Акад. Б. Греков

I

Соотношение двух миров на грани новой эры истории человечества - античного рабовладельческого и варварского общинно-крестьянского - много раз подвергалось всестороннему рассмотрению. Характер этого соотношения совершенно выяснен. С одной стороны умирающий, разлагающийся рабовладельческий строй, обнаруживающий некоторые признаки внутреннего перерождения, с другой - "варвары" со своим общинным строем, со свободным крестьянином в основе производства, "варвары", несущие омоложение зашедшему в тупик древнему античному обществу.

Обездоленная и эксплоатируемая часть античного общества с некоторого времени сама стала стремиться к совместной, более справедливой жизни с "варварами". Умные рабовладельцы с некоторого момента начали понимать безнадежность и обреченность старого мира. "Варвары" тоже не стояли на одном и том же уровне развития. Рост внутренних производительных сил, потребность и возможность усвоить от культурных достижений античности то, чего не хватало в данный момент молодому "варварскому" обществу, несомненны.

Благодаря счастливо дошедшим до нас источникам, перемены в характере взаимоотношений этих двух миров наглядно можно наблюдать на примере греческой колонии Ольвии (в устье Южного Буга). В V в. до н. э. ее посетил Геродот и отметил некоторые любопытные особенности в положении этого рабовладельческого поселения среди "варваров"-скифов. "От Ольвии, города борисфенитов, - пишет он, - составляющего срединный пункт во всей приморской Скифии, первыми живут каллипиды, представляющие собою эллиноскифов", т. е. скифов, настолько подвергшихся воздействию греческого общества, что Геродот затруднялся назвать их просто скифами, не мог он назвать их и эллинами. С другой стороны, и окружающее греческую колонию так называемое "варварское" общество не могло не оказать некоторого влияния на общественные отношения самой Ольвии. Ведь "варварский" мир не знал рабов в качестве основной рабочей силы. Здесь главным производителем всех необходимых средств к жизни был свободный человек - член сначала родовой, а позднее сельской общины. Между рабами греческих колоний и "варварами", в данном случае чаще всего скифами, несомненно, поддерживалась связь, что давало себя знать во времена общественных и политических осложнений вроде войн или рабских восстаний.

У одного из позднейших римских писателей V в. н. э., Макробия, имеется, вероятно несколько модернизированное, сообщение об Ольвии IV в. до н. э. Когда ее осаждал Зопирион, как принято думать, один из полководцев Александра Македонского, "борисфениты... освободили своих рабов, уравняли чужеземцев в правах гражданства, облегчили

положение должников и этими мерами смогли защитить себя от врага", т. е. в тяжелое время войны борисфениты-рабовладельцы пошли на социальные уступки, сделали попытку устроить у себя общественные отношения наподобие "варварских". Вероятно, на этих условиях соседние свободные "варвары" согласились помогать борисфенитам. В конце I в. н. э. или в начале II в., т. е. приблизительно 600 лет спустя после посещения Ольвии Геродотом, этот город борисфенитов посетил греческий ученый и знаменитый оратор Дион Хрисостом (Златоуст. - Б. Г. ). Он встретился здесь со своим другом, политическим эмигрантом Дионом Каллистратом. "Город борисфенитов, - отмечает Хрисостом, - не соответствует своей прежней славе... Находясь уже так давно среда варваров и притом почти самых воинственных, он постоянно подвергался нападениям и несколько раз был взят врагами. Сюда нахлынуло много варваров". Дион Каллистрат, встретивший здесь своего друга, "был опоясан большим всадническим мёчом, одежду его составлял шаровары и прочее скифское убранство". На нем была "одежда черного цвета по примеру одного скифского племени".

Много воды утекло за 600 лет, и взаимоотношения двух миров сильно переменились. Скифы за это время успели окрепнуть экономически, культурно и политически, античная колония под ударами скифов стаяла слабеть. И жители Ольвии, прирожденные эллины, еще продолжавшие заучивать наизусть Илиаду и Одиссею, в силу медленных изменений во взаимоотношениях между эллинами и скифами начали терять свой специфический внешний облик. На них появились неприемлемые до сих пор для эллинов штаны и "прочее скифское убранство". Только "всаднический" меч напоминал о принадлежности его носителя к римскому гражданству.

Этот же процесс, конечно в разнообразных вариантах, мы можем наблюдать и в других местах Европы и Азии - там, где соприкасались два мира: один - дряхлеющий и обреченный, другой - растущий, исполненный надежд на будущее.

Ряд свидетельств современников великой исторической драмы еще ярче оттенял смысл событий. Вот марсельский священник Сильвиан, писавший в середине V в. н. э., как раз тогда, когда окончательно и бесповоротно решались судьбы Рима. "У римлян, - пишет, Сильвиан, - нет желания находиться под римским законом". "Римский плебс единодушно заявляет, о том, чтобы ему было позволено жить с варварами... Наши братья (римляне. - Б. Г. ) не только не хотят перебегать от них к нам, но, наоборот, оставляют нас, чтобы перебежать к ним. И я бы только подивился, что не все бедные и нуждающиеся (римляне. - Б. Г. ) делают это, если бы не было одной причины.., а именно.., что они не могут перенести туда свои пожитки, лачуги и семьи".

Совершенно то же говорит и византийский историк VI в. Прокопий, имея в виду и славян: византийский "народ большими толпами убегал... к варварам. Чтобы только скрыться от родной земли, каждый охотно менял ее на любую чужую землю, как будто их родина была захвачена врагами"¹ . Трудно быть еще более выразительным. Перед нами уже не критика, а надгробное слово уходящему в вечность античному миру. Это - в то же время и указание на путь спасения. Ведь Сильвиан, собственно, приходит к выводу: "Да здравствуют варвары! Долой Рим!"

То же мы можем услышать в не менее решительной форме и у другого вдумчивого римлянина, который поставил диагноз безнадежной болезни Рима за 300 лет перед Сильвианом: Плиний Старший в свое время, т. е. в середине I в. н. э., уже считал Рим обреченным и причину неизбежной гибели своей родины видел в рабстве. По его мнению,

¹ "Тайная история", XI, 38 - 39.

крупные рабовладельческие хозяйства "погубили" Италию и римские провинции, т. е. все Римское государство.

Греческий философ Платон не ошибался, когда считал войну между греками и варварами неизбежно хронической, только он не предвидел ее окончательного исхода. Борьба между двумя мирами, принимая различные формы, действительно не прекращалась. Но уже приблизительно с IV-V вв. н. э. она определенно приобрела характер катастрофы для тех, кто кичился своей обособленностью, кто хотел воздвигнуть стену между собой и новым миром, несущим с собой конец античному рабству и новый, более прогрессивный строй, известный в науке под именем феодального.

Славяне в этой борьбе принимали самое непосредственное и весьма активное участие. Для наблюдательных людей уже тогда было ясно, что это движение славян чревато большими политическими последствиями: в 600 г. римский папа Григорий, когда славяне стали проникать и в Италию, писал фессалоникскому епископу: "Не советую впадать в отчаяние, ибо тем, кто будет жить после нас, суждено увидеть еще худшее"¹ . Славяне, точно так же как и германцы, и армяне, и иберы, и народы Средней Азии, участвовали в перестройке политической карты Европы и Азии и на развалинах рабовладельческого мира создали свои, новые государства.

Для новых государств, возникших на территории, бывшей Римской империи, в нашей науке установилось общее название "варварские", потому что их создавали не римские граждане, а новые народы, которых римляне называли варварами. По своей общественной структуре эти государства совсем не похожи на государства древнего мира: в основе производства новых обществ лежал не труд рабов, а труд свободных крестьян-общинников. Поскольку масса крестьянства была свободной и крепостной режим еще не успел занять прочного места, мы называем эти государства дофеодальными. В них, в дофеодальных государствах, развевались и затем окончательно оформились феодальные общественные отношения. Процесс их созревания тянулся в течение трех - четырех столетий от времени образования этих государств.

В новом обществе нашлось место и римским гражданам, римлянам на территории Западной империи, грекам - на Восточной, но, конечно, в новом качестве, хотя много римского унаследовали от Рима и новые народы. Первые писанные законы новых народов, утвердившихся на бывшей территории Западной империи, были записаны на латинском языке, христианская западная церковь приучала свою паству к латинской речи и тем самым старалась приобщить ее к римской культуре. Рим оставил своим наследникам - победителям города - ремесленную технику, научил их своему военному искусству. Несколько иначе сложились отношения в восточной части империи, где новые народы, преимущественно славяне, тоже усвоили ряд военных и технических навыков старой культуры, сумев, однако, сохранить в государственной и церковной практике своей собственный язык. Наконец, некоторые славянские народы, несмотря на очень старые свои связи с античным миром, создали свои государства на своей собственной территории, где каждое завоевание в области материальной культуры было делом их собственного труда. Таково самое большое из славянских государств - государство восточных славян - русское государство.

II

В основе общественного строя славян на рубеже античности и средневековья лежит та же община, которая характерна, и для древних гер-

¹ "Исторический журнал" N 10 - 11 за 1941 г., стр. 60.

манцев, армян, иберов и других молодых народов, образовавших свое государство на новой производственной базе. Где бы ни появлялись славяне с их крестьянской общиной, они несли с собой свои общинные навыки. Конечно, этот общинный строй не оставался неизменным. Но следить за его эволюцией по источникам, как правило иноземным, невозможно. Они касаются главным образом внешних явлений жизни славян, таких сторон их общественного устройства, которые, во-первых, била более интересны для военных наблюдателей, во-вторых, которые легче бросались в глаза.

Тем не менее все эти свидетельства иностранцев независимо от отдельных слов и замечаний, продиктованных чувством вражды, говорят единогласно и безоговорочно о том, что в VI в. славяне из состояния первобытно-общинного, или родового строя уже в значительной степени вышли и организовывались в более крупные объединения со своими вождями во главе.

"Эти племена, славяне и анты, - читаем у Прожития Кесарийского, - не управляются одним человеком, но издревле живут в народовластии и поэтому относительно всех счастливых и несчастливых обстоятельств у них решения принимаются сообща". Здесь разумеются народные собрания. Об этих народных собраниях Прожитии говорит и при изложении конкретных событий жизни антов. И другие одновременные византийские свидетельства и сообщения Иордана Готского подтверждают наблюдения Прокопия. Маврикия определенно пугало это движение внутри славян, он боялся их дальнейшего объединения и советовал своему правительству всячески мешать им. Советы Маврикия, военного человека по специальности, понятны. Совершенно так же мыслили и римляне относительно германцев. У римского историка - и в то же время военного человека - Тацита относительно германцев вырвалась характерная фраза: "Пусть никогда не прекращается у этих племен взаимная ненависть!" В сущности, ту же мысль, но в более спокойных и объективных тонах высказывал и позднее, в X в., когда уже существовало много славянских государств, араб Масуди: "Славяне - народ столь могущественный и страшный, что если бы не были разделены на множество поколений и родов, то не померялся бы с ними в силе ни один народ в мире". На основании этих и других подобных им сообщений иноземцев можно заключить, что 1) славяне боролись в течение VI в. с Византией весьма энергично, 2) славяне часто наступали огромными массами, 3) почти всегда имели над византийским войском военный перевес, 4) они были организованы, 5) во главе их часто стояли выдающиеся вожди, 6) много военных специалистов из славян служили в византийском войске иногда на очень ответственных и высоких должностях.

Мы сделали бы очень большую ошибку, если бы, следуя за терминологией враждебно настроенных по отношению к славянам писателей, считали славянское войско "толпой". Это было настоящее войско, способное побеждать квалифицированных в военном деле римлян. От толпы оно отличалось, конечно, своей организацией. Именно в это время и в целях превращения народа в войско славянская человеческая масса получила правильное деление по десятичной системе: тысячи, сотни и десятки с начальниками во главе каждой военной части. Если славяне побеждали и готов, и аваров, и византийцев-ромеев, то, конечно, потому только, что были организованы, хорошо вооружены, имели способных вождей, были безумно храбры, сметливы, выносливы, любили свой народ, свою землю и верили в свои силы.

Недаром византийское войско ответило военным бунтом на распоряжение императора провести зиму в славянской земле. "Не обращая внимания на императорские слова, масса римских воинов (византийцев. - Б. Г. ) подняла мятеж, желая провести время холодов дома; они отказались зимовать в этой варварской земле. Они говорили, что холода здесь

невыносимы и бесчисленные толпы варваров непобедимы", - повествует об этих событиях Феофилакт Симокатта, писатель первой половины VII века.

Византийские авторы дают нам понять, что не одна военная доблесть и организация являются источником непобедимости славян, но и их материальная база. Это издавна народ земледельческий, умеет хорошо работать, не стыдится труда и достигает в этой области больших успехов.

Все это заставляет нас заново пересмотреть старую проблему, вызывающую жаркие споры среди ученых об общественном строе славян VI-VII веков.

III

Громадные объединения славян, в которых уже исчезают племенные перегородки, несомненно, были и политическими объединениями. Эти военные по преимуществу организации представляют собою переходное явление от родового общественного устройства к государственному и названы Энгельсом "военной демократией". "Военной" - потому, что эта организация существует для целей войны, "демократией" - потому, что это вооруженный народ, управляющийся своим народным собранием, советом вождей и высшим военачальником, еще не знающим власти, отделенной от народа и, тем более, ему противополагаемой. Военная демократия развилась из родовых отношений, но это уже не родовая организация.

Перейдя Дунай и разгромив значительную часть Восточной римской империи, славяне должны были организоваться уже не для продолжения наступления. Вместо сломленного восточноримского государства, до сих пор державшего в своих руках власть над балканским населением, должно было возникнуть новое государство, с новым общественным строем, способным удовлетворить и народную массу аборигенов страны. Оно и возникло. Это была Болгария. Образование этого государства, славянского по основной массе своего населения, осложняется вмешательством в этот процесс тюрков-болгар, принявших участие в организации власти и потом быстро ославянившихся.

В VI в. и сербы были уже политически организованы. Во главе их стоял великий жупан. Государственным центром была Раса (ныне Новый Базар). Сербам пришлось вести борьбу с Византией и в ходе этой борьбы то признавать ее власть и платить ей дань, то освобождаться от нее и наносить ей сильные удары.

В это же приблизительно время образовалось на территории Западной римской империи и государство чехов. Во второй половине VI и в начале VII в. чехи находились под властью аваров (обров). После уничтожения аварской власти ряд западнославянских племен объединился. В 630 г. чехи уже смогли нанести поражение напавшим на них франкам.

На южной окраине в это же время происходит утверждение славян в Далмации, Истрии и Фессалии. "Все эти явления, - отмечает акад. Успенский, - среди славянского мира падают на половину VII века, и можно думать, что они находятся в некоторой причинной связи"¹ .

Положение западных славян сильно осложнилось благодаря "непосредственному соседству их с немцами. Стремление германцев к востоку, на территорию, занятую славянами, привело к онемечению некоторой части западного славянства.

Было бы в высшей степени странно думать, что анты - т. е. восточные славяне, которых византийские писатели и Иордан считали всегда самыми многочисленными и "сильнейшими" среди славян, - жившие на территории, издревле колонизованной греками, и, стало быть, имев-

¹ "История Византийской империй". Т. I. стр. 767 - 768. 1913.

шие возможность познакомиться с их высокой культурой через посредство других народов или даже непосредственно, чтобы эта часть славянства дожидалась IX столетия и "призвания варягов", чтобы начать свое государственное бытие.

Это маловероятно уже потому, что, как не без основания отметил акад. Успенский, Византия мешала славянам, находящимся в непосредственном с нею соседстве, политически объединиться и многими, весьма действенными средствами поддерживала между славянами рознь, возведя эту свою политику в принцип. "Если видеть первые признаки гражданственности в политической организации, - пишет акад. Успенский, - то следует признать, что самые ранние попытки соединения нескольких колен под одной властью встречаем далеко за чертой непосредственного влияния Византии, т. е. у славян за пределами Византии". Русь как раз и находилась вдали от непосредственного воздействия византийской системы.

В русской историографии имеется ряд историков, среди которых можно отметить даже крупные имена, делящих русскую историю на периоды, начиная обязательно от Рюрика. При этом игнорируется все то, что пережито было русским народом до Рюрика. Надо, однако, отметить, что параллельно высказывались соображения, более объективные и научно обоснованные. Дерптский профессор Эверс, например, в 1816 г., накануне выпуска первых восьми томов "Истории" Карамзина, выпустил свою "Историю русского народа", которую он начинает с VI в., т. е. с первых известий об антах. В более позднее время В. О. Ключевский в своем курсе русской истории высказался в том же направлении весьма определенно: "Мы застаем у восточных славян на Карпатах в VI в. большой военный союз под предводительством князя дулебов... Этот военный союз и есть факт, который можно поставить в самом начале нашей истории: она... началась в VI веке на самом краю, в югозападном углу нашей равнины, на северовосточных склонах и предгорьях Карпат".

Кто же прав в этом большом и важном споре? Пусть на этот вопрос ответят сами источники.

В 40-х годах X в., лет за 100 до составления "Повести временных лет", араб Масуди, один из самых добросовестных и осведомленных арабских ученых, писал в своем сочинении "Золотые луга" о восточных славянах, что одно из славянских племен, коренное между ними, некогда господствовало над прочими; был у этого объединения князь Маджак, и этому князю повиновались все прочие князья; потом пошли раздоры между племенами, союз этот распался на части, каждая из которых выбрала себе отдельных владык. Это господствовавшее некогда славянское племя Масуди называет волынянами. Сообщение это повторяется и у других арабских писателей. Это сообщение находит себе полную поддержку в "Повести временных лет", использовавшей для этого не арабский, а какой-то другой источник - либо византийский, либо западноевропейский, поскольку там это сообщение связывается с нашествием аваров, хорошо известным как Византии, так и западным странам: "В си же времяна быша и Обри, иже ходиша на Ираклия царя и мало его не яша. Си же Обри воеваху на Словенех и примучиша Дулебы, сущая словены, и насилье творяху женам дулебским. Быша бо Обре телом велици и умом горды, и Бог потребия и помреша вся и не остася ни един Обрин. И есть притча на Руси и до сего дне: погибоша аки Обре; их же несть племени ни наследка".

Ключевский связывает оба сообщения - летописное и Масуди. Волыняне Масуди - это то же, что дулебы "Повести". Дулебы - имя этническое, волыняне - территориальное, от города Волыни, стоявшего на Дулебской земле. "Итак, мы застаем у восточных славян на Карпатах в VI в. большой военный союз под предводительством князя дулебов. Продолжительная борьба с Византией связала этот союз, сомкнула

восточное славянство в нечто целое". Мысль Ключевского столь же ясна, сколь и ответственна. Источники, положенные в основу его вывода, были известны и другим, более робким исследователям. Вестберг, Пресняков и другие высказывали предположение, что сообщение русской летописи о дулебах относится не к русским дулебам, а к чешским, на что очень убедительно возражал А. А. Шахматов. Дулебы - старое, весьма многочисленное и могучее восточнославянское племя - были вполне способны сыграть объединяющую роль, какую они, несомненно, согласно нашим данным, и сыграли.

Такими же, вполне логичными и приемлемыми являются и сообщения арабов о наличии в Восточной Европе последующих трех восточнославянских политических объединений. На это обстоятельство не раз обращалось внимание в нашей науке. Давно было известно, что несколько арабских ученых IX-X вв. (аль-Джайхани, аль-Истахри, Ибн-Хаукаль, аль-Балхи), пользуясь каким-то общим, несомненно доброкачественным, источником середины IX в., говорят о трех политических объединениях восточного славянства, существовавших после распада государства дулебов и до образования Киевского государства. Если устранить некоторые противоречия в показаниях названных авторов, то сообщение это примет следующий смысл: существует политическое объединение, имеющее свой город - Куябу. Оно ведет торговлю с чужими странами, допуская на свою территорию иноземных купцов. Находится оно "ближе к Булгару", под которым надо, конечно, разуметь "болгар дунайских". Другое политическое объединение, расположенное дальше первого, носит название "Славия". Наконец, третье, - близкое к "Хозару", не допускающее к себе иноземцев, воинственное и сильное, поскольку сумело наложить "дань на пограничные области Рима" (Византия. - Б. Г. ); оно называется "Артания". У каждой из этих политических организаций есть свой "царь" или князь. Что "Куяба" - это Киев и что "Славия" - это земля Новгородская, занятая по преимуществу "словенами", как здесь народ называл сам себя, не было ни у кого никаких сомнений. Относительно Артании существуют разногласия. Указывалось в литературе также и на то, что это сообщение в целом не только не противоречит показаниям "Повести временных лет" (В. А. Пархоменко и др.), но и находит в ней подтверждение.

"Повесть" совершенно четко и недвусмысленно говорит под 859 г., т. е. до призвания варягов, о факте вполне определенном, конечно создавшемся в итоге длительной предшествующей истории восточного славянства: "Имаху дань Варяги приходяще из заморья на Чюди, и на Словенах, на Мери и на Веси и на Кривичех; а Козари имаху на Полянех, и на Северех, и на Вятичех. Имаху по беле и ваверици от дыма". Северные племена, славянские и финские, объединенные общей исторической судьбой, вследствие оставшихся нам неизвестными обстоятельств к середине IX в. временно, как видно из дальнейших сообщений "Повести", оказались данниками варягов. Южные и юговосточные славянские племена, часть которых, несомненно, была объединена вокруг Киева, очутились под данью хазар.

Таким образом, автор "Повести временных лет" дает нам несколько фактов из позднейшей жизни "Славян" и "Куябы" и молчит об Артании, граничащей с Хозарией. Мне кажется, молчание это можно объяснить тем, что Артания к этому времени прочно вошла в состав Хозарского государства и о ней современники уже не говорили как об одной из самостоятельных частей Руси.

Без признания того, что эти факты предшествовали образованию державы Рюриковичей, становятся необъяснимыми ни политическая мощь, ни высокая культура этого государства в X-XI веках.

Наконец, эти факты находят себе подтверждение в ходе событий

всемирной истории и становятся на свое место в процессе образования средневековых европейских государств.

У нас имеются все основания поддержать в развернувшемся научном споре полностью мнение Ключевского и вместе с ним признать, что уже в VI в. в Прикарпатье имелись явные признаки первой завязи русского государства и что после распада этого государства вследствие внешнего удара возникли, а может, быть, продолжали существовать другие государственные образования, предшествующие державе Рюриковичей.

Очень важно отметить здесь, что так в конечном счете представлял себе историю Русского государства и Маркс, если судить по его отрывочным замечаниям, сделанным в "Хронологических выписках" и кратком изложении истории России в "Секретной дипломатии".

В "Хронологических выписках" Маркс отмечает: "Возникли сначала два государства: Киев и Новгород. Олег, подчинив также второе русское государство Киев, переносит туда местопребывание правительства" (разрядка Маркса, т. I). Стало быть, до Киевского государства, в представлении Маркса, уже существовали более ранние государственные образования. Киевское государство с его огромной территорией - результат деятельности народа и правительства - Маркс рассматривал как одно из явлений периода раннего средневековья в Европе. Империя Рюриковичей, по его словам, подобна другим империям аналогичного происхождения. И этим объясняется, почему Маркс так ясно сопоставил два самых больших из средневековых государств: одно западноевропейское - империя Карла Великого, - другое восточноевропейское - держава Рюриковичей.

IV

Для полной убедительности выводов, полученных нами главным образом на основании учета международной обстановки в Европе на грани античности и средневековья, нам необходимо проследить внутреннюю эволюцию восточнославянского общества. Необходимо еще раз проверить эти выводы и, с другой стороны, посмотреть, в какой мере созрело восточнославянское общество и могли ли формы восточнославянских общественных отношений стать достаточной базой для возникновения государства.

Археологический материал безоговорочно, с не оставляющей места для каких-либо сомнений точностью говорит нам, что восточные славяне в это время были народом земледельческим. Археологические данные вполне подтверждаются письменными источниками.

"У них большое количество разнообразного скота и плодов земных, лежащих в кучах, в особенности проса", - сообщает Маврикий-стратег (VII в.). Манандр (конец VI в.) рассказывает, что авары, переправившись через Дунай, "начали немедленно жечь селения славян, разорять и опустошать их поля".

Древний славянский календарь названиями своих месяцев тоже говорит о том, что славянин делил время с целью правильного распределения земледельческого труда. Конечно, говоря о земледельческом славянском народе и, в частности, о восточных славянах, надо иметь в виду огромную территорию, занимаемую ими издревле.

На всем этом неизмеримом пространстве не могло быть одинаковых, условий для земледелия. Не одновременно, но повсюду изменения в технике земледелия меняли систему ведения хозяйства и вызывали перемены в общественных отношениях. На юге технические усовершенствования появились раньше, чем на севере. Совершенно случайно дошли до нас некоторые известия о сельскохозяйственной технике именно на севере. В Новгородской земле, где лес позволял долго держаться подсечной системы, в начале XII в. встречаем уже не подсеку и если не

трехполье, то, во всяком случае, двухполье. В начале XII в. трехполье уже не казалось новостью даже для новгородцев с их скудной почвой и мало, по сравнению с благодатным югом, обеспечивающим урожаи климатом. Первое совершенно случайное упоминание озимого мы встречаем в Новгородской летописи под 1127 г., когда в Новгородской земле "на осень уби мороз верш (хлеб. - Б. Г. ) всю и озимнице".

При господстве земледелия в стране земля должна была играть первостепенную роль, и богатство, начавшее выделять отдельных людей из массы, должно было выражаться прежде всего в освоении земли. Русская Правда свидетельствует о наличии развитого индивидуального сельского хозяйства на Руси в XI веке. Нас же интересует более раннее время, о котором письменных памятников у лас, к сожалению, почти нет. Археологические же данные позволяют нам наметить лишь в общих чертах этапы в истории производственных отношений от коллективного до индивидуального хозяйства.

Наличие индивидуального хозяйства еще не говорит о распаде общественных коллективов, а лишь об изменениях внутри их. Кровные связи, скреплявшие когда-то рощ, по мере изменения техники производства должны были ослабевать и были заменены другими, чисто хозяйственными. Родовая община, не переставая быть общиной, превращалась в общину сельскую. Следить за этим превращением мы не имеем возможности. Мы можем лишь отметить пережитки старого общественного строя в более поздних памятниках. В Русской Правде четко отражена община, но уже не родовая. Русская Правда называет общину двумя терминами: одним северным - "мир", - другим южным - "вервь". Не может быть никакого сомнения в том, что община не создана Русской Правдой, а попала в нее как обычное явление русской жизни, как стержень русских общественных отношений, имеющий свои корни в глубочайшей древности, когда эту общину составляли родственники по крови и вели свое хозяйство сообща.

Но Русская Правда даже в древнейшей своей, недатированной части, которую многие историки относят приблизительно к VIII т., есть закон классового общества и стоит на страже более привилегированной, более богатой и вооруженной части общества. Стало быть, уже прошло то время, о котором говорилось выше (VI в.), когда весь народ был вооружен, собирался на общие, вечевые собрания и, как выражался византийский историк, жил в демократии. Ни о какой демократии Русская Правда говорить не позволяет. Она есть законодательство государственное и знакомит нас с таким периодом в истории русского общества, когда власть уже отделилась от народа.

Древнейшая Русская Правда оберегает интересы военных людей, в зависимости от последних стоит "челядь", в состав которой входят рабы и зависимые люди - не рабы. Если челядину вздумается покинуть своего хозяина, закон спешит на помощь хозяину и принимает меры к водворению челядина на старое место, а в более поздней приписке хозяину дается право либо бить, либо даже убить своего холопа, если последний осмелился его ударить. Русская Правда прекрасно знакома с куплей-продажей различных вещей, знает рыночную цену вещам. Это уже не родовой строй.

Если мы внимательно вдумаемся в различные тексты Русской Правды - что в значительной степени облегчается сейчас благодаря новому академическому ее изданию, - то мы до некоторой степени сможем себе представить хотя бы бледный облик представителей того господствующего класса, интересам которого она служит. В Русской Правде начала XII в. есть статья: "Если хозяин разыщет своего холопа в чьем-либо городе или в хороме..." В остальных списках "в хороме" пропущено. В древнейшей Правде тоже есть статья: если холоп ударит свободного мужа и бежит "в хором". Возникает вопрос: что это за "хоро-

мы", где надеется найти себе убежище беглый холоп и которые закон сопоставляет с городом, т. е. укрепленным поселением? Правда допускает случай, когда хозяин этих "хором" не захочет выдать этого беглого, а обнаружит явное желание (и, очевидно, имеет возможность) защитить его силой от законных притязаний хозяина. Самое простое объяснение заключается в том, что "хоромы" - тоже укрепленное место, известное в летописи под термином "град" (Вышгород - Ользин град). Владимир после принятия христианства установил десятину в пользу церкви "от именья своего и от град своих". "Грады", или "хоромы", весьма сродни средневековым замкам.

Что это не фантазия, а едва ли не самое естественное объяснение приведенных текстов Правды, можно показать и другим путем. Для этого придется обратиться к более позднему времени, к X веку. "Повесть временных лет" в своих рассказах о событиях X в., как бы мимоходом сообщает нам о том, что у киевских князей имеются свои земли и замки. Кн. Ольге принадлежали села Ольжичи, Будутано, "град" (замок. - Б. Г. ) Вышгород; село Берестово было подгородным селом кн. Владимира Святого (тут стоял его "терем" и жили его наложницы; тут же он и умер); город Изяславль был пожалован Владимиром его жене Рогнеде; под Новгородом в конце X и начале XI в. было княжеское село Ракома. Все это случайные упоминания, но они ясно говорят нам, что князья в X в. владели и замками и землей.

А что сказать об окружающей князей знати, без которой князья не предпринимали ни одного сколько-нибудь крупного политического шага, потому что вынуждены были с нею считаться как с большой политической силой? Тут ответ может быть только один: если землей владеют князья, то и бояре должны быть землевладельцами, так как никакой принципиальной разницы между боярами и князьями в этом отношении допустить нельзя. Так было во всех средневековых государствах.

Наличие и устойчивость богатых и знатных фамилий, владевших землей и челядью, подтверждаются и косвенными данными других источников, прежде всего договорами Руси с греками, где эти фамилии обрисованы с достаточной степенью ясности. Устойчивость этих фамилий выражается, между прочим, и в наличии у них своих "гербов", если будет позволено так назвать особые фамильные знаки князей и знатных людей, недавно вскрытые в интересной работе Б. А. Рыбакова. Итак, у нас нет никаких оснований сомневаться в том, что в X в. и князья, и бояре - землевладельцы.

Когда же они стали землевладельцами? На этот вопрос точного ответа дать нельзя: происхождение права собственности на землю не может датировать ни один историк, историей какого бы народа он ни занимался. Ясно одно, что это процесс длительный, что это процесс распада родовых отношений, процесс образования классов.

Одно необходимо сказать: если в X в. землевладение князей и бояр - явление обычное, то оно, конечно, существовало уже и в IX в., а вернее всего, и еще раньше.

Весь вопрос в степени распространения этого явления и в тех изменениях, какие вносит в общественные отношения широкое его распространение. Ведь землевладение князей и бояр говорит о том, что известная часть непосредственных производителей, свободных до момента этого освоения земли, уже перестала быть свободной и вынуждена была в силу своей зависимости работать на своих господ, отдавать им либо часть своего труда либо весь свой труд целиком.

Прежде чем эта система землевладения и эксплоатации земли сделалась господствующей, основной фигурой в производстве необходимых человеку благ и на Руси был свободный крестьянин - общинник.

Соответственно с эволюцией сельского хозяйства развивалось и ремесло. Археологические данные позволяют говорить о наличии ремесленных центров, имеющих определенный район распространения их продукции. Отсюда и понимание нашими археологами летописного перечня племен как архаики, утерявшей реальный смысл, во всяком случае к IX веку. Как указал в свое время В. О. Ключевский, в это время уже намечаются области с городами во главе, с пестрым племенным составом; большинство областей состояло из разных племен или их частей. Названия областей от имени городов начинают вытеснять старые, племенные: бужане, червляне, волыняне, образовавшиеся из племени дулебов; полочане, смольняне, псковичи - из кривичей и словен; новгородцы - из кривичей, словен и некоторых неславянских элементов; киевляне - из полян, древлян и т. д.

Эта система городских областей, конечно, явилась следствием распада племенного строя и являлась важным показателем экономических и политических успехов восточнославянского общества. Но успехи эти на столь большом пространстве, занятом восточными славянами, не могли быть и не были везде одинаковы. Впереди шли дулебы, поляне, северяне, словене. Древляне, радимичи и особенно вятичи отставали. Как следствие этой отсталости мы видим, что территории древлян, радимичей и вятичей присоединяются к другим центрам: древляне - к Киеву, радимичи и часть вятичей - к Чернигову.

Все это показатели, говорящие о том, что соображения о первых государственных образованиях у восточных славян нисколько не противоречат их экономическому состоянию.

Если первое восточнославянское государство в Прикарпатье оказалось не в силах справиться с нашествием аваров; если государство "словен" сначала, по-видимому, с Ладогой, потом с Новгородом в центре, объединившими и часть народов Прибалтики, временно вынуждено было платить дань варягам; если "Артания" целиком попала под власть хозар, а часть "Куявин" вынуждена была платить им же дань, то это говорит, во-первых, о том, что восточные славяне и те народы, которые искали своего спасения в единении с ними, были окружены сильными, всегда готовыми использовать слабость своего соседа народами; во-вторых, что политические организации восточного славянства была еще не достаточно крепки, чтобы дать решительный отпор агрессорам. Нельзя забывать и того, что, кроме тех восточнославянских племен, которые в непосредственном столкновении о варягами и хозарами терпели некоторые неудачи, среди восточного славянства находились части, сохранившие свою независимость (древляне, тиверцы, уличи и др.), но самостоятельному существованию которых грозила опасность по мере усиления соседних сими государств - Венгрии, Польши и Чехии прежде всего.

V

Киевское государство, как мы уже видели, образовалось не на пустом месте. Образование Киевского государства есть политический факт сравнительно позднего времени. Восточное славянство до этого события в деле создания своей государственности успело проделать немалый путь.

"Повесть временных лет" ставит перед собой задачу изображения не деяний и жизни всего восточного славянства, а лишь истории династии Рюриковичей и пишется в такой исторический момент, когда сторонникам единения Руси, к коим принадлежал и автор "Повести" и его заказчик и редактор, киевский князь, приходилось напрягать свои силы для борьбы с распадом государства, опасностью в это время слишком реальной. Оправдывать историческую роль правящей династии - значило в то время агитировать за ее незыблемость в настоящем, за

необходимость подчинения ей во имя целостности государства, бороться с теми, кто свои местные интересы ставил выше общегосударственных.

Автор "Повести временных лет" пишет свой труд тогда, когда в сознании русских людей уже определился исторический смысл пережитых Русью усилий. Было уже закончено огромной важности дело, наполнявшее их сердца патриотической гордостью. "Кого бог так любит, как возлюбил нас?" - вопрошает автор "Повести". "Кого так почтил, как прославил и вознес нас?" И категорически отвечает: "Никого!"

Тот же мотив слышим мы и в знаменитом "Слове о законе и благодати" русского скромного священника из княжеского села Берестова (посаженного потом самим Ярославом на кафедру киевского митрополита, до тех пор занимаемую исключительно просвещенными греками). "Не в плохой стране и не в неведомой земле были они (князья Рюриковичи, Игорь, Святослав, Владимир. - Б. Г. ) владыками, но в русской, которая ведома и слышима во всех концах земли".

Понятно, почему автор "Повести" отправляется от факта так называемого "призвания" Рюрика, освещая предшествующие события лишь самым кратким комментарием, минимальным для понимания обстановки "призвания".

Тут у каждого может возникнуть вопрос: если Рюрик - не славянин, а варяг, то не вытекает ли отсюда, что в русской государственной жизни решающую роль играли варяги? Особенно усиленно муссируют этот вопрос фашистские фальсификаторы истории. Они из кожи лезут вон, чтобы доказать создание германцами русского государства.

Выше мы уже показали, что Киевское государство не является первым государственным образованием у восточных славян и что эти государственные образования возникли задолго до появления варягов в Восточной Европе. Мы показали также, что образование государства у восточных славян явилось закономерным следствием развивавшихся у них классовых отношений, а не результатом деятельности чужеземцев. Что же касается роли варягов в истории Киевского государства, то и на этот вопрос ответить нетрудно. Если бы Рюриковичи остались в новой своей родине только варягами, не поняли бы своей новой роли, они не могли бы стать во главе русского народа. В том-то и дело, что рюриково потомство и его окружение очень быстро ославянились: они все, несомненно, говорили на русском языке, молились русским богам, слились с русскими военными силами настолько, что вся военная терминология у них стала славянской.

Наконец - что самое главное - династия Рюриковичей, какого бы она ни была этнического происхождения, могла удержаться во главе славянского государства единственно при условии, если она ославянится в смысле своей политической программы и деятельности. И в этом отношении династия Рюриковичей удовлетворяла полностью интересам русского государства.

На эту последнюю сторону дела следует обратить внимание прежде всего. Политическая деятельность самого Рюрика нам мало известна. Согласно показанию единственного в этом отношении источника - "Повести временных лет", - Рюрик "раздавал мужам своим города - одному Полоцк, другому - Ростов, третьему - Белоозеро" и владел словенами, кривичами, мерею, весью и муромой. Из того же источника видно, что некая часть сподвижников Рюрика с Аскольдом и Диром во главе отделилась от него и самостоятельно заняла Киев.

В то время когда Рюрик княжил в Новгороде, Аскольд и Дир владели Киевской землей и предприняли удачный поход на Константинополь, куда, как мы уже видели, за несколько столетий до этого не раз устремлялись анты.

Из дальнейшего хода событий видно, что оба государства - Новгородское и Киевское - существуют самостоятельно; что Рюрик в Новгороде укрепляет, свое политическое положение; что какие-то предприимчивые люди из сподвижников Рюрика - вероятно, недовольные тем, что их вождь изменил им и предводительству ими, жаждущими славы и добычи, предпочел соглашение с новгородцами, - покинули его с намерением идти на богатый царственный Константинополь, куда они и пошли, заняв предварительно по пути Киев и пополнив здесь свои ряды желающими участвовать в этом походе полянами.

Перед нами, если мы правильно понимаем сообщение "Повести", очень интересная ситуация. В то время когда Киев, оказавшийся временно во власти предприимчивых, беспокойных элементов, принимает участие в далеком походе на Византию, Новгород организуется и накапливает свои силы. Результат не замедлил сказаться: преемник Рюрика Олег (кто бы он ни был: родственник ли Рюрика или же один из его видных соратников) уже мог использовать собранные в Новгородской земле силы. Во главе большого разноплеменного войска Олег совершает большой поход на юг по Днепру, овладевает последовательно Смоленском, Любечем и, наконец, самим Киевом.

Важно отметить тождество организационных приемов, уже испытанных властью в пределах новгородских. Подобно тому как Рюрик, взяв на себя роль правителя, при помощи рассаживания своих мужей в различных частях своего государства укреплял между ними политическую связь, Олег после занятия каждого из крупных поднепровских городов тоже систематически сажает мужей своих ("...приде к Смоленьску... прия град и посади муж свой, оттуда поиде вниз и взя Любець и посади муж свой").

Только в Киеве он не посадил никого из мужей своих, а сел сам, заявив: "...се буди мати градом Русским", - чем и определил новое политическое значение Киева как столицы большого государства, в состав которого вошел и Новгород.

Для такого решения было много оснований. Киев в это время был уже значительным городом, лежал он на прекрасной реке, ведущей с севера на юг, прямо в "Русское" (Черное) море, а из него - в Царьград. Киев был ближе и к Царьграду, и к Хозарскому царству, и к дунайским землям, т. е. к тем рубежам, с которыми соприкасались восточные славяне издавна.

И здесь, на новом месте, мы видим организационные приемы, знакомые нам по Новгороду. Олег "нача городы ставити" и уставлять дани, т. е. укреплять новые свои владения и упорядочивать отношения с входившими в состав государства народами. Дань платят покоренные народы своим победителям. Таково первоначальное значение этого термина. Но с какого-то времени этим термином начинает обозначаться не только военная контрибуция, но и подать, систематически взимаемая и определяющая положение ее плательщиков по отношению к государству.

Заметим, что ни один из упомянутых "Повестью" народов не был завоеван Олегом: ни словене, ни кривичи, ни меря. Отметим также и технический термин, применяемый автором "Повести", - в данном случае "устави" (а не "возложи", как это тут же говорится о покоренных народах). Это значит, что Олег в данном случае действует не как военная власть, а как правитель государства, определяя повинности своих подданных. "Уставлять" - значит точно определять, узаконивать, водворять порядок. Отсюда и договоры Руси с греками "уставляют" взаимоотношения договаривающихся сторон и Русская Правда называется "установлением" князей. Новгородская летопись под 1229 г. называет крестьянскую подать данью и считает ее давним "установлением" прежних князей ("как уставили преднии князи, тако платить дань").

Власть начинает улучшать механизм государственного аппарата. И только вслед за этими действиями власти мы видим ее очень показательные шаги во внешней политике.

VI

Внешняя политика Киевского государства - не авантюра, продиктованная склонностями тех или иных вождей, а система, определяемая интересами растущего государства. Нетрудно о деятельности первых Рюриковичей видеть две совершенно четко поставленные цели: 1) объединение восточного славянства и 2) защиту государства от угрожавших ему народов.

Для нас даже не столь важно, кто именно из князей покорял соседние славянские племена и включая их в состав Киевского государства. Важен курс, взятый правительством этого государства.

При условии роста средневековых европейских государств отдельное самостоятельное существование древлян, дреговичей, радимичей и других было немыслимо. Они естественно становились жертвой более сильных политических организаций. В частности судьбу древлянской земли должны были решить ее соседи - Польша, Чехия, Венгрия или Киев. Решил ее Киев, и, нужно сказать, - наиболее удобным для самих древлян способом, так как при этом решении они попали в среду, им близкую и родную: сами будучи одной из ветвей восточного славянства, они слились о восточнославянским, русским государством, имевшим достаточно сил, чтобы предоставить своим частям возможность дальнейшего развития.

Хозарское, в основном тюркское, но по существу многонародное государство заняло, между прочим, и территорию, издавна заселенную восточным славянством. С конца VII и в начале VIII в. хозары владеют Керченским проливом, частью Крыма, Южным Подоньем и распространяют свою власть на землю вятичей, радимичей и даже полян.

Столкновение между растущим Киевским государством и Хозарским каганатом было совершенно неизбежно. Можно думать, что войны между восточным славянством и хозарами начались с момента появления орд, объединенных именем хозар на юге нашей страны. Первые столкновения, как нам известно, были для славян несчастливыми, и линь после того, как окрепла Русь под главенством Киева, отношения между этими двумя государствами радикально изменились. Русь систематически освобождает, одну за другой свои земли из-под власти хозар и, наконец, ори Святославе наносит последний и окончательный удар Хозарскому государству. Об этом имеются не только русские, но и арабские совершенно точные сообщения.

Параллельно решался и вопрос относительно уличей и тиверцев - тех самых, о которых "Повесть" сообщает, что они сидели по берегу Черного моря, от устьев Днепра до Дуная, и что их было множество. Эти племена были в военном отношении сильны. У них было много крепостей, существовавших еще во время составления "Повести" ("и суть гради их и до сего дня"). Это не фантазия. У нас имеется малоисследованный документ "А се имена всем градом русским, дальним и ближним", где на первом месте стоит перечень русских городов в Подунайской и Приморской областях.

Баварский аноним IX в. об уличах говорит, что это "populus multus", т. е. многочисленный народ, и имеет 318 "civitates" (укрепленных поселений). Не удивительно, что присоединение этих восточнославянских земель к Киевскому государству потребовало больших усилий. В Новгородской I летописи есть известие, что Аскольд и Дир, после занятия Киева, уже воевали с уличами. Олег продолжал войну с ними и с тиверцами, но, повидимому, решительных результатов не добился.

Так систематически осуществлялась первейшая задача Киевского государства - объединение восточнославянских земель. Цель, которую не могли осуществить славяне в VI-VII вв. и чего так сильно боялась Византия, стала вполне по силам государству Киевскому.

Русь жила неизолированно от других государств Европы, и совершенно понятно, что Киевское государство должно было, отстаивая свои интересы, вступить с европейскими государствами в различные отношения.

С другой стороны, мы очень хорошо знаем, что Европа сама была заинтересована в установлении связей торговых и политических с Русью.

Византия, начиная с VI в. очень внимательно следившая за тем, что делается в Восточной Европе, еще с большим вниманием, смотря по политическим обстоятельствам, то с тревогой, то с надеждой обращает свой взоры на север. Арабский мир неустанно следит за каждым шагом растущего русского государства. Западная Европа очень хорошо знает Русь, и Русь знает Западную Европу. Связи между ними были самые разнообразные: торговые, политические, культурные.

Сведения о византийско-русских отношениях у нас очень неполны. Но то, что мы об этом знаем, говорит о давнишних и разнообразных связях между двумя народами. Особенно, Византия должна была дорожить своими добрыми отношениями с Русью после разгрома Святославом Хозарского царства, так как теперь Русь вместо переставшей существовать Хозарии стояла на страже и защищала Запад и Византию от турецких орд, непрестанно двигавшихся с востока на запад. Связи между Русью и Византией рано стали оформляться специальными договорами, из которых дошла до нас только часть.

Во втором из дошедших до нас договоров Руси с греками, текст которого не возбуждает никаких сомнений в подлинности, от 2 сентября 911 г., сказано ясно, что данный договор имеет целью упрочить "от многих лет межю христианы (греки. - Б. Г. ) и Русью бывшую любовь". Словом "любовь" переведено, несомненно, стоявшее тут в греческом подлиннике слово "агапэ", что соответствует латинскому "пакс", т. е. мирное соглашение, договор. Наши ученые-специалисты (М. Погодин, С. Платонов, М. Приселков) признают наличие еще более раннего договора, 866 - 867 гг., о союзе и дружбе, закрепленного со стороны Руси принятием христианства и епископа из Византии. М. Приселков говорит о нескольких договорах IX века. Патриарх константинопольский Фотий в 866 г. писал также, что Русь "переменила нечестивое языческое суеверие на чистую и непорочную христианскую веру и ведет себя в отношении нас (греков. - Б. Г. ) почтительно и дружески, тогда как незадолго перед тем (18 мая 860 г. - Б. Г. ) беспокоила вас своими разбоями и учинила великое злодеяние" (намек на поход Руси на Византию).

Русско-византийские отношения в самых разнообразных проявлениях тянутся с VI в. и переживают падение Византийской империи (1453).

Будет несомненной ошибкой думать, что Русь в своих походах на Византию преследовала только грабительские цели. Это было бы большим упрощением сложных и давнишних отношений между двумя народами.

Сам патриарх Фотий, переживший нападение Руси 860 г. и не скупившийся на жестокие олова по адресу Руси, должен был призвать, что Русь напала на Византию "справедливо" ("Эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление их соплеменников и с полным основанием требовали и ожидали (для нарушителей права. - Б. Г. ) кары, равной злодеянию". "Их привел к нам гнев их"). Весь вопрос в том, что греки, очевидно, не ожидали такой смелости от "варваров" (хотя они могли бы вспомнить VI и VII вв.). Греки были убеждены, что "один слух о Ромеях" может "усмирить" Русь, а оказалось, что она "подняла оружие против их державы". Мало того: Фотий вынужден

был признать, что самый поход организован был Русью прекрасно: "Поход этих варваров схитрен был так, что и слух не ушел оповестить нас, и мы услышали о них уже тогда, когда увидели их, хотя и разделяли нас столькие страны и народоначальства, судоходные реки и моря, имеющие удобные гавани".

Дошедшие до нас договоры Руси с греками, как правило, заключаемые после походов Руси на Византию, говорят очень много о предметах, в которых были заинтересованы обе стороны. Здесь речь идет далеко не только об условиях торговли между двумя государствами: тут мы видим и военное соглашение, предусматривающее могущие возникнуть в международных отношениях осложнения, когда стороны должны выступать или совместно или отдельно; здесь предусмотрены случаи нарушения уголовного и гражданского права обеими сторонами; международные обязательства русских возвращать имущество греков, потерпевших кораблекрушение, взаимного выкупа и возвращения в отечество пленников, беглых рабов и др.

Договор 944 г. условия о взаимной военной помощи заключает следующими ошвами: "И оттоле уведят ины страны" - и комментирует это соглашение: "каку любовь имеют Греци и Русь".

Византия уже в X в. серьезно смотрела на растущее Киевское государство как на силу, с которой нельзя не считаться. С другой стороны, Русь сама напоминала о себе, не давала себя запутать в хитросплетения византийских политиков, умела сохранить свое лицо и соблюсти свои политические интересы. В 911 г. русский полк сражайся рядом с византийским войском против арабов; в 920 г. Русь помогает той же Византии в борьбе с Болгарией. Кн. Ольга во время своего пребывания в Константинополе в 957 г., вероятно, изменила отношения Константина Багрянородного к Руси, обещала ему выслать свое войско; и нам известно, что в последние годы правления Константина Багрянородного в войне его против критских арабов принимала участие и Русь.

Если в первой половине X в. Византия вынуждена была считаться с наличием Киевского государства, то во второй его половине Византия без Руси обойтись уже не могла.

В княжение Святослава и Владимира Святого Византия обращалась по собственной инициативе в Киев дважды, и оба раза участие Руси в разрешении международных вопросов было весьма заметно. Здесь имеются в виду поход Святослава на Болгарию, предпринятый по соглашению с Византией и в значительной степени по ее инициативе; поход Руси в Византию для борьбы с восставшей против императора Василия (976 - 1025) армией под предводительством Варды Фоки, по приглашению Василия; осада русскими войсками Херсонеса, как ответ на несоблюдение Василием принятых им условий.

После принятия христианства в качестве государственной общеобязательной религии Киевское государство еще теснее вошло в политическое общение с государствами Европы.

Непосредственная и неустойчивая граница с Польшей создавала много поводов для постоянных столкновений, разрешавшихся то миром, то войной. Ни польские, ни русские источники не могут указать нам, когда именно стали бороться оба государства за установление своих границ. Дело осложняется еще и тем, что в этой борьбе принимало участие в своих собственных интересах еще одно государство - Чехия. Ни чешская, ни польская, ни русская науки до сих пор не могут разобраться в спорном тексте русской летописи под 981 г., где говорится: "Иде Володимер к Ляхом и зая грады их, Перемышль, Червень и ины грады, иже суть и до сего дне под Русью", - а между тем это - первое записанное свидетельство о столкновении Руси с Польшей из-за пограничной территории.

Острота вопроса заключается в том, что из текста летописи вытекает, что Перемышль и Червень в 981 г. были городами польскими, тогда как в это время не Польша владела всей этой частью Прикарпатья, а Чехия, владения которой заходили тогда очень далеко на восток, до Кракова включительно. Археологические и этнографические данные, а также исторические сведения о дулебах говорят, что Прикарпатье и именно те места, где стоят города Волынь, Червень, Перемышль и др., есть старая земля восточнославянского племени дулебов.

Если откинуть возможность обмолвки летописца, то придется признать, что эта старая русская земля когда-то попала под власть Польши и Владимир в 981 г. вернул ее обратно. Само собой разумеется, что, отбирая у Польши русские земли, Владимир мог прихватить и часть территории, населенной поляками. Отсюда вытекает, что русско-польские отношения начались до Владимира и что летописец сообщает нам факт, так сказать, вырванный из цепи последовательных исторических событий. С этого момента столкновения двух государств, принимая различные формы, продолжаются беспрерывно.

В ходе этой борьбы Русь входит в общение с Германией и Чехией, и ни в одном из документов мы не видим, чтобы германский император или чешский король как-либо пренебрегали политическим значением русского государства. Из западноевропейских хроник мы узнаем, что сношения Руси с Германией начались давно. При кн. Ольге ездили русские послы к императору Оттону, от Оттона приезжал епископ в Киев. В 973 г., по сообщению немецкого хрониста, к Оттону приходили "послы русов с большими дарами". Разлад с Византией в 40-х годах XI в. снова сблизил Русь с Западом. Генрих III выступал совместно с Ярославом по делам Польши. В 1040 и 1043 гг. русские послы ездили в Германию.

О торговых связях Руси с Германией идут сведения тоже от самого начала X в. (903 г.), причем тут говорится о русских купцах, приходивших в Германию не со вчерашнего дня. В свою очередь, Киев привлекал немецких купцов роскошью и обилием своих товаров. Общее представление в Германии о Руси как о стране несметных богатств подчеркивается в немецких хрониках.

Давнишние и непрекращавшиеся отношения Руси с папским престолом тоже хорошо нам известны. В княжение Владимира Святославича от папы на Русь было пять посольств, из Руси к папе - два. Принятие христианства Русью по византийскому восточному обряду нарушило эти связи, но папа никогда не переставал следить за Киевом в надежде распространить свою власть и на Восточную Европу. Сына Изяслава Ярославича - Ярополка-Петра, изгнанного вместе с отцом своим из Киева, - он взял под свое покровительство и собирался его короновать в связи с обещанием Изяслава передать Киев в лен св. Петра.

С более далекой Францией Русь сносилась, повидимому, не столь интенсивно. Тем не менее хорошо известен брак французского короля Генриха I с дочерью Ярослава Анной, пережившей своего мужа и вторично вышедшей замуж во Франции за графа де Крепи. Пережив и этого мужа, она вернулась к своему сыну, французскому королю Филиппу, и принимала активное участие в политической жизни Франции. Сохранились ее собственноручные подписи на французских документах 1063 года.

Несчастная для англо-саксов битва при Гастинге 14 октября 1066 г., закончившаяся смертью короля Гарольда и переходом власти в руки норманского герцога Вильгельма, имела отклики и в Киеве. Гида - дочь Гаральда - стала женой Владимира Мономаха. В Киеве, при дворе Ярослава, нашли себе приют и сыновья другого английского короля - Эдмунда: Железный Бох Эдвин, Эдуард, изгнанные из Англии датским конунгом Канутом.

При дворе Ярослава мы видим также норвежского короля Олафа, изгнанного из Норвегии. Сын его с русской помощью вернул себе престол, а на его дочери женился сам Ярослав. Тут же оказался и другой знаменитый викинг, Гаральд Смелый, после громких подвигов в Сицилии и Италии ставший королем Норвегии и сложивший свою голову в Англии. Он долго и настойчиво добивался и добился руки дочери Ярослава Елизаветы.

Оживленные политические связи Руси с Европой несомненны. Киев западным иностранцам казался соперником Константинополя; оживленность жизни города изумляла писателей-иностранцев XI века.

Огромное количество восточных монет VII-VIII вв., находимых на территории Восточной Европы, большой интерес арабов к нашей стране, выразившийся в многочисленных описаниях ее арабскими учеными, и другие факты говорят нам об очень оживленных связях докиевской и Киевской Руси с Востоком.

Не удивительно, что в этой интернациональной обстановке русские князья научились владеть многими европейскими языками. Всеволод Ярославич говорил на пяти языках. Его сын Владимир Мономах, несомненно, знал языки и прежде всего английский, так как женат был на англичанке и, вероятно, пользовался английскими образцами литературы, когда писал свое "Поучение", где он, между прочим, советует учиться языкам: "в том бо честь есть от инех земель".

Если мы перейдем к отношениям Руси к народам тюркским, систематически наводнявшим особенно южную часть нашей страны, то и здесь придется нам отметить, что Русь ни разу не растерялась ни перед тюрками, ни перед печенегами, ни перед половцами. Спокойно и уверенно отражая их удары, она в то же время умела привлекать их на свою сторону, либо растворяя их в своей среде, либо вырабатывая формы отношений, приемлемые для народов тюркских и соответствующие своему собственному достоинству.

*

Взяв на себя работу по выбору фактов из огромного их запаса, я старался предоставить им возможность самим говорить за себя. Этот язык мне казался достаточно убедительным, чтобы придти к окончательному выводу, что русский народ, выступив на историческую сцену в VI в., оказался достаточно сильным и организованным, чтобы сохранить свое лицо, облечь свое официальное существование в Европе в государственную форму, определить свое почетное место в истории Европы и тем самым наметить и расчистить путь для своего дальнейшего славного развития.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Б. ГРЕКОВ:

Комментарии: