Какой была Москва за сто лет до нашего времени и за полвека до Великой Октябрьской социалистической революции? Попробуем перенестись из сегодняшней нашей столицы в тот далекий, не памятный уже ни одному москвичу год, который тоже заканчивался цифрами "68" и тоже открывал собой последнюю треть века.

В 18 раз малолюднее

Жителей в Москве 1868 г. было в 18 раз меньше, чем сегодня: 360 тыс. человек; по населенности тогдашняя Москва примерно соответствовала современным Астрахани и Ижевску. Иной была и общая площадь города: 7400 гектаров, то есть в 12 раз меньше, чем в наши дни. Городской чертой служил Камер-Коллежский вал - замкнутая линия улиц, до сих пор содержащих в своих наименованиях слово "вал": Преображенский, Бутырский, Серпуховской и другие ("валы" Садового кольца сюда не относятся). Все, что находилось за валами и заставами, считалось пригородами и входило в состав Московского уезда.

В ту пору, семь лет спустя после отмены крепостного права, Москва усиленно заселялась крестьянами, оставшимися после реформы 1861 г. без земельного надела и искавшими сколько-нибудь надежного заработка в городе, который постепенно становился капиталистическим. Вместе с увеличением числа промышленных предприятий рос и пролетариат. Однако московская промышленность, в основном текстильная, была еще мануфактурной и основывалась преимущественно на ручном труде. Заводы и фабрики, которых насчитывалось около 750, в большинстве своем были мелкими предприятиями с 50 - 60 рабочими. Основной массой жителей Москвы являлось трудовое население. В "Указателе города Москвы" читаем: "Наибольшее население Москвы составляют временно обязанные крестьяне, занимающиеся работами на фабриках, заводах, а также извозом, разносом предметов пищи, плодов и пр. и в должностях кучеров, дворников и т. п.". Население росло за счет притока извне, преимущественно из центральных губерний. Антисанитария и плохо поставленное здравоохранение вели к тому, что смертность в городе намного превышала рождаемость. На 13 тыс. новорожденных приходилось 20,5 тыс. умерших. Особенно высокой была детская смертность. Тиф и холера являлись частыми гостями Москвы. "Из заболевших, как и преж-

де, большая часть принадлежала к простому классу и по преимуществу фабричному населению", - констатировали "Московские ведомости".

Кто управлял городом

Одной из первых буржуазных реформ в России была реформа городского управления. В 1863 г. Москва получила самоуправление. Была учреждена так называемая Общая городская дума - учреждение, избиравшееся наиболее имущими сословиями; пролетариат к выборам в Думу допущен не был. Большинство гласных (депутатов) Думы составляли дворяне и купцы. Между ними шла скрытая, но напряженная борьба: дворянство еще не собиралось сдавать своих позиций буржуазии. Поэтому городским головой (председателем Думы) в 1863 г. был избран, а в 1867 г. переизбран князь А. А. Щербатов. Дума не располагала собственным помещением и арендовала дом у графа Шереметева (нынешний старый корпус Кремлевской больницы). Права Думы не были строго определены. Основные вопросы городской жизни по-прежнему решались генерал-губернатором и гражданским губернатором, которые назначались царем. Дума занималась вопросами городского благоустройства, мелкими хозяйственными делами. Городского бюджета, складывавшегося из налогов, взимаемых с землевладельцев, промышленников и торговцев, не хватало на удовлетворение даже самых насущных нужд. Например, в 1868 г. Дума рассматривала такие вопросы, как устройство городской бойни и отхожих мест при городской больнице; введение налога на собак; изменение "осветительного календаря" (речь шла о времени, в течение которого должны были гореть уличные фонари); ремонт Петровских и Хамовнических казарм.

Железные дороги

Превращению Москвы в торгово-промышленный капиталистический центр способствовало активное строительство железнодорожной сети. В 1868 г. Москва была связана "чугункой" с Петербургом (нынешняя Октябрьская железная дорога), Нижним Новгородом, Рязанью и Серпуховом. До Сергиева Посада (Загорска) была доведена и строилась далее Ярославская линия.

Железнодорожное строительство привлекало огромные капиталы, вызывало ажиотаж и распри между отдельными акционерами. Землевладельцы, торговцы, промышленники были заинтересованы в том, чтобы новые линии прошли мимо их владений и предприятий: это давало возможность опередить конкурентов и обогатиться. Железные дороги стали играть все большую роль в перевозке грузов. Москва ввозила много хлеба и пеньки, леса и строительного камня.

Вместе с тем железные дороги становились популярным средством передвижения населения. Нашему современнику трудно представить себе все неудобства, связанные в 1868 г. с путешествием в поезде. От Москвы до Петербурга скорый поезд шел 22 часа. Это по расписанию. Но почти неизбежные аварии и поломки удлиняли путешествие, особенно зимой. Поезда, как правило, опаздывали на три, шесть, даже девять часов.

Железнодорожные непорядки были частой "темой дня" московской прессы. Особенно возмущались в печати грубостью администрации. Плохо одетого пассажира, случайно попавшего в вагон не своего класса, могли ссадить с поезда даже при наличии билета.

Расширение железнодорожной сети способствовало развитию почты. Именно в это время - сто лет тому назад - на московских улицах появились первые почтовые ящики. Впрочем, поначалу для большей ясности их чаще называли "приемными ящиками для опускания писем" или "приемными письменными ящиками". Теперь для отправки письма не надо было каждый раз идти на почту и оформлять отправку через чиновника. Однако новинка прижилась не сразу. Несмотря на многократные разъяснения и предупреждения почтдиректора, в ящики ежедневно опускалось большое количество писем без марок и адресов или вовсе без конвертов, прошения в различные инстанции, документы, визитные карточки и даже деньги. Газеты были вынуждены печатать длинные списки адресатов, неоплаченные письма которым дожидались выкупа на почтамте.

Городской транспорт

Городской транспорт, столь многообразный в современной Москве, в 1868 г. был представлен "линейкой" - общественным экипажем, конструкция которого была чрезвычайно примитивна: широкая доска, поставленная на колеса; экипаж впрягался в тройку лошадей. Пассажиры сидели по обе стороны доски спиной друг к другу, подпрыгивая на каждой неровности мостовой. Один из журналистов того времени писал: "Трудно себе вообразить, кто не видел, что за безобразие представляют эти линейки, кучеры и кондукторы которых всегда одеты в изодранные лохмотья, а лошади запряжены в веревочную сбрую".

В ноябре 1867 г. Городская дума обсуждала предложение некоего Грановского "об устройстве в Москве железноконной пассажирской дороги", который обещал построить дорогу протяжением в 5 верст по Маросейке, Покровке и далее на свой счет и эксплуатировать ее в течение 30 лет, после чего безвозмездно передать в собственность города. Столь, казалось бы, выгодный для города проект вызвал, однако, горя-

чие возражения. Одни полагали, что город лишится дохода от 50 линеек, следующих тем же маршрутом; другие утверждали, что трудно очищать рельсы от снега, что на узких московских улицах движение конки приведет к несчастным случаям. В конце концов предпринимателю предложили такие условия, что он вынужден был отказаться от проекта. И все же конка в Москве появилась в 1872 г., а в 1912 г. она была вытеснена трамваем.

"Извозчичий промысел" был широко распространен в тогдашней Москве. Памятных же старым москвичам извозчичьих пролеток в то время еще не существовало. Их заменял "калибер" - гитарообразная повозка без рессор, на которую седоки усаживались спиной друг к другу. Один из современников писал о калибере как о "неуклюжем и беспокойном экипаже, после поездки на котором кости суток трое болят". Частные экипажи представляли собой пеструю смесь: доживавшие свой век рыдваны и колымаги времен фонвизинских Скотининых сосуществовали с новейшими рессорными каретами, кебами, шарабанами и легкими "эгоистками" - одноместными колясками.

Улицы, здания

Обязанность мостить улицы около своих владений и содержать их в порядке возлагалась на домовладельцев. Они же должны были заботиться об очистке улиц от грязи и снега. Однако делалось это плохо. Вид улиц был невзрачен. "Московские мостовые приводят в неподдельный ужас, - писали "Русские ведомости" 16 мая 1867 года. - Нет ни одной улицы, на которой была бы хоть сколько-нибудь порядочная мостовая..."

В ведение Думы были переданы московские бульвары, их начали приводить в порядок после того, как генерал-губернатор обнаружил, что здесь "деревьев не насчитывается тысячами, барьер поломан, газон измят, дорожки неудобны для ходьбы, на бульварах гуляют домашние животные окрестных домовладельцев". После срочно принятых мер наиболее нарядным и излюбленным для гуляний стал Тверской бульвар, за ним - Пречистенский (Гоголевский). Как особое достижение газета отмечала, что "построенные на бульварах полицейские будки получили вид беседок".

Постоянным бедствием Москвы были пожары. Из 14870 жилых строений 9760 были деревянными. К ним надо добавить многочисленные сараи, бани, конюшни и другие деревянные строения, окружавшие почти каждый дом, а также соединявшие дома тесовые заборы. Пожар, возникший в одном доме, быстро перекидывался на соседние. Против опасности возникновения пожаров принимались меры. Дума запретила строить деревянные бани. После того, как во время одного из пожаров, вспыхнувшего в церкви, у ее дверей многие пострадали от давки, было отдано распоряжение: в домах, где собирается много народу, входные двери делать растворяющимися только наружу. Противопожарная охрана с ее примитивной техникой и конной тягой оснащалась новым оборудованием. Из Лондона была выписана "паровая пожарная труба" (насос, приводимый в действие паровой машиной). Весила труба 175 пудов и требовала для перевозки четверки лошадей.

Освещение

Сто лет тому назад для москвичей, не знавших электрического освещения, величайшим прогрессом казался переход от масляных светильников к газовым рожкам. С постройкой в Сыромятниках "завода текучего газа" началась интенсивная прокладка газоносных труб и установка газовых светильников как на улицах, так и в домах. Права на устройство в Москве газового освещения Дума предоставила английской компании "Букье и Гольдсмит". Правда, газовое освещение в казенных и наиболее богатых частных домах существовало и до этого; но там было освещение "переносным", а не "текучим" газом. По Москве разъезжали странного вида фургоны-цистерны, развозившие с заводов "светильный газ" и перекачивавшие его в домашние резервуары. Однако с 1868 г. газ, перегоняемый по подземным трубам, стал быстро вытеснять "переносный". Кстати, газ тогда использовался только для освещения. Работы по прокладке газовых труб причиняли массу неудобств: улицы долго оставались разрытыми, и жители жаловались на то, что английская компания не спешит замащивать места, где были проложены трубы.

В 1868 г. город уже освещало более 3 тыс. газовых фонарей, хотя немало оставалось еще и керосиновых, в том числе на Красной площади. Полиция однажды обнаружила, что "из четырех фонарей, стоящих при монументе Минина и Пожарского на Красной площади, один пропал неизвестно куда". Из-за недостатка светильников, плохого ухода за ними и хищений большинство улиц утопало во мраке. "Самое лучшее в Москве - это ночь на улице: по крайней мере, ничего не видно", - острил журнал "Будильник". А в клубах и трактирах распевались переиначенные на московский лад куплеты из недавно поставленной тогда в Большом театре оперетты Оффенбаха "Орфей в аду":

Когда я был аркадским принцем,
То как-то ночью поздно шел
И, отправляйся в Таганку,
В Дорогомиловку зашел.
Хоть фонарями всю дорогу

Давно там стали освещать. 
Но днем их видно очень много, 
А ночью вовсе не видать.

Отживали свой век как повседневная принадлежность домашнего быта сальные и стеариновые свечи. В моду входили керосиновые лампы.

Наука, образование, выставки

Уже сто лет тому назад Москва была крупнейшим по тем временам научно-образовательным центром России. Во главе московских учебных заведений, как и сегодня, стоял Московский университет. На 113-м году существования он со своими четырьмя факультетами (филологическим, юридическим, медицинским и физико-математическим) насчитывал 1511 студентов, но среди них не было ни одной студентки: высшее образование женщинам было запрещено; 146 профессоров и преподавателей. Сегодня эти цифры выглядят так: 32 тыс. студентов и студенток и 2763 профессоров и преподавателей.

Новый, более либеральный устав 1863 г. ослабил над университетом бюрократическую опеку "властей предержащих" и облегчил доступ к учению лицам "низшего сословия". Студенты были избавлены от короткой стрижки и обязательного ношения мундира. В университете больше стало разночинцев. Обучение было платным, но в отдельных случаях особо нуждавшиеся от платы освобождались. Прогрессивная интеллигенция Москвы, тесно связанная с университетом, всячески поддерживала материально нуждавшихся, или, как тогда говорили, "недостаточных" студентов.

В университете преподавали виднейшие ученые: астроном Ф. А. Бредихин, зоологи Н. А. Северцов, А. П. Богданов и С. А. Усов, геолог Г. Е. Шуровский, математик В. Я. Цингер, терапевт Г. А. Захарьин, историк С. М. Соловьев, филологи Ф. И. Буслаев и Н. С. Тихонравов. Тяга к точным наукам, усилившаяся в связи с технико-экономическим прогрессом, привела к образованию при университете в апреле 1865 г. Физико- математического общества. С публичными лекциями нередко выступали в аудиториях университета московские и приезжие ученые. Так, в 1867 - 1868 гг. особенным успехом пользовался цикл лекций проф. Н. А. Любимова о новейших достижениях физики.

Помимо университета, в Москве существовали и такие выдающиеся учебные заведения, как Высшее техническое училище (ныне Бауманское), Межевой институт, Коммерческое училище, Лазаревский институт восточных языков, Училище живописи, ваяния и зодчества, Петровская земледельческая и лесная академия (ныне Тимирязевская) и Консерватория.

Как известно, в 1867 г. Россия приняла участие в первой всемирной выставке в Париже. В 1868 г. в Москве вышла книга о выставке, в том числе о русском павильоне. Что же выставила пореформенная Россия на суд мировой общественности? В книге рассказывалось о таких экспонатах, как образцы зерна, пряжи, древесных пород, а также о паровых машинах, токарных станках, моделях русских судов. Однако наибольшее внимание посетителей выставки привлекал, как оказалось, экспонат "Русская изба с полной обстановкой" и специально построенный на территории выставки русский трактир.

Театры и концерты

В Москве сто лет назад было два профессиональных театра - Большой и Малый (сейчас их 30). Любительские спектакли устраивались в маленьком зале в Нижне-Кисловском переулке - так называемой Секретаревке. Большой и Малый театры в те времена представляли собой, выражаясь современным языком, коллектив с тремя труппами - драматической, оперной и балетной, но с единой дирекцией; ведало "императорскими театрами" министерство двора. В Большом театре ставились не только оперные и балетные спектакли, но и драматические ("Гамлет", "Ревизор"), в Малом иногда шли небольшие оперы и балеты.

Русская оперная труппа, лишенная необходимой материальной поддержки, а порой и опытных музыкальных руководителей, не делала больших сборов. Финансирование московских театров частично входило в обязанность Думы, что воспринималось ею как тяжкое бремя. Дума не раз просила министра двора сложить с нее эту обязанность, но получала отказ. Русский оперный репертуар был в те годы небогат: еще не появились многие гениальные творения Чайковского, Римского-Корсакова, Мусоргского и Бородина, составляющие сейчас основной фонд отечественных оперных постановок. Ставились "Жизнь за царя" ("Иван Сусанин") и "Руслан и Людмила" Глинки, "Аскольдова могила" Верстовского, "Русалка" Даргомыжского. Шли также оперы зарубежных авторов: "Норма" Беллини, "Трубадур" Верди, "Фра-Дьяволо" Обера и "Фауст" Гуно. Ставились и оперетты, например, "Орфей в аду" Оффенбаха. Большой популярностью пользовался балет. Здесь мы тоже найдем знакомые названия: "Тщетная предосторожность" П. Л. Гертеля, "Конек- Горбунок" и "Эсмеральда" Ц. Пуни, "Корсар" А. Адана. Любимицами московских балетоманов были прима-балерина Анна Собещанская и юная Полина Карпакова (девять лет спустя - первая Одетта в "Лебедином озере").

Широкую демократическую публику собирал Малый театр, который недаром называли "вторым московским университетом". Незадолго до этого умер великий Щепкин, но продолжали играть его современники и сподвижники. Кумирами москвичей были любимейший актер А. Н. Островского Пров Садовский, а также И. В. Самарин, В. И. Живокини, С. В. Шумский, Н. А. Никулина, Е. Н. Васильева, Н. М. Медведева и позднее молоденькая Гликерия Федотова, скончавшаяся уже в советское время и получившая звание народной артистки республики. Основу репертуара составляли произведения Фонвизина, Грибоедова, Гоголя, Шекспира, Мольера, Гольдони и находившегося в расцвете своей славы 40-летнего А. Н. Островского, уже известного тогда всем автора "Грозы". В 1868 г. в Москве была впервые поставлена "Василиса Мелентьева". По традиции того времени в состав почти каждого спектакля, помимо основного серьезного произведения, входили водевиль, фарс или одноактная оперетта. О характере этих развлекательных представлений можно судить по их названиям: "Жена и зонтик, или расстроенный настройщик", "Прежде скончались, потом повенчались", "Белокурая брюнетка", "Вдовушки-девицы, мужья-холостяки", "Цирюльник из Рогожской и парикмахер с Кузнецкого моста", "Как гуляет староста Семен Иванович". Однако и в этих незатейливых пустячках принимали участие виднейшие актеры, подчас поднимая их своим талантом до уровня ярких явлений в искусстве.

Заметно ожила и концертная жизнь Москвы. Душой ее был неутомимый и вездесущий Николай Рубинштейн. По его инициативе действовало "Русское музыкальное общество", регулярно дававшее концерты классической музыки, которые собирали большое количество публики. В концертах можно было услышать и ранние произведения молодого профессора Московской консерватории Петра Ильича Чайковского. 3 февраля в Благородном собрании при большом стечении слушателей впервые исполнялась 1-я симфония Чайковского - "Зимние грезы", восторженно принятая. Выступали лучшие отечественные музыканты, а также приезжие знаменитости - "король скрипачей" того времени чех Фердинанд Лауб, норвежский скрипач Оле Буль, прославленный французский композитор Гектор Берлиоз. Активно пропагандировал русскую песню Юрий Голицын, руководивший крупным хором и оркестром.

С публичным чтением своих литературных произведений выступали А. Н. Островский, поэты Плещеев и Майков. На литературном собрании 17 января были прочитаны отрывки из нового, четвертого тома романа Л. Н. Толстого "Война и мир". Сам Толстой в феврале - мае 1868 г. жил в Москве, завершая работу над романом.

Как развлекались москвичи

Театры, концерты, выставки... Все это хорошо, скажет наш молодой москвич. Но чем еще заполняли свое свободное время мои предки, когда не было ни дворцов культуры, ни кино, ни радио, ни телевидения, ни массовых спортивных мероприятий?

Тем, кто за гроши работал по 12 - 16 часов в сутки, было нередко не до развлечений. К тому же далеко не все увеселения были доступны трудовому люду: места и формы проведения досуга были строго разграничены между сословиями, и если, например, аристократ еще мог появиться на народном гулянье, то для рабочего, скажем, вечер в Дворянском собрании был совершенно недоступен, и Кб только из-за скудости средств.

В Москве в 1868 г. имелось пять клубов, самые названия которых до известной степени свидетельствовали об их сословной замкнутости. Наиболее респектабельным и труднодоступным считался клуб московских аристократов - Английский, называвшийся так потому, что был устроен по образцу клубов английских лордов. Здесь (в здании, где ныне расположен Музей Революции) за чинными разговорами, чтением книг, игрой в вист и пышными обедами проводили время известные вельможи. Танцев в клубе не было, так как женщины сюда не допускались. Более доступен был Дворянский клуб (в наше время в этом здании находится Дом союзов), славившийся своими балами и благотворительными вечерами с лотереями. Сюда мог попасть и прилично одетый чиновник или купец. Своеобразными нравами отличался Купеческий клуб на Большой Дмитровке (ныне в этом помещении музыкальный театр имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко). Московское купечество ежедневно собиралось сюда, часто устраивало вечера с танцами; все эти "мероприятия" сопровождались купеческим разгулом. Наиболее демократичным считался Немецкий клуб, занимавший помещение на Пушечной, где сейчас находится ЦДРИ. Организованный немцами, проживавшими в Москве, клуб был открыт для любого. Сюда, чтобы поужинать сосисками с пивом и потанцевать в прокуренном зале подобие канкана, охотно съезжалось московское мещанство. Клуб славился дебошами и пьяными драками.

Клубом московской художественной интеллигенции был организованный Н. Г. Рубинштейном и А. Н. Островским Артистический кружок, который в 1868 г. находился в доме N 18 на нынешней ул. Дзержинского. Здесь обычно поздно вечером, после спектаклей, собирались артисты, художники, музыканты, писатели. Они ужинали, обменивались новостями, исполняли новые литературные и музыкальные произведения, играли в карты.

В клубах увлеченно танцевали. Модным танцем был галоп, к которому придумывались замысловатые фигуры и другого рода эффекты: в одном из клубов галоп танцевали так: самые звучные аккорды сопровождались пистолетными выстрелами, отчего, как писала газета, "очень многие дамы и девицы вскрикивали, а храбрый мужской пол аплодировал".

На рождество в состоятельных домах устраивались семейные вечера, зажигались украшенные елки. В крещенье девушки занимались гаданием.

Увеселения в Москве имели определенную систему, следуя календарю. Во все более широких кругах населения, в том числе у купечества, укоренялся обычай встречать Новый год в общественных местах, с вином и угощениями. Новогодние встречи происходили в аристократических салонах, клубах, ресторанах, трактирах. В Большом театре на новый, 1868 г. состоялся, как всегда тогда, маскарад. На святки (в конце декабря - начале января) устраивались катания на тройках. Излюбленным местом их была Первая Тверская-Ямская (ныне отрезок улицы Горького от площади Маяковского до площади Белорусского вокзала) и Петербургское шоссе (ныне Ленинградский проспект). Это запечатлелось в старинной песне "Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской ехал миленький с колокольчиком". Как место гулянья стал популярен открытый всего лишь за четыре года до того Зоологический сад на Грузинской улице. В зимнее время сюда приходили не только посмотреть на зверей, но и покататься на коньках по большому пруду, на санках с ледяной горки. Летом привлекали катания на лодке, фейерверки, иллюминации. Однако сам Зоологический сад находился в бедственном состоянии. Антисанитария и кража кормов привели к массовому падежу животных. "Скоро сад нельзя будет называть зоологическим: так быстро уменьшается его звериное население, - писал один из репортеров "Московских ведомостей". - Недавно издох тигр, на этой неделе издох белый медведь; теперь издыхает носорог; обезьян почти не осталось; птицы тоже чахнут; колибри и мелкие птички почти без перьев, с болезненным видом, едва перепархивают с ветки на ветку в своем птичнике, а орлов упрятали так далеко, что их и видеть нельзя. Уж не обречены ли и они на голодную смерть?"

После святок начиналась пора помолвок и свадеб. Московские девицы сотнями вывозились в общественные собрания для знакомства с молодыми людьми. Следующим большим праздником была масленица. В это время традиционное гулянье проводилось "под Новинским бульваром" (ныне там улица Чайковского). Вся улица заполнялась балаганами и лавками, качелями и другими аттракционами, вокруг которых теснился гулявший народ. Давал здесь представления и цирк. Аристократия разъезжала среди гулявших в экипажах. В Большом театре снова был устроен бал-маскарад. Все ярусы были иллюминованы; в центре зрительного зала, кресла из которого были убраны, бил фонтан. В клубах и частных домах на масленицу устраивались балы и спектакли.

На первое мая происходили весенние гулянья в Сокольниках, где ставились чайные столы с самоварами, играли шарманщики, цыганский оркестр, выступал кукольный театр "Петрушка". Затем шел "семик" (троица) с гуляньем в Марьиной роще.

Летом Москва в значительной степени пустела. Состоятельные москвичи разъезжались по подмосковным дачам, все более входившим в моду. Множество дачников селилось в ближайших предместьях города (Сокольники, Богородское, Черкизово, Останкино, Кусково, Давыдково, Коломенское). С развитием железнодорожной сети круг дачных мест заметно расширился. Москвичи охотно селились теперь на лето в крестьянских домах Химок, Крюкова, Перова, Люберец.

Часть московской аристократии переезжала на лето в Сбои роскошные дачи в Петровский парк, остатки которого сохранились ныне возле стадиона "Динамо" и Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. Несмотря на то, Что в Петровском парке "жить трудно из-за жуликов и штуцерных и артикулярных учений" (рядом, на Ходынском поле, находились летние солдатские лагеря), сюда тянулась и мещанско-купеческая публика: привлекали тенистые аллеи, летний театр, общественное гулянье с фейерверками. В одном из действий "Последней жертвы" Островский изобразил Петровский парк того времени. Бедняки предпочитали для гуляний другие места - Девичье поле и Трубную площадь.

Неотъемлемым элементом московской жизни были трактиры. Если рестораны, устроенные на европейский лад, можно было в то время пересчитать по пальцам, то трактиры, кабаки и иные "питейные заведения" стояли на каждой улице - их насчитывалось более 1500. Вечерами в наиболее крупных из них выступали русские и цыганские хоры. Особо знаменит был Цыганский хор Федора Соколова. Цыгане-песенники и плясуны обосновались в городе, выступая не только перед барами, но и для самой широкой публики. Цыганская песня проникла в то время в самую глубь городских масс, став частью их быта и песенной культуры. "Цыгане теперь разбрелись по трактирам, где охотники их пения могут слушать его, тратя несравненно менее прежнего. Никто уже теперь не едет в табор прокучивать там туго набитые бумажники", - писали "Русские ведомости".

Диким пережитком средневековья была травля медведей собаками, организовывавшаяся за Рогожской заставой и привлекавшая толпы зрителей. Катков было немного, и конькобежные соревнования на них не устраивались. Зимой 1867/68 г. открылся каток на Петровке (ныне каток "Динамо"). Единственным массовым спор-

тивным зрелищем тех лет были бега, происходившие зимой у Нижне-Пресненского пруда (у нынешнего Калининского моста), а летом - на месте современного ипподрома.

Как жили рабочие

Подъем промышленности и торговли в 1860-х годах породил новые формы эксплуатации московских трудящихся - капиталистические. Они были еще более мучительными потому, что сохраняли в себе пережитки эксплуатации крепостнической. Московский рабочий 1868 г., по существу, был совершенно бесправен. Рабочий день его длился 12 - 18 часов, заработная плата была чрезвычайно низка, при этом срок выдачи ее зависел от воли фабриканта. Рабочие были обязаны покупать продукты в фабричных лавках, где цены сильно превышали рыночные. Жилищные условия московских пролетариев были самыми бедственными - Подвалы, каморки, ночлежки. Охрана труда отсутствовала. Неграмотный или в лучшем случае малограмотный, забитый и измученный непосильным трудом рабочий в 1868 г. даже не помышлял о забастовках. Формы протеста ограничивались редкими жалобами на работодателя "властям предержащим". Жалобы эти обычно оставлялись без внимания.

Особо тяжело капиталистическая эксплуатация коснулась детей. Малолетние работали на производстве наравне со взрослыми с тем отличием, что поручался им самый неблагодарный, неквалифицированный и тем самым малооплачиваемый труд. Особо много Детей работало в качестве "учеников" в ремесленных и торговых заведениях. Помимо выполнения прямых своих обязанностей, ученики были обязаны обслуживать хозяев. За все это они не получали ни копейки, наоборот, родители обязаны были платить за обучение. Вот как описывалась тогда домашняя работа мальчиков, отданных в 1860-х годах в одно московское торговое заведение: "По строго заведенному порядку мальчики, придя домой (то есть из лавки в дом хозяина. - Ю. Ф.), тотчас снимали с себя платье и сапоги и облачались в посконные грязные халаты, подпоясывались веревками, на ноги надевали опорки. В таких арестантских нарядах каждый из них приступал к работе. Она заключалась в следующем: старшие мальчики по очереди ходили с ушатом на бассейн за водой; ее ежедневно требовалось не менее десяти ушатов. Младшие мальчики чистили платье и сапоги хозяевам и приказчикам, оправляли и зажигали десятка полтора ламп, чистили и ставили многочисленные самовары, кололи дрова, катали белье, возили снег с мостовой, бегали в булочную, в мясную лавку, в Никольскую аптеку и т. д." Любое действительное или ложное упущение влекло за собой рукоприкладство со стороны хозяина, членов его семьи, приказчиков.

С образованием пореформенных "мировых учреждений", то есть гласных судов, разбиравших мелкие дела, общественности становились известными некоторые особо яркие случаи произвола предпринимателей. Вот одно из таких дел. Утром 7 июня 1868 г. хозяйка модного заведения Крюгер, расположенного на Большой Дмитровке (ныне Пушкинская улица), заперла в дровяной сарай четырех 10-летних учениц за то, что девочки бегали на чердак и в погреб. Просидев до вечера без еды и питья, дети начали кричать и плакать. Это услышала и сообщила полиции мать одной из девочек. На суде было объяснено, что "закон, дозволяя меры домашнего исправления, не определяет, однако, ни качества, ни свойства их". Хозяйка отделалась небольшим штрафом. Над рабочими могли издеваться не только сами хозяева, но и их дети. Так, 5 августа 1868 г. в Москве слушалось дело 13-летнего купеческого сына Хухрикова, который измывался над служившим у его матери работником Степановым следующим образом: подсыпал ему в хлеб горьких семян, пускал в рот дым от папиросы, ударил палкой и, наконец, бросил в Степанова гирей. Мировой судья присудил Хухрикова к семидневному аресту. Мировой съезд, то есть вышестоящая судебная инстанция, отменил приговор и определил отдать Хухрикова "на исправление родителям". Нетрудно представить себе дальнейшую судьбу пострадавшего, осмелившегося пожаловаться на хозяйского сына!

Социальные контрасты

Капитализировавшаяся Москва была городом острых социальных контрастов. Непомерное богатство и роскошь соседствовали с самой отчаянной, неизбывной нищетой. Москва тех лет еще цепко держалась за старые обычаи, предрассудки и суеверия. Капиталистическая цивилизация несла с собой вместе с новыми привычками и вкусами специфические пороки и преступления: спекуляцию и биржевой ажиотаж, систематический обман и обсчет рабочих фабрикантами, подлоги и банковские аферы. Старые пороки смешивались с новыми, но главной движущей силой аморализма стала жажда быстрого и легкого Обогащения. Отныне основным мерилом богатства были уже не земля и не крепостные души, а деньги. Их всякий, кто имел, независимо от сословия и происхождения, мог вложить в "дело" и стать при удаче богачом: "Была бы догадка, а в Москве денег кадка".

Неурожай 1867 г., вызвавший голод во многих губерниях, политическая реакция, зыбкая экономическая конъюнктура, обусловившая серию банкротств, наконец, небывалые морозы, резко сократившие подвоз и повысившие цены на дрова и сельскохозяйственные продукты, - все это не способствовало оптимистической встрече но-

вого, 1868 года. Даже газеты писали, что ничего хорошего от наступившего года ожидать нельзя, суеверно ссылаясь на то, что он високосный.

Неустойчивое положение одних, перспективы обогащения других вызывали острое желание "заглянуть в будущее". В Москве в 1868 г. видимо-невидимо развелось ворожеек и прорицателей, как правило, одержимых, юродивых или притворявшихся таковыми. Их услугами пользовались не только малообразованные люди из низов, но и представители имущих классов.

Бичом Москвы были нищие. Их были тысячи, и встречались они всюду: и на центральных улицах, и возле роскошных магазинов, на церковных папертях, на рынках, бульварах, в кабаках. Особенно много нищих обитало на вокзалах. "Начиная от Покровской заставы (теперь Абельмановская) вплоть до станции (Нижегородской ж. д., расположенной за Рогожской заставой), экипажи провожают ребятишки в ободранных лохмотьях с криками о подаче милостыни", - писали "Московские ведомости". Наряду с нищими действовали наглые попрошайки. То и дело на улицах Москвы появлялись мнимые погорельцы на подводах с подожженными оглоблями, в ободранной и закопченной одежде. Их называли "шуваловцами" или "шуваликами" - по имени графа Шувалова, таким образом заставлявшего некогда своих крестьян собирать оброк в городе. С развитием железных дорог зародился новый тип попрошаек: сомнительная личность приставала к прохожим, говоря, что не хватает мелкой суммы на железнодорожный билет для возвращения на родину. Современники свидетельствуют, что нищие, как и уголовники, были объединены в Москве в корпорации, негласно связанные с полицией обязанностью платить налог со своих доходов.

Прилив населения, массовое деклассирование вызывали рост уголовной преступности. Летом в садах и парках орудовали шайки грабителей. Один журналист того времени привел своеобразную классификацию московского уголовного мира: громилы, жулики, ерши (карманники), лошеводы (конокрады), форточники; хитро действовали "подоконники" - воры, маскировавшиеся под маляров и штукатуров и залезавшие летом в открытые окна. "Дурманщики" завязывали знакомство с приезжими крестьянами и спаивали их, подмешивая в вино дурман; очнувшись, крестьянин не находил ни денег, ни лошади с телегой. "Барышниками" назывались скупщики и продавцы краденого. Появились "аферисты", действовавшие с помощью ловкого, тонко рассчитанного обмана. Рост банковских и биржевых операций вызвал к жизни волну подлогов и фальсификаций. Процветала проституция: в переулках, соединявших Цветной бульвар со Сретенкой, функционировали десятки публичных домов. Отвратительной клоакой, собиравшей деклассированные элементы со всего города, был печально знаменитый Хитров рынок в Подколокольном переулке у Солянки.

Для оказания помощи жертвам социального зла городские власти выделяли мизерные средства. Развивалась частная благотворительность за счет того же самого источника, откуда проистекало и самое зло, - от крупного капитала. Выделять частицу своих доходов на благотворительные цели считалось у Тит Титычей делом богоугодным. На средства купцов и фабрикантов открывались новые богадельни, дома призрения, больницы для бедных, заведения для перевоспитания малолетних преступников. Самыми щедрыми благотворителями в Москве были Солодовниковы, Хлудовы, Солдатенковы, Морозовы, Бахрушины, Медведниковы; они же считались самыми богатыми людьми "первопрестольной". Но отпускаемые ими средства оказывались каплей в море: причину бедствий обездоленной массы, заключавшуюся в самой социальной системе, нельзя было искоренить без уничтожения этой системы.

Сто лет - срок большой. Из ста лет, отделяющих нас от Москвы 1868 г., полвека падает на советский период, когда темп развития города ускорился во много раз и Москва стала той, какой мы ее знаем сегодня. Фрагментарные сведения о Москве, какой она была сто лет назад, заставляют задуматься о многом. И прежде всего о тех великих идеях и делах, которые превратили вторую столицу старой России в первую столицу нового, социалистического мира.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Ю. А. ФЕДОСЮК:

Комментарии: