1

3 нюня 1907 г, царское правительство распустило II государственную думу, "Этот день принято в истории называть днем третьеиюньского государственного переворота. Царское правительство издало новый закон о выборах в III Государственную думу и тем самым нарушило свой собственный манифест 17 октября 1905 г., так как, согласно этому манифесту, оно должно было издавать новые законы только с согласия думы. Социал-демократическая фракция второй думы была предана суду, представители рабочего класса были отправлены на каторгу и в ссылку на поселение". "Царское правительство стало усиленно громить политические и экономические организации пролетариата. Каторжные тюрьмы, крепости и места ссылки переполнились революционерами. Революционеров зверски избивали в тюрьмах, подвергали пыткам и мучениям. Черносотенный террор свирепствовал во всю. Царский министр Столыпин покрыл виселицами страну. Было казнено несколько тысяч революционеров. Виселицу в то время называли "столыпинским галстуком"¹ .

Ужасы столыпинской реакции переживали также матросы и солдаты, т. е. те же рабочие и крестьяне, одетые в шинели. Только в одном Балтийском флоте за период с 1906 до 1911 г. за революционную деятельность было осуждено 6252 человека. Из них 149 человек приговорено к смертной казни, 960 - сослано на каторгу и лишено всех прав состояния, 1744 - заперто было в исправительные арестантские дома, 20 - было осуждено на пожизненное заключение в крепости, 2147 - сослано в дисциплинарные батальоны и 1232 - упрятано в военные к гражданские тюрьмы. Сотни моряков были казнены или замучены без всякого суда. Подобное положение царило не только во флоте.

В годы черной столыпинской реакции большевики отступили, но отступили для того, чтобы победить. Уходя в глубокое подполье и умело сочетав нелегальную работу с легальной, большевики шли во главе масс. Они вселяли уверенность в рабочем классе и крестьянстве, в среде матросов и солдат в неизбежность и близость новой революции. Они руководили повседневной борьбой масс против царя, помещиков и капиталистов.

2

Во флоте в годы столыпинской реакции (1907 - 1911 гг.) с внешней стороны все как будто было спокойно, но это было спокойствие поверхностное. В глубоком подполье зрели и накапливались революционные

Все приведенные здесь материалы о процессе "52 моряков Балтики" взяты в основном из следующих источников: Ленинградского отделения Центрально-исторического архива (ЛОЦИА), дела: N 312 (15241), N 316 (15242), N 317 (15243) за июль 1913 г.; журнал "Красный флот" N 8 за 1923 г., стр. 69 - 72; газета "Правда" за 1912 и 1913 гг. и за 27 июня, 1935 года. Кроме того использованы воспоминания бывших матросов и командиров, свидетелей этих событий во флоте.

¹ "История ВКП (б)". Краткий курс, стр. 92 - 94, 1938.

силы. Служба матросов в царском флоте была каторгой, Господствовали палочная дисциплина и издевательства, творимые командным составом. Командование флотом изобретало всевозможные "занятия", для того чтобы матросы не имели свободной минуты для размышлений. Занятия и "нравственные" беседы тянулись с раннего утра до позднего вечера, А когда нечего было придумать, то заставляли выполнять самые бессмысленные работы; чистить деревянные палубы стеклом, чистить во время дождя медь, с места на место перетаскивать грузы и т. п. Кормили очень плохо, нередко выдавали мясо с червями. В архивах морского министерства хранится много документов, указывающих, что матросы часто волновались из-за пищи.

Вот один из этих документов. 10 августа 1910 г. начальник Кронштадтского жандармского управления доносил в Главный морской штаб, что на крейсере "Громобой" матросы неоднократно отказывались от обеда потому, что в щах плавали черви. Об этом жаловались старшему офицеру лейтенанту Романову, который обычно отвечал: "Черви сварились, их можно свободно кушать. Это не вредят для здоровья. Ведь это обычное явление, на капусте часто бывают черви"¹ . Один из офицеров корабля "Андрей Первозванный" на жалобы матросов, что им выдается плохая пища и червивое мясо, цинично заявил: "Черви удобоваримы и чем больше червей - тем лучше суп или борщ. Черный хлеб полезен рабочему человеку, а каша, каша - это гордость России. Ведь за границей ели бы кашу, да ее у них нет, ее нужно купить, а у нас, слава богу, своя родится, ее сколько угодно".

Плохая пища, изнурительная работа и каторжная дисциплина подрывали силы и порождали огромное количество заболеваний и большую смертность среди матросов. В 1907 г, на 33,5 тысячи человек команды Балтийского флота заболеваний было больше 30 тысяч. Уволено по болезни 1289 человек и умерло на каждую тысячу больше 100 человек. В 1908 г. на 36 тысяч команды нижних чинов заболеваний было 34 тысячи. Уволено по болезни 1110 человек. Умерло на каждую тысячу 177 человек. В 1909 г. на 42 тысячи команды нижних чинов заболеваний было 38586. Уволено по болезни 1086 человек. Умерло на каждую тысячу 165 человек. Такой высокий процент смертности и заболеваний оставался вплоть до революции 1917 года.

На кораблях и в береговых командах, как правило, производились периодические обыски у матросов. Письма, книги и посылки, получаемые матросами, строго проверялись. По праздникам и постам команду водили в церковь. Во время исповеди попы шпионили, выспрашивали у матросов, как они относятся к службе и начальству, как соблюдают и понимают смысл присяги, не знаются ли с социалистами и т. п. Горе было тому матросу, который признавался в чем-либо попу. Поп сразу же доносил начальству, и такой матрос попадал в разряд неблагонадежных.

Иезуитские приемы и методы, применяемые служителями культа, вырабатывали в матросах отвращение к попам, а у более сознательных и к религии.

Матросы с внешней стороны казались послушными. Но на самом деле настроение основной массы матросов, преимущественно состоявшей из рабочих, было явно враждебное не только по отношению к флотским порядкам, но и ко всему царскому режиму. Об этом ярко свидетельствует приводимый ниже документ. Матрос-телеграфист Иван Федорович Скурлов с крейсера "Диана" в 1908 г. писал своей знакомой: "Можешь себе представить, что за короткий срок моего отпуска произошли в нашем мире большие перемены: с нового года пошла кутерьма. Нашли, что матросы распущены, и вот теперь опять крутят, связывают железной

¹ ЛОЦИА, дело N 16222, стр. 16 - 17. 1910.

дисциплиной по рукам и ногам. Пошли строгости, видимо, ждут возврата к старому. Но ведь это немыслимо, а посему все это только до первого, удобного случая, и что выйдет из этого, покажет будущее..."

Далее в этом же письме читаем: "Работой душат целый день... только с 12 с половиной и до 2-х часов отдых, который тоже иногда позволяют отнять от нас... На днях ходили в манеж с винтовками и вот, когда пришли, сложили их и стали считать, то вдруг одной не оказалось по той простой причине, что плохо считали. Доложили старшему офицеру, а он, не разобрав в чем дело, собирает всех с нашивками, выходит к нам и говорит: "Вы что, сволочи, вздумали насмехаться надо мной? Я вам покажу! Всю команду распустили"... Конечно, я еще не добавляю эпитетов русских, которыми клеймит этот "образованный" человек людей, прослуживших не менее 3-х лет во флоте. Кричать и ругать, запугивать людей это его дело, а нет догадки в субботу дать команде свободное время после обеда для мытья в бане, для стирки белья... Мало того, и в праздники до обеда всегда работаем... Судите сами, какой это человек и какое может быть довольство этим человеком! Ненависть почти у всех. Вот придет скоро молодая команда новобранцев, тогда что-нибудь да выйдет. Это немыслимо! Мне кажется, что если бы ему дали право на жизнь нашу, то он давно бы половину расстрелял"¹ .

Это письмо было перехвачено жандармами, как и другие письма матросов, которыми изобилует архив военно-морского министерства.

Дикая палочная дисциплина, бесправие, издевательство, поповское мракобесие - все это вызывала у матросов ненависть к царскому строю, злобу против начальства. Стихийная ненависть и злоба матросской массы под влиянием большевиков и революционно настроенной части матросов перерастала в сознательное политическое недовольство царским режимом. Недовольные постепенно оформлялись в подпольные политические кружки и организации и вели напряженную и упорную борьбу с самодержавием.

С наступлением реакции партия снимает вопрос о непосредственной подготовке вооруженного восстания. "На очередь дня, - писалось в резолюции общерусской партконференции 1908 г. (Париж), - выдвигается прежде всего длительная работа Боепитания, организации и сплочения сознательных масс пролетариата. Затем, в подчинении этой задаче, необходимо распространение партийной работы на крестьянство и армию, особенно в форме литературной пропаганды и агитации, причем главное внимание должно быть обращено на социалистическое воспитание пролетарских и полупролетарских элементов в крестьянстве и армии"² .

В соответствии с обстановкой и с решением партии о задачах текущего момента большевистские организации на местах изменяют тактику работы в армии и флоте.

Флотские большевики стремились прежде всего создать крепкую подпольную организацию. Необходимо было сплотить революционно настроенных матросов вокруг подпольных партийных ячеек и готовить их к вооруженному восстанию в момент нового выступления рабочего класса.

В эти трудные годы большевистские партийные организации портовых городов: Петербурга, Кронштадта, Риги, Либавы, Ревеля, Гельсингфорса и др. - снабжали матросов литературой, газетами, прокламациями, выделяли пропагандистов и агитаторов, которые вели с матросами беседы во время отпуска или увольнения на берег, помогали и направляли работу флотских подпольных организаций.

Петербургский комитет РСДРП в январе 1908 г. организовал подпольную типографию, где печатались листовки и прокламации, которые

¹ ЛОЦИА, дело N 16219, стр. 19 - 20. 1908.

² "ВКП (б) в резолюциях и решениях съездов и конференций". Ч. 1-я, стр. 130. 1936.

распространялись среди солдат и матросов. В начале 1908 г. по настоянию большевиков при ЦК было оформлено бюро военных организаций и подобран кадр военных партийных работников, а при Петербургском комитете создан Городской комитет военных работников. Комитет проводил работу среди матросов и солдат. Исходя из опыта вооруженных восстаний в 1905 - 1907 гг., комитет усиленно изучал и разрабатывал практические вопросы военной работы и военно-революционной тактики.

За сравнительно короткий период своего существования комитет сумел проникнуть в казармы, на корабли и развернуть там работу. Связи были установлены со многими армейскими частями Петербурга, Ораниенбаума, Кронштадта, Сестрорецка. Что касается флота, то комитет имел свои группы в Кронштадтской крепостной артиллерии, 1-м Кронштадтском крепостном батальоне, команде Главного морского штаба, в гвардейском флотском экипаже, в 6-м, 8-м, 10-м, 16-м и 18-м флотских экипажах и на некоторых кораблях.

Внезапно последовавшие аресты нарушили налаживавшуюся работу. С 17 марта по 4 апреля 1908 г. охранка арестовала почти весь руководящий состав комитета и захватила его архив. К судебной ответственности было привлечено 24 человека. Суд состоялся в Петербурге 1 декабря 1909 года. По приговору Петербургского военно-окружного суда 11 человек были отправлены на каторжные работы, а 13 человек - в ссылку на разные сроки. Аресты на время затормозили партийную работу, но не прекратили ее.

К концу 1908 г. в Петербурге вновь была создана руководящая группа большевиков для работы среди солдат и матросов. Эта группа в начале 1909 г. сумела восстановить прерванную связь с большевиками флота и революционно настроенными матросами. Борьба за флот привела к тому, что в 1909 г. в Балтийском флоте существовала сильная и многочисленная "большевистская организация. Центр этой организации находился на учебном корабле "Двина", имевшем свою революционную историю. Это бывший броненосный крейсер "Память Азова", на нем 2 августа 1906 г. вспыхнуло восстание, которое было задушено правительством. После подавления восстания правительство переименовало корабль в "Двину" и зачислило его в разряд штрафных. Он до 1909 г. стоял у стенки разоруженным и только в начале 1909 г. был введен в строй как учебное судно. Вот на этом-то корабле матросы-большевики и организовали свой центр. Здесь имелась подпольная типография, в которой печатались листовки для распространения среди матросов. Организация была хорошо законспирирована. Чтобы избежать подозрений, служба на корабле неслась образцово. "Царь, морской министр, главные командиры портов могли на верхней палубе видеть рослых, бравых, чистых, выбритых орлов, которые отчетливо рявкали ответы на приветствия. Они же были членами большевистской партии. Законы конспирации требовали выправки, службы, чистоты. Гражданская война, которая должна была прийти, требовала военных знаний, уменья. Предстояло сразу устранить драконов и взять в свои руки военный аппарат, вести, учить командовать"¹ .

3

Со второй половины 1910 г. наметился перелом в рабочем движении. В 1911 г. стачечное движение впервые за годы реакции приобретает значительный размах. Растут наступательные стачки пролетариата, причем значительное число стачек носит чисто политический характер. Вслед за подъемом рабочего движения началось пробуждение крестьянства и недовольных третьеиюньским режимом кругов интеллигенции. В крупных городах стачки сопровождались демонстрациями и митингами. Эти фак-

¹ "Правда" N 175 (6421) от 27 июня 1935 года. Статья "Традиции "Потемкина".

ты явно свидетельствовали, что полоса черной реакции кончилась, что начинается новый революционный подъем, что "русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции"¹ .

Вместе с ростом революционного подъема в стране, с ростом массовых рабочих стачек с новой силой нарастает революционное движение во флоте.

В 1910 г. крейсер "Рюрик" был в заграничном плавании. Корабль заходил в порты Англии и Франции, Матросы "Рюрика" установили связи с русскими социал-демократическими организациями заграницей. Последние снабдили их нелегальной литературой и дали указания о развертывании революционной работы на кораблях Балтийского флота. По возвращении из похода матросы "Рюрика" установили связь с центрам большевистской организации во флоте, находившемся на учебном корабле "Двина". С этих пор подпольная работа на "Рюрике" принимает организованный характер. Охранка через провокатора узнала о существовании этой организации. Однако, не располагая полными сведениями, жандармы арестовали только несколько человек. Уцелевшие товарищи продолжали работу.

В том лее году в июне были проведены массовые аресты на миноносцах "Подвижный", N 215, N 225, канонерской лодке "Гиляк" и на других кораблях, стоявших на Гельсингфорском рейде. К суду было привлечено 57 человек. Но и после этих потерь работа большевиков не ослабевала. Наконец, жандармам удалось напасть на след центра большевистской организации. В ночь с 26 на 27 января 1911 г. жандармы захватили на учебном корабле "Двина" новый типографский шрифт, листовки, прокламации, книги и арестовали по этому делу матросов Крашенюка, Яндина, Панкратьева, Кузнецова, Акимова, Тарасова, Карманова, Глыбина, Пшенова, Гудкова, Головина и других. Одновременно были проведены аресты на учебном корабле "Николаев". Здесь были арестованы Богачев, Анищенко, Соколов и другие. На крейсере "Корнилов" были арестованы Кутан, Штык. Через некоторое время были произведены дополнительные аресты на крейсере "Громобой" и других кораблях. Однако и этими арестами большевистская организация на Балтике не была полностью разгромлена.

После арестов на корабле "Двина" наиболее крепкие большевистские организации остались на линкорах "Слава", "Цесаревич" и "Андрей Первозванный", на крейсерах "Рюрик", "Павел Первый". Кроме того большевистские организации имелись на ряде миноносцев и в береговых командах. Партийная организация на этих судах насчитывала свыше 400 человек. Вокруг нее группировались значительные кадры революционно настроенных матросов.

Действуя заодно с петербургскими рабочими и рабочими портовых городов Балтийского моря, большевики Балтики собирались двинуть флот в апреле - мае на Кронштадт, а затем - на Петербург для соединенных боевых действий с пролетариатом.

Кажущееся спокойствие царило и над водами Черного моря. Лощеные офицеры, уверенные в том, что на кораблях и среди команды все спокойно, весело проводили время в кутежах и попойках. А в это же время на линкоре "Иоанн Златоуст" и других кораблях, в глубоком подполье, несколько сот большевиков Черного моря готовили к лету восстание. Между партийными организациями Черного и Балтийского морей поддерживалась связь, и подготовлявшиеся восстания намечались на одни и те же сроки.

Бурный рост рабочего движения в стране способствовал широкому размаху подпольной большевистской работы. Парторганизации пополнялись новыми и новыми силами. Учащались подпольные сходки матросов,

¹ Ленин. Соч. Т. XIV, стр. 393.

на которых присутствовали часто рабочие. В организациях и на сходках читали большевистскую "Правду", самую любимую газету матросов, разрабатывались планы общих выступлений с рабочими Петербурга и Прибалтики. Собирали деньги для партийной работы. Обсуждали планы восстания. Однако подготовляемые восстания не состоялись. За несколько дней до выступления, по доносу провокаторов, были раскрыты большевистские подпольные организации Балтийского и Черноморского флотов. Начались массовые аресты и судебные процессы. В одном только Балтфлоте с апреля по июль 1912 г. было арестовано до 200 матросов. Всего же на Балтике к началу 1913 г. было арестовано, привлечено к ответственности и приговорено к разным наказаниям до 700 моряков.

Большевистская газета "Правда" от 4 августа 1912 г. сообщала, что Кронштадт в связи с арестами был объявлен на военном положении. Въезд в город был ограничен и строго контролировался. Надзор за гражданским населением, солдатами и матросами в Петербурге и Кронштадте усилился.

Эти аресты вырвали из Балтфлота лучшие революционные силы. Команды чувствовали себя на время несколько подавленными. Уцелевшие от арестов подпольщики начали снова сколачивать свои силы, восстанавливать связь с большевистскими организациями портовых городов. Революционный дух во флоте не угасал.

4

Ровна год тянулось следствие по делу арестованных в 1912 году. Ровно год томились в "Крестах" матросы. В результате следствия перед судом предстали 52 балтийских моряка. Этому процессу правительство придавало особое значение. Свирепой расправой над моряками оно думало парализовать революционное движение во флоте. Дело слушалось при закрытых дверях в июне 1913 года. На суде председательствовал генерал-лейтенант В. Алабышев. Подсудимые не имели своих защитников, и их "защищали" казенные адвокаты: капитан Корнев и защитники Сикорский и Апостоли.

В архивах военно-морского министерства сохранилась стенограмма заседания суда. Небезынтересно будет привести наиболее характерные места из материалов суда и других источников, связанных с этим процессом. Эти материалы вскрывают размах упорной революционной борьбы моряков Балтики. Все подсудимые как во время длительного следствия, так и на самом суде вели себя стойко. Никто из подсудимых не только не выдал товарищей и уцелевшие парторганизации, хотя этого добивались шпики и провокаторы из среды матросов¹ , но все смело и решительно клеймили провокаторов. Во время следствия и на суде подсудимые отказывались давать показания. Из материалов суда и воспоминаний участников этого процесса видно, как своими краткими выступлениями подсудимые приводили в замешательство состав суда и прокурора.

Прокурор в обвинительной речи говорит, что "еще в 1910 году на крейсере "Рюрик" был матрос Бартельс, который завел еще во время пребывания "Рюрика" в Англии революционную организацию на корабле", Прокурор не знал того, что эти организации существовали еще до посещения "Рюриком" Англии. Далее прокурор указывает, что по прибытии "Рюрика" в Кронштадт Бартельс продолжал свою работу до самого ареста (6 ноября 1910 г.), создавая нелегальную организацию во флоте и распространяя подпольную литературу.

¹ Охранка подослала для работы в организации телеграфиста Шмелева, матросов Никулина, Цветкова и Орлова.

"Среди матросов, - говорит прокурор, - нашлись его последователи, продолжавшие эту деятельность в том же направлении. Но кто были эти лица - предварительному дознанию это выяснить не удалось, как не удалось это выяснить и здесь, на судебном следствии".

Далее прокурор заявил, что в марте 1912 г. на "Рюрике" была обнаружена подпольная организация во главе с матросом Карповым. "Организация состояла из десятков. Во главе каждого десятка был старший. Члены одного десятка не знали членов другого десятка, и все делалось в секрете. В организации собирались членские взносы (по 3 коп. с рубля получаемого жалованья). Деньги шли на приобретение нелегальной литературы, а также на приобретение оружия". В апреле 1912 г., - продолжает прокурор, - стало известно, что подпольная организация существует и на "Цесаревиче".

Из обвинительного заключения и речи прокурора видно, что на "Цесаревиче" во главе организации стоял матрос Кузьмар, а его ближайшим помощником был матрос Щука, поддерживавший связь с "Рюриком". Из других материалов видно, что эта организация была тесно связана с партийными организациями и революционными группами линкоров "Слава", "Павел", "Андрей Первозванный", с отдельными организациями на миноносцах и других кораблях, стоявших в свеаборгском, кронштадтском, гельсингфорсском и ревельском портах, также с отдельной флотской ротой и крепостной артиллерией Свеаборга. На сходках и подпольных собраниях вместе с матросами участвовали большевики городской Свеаборгской организации и члены финской социал-демократической партии. К весне 1912 г. была установлена тесная связь с петербургским и гельсингфорсским пролетариатом.

Первая сходка матросов-подпольщиков состоялась 19 апреля в Гельсингфорсе. Председательствовал на сходке портовый рабочий Алексей Волков. Он убеждал матросов в том, что они в случае восстания найдут крепкую поддержку у социал-демократической организации и в среде рабочих. На сходке в целях конспирации были даны шифрованные названия кораблям: "Рюрик" назывался "Машей", "Слава" - "Катей", "Цесаревич" - "Лизой" и т. д.

22 апреля в предместье Гельсингфорса состоялась вторая сходка, на которой были представители организаций "Цесаревича", "Рюрика", миноносцев NN 217, 218, 219, 222. Здесь же были представители от рабочих, от Финляндского стрелкового полка и от 2-го саперного батальона. Сходкой снова руководил А. Волков.

На сходке было решено начать восстание 24 апреля. Матросы рвались на выступление. Они рассчитывали своими действиями поддержать первомайские демонстрации и забастовки рабочих.

Было принято два варианта восстания.

По первому варианту предполагалось по выходе кораблей в море перебить офицеров, захватить корабли, затем идти в Ревель, чтобы поднять ревельскую эскадру, и независимо от того, присоединится к восставшим ревельская эскадра или нет, идти на Кронштадт и Петербург для соединения с рабочими. Напомним, что это был период массовых политических стачек по всей стране в ответ на ленские события.

Второй вариант был такой: по выходе кораблей в море на флагманском корабле должен быть подан ложный сигнал о сборе к адмиралу командиров всех судов. По мере прибытия командиров их уничтожать. Сигналы же на кораблях об отбытии командиров должны были служить сигналами к восстанию.

В этот же день одновременно с указанной сходкой были еще две сходки: одна в предместье Сернес, где присутствовали представители с линкоров "Слава" и "Цесаревич", учебного корабля "Рига", миноносца "Послушный" и рабочие; другая - в Гельсингфорсе, на квартире матроса Смирнова. На этих сходках также обсуждался вопрос о восстании.

Подготовка была проведена хорошо, и если бы не провокаторы, присутствовавшие на сходках и выдавшие планы восстания Гельсингфорсскому жандармскому управлению, то восстание состоялось бы.

В назначенный для восстания день начались аресты. На "Рюрике" было арестовано 14 человек: минные машинисты А. Карпов, М. Осиповский, А. Куликов, рулевой Н. Плечов, радист К. Эдельмиллер, минер-электрик П. Базилевич, электрики И. Сапожников, В. Адамович, Ф. Попов, матросы Белов, К. Хренов, И. Жариков, Н. Мохначев и, для вида, провокатор Орлов, подосланный охранкой на корабль в качестве матроса.

На "Цесаревиче" были арестованы матросы Т. Щука, В. Титков, И. Шабрин, И. Кузьмар, С. Рыжков, И. Густов, Г. Николайчук.

Были произведены аресты также и на других кораблях. Но аресты части активных работников еще не означали провала восстания. На кораблях сохранились строго законспирированные организации. На борьбу воодушевляло массовое движение рабочих. В организацию вступали все новые моряки. Об арестах говорили, что "это нам школа, урок, как лучше работать". Недовольство среди матросов росло и ширилось. Стали наблюдаться массовые случаи демонстративного невыполнения приказаний офицеров. Дисциплина падала. Матросы собирались в кучки и о чем-то серьезно говорили, но, как только приближался офицер, молча расходились.

В начале июня 1912 г. уцелевшие после ареста собрались на сходку в Ревеле, у памятника "Русалка". Инициаторами сходки были Я. Панин и Баранчиков, которые были знакомы между собой еще с гельсингфорсской сходки. На сходке также были активные члены организаций А. Мильман, В. Дурновцев, В. Ефимов, П. Комиссаров и матросы с "Цесаревича", "Славы" и "Рюрика". Дурновцев настаивал на немедленном восстании. Представители "Цесаревича" возражали не против самого восстания, а против его сроков.

В первых числах июля бригада линкоров и крейсеров ушла в Гунгербург, красивый дачный город. Матросы знали, что большинство офицеров и гардемаринов сойдет гулять на берег. Они решили использовать этот момент для начала восстания. 8 июня 1912 г. состоялась новая сходка в Гунгербурге, в лесу. Здесь присутствовали те же лица, что и на предыдущей сходке, и новые: Калязин, Фетищев, Андралов, Романов, Федоров, Ильичев, Бондарев, Морковкин, Кислицин, Горбачев, Романовский, Вольдемаров, Роговский и другие. Всего было 50 человек активистов. Здесь также обсуждался план восстания. Представители "Цесаревича" на этот раз настаивали на немедленном восстании, но представители корабля "Павел I" говорили о необходимости дождаться представителей линкора "Андрей Первозванный" и сообща решить вопрос о сроке восстания. После долгих споров срок восстания был назначен на 11 часов вечера 10 июля. Первыми должны были выступить матросы с "Павла I". Готовя восстание, матросы предполагали использовать лояльный комсостав в качестве специалистов флота.

В тот же день провокатор матрос Шмелев с корабля "Павел I" донес своему командиру капитану 2-го ранга Миштофту о сходке и планах подготовляемого восстания. Командование "Павла I" сразу же поставило в известность командиров других кораблей и жандармское отделение. По получении этого известия командование флота и местные власти приступили к арестам. Жандармы неистовствовали, зверски избивали арестованных.

Интересно проследить за настроениями матросов "а кораблях в эти дни. Вот как об этом говорит прокурор:

"На основании показаний офицеров с корабля "Павел I" матросы 8 и 9 июня были взволнованы, нервны, особо непослушны, недовольны. Например, когда был дан сигнал боевой тревоги, то матросы, вместо того, чтобы бежать по своим местам, шли не торопясь, вразвалку, и когда

офицеры стали на них кричать, то они отвечали усмешкой. Матросы группировались в кучки, а агитаторы (Панин, Стребков, Королев и другие) бегали от кучки к кучке и о чем-то шептали".

Кроме того матросы вслух бросали реплики: "Недолго уж теперь терпеть осталось. Скоро отдохнем!" В дни арестов, говорит прокурор, матросы только внешне были послушны, а в действительности напоминали затравленных зверей; казалось, что они в любую минуту готовы броситься на своих офицеров.

На суде боцман Дальниченко показывал: "Люди были такими, что никого не заставишь итти на работу. Возьмешь силой человек 20, глядишь - они все разбежались. Оставшихся же не подгонишь в работе".

Получив сведения о подготовке восстания, начальство приняло меры. 10 июля, вечером, за несколько часов до восстания, были произведены аресты на "Павле I", где теперь был центр организации восстания. Но, как выяснилось на суде, офицеры поспешили с арестом и нарушили планы жандармов. Всех членов организации они арестовать не смогли, так как аресты на "Павле I" насторожили участников предполагаемого восстания на других кораблях.

В этот день было арестовано 72 человека. Всего же вместе с первым арестом было взято, как уже было сказано, до 200 человек и из них 52 человека привлечены к суду.

Некоторым руководителям организации удалось избежать арестов. Они уехали в Париж к В. И. Ленину и рассказали ему о положении в Балтийском флоте. Об этой встрече Ленин писал Горькому на остров Капри: "А в Балтийском флоте кипит! У меня был в Париже (между нами) специальный делегат, посланный собранием матросов и социал-демократов. Организации нет, - просто плакать хочется!! Ежели есть у Вас офицерские связи, надо все усилия употребить, чтобы что-либо наладить. Настроение у матросов боевое, но могут опять все зря погибнуть"¹ .

Не имея возможности остановиться подробно на характеристиках, данных прокурором подсудимым, мы приведем лишь отдельные примеры:

Карпов был ставший революционного десятка на "Рюрике", активный член организации с 1911 г., собирал членские взносы, вел пропаганду, давал указание, как во время восстания захватить в минной каюте оружие и как напасть и убить офицеров.

Осиповский - член организации с 1911 г., активный агитатор и пропагандист. Был организатором связи между кораблями "Рюрик" и "Цесаревич". Должен был принять указания от городской парторганизации о восстании.

Плечов был художником, умело расположив к себе офицеров, и в частности лейтенанта Копец, и пользуясь этим, долго и безнаказанно собирал в рубке совещания революционной группы матросов. Это был крупный агитатор, умело вовлекавший матросов в организацию.

Баранчиков - пропагандист и агитатор. Принимал активное участие в выработке плана захвата оружия и важнейших боевых мест на корабле. Держал связь посредством писем с городской партийной организацией. Был связным между кораблями.

Вильман - активный участник всех сходок. Давал указания, как овладеть кораблем "Павел I" и боеприпасами. Вырабатывал план, как лучше обезвредить офицеров. Держал связь с петербургским комитетом большевиков. Обещал достать в городской парторганизации оружие и боеприпасы. Держал связь с "Цесаревичем" и другими кораблями.

Дурновцев - активный участник всех сходок.

Королев - активный участник всех сходок и собраний. Говорил мало, но, веско. Требовал втянуть в восстание побольше людей и эки-

¹ Ленин. Соч. Т. XXIX, стр. 26.

пажей и затем только и начинать. Выработал план захвата оружия и сумел достать часть патронов.

Комиссаров - горячий сторонник восстания. Требовал решительных и смелых действий, указывая, что если начали восстание, - отступать нечего. Нужно действовать решительно, с револьвером, топором, ломом.

Морковкин был душой заговора. При аресте вел себя вызывающе, не давал никаких показаний и учил этому других.

Панин - блестящий оратор, пользовавшийся огромным авторитетом среди матросов всех кораблей. Главный организатор восстания. Собирал сходки. Обсуждал и вырабатывал план восстания. Он требовал, чтобы в самом начале обезвредить офицеров, разогнать сверхсрочников и арестовать всех гардемаринов, плавающих на кораблях. Собирал деньги на оружие и литературу. Держал связь с Петербургской организацией большевиков. Обещал достать бомбы, оружие.

Эдельмиллер - радист "Рюрика", сочувствовал восстанию. Его завербовала организация как нужного человека, чтобы подать сигнал к восстанию. Кроме того через него узнавали содержание всех секретных телеграмм. На суде фигурировали перехваченные письма, которые он писал родным до ареста. В письме от 19 апреля он писал: "В Петербурге начались беспорядки. Заводы забастовали. Пожалуй, и к нам перебросится, тогда придется пойти по стопам 1905 г. и опять будут котлеты из свежего капитанского и адмиральского мяса... Эх, Ваня, какие дела настали!" В другом письме он описывает настроение на кораблях: "Всего описывать - не хватит бумаги. Возмущение необычайное, и прошлая придавленность прошла".

Всем указанным выше товарищам, за исключением Эдельмиллера, а также Щуке, Новоженину, Ярускину, Базилевичу, Бондареву как главным подстрекателям к восстанию прокурор потребовал смертной казни. Для остальных он потребовал разных наказаний: крепость, тюрьма, каторга, ссылка.

Перед судом прошло около 30 свидетелей. Характерно, что все свидетели, за исключением провокаторов, которые также были привлечены судом как свидетели, не только не выдавали товарищей, а, наоборот, всячески выгораживали их. Например боцман Дальниченко защищал Нечаева и других. Свидетель Шишов отрицал, что готовилось восстание, он утверждал, что моряки собирались и попросту распивали пиво. Даже незначительные показания, данные на предварительном следствии, он в дальнейшем отрицал как явно несоответствующие действительности.

Унтер-офицер Царев, едва переступив порог судебной залы, не дожидаясь вопросов, заявил: "Все арестованные - люди хорошие. Я их знаю!.. Зачем их судить?"

После "показания" каждого провокатора брали слово подсудимые и резко и смело разоблачали этих служителей охранки, что приводило суд в замешательство. Так, после показаний провокатора Шмелева выступил с большой речью старший писарь корабля "Павел I" Пурвин. Он был тоже участником подготовки восстания. Матросы предполагали, что Пурвин в момент восстания, как более грамотный (он окончил мореходную школу), должен принять на себя все управление машинами корабля. Пурвин на суде произнес горячую речь, в которой обличил провокатора Шмелева. В своей речи Пурвин говорил: "Шмелеву верить нельзя, он провокатор и вдобавок к этому лентяй. Все, что показал здесь Шмелев, - это неправда. Шмелеву кто-то подсказал, чтобы он обвинял здесь ни в чем неповинных людей. На меня же Шмелев показывал по злобе. Шмелев раньше работал при мне писарем. Я его выгнал за лень и без-

грамотность, поэтому Шмелев и показывает на меня, что я участник какой-то подпольной организации".

Выступление Пурвина и других подсудимых, а также и свидетелей скомпрометировали провокатора Шмелева окончательно. Такая же участь постигла и его сподвижников и особенно матерого шпиона Орлова, которого охранка неоднократно перебрасывала с корабля на корабль для провокаторской работы. Подсудимые при судебном опросе прямо говорили: "Орлову верить нельзя, ибо то, что он показывает, продиктовано ему кем-то, тем, кто затеял этот судебный процесс". Казенная защита, которой по штату было положено не столько защищать революционных моряков, сколько оправдывать "законные" действия царского судилища, - и эта защита вынуждена была говорить на суде в ряде случаев необычным языком.

Защитник Корнев в своей речи указывал, что этот судебный процесс имеет огромное политическое значение. За ним следит вся Россия, и если приговор суда окажется суровым, он окрылит рабочих и революционеров и даст им повод думать, что можно повторить дела 1905 - 1907 годов. Корнев и его сподвижники боялись повторения революции 1905 - 1907 годов. И только исходя из этого, Корнев требовал осторожного подхода суда, а вовсе не потому, что был истинным защитником подсудимых матросов. Интересно привести ту часть его речи, где он со скорбью говорил об успехах революционного движения во флоте: "За последние десять лет революционные организации, считаясь с полуграмотностью матросов, считаясь с тем, что у них есть верхушки знаний, считаясь с тем, что состав офицеров далеко не достаточен для постоянного бдительного наблюдения за матросами... эти слабые места нашей военной мощи прекрасно учли революционные организации, направили все свои усилия "а флот... И что же? Не надо закрывать глаза: попытки их довольно часто в последнее время бывали удачны".

Дальше он указывал, что офицеры кораблей, и в частности "Рюрика", не знали души матроса, а поэтому охранка, не надеясь на офицеров, послала на корабль провокатора Орлова и ему подобных. Орлов раньше был под судом и был приговорен к каторжным работам. Будучи арестованным, он дал согласие работать провокатором. За это его не только помиловали, но и снова отправили во флот для работы по заданиям жандармского отделения. И Орлов оправдал доверие охранки.

Защитник Сикорский в связи с выступлениями подсудимых против провокаторов, выгораживая суд, резко обрушился на охранку за ее методы работы. Он говорил: "Строится корабль, будущий командир и офицеры подбирают людей... Наконец корабль спущен на воду. Морской штаб назначил нижних чинов всех специальностей, кроме одной, которую назначил другой штаб (читай охранка. - С. Н. ), но не морской: к этой специальности будут принадлежать Орловы, представляющие величайшую опасность как для флота, так и армии".

Сикорский, как и Корнев, призывал суд вынести мягкий приговор, который бы не вызвал революционного взрыва, подкрепляя свои доводы следующим примером: "Какая-то газета уже напечатала, что над матросами произнесен смертный приговор, а какая-то фабрика уже ответила забастовкой". Этой газетой была большевистская "Правда", следившая за процессом и звавшая массы на борьбу с самодержавием и на защиту подсудимых.

Защитник Апостоли сказал, что участники организации через матроса Карпова держали связь с рабочими петербургского завода Лесснера. Защитник Алкалаев оспаривал показания "свидетеля" начальника Ревельского жандармского отделения полковника фон Коттена и внешне осуждал приемы его работы. Особый интерес представляет заключительная часть его речи, в которой он подчеркнул, что "удивляться тому, что

возникла организация, - нечего. Ведь в матросы попадают люди, бывшие рабочие разных специальностей. До поступления на службу они привыкли читать дешевые газеты и в частности "Правду", на которую налагаются аресты каждые два дня в третий. Само собой разумеется, что матрос, выйдя на берег, захватывает эту газету, приносит с собой, попадается на глаза начальству и на него налагается известное административное взыскание... Вот вам и факты самозарождения организации". Такими выводами, не весьма приятными для суда, закончилась речь защитника.

В своих последних словах подсудимые еще раз проявили стойкость и мужество. Из 52 подсудимых только один Эдельмиллер воспользовался последним словом для доказательства своей непричастности к организации. Да и его речь состояла из 30 слов.

Все же остальные как по сговору заявили: "Ничего не имею сказать... Ничего не скажу".

После 24-го однотипного заявления подсудимых председатель суда генерал-лейтенант Алабышев решил дать разъяснение матросам: "Вы не поддавайтесь, так сказать, влиянию ваших предшественников, которые все говорят: "Не имею, не имею, не имею"... Может быть, другой и хотел бы сказать, но думает, что же все остальные говорят "не имею", так и я буду говорить: "Ничего не имею сказать". Этим разъяснением председатель суда хотел сломить сопротивление подсудимых, вызвать в их рядах замешательство и тем самым заставить их выдать организацию. Но - увы! - это не помогло. Все остальные подсудимые повторили те же фразы, в них звучала гордость и явная насмешка над судом. Все подсудимые, вели себя стойко, как подобает революционерам.

После недельного судебного разбирательства, 22 июля 1913 г. суд вынес приговор. Моряки Бондарев, Вильман, Баранчиков, Осиповский, Королев, Нечаев, Ефимов, Титков, Калязин, Шаблин, Федоров, Панин, Карпов, Новоженин, Роговский, Щука, Ярускин, Комиссаров, Базилевич, Морковкин и Дурковцев как главные зачинщики восстания были приговорены к смертной казни. Другие участники процесса 52-х получили разные наказания.

Летом 1913 г. был вынесен смертный приговор и участникам подготовляемого восстания на Черном море.

5

Появившееся в печати сообщение о решениях суда над балтийскими и черноморскими моряками всколыхнуло всю страну. Рабочие всех крупных городов ответили забастовками и демонстрациями протеста в защиту осужденных. Рабочих поддержали прогрессивные группы студентов. Большевистская газета "Правда" была организатором этого движения.

"Правда" от 8 ноября 1912 г. писала, что 5 ноября 10 тысяч николаевских рабочих забастовали одновременно с московскими и петербургскими рабочими в защиту арестованных балтийцев и черноморцев. 6 ноября к ним присоединились рабочие Харькова, Киева, Саратова и других крупных городов.

Когда же рабочие из нелегальных большевистских источников узнали о расстреле черноморских моряков, то по всей стране прошли митинги и демонстрации рабочих в знак протеста против царского произвола. К рабочим присоединились студенты и некоторые группы интеллигенции. Студенты срывали лекции, устраивали забастовки, митинги и демонстрации. Так например в Киеве студенты Коммерческого института, Высших женских курсов и других учебных заведений не явились на занятия в знак протеста.

В Киевском университете были разбросаны прокламации с призывом организовать в знак протеста однодневную забастовку, в результате чего на лекции не явилось 700 человек, забастовавшие студенты собрались на сходку, спели "Вечную память", а затем вышли на улицу и организовали вместе с рабочими демонстрацию.

В Петербурге 7 ноября бастовали студенты университета, Горного института, Высших женских курсов, Психоневрологического института и других учебных заведений. В Военно-медицинской академии и на Фребелевских педагогических курсах прошли бурные митинги. В Москве подобные забастовки проходили с 7 по 13 ноября.

"Правда" от 9 ноября 1912 г. сообщала о рабочих забастовках протеста в Москве. 6-го забастовал Мытищенский вагоностроительный завод (1600 чел.). Бастовало свыше 7 тыс. рабочих Трехгоркой мануфактуры, 8 тыс. рабочих Коломенского завода, 2500 рабочих завода Бромлей, рабочие фабрики Брокар, фабрики Чепелевецкого, склада военного обмундирования, фабрики Мендель и Райтц, фабрики Циндель, заводов Рузен и Вибер, Пономарева, Мейера и многих других предприятий.

6 ноября 300 московских рабочих устроили митинг на Театральной площади, а другая толпа рабочих и студентов собралась у памятника Первопечатнику, третья группа - на Трубной площади. Собравшиеся пели "Марсельезу", "Похоронный марш", выступали ораторы, и были приняты резолюции протеста.

8 ноября в Хамовниках состоялась крупная рабочая демонстраций. Демонстранты шли по улице с красными знаменами и распевали революционные песни. Полиция не успевала разгонять демонстрантов.

В Петербурге в эти дни происходили стачки на Путиловском заводе, военном заводе Русского общества, заводе воздушных винтов Палехова, заводе беспроволочного телеграфа и других предприятиях, охватившие почти все профессии металлистов, значительную часть булочников, типографов и другие профессии. Не отставали рабочие Прибалтики и других районов России.

8 и 9 ноября в Риге бастовало 16 заводов. 7-го происходили забастовки в Иваново-Вознесенске. 15-го забастовали рабочие Паровозостроительного и других заводов Харькова.

Грозная волна рабочего гнева заставила царское правительство смертный приговор осужденным по процессу 52-х заменить каторжными работами сроком от 12 до 20 лет каждому. Официально изменение приговора мотивировалось милостью царя по случаю 300-летия дома Романовых. Эти же выступления рабочего класса спасли жизнь части осужденных на смертную казнь моряков-черноморцев. Но все же многие из черноморцев немедленно после ареста были судимы и расстреляны.

Процесс 52-х имел огромное значение. Свирепая расправа суда над арестованными моряками не парализовала революционной работы на Балтике. Уцелевшие от ареста большевики флота уже к зиме 1912 г. восстановили разгромленные организации и с новой силой развернули работу во флоте, готовя массы к решительной схватке с самодержавием.

Революционное движение во флоте было неразрывно связано с пролетарским движением в стране. Политическое движение во флоте в годы реакции, революционного подъема, а затем и империалистической войны являлось составной частью нараставшего общереволюционного движения в стране. Во главе этого движения" шел героический рабочий класс нашей страны под руководством своей партии - партии большевиков, созданной, воспитанной и закаленной в боях величайшими вождями пролетариата В. И. Лениным и И. В. Сталиным.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - С. НАЙДА:

Комментарии: