вселенную.

Согласно Мейеру, этот прорыв стал возможен благодаря "бессознательному творчеству". Именно оно привело к литературному преобразованию грубых и потенциально мелодраматичных газетных сведений в радикальный замысел "Бесов". Отступление от традиции ощущается особенно остро. Фактор "бессознательности" позволяет ощутить


40 Meyer A. 1) Sobre Dostoievski // Correio do Povo. 1932. 6 out. P. 10; 2) Nota sobre Dostoievski // Ibid. 1935. 12 maio. P. 12.

41 Meyer A. A sombra da estantc. Rio de Janeiro, 1947.

42 Meyer A. Nota Sobre Dostoievski. P. 13.

43 Ibid.

стр. 189

литературу таким полем, на котором правят независимые силы и которое невозможно свести к изначальным границам: "У меня сложилось впечатление, что Достоевский никогда не судит своих персонажей и никогда точно не знает, что они из себя представляют. Ведь сила бессознательного творчества создает между намерениями автора и сложностью интриги настоящую пропасть - психологическую неопределенность характеров персонажей. Отсюда ощущение жизненной наполненности образов: кажется, что герои живут сами по себе, без пуповины, во всех чувствуется потенциальная жизнь, которая готова проявиться в любой момент, мы никак не можем узнать заранее, каким будет их поведение на следующей странице, и это поддерживает в нас постоянный интерес. С другой стороны, это соответствует великолепному ощущению психологической достоверности"44.

В 1938 г. статья Мейера появилась вновь, на этот раз в газете, издававшейся в Рио-де-Жанейро45. Статья под названием "Об одной интерпретации Достоевского" была разделена на две части. Первая в точности повторяла текст "Заметки..." 1935 г.; вторая же была полностью новым текстом. В ней был продолжен разбор романа "Бесы" (дополненный размышлениями о "Преступлении и наказании"), но вначале подводился итог процесса восприятия этого русского романа на Западе. То есть, чтобы продолжить исследование, начатое в 1930-е гг., было необходимо просеять предыдущие интерпретации через сито современности. "Глубокая и запутывающая сложность" романа Достоевского "заставит любого неподготовленного читателя почувствовать нечто странное - в лучшем значении этого слова, - нечто новое и почти бесформенное".

"Перечитав его великие романы сейчас, мы начинаем понимать чаяния Вогюэ и благонамеренные старания первых переводчиков отрезать все ненужное.

Когда роман Достоевского начал завоевывать Западную Европу, ему служила паспортом лишь загадочная привлекательность экзотики; любопытным читателям он казался просто интересным литературным фактом той части Европы, которая, несмотря на разделяющую линию, отмеченную на карте пунктиром, простирается до границ крайней Азии. Но даже в адаптированном и иногда искаженном виде он закрался в души новых читателей с коварством токсина.

Уже прошли те славные времена, когда Достоевскому требовалось заручиться "одобрением" Вогюэ, чтобы завоевать почитателей. В современной Европе, переполненной экзотической литературой, предостережение виконта браться за "Преступление и наказание", вооружившись резиновыми перчатками и обеззараживающими средствами, кажется смешным"46.


44 Ibid.

45 Meyer A. Sobre uma interpretacao de Dostoievski // O Jornal. 1938. 4 set. P. 20.

46 Ibid. P. 20.

стр. 190

Даже с этим дополнением суть "Заметки..." в целом не менялась. Шагом вперед стала еще одна часть статьи, и теперь все три части были опубликованы в книге "Под тенью книжной полки"47. В третьей части развивались идеи 1938 г.; в библиографии появился Р. Гуардини ("наиболее значительный критический вклад последних лет"), ссылки на тома немецкого издательства "Piper und Co", включающие документальные материалы и комментарии В. Комаровича, и (может быть, самое важное) прекрасное эссе О. М. Карпо, опубликованное в его дебютной в Бразилии книге48. В новой части статьи Мейер усовершенствовал эсхатологию своей аргументации, развивая идеи русского мыслителя Фёдорова.

На этот раз Мейер, вернувшись к старым текстам, внес в них изменения. Самое главное - был переработан параграф из "Заметки о Достоевском", в результате чего его смысл поменялся на прямо противоположный и в целом эссе приобрело новый смысл.

Вот отрывок 1935 г.:

"Психологическая оригинальность Достоевского зиждется на внимании к сложным сторонам внутреннего мира человека. Именно этим продиктованы замечательные образы пьяниц и лгунов. В Лебедеве, Мармеладове есть потенциальные качества, которые иногда выходят наружу и преображают их гротескные маски. Во имя сострадания Достоевский обратился к тем, кто оказался на самом дне, чтобы обнаружить чистоту души униженных и оскорбленных"49.

Тогда как в 1947 г. он утверждал обратное:

"Психологическая оригинальность Достоевского зиждется на внимании к сложным сторонам внутреннего мира человека. Именно этим продиктованы замечательные образы пьяниц и лгунов. В Лебедеве, Мармеладове есть потенциальные качества, которые иногда выходят наружу и преображают их гротескные маски. Не во имя сострадания, как хотели бы некоторые сентиментальные толкователи, а из-за жестокой ясности ума Достоевский обратился к тем, кто оказался на самом дне, чтобы обнаружить чистоту души униженных и оскорбленных"50.

В 1932 - 1935 гг. изменения литературных взглядов Мейера, как это видно на примере с Мармеладовым, происходило в связи с "высшим" вопросом - гуманного сострадания, основанного на "любви" в почти позитивистском понимании. В статье 1938 г. картина еще была двойственной: хотя и ставилась под сомнение необходимость "одобрения"


47 Эссе вошло в состав "Критических текстов" (Textos Criticos / Ed. J. A. Barbosa. Sao Paulo, 1986), и здесь я пользуюсь данным изданием.

48 "Эссе об интерпретации Достоевского" (Ensaios de interpretacao dostoievskiana // Carpcaux O. M. A Cinza do Purgatorio. Rio de Janeiro, 1942. P. 5 - 20), которое Мейер считает "завоеванием глубины".

49 Meyer A. Nota Sobre Dostoievski // Correio do Povo. 1935. 12 maio. P. 10. (Курсив мой. - Б. Г.)

50 Meyer A. Sempre Dostoievski (1947) // Textos Criticos. P. 376. (Курсив мой. - Б. Г.)

стр. 191

Вогюэ, но в отношении "сострадания" Мейер все еще находился под влиянием литературной критики конца столетия. В 1947 г. такая двойственность была преодолена. Критика "сентиментальных толкователей" была доведена до предела, на смену им пришли новые подходы в интерпретации.

Из неоднократно переработанной статьи родилось эссе "Подпольный человек" ("О homem subterraneo"), в котором сравниваются русский и бразильский писатели. В конце 1930-х гг. Мейер отдалился от двух литературных концепций конца предыдущего столетия: сострадания Достоевского и мягкого скептицизма Машаду де Ассиса. Тот факт, что, рассуждая о злоключениях Кубаса, Мейер обратился к повести 1864 г., не случаен: эта книга произвела впечатление на Ницше, как замечает Мейер в заключительной части "Заметки о Достоевском"; она же в католическом восприятии А. Ногейры была единственным "безбожным" произведением писателя. Достоевский, каким он представлен в эссе Мейера, до крайности жесток: достаточно обратить внимание на характеристики, которыми награждаются герои произведений: сознательная инерция, отчаяние, удовольствия мазохиста, саморазрушение, глубокая тяжесть, больное сознание, интроспективная слабость, инцестуальное сладострастие, чудовищный мозг. В обоих случаях эта психология отражалась и на форме: повествование "Посмертных записок Браза Кубаса" Машаду де Ассиса и "Подпольного духа" Достоевского (если бы автор использовал более достойный перевод, со словом "Записки" в названии, параллель стала бы еще более явной) состоит из прыжков, эллипсов и сомнений51.

Это сопоставление позволило Мейеру существенно скорректировать представления о творчестве Машаду де Ассиса. Тяжелый, глубокий, безбожный талант Достоевского изменил его образ. Впрочем, и русский писатель предстал в новом свете в сравнении с Машаду де Ассисом. Попутно были добавлены некоторые характеристики, полностью отсутствовавшие на тот момент в критических отзывах о его произведениях в Бразилии, - это ирония и юмор.

В статье 1935 г. Мейер был готов обрести независимость от "сентиментальных толкователей". Но другой аспект все еще связывал его с традицией конца столетия - сам текст произведения.Ведь "L'esprit souterrain" не является точным переводом "Записок из подполья". Это несуществующая книга Достоевского, адаптированная И. Д. Гальпериным-Каминским, который соединил в ней две повести52. Или, как сказал сам Мейер в 1938 г., это "благонамеренные старания первых переводчиков отрезать все ненужное". Кажется, этот факт не был замечен комментаторами важной параллели между Машаду де Ассисом и Достоевским: Ордынов, сравниваемый с Кубасом, не является персона-


51 Meyer A. O Homem Subterraneo (1935) //TextosCriticos. 1986. P. 195.

52 Dostoievski F. L'esprit souterrain / Trad. Halperine-Kaminsky et Ch. Morice. P., 1886.

стр. 192

жем "Записок из подполья". Это герой монтажа, созданного французской культурой 1886 г. под давлением издателей, которые стремились угодить вкусам читателей.

В наличии имелись более свежие издания: "Подпольный голос", переведенный Б. де Шлезером, а также книги на немецком языке, которые Мейер мог прочитать53. Однако он, подвергавший сомнению критическое наследие, не усомнился в переводах.

Ситуация, в которую попал Мейер в 1930-е гг., со своими преимуществами и ограничениями, дает нам достоверную картину положения вещей: в ней попытка создания литературной критики, которой было бы под силу внести ясность в сложные отношения между искусством и мыслью русского писателя (цель почти академического уровня), основывается на устаревшем, ненадежном и искажающем текст произведения издании. И при помощи этой амальгамы Мейру удалось изменить направление бразильской литературной историографии в прочтении вечно ускользающего Машаду де Ассиса.

Перевод с португальского Е. Волковой


53 Dostoievski F. La voix souterraine / Trad. Boris de Schloezer. P., 1926.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ЛИХОРАДКА-И-МИКРОСКОП-ДОСТОЕВСКИЙ-В-БРАЗИЛИИ-1930-х-гг

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Anatoli ShamoldinКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Shamoldin

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Б. Б. ГОМИДЕ, ЛИХОРАДКА И МИКРОСКОП: ДОСТОЕВСКИЙ В БРАЗИЛИИ 1930-х гг. // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 09.12.2016. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ЛИХОРАДКА-И-МИКРОСКОП-ДОСТОЕВСКИЙ-В-БРАЗИЛИИ-1930-х-гг (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Б. Б. ГОМИДЕ:

Б. Б. ГОМИДЕ → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Anatoli Shamoldin
Хабаровск, Россия
641 просмотров рейтинг
09.12.2016 (2667 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ЛИХОРАДКА И МИКРОСКОП: ДОСТОЕВСКИЙ В БРАЗИЛИИ 1930-х гг.
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android