I

Мы мало знаем о занятиях Маркса историей в годы его учения в Берлинском университете (1836 - 1841); рабочие тетради за этот период, к сожалению, не сохранились. До нас дошли только отрывочные указания в письме Маркса к отцу от 10 ноября 1837 года; Маркс подводит в нем итоги своей работы за первый учебный год в Берлине, т. е. с октября 1836 г. (в частности чтение "Истории Германии" Лудена, "Истории искусства" Винкельмана, перевод "Германии" Тацита, основательное изучение римских и средневековых источников по истории права). Общий итог берлинских лет в предисловии к "К критике политической экономии" (1859): "Моей специальностью была юриспруденция, которую я, однако, изучал лишь как подчиненную дисциплину, наряду с философией и историей"¹ . По этим скудным данным нельзя составить себе конкретного представления о содержании тогдашних занятий Маркса историей.

С какими историками он успел ознакомиться за 1836 - 1841 гг. и что дало это знакомство для его развития? Известно, что, будучи студентом Берлинского университета, Маркс не слушал курсов представителей официальной исторической науки - ни Ранке, ни Ра ум ера. Но он имел близкое отношение к левогегельянским историкам, составлявшим радикально-демократическое крыло немецкой исторической науки. Изучение работ этих историков: заклятого противника исторической школы права Эдуарда Ганса, Карла Фридриха Кёппена и, возможно, Бруно Бауэра - может несколько осветить данный вопрос.

Карл Фридрих Кёппен (1808 - 1863) был самым близким другом Маркса в берлинский период; впоследствии дороги их разошлись, но когда Маркс приехал в Берлин в 1861 году, единственным человеком из прежних берлинских левогегельянцев, с которым он дружески встретился, был Кёппен; они виделись два раза, и Кёппен подарил Марксу свою работу "Религия Будды и ее возникновение" - "значительный труд"² , по словам Маркса.

Кёппен занимался преподаванием истории и был вместе с тем одним из основных сотрудников левогегельянского журнала "Hallische Jahrbucher"; в своих статьях он энергично выдвигал на первый план прогрессивные стороны гегельянства³ . Знакомство с Марксом состоялось в 1837 г. в "докторском клубе", объединявшем левогегельянских доцентов, преподавателей и литераторов. В те годы Кёппен был уже вполне сложившимся историком, с большими знаниями, широким кругозором и самостоятельностью суждения. В 1837 г. он издал "Литературное введение к северной мифологии", завоевавшее себе вскоре почетное место наряду с исследованиями Якова Гримма и Уланда⁴ , в 1840 г. - книгу "Фридрих Великий и его противники" с посвящением: "Моему другу Карлу Марксу"; в 1841 - 1842 гг. он помещает в "Hallische Jahrbucher" три статьи о современных немецких историках. В первой из них, озаглавленной "Берлинские историки", дается главным образом критика Раумера и Ранке, вторая посвящена разбору "Истории XVIII столетия" Шлоссера, третья - "Исто-

Статья Кёппена "Берлинские историки", написанная им в 1841 г., впервые появляется на русском языке. Статья эта представляет большой интерес, так как Кёппен, друг Маркса, в публикуемой статье дает весьма ценные характеристики известных немецких историков того времени. То, что некоторые идеи Кёппена, содержащиеся в этой статье, несомненно, возникли под влиянием Маркса, делает ее еще более значительной.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XII. ч; 1-я, стр. 5.

² Письмо К. Маркса к Ф. Энгельсу от 10 мая 1861 года. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXIII, стр. 20.

³ Специальной литературы о Кёппене не существует, за исключением статьи Г. Гирша "Карл Фридрих Кёппен" (которая не могла быть нами использована) в журнале "International Review for Social History", издание International Institute for Social History. Leyden, 1936, N1.

⁴ К. Маркс и Ф. Энгельс "Литературное наследство". Т. I, стр. 34. (Вступительная статья Ф. Меринга.) М. 1937.

рии Французской революции" Генриха Лео¹ . Об этой последней сохранился отзыв Энгельса: "В своей превосходной критике "Истории Французской революции" H. Leo К. Ф. Кёппен объясняет, как битва при Флёрю положила конец террору"² .

Несомненно, что близкое общение с Кёппеном много давало молодому Марксу, тем более что у историка Кёппена был вкус к философии, и, таким образом, интеллектуальнее общение с Марксом шло сразу по двум линиям. Кёппен был в курсе философских занятий Маркса: в предисловии к своей докторской диссертации Маркс говорит о своем намерении дать большую работу о "цикле эпикурейской, стоической и скептической философии" с должной оценкой высокого значения этого цикла для всей истории греческой философии и вообще греческой культуры (griechischer Geist), затем продолжает: "Эти системы составляют ключ к пониманию истинной истории греческой философии. Более глубокое указание на их связь с греческой жизнью можно найти в сочинении моего друга Кёппена "Фридрих Великий и его противники"³ . Именно в этом направлении Маркс предполагал строить намеченную им большую работу о греческой философии.

Но тем не менее перевес сил в этом содружестве постепенно переходил на сторону Маркса. Об этом ярко свидетельствует письмо Кёппена к Марксу от 3 июня 1841 г. в Трир, единственное дошедшее до нас из этого периода, написанное непосредственно после отъезда Маркса из Берлина и раскрывающее содержательность их общения. В шутливой форме (а по существу очень серьезно, с глубоким восхищением огромной интеллектуальной силой молодого Маркса) Кёппен говорит об этом идейном первенстве Маркса в их дружбе: "Вместе с твоей черной личностью уехало и "острое чувство моего ничтожества"... Теперь у меня опять собственные мысли, которые я, так сказать, сам думаю - между тем как прежние все были из другого места или в другом месте, поблизости: из Шютценштрассе или на Шютценштрассе"⁴ . "...Ты магазин мыслей, фабрика идей". Зная это "соотношение сил" в интеллектуальном общении Маркса и Кёппена, мы можем оценить значение статьи "Берлинские историки" как исторического источника.

Маркс уехал из Берлина в середине апреля 1841 г., а статья Кёппена печаталась в "Hallische Jahrbucher" 5 - 8 мая 1841 г., и Кёппен в письме сообщает Марксу о впечатлении, произведенном ею в ученых и чиновничьих кругах Берлина. Очевидно, статья была закончена еще при Марксе или же вскоре после его отъезда; во всяком случае, она подготовлялась и обдумывалась еще в бытность Маркса в Берлине. Весьма вероятно, что и самый замысел выступления против виднейших представителей официальной немецкой историографии исходил также из "Шютценштрассе" и многие основные положения, высказанные в этой статье, были почерпнуты из той же "фабрики идей". Таким образом, мы вправе считать, что статья в значительной мере отражает взгляды молодого Маркса на современную ему историографию, и предположение это подтверждается при сопоставлении статьи с позднейшими высказываниями Маркса об историках.

II

Большая часть статьи Кёппена посвящена отрицательной характеристике представителей официальной немецкой исторической науки - Раумера и Ранке. Но начинается статья с небольшого введения, в котором дана характеристика Эдуарда Ганса и поставлен общий вопрос: почему в Германии отсутствует интерес к истории? Здесь же противопоставление немецким историкам английских и французских (вместе с античными и итальянскими), хорошо знакомое нам по "Немецкой идеологии"⁵ . Кёппен пишет: "Интерес к истории возникает главным образом из интересов политических и патриотических; историография начинается с отечественной истории. Об этом свидетельствуют греки и римляне, итальянцы, англичане и французы... прошлое оживает в народном сознании лишь, в том случае, если в нем живо настоящее... Или, другими словами: как может история и интерес к ней развиваться без общественной жизни, если сама история - наука о жизни общества?"

Из французских историков Кёппен упоминает Тьера и Минье как авторов, очень хорошо известных даже широкой публике. И мы имеем все основания предполагать, что Маркс уже в берлинский период знал

¹ Статью "Берлинские историки" см. "Hallische Jahrbucher", 1841 г., стр. 421 - 439; статью о Шлоссере - "Deutsche Jahrbucher" N2 - 6 за 1842 г.; статью о Генрихе Лео - "Deutsche Jahrbucher" N129 - 133 за 1842 год. Журнал "Hallische Jahrbucher" с 1 июля 1841 г. был переименован в "Deutsche Jahrbucher".

² Письмо Ф. Энгельса В. Адлеру от 4 декабря 1889 года. В книге: Адлер В. "Статьи, речи и письма". Вып. 1-й, стр. 17. М. 1924.

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. I, стр. 25 - 26.

⁴ Название улицы в Берлине, на которой жил Маркс.

⁵ Резкую критику буржуазной историографии на страницах "Немецкой идеологии" Маркс и Энгельс особенно заостряют против немецких историков, а относительно французов и англичан указывают, что, будучи, как и все тогдашние историки, идеалистами и находясь в плену политической идеологии, они "все же сделали первые попытки дать историографии материалистическую основу, впервые написав истории гражданского общества, торговли и промышленности" ("Немецкая идеология". К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. IV, стр. 18). В письмах Маркса к Энгельсу встречаются также и чрезвычайно высокие оценки античных и итальянских историков, например Аппиана, Макиавелли.

этих историков; для обратного утверждения¹ нет оснований.

О французских историках, противополагая их немецким, много писал Эдуард Ганс, а мысли и оценки Ганса имели в 30-х годах чрезвычайно большой удельный вес в среде левых гегельянцев и вообще в радикально-демократических кругах; Ганс был "органом общественного мнения"² , его суждения и оценки, высказанные на кафедре или в частной беседе со студентами или при каком-либо ином случае, мгновенно подхватывались как "крылатые слова" и получали самое широкое распространенна. О французских историках Ганс давал статьи в гегельянском критико-библиографическом журнале "Jahrbucher fur wissenschaftliche Kritik", основанном по его инициативе и выходившем в первые годы своего существования под редакцией Гегеля; часть этих статей была затем перепечатана в "Vermischte Schriften" (1834). В Париже Ганс встречался в доме редактора журнала "Glore" Дюбуа в салоне м-м Рекамье с французскими историками: Тьером, Минье, Тьерри и Гизо, - особенно близкими к редакции "Globe", с Фориэлем, которого называли "наиболее немецким" из французских исследователей, а также и с более молодыми: Токвилем, Кинэ, Ампером и другими. Об этих личных встречах с французскими историками Ганс рассказал в книге "Ruckblicke auf Menschen und Zustande" (1836), и трудно себе представить, чтобы юный Маркс не читал этих статей Ганса и не заинтересовался, с его слов, французскими историками. Влияние Ганса на ход университетских занятий Маркса было вообще довольно значительным. Маркс с первого же семестра слушал его юридические лекции; что касается исторических курсов Ганса, то Маркс, вероятно, слушал последних из них - "Курс новейшей истории от времени заключения Вестфальского мира (1648)", законченный 26 марта 1838 года³ .

Переехав из Бонна в Берлин, Маркс, как видно из письма к отцу, в первый же год своих берлинских замятий наметил плат большой юридической работы, а при попытке ее осуществления ощутил настоятельнейшую потребность в философском обосновании. Когда его окончательно покорила мощь гегелевской философии, то и в Гансе он увидел не только профессора-юриста, но и активного деятеля левогегельянского течения, с которым на равной ноге встречался в "докторском клубе". В области права Маркса интересовали совсем не те вопросы, которыми специально занимался Ганс, но общие взгляды Ганса на науку права и ее отношение к философии и история, несомненно, помогли Марксу упорядочить свои занятия в университетские годы.

Ганс критически оценивал традиционную замкнутость науки права в узком кругу. В своих автобиографических набросках он писал: "Меня с самого начала моих научных занятий отталкивал тот вульгарный (gemein) круг, в котором, как казалось, замкнута была наука права. Вывести ее из этого круга или, скорее, удержать в той области, в которую ее ввел в свое время Монтескье, было и до сих пор остается целью всех моих работ. Для этого нужно точно вникнуть в философию нашего времени и прислушиваться и к историческим суждениям, которые сохраняет нам история всех времен. Поэтому я занимался истерией больше, чем так называемая историческая школа, и даже читал исторические курсы в здешнем университете... В своих лекциях я всегда стремился поднять сознание молодых людей на более высокую ступень и, вводя юридическую науку в великий братский круг исторических и философских дисциплин, освободить ее от сковывающих ее цепей"⁴ .

Тот же взгляд на науку права, как дисциплину, подчиненную истории и философии, развит более обстоятельно в статье Ганса о французском историке права Лерминье. Указав на расцвет теоретической юриспруденции в Германии, Ганс затем продолжает: "Однако расцвет этот не является вполне самостоятельным, он не свидетельствует о наличии юридического духа в собственном смысле этого слова, - наоборот, в этом отношении мы совершенно отстали. Расцвет этот коренится в успехах, достигнутых двумя старшими науками - философией и историей. Юриспруденция, как дочь, пользуется зажиточностью родительского дома, потребляет его богатства, которые ей разрешено тратить на свои нужды, - и со стороны, людям не посвященным в эти домашние отношения, кажется, что сама она богата и находится в цветущем состоянии. Без той великой революции, которую пришлось со времен Канта проделать немецкой философии, наша наука права и до сих пор блуждала бы в кругу ничтожных категорий; историческая же школа, в сущности, только заимствовала у филологии тонкий инструмент, которым она к тому же зачастую работает неумело и с педантичностью, обнаруживающей, что инструмент - заимствованный. Поэтому если французы взирают на немецкую юриспруденцию с благосклонностью и вступают с нею в живое общение, то это делает честь, главным образом, немецкой философии и филологии, и,

¹ Marx - Engels. Gesarntausgabe. Bd. I. Zweiter Halbband. Vorwort. S. XXVI.

² Неверов Я. "Эдуард Плис". "Отечественные записки" за 1839 год. Т. IV, стр. 39 - 52.

³ Об общественном значении лекций Ганса и глубоком впечатлении, которое он производил на слушателей, см. некролог Неверова, а также Гершензон М. "Жизнь В. С. Печерина", стр. 45 и сл., стр. 102 и сл. М. 1910; Некрологи Эд. Ганса см. в "Hallische Jahrbucher" N 132 за 1839 год; "Deutsche Jahrbucher" N 113 за 1840 год. См. также Gans "Allgemeine Deutsche Biographie".

⁴ См. Westerbook "Eduard Gans". "Deutsche Jahrbucher" N 113. 1940.

если брать филологию в широком смысле, - немецкой исторической науке"¹ .

Маркс получил хорошую филологическую подготовку еще до университета: в Германии в то время филологические методы до некоторой степени усваивались учениками еще в средней школе, а наиболее способные имели возможность приобрести даже довольно значительные навыки в этой области. Гимназический аттестат Маркса удостоверяет, что ему часто удавалось переводить и объяснять даже трудные места из классиков, "особенно такие, где трудность заключалась не столько в своеобразии языка, сколько в самом предмете и в общей связи". Лекции по филологии Маркс слушал в Бонне и в Берлине. Таким образом, методу критики источников Маркс учился из первых рук, т. е. у филологов, у которых заимствовали этот метод - в ослабленном и урезанном виде - и представители "исторической школы права" и Ранке. В дальнейшей своей жизни Маркс давал высокую оценку немецкой филологии и отдельным ее представителям; в своих отзывах о том или другом авторе он всегда отмечал филологическую выучку как большой плюс.

О Гансе Марксу не приходилось писать, но его борьбу против исторической школы права Маркс продолжил в 1842 - 1844 годах. Последним ярким полемическим выступлением против этой школы была его статья в "Rheinische Zeitung"-"Философский манифест исторической школы права" (1842). И несколько позднее, в 1844 г., сущность этой школы была резюмирована в классической формуле в "Введении к критике философии права Гегеля": "Школа, узаконяющая подлость сегодняшнего дня подлостью вчерашнего, школа, объявляющая мятежным всякий крик крепостных против кнута, если только этот кнут - старый и прирожденный исторический кнут"² .

III

В форме борьбы гегельянцев против исторической школы права в домартовской Германии протекала борьба радикально-демократических элементов против юнкерски-реакционных. Борьба эта, начавшаяся еще в 20-х годах, не ограничивалась и не могла ограничиться только узкой областью юриспруденции; она постепенно переходила и в область других гуманитарных наук, в частности исторической науки как таковой. Виднейший представитель немецкой официальной историографии в Берлине Ранке был чрезвычайно близок к исторической школе права; "философского понимания истории у него нет и следа", - замечает Кёппен и показывает отрицательное отношение самого Гегеля к Ранке: "Когда однажды Гегелю начали говорить о Ранке, предлагая ему до некоторой степени связаться с ним, то Гегель ответил характерным для него отстраняющим жестом руки с растопыренными пятью пальцами и сказал: "Nein, mit dem Ranke ist es nichts".

Совершенно не случайно поэтому, что уже в "Jahrbucher fur wissenschaftliche Kritik" Ганс в конце рецензии на книгу Гизо "История английской революции" дает довольно едкую характеристику историка, которого "сверх меры ценят": "Наши немецкие историки долгое время смотрели на французов сверху вниз со спесивым презрением, и все-таки нам немного известно немецких книг, заслуживающих, подобно рецензируемой книге, ту похвалу, что в их изложении говорит только сам предмет и его идеи, что авторы сумели совершенно растворить в предмете свои личные склонности, мнения и воззрения. Как раз то, что у нас в последнее время знаменито, ценится сверх меры и имеет вес, приобрело свою славу благодаря тому, что мы считаем величайшим недостатком для историка: благодаря напыщенной субъективности, проявляющейся в парадоксальных суждениях, односторонних гипотезах и мнениях, причем из изложения мы никогда не получаем образа самого предмета, а только образ автора, вымучивающего что-то из себя"³ . Конечно, тут имеется в виду Ранке, хотя он и не назван. Статья Кёппена это подтверждает⁴ .

Значение статьи Кёппена "Берлинские историки" заключается прежде всего в блестящей характеристике эклектического мышления в науке, которую он дал в своем портрете Раумера: "С одной стороны это верно, но с другой стороны и то не менее верно; это имеет свою светлую сторону, но имеет и теневую; одни правы, но другие тоже правы; это утверждение не лишено основания, но, пожалуй, можно было бы доказать и обратное..." и т. д.

Недаром Маркс, когда ему нужно было охарактеризовать другого типичного эклектика - Пру дона, - вспомнил именно статью Кёппена, говоря, что Прудон, подобно историку Раумеру, "составлен из "с одной стороны" и "с другой стороны"⁵ . Ленин развернул эту мысль в своей обобщающей характеристике "объективного ученого": "Объективный" ученый должен старательно собирать фактики, отмечать "с одной стороны" и "с другой стороны", "переходить (подобно гетевскому Вагнеру) от книги к книге, от листа к листу", отнюдь не посягая на то, чтобы составить себе последовательные взгляды, выработать общее представление о всем процессе в его целом"⁶ .

¹ "Jahrbucher fur wissenschaftliche Kritik", S. 630 - 631. 1830, April. Перепечатано в "Vermischte Schriften".

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. I, стр. 387.

³ Gans E. Vermischte Schriften". Bd. II, S. 61. 1834.

⁴ Повторяя Ганса, Кёппен тоже показывает Ранке как автора, все время занятого самим собою. См. ниже статью Кёппена, стр. 80.

⁵ К. Маркс. О Прудоне (письмо Швейцеру) (1865). (См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XIII. Ч. 1-я стр. 29).

⁶ Ленин. Соч. Т. IV, стр. 251. Примечание.

Благодаря характеристике Ранке статья Кёппена имела в 1841 г. немалое политическое значение для Германии, как и анонимная брошюра Энгельса 1842 г., направленная против Шеллинга. Молодой Энгельс нанес удар христианско-германскому направлению в философии в лице "обновленного" Шеллинга. Статья Кёппена - тоже довольно сильный удар Ранке со стороны шедших под знаменем гегельянства радикально-демократических элементов. В своем письме Марксу Кёппен рассказывает, как реагировал Ранке на это нападение: "Он говорил Дённигесу, как это скверно в сущности, что в королевско-прусском государстве нет правовой защиты против такой клеветы".

Собеседником Ранке был тот самый Дённигес, относительно которого Маркс писал Энгельсу в 1864 г.: "товарищ Рутенберга по университетской демагогии", один из тех участников исторического семинара Ранке в Берлинском университете, которых он "заставлял издавать отвратительные старые анналы немецких императоров".

Говоря об историческом семинаре Ранке, Маркс обрисовывает попутно и руководителя семинара. В двух строках он дает мастерскую характеристику специфических черт Ранке как историка: "Мелочной торг блестящими анекдотами и сведение всех великих событий к мелочным проделкам" ("Die spielende Anekdotenkramerei und die Ruckfuhrung aller grossen Ereignisse auf Kleinigkeiten und Lauserein"¹ - в существующем русском переводе писем Маркса содержание этой характеристики передано неточно и неполно). В конце письма характеристика резюмирована в одном образном выражении: "камердинер истории". Возможно, что и в данном случае Марксу вспомнилось то место из статьи Кёппена, где последний писал, что исторические картины и портреты Ранке "при всей тщательности их рисунка, изяществе исполнения страдают одним основным недостатком: они созданы глазом и руками придворного". Кёппен добавлял к этому: "Уже давно было сказано, что великого человека камердинер видит иначе, чем историк; придворный, дипломат - по середине между ними. К королю, к прославленному полководцу, к государственному деятелю он поставлен слишком близко, чересчур подробно знает их личные и человеческие слабости и не может понять их исторического значения объективно, по существу".

Статья Кёппена содержит богатый конкретный материал, характеризующий именно те черты Рамке - историка, которые отмечены Марксом² . Кёппен замечает, что в официальной немецкой историографии, как и в китайской, даже в лучшем случае, если она не содержит официальной лжи, "много точности, но не истины". Ранке, - несомненно, выдающийся историк такого типа: "Дипломатические бумаги и реляции, донесения послов, официальные акты и постановления - вот его главные, нередко единственные источники". Кёппен ставит вопрос: "Могут ли эти источники дать историку все?" Конечно, нет. Ограничиваться ими может лишь тот историк, который считает, что "ничто не должно совершаться снизу вверх, все должно направляться и осуществляться в совершенной тайне сверху вниз".

Совершенно на своем месте, по мнению Кёппена, Ранке тогда, когда он пишет историю папства и иезуитов. Он вносит "внешне прагматическую связность в переплетение и беспорядочное движение субъектов и случайностей". Исторический процесс, в отношении которого Ранке ставил себе задачу показать, "wie es eigentlich gewesen", превращается под его пером в "эзотерический круг учреждений, полководцев, политических максим, должностных лиц, послов, министров, кардиналов, султанов, королей и пап, которые, как по ниточке ведут всемирную историю; по своему усмотрению, в зависимости от своих страстей, убеждений и обстоятельств они вертят всемирной историей, как хотят и как могут. Все, что вне этого круга, не входит в историю... и, дочитав книгу, мы задаем себе вопрос: "А где же народы?"

Кёппен, по сути дела, обвиняет Ранке в сведении истории народов к "мелочным проделкам" правителей и дипломатов. Маркс в цитированном выше письме к Энгельсу поставил вопрос несравненно глубже чем Кёппен, говоря, что в исторических работах Ранке имеет место "сведение всех великих событий³ к мелочным проделкам". Кёппен предъявил немецким историкам в лице Ранке справедливое требование - подняться до уровня французской и английской историографии и вывести немецкую историческую науку из узкого круга господствующих и управляющих, в котором она замыкалась. Однако даже при выполнении этого требования самая существенная задача истории все еще была впереди: не только изображать историю народов, но и уметь правильно различать подлинно великие события в жизни "народов, а затем и предсказывать их. Радикально-демократическая историография этой задачи разрешить не могла, у гегельянца Кёппена не было верного масштаба для различения великих событий. Масштаб этот дало только материалистическое понимание истории.

¹ Письмо К. Маркса Ф. Энгельсу от 7 сентября 1864 г.: Marx - Engels. Gesamtausgabe. Dritte Abteilung. Bd. III, S. 190.

² В частности об "Anekdotenkramerer" см. ниже, стр. 79.

³ Разрядка наша, - З . и Ш .

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Д. ЗАНДБЕРГ, К. ШВЕЦ:

Комментарии: