Иллюстрации:
Libmonster ID: RU-6872
Автор(ы) публикации: Н. ЛУКИН

Говоря о Марксе как историке, необходимо прежде всего рассмотреть вопрос об исторических корнях его материалистического понимания истории, которое само является гениальным продуктом своей эпохи. Исторический материализм нельзя рассматривать изолированно, не учитывая тех завоеваний в области истории и социологии, которые были сделаны до Маркса крупнейшими идеологами буржуазии в эпоху ее социального подъема. Не отдавая себе отчета, чем была история до Маркса, нельзя правильно оценить и то великое новое, что принадлежит Марксу, сделавшему историю настоящей наукой.

"История философии и история социальной науки, - писал Ленин, - показывают с полной ясностью, что в марксизме нет ничего похожего на "сектантство" в смысле какого-то замкнутого, закостенелого учения, возникшего в стороне от столбовой дороги развития мировой цивилизации. Напротив, вся гениальность Маркса состоит именно в том, что он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. Его учение возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представителей философии, политической экономии и социализма"1 .

I

Современная историческая наука должна вести свое происхождение от флорентинца Никколо Макиавелли (1469 - 1527), "государственного деятеля, историка... и кроме того первого достойного упоминания военного писателя нового времени"2 .

Макиавелли стоит на грани между феодализмом и капитализмом. На его произведениях - "Рассуждение на первую декаду Тита Ливия", "Государь" и "История флорентийской республики" - лежит отпечаток этой переходной эпохи, когда в отдельных областях Италии создавалось на новой экономической основе первое централизованное государство нашего времени.

Макиавелли был едва ли не первым историком классовой борьбы в новое время. В своей "Флорентийской истории", которую Маркс считал "великолепным" произведением3 , Макиавелли повествует о "гражданских несогласиях" и происходившей на этой почве борьбе внутри феодальной аристократии между феодалами и народом вообще, наконец с образованием флорентийской республики - внутри самого народа: против купеческой аристократии и мастеров привилегированных Чехов выступает городской плебс - мелкие ремесленники младших цехов, подмастерья и ученики.


1 Ленин, т. XII, ч. 2, изд. 1-е, стр. 54 - 55.

2 Энгельс, Введение к "Диалектике природы", изд. 1933 г., стр. 5.

3 Маркс и Энгельс, Письма, 1923 г., стр. 68.

стр. 3

В истории древнего Рима Макиавелли рассматривает политическую свободу как продукт классовой борьбы между патрициями и плебеями. В своих произведениях он отмечает важность материальных интересов в ходе политической борьбы, в основе которой, по его мнению, лежит борьба за собственность. Он рассматривает государство как орудие угнетения одного класса другим. У него же мы находим блестящую критику феодального строя, ненависть к дворянству, этому "заклятому врагу всякой гражданственности", ярую защиту республиканизма. Макиавелли подчеркивает в то же время значение революционных средств при завоевании гражданского равенства4 .

В XVII столетии с его грандиозными успехами в области математических и естественных наук историческая наука находилась еще в зародышевом состоянии, она играла чисто подсобную роль при филологии. В эту эпоху в истории видели склад утомительных мелочей, анекдотов, всевозможных непроверенных известий, сомневались в самом праве ее на существование как науки.

Однако уже в эту эпоху существовали зачатки исторической теории, но они были сформулированы не историками, а государствоведами и политиками (Гоббс, Гуго Гроций). Преимущество этого направления заключалось, по словам Маркса, в том, что "вслед за Макиавелли и Кампаннеллой" его представители рассматривали "государство человеческими глазами и выводили его законы из разума и опыта, а не теологии"5 .

Но эта школа, которая, "следуя примеру Коперника" (Маркс), придавала методам естественных наук универсальное значение, целиком переносила законы механики и математики на общественную жизнь, отождествляя таким образом закономерности развития природы и общества. Само общество рассматривалось ею как совокупность простейших элементов, однородных, "социальных атомов", свободных личностей, равно наделенных чувством самосохранения и эгоизмом, приводящим либо к войне всех против всех (Гоббс), либо к социальной гармонии (Ричард Кумберланд).

Отсюда - две характерные особенности подхода школы естественного права к обществу. Во-первых, в ее построениях отсутствует само" понятие общественного развития, а категории причинности в сфере социальной жизни отводится лишь второстепенное место. Как и любая геометрическая система, естественное право всегда неизменно. "Вместе с Гуго Гроцием, - писал Маркс, - Прудон развивал мысль, что давность не может служить основой для превращения владения в собственность, одного "правового принципа" в другой, точно так же, как время не может превратить той истины, что сумма углов треугольника равняется двум прямым, в другую истину, что сумма эта равна трем прямым"6 .

Во-вторых, раз истинное знание - только достоверное, математическое, то к истории с ее причудливым многообразием может быть только отрицательное отношение.

На идеях этой "социальной атомистики" XVII в. выросли и политические теории XVIII столетия, исходившие из таких понятий, как "естественное состояние", "общественный договор" (Руссо) и т. п. Они же послужили исходным пунктом в работах классиков политической эко-


4 Выписки Маркса из сочинений Макиавелли, см. "Архив Маркса и Энгельса", т. IV. Там же вступительная статья В. Максимовского.

5 Маркс и Энгельс, Соч., т. I, стр. 206 - 207.

6 Там же, т. III, стр. 69.

стр. 4

номии (А. Смит Рикардо), а через них и Прудона Отождествление законов общественного развития с законами природы приняло впоследствии форму биологизирования общественного процесса (Конт, Спенсер).

Конкретной историей экономисты классической школы, которые одновременно были и историками, интересовались так яге мало, как и теоретики школы естественного права XVII в. "Экономисты, - писал Маркс, изучавший по их работам "анатомию гражданского общества", - рассуждают удивительным образом. Для них существуют лишь два вида учреждений - искусственные и естественные. Учреждения феодализма суть искусственные учреждения, учреждения буржуазии - естественные. Они сходятся в этом отношении с теологами, которые также устанавливают два вида религий. Всякая религия, кроме той, которую они исповедуют, есть изобретение человеческое, тогда как их собственная религия есть божественное откровение. И так была некогда история, но теперь ее больше нет!"7 .

Возвращаясь к XVIII в., мы должны отметить, что идеи социального натурализма разделялись и французскими материалистами, и просветителями. Подвергая сокрушительной рационалистической критике все стороны ставших ненавистными общественных и государственных форм, призывая к разрушению всех унаследованных традиций, просветит ли XVIII в. не могли чуствовать особенного почтения к историческому прошлому и мало интересовались им.

Характеризуя отношение просветителей XVIII в. к истории, Энгельс писал: "В области истории - то же отсутствие исторического взгляда на вещи. Здесь всех ослепляла борьба с остатками средневекового быта в общественных отношениях. На средние века смотрели как на простой перерыв в ходе истории, причиненный тысячелетним всеобщим варварством. Никто не обращал внимания на великие шаги вперед, сделанные в течение средних веков: расширение культурной области Европы, великие жизнеспособные нации, образовавшиеся в этой области в тесном взаимном соседстве, наконец огромные технические успехи XIV и XV столетий. Вследствие этого становился невозможным правильный взгляд на связь исторических событий, а история в лучшем случае являлась не более как готовым к услугам философа сборником иллюстраций и примеров"8 .

При своей неспособности взглянуть на мир как на процесс непрерывного развития, что в свою очередь объяснялось тогдашним состоянием естествознания, французские просветители не могли выработать исторического взгляда как на природу, так и на общество.

Что касается французских материалистов XVIII в., то они, как показал в свое время еще Плеханов, вплотную подошли к задаче исследования законов общественного развития, поскольку утверждали, что идеи человека обусловливаются средой, "но они не сумели не только разрешить эту проблему, но даже правильно ее поставить". Над ними тяготела формула, "мнения правят миром".

Особняком стоят два таких крупнейших историка и социолога XVIII в., как Вико и Монтескье.

Взгляды Вико ("Принципы новой науки", 1725 г.), которого высоко ставил Маркс9 , в значительной степени носят на себе следы влияния


7 Маркс, К критике политической экономии, стр. 45, "Капитал", т. I, изд. 1932 г., стр. 49:

8 Энгельс, Людвиг Фейербах, изд. 1918 г., стр. 35.

9 В одном из своих писем к Лассалю, относящемся к 1862 г., Маркс говорит: "Вико содержит в себе зачатки Вольфа (Гомер), Нибура (История римских царей), основные положения сравнительного языковедения (хотя и фантастические) и еще целую кучу гениальных вещей". Ferd. Lassale, Nachgelassene Briefe und Schriften. Stuttgart, 1922, В. III, S. 387 - 388.

стр. 5

натуралистической школы XVII в. с ее механизацией общественных отношений и ее социальной арифметикой. В самом деле, Вико считал возможным чисто математическое построение истории.

Но работа Вико уже проникнута историзмом, совершенно чуждым школе естественного права. Недаром он стоял в оппозиции философии Декарта и следовал индуктивному методу Бэкона. Именно Вико выступил против отрицательного отношения к истории. Исходя из опыта истории Рима, оперируя с данными так называемой культурной истории, явлениями языка, права, религии, народного эпоса, Вико устанавливает три эпохи, через которые с неизменной закономерностью проходит всякое человеческое общество: за "божеским" веком следует "героический" (патриархально-феодальный), который сменяется в свою очередь "человеческим" (буржуазным)10 . Во всякой эпохе заложены зачатки ее упадка и разложения: на третьем ("человеческом") веке каждый раз завершается круг - общество распадается и гибнет. Эта теория общественного круговорота для своего времени имела известный смысл, поскольку она отражала ограниченный исторический опыт европейского общества, до эпохи промышленного капитализма еще не выбившегося из круга, пройденного древним Римом11 .

Но три последовательно сменяющиеся эпохи Вико уже не являются простой дедукцией. Они представляют собой попытку построить ход общественного развития на конкретно историческом материале. Пущенная им в оборот идея закономерности и повторяемости общественных явлений стала прочным завоеванием исторической науки. Но этого мало.

У Вико имеется ряд элементов материалистического понимания истории. Хотя его внимание сосредоточивается на государстве, праве и религиозных верованиях и т. п., хотя у него отсутствует интерес, к производительным силам общества, его экономике, влиянию климата, почвы и т. п., однако смены эпох происходят у Вико в результате классовых столкновений - сначала между "слугами и патриархами", потом между плебеями (бывшими крепостными) и патрициями, этими потомками "богатырей" героического века, словом - между угнетенными и угнетателями. Развитие классовой борьбы приводит у него к волнениям и революциям. Такая социальная революция совершается, по Вико, при переходе второго века в третий. Она состоит в уничтожении аристократических привилегий и распространении равных прав на народ.

Далее мы находим у Вико такие формулировки, как "право людей есть право пользы и силы" или "порядок идей должен следовать за порядком вещей". Изменениям в социальных отношениях соответствуют изменения в области государственной организации, морали, религии или философии. Характерно и учение Вико о так называемых "великих людях" в историй как о "типах", символах своей эпохи.

У Вико же находим такое чисто марксистское положение, что истинность суждения проверяется только практикой12 .

Монтескье, на которого Маркс ссылается еще в обзоре дебатов о свободе печати в прусском ландтаге13 , также стоял в оппозиции натуралистической школе. В его. "Духе законов" (1748 г.) мы находим идею причинной обусловленности общественных явлений, представление о


10 Схема Вико была потом использована Огюстом Контом.

11 Максимовский, Вико и его теория общественных круговоротов, "Архив Масарки Энгельса", т. IV, стр. 61.

12 Там же См. также его статью "Вико" в БСЭ.

13 "Rheinische Zeitung", 1842 г.

стр. 6

существовании некоторых общих законов, лежащих в основе истории каждой нации и позволяющих объяснить явления, которые кажутся: нам случайными или объясняются частными, ближайшими причинами. Монтескье не отожествляет, подобно рационалистам школы естественного права, общественные законы с универсальными законами природы: у общества есть свои особые законы. Эти законы должны сообразовываться с формой правления, нравами, климатом, почвой, религией, торговлей, со способом, каким разные народы добывают себе пропитание и т. п., т. е. со всем тем, что составляет "дух законов"14 .

II

Перелом в постановке проблемы изучения развития общества совпадает с началом общественно-политической реакции на рубеже XVIII-XIX вв. Опыт Великой французской революции и торжество реакции казалось наглядно опровергали теорию, согласно которой "мнения правят миром". Тот же опыт революции показал необыкновенную устойчивость общественно-экономических отношений, наблюдавшуюся, несмотря на быструю смену конституций и форм правления. Выводы из этих наблюдений сделали прежде всего реакционные публицисты конца XVIII и начала XIX в. (Борк, Жозеф де-Местер, Бональд, Галлер). Значение этой реакционной публицистики заключается в том, что она подвергла беспощадной критике рационалистическое представление об обществе как о простой сумме личностей и обратила внимание на общественные отношения как на нечто первичное по сравнению с политической организацией. Но в своей ненависти к Французской революции и рационалистическим идеям XVIII в. тогдашние "твердолобые" были неспособны подойти к вопросу о происхождении столь дорогих их сердцу общественно-политических учреждений или их дальнейшей судьбе. Самая постановка подобного вопроса казалась им каким-то кощунством. Отсюда - убогая ограниченность их "историзма", оказавшегося на службе реакции.

О тех же позиций естественно-научный рационализм критиковался и немецкой исторической школой права, идейно связанной с реакционной философией Шеллинга и государственно-правовыми построениями Галлера. В противоположность рационализму школа естественного права видела в праве продукт развития, но продукт развития "народного духа", а не борьбы классов. В то же время в лице своих основателей (Густава Гуго и Савиньи) на практике эта школа стояла на страже существовавшего полуфеодального права и отрицала необходимость каких-либо реформ, чем вызывала к себе резко отрицательное отношение среди младогегельянцев, группировавшихся вокруг "Галльских ежегодников" Руге.

Маркс в статье "Философский манифест исторической школы права", специально посвященной основателю школы - Густаву Гуго, дал уничтожающую характеристику этой школе и ее методу, не признающему никаких различий и считающему все существующее авторитетным.

В критике гегелевской "Философии права" Маркс с негодованием писал по ее адресу: "Школа, узаконяющая подлость сегодняшнего дня подлостью вчерашнего, школа, объявляющая мятежным всякий крик крепостных против кнута, если только этот кнут старый и прирожден-


14 Алексеев, Науки общественные и естественные в историческом взаимоотношении их методов, ч. I, изд. 1912 г., стр. 91 - 94. Fr. Muckle, Saint-Simon und die oconomische Geschichtstheorie, 1906, B. I, S. 16 - 17.

стр. 7

ный исторический кнут, школа, которой история показывает, как бог Израиля своему слуге Моисею, только свое a posterio - эта историческая школа права изобрела бы немецкую историю, если бы она не была изобретением немецкой истории"15 .

Еще меньше могли дать молодому Марксу произведения кумира немецкой историографии, "прирожденного камердинера истории"16 , реакционера Ранке (1795 - 1886), интересовавшегося исключительно политической и внешней историей и игнорировавшего социально-экономическое развитие.

В тесном родстве с исторической школой права стоит и немецкая романтическая школа. Известный реакционный профессор Георг фон Белов в своей работе "Die deutsche Geschichtsschreibung" пытался всячески умалить заслуги Маркса как творца материалистического понимания истории и доказать, что "оригинальность Маркса и Энгельса, поскольку дело идет об их главнейшей формуле, заключается только в преувеличении того, что уже сказали другие". Белов особенно настаивает на зависимости Маркса от немецкой романтической школы историков хозяйства (Раумер, Мёзер, Адольф, Мюллер, Huber и др.), якобы предвосхитивших основные идеи "Коммунистического манифеста".

Но тут же он добавляет, что даже Раумер, который якобы особенно оплодотворил своими идеями "Коммунистический манифест", был далек от того, чтобы разделять "грубую формулу Маркса" и считать, что "различные стороны культуры определяются экономическими отношениями", а стоял на точке зрения "взаимного влияния".

Второй пункт сходства между произведениями романтической школы и "Коммунистическим манифестом" Белов видит в одинаково отрицательном отношении к буржуазии и даже к реабилитации средневековья. "Сходство между "Манифестом" и воззрением романтиков - пишет он, - состоит в одном кардинальном пункте. И те и другие сходятся в том, что они идеально построенный мир средневековья представляют разрушенным буржуазией посредством денежной собственности и находятся в общей оппозиции против чистых либералов (Гроте) в том смысле, что видят в новейшем развитии не простой прогресс, а если и не регресс, то только относительный прогресс". Как там, так и здесь мы находим изображение несимпатичных, жестоких, трезвых черт буржуазного жизненного уклада17 .

Маркс и Энгельс прекрасно знали романтическую литературу и пользовались ею. Но, сопоставляя идеи романтиков с установками "Коммунистического манифеста", ученый профессор проглядел главное: у Маркса речь идет не только о разрушительной, но и о революционной роли буржуазии. Маркс посвящает целые страницы революционной роли буржуазии, тогда как Белов цитирует из "Коммунистического манифеста" только то, что он говорит о ее разрушительной роли, желая сблизить это место с идиллическим изображением средних веков у романтиков. Идеал Маркса впереди; идеал романтиков, с их преклонением перед средневековым экономическим укладом и "всей христианско-германской культурой", - позади.

В "Нищете философии" Маркс дает следующую характеристику романтикам, в то же время объясняя происхождение этой школы. "Романтики принадлежат нашей эпохе, эпохе, когда буржуазия стала в пря-


15 Маркс и Энгельс, Соч., т. I, стр. 401.

16 Там же т. XXIII, стр. 202. Письмо Маркса к Энгельсу от 7 сентября 1864 г.

17 Below, op. cit., S. 179 ff, 183 - 191, 192.

стр. 8

мую противоположность с пролетариатом, когда нищета порождается в таком же огромном изобилии, как и богатство. Тогда экономисты разыгрывают из себя разочарованных фаталистов, с высоты своего величия бросающих презрительный взгляд на те машины в человеческом образе, трудом которых создается богатство. Они подражают всем приемам своих предшественников18, но индиферентизм, бывший у тех наивностью, у этих становится кокетством"19 .

В "Коммунистическом манифесте" Маркс относит романтику к так называемому феодальному социализму, "по временам метко поражающему буржуазию горьким, остроумным и едким приговором, но всегда производящему комическое впечатление полной неспособности понять ход новейшей истории".

Маркс и Энгельс были прекрасно знакомы и с английским представителем романтической школы - известным историком Карлайлем. В своей рецензии на "Современные памфлеты" Карлайля, напечатанные в 1850 г. в журнале "Neue Rheinische Zeitung", Маркс дал блестящую характеристику этому талантливому историку, отметив одновременно как сильные, так и слабые стороны его работы20 .

Совершенно очевидно, что Маркс мог почерпнуть у романтической школы историков хозяйства и у Карлайля лишь конкретно исторический материал, а никак не основы своей историко-материалистической концепции. Другое дело Сен-Симон, у которого мы находим несомненные зачатки материалистического понимания истории, оказавшие бесспорное влияние на социологические построения Маркса. Сен-Симон, взгляды которого сложились в эпоху Реставрации, критикует прежних историков за то, что они довольствовались историей политических перемен, историей власти в лицах, т. е. внешностью явлений, между тем как существо общественного строя - в распределении собственности, в классовом расчленении общества. Нужды материального производства - "промышленности" - имеют решающее значение для истории человечества, так как производство есть цель всякого общественного союза. Обращая сугубое внимание на социальную среду, Сен-Симон полемизирует с Монтескье, который рассматривал влияние климата и почвы на условия политического устройства, минуя общественные отношения.

Важное преимущество Сен-Симона перед просветителями XVIII в. заключается в том, что он выдвинул порожденную эпохой Великой революции и успехами естественных наук идею закономерности общественного развития, совершенно чуждую всей рационалистической школе XVII-XVIII вв. Он хочет перенести детерминизм из естествознания в науки общественные, которые должны стать столь же совершенными, как естествознание. Изучение фактов прошлого должно привести к открытию законов прогресса. Без изучения прошлого нельзя понять настоящее. В этом - цель исторической науки.

Если для реакционных публицистов начала XIX в. происхождение общественных отношений было покрыто мистической тайной, то Сен-Симон снял это мистическое покрывало, он выдвинул необходимость разработки истории Франции как борьбы и смены классов. По Сен-Симону, власть находится в руках экономически полезного класса.

Сен-Симон различает содержание общественной жизни (хозяйственный строй, отношения классов) и ее форму (правовая организация, формы правительства). В феодальном обществе между ними господст-


18 Имеются в виду "классики" политической экономии.

19 Маркс и Энгельс, Соч., т. V, стр. 376.

20 Там же, т. VIII, стр. 281, 287 - 288.

стр. 9

вует полная гармония, но с течением времени содержание вступает в противоречие с формой, начинается критическая эпоха, которая ведет к следующей ступени прогрессивного развития. Однако Сен-Симон не говорит, с помощью каких сил происходит этот переворот.

Самое важное однако то, что он остается на почве идеалистического понимания истории, так как основным фактором исторического движения у него является развитие теоретических знаний. Здесь Сен-Симон бессилен вырваться' из круга рационалистических идей XVIII в. В то же время он не выделяет пролетариат как особый класс буржуазного общества: его "промышленники" - все занятые в производстве; не видит он и классового антагонизма между пролетариатом и буржуазией, нет у него наконец отчетливого представления о происхождении классов.

III

Может быть ни один из великих мыслителей XIX в. не оказал столь большого и решающего влияния на Маркса, как Гегель. Если отвлечься от мистической формы работ Гегеля - его "Философия права" и "Философия истории", - где царствует "абсолютный дух", попеременно делающий отдельные народы объектом своего "саморазвития", то мы найдем в них ряд ценных мыслей, несомненно послуживших потом исходным пунктом для построения материалистического понимания истории. Как и у французских историков эпохи Реставрации, у Гегеля имеется понятие "гражданского общества", охватывающего хозяйственную деятельность людей, понятие, которым часто оперировал потом Маркс21 : идея господства человека над природой через орудия его труда; реалистическое учение о так называемых великих людях, которых Гегель считает орудием их времени, их народа.

В свое время Плеханов правильно отметил, что, несмотря на свой идеализм, Гегель часто обращается для объяснения исторических событий к экономике. "Экономика снимала его с тех мелей, на которые заводил его идеализм"22 .

Но самое ценное, что давала гегелевская философия, это был ее диалектический метод. За эту революционную сторону учения Гегеля, как известно, ухватилась крайняя политическая оппозиция в Германии накануне 1848 г. "Преимущество способа мышления Гегеля перед способом мышления всех других философов, - писал Энгельс в предисловии к "К критике политической экономии" Маркса, - коренится в том огромном историческом чутье, которое лежало в основе первого. Несмотря на абстрактность и идеалистичность формы, ход его мыслей всегда развертывался параллельно ходу истории, и последний должен был служить только проверкой для первого"23 .

Тот же Энгельс в своей брошюре "От утопии к науке" писал: "Величайшая заслуга (гегелевской системы) состояла в том, что она впервые представила весь естественный, исторический и духовный мир в виде процесса, т. е. исследовала его в беспрерывном движении, смене и развитии и пыталась раскрыть взаимную внутреннюю связь этого движения "и развития... Людям, стоящим на этой точке зрения, история человечества перестала казаться нелепой путаницей бессмысленных насилий, которые в равной мере осуждаются перед судебным креслом теперь


21 См, например в "Немецкой идеологии", "Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 227.

22 Плеханов, К вопросу о материалистическом понимании истории, стр. 94 - 97.

23 Маркс, К критике политической экономии, изд. 1932 г., стр. 11.

стр. 10

лишь созревшего философского разума и которые лучше всего возможно скорее забыть"24 .

Как известно, Гегель выдвинул знаменитую формулу: "Все действительное - разумно, все разумное - действительно". Казалось, эта формула оправдывала существовавший в Германии политический порядок. Однако "действительное", по Гегелю, лить то, что может быть оправдано как необходимое; таким образом "атрибут действительности", а следовательно и разумности, не может быть приписан известному общественно-политическому строю во все времена и при всех обстоятельствах. То, что "действительно" сегодня, может завтра превратиться в свою прямую противоположность, будет вынуждено мирно или насильственно уступить место новой жизнеспособной действительности. Следовательно "в области человеческой истории всему действительному суждено стать неразумным, все действительное заранее обречено на неразумность, и всему, что есть разумного в человеческих головах, суждено стать действительным, как бы ни противоречило оно существующей мнимой действительности"25 .

Маркс, как известно, открыто заявил себя "учеником этого великого мыслителя". В предисловии ко 2-му изданию "Капитала" он так определяет свое отношение к гегелевскому методу: "Мой диалектический метод не только в корне отличен от гегелевского, но представляет ему прямую противоположность. Для Гегеля процесс мысли, который он под названием идеи превращает даже в самостоятельный субъект, есть демиург (творец) действительности, представляющей лишь его внешнее проявление. Для меня, наоборот, идеальное есть не что иное, как переведенное и переработанное в человеческой голове материальное". Но там же Маркс прибавляет: "Та мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал исчерпывающую и сознательную картину ее общих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо поставить ее на ноги, чтобы вскрыть рациональное зерно под мистической оболочкой"26 .

Марксу пришлось иметь дело не только с гегелевской системой, но и особенно с одним из видов ее разложения, с так называемым левым гегельянством, - направлением, к которому одно время принадлежали и сами основоположники научного социализма. Левое гегельянство, как известно, выдвигало революционные элементы в философии Гегеля. Критические работы по истории христианства, вышедшие из среды этого направления, имели крупное политическое значение в ту эпоху, когда, по словам Маркса, критика, религии была предпосылкой всякой другой критики. Но левогегельянцы, от которых впоследствии откололся Штирнер, не порвали с идеализмом, а потому не подвинули ни на шаг вперед немецкую историческую науку.

Как известно, Маркс и Энгельс рассчитались со своим философским идеализмом в его левогегельянской форме в "Святом семействе", а затем в "Немецкой идеологии" дали чрезвычайно суровую критику исторических работ младогегельянцев. В "Святом семействе" Маркс и Энгельс критикуют этих последних еще с позиций Фейербаха и в союзе с ним. В частности они громят здесь Бруно Бауэра за то, что он делает шаг назад по сравнению с Гегелем, поскольку выступает защитником теории критически мыслящей личности и пассивно-инертной массы27 .


24 Энгельс, От утопии к науке, изд. 1923 г., стр. 14, 18 - 19.

25 Энгельс, Людвиг Фейербах, стр. 24.

26 Маркс, Капитал, т. I, Предисловие, стр. XLVII-XLVIII.

27 Маркс и Энгельс, Соч., т. III, стр. 110.

стр. 11

Продолжение этой критики идеалистического понимания истории в его немецкой разновидности находим в "Немецкой идеологии". "Все прежнее понимание истории... совершенно игнорировало... реальную основу истории" - "материальное производство непосредственной жизни" как "какую-то побочную вещь"; "благодаря этому из истории исключается отношение людей к природе, в силу чего порождается противоположность между природой и историей. Эта точка зрения могла поэтому видеть в истории только политические действия, замечала в ней религиозную и вообще теоретическую борьбу и была в частности вынуждена в каждую историческую эпоху разделять иллюзии этой эпохи"... "Воображение", "представление" этих определенных людей об их реальной практике превращается в единственно определяющую и активную силу, которая господствует над практикой этих людей и определяет ее"28 .

Еще последовательнее это сведение исторического процесса к истории человеческой мысли у "святого Макса" (Штирнера), который ровно ничего не знает о подлинной истории и которому этот исторический процесс должен был казаться простой историей о "рыцарях-"разбойниках", историей призраков, от которых он может, разумеется, спастись только благодаря "нечестивости". Эта концепция действительно религиозна. Она принимает религиозного человека за первочеловека, от которого исходит вся история, и заменяет в своем воображении религиозным производством фантазий реальное производство средств к жизни и самой жизни".

Но в "Немецкой идеологии", как известно, Маркс и Энгельс преодолели и ограниченность материалистической философии Фейербаха. Там же подчеркивался идеализм Фейербаха в области истории. "Поскольку Фейербах является материалистом, он не имеет дела с историей, поскольку же он занимается историей, он вовсе не материалист. Материализм и история идут у него совершенно различными путями..."29 .

Жестоко критикуя в "Немецкой идеологии" левых гегельянцев, Маркс критикует одновременно и существовавшую до него немецкую историческую науку вообще, вынося ей весьма суровый приговор. Так как "немцы, как известно, никогда не выполняли этого требования (отведение надлежащего места производству самой реальной жизни - Н. Л. ), то они но имели никогда земной основы для истории и следовательно не имели никогда ни одного историка. Что касается французов и англичан, то, хотя они понимали лишь крайне односторонне связь этого факта с так называемой историей - в особенности пока были в плену политической идеологии, - они все же сделали первые попытки дать историческому повествованию материалистическую основу, написав первые истории буржуазного общества, торговли и промышленности"30 .

IV

В начале XIX в. историческая наука, делает крупные и решающие успехи не в политически раздробленной и политически отсталой Германии, а во Франции, где в эпоху Реставрации развертывается ожесточенная политическая борьба между либеральной буржуазией и принесен-


28 "Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 227 - 228.

29 Там же, стр. 228. Ср. "Святой Макс", стр. 119, 127, 157, "Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 219.

30 "Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 219.

стр. 12

ной во Францию на штыках контрреволюционной Европы реакцией, посягавшей на самые основные завоевания Великой революции. Идеологами этой либеральной буржуазии выступила блестящая плеяда французских историков, как Гизо, Минье, Огюстен Тьерри. В борьбе с землевладельческой аристократией эта историческая литература поставила своей задачей проследить историю класса, который она представляла идеологически и политически, далеко в глубь средневековья и обосновать его право на политическое господство, В процессе этой работы историки эпохи Реставрации пришли к выводу, что, начиная со средних веков, французская история была непрерывным рядом классовых боев.

Что нового внесли историки эпохи Реставрации в историческую науку? Во-первых, это были настоящие историки, которые впервые перешли от занимательного повествования, которое еще господствовало в начале XIX в. и которое давало основание приравнивать историю к одному из видов изобразительных искусств - к аналитическому исследованию. Радикальным образом изменилась и тематика исторических исследований. "Толпа", о которой некогда столь презрительно отзывался Вольтер, перестала быть чем-то слепо идущим за героями. Она превратилась в самостоятельный фактор истории31 . В "Письме об истории французской революции" (1820) Тьерри говорит, что "Франция еще не имеет настоящей истории своего народа (т. е. своей буржуазии - Н. Л. ); история граждан, история подданных еще не написана, а между тем она гораздо интереснее и способна вызвать гораздо большую симпатию, чем история высокопоставленных лиц и королей, - единственная история, о которой нам говорят".

Во-вторых, их реалистический подход к истолкованию исторических явлений был огромным шагом вперед по сравнению о романтической или младогегельянской школой. Изучая историю третьего сословия во Франции, в которой они хотели найти идеологическое оправдание современной им борьбы буржуазии против феодальной аристократии, изучая историю Франции от средних веков до Французской революции, а также историю Английской революции, они рассматривали эту историю под углом зрения борьбы классов, причем Гизо объяснял политический строй состоянием самого общества, "гражданским бытом людей", их "имущественными отношениями". Он отмечал влияние "общественного состояния даже на умственные течения эпохи".

Но и историки эпохи Реставрации не дали удовлетворительного разрешения проблемы, как это показал: в свое время Плеханов. В своей работе по истории цивилизации Гизо снова ссылается на человеческую природу при анализе форм собственности, а Тьерри (в своей "Истории завоевания Англии") объясняет происхождение классов и сословий исключительно завоеванием, что возвращает его к точке зрения XVIII в. о всемогуществе государства, хотя конкретно исторический материал, имеющийся в его "Истории третьего сословия", дает картину исторического движения буржуазии, как раз подрывающую его теорию завоевания32 .

Теория классовой борьбы была открыта не Марксом. В той или иной форме ее можно найти не только у либеральных историков эпохи Реставрации, но и у Макиавелли, Вико, Фергюссона, Сен-Симона, Но


31 Плеханов, т. II, Первые фазы учения о классовой борьбе, Предисловие ко 2-му изданию "Коммунистического манифеста".

32 Критику теории завоевания Маркс и Энгельс дали еще в "Немецкой идеологии" ("Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 247 - 248).

стр. 13

только Маркс дал строго научное понятие класса, только у него теория классовой борьбы является неотъемлемой частью материалистического понимания истории. Далее. У предшественников Маркса теория классовой борьбы находила лишь ограниченное применение, в сущности она не выходила за пределы борьбы буржуазии с феодальным дворянством и абсолютизмом. Маркс не только придал ей универсальный характер, как формуле, охватывающей все классовое общество, но и впервые вскрыл новый ее вид - антагонизм между буржуазией и пролетариатом, показав, как классовая борьба пролетариата неизбежно приводит к его диктатуре, а затем к уничтожению всяких классов, к бесклассовому обществу.

В известном письме к Вейдемейеру (от 5 марта 1852 г.) Маркс сам формулировал то новое, что он внес в теорию классовой борьбы. В этом письме Марксу, по словам Ленина, удалось выразить "с поразительной рельефностью... главное и коренное отличие его учения от учения передовых и наиболее глубоких мыслителей буржуазии". В этом письме Маркс говорит: "Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни то, что я открыл их борьбу между собой. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: во-первых, что существование классов связано лишь с определенными историческими битвами, свойственными развитию производства..., во-вторых, что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, в-третьих, что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов...".

Комментируя это место из письма Маркса, Ленин писал: "Главное в учении Маркса есть классовая борьба. Так говорят и пишут очень часто. Но это неверно. И из этой неверности сплошь и рядом получается оппортунистическое искажение марксизма, подделка его в духе приемлемости для буржуазии. Ибо учение о классовой борьбе не Марксом, а буржуазией, до Маркса создано и для буржуазии, вообще говоря, приемлемо. Кто признает только борьбу классов, тот еще не марксист, тот может оказаться еще невыходящим из рамок буржуазного мышления и буржуазной политики. Ограничивать марксизм учением о борьбе классов значит урезывать марксизм, искажать его, сводить его к тому, что приемлемо для буржуазии. Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного, мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма. И неудивительно, что, когда история Европы подвела рабочий класс практически к данному вопросу, не только все оппортунисты и реформисты, но все "каустианцы" (колеблющиеся между реформизмом и марксизмом люди) оказались жалкими филистерами и мелкобуржуазными демократами, отрицающими диктатуру пролетариата"33 .

Состояние исторической науки до Маркса показывает, как многообразны были истоки, из которых мог черпать Маркс элементы своего материалистического понимания истории.

Отдельные элементы, зародыши материалистического понимания истории уже имелись в работах его предшественников. Но


33 Ленин, т. XIV, ч. 2, изд. 1-е, стр. 323 - 324.

стр. 14

никто из них не собрал этих разрозненных элементов в одну стройную, монистическую систему, да и не мог собрать, поскольку в силу ряда субъективных и объективных причин даже те историки и социологи, у которых можно найти зародыши материалистического понимания истории, стояли в общем и целом на точке зрения идеалистического понимания истории (французские материалисты XVIII в., Сен-Симон и др.), или, стоя на точке зрения классовой борьбы, не могли разглядеть ее новой формы - антагонизма между буржуазией и пролетариатом, или не умели проследить движущей силы исторического процесса, вплоть до изменения в состоянии производительных сил общества, а поэтому вынуждены снова и снова прибегать ко всеспасательной ссылке на человеческую природу и таким образом возвращаться к рационализму и просветительству XVII-XVIII вв.

Требовался гений Маркса, чтобы устранить внутренние противоречия существовавших до него систем, чтобы устранить разрыв между материализмом и диалектикой, между материализмом и историзмом. В этом гениальном синтезе и заключается то огромное и новое, что создал Маркс для понимания законов истории человечества.

Не следует также забывать, что само материалистическое понимание истории, впервые сделавшее историю наукой в подлинном смысле этого слова, могло возникнуть лишь в определенную эпоху на определенной стадии общественного развития. Его возникновение надо искать не только в истории идеологий, но и в тех непосредственных впечатлениях от успехов экономического развития и от хода социальной борьбы, которые получал Маркс как ее непосредственный участник в годы, когда слагалась его теория. Создавая эту теорию, Маркс уже имел перед глазами успехи промышленного развития Англии и первые итоги пребывания в этой стране у власти буржуазии, назревающую буржуазную революцию в Германии, опыт первых классовых битв пролетариата с буржуазией, как лионское восстание 1831 г. или восстание силезских ткачей 1844 г., блестящий анализ которого Маркс дал в своих "Критических примечаниях к статье "Король прусский и социальная реформа". Наконец Маркс уже имел перед собой опыт первой фазы чартистского движения в Англии.

V

У самого Маркса его теория сложилась не сразу. Зародыши ее можно проследить еще в отдельных напечатанных в статьях, "Rheinische Zeitung" (1842 г.), в статьях "К еврейскому вопросу" и "К критике гегелевской философии права", помещенных в "Deutsche-franzosische Jahrbucher" (1844 г.), в уже упомянутой статье "Критические примечания к статье "Король прусский и} социальная реформа", особенно же в "Святом семействе".

По свидетельству Энгельса, теория материалистического понимания истории вполне сложилась у Маркса уже в 1845 г., что мы и видим по замечательному произведению, лишь в наши дни увидевшему свет под именем "Немецкой идеологии". Свое дальнейшее развитие эта теория получила в "Нищете философии" и "Коммунистическом манифесте". Она уточнялась и дополнялась в "18 брюмера" и "Классовой борьбе во Франции", пока не нашла своего краткого и законченного резюме в знаменитом введении "К критике политической экономии", но только с появлением "Капитала" "материалистическое понимание истории, - говорит Ленин, - уже не гипотеза, а научно доказанное положение"34 .


34 Ленин, т. I, стр. 73.

стр. 15

В "Немецкой идеологии" мы находим ряд замечательных мест, в которых ее авторы показывают, чем должна быть материалистическая история в противоположность идеалистической. "Итак, - читаем здесь, - эта концепция истории основывается на том, чтобы, исходя из материального производства непосредственной жизни, развить действительный процесс производства и рассматривать связанную с этим способом производства и порождаемую им форму сношения, т. е. гражданское общество, на его различных ступенях как основу всей истории, изобразив его в действии как государство, объяснив из него все различные теоретические продукты и формы сознания, религию, философию, мораль и т. д... Эта концепция в отличие от идеалистического понимания истерии не вынуждена гнаться в каждую эпоху за какой-то категорией, она остается постоянно на почве реальной истории, не объясняя практику из идей, а объясняя идейные формации из материальной практики; в связи с этим она приходит к тому результату, что... не критика, а революция является движущей силой истории, а также религии, философии и всякой иной теории"35 .

При таком способе рассмотрения, "поднимаясь с земли на небо", твердо усвоив себе ту истину, что "не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание", "История перестает быть коллекцией мертвых фактов" и превращается в реальную положительную науку36 .

Отличительной чертой всего мировоззрения Маркса, как и его материалистического понимания истории, является историзм. По Марксу, все науки историчны: исторический подход одинаково необходим как при изучении природы, так и при изучении общественного человека. "Мы знаем, - говорит Маркс в "Немецкой идеологии", - только одну единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон и делить на историю природы и историю людей. Но нельзя отделять друг от друга обе эти стороны: пока существуют люди, история природы и история людей обусловливают друг друга"37 .

Историзм Маркса проявляется прежде всего в том, что именно он указал на специфичность общественного развития и его законов по сравнению с развитием органического мира вообще, на различия, которые существуют между социальным миром и природой, несмотря на то, что общественное развитие есть продолжение эволюции органического мира, есть продукт последнего, продукт животного мира, что биологические законы являются естественно-исторической основой законов материального общественного производства. В речи Энгельса над гробом Маркса читаем: "Как Дарвин открыл закон развития органической природы, так Маркс открыл закон развития человеческой истории"38 .

Но этот открытый Марксом закон развития общества вовсе не является одним из законов природы. Новая закономерность начинается там, где мы имеем дело не просто с видом "Homo sapiens", а с "производящим", общественным человеком. Эта специфическая закономерность заключается, как известно, в учении Маркса о "базисе" и "надстройке", общественном бытии, определяющем общественное сознание. С этой точки зрения Маркс критиковал как механи-


35 "Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 227.

36 Там же, стр. 216.

37 Там же, стр. 214.

38 K. Marx, Man, Thinker and Revolutionist, L., 1927, p. 43.

стр. 16

ческий материализм, так и механические натуралистические теории общества.

Это принципиальное различие между типом закономерностей общественных явлений и явлений природы Марко превосходно формулировал в одном из примечаний к I тому "Капитала". "По выражению Вико, - пишет он там, - человеческая история тем отличается от естественной истории, что первая сделана нами, вторая же не сделана нами. Технология раскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производства его жизни, а следовательно и общественных отношений его жизни и вытекающих из них духовных представлений... Недостатки абстрактного естественно-научного материализма, исключающего исторический процесс, обнаруживаются уже в абстрактных и идеологических представлениях его защитников, едва; лишь они решаются выйти за пределы своей специальности"39 .

Образец такого "выхода из своей специальности" дал Ланге, о котором Маркс писал Кугельману: "Господин Ланге сделал большое открытие. Вся история должна быть подведена под один великий закон природы. Этот закон заключается в фразе: "Struggle for life" "борьба за существование" (выражение Дарвина, применительно к этому случаю, есть простая фраза), а содержание этой фразы - закон Мальтуса о населении или скорее о перенаселении. Таким образом, вместо того чтобы анализировать "Struggle for life", как она проявляется исторически в определенных формах общества, дело сводится лишь к тому, чтобы подгонять всякую конкретную борьбу под фразу "Struggle for life", а эту фразу - под мальтусовскую фантазию о народонаселении"40 .

Историзм Маркса нагляднее всего проявляется в том, что он рассматривал категории капиталистического общества не как вечные, а как исторические категории, свойственные определенному способу производства. "Экономисты, - писал он в "Нищете философии", - изображают отношения буржуазного производства - разделение труда, кредит, деньги и т. д. - как вечные, неизменные, неподвижные категории"41 .

В той же "Нищете философии" Маркс приводит примеры антиисторического употребления таких категорий, как разделение труда, собственность, рента и т. д.

"Природа, - читаем в "Капитале", - не производит, с одной стороны, владельцев денег и товаров, с другой стороны, владельцев одной только рабочей силы. Это отношение не является ни созданным самой природой, ни таким общественным отношением, которое было бы свойственно всем историческим периодам. Оно, очевидно, само есть результат предшествующего исторического развития, продукт многих экономических переворотов, продукт гибели целого ряда более древних формаций общественного производства"42 .

Каждая общественно-экономическая формация имеет, по Марксу, свои специфические законы. В том же "Капитале" читаем: "Рабочее население, производя накопление капитала, тем самым в возрастающих размерах само производит средства, которые делают его относительно избыточным населением. Это - свойственный капита-


39 Маркс, Капитал, т. I, изд. 1923 г., стр. 349, примечанье 89.

40 Маркс, Письма к Кугельману, изд. 1907 г., стр. 76 - 77.

41 Маркс и Энгельс, Соч., т. V, стр. 360.

42 Маркс, Капитал, т. I, стр. 139.

стр. 17

листическому способу производства закон населения, как и всякому особенному историческому способу производства, в действительности свойственны свои особенные, имеющие историческое значение, законы населения. Абстрактный закон населения существует только для растений и животных, пока в эту область исторически не вмешивается человек"43 .

Подчеркивая специфичность исторических законов, имеющих силу в отношении определенных социально-экономических формаций, Маркс тем самым выступает против так называемой модернизации истории, приводящей к отрицанию общественно-экономических формаций и революционной смены их друг другом. Маркс едко высмеивает перенесение категорий капиталистического хозяйства на классическую древность. "В реальных энциклопедиях классической древности, - пишет он в одном из примечаний к "Капиталу", - можно встретить нелепое утверждение, что в античном мире капитал был вполне развит - "нехватало только свободного рабочего и кредитных учреждений". Даже господин Моммсен в своей "Римской истории" впадает в одно qui pro quo за другим"44 . Эти слова Маркса направлены были в свое время против модернизации истории античного мира Моммсеном, но они в одинаковой мере приложимы и к некоторым современным историкам древности. Они точно специально написаны против Эдуарда Майера с его перенесением на древнюю Грецию и Рим капиталистических отношений современной Европы; против Допша с его "вотчинным капитализмом", или Ростовцева с его "государственным капитализмом IV в".

Исторический процесс в каждой стране наряду с элементами общего носит конкретно-исторические индивидуальные черты, обусловленные всеми особенностями его развития. Теория исторического материализма не может быть "универсальной отмычкой": необходим конкретно-исторический анализ в каждом отдельном случае.

В III томе "Капитала" Маркс писал: "Один и тот же экономический базис - один и тот же со стороны главных условий, - благодаря различным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т. д., может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих; эмпирических обстоятельств"45 .

Тот ход развития, который проходило общество в ряде капиталистических стран и который был прослежен Марксом на примере Англии, вовсе не носит универсального характера, общеобязательного для всех стран и всех народов при всех и всяких обстоятельствах. Маркс определенно всегда подчеркивал своеобразие отдельных исторических процессов. В своем знаменитом письме в редакцию "Отечественных записок" (1877 г.) он протестует против превращения его "Очерка генезиса капитализма" в историко-философскую теорию общего хода экономического развития, в теорию, которой фатально должны подчиняться все народы (каковы бы ни были исторические условия, в которых они находятся), чтобы притти в конце концов к социализму. В качестве примера Маркс ссылается на различные результаты одного и того же процесса обезземеления -крестьянства в древнем Риме и в современ-


43 Маркс, Капитал, т. I, стр. 622 - 623.

44 Там же, стр. 138 - 139. См. также предисловие ко 2-му изданию "18 брюмера", а также "К критике политической экономии", стр. 37.

45 Маркс, Капитал, т. III, гл. 47, изд. 1932 г., стр. 570.

стр. 18

жом европейском обществе. И в Риме в результате этого процесса сложилась крупная земельная собственность, возникли крупные денежные капиталы и образовался бездомный пролетариат. "Но римские пролетарии стали не наемными рабочими, а празднолюбивой чернью". "А вместе с тем сложился и расцвел не капиталистический способ производства, а рабский".

"Таким образом, - продолжает Маркс, - события, поразительно аналогичные между собою, но происходившие в исторически различной среде, приводят к совершенно различным между собою результатам. Изучая каждую из этих эволюции в отдельности и затем сравнивая их между собою, легко найти ключ к уразумению этих явлений, но никогда нельзя притти к их пониманию, пуская в ход повсюду и везде одну и ту же отмычку (passe partous) какой-либо историко-философской теории, самое высшее достоинство которой заключается В ее надисторичности (consiste a etre supraMstorique)"46 .

Буржуазная критика проявляла полное непонимание историзма Маркса: она сводит его исключительно к противопоставлению развития человеческого общества и развития природы, причем игнорирует как материализм Маркса, так и его диалектический метод. Между тем философский материализм Маркса неразрывно связан с материалистическим пониманием истории. "Углубляя и развивая философский материализм, - писал Ленин, - Маркс довел его до конца, распространил его познание природы на познание человеческого общества"47 .

Историзм Маркса эти буржуазные критики готовы истолковать в смысле риккертианства, хотя бы и непоследовательного, т. е. в смысле отрицания детерминизма общественных явлений, что означает изъятие истории из-под действия общенаучного метода. Характерно, что эти критики упрекают Маркса в непоследовательности, в неправомерной попытке соединения материализма с историзмом48 .

Между тем в этом соединении диалектического материализма и историзма как раз заключается сила Маркса. В смысле общеобязательности Маркс действительно не делает различия между законами природы и законами общества: у него законы общественного развития - объективные законы, составляющие часть законов движущейся материи. "Я рассматриваю, - пишет Маркс в предисловии к "Капиталу", - развитие экономических формаций общества как естественно-исторический процесс..."49 .

Для Маркса своеобразная специфичность законов общественного развития никоим образом не означает абсолютного разрыва их с закономерностью, господствующей в природе, и в этом смысле они - "естественно-исторические" законы, действующие с "железной необходимостыо" и т. п. Общество не может перескочить через отдельные фазы развития, раз оно стало на определенный путь этого развития. "Всякая нация, - писал Маркс в "Капитале", - может и должна учиться у других. Правовое общество, раз оно попало на следы естественного закона своего развития, - а конечной целью этой работы является раскрытие законов экономического развития современного общества, - не может ни перескочить через естествен-


46 Маркс и Энгельс, Письма, изд. 1923 г., стр. 239.

47 Ленин, т. XII, ч. 2, изд. 1-е, стр. 66.

48 Алексеев, Цит. соч., стр. 237, 241 и следующие.

49 Маркс, Капитал, т. I, предисловие, стр. XXXVII.

стр. 19

ные фазы развития, ни отменить последние декретами. Оно может сократить и смягчить муки родов"50 .

Законы капиталистического развития, установленные для одной типичной страны, действуют с необходимостью исторических законов и в других странах.

Именно эта объективность законов общественного развития открывает возможность исторических прогнозов. Уже в цитированном нами письме в редакцию "Отечественных записок" Маркс следующим образом обосновывает свой прогноз относительно возможности капиталистического развития России. "Я пришел, - пишет он там, - к такому выводу: если Россия будет продолжать итти по тому же пути, по которому она шла с 1861 г., то она лишится самого прекрасного случая, какой когда-либо предоставляла история какому-либо народу для избежания всех злоключений капиталистического строя... Если: Россия стремится стать нацией капиталистической по образцу западноевропейских наций, - а в последние годы она немало потрудилась в этом направлении, - ей не удастся достигнуть этой цели, не превратив сначала доброй доли своих крестьян в пролетариев, а затем, очутившись однажды на лоне капиталистического строя, она неизбежно попадет под влияние его неумолимых законов, как и все прочие грешные народы"51 .

Из рассмотрения тенденций капиталистического развития Маркс пришел к выводу о неизбежной гибели капитализма. Экспроприация экспроприаторов произойдет в силу действия "имманентных законов... капиталистического производства"52 . Но именно такую постановку вопроса, самую возможность научных предсказаний в общественных: науках и отрицают все риккертианцы.

Но признание объективной необходимости общественного развития отнюдь не означает признания фатальности исторического процесса. "Люди делают свою собственную историю", хотя "они ее не делают самопроизвольно", - писал Маркс в "18 брюмера"53 . "Творить" мировую историю было бы конечно очень удобно, если бы борьба предпринималась только под условием непогрешимо благоприятных шансов" - писал он к Кугельману. "С другой стороны, история имела бы очень мистический характер, если бы "случайности" не играли бы никакой роли. Эти случайности входят конечно сами составной частью в общий ход развития, уравновешиваясь другими случайностями. Но ускорение и замедление в сильной степени зависит от этих "случайностей", среди которых фигурирует также и так ой "случай", как характер людей, стоящих вначале во главе движения"54 . "Обстоятельства, - читаем в "Немецкой идеологии", - столько же делают людей, сколько люди делают обстоятельства"55 .

С другой стороны, исторический материализм не имеет ничего общего ни с телеологией56 , ни с теорией бесконечного прогресса во вкусе-Кондорсе: остановка в развитии производительных сил может при-


50 Маркс, Капитал, т. I, предисловие, стр. XXXVII-XXXVIII.

51 Маркс и Энгельс, Письма, стр. 238 - 239.

52 Маркс, Капитал, т. I, стр. 756.

53 Маркс и Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 323.

54 "Письма", стр. 226; разрядка моя. Имеется в виду революция 18 марта 1871 г.

55 "Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 227.

56 Против привлечения в историю телеологии Марке выступил еще в "Немецкой идеологии", см. "Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 227.

стр. 20

шести общество к деградации и даже полному упадку, как это можно наблюдать на примере рабовладельческих античных государств.

Маркс решительно отбросил и гегелевское (мистическое) представление о "мировой истории". Последняя - не извечно существующий плацдарм для упражнений "мирового духа", а чисто историческая категория. О "мировой истории" можно говорить только с того времени, когда возникает ее материальная основа - мировой рынок57 .

VI

Существует мнение, что Маркс сделался историком как-то "случайно", "между прочим", что его исторические произведения возникли по случайным поводам. С таким положением нельзя ни в коем случае согласиться. Начиная со студенческой скамьи и до конца своей жизни, Маркс проявлял огромный интерес к истории. Излагая ход своей научной работы, Маркс писал в предисловии "К критике политической экономии": "Моей специальностью была юриспруденция, которую я однако изучал как подчиненную дисциплину наряду с философией и историей"58 .

Еще будучи студентом, в письме к отцу от 10 ноября 1837 г., Маркс упоминает среди целого ряда работ, которые он успел проштудировать за год, "Немецкую историю" Людена и "Германию" Тацита. Впоследствии наибольший интерес к занятиям историей Маркс проявил В 1841 и 1843 - 1846 гг.

Маркс прекрасно знал древнегреческих и римских историков. В "Капитале" он цитирует Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Диодора Сицилийского и др. В одном из писем к Энгельсу он сообщает, что увлекается Аппианом59 . Из крупных немецких историков Маркс был знаком с Мауэрером, Ранке и его учеником Зибелем, Трейчке и Шлоссером, Лоренцем Штейпом, Моммсеном, Нибуром; с французами - Монтейлем, Дуй Бланом, Бюше, Мишле, Токвилем, не говоря уже об историках эпохи Реставрации: Гизо, Минье, Тьерри.

Не менее основательно Маркс был ориентирован и в английской исторической литературе. Не говоря уже о таких именах, как Маколей, Карлайль, Гроте, Бокль, Роджерс, - ему известны; были работы целого ряда известных английских историков и экономистов классической школы.

Во время своего пребывания в Париже (1843 - 1844 гг.) Маркс изучал не только французский материализм XVIII в. и французский утопический социализм, но и историю французской революции, причем он штудировал не только литературу предмета, но и такие источники, как, например, материалы Бюше и Ру и мемуары Левассера. Одно время он даже собирался писать историю Конвента. Об огромном интересе Маркса к этой эпохе и усиленных занятиях его ею свидетельствует не только дошедший до нас конспект, сделанный Марксом по мемуарам Левассера ("Борьба якобинцев с жирондистами")60 , но и ряд работ, относящихся к 1844 - 1846 гг. Его глубокие замечания по поводу французской революции находим и в "К критике гегелевской философии права", и в статье. "К еврейскому вопросу", и в "Критических примечаниях" к статье "Король прусский", особенно же в "Святом семействе" и в "Немецкой идеологии". Позже Маркс не раз возвращался


57 "Архив Маркса и Энгельса", т. I, стр. 240, 226.

58 "К критике политической экономии", изд. 1932 г., стр. 44; разрядка моя.

59 Маркс и Энгельс, Соч., т. XXIII, стр. 15.

60 Там же, т. III, стр. 601 - 611.

стр. 21

к Великой французской революции по различным вопросам в "Нищете философии", в "18 брюмера" и в "Капитале".

Уже ко времени написания "Немецкой идеологии", в которой, как известно, впервые было сформулировано материалистические понимание истории, Маркс обладал огромной эрудицией по истории Англии, Германии и Франции. В частности, как видно из его записных тетрадей этих годов, ему была известна обширная литература по экономической истории этих стран, а также произведения английской классической школы, по которым он изучал "анатомию гражданского общества", столь блестяще очерченную им в "Коммунистическом манифесте". Отсюда видна вся вздорность утверждения Вендорфа61 , будто теория исторического материализма не была у Маркса результатом конкретных исторических исследований, а чисто философской конструкцией.

Весь этот огромный исторический материализм и лег далее в основу гениальных обобщений, сделанных в "Коммунистическом манифесте". Будучи неутомимым политическим борцом, Маркс органически не мог не прилагать открытого им закона общественного развития к анализу конкретных исторических эпох и проблем, в частности текущих политических событий. А прибегая к анализу этих последних, он неизбежно становился историком.

Обычно под историческими работами Маркса понимают лишь "Классовую борьбу во Франции", "18 брюмера" и "Гражданскую войну во Франции".

Между тем к числу исторических работ Маркса должна быть в первую голову отнесена та часть "Немецкой идеологии", где мы имеем интереснейший очерк социально-экономической истории Западной Европы от начала средних веков до эпохи крупной машинной индустрии, в основу которого положено учение о социально-экономических формациях. К числу исторических произведений Маркса должен быть отнесен и "Коммунистический манифест", в котором дается схема возникновения и развития капиталистического общества на основании уже изученного Марксом огромного конкретно исторического материала, остающегося однако скрытым для читателя.

Но главным историческим произведением, Маркса является его "Капитал", включая и "Теории прибавочной стоимости", где мы имеем первую марксистскую историю буржуазной политической экономии. В "Капитале" Маркс применил свое материалистическое понимание истории к выяснению генезиса, развития и неизбежной гибели одной из важнейших общественно-экономических формаций - капитализма. Происхождение, развитие и тенденции, ведущие к гибели этой формации, изучены им здесь на основании огромного конкретно исторического материала определенной страны, которая в его время была наиболее передовой и наиболее типичной страной капитализма - на примере Англии.

Этот характер "Капитала" как исторического произведения Ленин подчеркнул еще в своей работе "Что такое "друзья" народа", где он писал: "Он (Маркс) берет одну из общественно-экономических формаций - систему товарного хозяйства - и на основании гигантской массы данных (которые он изучал не менее 25 лет) дает подробнейший анализ законов функционирования этой формации и развития ее... Таков "скелет" "Капитала". Все дело однако в том, что Маркс-


61 Wendorf, Dialektik und materialistische Geschichtsauffassung (Historische Vierteljahrschrift, XXI, 2H, 1922 - 1923).

стр. 22

этим скелетом не удовлетворился, что он одной "экономической Теорией" в обычном смысле не ограничился, что - "объясняя" строение и развитие данной общественной формации "исключительно" производственными отношениями - он тем не менее везде и постоянно прослеживал соответствующие этим производственным отношениям надстройки, облекал скелет плотью и кровью. Потому-то "Капитал" и имел такой гигантский успех, что эта книга... показала читателю всю капиталистическую общественную формацию как живую - с ее бытовыми сторонами, с фактическим социальным проявлением присущего производственным отношениям антагонизма классов, с буржуазной политической надстройкой, охраняющей господство класса капиталистов, с буржуазными идеями свободы, равенства и т. п., с буржуазными семейными отношениями. Понятно теперь, что сравнение с Дарвином вполне точно: "Капитал" - это не что иное, как "несколько обобщающих, теснейшим образом между собою связанных идей, венчающих целый Монблан фактического материала"62 .

Причисляя к историческим произведениям Маркса в первую голову его "Капитал", мы конечно не хотим сказать, что этим исчерпывается содержание "Капитала". Мы отнюдь не забываем при этом той огромной задачи, которую выполнил Маркс в "Капитале", заново переработав всю буржуазную политическую экономию и поставив на ее место новую, пролетарскую; не забываем, что "Капитал" прежде всего посвящен изучению экономического строя современного общества, т. е. капиталистического общества63 , и установлению его специфических законов на основе анализа экономического развития наиболее передовой тогда страны - Англии; что в "Капитале" Маркс дает "разоблачение тайны капиталистического производства посредством понятия прибавочной стоимости", от которого "берет начало научный социализм" и которое является "средоточием идей этого учения"64 .

У некоторых историков-коммунистов приходится встречаться с известной недооценкой "Классовой борьбы во Франции", "18 брюмера" и "Гражданской войны" как научных работ. В лучшем случае подчеркивается их партийно-публицистический характер65 .

Действительно эти работы не были написаны, да и не могли быть написаны на оснований сырых архивных материалов: они шли по слишком свежим следам событий, к тому же они были написаны в Лондоне, где Маркс в отношении "Гражданской войны" не имел и не мог иметь под руками всех важнейших материалов. Мы мало знаем, как писались статьи, составившие потом "Классовую борьбу во Франции" и "18 брюмера", хотя по этой последней работе можно установить, что при ее написании Маркс пользовался, не говоря уже о "Neue Rheinische Zeitung",преимущественно французской, а затем и английской прессой, в частности лондонским "Economist", откуда он заимствовал всякого рода статистические сведения. Что касается "Гражданской войны во Франции", то, разумеется, Маркс не мог пользоваться при ее написании всеми теми материалами, которые имеются в руках современных историков, ни в его распоряжении были такие ценнейшие и оставшиеся до последнего времени неиспользованными историками материалы, как отчеты и письма его парижского агента Серрайе, письма членов Коммуны Франкеля и Варленс, информацион-


62 Ленин, т. I, изд. 1-е, стр. 72.

63 Ленин, т. XII, ч. 2, изд. 1-е, стр. 66.

64 Энгельс, Антидюринг, изд. 1926 г., стр. 189.

65 Покровский, Маркс как историк, Сборник памяти Маркса, 1918 г.

стр. 23

ные сведения, получавшиеся во время Коммуны от Федерального совета, - все это были источники, освещавшие не только внутрипартийное положение, но и сообщавшие ценнейшие сведения о разных сторонах парижской революции.

Во многих случаях эти источники давали гораздо более надежный материал, чем современные буржуазные газеты, зачастую сообщавшие заведомо ложные сведения о Коммуне или ее предыстории, оперировавшие с фальшивками и т. п. Другим источником, легшим в основу этого, доселе не превзойденного произведения, была тогдашняя пресса.

В ИМЭЛ имеются обширные выписки из газет, которые, начиная с 18 марта и до начала мая, изо дня в день делал Маркс. Эти выписки вводят нас как бы в историческую лабораторию Маркса, вскрывают ту большую тщательную подготовительную работу, которая была им проделана в процессе написания "Гражданской войны".

Оказывается, за эти полтора месяца Маркс просмотрел 21 газету различных направлений. К сожалению расстройство в почтовых сношениях в первое время после мартовских событий, а затем блокада Парижа версальцами создали оторванность сидевшего в Лондоне Маркса от Парижа. Газеты, издававшиеся в Париже при Коммуне, было трудно достать. В его распоряжении были лишь некоторые из них, как "Appel", "Mot d'ordre", "Petit journal, Venger". Основные материалы Маркс черпал из английских газет, преимущественно из весьма осведомленных о парижских делах "Daily News", который он прочитывал изо дня в день, а также из издававшейся в Лондоне бонапартистской газеты "La cituation". Кроме того им был использован ряд других английских газет и, что особенно важно, издававшаяся при ближайшем участии Лафарга "La Tribune de Bordeau", и лиможская "La verite", откуда он черпал сведения о провинциальном движении.

Пользуясь этими выписками, можно установить по тексту "Гражданской войны во Франции" те источники, которые легли в ее основу. Дело в том, что ряд использованных Марксом газет помещал обширные выдержки из таких печатных органов, которых не имел в своем распоряжении Маркс, в частности из " Journal officiel". В этих выдержках имелись целиком или в отрывках прокламации Центрального комитета национальной гвардии и Коммуны, отдельные отчеты о ее заседаниях и тому подобные чрезвычайно ценные официальные и неофициальные материалы. Таким образом в руках Маркса имелся и документальный материал, хотя и полученный порою не из первых рук.

Но этого мало. В архиве ИМЭЛ имеется первоначальная редакция "Гражданской войны во Франции", составленная Марксом вероятно не позже первой декады мая (1871 г.), т. е. задолго до падения Коммуны. Эта первоначальная редакция почти вдвое превышает окончательную по объему. Сличение ее текста с текстом двух позднейших рукописей показывает, какую серьезную работу проделал Маркс, прежде чем дать окончательный текст "Манифеста" Интернационала. Некоторые отрывка выдержали 3, 4, даже 5 редакций. Отсюда следует, что "Гражданская война во Франции" - не только партийно-политический документ, но и серьезнейшая научная работа. Остается только удивляться, что при всей отрывочности и недостаточности материалов, которые были в распоряжении Маркса, последнему удалось дать произведение, которое до сих пор, несмотря на бесчисленное множество новых документов и литературы, остается неопровергнутым и непревзойденным по достоверности сообщаемых им фактов, по силе мысли и важности социологических обобщений.

стр. 24

В предисловии к "Классовой борьбе во Франции" Энгельс ставит интересный вопрос: в какой степени вообще возможна строго научная, марксистски выдержанная история вчерашнего дня? И Энгельс указывает, что при написании современной истории приходится довольствоваться сведением политической борьбы к борьбе классовых интересов, так как экономическая история данного периода, дающая ключ ко всему процессу, не может писаться немедленно вслед за событиями за отсутствием статистического материала, обычно значительно запаздывающего. По мнению Энгельса, ошибки здесь неизбежны, но это, продолжает он, "никого не удерживает от писания современной истории".

Исходя из экономического положения Франции перед февральской революцией66 , Маркс дал изложение событий, выясняя их внутреннюю связь с непревзойденной и впоследствии отчетливостью, дал анализ, блестящим образом выдержавший произведенное затем самим Марксом "двухкратное испытание". Первое испытание проведено Маркесом в работе написанной им совместно с Энгельсом для последнего номера "Neue Rheinische Zeitung".

Изучая в 1850 г. экономическую историю последних десяти лет. Маркс установил, что мировой торговый кризис 1848 г., который был основной причиной февральской и мартовской революций, сменился с половины 1848 г. оживлением, которое в 1849 - 1850 гг. превратилось в расцвет, на почве которого и окрепла реакция. Соответственно этому Маркс отказался от ожидания нового подъема революции до наступления нового мирового кризиса.

Вторую проверку Маркс сделал на "18 брюмера", причем автору пришлось лишь очень немногое изменить при изложении хода событий 1848 - 1849 гг.67 .

Все три упомянутые исторические работы Маркса представляют собой превосходные образцы применения материалистического понимания истории к истории классовой борьбы новейшего времени. Именно этот единственно научный подход дал Марксу ключ к правильному пониманию того сложного и пестрого переплета событий, перед которым останавливались беспомощно другие исследователи. Превосходство историко-материалистического метода Маркса особенно бросается в глаза при сопоставлении его "18 брюмера" с той многочисленной литературой, которая вышла непосредственно вслед за государственным переворотом 2 декабря, в частности с наиболее яркими образцами этой литературы - "Маленьким Наполеоном" Виктора Гюго и "Государственным переворотом" Прудона (1852 г.). По поводу первого Маркс писал: "Виктор Гюго ограничивается едкими и остроумными личными нападками на ответственного издателя государственного переворота. Самое событие изображается у него как гром из ясного неба. Он видит в нем лишь насилие со стороны одного индивидуума. Он не замечает, что не умаляет, а возвеличивает этого индивидуума, приписывая ему беспримерную во всемирной истории мощь личной инициативы". Относительно работы Прудона Маркс писал, что прудоновская претензия на объективность на деле "превращается... в историческую апологию героя государственного переворота. Я же, - добавляет Маркс, - показываю, как классовая борьба создала во Франции обстоятельства и


66 См. Маркс, Классовая борьба во Франции, изд. 1930 г., стр. 29.

67 Там же, стр. 121.

стр. 25

отношения, давшие возможность посредственному, смешному персонажу сыграть роль героя"68 .

Эти исторические произведения Маркса являются не только "шедеврами мировой истории" (Меринг), образцами применения материалистического понимания истории к научной трактовке целых периодов, Они обогатили самую теорию материалистического понимания истории рядом новых важнейших положений.

Достаточно например сослаться на замечательное место (из "18 брюмера"), характеризующее отношение между классом и его идеологами69 . Здесь же Маркс отмечает роль старых традиций в каждой новой революции ("Предания всех мертвых поколений тяготеют кошмаром над умами живых")70 , зависимость идей от производственных отношений, обосновывая возможность влияния идей социализма на классовую борьбу. Наконец здесь мы имеем разработанную впервые проблему возникновения бонапартизма как специфического результата определенного соотношения классовых сил.

Все три работы в то же время дают великолепные образцы применения материалистической диалектики, которой, можно сказать, пронизаны его исторические произведения. Возьмем хотя бы то место", где Маркс дает блестящую характеристику противоречивости политики Бонапарта как следствия противоречивости интересов тех классов, на которые он опирался, где он показывает, каким образом Бонапарт, "охраняя... материальную силу" среднего класса, "тем самым снова и снова вызывает к жизни его политическую силу"71 . Или вспомним ставшую классической характеристику французского парцелльного крестьянства, являющегося классом и в то же время неспособного стать классом для себя72 .

Несравненным образцом применения диалектического метода является и то место, где Маркс показывает, каким образом "буржуазия должна была собственными руками разрушить все свои оборонительные орудия против самодержавия, как только она сама стала самодержавной"73 . "Осуждая как "социализм" то, что она раньше превозносила как "либерализм", буржуазия признается, что в ее собственных интересах она должна быть избавлена от опасностей самоуправления; что для восстановления спокойствия в стране надо прежде всего успокоить ее буржуазный парламент; что для сохранения в целости ее общественной силы должна быть сломлена ее политическая сила; что остальные буржуа могут продолжать эксплоатировать другие классы и невозмутимо пользоваться благами собственности, семьи, религии и порядка лишь под условием, чтобы буржуазия как класс, наряду с другими классами, была осуждена на политическое ничтожество; что для спасения ее кошелька с нее должна быть сорвана корона, а защищающий ее меч должен вместе с тем, как дамоклов меч, висеть над ее собственной головой"74 .

Во всех трех работах Маркс использует опыт недавнего прошлого для обогащения стратегии и тактики пролетарской революции будущего. Этим демонстрируется связь теории с практикой. В этом заключается главная характерная их особенность, их политическая актуаль-


68 См. предисловие ко 2-му изданию "18 брюмера", изд. 1932 г., стр. 4 - 5.

69 Маркс и Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 349 - 350.

70 Там же, стр. 323.

71 Там же, стр. 412 - 413.

72 Там же, стр. 406.

73 Там же, стр. 356, 360 - 361.

74 Там же, стр. 361 - 362.

стр. 26

ность и непреходящесть их значения. Так, в исторических произведениях Маркса мы имеем ряд указаний на то, какова должна быть тактика пролетариата в отношении буржуазной демократии. Буржуазная республика - наиболее чистая форма господства буржуазии, но с обострением классовых противоречий в буржуазной республике буржуазия утрачивает вкус к парламентаризму и свободе. Читая соответствующие страницы в "18 брюмера", невольно проводишь параллель между поведением французской буржуазии в 1849 - 1850 гг. и поведением немецкой буржуазии в наши дни, когда современные буржуа капитулируют перед фашистским государственным переворотом.

В "Классовой борьбе во Франции" находим замечательные указания на революционное значение всеобщего избирательного права для пролетариата. "Однако, - пишет Маркс, - если всеобщее избирательное право и не было тем волшебным жезлом, каким его считали простаки-республиканцы, то оно обладало другим, несравненно более высоким достоинством: оно обостряло классовую борьбу, оно заставляло различные средние классы буржуазного общества быстро изживать свои иллюзии; оно сразу подняло на вершину государства все фракции эксплоатирующего класса, таким образом срывая с них лживую маску, тогда как монархия со своим цензом компрометировала только определенные фракции буржуазии, давая другим прятаться за кулисами и окружать себя общим ореолом оппозиции"75 .

Одним из важнейших уроков 1848 г. является двойственная роль мелкой буржуазии, ее колебания между пролетариатом и буржуазией, характерные для революций, в которых пролетариат выступает как самостоятельная сила. Маркс подвергает блестящей критике неустойчивость, трусость, половинчатость мелкобуржуазных партий в буржуазной революции. В частности он дает уничтожающую характеристику тактики мелкобуржуазной партии "Горы" по поводу ее столкновения с "партией порядка". Эти "демократы", "верующие в силу трубных звуков, от которых падут иерихонские стены", дряблые и трусливые, неспособные к решительной борьбе с оружием в руках, нелепо смешивающие ее с парламентской борьбой, в решительные моменты революции ищущие предлога уклониться от вооруженной борьбы и размагничивающие своего союзника-пролетариат; эти "демократы", легкомысленно преувеличивающие свои силы, а потерпев поражение, находящие себе утешение в том, что не все еще потеряно, погрязшие по уши в парламентском кретинизме, - поразительно напоминают соответствующие характеристики, дававшиеся Лениным в 1905 и 1917 гг. мелкобуржуазным партиям меньшевиков и эсеров.

Маркс отмечает, что в революции 1848 г. пролетариат впервые выступил как самостоятельный революционный фактор. В то же самое время он показывает (в "Классовой борьбе во Франции"), почему в 1848 г. во Франции не могло быть пролетарской революции. На примере июньских боев 1848 г. он обосновывает неизбежность поражения пролетариата в случае его социальной изоляции, поражение же пролетариата неминуемо ведет за собою поражение и мелкой буржуазии.

Но "революции - это локомотивы истории"76 , и никакая революция не проходит даром. В самом ее поражении заложены условия ее будущей победы. Показав неизбежность поражения революции, Маркс как подлинный революционер сейчас же дает перспективу


75 Маркс, Классовая борьба во Франции, стр. 45.

76 Там же, стр. 106.

стр. 27

дальнейшего политического развития, дальнейшего развития классовой борьбы, которая неминуемо поведет к новой революции.

Занимаясь беспощадной самокритикой, "Маркс и Энгельс были вполне свободны ташке от дешевого мудрого отрицания, от всякого бесплодного пессимизма, они извлекали уроки из поражения, чтобы с усиленной энергией вновь приняться за подготовку победы"77 .

В других местах "Классовой борьбы" и "18 брюмера" находим учение о социалистической, пролетарской революции. Эта революция "не может черпать свою поэзию из прошлого". Чтобы победить, пролетариат должен предварительно разделаться с тяготеющим над ним грузом революционной буржуазной фразеологии. Тем самым Маркс подчеркивает значение революционной теории для классовой борьбы пролетариата78 .

Пролетарская революция в отличие от буржуазной как бы учится на поражениях. "За исключением лишь немногих глав каждый значительный отдел революционной летописи от 1848 до 1849 г. носит заглавие: поражение революции!.. Одним словом, революция прокладывала себе дорогу не в своих непосредственных трагикомических завоеваниях, а, напротив, создавая сплоченную могучую контрреволюцию, создавая врага, в борьбе с которым партия бунта только и вырастала в настоящую революционную партию"79 .

"Буржуазные революции, как например революция XVIII столетия, быстро несутся от успеха к успеху"; они "быстро достигают своего зенита, и обществу приходится пережить... похмелье, раньше чем оно в состоянии трезво усвоить себе результаты своего периода бурных стремлений. Напротив, революции пролетариата, каковыми являются революции XIX столетия, постоянно критикуют сами себя, то и дело останавливаются находу, возвращаются к повидимому уже сделанному, чтобы еще раз начать сначала, жестоко-основательно осмеивают половинчатость слабые стороны и негодность своих первых попыток, сваливают своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот от прикосновения к земле набрался свежих сил и снова выпрямился еще могучее прежнего, все снова и снова отступают перед неопределенной громадностью своих собственных целей, пока не создано положение, отрезывающее всякий путь к отступлению, пока сами обстоятельства не закричат: "Hie Rhodus, hic salta"(тут Родос, тут прыгай")80 .

Пролетарская революция может стать только диктатурой пролетариата. После июньского поражения, пишет Маркс, стало ясно, "что малейшее улучшение его (пролетариата - И. Л. ) положения в пределах буржуазной республики является утопией и... эта утопия становится преступлением при первой попытке осуществить ее. Тогда на место требований, предъявленных пролетариатом февральской республике, широковещательных по форме, но мелочных и даже буржуазных по существу, выступает смелый... боевой лозунг: "Низвержение буржуазии! Диктатура рабочего класса"81 .

В обеих рассматриваемых работах Маркс останавливается на необходимости смычки пролетариата с крестьянством для торжества пролетарской революции. Он впервые развивает здесь учение о пролетариате как вожде и союзнике всех угнетенных и эксплоатируемых, как гегемоне "всей революционной лиги различных классов". Опыт


77 Меринг, Карл Маркс, стр. 155.

78 Маркс и Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 326.

79 Марк с, Классовая борьба во Франции, стр. 25.

80 Маркс и Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 326.

81 Маркс, Классовая борьба во Франции, стр. 49.

стр. 28

такой группировки вокруг пролетариата как "решающей революционной силы" Маркс отмечал уже в ходе революции 1848 г. на примере образования партии социальной демократии и оценки выборов 10 марта 1850 г.

Без смычки с крестьянством пролетарская революция не может победить. Союз с крестьянством обеспечивает торжество социальной революции. "Отчаявшись в наполеоновской реставрации, французский крестьянин расстанется и с верой в свой земельный участок, рухнет и все построенное на крестьянском землевладении государственное здание, и пролетарская революция получит хор, без которого ее село во всех крестьянских странах превращается в лебединую песнь"82 .

Марксово учение о необходимости смычки пролетариата с крестьянством для торжества революции было блестяще развито впоследствии Лениным и использовано им для построения большевистской тактики в 1905 и 1917 гг.

В "Гражданской войне" и связанной с нею переписке Маркс на основании нового опыта, на этот раз первого в истории опыта пролетарской диктатуры, значительно пополняет эти уроки прежних революций. Он использует опыт революции 1871 г. для постановки и освещения ряда таких важнейших проблем, как стратегия и тактика, вооруженного восстания, проблема союзников пролетариата в грядущей социалистической революции, еще раз и более конкретно он возвращается к вопросу об отношении пролетарской партии к крестьянству и, что самое важное, впервые ставит вопрос о формах пролетарской диктатуры, дальнейшее разрешение которого было дано впоследствии в "Государстве и революции" Лениным. В то же время Маркс еще раз возвращается здесь к мысли, оброненной в "18 брюмера", что прямым очередным делом победившего пролетариата должен быть слом старой государственной машины. "В массовом революционном движении, хотя оно и не достигло цели, он (Маркс) видел громадной важности исторический опыт, известный шаг вперед всемирной пролетарской революции, практический шаг, более важный, чем сотни программ и рассуждений. Анализировать этот опыт, извлечь из него уроки практики, пересмотреть на основании его свою теорию - вот как поставил свою задачу Маркс"83 .

Во всех исторических работах Маркса можно демонстрировать то единство теории и практики, ту непримиримую партийность, которые обязательны для всякого пролетарского революционера-ученого, идеалом которого является Маркс, а затем Ленин и Сталин. Недаром в своих знаменитых "Тезисах о Фейербахе" Маркс подчеркивает, что дело теперь идет не о том, чтобы только "объяснить" мир, но о том, чтобы "изменить" его. Действительно во всех своих исторических работах Маркс неизменно воспитывает в читателе волю к революционному действию.

Вся тематика исторических работ Маркса не случайна. Он брал к качестве объекта своих исторических исследований преимущественно-революционные эпохи, хотя это - не мешало ему, как увидим ниже, интересоваться самыми отдаленными эпохами в жизни человечества, в изучении которых он думал почерпнуть новый материал для обоснования своей гениальной теории.


82 Маркс и Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 412.

83 Ленин, т. XIV, ч. 2, изд. 1-е, стр. 325.

стр. 29

И "Капитал" дает пролетариату могучее теоретическое оружие для борьбы за его диктатуру.

Но это идеологическое вооружение рабочего класса касается не только конечной дели - борьбы за социализм, но и повседневной борьбы пролетариата. В "Капитале" Маркс громит не только представителей "вульгарной политической экономии", этих "апологетов или лакеев капитала", "пиндаров автоматической фабрики" с их теориями "компенсации", "фонда", "последнего часа.", "свободы" договора между рабочим и предпринимателем, "гармонии интересов труда и капитала" и т. д., но и практику английских рабочих 50-х и 60-х годов, шедших под знаменами старого английского тред-юнионизма, либеральная рабочая политика которого целиком базировалась на догматах вульгарной политической экономии. Когда Маркс уделяет особое внимание истории фабричного законодательства, которое он рассматривает как продукт "полувековой гражданской войны"84 между пролетариатом и буржуазией, он бьет по той же либеральной рабочей политике, отрицавшей необходимость вмешательства государства в отношения между рабочими и предпринимателями. Но воюя против фритредеров в буржуазно-либеральном и тред-юнионистском лагере, Маркс подчеркивает, что и фабричное законодательство но панацея, ибо "капиталистический способ производства по самому своему существу за известной границей исключает всякое рациональное улучшение"85 .

Столь же злободневное значение имел вопрос об отношении рабочего класса к свободной торговле, а также разоблачение как "рабочелюбия лендлордов", которое еще сбивало с толку многих рабочих-тори, так и либерального фритредерства.

На "Капитале" - этом главном историческом произведении Маркса - можно хорошо проследить самый ход его научной работы, его методологические приемы при обработке источников и т. д. Чтобы ознакомиться с этими приемами, необходимо спуститься, так сказать, в нижний этаж "Капитала", в тот огромный научный аппарат, который представляют собой многочисленные примечания к этой работе. Этот научный аппарат "Капитала" свидетельствует о величайшей научной добросовестности Маркса. Для написания своей работы Маркс использовал огромное количество источников и литературы, давших в его распоряжение "Монблан фактического материала".

Из основных источников, которыми пользовался здесь Маркс, следует отметить отчеты фабричных инспекторов, а также отчеты различных парламентских следственных комиссий, официальные статистические материалы, парламентские отчеты, королевские ордонансы. Кроме того Маркс пользовался такими неофициальными источниками, как старинные хроники и пресса. Этот обширный документальный материал Маркс использовал в борьбе с апологетической буржуазной литературой как консервативной, так и либеральной. Из этих материалов он искусно извлекал подлинные куски, жизни, вставленные в железную оправу его стройной историко-материалистической теории.

Мы не найдем у Маркса ни одного положения без точной ссылки на источник, если оно не принадлежит самому автору. С необыкновенной щепетильностью он регистрирует всех своих предшественников по любому вопросу, тщательно отмечает даже весьма несовер-


84 Маркс, Капитал, т. I, стр. 269.

85 Там же, стр. 463.

стр. 30

шенные зародыши своих идей в предшествующей литературе. Каждое положение обосновывается у него весьма солидным материалом источников и литературы, всесторонним подходом к проблеме.

Критическое отношение к источникам и литературе составляет одну из характернейших особенностей "Капитала". Примером критики источников является блестящий анализ материалов королевской комиссии по обследованию условий труда в горной промышленности. "Эти материалы содержат свидетельские показания рабочих, данные однако в ненормальных условиях форменных допросов членами комиссии, которые сами были адвокатами или предпринимателями86 . Работу этой комиссии Маркс характеризует как "инквизиционную" работу "буржуа-эксплоататоров", вся соль которой заключалась в неожиданной постановке свидетелям чисто провокационных вопросов, превращавших их фактически в подсудимых.

Всюду и везде, на всем протяжении "Капитала" Маркс разоблачает классовый характер использованной им буржуазной литературы, беспощадно вскрывая при этом все случаи литературных плагиатов. Он не скрывает от читателя точек зрения и аргументов противника, всегда памятуя принцип "audiatur et altera pars".

Маркс не боится использовать враждебную пролетариату литературу, он умеет заставить говорить в свою пользу своих противников, умеют извлечь превосходный материал порою из явно подмоченного источника.

Блестящим примером этого методологического приема является использование Марксом уже упомянутых нами "синих" книг горной промышленности. Несмотря на явно тенденциозный характер данных обследования, Маркс сумел обнаружить - в процессе допроса рабочих - ужасающие условия эксплоатации женщин и детей в горной промышленности, вскрыть негодование рабочих по поводу применения женского труда на подземных работах, установить целую программу требований горняков, нарисовать картину злоупотреблений со стороны хозяев, небрежного отношения к своим обязанностям со стороны горной инспекции и т. д. Маркс использует одного из "пиндаров" фабричной системы господина Юра для иллюстрации изменения в положении рабочих, наступившего с переходом от мануфактуры к фабрике. "Только Аркрайт создал порядок", обуздал "своеволие" квалифицированных мануфактурных рабочих87 .

Даже "систематического фальсификатора истории в интересах битов" - Маколея - Маркс заставляет выступать в качестве свидетеля, рисующего в ярких красках процесс обезземеления английского крестьянства.

Другой метод, применяемый Марксом в "Капитале", это - использование одних буржуазных писателей против других, сопоставление двух различных в классовом отношении источников. Так, графа Шефсбери (лорда Эшли), стоявшего во главе аристократического похода против фабрик, Маркс сталкивает лбом с газетой "Morning chronicle", разоблачавшей тяжелое положение земледельческих рабочих. Таким же образом он цитирует Юра против Смита, неизвестного рикардианца - против Сэя и т. д. Для доказательства своего тезиса об ухудшении положения рабочего класса с развитием капитализма Маркс использует противоречивые высказывания "елейного министра" Гладстона в его бюджетных отчетах.


86 Маркс, Капитал, т. I, стр. 476, 489, 480.

87 Там же, стр. 347 - 348.

стр. 31

VII

Говоря о Марксе как историке, нельзя не отметить необыкновенной широты и разносторонности его научных интересов. Помимо истории революции 1848 г. в Германии и во Франции, истории Парижской коммуны - история капитализма со всеми его надстройками была главным предметом изучения Маркса. Но само изучение капитализма дало ему ключ к пониманию других общественно-экономических формаций. В своей работе "К критике политической экономии" Маркс писал: "Буржуазное общество есть наиболее развитая и многосторонняя историческая организация производства. Категории, выражающие его отношение, понимание его структуры, позволяют вместе с тем проникнуть в строение и производственные отношения всех отживших общественных форм, из обломков и элементов которых оно строится, продолжая частью влачить за собой их остатки, которые оно еще не успело преодолеть, частью развивая до полного значения то, что прежде имелось лишь в виде намека"88 .

В исторических работах и переписке Маркса наряду с историей экономических учений находим ценнейшие замечания и целый ряд исторических экскурсов в историю философии, религии, права, литературы и искусства, а также в историю техники и военного дела. Гражданская война в САСШ или испанская революция интересовали его" не меньше, чем две английских революции или Великая французская; индийская и русская община - не менее, чем аграрные порядки германцев эпохи Тацита; история античного мира и средневековья - не менее, чем новейшая колониальная политика. Барщину как одну из форм эксплоатации в целях получения прибавочного продукта Маркс изучал на примере организации труда в крупных поместьях придунайских княжеств.

С начала 50-х годов Маркс усиленно интересуется тогдашними международными отношениями, осью которых являлся англо-русский антагонизм. В последние годы жизни он занимался Морганом, и только смерть помешала ему написать исследование по истории семьи89 . Можно прямо сказать, что ни одна отрасль общественных наук не может сейчас претендовать на марксистскую выдержанность, не отправляясь от ценнейших методологических указаний, данных в той или иной работе Маркса.

Менее всего Маркс был бесстрастным историком. Стоит только вспомнить его презрительные, полные ядовитого сарказма отзывы о Луи Бонапарте в "18 брюмера", или гневные, негодующие характеристики Тьера и Жюля Фавра в "Гражданской войне во Франции". Внешне спокойная манера изложения в "Капитале", порою прерываемая убийственной иронией по адресу противников, иногда выливается в форму страстного негодования и великого гнева. Этот гнев чувствуется под пером Маркса, когда дело идет о варварской эксплоатации похищаемых из приходских приютов детей на заре капиталистического развития, или об условиях применения наемного женского труда на с. -х. работах (знаменитые "банды"), или об ужасающих жилищных условиях пролетариата и т. д.

Один из новейших историков Коммуны - американец Мэзон - наивно недоумевает по поводу того, как можно совместить исторический детерминизм с яростными нападками на отдельных представителей тех или иных политических партий. В свое время и Михайлов-


88 Маркс, К критике политической экономии, стр. 37.

89 См. предисловие Энгельса к первому изданию его "Происхождения семьи".

стр. 32

ский пытался уязвить марксистов указанием на то, что научный объективизм якобы лишает их права на гнев.

В своей работе "От какого наследства мы отказываемся" Ленин дал должный отпор подобного рода "возражениям". "Что это такое?! - писал он там, - если люди требуют, чтобы взгляды на социальные явления опирались на неумолимый анализ действительности и действительного развития, так из этого следует, что им не полагается сердиться?!. Не слыхали ли вы, г. Михайловский, о том, что одним из замечательнейших образцов неумолимой объективности в исследованиях общественных явлений справедливо считается знаменитый трактат о "Капитале"?.. II однако в редком научном трактате не найдете столько "сердца", столько горячих и страстных полемических выпадов против представителей отсталых взглядов, против представителей тех общественных классов, которые, но убеждению автора, тормозят общественное развитие... Не полагает ли г. Михайловский, что Маркс тут "противоречит себе"? Если известное учение требует от каждого общественного деятеля неумолимо объективного анализа действительности и складывающихся на почве этой действительности отношений между различными классами, - то каким чудом можно отсюда сделать вывод, что общественный деятель не должен симпатизировать тому или другому классу, что ему это "не полагается"? Смешно даже и говорить тут о долге, ибо ни один живой человек не может не становиться на сторону того или другого класса (раз он понял их взаимоотношения), не может не радоваться успеху данного класса, не может не огорчиться его неудачами, не может не негодовать на тех, кто враждебен этому классу, на тех, кто мешает его развитию распространением отсталых воззрений"90 .

VIII

"Учение Маркса, - писал Ленин, - вызывает к себе во всем цивилизованном мире величайшую вражду и ненависть всей буржуазной (и казенной, и либеральной) науки, которая видит в марксизме нечто вроде "вредной секты". Иного отношения нельзя ждать, ибо "беспристрастной" социальной науки не может быть в обществе, построенном на классовой борьбе"91 .

Действительно, если вначале работы Маркса упорно замалчивались представителями буржуазной науки, то затем они вызвали ожесточенную критику, породившую целое море антимарксистской литературы. Тем не менее влияние материалистического понимания истории на буржуазную науку конца XIX и начала XX в. было огромно. Это влияние, сознательно или бессознательно, испытали почти все наиболее крупные и наиболее добросовестные буржуазные историки и социологи. Ключ к этому на первый взгляд парадоксальному явлению нужно искать не только в стройности марксистской теории, особенно бросающейся в глаза наряду с современным теоретическим бесплодием буржуазии, - стройности и законченности, импонирующей отдельным радикально настроенным представителям буржуазной науки. Решающее значение имеет тот огромной важности факт, что в последние десятилетия XIX в. марксизм сделал колоссальные завоевания среди рабочих масс. Революционное движение этих многомиллионных масс, идущее под знаменем марксизма во всех частях земного шара, - вот что заставляет буржуазных историков и социологов вновь и вновь обращаться


90 Ленин, т. II, изд. 1-е, стр. 343.

91 Ленин, т. XII, ч. 2, стр. 64.

стр. 33

к казалось бы давно уже "спровергнутому" Марксу. В наши дни, в эпоху неслыханного мирового кризиса, расшатавшего все устои капиталистического общества, в эпоху напряженной классовой борьбы этот интерес к марксизму и его влияние на отдельных представителей буржуазной науки становятся еще более заметными.

Среди современных социологов и философов влияние Маркса испытали на себе не только буржуазные ученые типа Трельча, обнаруживающего наибольшее понимание значения марксовой диалектики, но и люди, вроде сторонника "христианского пророческого социализма" Шелера, этого противника "антихристианского принудительного? коммунизма"92 .

Среди историков доклассового общества влияние Маркса сказалось на Гроссе, Мюллер-Лиере, Гильденбранде, Максиме Ковалевском. Среди специалистов по истории античного мира его влияние испытали на себе и Белох ("История Греции"), и Эдуард Майер, и Пельман ("История античного коммунизма и социализма"), и итальянский историк Сальвиоли, и Моммсен; из русских историков античного мира - проф. Виппер. Что касается специалистов по истории средних веков, то здесь влияние Маркса можно проследить на работах Виноградова, Петрушевского, даже Дошла93 , который в полемике с Зомбартом не раз ссылается в подкрепление своих положений на Маркса. Важность экономического фактора была признана даже буржуазными историками крестовых походов (Прутц) или реформации (Лампрехт), пуританизма и кальвинизма (Зомбарт).

Среди новейших историков Великой французской революции влияние марксизма испытали на себе такие крупные представители этой дисциплины, как Альфонс Олар и особенно Альбер Матьез.

С неменьшей силою влияние марксизма сказалось и на ряде историков хозяйства. Не говоря уже о Зомбарте, который сам признает, что "всем, что есть хорошего в его работах, он обязан "духу Маркса", это влияние можно с определенностью установить в работах Бюхера и Макса Вебера, в исследованиях таких французских историков хозяйства, как Анри Сэ, Манту, или английских (Тойнби, Эшли, Гоббсон, Кэннингэм) и русских (Кулишер).

Это влияние вынуждены признать наиболее честные представители буржуазной науки. "Куда бы мы ни обратились в лабиринте новейшего исторического исследования, - писал в 1911 г. Зелигман в своем "Экономическом истолковании истории", - мы стоим перед лицом грандиозного значения, придаваемого самыми новейшими и самыми замечательными учеными экономическому фактору в ходе экономического и социального прогресса"94 .

"Уже и теперь, - писал, правда очень давно, в 1906 г., Зомбарт, - всякое серьезное историческое исследование совершается большей частью - помимо сознания авторов - в кругу идей марксизма. Великая, я бы сказал, методологическая миссия социально-философской системы Маркса и Энгельса заключается в том, что все занимавшиеся марксизмом прошли через известную умственную дисциплину".

Марксизм, по мнению Зомбарта, выгодно отличается от других экономических учений, основанных на преклонении перед фактами и


92 M. Scheler, Die Wissenformen und die Gesellschaft. Шелер говорит здесь например о "классово обусловленных формальных способах мышления", см. стр. 204 - 206.

93 Dopsch, Verfassungs und Wirtschaftsgeschichte des Mittelalters, 1928, S. 321 - 322, 369, 366, 298, 318.

94 Seligman, L'interpretation economique de l'histoire, 1911, p. 91.

стр. 34

беспочвенном эклектизме, закономерностью и цельностью своей логической постройки95 .

А вот не менее ценное признание Олара: "Верно то, - писал он в 1926 г., - что до социализма экономические реальности не занимали в истории того места, которое им принадлежит, или принадлежало в действительной жизни общества. Да, вся наша историческая школа, может быть не отдавая себе в этом отчета, эволюционировала под влиянием социализма вообще и Карла Маркса в особенности" (разрядка моя - Н. Л. ).

"Мода на исторический материализм понудила даже истинных идеалистов среди историков обратить больше внимания на ту существенную сторону действительности, которой они до сих пор слишком пренебрегали"96 .

Однако этого влияния марксизма на конкретные исторические работы не следует преувеличивать. В лучшем случае представители буржуазной науки, начиная с "почти" полного признания Маркса, развивали свои взгляды и проводили "свой либерализм "под оболочкой" дальнейшего критического развития марксизма"97 . Этого рода буржуазные ученые признают ряд положений Маркса, нередко критикуют отдельные стороны капитализма, пользуясь марксистской терминологией, без чего в наши дни уже невозможно научиться заинтересовать наиболее отсталые слои пролетариата в либеральной или христианской социальной политике. Но они, разумеется, не приемлют тех революционных выводов, которые делает из своей критики капитализма Маркс. Признание марксизма отнюдь не исключает у них борьбы как раз против наиболее опасных, с точки зрения буржуазии, элементов учения Маркса: против марксовой теории кризисов, теории обнищания и особенно против учения о пролетарской революции и диктатуре пролетариата. Но такое выхолащивание самой революционной сути марксизма объективно означает его фальсификацию.

К сознательным фальсификаторам марксизма следует отнести, например, Опарго, который в своей монографии о Марксе смешивает исторический материализм с простым признанием важности экономического или географического фактора, вытравливает у позднего" Маркса его революционность, его материалистическую диалектику, превращает его в заурядного эволюциониста и таким образом приходит к выводу о необычайной силе влияния марксистских идей на буржуазных историков и социологов98 .

IX

В наши дни борьба против материалистического понимания истории идет по следующим весьма характерным линиям. Атаки буржуазных социологов и философов направлены в первую очередь против революционной марксистской диалектики. Реакционный профессор Георг фон Белов считает, что марксистская диалектика не имеет ничего общего с диалектикой Гегеля, а не менее реакционный профессор Отмар Шпанн писал, что Маркс никогда не понимал Гегеля и мог дать только "пародию на диалектические приемы великого представители идеалистической философии"99 .


95 Зомбарт, Фридрих Энгельс, 1906 г., стр. 26.

96 "Голос минувшего на чужой стороне" N 1 за 1926 г.; Олар, Русское влияние в изучении "французской революции.

97 Ленин, т. XV, изд. 2-е, стр. 94.

98 John Spargo, K. Marx, Leben und Werke, 1912.

99 O. Spann, Der wahre Staat, 1923, S. 151 - 162.

стр. 35

Ожесточенная критика марксизма идет, далее, по линии "изничтожения" марксова учения о социально-экономических формациях. Так например, Допш, защищая антидиалектическую, чисто эволюционную точку зрения на исторический процесс, утверждает, что социально-экономические системы исторически всегда сосуществуют. Ни одна из; них не должна была прокладывать себе дорогу путем революционного переворота. Отсюда и отрицание самого понятия общественно-экономической формации, огромную важность которой впервые подчеркнул Ленин.

Буржуазные социологи выступают против марксистского учения о классах, против "макиавеллиевской" характеристики государства как орудия классового господства (Шпанн и социал-демократические социологи), против самого понятия класса, которое подменяется "социальными группировками", "слоями" и т. п., наконец против объяснения истории классовой борьбой. "Основное заблуждение, - пишет Шпанн, - в том, что классовое расчленение необходимо означает у него (Маркса) классовую борьбу. Объяснять таким образом историю - было бы сумасшествием" (irrsinnig)100 .

Против марксова учения о классах выступает также крупный бельгийский историк Пиренн в своей работе "Les periodes de l'histoire sociale du capitalisme".

"Экономизм" Маркса имеет якобы силу лишь для эпохи высокоразвитого капитализма европейских стран, да и то не всех. Нельзя обобщать этих явлений на всю историю, поучают нас новейшие буржуазные критики Маркса. Это - "европейский предрассудок распространять полученные Марксом обобщения на Индию, Китай, Японию или на Россию. Ниоткуда не следует, что эти страны будут итти тем же путем, как и страны западноевропейского капитализма" - пишет Шелер101 .

Общественные явления должны быть решительно изъяты из общенаучной закономерности. Тот же Шпанн возмущается, что у Маркса экономические законы являются не "органическими", а "механическими" законами, т. е. "слепыми законами причинности"102 .

В полемике с Марксом в современной буржуазной литературе усиленно подчеркивается связь революционного марксизма с большевизмом. Шелер, считая марксизм одним из проявлений "мессианизма", "хилиастических ожиданий" эксплоатируемого человечества, ссылается в качестве доказательства иллюзорности коммунизма на опыт Советской России103 . С точки зрения Шпанна марксизм - вообще не наука, и напрасно некоторые буржуазные ученые принимают его "всерьез". Но тут же Шпанн откровенно вскрывает социальную подоплеку своей критики марксизма. "Мертвое, - пишет он, - в науке, оно (учение Маркса - Н. Л. ) жизненно политически... Великая и единственная надежда, что не вся Европа будет повергнута в пучину большевизма"104 .

Социал-демократические историки и социологи идут в наши дни по стопам своих буржуазных коллег. В своей последней работе "Исторический материализм" Каутский пришел к полной ревизии материалистического понимания истории. В самом деле, здесь мы имеем и извращение марксистской диалектики, подменяемой дюрингианской


100 O. Spann, Der wahre Staat, 1923. S. 159 - 160.

101 M. Scheler, Die Wissenformen und die Gesellschaft, 1926, S. 168 - 169, 195.

102 O. Spamann, L. cit., S. 168.

103 M. Scheler, Schriften zur Soziolosie und Weltanschaunungslehre, B. III, S. 37.

104 O. Spamann, L. cit., S. 22.

стр. 36

"борьбой антагонистических сил"; и возврат к, дюрингианизму в вопросе о связи материалистического понимания истории с философским материализмом; и возврат к биологизму, что выражается в отрицании специфического характера закономерностей' общественного развития; и ревизию марксова учения о происхождении государства (возврат к завоевательной теории Тьерри), отказ от социальной революции, диктатуры пролетариата и т. п.

Обращаясь к буржуазной критике Маркса как историка, следует отметить, что эта критика шла точно так же по весьма определенным линиям, чрезвычайно характерным для настроения современных буржуазных и социал-демократических теоретиков. Просматривая эту "критическую" литературу, прежде всего приходится констатировать попытку опровергнуть марксистское представление об эпохе зарождения крупной промышленности как эпохе революционной по преимуществу, эпохе "бури и натиска" и в то же время эпохе величайших страданий рабочего класса. В "Капитале" Маркс говорит об этом периоде как периоде, когда путем насильственной экспроприации крестьянства и кровавого законодательства против экспроприированных создавался рабочий класс; когда рыцари первоначального накопления совершали свои "разбойные кровавые подвиги"; когда разбогатевший на торговле рабами, нажившийся от прямых грабежей и насилий над туземцами в колониях, варварски эксплоатировавший детский труд, "новорожденный капитал" проявлял чисто "волчью жадность", источая "кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят"105 .

Наиболее верное средство лишить известный исторический процесс его революционного, катастрофического характера - это бесконечно удлинить этот процесс, превратить его тем самым в "мирный", чисто "эволюционный". Это и пытались сделать например в отношении процесса экспроприации крестьянства в Англии. Джонсон растягивает этот процесс до 1892 г., хотя необходимо отметить, что самые новейшие исследования по вопросу (Дэвис)106 снова подтвердили тезис Маркса об исчезновении крестьянства во второй половине XVIII в.

Пытаются отрицать самый факт промышленного переворота, подменяя этот бурный процесс мирным, медленным распространением машинизма, начавшегося якобы еще в XVI в. - по мнению одних, или затянувшимся на весь XIX в. вплоть до наших дней - по мнению других (Поулис, Бирд)107 .

Цель всех этих концепций ясна: нужно во что бы то ни стало стереть все грани между отдельными общественно-экономическими формациями, уничтожить самое понятие таковых, вытравить понятие революционных эпох и т. д. В результате все карты смешаны: капитализм, машинная индустрия существовали в течение веков, и нет никаких оснований ожидать их крушения в ближайшем будущем.

В то же время можно назвать целый ряд буржуазных историков хозяйства, которые, выступая как прямые апологеты буржуазии, работают над реабилитацией ее прошлого. Все "темные" стороны началь-


105 Маркс, Капитал, т. I, стр. 751 - 752, 754.

106 Johnson, The disappearance of the small landowner, 1909; E. Davies, The sma. landowner, 1780 - 1832 in the light of the Land Tax assessments, (The Economic history review. January 1929, V. 5, N 1.) Обзор новейшей литераторы вопроса см. Лавровский, Проблемы исчезновения крестьянства в Англии ("Труды Института истории", Сборник статей, 1926, вып. 1).

107 Knowles, Industrial and commercial Revolution in Great-Britain during the 19-th century, 1922. См. также Потемкин, Промышленная революция во Франции; "Архив Маркса и Энгельса", т. IV.

стр. 37

ной эры капитализма объясняются в этой литературе войной Англии с Наполеоном. Введение машин якобы не сопровождалось никаким ухудшением в положении рабочего класса, труд женщин и детей существовал издавна. Применение военной силы к подавлению рабочего движения в эпоху раннего капитализма объясняется лишь слабостью организации тогдашней полиции. Не нужно к тому же забывать, что в те времена рабочий всегда мог стать хозяином108 .

К этой же апологии эпохи промышленного капитализма примкнул теперь и теоретик немецкого социал-фашизма Карл Каутский. Пытаясь снять с буржуазии в целом ответственность за страдания рабочего класса в эпоху первоначального накопления и в период, непосредственно следовавший за промышленным переворотом, Каутский рисует умилительно-идиллическую картину: пролетаризация масс совершалась исключительно методами экономического принуждения - "буржуазия не причастна к подвигам лендлордов, она лишь использовала результаты проведенного последними обезземеления крестьянства. Капиталист фигурирует у Каутского в этот период как настоящий отец-благодетель (Wohltater), дающий кусок хлеба (Brotgeber) массе обездоленных и голодных пролетариев"109 . До таких пошлостей не договариваются даже наиболее откровенные апологеты капитализма из буржуазного лагеря!

Если говорить об общих оценках Маркса как историка в буржуазной литературе, то здесь следует различать, во-первых, совершенно отрицательные оценки, как например отзывы Пленге и солидаризирующегося с ним Белова, считающих, что "Маркс не историчен, а Энгельс как историк - диллетант"110 , или Отмара Шпанна, который в своем "Истинном государстве" писал: "Чем больше я занимался марксизмом, тем более я находил, что здесь мы имеем дело не с оригинальной и не с гениальной теоретической мыслью, а чисто политической, а следовательно ненаучной. Если подходить к нему с научным масштабом, то его надо рассматривать, если говорить по правде, как невежественное, диллетантское построение". "Маркс и Энгельс, - пишет Шпанн в той же работе, - очень мало понимали как в истории хозяйства, так и в политической истории и в истории духа. Им просто недоставало того необходимого, что не может быть заменено остроумием и журналистским искусством, т. е. знания"111 .

Однако подобная чисто отрицательная оценка - явление сравнительно редкое. Чаще даже буржуазные критики вынуждены признать крупнейшие заслуги Маркса как историка. В качестве примера можно привести хотя бы того же Зомбарта, который считает, "что только Маркс открыл для науки капитализм, который только с его времени стал предметом экономической науки"112.

Необходимо однако оговориться, что оценки Маркса как историка у Зомбарта крайне противоречивы и обычно свидетельствуют о непонимании марксизма.

А вот как оценивает Маркса один из крупнейших представителей русской исторической науки проф. Савин. В одной из своих статей он отмечает "глубокую важность и значительность 24-й главы "Капи-


108 E. Kosmynsky, Der englische Arbeiter im Zeitalter an industriellen Revolution. (Sonderabdruck aus dem Ersten Band des "Marx-Engels Archivs").

109 K. Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, B. II, S. 433 - 437.

110 G. v. Below, Die deutsche Geschichtsschreibunk. 1924, S. 175, 179.

111 O. Spann, Op. cit., S. 143, 159.

112 "Grundriss der Sozialokonomie", IV. I, S. 2. См. еще Sombart, K. Marx und die soziale Wissenschaft ("Archiv f. Sozialwiss", B. XXI, 1908, S. 446.

стр. 38

тала" (о первоначальном накоплении), которая дала "наиболее ясное построение английской социальной истории". "Эти 50 страниц, - пишет Савин, - одно из самых влиятельных произведений исторической литературы, дающее значительно больше, чем 10 томов Роджерса или полемика Эшли с Лидамом"113 .

Уже цитированный нами автор французской работы об историческом материализме Зельгман писал: "Именно Маркс первый с очевидностью вскрыл природу домашней системы и ее переход в современную мануфактуру наряду с переходом от местного рынка к национальному. Именно Маркс обратил внимание на существенное различие между экономической жизнью классической древности и современной экономикой, признавая, что хотя капитал и играл все же некоторую роль в древности, это был торговый, а не промышленный капитал, и что этот фактор проливает свет на большую часть греческой и римской истории. Это Маркс вскрыл те экономические силы, которые главным образом влияли на политические перемены в половине XIX в.114 .

Наконец приведем отзыв Трельча: "Величайшее достижение марксизма заключается в открытии и анализе самого нового капиталистического общества как своеобразного исторического явления"115 .

После смерти Энгельса дальнейшая разработка материалистического понимания истории и его применение к изучению отдельных исторических эпох и проблем нашли свое блестящее выражение в той стране, в которой уже в эпоху II Интернационала возникла и развивалась единственная подлинно марксистская революционная партия, партия большевиков. Ленин и Сталин являются достойными продолжателями Маркса в области исторической науки.

Если Маркс изучал общественно-экономическую формацию капитализма на примере Англии, то Ленин (в своем "Развитии капитализма в России" и других работах) блестяще применил метод исторического материализма к изучению истории капитализма в одной из самых молодых капиталистических стран - России. Тем самым открытые Марксом законы капиталистического развития получили подтверждение на основе анализа нового конкретно исторического материала.

Если Маркс был первым историком капитализма, то Ленин был первым историком империализма как новейшего и последнего этапа этой общественно-экономической формации.

В своих работах по истории вообще и в частности по истории революций 1905 и 1917 гг., истории рабочего движения в эпоху империализма, истории партии, II Интернационала и т. д. Ленин и Сталин дали новые блестящие образцы применения материалистического понимания истории к конкретным историческим эпохам, образцы единства революционной теории и практики, партийной непримиримости и строгой научности. Но "ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции" (Сталин). Метод Ленина не является "простым восстановлением того, что дано Марксом. На самом деле метод Ленина является не только восстановлением, но и конкретизацией и дальнейшим развитием критического и революционного метода Маркса, его материалистической диалектики"116 . В работах Ленина и Сталина мы находим дальнейшее развитие и обогащение теории исторического материализма на основе изучения опыта прежних революций, особенно же на основе изучения эпохи империализма. Закон не-


113 Савин, статья в сборнике "Помощь", стр. 456 - 467.

114 Soligmann, Op. cit., S. 74 - 76.

115 Troitsch, Der Historismus, S. 318.

116 Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 9-е, стр. 16.

стр. 39

равномерности и скачкообразности развития капитализма в отдельных странах, учение о роли партии как высшей форме организации пролетариата, учение о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую, развитие учения о пролетарской революции, диктатуре пролетариата, союзниках пролетариата, учение о государства и его советской форме, о возможности построения социализма в одной стране - таковы основные, наиболее важные вклады, сделанные Лениным и Сталиным в теорию исторического материализма.

Подводя итоги, можно сказать, что заслуга Маркса как историка заключается прежде всего в том, что он открыл закон общественного развития. Во-вторых, в том, что в ряде своих исторических работ он дал первые блестящие образцы применения материалистического понимания истории к изучению конкретных исторических процессов и в первую голову дал историю важнейшей общественно-экономической формации - капитализма, тем самым "материализм в истории становится не гипотезой уже, а научно проверенной теорией"117 . В-третьих, в том, что он дал ряд ценнейших методологических указаний по разработке отдельных проблем и исторических эпох, показав, что вся мировая история за исключением доклассового общества была историей борьбы классов, что в своей последней форме она неизбежно приводит к социалистической революции и диктатуре пролетариата. Маркс оплодотворил решительно все отрасли общественной науки. Он же впервые изучил революционные эпохи с точки зрения возможности обогащения опытом прошлого стратегии и тактики будущих пролетарских революций. Наконец он впервые вывел на авансцену истории широкие народные массы и в первую голову рабочий класс.

Открытие материалистического понимания истории, писал Ленин, "или, вернее, распространение материализма на область общественных явлений, устранило два главных недостатка прежних исторических теорий. Во-первых, они в лучшем случае рассматривали лишь идейные мотивы исторической деятельности людей, не исследуя того, чем вызываются эти мотивы, не улавливая объективной закономерности в развитии системы общественных отношений, не усматривая корней этих отношений в степени развития материального производства; во-вторых, прежние теории не охватывали как раз действий масс населения, тогда как исторический материализм впервые дал возможность с естественно-исторической точностью исследовать общественные условия жизни масс и изменения этих условий. Домарксовская "социология" и историография в лучшем случае давали накопление сырых фактов, отрывочно набранных, и изображение отдельных сторон исторического процесса. Маркс указал путь к всеобъемлещему, всестороннему изучению процесса возникновения, развития и упадка общественно-экономических формаций, рассматривая совокупность всех противоречивых тенденций, сводя их к точно определяемым условиям жизни и производства различных классов общества, устраняя субъективизм и произвол в выборе отдельных "главенствующих" идей или в толковании их, вскрывая корни без исключения всех идей и всех различных тенденций в состоянии материальных производительных сил".

"Маркс... указал путь к научному изучению истории как единого, закономерного во всей своей громадной разносторонности и противоречивости, процесса"118 .


117 Ленин, т. I, стр. 76.

118 Ленин, Карл Маркс, т. XII, ч. 2, изд. 1-е, стр. 324.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/МАРКС-КАК-ИСТОРИК

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Vladislav KorolevКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Korolev

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Н. ЛУКИН, МАРКС КАК ИСТОРИК // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 15.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/МАРКС-КАК-ИСТОРИК (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Н. ЛУКИН:

Н. ЛУКИН → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Vladislav Korolev
Moscow, Россия
3420 просмотров рейтинг
15.08.2015 (3149 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
19 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
МАРКС КАК ИСТОРИК
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android