("Теократическая держава" Шамиля)

Движение, широко охватившее северо-восточный Кавказ с первой половины XIX в. и долго препятствовавшее завоеванию Кавказа русским царизмом, движение, одним из виднейших представителей и вождей которого был Шамиль, известно в литературе под именем мюридизма. Старые военные историки, отражавшие официальную точку зрения царизма, стремились изобразить это движение как вспышку мусульманского религиозного фанатизма, как результат дикой, едва не зоологической ненависти магометанских мулл к культуре и цивилизации, вносимым царизмом в горские области. "С 1824 г., - пишет один из этих историков, - окончательно водворилось спокойствие в юго-восточном Дагестане. Нет сомнения, что Дагестан трудно было бы узнать по прошествии каких-нибудь 20 лет, если бы только особенные обстоятельства не воспротивились этому. Эти обстоятельства были религиозные проповеди горского фанатика Кави муллы, впервые отозвавшиеся в Гимрах и охватившие впоследствии весь Дагестан и Чечню. Мелкие племена его, до сего времени ничтожные своей раздельностью, полудикие, не имевшие даже точных религиозных понятий, связались в одно целое и, возбуждаемые проповедями фанатика при недоступной местности, ими обитаемой, сделались опасными врагами"¹ .

Эта концепция великодержавного шовинизма исключает то, что мюридизм был привнесен в широкое национально-освободительное движение, что магометанское духовенство, представитель аульской верхушки, только присоединилось к движению и использовало его; великодержавные историки не признают факта жесточайшей эксплоатации царизмом горской крестьянской массы, так как это было бы равносильно признанию грабительского характера колониальной политики царизма, а поэтому представители официальной царской истории на первый план выдвигают религиозную агитацию и порожденный этой агитацией фанатизм горской массы, пошедшей за муллами.

Согласно той же концепции горцы лишь много лет спустя убедились, что царизм несет с собой культуру, и тогда стали массами уходить от своих фанатичных руководителей под защиту царизма. "Издавна вольные чеченцы, - пишет ротмистр царской армии чеченский рабовладелец У. Лаудаев, - наслаждаются свободой только в настоящее время (после завоевания Кавказа - Н. П. )... Они стократ счастливее теперь, чем в былое вольное время... Ныне они уже не походят на те нагие и голодные толпы, какие двенадцать лет тому назад, разоренные наибами, являлись под защиту русских"² . А всего лишь через 6 - 7 лет пос-

Статья представляет собой в несколько переработанном виде одну из глав подготовленной к печати книги "Имамат". Основные положения стать является результатом нашей совместной с т. Лихницким работы над проблемой мюридизма в истории горских народов Кавказа (моей - восточного и т. Лихницкого - западного).

¹ Окольничий, Перечень последних военных событий в Дагестане (1843 г.), "Военный сборник" N 1 за 1859 г., стр. 122.

² Лаудаев, Чеченское племя, "Сборник сведений о кавказских горцах", вып. VI, стр. 31.

ле того, как написаны, были эти слова, разразилось восстание 1877, г., до основания потрясшее царское владычество в "счастливой" Чечне, восстание, вызванное небывалыми жестокостями царской колониальной политики.

Чтобы понять действительный характер мюридистского движения, мы остановимся на анализе той политики, какая проводилась мюридизмом в период его могущества в горах, в 1840 - 1859 гг., на классовых отношениях внутри мюридистского государства, имамата и на взаимоотношениях власти с широкой горской крестьянской массой. Анализ этих вопросов поможет нам определить задачи, которые ставило руководство движения, а отсюда определится и самый характер движения. Но предварительно нам придется вкратце остановиться на тех условиях, в которых зародилось и развернулось движение, в первую очередь на анализе классов и классовой борьбы на северо-восточном Кавказе накануне мюридистского движения, в первой четверти XIX в. При этом вследствие скудности и неполноты сведений нам придется иногда пользоваться данными более позднего времени, отбирая из них те, которые действительны не только для середины, но и для начала XIX в.; в частности по целому ряду моментов мы используем данные о сословных отношениях, собиравшиеся царизмом в 60-х годах. Отношения, отраженные этими данными, существовали задолго до завоевания, как об этом неоднократно говорят и документы.

Краткий обзор обстановки, в которой сложился мюридизм, мы начнем с Дагестана. Первое, что обращает на себя внимание исследователя при анализе дагестанской экономики, это - господство феодальных отношений. Дагестанское общество четко делится на два основных класса: феодалы, с одной стороны, и крепостное или закрепощенное крестьянство - с другой. Первые распадаются еще на несколько групп, составляющих типичную феодальную лестницу. "Потомки шамхальского дома, - читаем мы в одном из документов, - делятся на два разряда. Одни из них, рожденные от матерей равного с отцами происхождения, титулуются биями или беками, а другие, рожденные от матерей неравного происхождения, именуются джанками. Между ними и потомками шамхальской фамилии первого разряда большая разница. Нравы, сохранившиеся здесь с незапамятных времен, установили такой строгий этикет почитания, которым джанко обязан бию или беку, что первый большей частью находится в роли почетного слуги (нукера) второго... Кроме беков из потомства шамхальской фамилии в некоторых деревнях владения Тарковского живут и другие бекские фамилии, известные под общим именем Карачи беков... У них также есть джанки, которые находятся к ним в тех же отношениях, в каких джанки шамхальской фамилии к бекам из того рода"³ , однако Карачи беки стоят на феодальной лестнице ниже беков шамхальских.

Таков состав высшего класса дагестанского общества - феодалов. Основным источником дохода для всех этих групп высшего класса служит беспощадная феодальная эксплоатация горской крестьянской массы. Эта последняя также распадается на ряд групп, стоящих в неодинаковой степени зависимости от своих владельцев.

Мы не будем останавливаться подробно на всех типах дагестанского крестьянства и возьмем для характеристики лишь зависимые группы

³ "Копия с записки об учреждении особой комиссии, которую предположено составить для определения личных и поземельных прав высшего сословия во владении Тарковском, ханстве Мехтулинском и наибстве Присулакском". Архив канцелярии наместника на Кавказе, 1860 г., св. N 8716, д. 42 - I - 42. Копия хранится в архиве Северокавказского горского научно-исследовательского института.

северного Дагестана, в основном дающие понятие о характере отношений между феодалами и крестьянством во всем Дагестане. Вот краткая сводка, которую мы находим в одном из официальных документов:

"В северном Дагестане существуют следующие виды зависимых сословий: 1) свободные поселяне: узденя, живущие на собственных своих землях, но управляемые беками.., которым издавна присвоено право полицейской расправы над этими поселянами, с вознаграждением от них некоторыми полевыми работами; 2) свободные же поселяне узденя, живущие на землях беков, с правом наследственного пользования этими землями и с обязательством вознаграждения землевладельцев выполнением разных обычных повинностей; 3) чагары, т. е. бывшие дворовые люди из рабов и рабынь, отпущенные из двора для заведения собственного хозяйства на земле бека, с обязательством выходить на работы владельца по востребованию... 4) рабы и рабыни (кулы и караваши), это здоровые люди невольники, не имеющие по туземным обычаям никаких прав; в отношениях к своим владельцам местные понятия жителей присваивают ним последним над невольниками безотчетные и безграничные права"⁴ .

Как видим, все без исключения крестьянство эксплоатируется феодалами, даже та группа "свободных поселян", которые владеют собственными землями. В отношении последних наш документ дает грубую, неумело сделанную мотивировку повинностей: уздени платят бекам за право полицейской расправы, предоставленное последним. Ясно, что корни повинностей лежат в совершенно иной плоскости, что как повинности, так и "право полицейской расправы" проистекают из одного и того же источника, из подчинения родов узденских родам бекским; отношения чеченские, отношения гораздо более примитивные, чем дагестанский феодализм, покажут нам механизм возникновения такого подчинения, и поэтому останавливаться на этом вопросе сейчас мы не будем.

Из всех перечисленных выше групп особенный интерес представляют кулы, рабы. В феодальном Дагестане эта категория уж отмирает и к середине XIX в. мы находим лишь очень незначительное количество рабов. Но источники говорят нам о том, что еще в начале XIX в. рабство играло видную роль в способах эксплоатации. Мы знаем о широком развитии работорговли, о значительных массах рабов, находившихся у дагестанских феодалов. Но рабство на северо-восточном Кавказе уже в описываемое время сменяется чисто феодальным закрепощением. О превращении раба в крепостного говорит нам хотя бы наличие слоя чагаров, бывших "дворовых людей из рабов и рабынь". Еще более ярко вскрывается процесс перехода раба на положение крепостного в Аварском и Казикумухском ханствах. Здесь, по свидетельству тех же документов, в начале XIX в. "существовало несколько деревень, населенных исключительно кулами, а именно в Аварском ханстве селение Ках из 49 дворов⁵ и в Казикумухском - деревни Кодрух и Четрух. Кулы этих трех селений имели оседлую жизнь, обрабатывали ханские земли и выручаемый с этих земель хлеб отдавали своим владетелям"⁶ . Эта группа кулов несомненно переходит от положения рабов к положению крепостных крестьян. Судя по некоторым упоминаниям, возмож-

⁴ "Сведения о видах крепостной зависимости, существующих у туземного населения Дагестанской области", Архив канцелярии наместника на Кавказе, 1866 г., св. 8711, д. N 21 - 19 - 22.

⁵ Руновский ("Взгляд на сословные права и взаимные отношения сословий в Дагестане", стр. 19) прибавляет сюда еще селения Хинниб, Кгуниб и Тхляилюб. Есть все основания предполагать, что прежде таких селений было значительно больше.

⁶ "Сведения о видах крепостной зависимости..."

но, что переход этот к началу XIX в. фактически осуществился. Для дальнейшего нашего анализа очень важно отметить то обстоятельство, что надобными массами полурабов, полукрепостных владеют крупнейшие феодалы-ханы.

Второй момент, на который нам необходимо обратить внимание при обзоре положения дагестанского крестьянства, - это положение узденей. Выше мы привели данные, свидетельствующие о зависимом положении узденей: уздени - это крестьяне, зависящие от феодалов, хотя формально и числящиеся свободными. Но среди этого слоя мы неожиданно наталкиваемся на верхушечную группу. "В некоторых деревнях, - сообщает уже цитированный нами выше документ, - есть фамилии, которые вследствие личных достоинств представителей своих пользовались несколько поколений первенствующим положением в своих обществах, считают себя узденями высшего разряда. Хотя эти фамилии и до сих пор сохраняют за собой особый почет в народе, но это, однако же, не дало им права на присвоение каких-либо преимуществ в виде сословного отличия от прочих узденей вообще"⁷ . Другими словами, эта группа не успела еще к 60-м годам XIX в. оформиться в самостоятельное сословие, она только растет в этом направлении.

Каковы же те "личные достоинства", которые выдвинули этот верхушечный слой узденей? Ответ на этот вопрос мы можем найти во многих, часто мельком бросавшихся замечаниях, рассеянных в документах и литературе. Так, в одной из записей дагестанских адатов мы читаем следующее: "Бек, когда желает, раздает райятские дворы, т. е. райятов, своим нукерам из узденей (разрядка моя - Н. П. ), как бы раздал имущество с указанием, какой двор которому нукеру должен платить и служить. Беки давали нукерам много райятских домов"⁸ . Райяты - крепостные крестьяне - почти, что параллель чагарам. Таким образом, уздень может оказаться владельцем крепостных. С другой стороны, он часто выступает перед нами как владелец рабов, о чем достаточно категорически заявляет, например Ольшевский: "Владельцами рабов, как пленников или приобретаемых покупкой, могли быть беки и уздени"⁹ . Само собой разумеется, что не каждый уздень действительно владел рабами; право, отмеченное Ольшевским, осуществлялось лишь наиболее зажиточными, узденской верхушкой. Эта-то последняя выступает перед нами в роли узденей-землевладельцев. Наконец нельзя не отметить значительную роль, которую сыграли в деле выдвижения верхушечного слоя узденей торговля и ростовщичество. По этому поводу мы располагаем целым рядом свидетельств, говорящих о торговых и ростовщических операциях зажиточной верхушки. Так, например, мы знаем, что двоюродный брат известного нам Гази Мухаммеда - Мухаммед Султан производил довольно значительную торговлю, в которой принимал участие и сам будущий имам¹⁰ . Укажем еще на значительное количество торговцев в Анди, где беков не существовало и где, следовательно, торговля находилась исключительно в узденских руках. Примеров подобного типа мы можем найти в литературе очень много. Все они свидетельствуют о том, что узденская верхушка росла не только на базе рабовладения и землевладения, но что к этим двум основным моментам присоединялись неразрывно с ними связанные торговля

⁷ "Копия с записки об учреждении особой комиссии..."

⁸ "Адаты об отношениях терекемейских райятов к своим бекам", Архив канцелярии наместника на Кавказе, 1867 г., св. N 8714, д. N 35 - 45. Цит. по копии, хранящейся в архиве Северокавказского горского научно-исследовательского института.

⁹ "Кавказ с 1841 по 1866 г.", см. "Русскую старину", 1893 г., т. VIII, стр. 292.

¹⁰ "Акты Кавказской археографической комиссии", т. XII, стр. 1494 - 1495.

и ростовщичество. Заметим еще, что наличие узденей-торговцев вовсе не говорит нам об особом оформившемся слое торговой буржуазии; везде, где мы видим торговца, он, оказывается, еще теснейшим образом связан с землей¹¹ .

Как и во всяком феодальном обществе, мы находим в Дагестане жесточайшую классовую борьбу между феодалами и крестьянством. Первые ведут наступление на земли узденей, расширяя барскую запашку, и этого процесса, процесса перехода узденских земель в руки беков, или, точнее говоря, ограбления узденей беками, не могла замолчать даже официальная царская комиссия, тщательно, однако замазывавшая сущность описываемого ею процесса. Один из документов 60-х годов, говоря о происхождении претензий крестьян, узденей, к бекам "до нашего (царского - Н. П. ) правительства, а частью и после занятия нами северного Дагестана", сообщает, между прочим: "Другие же из землевладельцев вызвали претензии живущих на их землях поселян тем, что стали расширять свое собственное хозяйство и через это уменьшили как пространство земель, находившихся до того в пользовании поселян, так и количество воды, служившей прежде для орошения поселянских полей"¹² . Одновременно повышались и крестьянские повинности (как, например в Мехтулинском ханстве), достигая иногда громадных размеров.

Весь этот процесс усиленного нажима на крестьянство встречает со стороны массы, как свободных, так и крепостных крестьян отпор, выражающийся в частых восстаниях крестьян против своих "владельцев" и приводящий иногда к отпаданию целых аулов от ханств. Особенно ярко этот процесс сказывается на ханстве Аварском, которое еще в конце XVIII в. владело всем Нагорным Дагестаном, а к концу первой четверти XIX в. ограничивалось уже пределами Аварского плоскогорья. Разумеется, далеко не везде классовая борьба приводила к распаду ханств, гораздо чаще победителями выходили феодалы, закабалявшие в результате своей победы узденскую массу.

Придя на северо-восточный Кавказ, царизм вмешался в борьбу феодалов с узденями; в целях захвата Дагестана царское командование повело политику поддержки местных феодалов, рассчитывая опереться на них. В результате между царизмом и дагестанской феодальной верхушкой заключено было неписанное соглашение, по которому феодалы продавали независимость Дагестана и получали взамен при поддержке царских штыков утверждение своего права на эксплоатацию зависимой крестьянской массы.

Один факт ярко иллюстрирует создавшееся в первой четверти XIX в. в Дагестане положение. Главнокомандующий на Кавказе Ермолов писал Грекову: "Вашему превосходительству известно, что некоторые из деревень шамхала, лежащие близко к койсубулинцам, возмутились. Генерал-майор фон Краббе донес мне, что, наказывая дерзость их и неповиновение, должен он был истребить две деревни"¹³ . Царское командование прямо рассматривало свое вмешательство в восстание как помощь шамхалу в его борьбе крепостной и закрепощаемой крестьянской массой. В результате такой политики царизма дагестанское крестьянство рассматривает уже царизм как силу, поддерживающую

¹¹ О некоторых исключениях из этого правила мы сейчас не говорим, так как они не меняют обшей картины.

¹² "Копия с записки об учреждении особой комиссии..."

¹³ "Предписание Ермолова Грекову" от 12 августа 1823 г., см. "Акты Кавказской археографической комиссии", т. VI, ч. 2, стр. 13.

местных феодалов, и к внутридагестанской классовой борьбе присоединяется борьба тех же масс с завоевателями, усиливающими феодальную эксплоатацию. К этой национально-освободительной борьбе, ведущейся крестьянской массой, примыкает позже и узденская верхушка, но она имеет свои особые задачи¹⁴ ; зажиточная группа узденей стремится не к освобождению от феодального гнета вообще, а к тому, чтобы самой стать на место прежней феодальной верхушки. Задачи эти достаточно ясно и убедительно вскрываются, однако позже, во времена имамата. Но, прежде чем переходить к общей характеристике самого мюридистского движения, мы должны бегло рассмотреть еще обстановку, сложившуюся к тому же времени в Чечне, роль которой в истории создания имамата никоим образом нельзя преуменьшать.

В противоположность Дагестану Чечня еще не знает феодализма, по крайней мере, в большей своей части. Здесь господствуют еще родовые отношения, и чеченское общество в основном построено по родовому признаку: мы находим здесь и племя, и фратрию, и род, и, наконец, даже образования, стоящие между родом и семьей. С этой стороны чеченский общественный строй отличается значительной численностью. Чеченский род и фратрия, "гаар" и "тейпа"¹⁵ играют во всех областях жизни громадную роль. Недаром один из царских историков заявил, что "ни качества личные, ни заслуги никогда не выкупают происхождения человека от слабой фамилии или бесфамильного (разрядка подлинника - Н. П. )". Однако это значение рода не должно заслонять от нас процесса образования классов и неразрывно связанной с ним классовой борьбы, которая играет огромную роль в истории Чечни в первой половине XIX в. Царская официальная история как раз и заняла, позицию, не позволявшую ей заметить классовую борьбу в чеченском ауле, позицию, отрицающую какое бы то ни было "общественное устройство" в Чечне и сводившую все исключительно к родовому строю. Царские офицеры, описывавшие Чечню, пытались представить, ее страной, находящейся в состоянии полной анархии, и тем самым оправдать захват ее царизмом. "Общества Аргунское и Назранское, - писал, например цитированный уже нами ротмистр Лаудаев, - находясь в первобытной грубости, и понятия не имели об общественной жизни"¹⁶ . Великодержавнические идеологи не хотели видеть зарождающихся классов, хотя в своей конкретной политике царизм строго учитывал их; и историку-марксисту приходится, прежде всего, заняться анализом действительных, а не изуродованных царскими авторами общественных отношений в Чечне начала XIX в.

Первое, что можно отметить в этих отношениях, это далеко двинувшееся вперед разложение рода. Особенно наглядно сказывается это на землевладении. Еще в конце 40-х годов автор, собиравший чеченские адаты, утверждал: "Право личной поземельной собственности доселе не

¹⁴ Эта позиция верхушечных слоев способна ввести исследователя в заблуждение, создав такое впечатление, будто бы верхушечные слои начинают революционное движение. Весьма интересно в этом случае указать на махдистское движение в Судане, близкое по характеру к мюридизму. По сообщению одного из руководителей этого восстания (Халифы Абдуллахи), в 1881 г. "люди стекались к нам массами, но они сами были бедны и еще искали у нас помощи. Богатые и состоятельные люди удалялись от нас" (Slatin Pascha, Feuer und Schwert im Sudan, Lpz. 1896, S. 134). Но после первых успехов восстания картина резко переменилась: "Теперь махди прямо вошел в связь с купцами из Эль-Обеид... Многие из них готовы были присоединиться к партии махди" (Ibid., S. 138).

¹⁵ Мы не согласны с большинством авторов, рассматривающих "тейпу" как род, но для дальнейшего это значения не имеет, и мы не будем останавливаться на этом вопросе особо.

¹⁶ Лаудаев, Чеченское племя, "Сборник сведений о кавказских горцах", вып. VI, стр. 8.

существует в Чечне"¹⁷ . Вся земля делится между родами, или, вернее между фратриями, наделяющими в свою очередь отдельные роды. "Каждый год, когда настает время пахать, все одноплеменники собираются на своих полях и делят их на столько равных дач, сколько домов считается в тохуме, потом уже жребий распределяет эти участки между ними. Получивший таким образом свой годовой участок делается полным его хозяином на целый год, обрабатывает его сам или отдает его другому на известных условиях или, наконец, оставляет неразработанным, смотря по желанию"¹⁸ .

Однако наряду с этой родовой земельной собственностью мы встречаем уже и собственность индивидуальную. Последняя возникает, прежде всего, на участки, расчищенные от леса индивидуальными силами. Другими словами, те роды или семьи, которые владеют рабами (о последних мы еще скажем ниже) и могут использовать даровую рабскую силу, выдвигаются на положение более крупных землевладельцев. Это обстоятельство сопровождается присвоением в индивидуальную собственности и родовых земель. Отдельные роды, гаары, выселяясь из гор на плоскость, продолжают владеть родовыми участками и взимать с оставшихся "братьев", пользующихся этой землей, особый вид повинностей - "бер", т. е. "подарок"¹⁹ . Этот последний термин, однако, вовсе не означает, что мы имеем здесь дело с действительным дарением. Слово "бер" введено с тем, чтобы создать впечатление сохраняющихся родовых отношений, чтобы прикрыть истинную сущность, уже начавшейся здесь эксплоатации. Вспомним замечание одного из авторов, описывавшего Чечню 50-х годов, сделанное им по поводу ростовщичества у чеченцев: "А как проценты магометанским законом запрещены, то их они называют добровольным подарком должника за оказанную им услугу"²⁰ . Наконец тот же "подарок" приведет нас и еще к одному типу зависимости, создавшемуся в эту эпоху в чеченском обществе. Речь идет о взаимоотношениях "сильных" и "слабых" родов. Один штрих, сохранившийся в ингушских преданиях и записанный Далгатом, бросает яркий свет на зависимость вторых от первых. "За покровительство, - пишет он, - слабые фамилии несли работы сильным", - и тут же оговаривается: "Это делалось не по обязанности, а как услуга"²¹ . Вряд ли нужно говорить о том, что это за "услуга" Таким образом, чеченское, общество знает уже эксплоататоров и эксплоатируемых. Первые - землевладельцы, пользующиеся повинностями, взимаемыми со вторых. Но одновременно они и ростовщики и рабовладельцы. Мы остановимся немного лишь на последнем моменте. Несмотря на распространенное мнение (кстати сказать, созданное той же великодержавной идеологией), утверждающее, что в Чечне не было сословий, что чеченцы "все - уздени", мы находим в Чечне наряду со свободными различных ступеней также и рабов - "лей". Эти последние - не только военнопленные, но и долговые рабы²² . Другими словами, расслоение чеченского общества двинулось уже достаточно далеко, чтобы можно было говорить о двух классах - рабовладельцев и рабов в среде самых чеченцев. Совершенно ясно, что рабовладелец

¹⁷ Леонтович, Адаты кавказских горцев, т. II, стр. 79.

¹⁸ Там же, стр. 79 - 80.

¹⁹ Лаудаев, Чеченское племя, "Сборник сведений о кавказских горцах", вып. VI, стр. 40.

²⁰ Самойлов, Заметки о Чечне, журнал "Репертуар и Пантеон" N 10 за 1866 г., стр. 48.

²¹ "Материалы по обычному праву ингушей", Владикавказ 1929 г., стр. 347.

²² Лаудаев, Чеченское племя, "Сборник сведений о кавказских горцах", вып. VI, стр. 62.

совпадал в Чечне с представителем "сильного" рода, в большинстве случаев также ростовщиком. Наконец те же "сильные" роды, пользуясь чисто военным своим преимуществом, "тайно похищали или же силой увлекали слабых людей соседних племен и своих соотечественников и продавали их за деньги или меняли на холопов же"²³ .

Таким образом, наличие классового расслоения в Чечне XIX в. мы можем считать доказанным. Это классовое расслоение ведет, прежде всего, к усиленной мобилизации земельной собственности и разграблению родовых земель. В качестве одного из мощных орудий ограбления слабых сильными действуют долговое право и особенно залог земли. Один из видов этого последнего, так называемая "кериесна", близко напоминающая залог в досолоновской Аттике, передает заимодавцу-ростовщику земли его должника до полной уплаты долга²⁴ ; благодаря этому праву ростовщики быстро округляют свои земельные владения. Процесс этот ведет к постепенному образованию в чеченском обществе "уважаемых" фамилий, претендующих на аристократизм.

Еще в начале XIX в. генерал Ермолов заметил, что "управление Чечней разделено из рода в род между несколькими фамилиями, кои почитаются старшинами"²⁵ . Понятно, что процесс разложения родовых отношений проходит в непрерывной борьбе нарождающихся классов. Сведений об этой борьбе у нас немного, они касаются главным образом тех моментов, когда представители сильных родов пытались превратиться в феодальных князей. Предания говорят нам о таких попытках как в Ингушии, так и в Чечне. Но до начала XIX в. родовые отношения были еще достаточно сильны, и претенденты на княжескую власть принуждены были обычно спасаться бегством.

Царизм и в Чечне, как и в Дагестане, сделал попытку опереться на эксплоататорские слои. Сначала сделали серьезную ошибку, поведя политику распространения власти притеречных, кабардинских и кумыкских феодалов на всю Чечню. Чеченцы оказали дружное сопротивление царским войскам и приведенным ими феодалам. Уже "в 1757 г. чеченцы вышли из должного повиновения своим владельцам и совсем оказались противными российской стороне и на явные противности обратилися. Почему того же года октября 23 дня Государственная военная коллегия предписала наказать их; привесть к прежнему повиновению; разорить и искоренить их, дабы они из гор на чистые места вышли"²⁶ . И тем не менее, несмотря на "разорение и искоренение" и на грозные приказы Государственной военной коллегии, "в 1760 г. чеченцы совсем выгнали от себя кумыкских владельцев"²⁷ .

В XIX в. тактика царизма меняется. Моментами, правда, еще вспоминают о планах подчинения Чечни притеречным феодалам, но в основном ставка царизма идет уже скорее на известную часть выдвигающейся аульской верхушки. Об этом говорят, и попытки подкупить Бей Булата, известного вождя чеченского восстания 1825 г., и данная в конце 30-х годов общая директива: "По мнению е. в. во всех горных обществах, которые с приближением к ним наших отрядов изъявят добровольную покорность, полезно на некоторое время сохранять прежний их образ управления и начальство над ними поручать пре-

²³ Лаудаев, Чеченское племя, "Сборник сведений о кавказских горцах", вып. VI, стр. 52.

²⁴ Иваненков, Горные чеченцы, "Терский сборник", вып. VII, стр. 37 - 38.

²⁵ Ермолов, Записки, т. II, стр. 21.

²⁶ Бутков, Материалы для новой истории Кавказа, т. I. стр. 259.

²⁷ Там же, приложение III. стр. 515.

данным нам туземцам, членам тех же самых обществ"²⁸ . В чеченских условиях такая директива ясно и определенно говорила о попытке войти в соглашение с зажиточной верхушкой аула. Но верхушка эта в целом занимала скорее колеблющуюся позицию, иногда поддерживая царизм, иногда же, наоборот, идя вместе с восстающей крестьянской массой.

Такова была в самых общих чертах обстановка на северо-восточном Кавказе во время возникновения мюридистского движения. Это последнее возникает, прежде всего, как крестьянское восстание, направленное и против феодалов и против завоевателей. Однако руководство этим восстанием сосредоточено вовсе не в руках представителей крестьянской массы. Все командные посты заняты представителями мусульманского духовенства, наиболее известными и "уважаемыми" мусульманскими "учеными". А последние никоим образом не могли являться представителями масс. Абдулла Омаров, выходец из мусульманской духовной среды, откровенно заявляет, что "первостепенные ученые... по большей части бывают из зажиточных людей" и что "ученый горец, не имеющий большого тохума (фамилии) или происходящий из простого сословия, хотя бы он хлебнул семь морей наук, не имеет никакого особого значения в гражданском быту"²⁹ . Таким образом, руководство крестьянским восстанием оказывается в руках примкнувшей к этому восстанию аульской верхушки, как Дагестана, так и Чечни. Впрочем, необходимо отметить, что более развитый экономически Дагестан (Чечня служит для Нагорного Дагестана основным поставщиком хлеба, получая взамен, продукцию кустарной промышленности) играет и большую роль в руководстве, что сильно сказалось затем на чеченско-дагестанских взаимоотношениях уже во времена имамата.

Первые годы восстание то разгорается, то потухает, и за 10 лет, протекшие от выступления первого имама до чеченского восстания 1840 г., трудно разглядеть истинное лицо мюридистского руководства в хаосе событий. Но 40-е годы оказываются годами небывалых успехов мюридизма. В 1840 г. вспыхивает поголовное восстание чеченцев, в 1841 г. к нему примыкает большая часть Нагорного Дагестана, в 1842 г. терпит решительный крах попытка царизма подавить его и едва не гибнет в ичкерийских лесах военная экспедиция ген. Граббе. Наконец в 1843 г. мюридизм овладевает всем Аварским плоскогорием, вспыхивает восстание в шамхальстве, и владычество царизма на северо-восточном Кавказе стоит перед угрозой полного краха. С этого момента мы имеем уже достаточное количество сведений, рисующих лицо руководящих восстанием слоев.

Перед властью, организовавшейся на территории, охваченной мюридистским восстанием, после успехов 1840 - 1843 гг. стояли две основные задачи. Первая из них - организация отпора завоевательной политике царизма, борьба за независимость. Эта задача поставлена была перед имаматом и его руководящей верхушкой в первую очередь крестьянскими массами, наиболее сильно страдавшими от царской колониальной политики и восставшими против царизма в 1840 г. Имамат вышел из крестьянского восстания, и его верхушка, если бы даже и хотела, не могла отказаться от этой первой и основной задачи. С другой стороны, узденская верхушка, заинтересованная в эксплоатации крестьянской массы, ставит перед властью вторую задачу: обеспечить гос-

²⁸ "Отношение Чернышева Головина" от 15 января 1839 г. N 296, "Акты Кавказской археографической комиссии", т. IX, стр. 237.

²⁹ Омаров, Воспоминания муталима, "Сборник сведений о кавказских горцах", вып. II, стр. 61.

подствующее положение этой верхушки, с одной стороны, устранив конкуренцию старой феодальной аристократии, а с другой - создав все условия для беспрепятственной эксплоатации крестьянских масс. Иными словами, верхушечные слои узденей стремятся теперь выдвинуться на роль "нового дворянства". Выполнение этой-то задачи, составлявшей основное содержание всей социально-экономической, военной, внутренней политики имамата, и привело, в конце концов, имамат к развалу, а правящие слои нового государства - зажиточную узденскую верхушку и ее идеологов, мусульманских "ученых" - к предательству.

Займемся, прежде всего, проведенной Шамилем социальной реформой. Из рассмотрения ее нам станет, ясна и политика имамата в вопросе о ликвидации прав и привилегий старой феодальной верхушки. Здесь предварительно следует отметить одно интересное обстоятельство: подавляющее большинство наших источников говорит как будто об антифеодальной направленности политики имамата. Однако высказывания их настолько туманны и общи, что извлечь из них конкретные факты почти не предоставляется возможным. Возьмем несколько примеров.

Фаддеев в своей известной книжке "60 лет кавказской войны" высказывается по интересующему нас вопросу как будто бы очень категорически: "Владетели, дворяне, где они были, наследственные старшины, люди уважаемых родов или просто уважаемые лично до появления мюридизма были вырезаны один за другим, и в горах устроилось на время совершенное равенство, потому что не осталось никого, кроме черных людей"³⁰ . Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что вся эта тирада относится лишь к истреблению аварских ханов в 1834 г., т. е., как раз к тому времени, когда, по другим сведениям, ничего в смысле социальной реформы не проводилось. Никаких фактов в подтверждение своего заявления Фаддеев не приводит.

Большинство других источников лишь глухо упоминает о введенном Шамилем всеобщем равенстве. Вот, например формулировка Окольничьего писателя, в общем, хорошо осведомленного в кавказских делах: "Шамиль, сам плебей, поддерживает плебейство, тщательно истребляет аристократию, которая, как, например, в Аварии, имеет свои предания и даже втайне сочувствует прежнему порядку вещей"³¹ . И опять-таки отсутствует конкретный фактический материал, который дал бы возможность ближе ознакомиться с характером сдвига, происшедшего в горах в 40-х годах XIX в.

Пойдем дальше. Один из официальных документов этой эпохи гласит, что Шамиль с 1836 г. "начал проповедывать всеобщее равенство, истребление ханов и всякой наследственной власти..."³² . Опять та же общая формулировка, почти ничего не говорящая о сущности политики имамата.

Таких примеров мы могли бы привести очень много: подавляющее большинство авторов упоминает о "равенстве", не объясняя конкретного значения этого термина. Попытаемся разобраться в этих туманных сообщениях. Прежде всего, дело очевидно не в физическом истреблении феодальной аристократии, хотя некоторые случаи подобного рода и

³⁰ Фаддеев, 60 лет кавказской войны, Тифлис 1860 г., стр. 33.

³¹ Окольничий, Перечень последних военных событий в Дагестане (1843 г.), "Военный сборник" N 2 за 1859 г., стр. 401.

³² "Обзор по управлению левым флангом кавказской линии за 1839 г.", Объединенный горский исторический архив, фонд штаба войск левого крыла кавказской линии, д. N 8 за 1839 г.

можно было бы привести (например, истребление аварских ханов, казнь Булач хана, истребление тилитлинских беков, убийства отдельных боков). Из слов Окольничьего видно, что в Аварии, например аристократия, живет и здравствует, даже "втайне сочувствует прежнему порядку вещей". Но аристократия эта целиком (или почти целиком) отстранена от власти. "Для приобретения себе приверженцев имам обратился к самому бедному классу населения. Он окружил себя бездомовниками, облек их в грозное звание мюридов и отдал в их распоряжение всю массу подвластного ему населения"³³ . Мы увидим дальше, из каких "бездомовников" вербовалась административная верхушка имамата - наибы. Офицеру царской армии ликвидация власти ханов и беков не могла представляться иначе, как передача ее "бездомовникам", "черни". Это подтверждает и Окольничий: "Для того чтобы достигнуть наибского звания, не надо происходить из знатного рода; для этого требуются способности, усердие и верность имаму"³⁴ .

Наиболее, пожалуй, показательными являются факты, приведенные Магометом Тагиром Карахским об организации управления в занимавшихся Шамилем областях. Так, при занятии ханства Казикумухского (в 1841 г.) Шамиль назначил наибом казикумухским Яхья Хаджи. Оказывается, что наиб казикумухский происходил из ханского казикумухского рода (был чанка этого рода), выступал в качестве претендента на ханскую власть и в 1833 г. бежал к Шамилю. Характерны во всем этом два момента: прежде всего то обстоятельство, что среди шамилевских наибов были не только "бездомовники". Это подтверждается высоким положением в имамате Даниэль бека, султана Елисуйского и некоторых других видных деятелей мюридизма. Но нас здесь интересует и другая сторона вопроса: Хаджи Яхья назначен был не ханом, а наибом. Этот факт резко подчеркивает замену прежней системы управления новой. Другой факт, приводимый тем же Тагиром, относится к походу наиба. Мак Мухаммеда в Кайтаг и Табасарань. "По прибытии на место Мак Мухаммед ввел там шариат со всеми его правопорядками и назначил из местного населения наибов, мулл и помощников"³⁵ .

Из этих фактов ясно, что система управления, вводившаяся Шамилем, не становилась рядом со старой и не использовала старую (если не говорить об отдельных лицах), а целиком уничтожала ее, заменяя новой. Уже этот момент, - а его мы можем считать несомненным, говорит о многом. Прежде всего, не подлежит сомнению, что старая ханская и бекская феодальная верхушка получила в результате укрепления имамата очень серьезный удар. Система управления, основанная целиком на присвоении административной и судебной власти бекам, теперь ликвидируется. Следовательно, феодальная верхушка теряет это право и привилегии, связанные с политическим господством, и должна уступить их администрации имамата. С другой стороны, реформа управления бьет беков непосредственно и в экономическом отношении, ибо, как мы видели выше, административные и судебные функции доставляли феодалам немалые выгоды, а упразднение бекской системы управления заставляет старую феодальную верхушку отказаться от всех связанных с администрированием поборов. Таким образом, уже

³³ А. Д. Г., Обзор последних событий на Кавказе, "Военный сборник" N 10 за 1859 г., стр. 487.

³⁴ Овольничий, Перечень последних военных событий в Дагестане (1843 г.), "Военный сборник" N 2 за 1859 г., стр. 401.

³⁵ Магомет Тагир из Караха, Три имама, "Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа", вып. 45, стр. 187.

проводя административную реформу, мюридизм бил по исключительному положению феодалов.

На место ликвидируемого феодального управления имамат ставил свое. Подробно административную систему имамата мы разберем несколько ниже, теперь же остановимся лишь на вопросе о сроке проведения этой реформы и на особенностях, которые она имела в Чечне. Обращаясь к цитированному уже Магомету Тагиру, мы находим у него первое упоминание о назначении наиба³⁶ , относящееся ко времени похода Шамиля на Унцкуль, перед занятием царскими войсками Хунзаха. Это приблизительно 1836 г. Другие источники датируют начало шамилевских реформ этим же годом. Если принять во внимание то обстоятельство, что наиболее важная из реформ - освобождение части кулов - датирована примерно 1843 г., то значение замены бекского управления наибским как первого серьезного удара феодальной верхушке станет ясно. Вспомним здесь, что второй имам Гамзат бек, судя по всему, дошедшему до нас, даже после истребления аварских ханов не пытался вмешиваться в систему управления. Следовательно, только третий имам начал серьезную борьбу с феодалами, другими словами, только к его времени мюридизм оформляет окончательно свою программу.

Переходя к вопросу о наибствах Чечни, мы должны внести поправку во все, сказанное выше о значении реформы управления. Введение наибского управления могло играть указанную роль только в Дагестане. В Чечне (по крайней мере, в той ее части, которая вошла в состав имамата) феодальной верхушки не существовало, и, следовательно, введение наибов не могло здесь сыграть той роли, какую оно сыграло в Дагестане. Скорее придется допустить обратное, а именно, что назначение наибов способствовало разложению родовых отношений в Чечне. Вопрос о том, как мог происходить подобный процесс, и факты, подтверждающие его наличие, мы разберем ниже, вместе с разбором всей административной системы имамата, ее социальной сущности и тех последствий, которые ею вызывались.

Вторым ударом, ударом уже сокрушающим для ряда старых дагестанских феодалов, была сословная реформа имамата. Наиболее четко сформулировано известие о ней у Руновского³⁷ . "Прежде всего, он (Шамиль - Н. П. ) уничтожил сословные различия обращением дворян в, узденей..." Вот это-то уравнение в правах узденей с дворянством и послужило основой для всех сообщений о введенном третьим имамам всеобщем равенстве, о демократичности общественного строя нового государства. Несомненно, что введение такого типа равенства было одним из мероприятий в целой системе, проводившейся имаматом в целях ликвидации господства феодальной верхушки. В чьих же интересах действовала в данном случае государственная власть? Интересы, какой группы населения нашли свое отражение в приведенном постановлении? В первый момент кажется, что выигравшей стороной оказывается узденская масса в целом. Это обстоятельство дало в дальнейшем повод к целому ряду ошибок со стороны некоторых исследователей, пытавшихся изобразить дело так, как будто все уздени выступали в мюридистском движении единым сомкнутым фронтом.

На деле положение много сложнее. Об истинном характере антифео-

³⁶ Магомет Тагир из Караха, Три имама, "Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа", вып. 45, стр. 187.

³⁷ Руновский ("Взгляд на сословные права и взаимные отношения сословий в Дагестане", стр. 19) Дословно то же место имеется и в дневнике Руновского от 10 марта 1861 г., см. "Акты Кавказской археографической комиссии", т. XII, стр. 1487.

дальних постановлений имамата говорит нам другая реформа, реформа, наиболее важная для ликвидации господства феодальной верхушки, реформа, подорвавшая экономическую мощность феодалов. К сожалению как раз об этой-то реформе мы имеем лишь одно прямое известие, и поэтому исследователю приходится для проверки прибегать к косвенным указаниям. Мы имеем здесь в виду "освобождение" рабов, проведенное третьим имамом.

Приведем, прежде всего, прямое и наиболее полное свидетельство об этой реформе, записанное Руновским. "С распространением имамской власти в местах, где господствовало крепостное право, Шамиль тотчас же принимал меры к прекращению такого порядка вещей. Прежде всего, он уничтожил сословные различия обращением дворян в узденей, а вслед затем объявил, безусловно, свободными тех из принадлежавших им крестьян, которые составляли исключительное население какой-либо местности... Таким образом, жители четырех деревень - Кахх, Хинниб, Кгуаниб и Тхляилюб, расположенных неподалеку от Хунзаха и с незапамятных времен составляющих собственность аварских ханов, первые получили свободу и тотчас были подчинены общим правилам, действовавшим во всем крае... Вместо прежних условий крепостного быта, по которым весь труд крестьянина принадлежал помещику, распоряжавшемуся в его доме, как в своем собственном, освобожденные рабы были обложены, такой же точно податью в пользу общественной жизни, какую платило население целого края"³⁸ .

На этом заканчивается вопрос об освобождении рабов, принадлежавших ханам и бекам. Подчеркнем пока только два момента: во-первых, речь идет о кулах, как это видно из предыдущего контекста; узденей эта реформа не затрагивает, но уздени, очевидно, освободились от платежа повинностей при уравнении сословий и поэтому в особом освобождении не нуждались. Во-вторых, и это наиболее интересно, речь идет не о всех кулах вообще, а лишь о тех, которые поселены были целыми деревнями. Это говорит уже о многом: мы знаем, что, поселяя пулов целыми селениями, владельцы (ханы или беки, так как уздени не могли, конечно, иметь такое количество рабов, чтобы населять ими целые аулы) фактически переводили их на положение крепостных. То обстоятельство, что эти крепостные получали теперь полную свободу, наносило решительный удар экономическому господству феодальной верхушки.

Но, справившись с феодалами, имамат совершенно иначе подошел к вопросу о верхушечной прослойке узденей. Продолжим цитату: "В деле освобождения остальные крестьян, не составлявших отдельного населения, а проживающих при своих владельцах в вольных селениях (разрядка моя - Н. П. ), Шамиль руководился указаниями корана. Но, утверждая за владельцами неограниченные права в отношении личности и имущества собственно пленных, он подчинял потомство их совсем иным условиям, именно: крепостные, обращенные в хлебопашцев, обязаны были отдавать своим владельцам половину произведений сельского хозяйства. Самая земля вместе с усадьбой все-таки составляла собственность помещика, который, как это было и у нас, имел право оторвать земледельца от его занятий и обратить на какое-нибудь другое дело. Дворовые люди должны были исполнять всякие работы безвозмездно, но владельцам их Шамиль вменил в обязанность снабжать своих людей всем необходимым и обращаться с ни-

³⁸ Руновский, Взгляд на сословные права и взаимные отношения сословий в Дагестане, стр. 19 - 20. То же в указанной записи в дневнике.

ми человеколюбиво... Распоряжения свои Шамиль привел в исполнение окончательно в 1843 г.".

Таким образом, по Руновскому, имаматом проведена неполная ликвидация зависимых отношений в дагестанских обществах, причем частично сохранено рабовладение (право владеть пленными), часть же рабов превращена в крепостных крестьян, обязанных своим господам определенными повинностями. Попытаемся проверить каждый из этих трех моментов. О ликвидации имаматом зависимых отношений в Нагорном Дагестане мы находим некоторые указания в позднейших официальных и литературных источниках. Характерным является то обстоятельство, что позже, при "освобождении" зависимых сословий в Дагестане царизмом, последних в Нагорном Дагестане не оказалось. Таким образом самый факт освобождения кулов и во всяком случае поселенных целыми деревнями, может считаться в достаточной мере установленным.

Значительно хуже обстоит дело с вопросом о сохранении рабовладельческих прав узденской верхушки. Тут уже возможна лишь косвенная проверка. Попытаемся привести некоторые данные, говорящие в пользу изложенного Руновским. У цитированного уже дагестанского историка (вернее летописца) Магомета Тагила мы находим следующий интересный бытовой факт, рисующий взгляды Шамиля на рабство: "Однажды к Шамилю явилась черкесская женщина по имени Газиз. Она жаловалась ему, что была похищена и продана в рабство каким-то неизвестным ей человеком, и просила освободить ее. Имам ответил ей, что он, к сожалению, ничего не может сделать ей в помощь"³⁹ .

Этот факт, рисующий отношение имама к вопросу о рабстве, очень характерен. Если взять только его и указания на освобождение зависимых сословий во время имамата, получится вопиющее противоречие. Сообщение Руновского помогает устранить внешнюю несогласованность двух свидетельств.

Свидетельство Магомета Тагира не единично. Так, в 1845 г. "Шамиль запретил горцам беглых солдат записывать к себе в рабы, а дозволил служить им по найму, рабами же повелел считать только тех, которые попадались в плен при стычках с русскими войсками и при набегах"⁴⁰ .

Можно привести и другие сообщения такого же порядка. Стоит лишь вспомнить многочисленные свидетельства военно-исторической литературы об отдаче в рабство захваченных в сражениях пленных, чтобы факт неполной ликвидации зависимых отношений был признан несомненным, а сообщение Руновского и во второй своей части соответствующим истине.

Наиболее трудна проверка последнего, третьего момента в приведенной цитате из работы Руновского. Тезис, о превращении рабов в крепостных не находит себе подтверждения в литературе (хотя нет и указаний, прямо ему противоречащих). Между тем как раз он является едва ли не центральным пунктом всей проблемы "освобождения" зависимых сословий в эпоху имамата. И здесь нам приходится судить о достоверности факта, лишь сопоставляя его с чеченскими отношениями, в частности с практиковавшимся в Чечне выселением рабских родов на землю. В Чечне это выселение приводило к установлению "бера", вносимого рабской тейпой тейпе - владелице земли. Реформа, переданная нам Руновским, очень близко напоминает чеченские отно-

³⁹ Магамет Тагир из Караха, Три имама, "Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа", вып. 45, стр. 117 - 118.

⁴⁰ Ржевусский, 1846 год на Кавказе, "Кавказский сборник", т. VI, стр. 402.

шения, и нет ничего невозможного в том, что она действительно была проведена в жизнь.

К этому нужно прибавить еще одно замечание: все факты, сообщаемые Руновским и поддающиеся проверке, подтверждаются. Работа Руновского в целом - довольно надежный источник. Поэтому, приняв после предварительной проверки первые два момента его сообщения, мы можем принять и третий, не рискуя впасть в серьезные ошибки.

Перейдем теперь к оценке фактов, сообщаемых Руновским. Из них мы можем, во-первых, заключить об антифеодальной направленности "освобождения" зависимых сословий, проведенного имаматом, во-вторых, - и это наиболее важно - о крайне бережном отношении имама к привилегиям узденской верхушки. К чему, в конечном счете, приводила реформа? К тому же "уравнению сословий", но только "уравнение" это сказывается несколько своеобразно. В то время как часть зависимых поднимается на степень свободных (условия этого освобождения тоже неясны), значительная масса рабов или остается в прежнем, рабском положении или переходит на положение крепостных. Таким образом, масса зависимого населения ничего не выигрывает от реформы. Некоторые выгоды получает узденская масса, переставшая платить повинности бекам или ханам. Но наиболее заботливо относится реформатор именно к верхушечному слою узденей, к рабовладельцам. Собственно в их интересах и проводится вся реформа. На это указывает, с одной стороны, высвобождение узденей из-под зависимости от феодальной верхушки, с другой - сохранение за верхушкой аула права на эксплоатацию зависящих от нее групп.

Выводы, сделанные нами из анализа сообщений Руновского об "освобождении" зависимых сословий, многое объясняют и в реформе административной. Здесь мы также находим стремление, высвободить узденскую верхушку от зависимости феодалам и укрепить ее командующее положение в имамате. В дальнейшем, анализируя устройство управления имамата, мы приведем факты, говорящие в пользу второй части выдвинутого здесь положения. Что же касается первой, антифеодальной направленности административной и сословной реформы, то мы считаем ее достаточно доказанной и возвращаться к ней не будем.

Перейдем теперь к вопросу о государственном устройстве имамата. Широко известно, что в нем мы имеем дело с теократией. В самом деле, глава государства является, прежде всего, верховным духовным лицом, а уже отсюда он пользуется и светской властью. Имам - прежде всего духовный вождь магометан и лишь как таковой является вождем светским - главнокомандующим в священной войне, главой в мусульманском государстве. И самое понятие "мюридистское государство" теснейшим образом связывает воедино именно духовную и светскую власть. А теократичность имамата уже сама по себе говорит о многом: она заставляет вспомнить о крестьянских движениях эпохи феодализма, выступающих чрезвычайно часто в религиозной оболочке, и достаточно ясно говорит о захвате руководства движением вовсе не представителями крестьянских масс.

Также построена и вся система управления: каждый из административных представителей имамата в то же самое время оказывается уполномоченным имама и по духовным вопросам. Как правило, все представители "власти на местах" оказываются муллами, представителями мусульманского духовенства. Более крупные должности заняты "учеными", но и это - те же муллы, только имеющие большее духовное образование. Одним словом, руководство имамата сверху донизу - духовное руководство.

Однако, несмотря на подчеркиваемое многими источниками сосредоточение всей власти в руках имама, мы находим во главе нового государства два учреждения, характер отношений которых с имамом заставляет гнести значительные поправки в установившееся мнение. Очень интересно отмстить здесь, что наиболее важные сведения об этих учреждениях исходят из дагестанских источников, что заставляет думать о недостаточной осведомленности во внутренних делах имамата многих официальных источников. Последние плохо различают структуру государственной власти в чеченско-дагестанском государстве.

Первое из этих учреждений - "совет ученых". Он имеет довольно широкую известность. Ссылки на него встречаются в официальных документах, о нем неоднократно упоминает Магомет Тагир, приписывавший этому "совету" чрезвычайно значительные полномочия. Некоторые данные о том же сообщают Руновский в биографии Шамиля⁴¹ и некоторые другие авторы. "Совет ученых" - не постоянно действующее учреждение. Он собирается от случая к случаю. В составе его - все виднейшие представители мусульманского духовенства, мусульманские ученые. Здесь мы можем найти такие имена, как Джемал, Эддин, Заголов и многие другие.

Трудно сказать с уверенностью, включал ли "совет ученых" также и представителей от отдельных чеченских или дагестанских аулов или обществ, но некоторые данные в пользу такого предположения в источниках встречаются. Так, например, Гаджи Али, говоря об избрании Шамиля, сообщает: "Народ и ученые из некоторых деревень Хиндалала (Койсубу) собрались в Ашильту, избрали его имамом"⁴² . Но, разумеется, основная роль в таких "советах" принадлежала представителям мусульманского духовенства, "ученым".

Этот "совет" решает наиболее серьезные вопросы, и в частности большая часть упоминаний о нем относится к тем моментам, когда приходится выбирать нового имама. Таковы собрания "совета ученых" при избрании Гамзат бека и при избрании Шамиля. Для решения же вопроса о времени возникновения "совета ученых" необходимо, с одной стороны, вспомнить первые мюридистские совещания 20-х годов, с другой же - учесть беглое указание, встречающееся в делах 1829 г.: "Кази муллой впервые были установлены народные шариаты или совещательные собрания"⁴³ . Очевидно из соединения народных собраний, созывавшихся первыми проповедниками мюридизма, и совещаний самих мюридов и вырос затем "совет ученых".

Позже, в эпоху расцвета и упадка имамата, "совет ученых" как будто бы исчезает и заменяется съездами наибов совместно с другими видными представителями движения. И здесь, на наибских съездах, обсуждаются только наиболее крупные вопросы. Так, на одном из съездов Шамиль проводит кандидатуру своего сына Гази Мухаммеда в преемники себе, на другом известном андийском совещании 1847 г. ставится ряд решающих для судьбы имамата вопросов.

Однако постепенно эти съезды теряют характер высшей инстанции. Уже андийское совещание 1847 г. производит впечатление скорее совещательного, чем решающего. В дальнейшем же съезды наибов как будто окончательно замыкаются в узкий круг военных вопросов и превращаются в военные советы при главнокомандующем. Несмотря на такое

⁴¹ "Кавказский календарь" на 1861 г.

⁴² Гаджи Али, Сказание очевидца о Шамиле, "Сборник сведений о кавказских горцах", вып. VII, стр. 11.

⁴³ Волконский, Война на восточном Кавказе, "Кавказский сборник", т. XI, стр. 123. Автор ссылается здесь на Дела архива окружного штаба, 2 отд., ген. шт., 1829 г., N 86.

падение роли съездов на протяжении истории имамата, все же нельзя не считать их, по крайней мере, для начальных периодов, высшим государственным органом имамата.

Иначе выглядит другой совет - "совет имама", как его называет большинство источников, или согласно официальной терминологии - диван-ханэ. Вот как характеризует его один из официальных царских историков: "Для решения важнейших дел, относящихся к главному управлению страной, Шамиль учредил в 1841 г. верховный совет (диван-ханэ), состоящий из лиц, пользующихся его доверенностью, из заслуженных наибов и старших лиц духовного звания"⁴⁴ . Ряд любопытных подробностей о диван-ханэ сообщает сын Джемал Эддина - Абдуррахман. По его словам, "делами края имам занимался в общем, собрании членов своего совета ежедневно, кроме пятниц. В экстренных случаях он собирал свой совет по нескольку раз в день. Постоянными членами имамского сонета были следующие лица: 1) Мухаммед Эффенди Казикумухский (Кор Эффенди), 2) Раджабиль Магома Чиркеевский, 3) Яхья Хаджио, артиллерист, 4) Джемал Эддин, тесть имама, 5) Хаджио Дебир Каранайский и 6) Миттлик Муретазали, начальник мюридов - телохранителей имама... Во время совещания решения имама не встречали возражений только в тех делах, которые касались собственно жалоб на притеснения и вообще на неправильные действия наибов. Здесь голос его был вполне самостоятелен. Все же прочие дела частных людей между собой решались в совете по шариату, и решения эти, определяемые одним из присутствовавших, исправлявшим должность кади, утверждались прочими членами совета и имамом. Что же касается управления страной вообще, то все дела по этой части решались присутствовавшими с общего согласия и голос имама не имел здесь особенного значения: имам излагал только сущность дела и высказывал свое мнение. Члены же совета могли одобрить или опровергнуть его. Настойчивость имама могла иметь место в отношении только военных предприятий. Впрочем, нередко случалось, что и в других делах он видел необходимым поступать вопреки не всегда дальновидным мнениям своих советников"⁴⁵ .

Мы нарочно сделали такую длинную выписку, чтобы тем резче оттенить роль диван-ханэ как высшего органа управления в имамате. С этой стороны весьма интересно сообщение того же Абдуррахмана о докладах наибов, регулярно слушавшихся в диван-ханэ. Для заслушивания этих докладов назначены были даже специальные дни: для близких к резиденции имама наибств - в понедельник и вторник, для отдаленных - среда и четверг⁴⁶ . Таким образом, все управление подчиненными имаму народами сосредоточено было в специально созданном учреждении, составленном из нескольких видных деятелей имамата. Необходимо отметить, что разделения функций членов диван-ханэ по отраслям управления еще нет. Мы знаем только казначея Хаджио, но он не состоял в число постоянных членов совета: всеми делами занимались сам имам и весь совет в целом.

Таким образом, во главе управления имаматом мы находим "совет ученых", диван-ханэ и имама. Как же разделялись функции между ними, и кто по существу стоял во главе всего государства, был высшей властью? В первые периоды истории имамата верховной властью является как будто бы "совет ученых": ему принадлежит право выборов

⁴⁴ ***, Шамиль и Чечня, "Военный сборник" N 9 за 1859 г., стр. 136.

⁴⁵ "Выдержки из записок Абдуррахмана, сына Джемал Эддинова, о пребывания Шамиля в Ведено и о прочем", Тифлис 1862 г., стр. 9 - 12.

⁴⁶ Там же.

имама и общего направления политики. Но позже, с превращением "совета ученых" в съезд наибов, эта верховная роль совершенно стирается. Достаточно просмотреть протокол андийского совещания 1847 г., чтобы увидеть, что здесь уже власть явно принадлежит имаму, и съезд просто подчиняется ему. В самом деле, имам предлагает ряд мероприятий, заявляя при этом членам съезда:

"Те из вас, которые одобрят этот низам и согласятся поступать по нем, пусть подпишут свои имена и приложат печати свои на этом журнале... Если же между вами найдется такой, который не в состоянии будет перенести его трудностей и привести его в исполнение, тот пусть оставит свою должность и сойдет в число простонародья"⁴⁷ . Случаи, когда мнение имама одерживало верх, несмотря на то, что лишь меньшинство членов съезда поддерживало его, бывали и ранее⁴⁸ . Но такой формы безапелляционного распоряжения им все же не придавалось. Наконец в 1857 г. на хунзахском съезде наибов Шамиль уже прямо отдает распоряжения⁴⁹ . Таким образом, широкие съезды "ученых" с виднейшими мюридами, съезды, избиравшие имамов и руководившие политикой имамата, уже во времена расцвета мюридизма сменяются совещаниями наибов, выслушивающими и подписывающими распоряжения имама. Представителями верховной власти теперь являются уже не они. Однако, с другой стороны, таким носителем верховной власти не является и имам. Остановимся на этом моменте несколько подробнее.

Название "монархия Шамиля" нередко в нашей исторической литературе. Наряду с отмечаемой подавляющим большинством историков "демократичностью" политического строя имамата выдвигается тезис в монархической форме правления, введенной имамами. Между тем уже только поверхностное знакомство с государственным строением имамата показывает, что говорить о монархии здесь очень трудно. В самом деле, в первое время имамата съезд "ученых" не только избирает имама, он появляется всякий раз на поворотных моментах движения.

Вопросы общего направления политики ставятся на съездах в 1837 или 1838 г., когда съезд решает, отступать ли в Чечню или попытаться сопротивляться в Дагестане⁵⁰ (решение это повело к ахульгинской катастрофе 1839 г.), в 1843 г. - перед большим наступлением Шамиля на Аварию по вопросу о захвате аварских аулов⁵¹ и политике мюридизма в Аварии (по этому вопросу "совет" собирался дважды)⁵² , в 1847 г., когда решался вопрос о внутреннем положении имамата. Таким образом, примерно до середины 40-х годов Шамиль не является полновластным монархом. Во всех серьезных случаях он обращается к съезду (или "совету") виднейших представителей мусульманского духовенства и руководителей движения. И, несмотря на усиленное подчеркивание роли имама в источнике, сообщающем нам об этих съездах, все же ясно, что имаму приходилось считаться с мнениями "ученых". Показателем этого является в частности двукратный созыв "совета" по вопросу о переселении аварцев.

Во второй половине 40-х годов, как мы уже говорили, совет "ученых"

⁴⁷ "Низам Шамиля", "Сборник сведений о кавказских горцах", вып. III, Тифлис 1870 г., стр. 13 - 14.

⁴⁸ Магомет Тагир, Три имама, "Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа", вып. 45, стр. 93.

⁴⁹ "Низам Шамиля", стр. 17, где употреблена форма "имам приказывает".

⁵⁰ Магомет Тагир, Три имама, "Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа", вып. 45, стр. 93.

⁵¹ Там же, стр. 145.

⁵² Там же, стр. 149 и 151.

теряет свое значение, и фигура, имама приобретает большое значение. Но и здесь еще нельзя говорить о сосредоточении всей власти в его руках. Приведенные выше свидетельства Абдуррахмана показывают, что имаму в делах управления приходилось следовать указаниям своего узкого совета, диван-ханэ. Да и наиболее серьезные мероприятия по управлению, а в, особенности проекты законов, те могли пройти мимо этого учреждения. Об этом сообщает в своем дневнике Руновский. "Идея низама, - пишет он, - и сущность каждой статьи его принадлежат одному ему (Шамилю - Н. П. ) без всякого участия в создании их со стороны какого-либо другого лица⁵³ , и только каждую свою мысль перед обращенном ее в статью низама он передавал на рассмотрение членов своего верховного совета (дивана), которые были обязаны сообразить, не будет ли она в чем-нибудь противоречить основным правилам корана"⁵⁴ . Это свидетельство чрезвычайно показательно. Руновский, доказывая авторство Шамиля в составлении низама, не может, однако умолчать о роли диван-ханэ как учреждения законодательного, хотя и тщательно затушевывает ее.

Свидетельств, которые говорят об ограничении власти имама, имеется вообще немало⁵⁵ , и перечислять их здесь мы не будем, отметим только, что если и можно назвать имамат монархией, то монархия эта чрезвычайно своеобразна: основные политические вопросы здесь решаются съездом, а законодательство и управление принадлежат в значительной мере диван-ханэ.

Но, с другой стороны, пределы власти имама очень широки, и он иногда, как мы видели, отменяет постановления диван-ханэ или прямо предписывает совещаниям наибов. Нам кажется, что решение вопроса о сущности государственного строя имамата лежит в учете тех изменений, которые претерпевал этот строй на протяжении около 30 лет (1630 - 1859 гг.).

Будучи вначале государством, в котором верховная власть принадлежит виднейшим представителям духовенства (а может быть и духовенству совместно с делегатами населения), имамат постепенно переходит к формам монархической власти имама. Дойти целиком до последней имамату не пришлось, этому помешала катастрофа 1859 г., но в том, что имам стремился превратиться в наследственного монарха и сделал уже ряд шагов в этом направлении, вряд ли возможно сомневаться. В пользу последнего предположения говорят и отмечаемый всеми авторами рост "деспотизма" имамской власти и попытки Шамиля закрепить наследственность звания имама. Этот момент особенно показателен. Имам прилагает немало усилий к тому, чтобы его сын Гази Мухаммед был признан его преемником. Для достижения этой цели Шамиль идет далее на разрыв с виднейшими своими помощниками. Вот что говорит, например Хаджи Мурат, известный наиб:

"С давних пор Шамиль, чувствуя свою старость, предпринимает все меры для предоставления старшему сыну своему наследственной власти в горах. Даниэль бек и беглый цудахарец Аслан кади, сильные при Шамиле, желая повредить мне, уверили имама, что для предостав-

⁵³ Очевидно намек на Гаджи Юсуфа, который якобы составил низам (см. "Низам Шамиля", редакционное предисловие, стр. 5).

⁵⁴ "Дневник Руновского" за 21 октября 1860 г., "Акты Кавказской археографической комиссии", т. XII, стр. 1459.

⁵⁵ Макаров, Шамиль - военный и гражданский правитель (газета "Кавказ" N 94 а 1859 г.): "Надобно заметить, что народный суд у Шамиля имел большую власть и значение, так что иногда останавливал некоторые распоряжения имама".

ления наследственной власти сыну своему ему надобно погубить меня как человека, который сам станет властвовать после Шамиля"⁵⁶ .

Само собой разумеется, что основой для разрыва Шамиля с его наибом послужили причины более глубокого свойства, но вопрос о наследственности имамской власти, несомненно, сыграл здесь свою роль.

"То же можно сказать и об отношениях с Кибит Магомой, также одним из кандидатов в имамы. Во всяком случае, стремление к превращению своего положения в положение наследственного монарха привело Шамиля к тому, что Гази Мухаммед в 1847 г. "в общем, народном собрании... был избран наследником власти отца"⁵⁷ . Так власть имама, выйдя из военной диктатуры, установление которой было необходимо для отпора завоевателям и ликвидации феодальной верхушки, постепенно превращалась во власть наследственного монарха. О корнях этой эволюции нам придется говорить ниже, при анализе эволюции власти наибов, представлявших основные слои той узденской верхушки, которая руководила имаматом.

Власть на местах осуществлялась главами отдельных областей - наибами. Функции наиба на протяжении истории имамата не оставались совершенно неизменными. Просматривая данные о положении наибов в первые годы имамата, мы находим, что в руках наиба сосредоточивается вся власть в наибстве. Наибы организуют военные силы и руководят ими, управляют своим наибством и даже судят.

"Наиб был полновластный хозяин и распорядитель во вверенном ему наибстве, конечно в свою очередь в полной зависимости от Шамиля. Наибы имели в руках власть судебную и исполнительную, причем руководствовались и инструкциями имама, а где возможно, и собственным произволом"⁵⁸ .

Но в силу ряда причин, о которых речь будет ниже, наибы ко второй половине 40-х годов настолько широко использовали эту полноту власти и вызвали такое недовольство в управляемых ими массах, что имам провел передачу судебных функций из рук наибов в руки специально назначавшихся судей-муфтиев.

"Низам Шамиля", принятый, как мы знаем, на андийском совещании 1847 г., гласит: "Наибы должны оставить решение дел по шариату муфтиям и кадиям и не входить в разбирательство тяжб, хотя бы были и алимами⁵⁹ . Им предоставляется вести дела только военные. Сим низамом запрещается вручать одному лицу две должности, для того, чтобы устранить всякие дурные и подозрительные помышления о нем"⁶⁰ .

Показания Хаджи Мурата прибавляют еще одну интересною черточку к этому постановлению. Оказывается, что муфтий назначается "по выбору народа и самого Шамиля"⁶¹ , что, разумеется, должно было дать муфтию большую независимость и доверие населения. Однако целый ряд авторов свидетельствует, что фактически муфтий находился в полной зависимости от наиба. Так, например, один из авторов заявляет, что муфтии⁶² "не имели никакого значения"⁶³ . Другой автор объяс-

⁵⁶ "Записка, составленная из рассказов и показаний Хаджи Мурата, гв. ротмистром Лорис Меликовым", "Акты Кавказской археографической комиссии", т. X, стр. 527.

⁵⁷ ***, Шамиль и Чечня, "Военный сборник" N 9, стр. 145.

⁵⁸ Там же, стр. 141.

⁵⁹ Т. е. учеными.

⁶⁰ "Низам Шамиля", стр. 10.

⁶¹ "Акты Кавказской археографической комиссии", т. X, стр. 527. Ср. "Шамиль и Чечня", стр. 143: "Кади и старшины избирались народом, но по представлении наибов утверждались Шамилем".

⁶² В подлиннике неточность: вместо муфтии - кади.

⁶³ ***, Шамиль и Чечня, стр. 142, со ссылкой на Клингера, Нечто о Чечне (газета "Кавказ" N 97 за 1866 г.).

няет такое положение вещей тем, что большинство наибов (дагестанцев) достаточно хорошо разбиралось в шариате и не требовало советов или вмешательства ученых мулл, какими обычно были муфтии. Поэтому, не желая терять доходов, связанных с разбором дел, наибы фактически отстраняли муфтиев от судебного разбирательства. Иначе было в Чечне, где многие из наибов плохо знали шариат и нуждались в помощи, муфтиев⁶⁴ .

Объяснение это конечно далеко не достаточно. Но нам важно здесь не оно, а самый факт сохранения судебной власти в руках наибов, несмотря на постановления андийского собрания. Это, разумеется, делало наиба действительно полным хозяином в его наибстве и приводило к полному подчинению ему всего населения. О том, для каких целей использовал наиб эту власть, мы еще будем говорить, пока же укажем только еще на один интересный момент, показывающий характер наибской власти. Хаджи Мурат, описывая положение наиба, между прочим, замечает: "Доход наиба состоит в помощи рук вверенного ему края"⁶⁵ . Такой формулировки мы не найдем у других авторов, а особенно в документах, оставленных нам имаматом. Очевидно, заявление Хаджи Мурата отражает не утвержденную законом норму, а фактическое положение дел. Также очевидно, с другой стороны, что "помощь рук вверенного ему края" означала на практике эксплоатацию населения наибом, проводимую путем внеэкономического принуждения. Отметим этот факт, к нему нам еще придется возвратиться.

Наибства делятся на участки, во главе каждого из которых стоит начальник - мазун. Как и в целом наибстве, здесь проведено отделение судебной власти, и последняя находится в руках кади, подчиненного непосредственно муфтию. Муфтии "поставляют в районах своего ведомства кадиев"⁶⁶ , таким образом, формально кади совершенно независим от мазуна. За отсутствием данных трудно судить, каково было положение вещей на практике, но можно думать, что и здесь представитель судебной власти - кади - играл второстепенную роль, подчиняясь мазуну. Наконец в селениях мы находим старшин (тургаки, или "туркх"), избираемых, как мы видели, или же назначаемых в порядке очередности. О функциях этих старшин мы по существу почти совсем ничего не знаем, кроме того, что на их обязанности "лежит наблюдение за исправным отбыванием повинностей"⁶⁷ .

Как деление наибств на участки, так и самое число наибств неоднократно менялось на протяжении истории имамата в зависимости от целого ряда причин, поэтому имеющиеся в литературе и в документах данные о наибствах сильно расходятся. Наиболее полна таблица, приведенная в работе Прушановского, несмотря на варварские искажения названий, и имен, в общем, подтверждается другими источниками⁶⁸ .

⁶⁴ Макаров, Шамиль - гражданский и военный правитель, газета "Кавказ" N 94 за 1859 г.

⁶⁵ "Акты Кавказской археографической комиссии", т. VIII, стр. 527. В делах 40-х годов мы находим известие, подтверждающее слова Хаджи Мурата: "Наибы не получают содержания от Шамиля, а каждый из их подчиненных платит им некоторую часть, смотри по своему состоянию". Чеченский областной архив, фонд, переданный из Центрархива, дела военного министерства, д. N 104. Цит. по копии, хранящийся в архиве Северокавказского горского научно-исследовательского института.

⁶⁶ "Низам Шамиля", стр. 11.

⁶⁷ "О политическом состоянии Чечни со времени нового управления, введенного Шамилем". Чеченский областной архив, фонд, переданный из Центрархива, д. N 104. Цит. по копии, хранящейся в архиве Северокавказского горского научно-исследовательского института.

⁶⁸ "Выписка из путевого журнала Генерального штаба штабс-капитана Прушановского", "Кавказский сборник", т. XXIII, стр. 58 - 57.

Что же касается Ичкерии, то она, по словам Прушановского, "не входит в состав никакой области и находится под непосредственным управлением самого Шамиля".

Во всяком случае, одно устанавливается с большой или меньшей степенью несомненности рядом авторов: это - примерные размеры наибства. По указанию Окольничьего⁶⁹ , наибство состояло приблизительно из тысячи дворов. Ту же цифру называет и Пржецлевский⁷⁰ , указы-

⁶⁹ "Перечень последних военных событий в Дагестане", "Военный сборник" N 2 за 1859 г., стр. 400.

⁷⁰ "Несколько слов о военном и гражданском устройстве, существовавшем в Чечне и Дагестане во время правления имама Шамиля", "Кавказ" N 64 за 1863 г.

вающий для подразделения наибства на участки средний размер их в 30 дымов "с мечетью и джамаатом (обществом почетных граждан, имеющих голос при решении вопросов)". Размеры наибства, приводимые этими авторами, мы можем, разумеется, признать лишь ориентировочными, но они все же показывают, что круг населения, подвластного наибу, не был очень велик и что при указанных выше фактических пределах власти наиба и при засвидетельствованном Хаджи Муратом факте экоплоатации этого населения наиб на практике мог превратиться в феодала.

Если мы попробуем ближе всмотреться в то, каким образом наибы осуществляли предоставленные им права, то, прежде всего, столкнемся с жалобами на громадные злоупотребления наибов властью. О "притеснениях, чинимых наибами", говорит почти каждая книга или статья, посвященная истории державы Шамиля. Разумеется, ко всем этим жалобам приходится относиться сугубо осторожно: высказывали их в первую очередь представители официальной царской истории, заимствуя их у официальных представителей царизма. "А этим последним выгодно было проводить тезис о страшном угнетении, в котором наибы держали горцев. Все эти жалобы, однако, имеют под собой определенную почву.

О больших злоупотреблениях наибов и в частности о взяточничестве их свидетельствуют и горские источники. Особенно характерно в этом отношении андийское собрание 1847 г. Вот некоторые из официально зафиксированных секретарем Шамиля Амирханом причин созыва собрания: "...4) соглашение насчет того, чтобы не брать имения казненного, в особенности, когда останутся после него сироты; 5) чтобы не копить доходов с байтулмала, но расходовать на нужное, как, например: на оружие, на лошадей, на пользу религии, и чтобы не покупать на эти деньги дорогих имений (разрядка моя - Н. П. )"⁷¹ . А в "Положении о наибах", принятом на том же съезде, говорится: "Должны удерживать себя и сослуживцев своих от взяточничества, потому что взяточничество есть причина разрушения государства и порядка"⁷² .

Уже из этих постановлений мы можем заключить, что наибы пользовались имевшейся в их руках властью в целях личного обогащения. Интересны пути, какими шло это обогащение. Помимо тех, которые указаны постановлениями андийского собрания, мы находим в источниках и некоторые другие. "Всякие мастеровые, - пишет со слов Шамиля Руновский о Курбаниляу, наибе сугратлинском, - которыми Сугратль славится, должны были работать на Курбаниляу бесплатно"⁷³ . Это уже детализация приведенного выше заявления Хаджи Мурата о "помощи рук" как доходе наиба.

Еще одно указание, имеющееся в литературе, хотя и относящееся не к наибу, а к кади, поможет нам окончательно, уяснить пути обогащения наибов. "Кади, - пишет неоднократно цитированный нами автор, - не получали никакого определенного содержания, а жили за счет жителей, которые были обязаны безвозмездно вспахивать отведенные им поля, засевать и убирать хлеб, косить сено, доставлять дрова и проч."⁷⁴ .

Если предположить (а после всего сказанного такое предположение весьма вероятно), что наиб использовал рабочую силу жителей так же, как кади, то станет понятным, в каком направлении шла социальная

⁷¹ "Низам Шамиля", стр. 15.

⁷² Там же, стр. 9.

⁷³ "Акты Кавказской археографической комиссии", т. XII, стр. 1506.

⁷⁴ *** , Шамиль и Чечня, стр. 143, примечание.

эволюция наибов, а вместе с ними и всей верхушки имамата. Разгромив старую, феодальную верхушку, мюридизм ставит на ее место другую, вырастающую из высшей администрации имамата. Из дальнейшего мы увидим, что и у самого Шамиля наблюдается не одна черта феодального владыки. Об этом говорит не только стремление его к превращению имамата в наследственную монархию; это видно и из организации его "дружины" и из ряда моментов финансовой системы имамата.

Вместе с имамом в роли новых феодалов выступают и наибы, и результаты их действий в направлении обогащения не могут быть названы ничтожными. Возьмем, например Шуаиб муллу, одного из виднейших сподвижников Шамиля. Наследство, оставленное им, заключалось в 4 тыс. баранов, 500 шт. рогатого скота, 60 буйволах, 30 тыс. серебянных рублей и т. д.⁷⁵ . Это результаты управления Шуаиб муллы. Наконец последний характерный штрих: наибы выходят в дворянство не только по экономическим признакам, они начинают уже думать и о сословных отличиях. Перед нами наиб итум-калинский Алдам. Его семейство "считает за собой право на благородное происхождение"⁷⁶ , а сын Мажи претендует на наследование наибского поста по смерти отца⁷⁷ . Это уже прямое образование новой феодальной группы, происходящее почти, что на наших глазах. Этому, несомненно, немало способствовало и то обстоятельство, что наибы назначались нередко из среды наиболее зажиточных фамилий. Так, чеченские наибы "Тапи и Исса были людьми пожилыми из уважаемых фамилий"⁷⁸ .

Особенно важно подчеркнуть взятую имаматом четкую линию на создание крупных земельных собственников. Чечня с ее разлагающимся родовым строем оказалась объектом этой политики ограбления крестьянства. При благосклонном содействии имама, родовые земли захватывались зажиточной аульской верхушкой. Так, по словам Иваненкова⁷⁹ , в одном из документов Шамиля, относящемся к 1855 г., Шамиль приказывает знакомому нам уже наибу Алдану, "чтобы чатинцы не имели претензий на участки, находящиеся в руках Дзураба Алдамова, так как они куплены им. По расспросам оказалось, что Дзураб Алдамов из селения Итум-кале перешел жить в другое место, где теперь имеется селение, основанное им же, а потому и именуемое Дзураб-аул. Он будто бы купил еще раньше родовые участки у прежних жителей, называвшихся "музак", которые частью вымерли, а частью выселились обратно в Грузию, бросивши землю. Общество же отрицает покупку и уверяет, что он завладел землей самоуправно, пользуясь своим положением влиятельного человека. Шамиль хотя и разрешил спор между ними в пользу Дзураба, но общество и теперь еще не примирилось с этим решением и считает участок своим"⁸⁰ .

Еще более показателен другой пример. В селении Хильдах общества Дзумсой Кумторкалинского старшинства Шамиль Хаджи Ума Ольд-

⁷⁵ "Выписка из журнала военных происшествий, случившихся на Кавказской линии и Черномории с 17 по 21 число 1844 года", см. "Акты Кавказской археографической комиссии", т. IX, стр. 881.

⁷⁶ П. Волконский, Укрепления Шатоевское и Евдокимовское зимой 1858 и 1859 гг., газета "Кавказ" N 71 за 1869 г.

⁷⁷ Интересно отметить, что в делах по "освобождению" зависимых сословий в Чечне мы сталкиваемся с единственным случаем владения холопами в Аргунском округе в 1866 г.; владельцем холопа оказался Мажи Алдамов. Не совпадает ли этот Мажи с сыном наиба? (Отношение начальника Среднего военного отдела в канцелярию начальника Терской области от 30 декабря 1866 г. N 6084, Объединенный горский исторический архив, фонд канцелярии начальника Терской области, дела холопские, св. N 24, д. N 3).

⁷⁸ Ржевусский, 1845 год на Кавказе, "Кавказский сборник", т. VI, стр. 403.

⁷⁹ Обследовавшего Чечню в 1906 г.

⁸⁰ Иваненков, Горные чеченцы, стр. 45.

жиев наследственно владеет участком земли в 630 десятин, состоящее из покосов и пастбищ, подаренных отцу его имамом Шамилем, по документу следующего содержания: "От покровителя верных мусульман, имама Шамиля, моему близкому брату, моему наибу Алдану. Селам и божий маршал вам. А затем извещаю, что я убедительно отрезал кусок земли одному человеку. А этот человек - моя правая рука, считающая у себя силу в половину моей армии - Ума Дуев. Он происходит из семьи высших людей по отцу и по матери. Отрезанная местность зовется "Ганза" и граничит течениями воды в Чентинские границы. А потому я дарю Ума Дуеву означенную землю, и чтобы никто из вверенного тебе наибства и жители Дзумсоя не препятствовали владеть ему землей"⁸¹ .

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. ПОКРОВСКИЙ:

Комментарии: