БРОДСКИЙ Н. "В. Г. Белинский". Огиз, Госполитиздат. М. 1946. 144 стр. 2 руб. АНЦИФЕРОВ Н. "А. И. Герцен". Гослитмузей. М. 1946. 2-е изд. 64 стр. 4 р. 50 к.

в последнее время вышло в свет несколько популярных работ, посвященных виднейшим представителям передовой общественной мысли России XIX в., в том числе книжки Н. Бродского "В. Г, Белинский" и Н. Анциферова "А. И. Герцен".

Появление новых работ о выдающихся русских революционных мыслителях отвечает острой потребности советских читателей. К сожалению, рецензируемым работам присущи серьёзные недостатки, снижающие их научную ценность, искажающие действительную картину развития русской общественной мысли.

Главный порок этих книг - отсутствие конкретно-исторической оценки воззрений Белинского и Герцена. Нарушая важнейшее требование исторической науки - излагать историю такой, какой она была, не улучшая и не ухудшая её, - Н. Бродский и Н. Анциферов стараются "улучшить", приукрасить теоретические взгляды великих мыслителей XIX века. Отсюда юбилейно-елейный тон рецензируемых книг.

Известно, что Белинский не сразу пришёл к материализму и революционному демократизму. Его поступательное, прогрессивное развитие не было плавным подъёмом, а имело противоречивый характер, осложнялось отдельными отступлениями. Преодолевая в борьбе эти противоречия, Белинский шёл вперёд. Так, он с мужественной прямотой и принципиальностью осудил своё кратковременное примирение с николаевской действительностью, явившееся следствием влияния немецкой идеалистической философии. Он проклял "гнусное стремление к примирению

с гнусной действительностью"¹ . Белинский умел признавать свои ошибки и исправлять их. Н. Бродский старается сгладить, "примирить" противоречия эволюции Белинского. "Не надо забывать, - пишет он, "подправляя" Белинского, - что в страстных самообличениях Белинского... слышится голос человека экстремы... преувеличенно резко отзывавшегося о своих ошибках" (стр. 98 - 99). Белинский не нуждается в такой "защите".

Так же поступает и Н. Анциферов в своей книжке о Герцене. В то время как Ленин в статье "Памяти Герцена" даёт образец подлинно партийного, правдивого, всестороннего освещения истории общественной мысли, показывая историческое величие Герцена и вместе с тем его историческую ограниченность, Н. Анциферов стремится эту последнюю, по возможности, "смягчить". Ленин указывал, что истоки либеральных колебаний Герцена коренились в его принадлежности к помещичьей, барской среде и в том, что он не мог видеть в России 40-х годов XIX в. революционного народа и поэтому не мог верить в него. "Отсюда, - писал Ленин, - его бесчисленные слащавые письма в "Колоколе" к Александру II Вешателю, которых нельзя теперь читать без отвращения"² . В борьбе против самодержавно-крепостнического строя Герцен преодолел свои колебания. Революционный демократ взял в нём верх. А в слащавом изображении Н. Анциферова апелляции Герцена к царю выглядят так: "Окрылённый радужными мечтами, увлекающийся Герцен обратился к Александру II с письмом, в котором призывал царя к освобождению крестьян и к изданию закола о свободе слова. В этом поступке сказалась идеалистическая вера Герцена в силу правдивого и смелого слова" (стр. 45).

Не ясно ли, что сентиментальная фразеология Н. Анциферова не имеет ничего общего с классовым анализом мировоззрения Герцена и поэтому ровно ничего не объясняет.

Особенно нетерпимым недостатком рецензируемых книг является тенденция стереть принципиальную разницу между идеологией русской революционной демократии XIX в. и марксизмом. История передовой общественной мысли России изображается как плавный эволюционный процесс, без диалектических скачков, как поток более или менее однородных идей от 40-х годов прошлого века до победы марксизма. При этом забывается то решающее обстоятельство, что, будучи закономерно подготовлен предшествующим прогрессивным развитием, марксизм явился не просто одним из звеньев в цепи эволюции передовых идей, а ознаменовал величайший революционный переворот в истории мысли, скачок от старого качественного состояния общественной мысли к новому.

Авторы упускают из виду, что Белинский и Герцен выражали, прежде всего, возмущение крестьянства против крепостного права, между тем как марксизм является мировоззрением пролетарских масс. Это первая научная теория, которая повела за собой народные массы и привела их к победе.

В работе "Анархизм или социализм?" товарищ Сталин пишет: "Прежде всего, необходимо знать, что пролетарский социализм представляет не просто философское учение. Он является учением пролетарских масс, их знаменем, его почитают и перед ним "преклоняются" пролетарии мира. Следовательно, Маркс и Энгельс являются не просто родоначальниками какой-либо философской "школы" - они живые вожди живого пролетарского движения, которое растёт и крепнет с каждым днём"³ .

В рецензируемых книгах не учтено это коренное качественное различие между философией Белинского и Герцена, с одной стороны, я философией марксизма - о другой, являющихся мировоззрением различных классов.

Герцен и Белинский были первыми предшественниками русской социал-демократии, предшественниками марксизма в России. "Известно, что ленинизм воплотил в себе лучшие традиции русских революционных демократов XIX века" (А. А. Жданов). Герцен и Белинский вплотную подошли к диалектическому материализму. Они впервые в домарксовской философии стали на путь сознательного сочетания материалистической теории и диалектического метода, видя в диалектике алгебру революции. В этом их выдающаяся историческая заслуга.

Однако ограниченность общественных условий, в которых развёртывалась их деятельность, не позволила им последовательно осуществить соединение диалектики и материализма. Резко критикуя немецкий идеализм конца XVIII - начала XIX в. и подходя к правильному, научному пониманию ряда вопросов диалектики, Белинский и Герцен ещё не могли ввиду отсталости русской жизни осуществить критической переработки, достижений всей мировой культуры, не могли философски обобщить открытий современного им естествознания, как это сделали Маркс и Энгельс. И самое главное - их материализм оставался не доведённым" до конца: он не был последовательно распространён на объяснения общественной жизни, Белинский и Герцен остановились перед историческим материализмом. В силу указанных причин они не смогли подняться до вершины философского знания-до диалектического материализма, хотя и двигались в направлении к нему. То, что он" не стали диалектическими материалистами, было не их виной, а их бедой. Создание диалектического и исторического материализма можно было осуществить лишь с позиций революционного пролетариата. Это сделали вожди и идеолога пролетариата.

Ясно поэтому, что стирать качественную грань между революционным демократизмом просветителей и марксизмом - идеологией революционного пролетариата, - значит искажать историческую перспективу. Так, в сущности, и поступает Н. Бродский. Оперируя домыслами и догадками о знакомстве Белинского с историческим материализмом,

¹ Белинский В. "Письма". Т. II, стр. 163. СПБ. 1914.

² Ленин. Соч. Т. XV, стр. 467.

³ И. Сталин. Соч. Т. I, стр. 350.

марксистской теорией классовой борьбы, он выискивает "совпадения" идей Белинского и Маркса: "Совпадало с идеями Маркса и Энгельса воззрение Белинского 40-х годов на роль личности в истории", - пишет он (стр. 72). Н. Бродскому невдомёк, что о полном совпадении здесь не может быть я речи, поскольку марксистское решение этого вопроса, как и других социологических проблем, основано на материалистическом понимании истории, на марксистском учеши о классовой борьбе, соотношении личности и массы, роли масс. Белинский приближался к марксистскому пониманию роля личности в истории, но не дошёл и не мог дойти до него. Только поняв законы общественного развития, его связь с развитием производительных сил как определяющей силы в жизни общества, можно было научно объяснить и роль народных масс в истории, показать, что история общества есть, прежде всего, история производителей материальных благ, история трудящихся масс. Исходя из этих важнейших выводов исторического материализма, классики марксизма-ленинизма объясняют и роль личности в истории. Если Белинский и Герцен поднимались лишь до постановки вопроса о народе, ещё не расчленяя это понятие, то марксизм-ленинизм связывает роль личности, прежде всего с потребностями передового класса общества. Н. Бродский не видит разницы между подходом Белинского к вопросу о роли личности в истории и научным разрешением этого вопроса, впервые данным классиками марксизма.

В другом месте Н. Бродский пишет: "Марксова критика Прудона, его антиисторизма и недиалектического объяснения экономической и политической жизни современного общества, его отрицания политической борьбы совпадала со взглядами Белинского" (стр. 71). И здесь та же натяжка. Автор стирает грань между замечательными высказываниями Белинского, ещё не представлявшими собой последовательно научной концепции, и "Нищетой философии" Маркса, о которой Ленин писал: "разбор социологии Прудона ведётся там с материалистической точки зрения"⁴ . Ленин считал "Нищету философии" одним из первых произведений зрелого марксизма, а Н. Бродский, вопреки исторической правде, отождествляет идеи этого произведения со взглядами Белинского.

Н. Бродский смазывает коренное различие между постановкой вопроса о пролетариате у Белинского и у классиков марксизма. "Одновременно с Энгельсом, - пишет он, - ...Белинский ... писал об "ужасах царствующего в Европе пауперизма (бедности), о страшном положении рабочего класса" (стр. 73). "Одновременно с Марксом... Белинский в том же 1844 г. заявлял, что "принцип собственности" в историческом развитии борьбы между буржуазией и пролетариатом дойдёт до своего отрицания" (стр. 74). Но ведь дело не в "одновременности", а в существе постановки вопроса. Энгельс в "Положении рабочего класса в Англии" не ограничился показом страданий пролетариата, что характерно и для утопического социализма, он видел в пролетариате не только страдающую массу, но и решающую силу, передовой класс, призванный покончить со строем классового гнёта. "И до Энгельса, - пишет Ленин, - очень многие изображали страдания пролетариата и указывали на необходимость помочь ему. Энгельс первый сказал, что пролетариат не только страдающий класс; что именно то позорное экономическое положение, в котором находится пролетариат, неудержимо толкает его вперёд и заставляет бороться за своё конечное освобождение"⁵ .

Зачем же, спрашивается, понадобилось Н. Бродскому ставить под сомнение бесспорный приоритет основоположников марксизма в открытии важнейших принципов материалистического понимания истории? В этом сказывается недопонимание автором книги превосходства марксистско-ленинской идеологии над всеми прочими идеологиями.

Крупнейшим недостатком рассматриваемых книг является отсутствие в них чёткого размежевания между утопическим и научным социализмом. Авторы правильно подчёркивают превосходство во многих отношениях социалистических воззрений Белинского и Герцена над утопизмом западноевропейских социалистов домарксовой эпохи. В отличие от этих последних корифеи русской материалистической философии XIX в. видели возможность перехода к социализму не в мирном просветительстве, не в апелляции к богатым и власть имущим, а в революционной борьбе масс. Это ставит их социалистические воззрения несравненно выше западноевропейских социалистических утопий. Но значит ли это, что социализм Белинского и Герцена не является утопическим? Такой вывод был бы совершенно неверным. Идеологи русской революционной демократии XIX в. сделали шаг вперёд от утопического к научному социализму, подобно тому, как они двигались в направлении к последовательно научной философии - диалектическому материализму. Но они не дошли и не могли дойти до научного социализма. Они ещё не раскрыли значения этой общественной силы, которая способна стать творцом нового общественного строя. Научный социализм мог быть основан только на материалистическом понимании истории. Только на этой основе социализм мог превратиться и действительно превратился из мечты о лучшем будущем человечества в науку. Основателями научного социализма закономерно явились идеологи пролетарской революции, между тем как даже крупнейший из мыслителей домарксистского периода, Чернышевский, был идеологом крестьянской революции.

Как Ленин ставил вопрос о социалистических идеях Герцена? Он отмечал их утопический характер. Ленин писал, что "Герцен видел "социализм" в освобождении крестьян с землёй, а общинном землевладении и в крестьянской идее "права на землю"⁶ . Но на деле, как указывал Ленин, в этой утопии Герцена, как и во всём рус-

⁴ Ленин. Соч. Т. I, стр. 63.

⁵ Ленин. Соч. Т. I, стр. 412.

⁶ Ленин. Соч. Т. XV, стр. 466.

ском народничестве, "нет ни грана социализма"⁷ . Герцен не понимал буржуазно-демократической природы предстоявшей русской революции.

Иначе подходит к вопросу о социализме Герцена Н. Анциферов. Хотя он и приводит слова Ленина, но, затушёвывая утопизм Герцена, заявляет, что Герцен и Огарёв уже в конце 40-х годов XIX в. сумели "связать социалистический идеал с действительностью и в ней найти элементы, из которых разовьётся будущее" (сир. 33). Этот вывод глубоко ошибочен. Он противоречит ленинской оценке социализма Герцена. Соединение социалистической теории с жизнью, с рабочим движением было впервые осуществлено лишь на почве марксизма. Величайшая заслуга в этом принадлежит вождям и идеологам пролетариата. В своей работе "Российская социал-демократическая партия и её ближайшие задачи" товарищ Сталин пишет: "для осуществления социалистического идеала необходима самодеятельность рабочих и их объединение в организованную силу независимо от национальности и страны. Необходимо было обосновать эту истину - это великолепно выполняли Маркс и его друг Энгельс"⁸ . И далее: "Развитие идеи социализма в России шло почти тем же путём, что и в Западной Европе. И в России социалистам долго пришлось блуждать вслепую, прежде чем она дошли до социал-демократического сознания научного социализма"⁹ .

Н. Анциферов игнорирует эти бесспорные выводы марксистской науки.

Превосходство корифеев русской революционно-демократической философии над Сен-Симоном, Фурье и другими утопическими социалистами Запада состояло не в том, что первые уже перестали быть утопистами, а в том, что они были не только утопическими социалистами, но и революционными демократами. Поэтому их социалистические воззрения имели боевой, революционный характер.

Классики русской философии XIX в. сыграли огромную роль в развитии русской и мировой культуры. Своей героической, самоотверженной деятельностью они объективно подготовили почву для последующего развития в России самого передового в мире марксистско-ленинского мировоззрения. Их заслуги бессмертны, и задача марксиста-исследователя состоит в том, чтобы правдиво, не умаляя и не прикрашивая, показать их историческую роль. Модернизация великих мыслителей прошлого, подкрашивание их под марксистов грубо ошибочны и вредны. Это искажает действительную картину развития общественной мысли в России и противоречит основным требованиям марксистско-ленинской методологии, обязывающей к строгому историзму в подходе к общественным явлениям.

⁷ Ленин. Соч. Т. XV, стр. 466.

⁸ И. Сталин. Соч. Т. I, стр. 12.

⁹ Там же, стр. 13.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Л. КОГАН:

Комментарии: