Глава V. Политическая работа

После окончания ташкентской ссылки я возвратился в Санкт-Петербург. Мой приезд совпал с попыткой покушения на жизнь Столыпина, предпринятой 12 августа 1906 года. Эсеры-максималисты взорвали бомбу в его летней резиденции на Аптекарском острове; погибло 32 человека, включая и преступников. Среди 22 раненых были сын и дочь Столыпина. Сам Столыпин не пострадал.

К этому времени я утратил всякую надежду на восстановление доверия между царем и народом, которое казалось таким реальным после манифеста 17 октября.

После роспуска первой Думы и принятия бывшими членами Думы "Выборгского воззвания", призвавшего население к "пассивному сопротивлению" путем отказа от уплаты налогов и от службы в армии, по городам и сельским районам, а также в армии прокатилась новая волна революционных возмущений. Крестьянские беспорядки, охватившие Россию, были жестоко подавлены. В районах с нерусским населением, особенно в Финляндии, Прибалтийских губерниях и в Польше, резко усилились антирусские настроения. По всей стране были разосланы карательные экспедиции. В городах происходили столкновения с солдатами и стачки. Особой ожесточенностью отличались антисемитские погромы, организованные пресловутым "Союзом русского народа". Одним словом, казалось, что Россия вновь отброшена к мрачным временам, царившим в стране до опубликования манифеста 1905 года.

Что касается меня, то я устал от безделья и ожидания того дня, когда смогу приступить к работе в качестве защитника на политических процессах. Я хотел использовать связанные с такой работой возможности для поездок по России и познакомиться на месте с настроениями населения. Развитие политических событий требовало этого все более настоятельно. И дело было уже не в том, чтобы понять настроение людей; они нуждались в активной помощи. Но мои перспективы казались весьма призрачными. Я упорно отказывался от всех гражданских и уголовных дел в надежде на участие в политическом процессе. Настроение было хуже некуда. Почему мне, так страстно желавшему помочь людям, отказано в этом?

Мрак в моей душе рассеялся самым неожиданным образом. В конце октября мне позвонил известный адвокат Н. Д. Соколов: "Вам выпал случай принять участие в политическом процессе". Я радостно воскликнул: "Когда, где?" "Наша группа защитников отправляется в Кронштадт на крупный процесс по делу о бунте на крейсере "Память Азова". В нем замешан один из руководителей социалистов-революционеров, Фундаминский-Бунаков, и мы взялись защищать его и матросов. К сожалению, в тот же день, 30 октября, начинается еще один политический процесс - в Ревеле по делу крестьян, разграбивших поместье

Продолжение. См. Вопросы истории, NN 6 - 7.

стр. 102

местного барона. Вам следует отправиться в Ревель и взять это дело на себя".

"Но это невозможно! Я никогда раньше не занимался политическими делами", - возразил я. "Что ж, воля ваша. Вам представляется большой шанс. Решайте: либо вы воспользуетесь им, либо нет".

"Хорошо, еду", - ответил я почти без колебаний. В тот же день я отправился ночным поездом в Ревель.

Всю ночь и весь следующий день, выпив, чтобы не уснуть, не одну чашку черного кофе, я страницу за страницей изучал материалы дела. Передо мной, я чувствовал, раскрывалась истинная подоплека событий. К делу были приобщены многочисленные показания свидетелей, официальные и медицинские справки, заявления обвиняемых. Два дня, оставшиеся до процесса, я потратил на тщательное изучение дела и связанных с ним политических и социальных аспектов. Положение прибалтийских крестьян было особенно тяжелым. Освобожденные, они не получили земли, а стали арендовать ее у местных землевладельцев, в большинстве своем немецких баронов, которые сохранили в отношении их часть своих феодальных прав. На волне карательных экспедиций некоторые из землевладельцев в районах волнений были назначены на почетную должность помощников уездных начальников и получили широкие полицейские полномочия, которые они безжалостно использовали против своих же собственных крестьян.

Данное дело касалось разграбления поместья и помещичьего дома, а также нанесенного при этом ущерба. Однако преступление крестьян блекло перед жестокостью расправы с ними. Вместо ареста и содержания до суда под стражей обвиняемых подвергли порке, а многих даже застрелили на месте. Некоторых выбранных наугад "козлов отпущения" после порки потащили на скамью подсудимых. Обвинитель заявил, что главные зачинщики не могут предстать перед судом, поскольку либо сбежали, либо убиты.

В день открытия процесса я направился в местный окружной суд, где должно было начаться слушание дела. Местные адвокаты, возглавляемые будущим президентом Эстонской республики Я. Поской, были крайне озадачены. Вместо маститого санкт- петербургского юриста пред их очами предстал неизвестный молодой человек. (Я всегда выглядел моложе своих лет, а тогда мне было всего лишь 25.) Тем не менее они проявили ко мне дружеское расположение. Сославшись на то, что я участвовал всего в нескольких уголовных делах при поступлении в коллегию адвокатов, я попросил Поску взять на себя руководство защитой. Поска любезно отклонил мое предложение, предоставив мне тем самым полную самостоятельность. Несмотря на мою неопытность, все обошлось наилучшим образом. Мне удалось не только успешно провести защиту, но и назвать организаторов и участников карательных экспедиций. Мы выиграли дело, большинство обвиняемых было оправдано. Когда я кончил свою защитительную речь, наступила тишина, а затем зал взорвался бурей аплодисментов. Председатель суда Муромцев, проявивший в ходе процесса полную беспристрастность, призвал публику к порядку, пригрозив очистить помещение, если шум не прекратится. После объявления приговора меня окружили адвокаты и родственники обвиняемых, чтобы пожать мне руку и от всей души поздравить с успехом. Я был несколько растерян. А Поска сказал: "Почему же вы сказали нам, что никогда прежде не вели процессов? Почему не приезжали сюда раньше?" Они никак не могли поверить, что это был мой первый процесс.

Двумя днями позже, вернувшись в Санкт-Петербург, я зашел в суд, и в одной из комнат, где обычно собирались адвокаты, меня приветствовали мои коллеги: "Замечательно! Примите наши поздравления!"

стр. 103

"Что замечательно?" - спросил я. "Не притворяйтесь, что не знаете. Нам ведь звонили по телефону, да и в местной печати уже опубликованы сообщения о вашей речи в Ревеле".

Таков был мой дебют в качестве адвоката и политического оратора. Без ложной скромности могу сказать, что мои ораторские способности были признаны. Должен добавить, что никогда не писал заранее текстов выступлений и не репетировал их.

После ревельского процесса мне со всех сторон посыпались предложения. Вплоть до осени 1912 г., до моего избрания в Думу, я редко бывал в Санкт-Петербурге. По делам службы я объездил все губернии, всю страну от Иркутска до Риги, от Санкт-Петербурга до Маргелана в Туркестане, как и города Кавказа, Поволжья и Сибири.

Не все политические процессы вели адвокаты из организованных групп политических защитников, поскольку иногда обвиняемые могли позволить себе самим выбрать защиту. За политические дела брались в ту пору такие блестящие знатоки уголовного права, как петербуржцы Андриевский, Карабчевский, Грузенберг, москвичи Маклаков, Муравьев, Ледницкий и Тесленко. Но во всех крупных российских городах были созданы специальные объединения политических адвокатов, вроде того, к которому принадлежал и я, и они-то и оказывали юридическую помощь крестьянам, рабочим и другим лицам, которые не могли сами оплатить защиту. У нас не было членства, не было и устава. Согласно неофициальному соглашению, наш гонорар сводился к стоимости проезда во втором классе и суточным в размере 10 рублей. Старшие, известные и признанные адвокаты из нашей среды принимали участие в этих благотворительных процессах реже, чем представители молодого поколения. Такого рода дела требовали особого, глубокого сострадания к обвиняемым и понимания политической значимости этих процессов. Именно о такой работе я и мечтал.

Последовавшая за революцией 1905 г. волна репрессий прокатилась по стране с 1906 до начала 1909 года. После подавления карательными экспедициями крестьянских и других волнений началась охота за оставшимися революционными организациями, или, как их называли, бандами. Жертв предавали суду военных трибуналов. Это была кампания организованного юридического террора. Она не только противоречила нормам морали, но и была абсолютно бессмысленна, поскольку революционный накал сошел на нет и люди возвращались к нормальной повседневной жизни. Но власти никак не могли забыть событий 1905 - 1906 гг. и не хотели, чтобы о них забывала и общественность.

В положении о специально созданных военно-полевых судах, представленном Столыпиным 19 августа 1906 года*, не были даны юридические гарантии прав обвиняемых. Учреждение этих судов вызвало в стране такую бурю возмущения, что Столыпин даже не представил положения о них в Думу в течение двух месяцев после ее созыва, как это предусматривалось законом.

Большинство политических дел рассматривалось в военно-окружных судах. Главным военным прокурором в то время был генерал Павлов, безжалостный человек, который считал, что судьи должны выполнять свой "долг", не обращая ни малейшего внимания на доводы защиты. Павлов продержался на своем посту недолго. Опасаясь попыток покушения на свою жизнь, он принял все возможные меры предосторожности. Он никогда не покидал здания Главного военного суда, где у него была и квартира, к которой прилегал сад, окруженный высоким забором. В этом-то саду он и был убит террористами.

Одним из специальных военных судей в Балтийских губерниях был некий генерал Кошелев, снискавший недобрую славу своей патологиче-

* См. гл. VI.

стр. 104

ской жестокостью. Это был настоящий садист" привычкой которого было разглядывать порнографические открытки во время заседаний суда при рассмотрении дел тех обвиняемых, которым грозил смертный приговор. В конце 1906 - начале 1907 года он председательствовал в Риге на процессе по делу так называемой Тукумсской республики, на котором я был одним из защитников. Во время беспорядков в Тукумсе в 1905 году было убито 15 драгунов. Вскоре после начала процесса стало очевидным, что Кошелев не заинтересован в установлении истины, а лишь стремится отобрать среди обвиняемых 15 человек, чтобы повесить их в отместку за смерть драгунов. И эти 15 были повешены.

Согласно правилам, в военном трибунале вместе с судьей всегда заседали четыре полковника, с которыми судья обязан был консультироваться. Предполагалось, что полковники, избиравшиеся по очереди из состава местного гарнизона, будут представлять независимое жюри. Однако в Прибалтике военные власти постоянно нарушали дух и букву этого правила, назначая двух полковников из числа наиболее покладистых постоянными членами трибунала, которые сопровождали председателя трибунала на всех процессах в Прибалтике.

Конечно, не все военные судьи походили на Кошелева. Было здесь и два других - Арбузов и Никифоров. Никифоров являлся полной противоположностью Кошелеву. Человек глубоко верующий, он перед вынесением смертного приговора шел обычно в церковь. Осенью 1908 г. он председательствовал на процессе по делу независимой террористической группы социалистов-революционеров - "Северной боевой организации". Возглавлял группу эстонец Трауберг, который высказывал подозрение, что в руководстве партии социалистов-революционеров орудует некий высокопоставленный агент-провокатор. Достойное поведение Трауберга на процессе произвело большое впечатление на присутствовавших, убедившихся в том, что он говорил правду. Когда помощник прокурора Ильин, человек крайне амбициозный, попытался запугать обвиняемого, Никифоров резко осадил его: "Если Трауберг говорит это, мы должны считаться с его словами".

Были и другие достойные судьи, такие, как генерал Кирилин из Санкт-Петербургского военного округа, который, несмотря на давление сверху, проводил процессы безупречно.

Я предпочитал работать в местных военных судах, где судьи были менее склонны подчиняться давлению извне. Вспоминается дело об экспроприации Миасского казначейства на юге Урала. Дело рассматривал военный трибунал в Златоусте. Как обычно, председательствовал генерал с юридическим образованием, выпускник Военно- юридической академии. В состав суда входили четыре полковника, однако на сей раз они не подверглись давлению извне. Все обвиняемые- молодые люди, члены большевистской группы социал-демократов во главе с Алексеевым, выходцем из уфимской богатой купеческой семьи. Нам удалось доказать несостоятельность обвинения, и судья оправдал некоторых из обвиняемых.

Позднее Алексеев рассказал мне об экспроприациях, которые осуществляла его группа. Официально Ленин и большевистская печать заклеймили экспроприации как "мелкобуржуазную практику" левых социалистов-революционеров и максималистов. "Как же так, - спросил я Алексеева. - Выходит, вы проводите экспроприации, хотя это противоречит взглядам вашей партии?" "Очень просто, - ответил он. - По этому вопросу у нас в партии имеется специальная договоренность. Перед тем как проводить экспроприацию - примерно за две недели - мы выходим из партии, заявляя о своем несогласии с ее политикой. Это дает нам полную свободу для проведения акции. Захваченные деньги переправляются на Капри Горькому для финансирования его шко-

стр. 105

лы*. Через две недели мы подаем заявление о восстановлении в рядах партии, "осуждая" свои ошибки, и нас немедленно восстанавливают".

В специальном отделе по политическим делам судебной палаты приговоры утверждались большинством голосов судей, назначавшихся по рекомендации министра юстиции И. Г. Щегловитова. В частной беседе со мной председатель Санкт-Петербургской судебной палаты Н. С. Крашенинников весьма красочно живописал настроения этих судей: "Надеюсь, вы понимаете, что на всех этих политических процессах не делается и видимости служения истине. Они - отражение ожесточенной политической борьбы. То, что ваши клиенты принимают за справедливость, для меня - уголовное преступление". До революции 1905 года Крашенинников был одним из самых беспристрастных судей, однако революционные эксцессы ожесточили его и привели в ряды правых.

Мой опыт в России и позднейшие наблюдения в период заграничной ссылки утвердили меня в том, что там, где замешана политика, беспристрастность невозможна. Когда идет жестокая политическая борьба, ни один судья, по своей человеческой натуре, не может сохранить независимость суждений.

Щегловитова всячески поощрял царь, который был непреклонен в политических вопросах. Показательным было его отношение к процессам о погромах, учиненных членами "Союза русского народа". Среди документов, рассмотренных Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства по расследованию деятельности бывших министров и высокопоставленных чиновников, есть заявление начальника одного из департаментов Министерства юстиции Лядова. Из всех прошений о помиловании, рассматривавшихся в его департаменте, утверждает Лядов, царь неизменно удовлетворял лишь те, которые подавали члены "Союза русского народа", и отвергал прошения, поданные революционерами.

В первые годы своей карьеры я вел дело Союза учителей Санкт-Петербургской губернии. Дело рассматривалось в судебной палате в ноябре 1907 года. Обвиняемым инкриминировались антиправительственные заявления, содержавшиеся в их петициях, направленных в Сенат. Эти петиции были поданы в полном соответствии с положениями императорского указа от 28 февраля 1905 года**. Указ призывал все группы, организации и частных лиц вносить предложения о реформах и сообщать о недостатках в деятельности правительства. Теперь же, спустя годы, их подвергли тщательному изучению и использовали против составителей. В дело оказались вовлеченными многие сельские учителя. В период послаблений, когда люди посмели свободно выражать свои взгляды, крестьяне часто делегировали сельских учителей выступать от их имени на митингах и собраниях. Представители местных властей, в том числе директора начальных школ, выступая со стороны защиты, в своих показаниях отмечали благонамеренность учителей, с похвалой отзывались о их деятельности на сельских сходах и собраниях кооперативных обществ, особенно отмечая, что учителям нередко удавалось утихомиривать кипящие страсти. Приговор был мягким, многих учителей, оправдали, но ни один из них не был восстановлен на работе. Результат этого процесса явился страшным ударом по прослойке образованных людей в сельских районах Санкт-Петербургской губернии. Стало ясно, что указ о петициях оказался не чем иным, как ловушкой для тех, кто принял слово царя за чистую монету. Подобных дел было немало. Так, в 1908 или 1909 году несколько служащих

* Школа обучала и давала партийное образование руководителям будущего восстания.

** Так у автора (прим. ред .).

стр. 106

почты и телеграфа в Вильне были обвинены в организации всеобщей забастовки в 1905 году, до опубликования манифеста 17 октября, - забастовки, о которой многие из обвиняемых успели давно забыть.

Однажды я выступал в Тверской губернии защитником по делу группы "Крестьянское братство". Ее руководителем был молодой крестьянин лет 25 - 30. У меня с ним состоялся весьма интересный и поучительный разговор. Он обладал ясным, живым умом и рассматривал положение с точки зрения своих односельчан и крестьянства в целом. Он подробно рассказал о деятельности и значении своего "Братства". Несмотря на преследования, члены "Братства" продолжали отстаивать свои вполне определенные взгляды на аграрный вопрос и развитие крестьянства. Они высоко ценили образование, читали книги и местные газеты, а также участвовали в организации кооперативных обществ и других полезных начинаниях. Россия и впрямь после 1905 г. значительно выросла в политическом отношении.

В военных судах солдаты охотно сотрудничали с представителями защиты и откровенно излагали причины своих поступков. На процессе военнослужащих первой гвардейской артиллерийской бригады в Санкт-Петербурге власти, например, утверждали, что подсудимые возбуждали среди солдат ненависть к офицерам, хотя, как говорилось в обвинительном заключении, они толком не разумели, о чем говорят. На самом же деле обвиняемые оказались вполне умными людьми и полностью отдавали себе отчет в своих поступках. Они не возражали против соблюдения дисциплины, но при условии, что офицеры будут справедливо к ним относиться.

Одним из крупнейших для меня процессов стал процесс по делу армянской партии Дашнакцутюн в 1912 году. Оно стало эпилогом в прискорбной деятельности князя Голицына* в начале столетия, в результате которой даже такие верные друзья России, как армяне, превратились в грозную революционную силу. Перед судом предстала вся армянская интеллигенция, включая писателей, врачей, юристов, банкиров и даже купцов (которые, как утверждалось, давали революционерам деньги). Расследование дела длилось несколько лет. Аресты шли по всей России, и в конце концов в Санкт-Петербурге был учрежден специальный сенатский суд. Некоторых обвиняемых продержали в тюрьме почти четыре года, прежде чем начались судебные заседания. Слушания открылись в январе 1912 года и продолжались до середины марта. Было опрошено 600 свидетелей. Опасаясь беспорядков, полиция приняла особые меры предосторожности. Суд шел при закрытых дверях, в зал заседаний не допустили даже родственников обвиняемых. Атмосферу накаляли всякого рода запреты.

В начале процесса один из подсудимых заявил о своей невиновности. Председательствующий на процессе сенатор Кривцов вынес постановление о том, чтобы было оглашено заключение следствия, которое носило чисто обвинительный характер. Я вмешался и попросил судью назначить эксперта для изучения свидетельских показаний, которые, по моему глубокому убеждению, являлись лжесвидетельством. Озадаченный моей просьбой, Кривцов спросил: "Отдаете ли вы себе отчет в том, о чем просите и что ожидает вас в случае ошибки?" "Да, отдаю", - ответил я без колебаний. Была назначена экспертиза, и большую часть свидетельств признали ложной. Защите удалось также доказать ложность показаний и по другим пунктам обвинения. Дошло до того, что, стоило мне подняться, чтобы заявить протест по тому или иному поводу, как судья утвердительно махал рукой и бормотал: "Принято". Из 146 обвиняемых 95 были оправданы, 47 получили тюремное заключение или ссылку в Сибирь и только трех приговорили к каторж-

* Наместник на Кавказе с 1898 по 1900 год.

стр. 107

ным работам. Исход процесса поднял престиж России за рубежом, особенно среди армян в Турции. Следователь Лужин был обвинен в лжесвидетельстве, однако дело против него в конечном счете прекратили после того, как комиссия психиатров признала его невменяемым.

Ленский расстрел

Процесс по делу армян завершился в середине марта. Времени почивать на лаврах оказалось у меня немного. 4 апреля 1912 года произошли Ленские события. Поскольку они стали вехой в истории борьбы против реакционных сил в России, вкратце расскажу о них.

Могущественная англо-русская ленская золотопромышленная кампания занималась эксплуатацией рудников в районе реки Бодайбо в северо-восточной части Иркутской губернии. Иркутск, ближайший железнодорожный узел, находился в 2250 километрах. Золотые прииски располагались на безжизненном плоскогорье, изрезанном бесплодными долинами и бурными реками. Снег в горах лежал вплоть до конца июня, а зима наступала в конце сентября. Горнорабочие жили и работали на одном безжизненном плоскогорье в ужасающей нищете. Отсутствие средств сообщения превращало их в заключенных, полностью зависимых от компании, - она владела единственной в районе железнодорожной веткой и контролировала все движение речного транспорта. В 1911 году губернатор Иркутска полковник Бантыш, посетивший Ленские прииски, был потрясен условиями жизни и работы шахтеров и потребовал от администрации во избежание неприятностей принятия самых решительных мер. Его предупреждение осталось без внимания.

Предлог для забастовки был самым обычным - ее объявили в знак протеста против низкого качества получаемого в пищу мяса, но это была последняя капля, переполнившая чашу терпения. И хотя рабочие были настроены крайне мирно, они тем не менее намерены были идти до конца. Управление компании решительно отказалось вести с рабочими какие-либо переговоры. Опасаясь серьезных беспорядков и не желая удовлетворять законные требования рабочих, администрация обратилась за помощью в столицу. Департамент полиции в Санкт-Петербурге немедленно направил в район волнений для наведения порядка жандармского ротмистра Трещенкова. Но его методы запугивания только укрепили волю рабочих бороться за свои права. 4 апреля рабочие вместе с женами направились к административному корпусу, чтобы потребовать улучшения своего положения. Их встретили ружейными залпами. Было убито около 200 человек, еще больше ранено. Священник, срочно вызванный к умирающим, сохранил для нас в книгах местной церкви описание случившегося: "В первой же палате я увидел раненых рабочих, без всякого ухода валявшихся на полу и на койках... Воздух раздирали стоны жертв. Мне пришлось встать на колени прямо в лужу крови, чтобы свершить последний обряд, и, едва успев отпустить грехи одному, я вынужден был обратиться к другому. Все умирающие клялись, что намерения у них были самые мирные и что они просто хотели вручить петицию. Я поверил им. Умирающий человек не лжет".

Ленский расстрел послужил сигналом для нового взрыва общественной активности и революционной агитации. Повсюду зазвучали голоса протеста - на заводах, в печати, на партийных митингах, в университетах, а также в Думе. Правительство было вынуждено назначить комиссию с широкими полномочиями для расследования на месте всех обстоятельств расстрела. Главой комиссии назначили бывшего министра юстиции в кабинете Витте С. С. Манухина, пользовавшегося всеоб-

стр. 108

щим уважением; он лично отправился на прииски. Однако это не удовлетворило общественное мнение; оппозиция в Думе (либералы, социал-демократы и трудовики) приняла решение послать на Лену свою комиссию. Я был назначен главой этой комиссии, в работе которой я пригласил принять участие двух московских юристов - С. А. Кобякова и А. М. Никитина. Поездка оказалась удивительно интересной. Мы добирались до места поездом, на лошадях, пароходом и на конечном этапе путешествия - в шитике*. Красота, окружавшая нас во время поездки по Лене, не поддается описанию. Мы видели строения на одном берегу, а на другом - девственные леса. На рассвете к реке на водопой спускались целыми семействами медведи.

На всем пути следования по Лене мы постоянно встречали политических ссыльных. Незабываемые часы провел я с Екатериной Брешковской, знаменитой "бабушкой русской революции", которую до тех пор никогда не видел.

Положение по приезде на прииск сложилось весьма своеобразное. Правительственная комиссия во главе с сенатором Манухиным разместилась в одном из домов поселка, а через улицу в другом доме находилась штаб-квартира нашей. Обе комиссии проводили опросы и перекрестные допросы свидетелей. Обе фиксировали показания служащих и готовили отчеты. Свои зашифрованные отчеты сенатор Манухин направлял в Министерство юстиции и царю. Мы же свои - по телеграфу в Думу и в прессу. Нет нужды говорить о том, что администрация прииска была раздосадована нашим вмешательством, однако ни сенатор, ни представители местных властей не чинили нам препятствий. Напротив, мы встретили полное понимание со стороны генерал-губернатора Восточной Сибири Князева, а иркутский губернатор Бантыш и его специальный помощник А. Мейш оказали нам большую помощь. В результате открытого расследования монопольное положение компании было ликвидировано, а ее администрация полностью реорганизована. Трущобы, в которых жили рабочие и их семьи, разрушили, а на их месте построили новые дома. Была повышена зарплата и значительно улучшены условия труда. Мы имели все основания испытывать чувство удовлетворения от проделанной сообща работы.

Избрание в Государственную думу

Я никогда не заглядывал в будущее и не строил политических планов. С самого начала политической деятельности моим единственным желанием было служить своей стране. Вот почему я был захвачен врасплох, когда осенью 1910 года во время одного из процессов в Санкт-Петербурге ко мне обратились глава фракции трудовиков в первой Думе Л. М. Брамсон и член центрального комитета этой партии С. Знаменский с предложением баллотироваться на выборах в четвертую Думу по списку трудовиков. Идея стать членом Думы никогда прежде не приходила мне в голову, такое предложение поэтому было полной неожиданностью. Мне сказали, что предполагалось расширение фракции трудовиков в Думе за счет присоединения к ней других народнических групп, а также что для избрания необходимо располагать собственностью. Мне посоветовали озаботиться ее приобретением. Я всегда с симпатией относился к движению народников и потому без колебаний принял предложение.

Поскольку никаких связей в партии я не имел, то получил для ведения избирательной кампании крайне трудный участок - Саратовскую губернию, где в результате столыпинской избирательной реформы

* Лодка, напоминающая венецианскую гондолу.

стр. 109

постоянно укреплялись позиции местного дворянства. Другим кандидатам достались такие "демократические" губернии, как Вятская и Пермская, однако, как потом выяснилось, все они потерпели поражение в ходе предварительной кампании, и к осени 1912 года я остался единственным из 15 новых кандидатов от трудовой группы.

После возвращения с Ленских приисков я отправился в уездный центр Саратовской губернии город Вольск, где мне предстояло начать предвыборную кампанию. До этого я лишь однажды бывал в Вольске, когда оформлял право на собственность, дающее мне возможность баллотироваться на выборах. Вольск в те времена был живописным старинным русским городом. Традиции свободолюбия и острое чувство независимости, присущие его жителям, уходили еще ко временам восстания крестьян под руководством Е. Пугачева.

В Вольске я немедленно установил контакты с замечательными людьми самых различных профессий - судьями, врачами, чиновниками. На предвыборных собраниях я мог говорить свободно, не прибегая к псевдореволюционной риторике, поскольку идеи мои находили благодатную почву в аудитории.

Новый избирательный закон отличался сложностью, и его положения нарушали все нормы демократической процедуры. Депутаты избирались коллегиями выборщиков, в которых были представлены четыре группы (курии): землевладельцы, городское население, крестьяне и в некоторых округах - промышленные рабочие. Каждая курия выбирала своего депутата в Думу, а остальные депутаты выбирались на общем губернском собрании всех курий. Я был избран депутатом на собрании от курии городских жителей. Соперников у меня не было. Такого единства было трудно достичь в крестьянской курии, так как среди зажиточных крестьян и волостных старшин было немало желающих стать депутатом Думы. Так я стал депутатом четвертой Думы.

Дело Менделя Бейлиса

В связи с кризисным состоянием, сложившимся в европейских международных отношениях в 1912 - 1913 годах, жизненные интересы Российской империи диктовали ей необходимость вести более гибкую и благожелательную политику в отношении нерусских народов, живших в приграничных районах.

В условиях, когда быстро ухудшались отношения с Германией, Австро-Венгрией и Турцией, незаконная отмена конституционного режима в Финляндии привела к превращению в прошлом лояльной страны в потенциальный плацдарм прогерманской пропаганды. Потерпела провал попытка И. Г. Щегловитова использовать процесс партии Дашнакцутюн для разжигания вражды к армянам, жившим на границе с Турцией. Все это ни в малой степени не смущало реакционные круги, которые в канун всеобщего европейского кризиса совершенно забыли о своей ответственности за состояние дел в бескрайней империи, населенной многими разными народами. Балканские войны 1912 - 1913 годов стали прелюдией к первой мировой войне. Разжигание военной истерии великими державами, входившими в состав обеих коалиций, стало приобретать зловещий характер.

Приблизительно в это время в Киеве начался процесс Менделя Бейлиса. Этому простому, ни в чем не повинному человеку приписали совершение ритуального убийства малолетнего мальчика-христианина Андрея Ющинского. Было бы большой несправедливостью по отношению к России и ее народу, если бы я не подчеркнул, что по всей стране прокатилась огромная волна возмущения. Свой открытый протест

стр. 110

заявили не только независимые круги общественности, но даже и группы государственных служащих, например, чиновники Министерства юстиции, которые расценили этот процесс как оскорбление, нанесенное им самим. Высшая иерархия русской церкви решительно отказалась подтвердить, будто ритуальные убийства детей- христиан являются частью иудейской веры.

Профессия юриста - составная категория правовой системы государства, главная функция юриста - защита истины, справедливости и гражданских свобод. Мы, члены коллегии адвокатов, представляли автономный орган, и нашей обязанностью было открыто донести правду до сведения Щегловитова и всех тех, кто искажал русскую правовую систему. Адвокатам Санкт-Петербурга следовало твердо определить свою позицию. 23 октября 1913 года, за пять дней до того, как присяжные признали Менделя Бейлиса невиновным в совершении преступления, коллегия адвокатов Санкт-Петербурга на пленарном заседании единогласно приняла следующую резолюцию: "Пленарное заседание членов коллегии адвокатов Санкт-Петербурга считает своим профессиональным и гражданским долгом поднять голос протеста против нарушений основ правосудия, выразившихся в фабрикации процесса Бейлиса, против клеветнических нападок на еврейский народ, проводимых в рамках правопорядка и вызывающих осуждение всего цивилизованного общества, а также против возложения на суд чуждых ему задач, а именно, сеять семена расовой ненависти и межнациональной вражды. Такое грубое попрание основ человеческого сообщества унижает и бесчестит Россию в глазах всего мира. И мы поднимаем наш голос в защиту чести и достоинства России".

Эта резолюция имела огромный резонанс в России и, что было еще более важно, произвела глубокое впечатление за рубежом. Дело Бейлиса в значительной мере усилило антирусские настроения в Европе и Соединенных Штатах и ярко продемонстрировало антипатриотизм правящей верхушки в канун первой мировой войны. Президент Вудро Вильсон и до этого не проявлял ни понимания проблем России, ни симпатии к ней. Дело Бейлиса стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. И когда разразилась война, правительство США заняло крайне враждебную позицию в отношении России и приняло решение не оказывать ей финансовой и другой помощи.

Реакция широких кругов общественности вызвала ярость тех, кто инспирировал дело Бейлиса, и 25 видных адвокатов, подписавших резолюцию, были отданы под суд. Среди них был и я. Наш процесс открылся в окружном суде Санкт-Петербурга 3 июня и продолжался до 6 июня 1914 года - до начала войны оставалось менее восьми недель. Нас горячо поддержала пресса и общественные деятели, независимо от их политических взглядов. Несколько ранее дело Бейлиса подверг уничтожающей критике в консервативном органе печати "Киевлянине" лидер правых в Думе В. Шульгин. Хотя по своим политическим взглядам Шульгин был антисемит, однако и он не смог промолчать перед лицом постыдных обстоятельств дела Бейлиса. За это он также получил 8 месяцев тюремного заключения.

Поскольку в новом уголовном кодексе 1903 г. не было статей, относящихся к нашему "преступлению", нам вынесли обвинительный приговор согласно ст. 279 закона времен Екатерины II - за распространение "клеветнических" анонимных писем. Двадцать три моих товарища получили шесть месяцев заключения в крепости. Н. Д. Соколов как один из основных авторов и я как инициатор принятия резолюции были приговорены к 8 месяцам тюремного заключения и лишению прав быть куда-либо избранными.

стр. 111

Масоны

Описание Толстым в "Войне и мире" роли и деятельности масонов в основном соответствует истине. В XVIII и начале XIX в. эта организация была ведущей силой в духовном и политическом развитии России, особенно после того, как в ее ложи вступили Н. И. Новиков и многие другие выдающиеся политические и государственные деятели. Среди масонов были и верующие, и вольнодумцы. Поначалу Екатерина II терпимо относилась к существованию лож. Сторонница вольтерьянства и свободомыслия, императрица не была обременена "религиозными предрассудками". Просветительская деятельность масонов выражалась в создании таких предприятий, как типографии, и в пропаганде либеральных идей. В том грубо искаженном изображении масонства, которое стало общепринятым даже в просвещенных слоях общества в период царствования Николая I, весьма мало правды.

Новиков вскоре подвергся репрессиям: будущий царь Павел I оказался под влиянием масонов из лиц своего ближайшего окружения, и Екатерина II имела все основания считать, что масоны намерены сделать великого князя своим послушным орудием. Эти репрессии нанесли удар по русскому масонству, от которого оно так никогда и не оправилось. После восшествия на трон Павла I Новикова возвратили из ссылки и приблизили к императорскому окружению в Гатчине, где он вскоре осознал полную несовместимость своих идей с палочной дисциплиной Павла I.

Начало правления Александра I было отмечено господствующим влиянием людей, входящих в масонские ложи. Главной задачей "общества" было объединение культурной элиты России для уничтожения абсолютизма и освобождения крестьян - цель, к которой благосклонно относился сам царь Александр I, покровительствовавший ордену. В орден входили видные государственные деятели, такие, как либерал Сперанский и герой войн с Наполеоном Кутузов. В ложах состояли многие из декабристов. После восстания декабристов, в период реакционного правления Николая I, ложи были объявлены вне закона, однако, по-видимому, продолжали свою деятельность нелегально. В начале XX века возродившиеся масонские общества вели работу по укреплению связей между лидерами просвещенного земства и городской интеллигенцией. В мои годы масоны в России действовали подпольно, и не только потому, что вплоть до 1905 года всякая социальная и политическая деятельность могла вестись только нелегально, но и потому, что общественность крайне недоброжелательно воспринимала всякую организацию, которая во имя достижения общей цели объединяла членов самых различных политических партий.

Первоначально я не намеревался писать о русском масонстве. Однако некоторые "разоблачения", появившиеся за последние годы в русской и нерусской прессе, объясняли падение монархии и создание Временного правительства тайной деятельностью лож. Я счел своим долгом опровергнуть такую абсурдную трактовку великих и трагических событий, которые определили величайший поворот в истории России. Во имя восстановления исторической правды я и остановлюсь кратко на этой теме*.

При отъезде из России летом 1918 года мне было поручено раскрыть суть нашей работы, без упоминания чьих-либо имен, для восстановления истины в том случае, если в прессе когда-либо появятся искажающие ее материалы. Теперь пришло время сделать это, поскольку

* Рассказывая о политическом устройстве, работе и целях масонского общества, я (подчеркиваю это обстоятельство) связан торжественной клятвой, данной при вступлении в масоны, - не раскрывать имен других членов общества.

стр. 112

в секретных письмах двум своим друзьям видная политическая деятельница, масонка с большим стажем Е. Д. Кускова, упоминает мое имя и сообщает другому политическому деятелю о моем членстве в ложе*.

Предложение вступить в масоны я получил в 1912 году, сразу же после избрания в четвертую Думу. После серьезных размышлений я пришел к выводу, что мои собственные цели совпадают с целями общества, и принял это предложение. Следует подчеркнуть, что общество, в которое я вступил, было не совсем обычной масонской организацией. Необычным прежде всего было то, что общество разорвало все связи с зарубежными организациями и допускало в свои ряды женщин. Далее, были ликвидированы сложный ритуал и масонская система степеней; была сохранена лишь непременная внутренняя дисциплина, гарантировавшая высокие моральные качества членов и их способность хранить тайну. Не велись никакие письменные отчеты, не составлялись и списки членов ложи. Такое поддержание секретности не приводило к утечке информации о целях и структуре общества. Изучая в Гуверовском институте циркуляры Департамента полиции, я не обнаружил в них никаких данных о существовании нашего общества даже в тех двух циркулярах**, которые касаются меня лично***.

Основу нашего общества составляла местная ложа. Высший совет ордена имел право создавать специальные ложи, помимо территориальных. Так, была ложа в Думе, другая - для писателей и т. д. При создании каждая ложа получала полную автономию. Ни один орган ордена не имел права вмешиваться в работу ложи или в вопрос о приеме в нее новых членов. На ежегодных съездах делегаты от лож обсуждали проделанную работу и проводили выборы в Высший совет. На этих же съездах генеральный секретарь от имени Высшего совета представлял доклад о достигнутых успехах с оценкой политического положения и программой действий на предстоящий год. Порой на съездах внутри партийных фракций вспыхивали острые столкновения мнений по таким жизненно важным проблемам, как национальный вопрос, формирование правительства, аграрная реформа. Но мы никогда не допускали, чтобы эти разногласия наносили ущерб нашей солидарности.

Такой внепартийный подход позволил достичь замечательных результатов, наиболее важный из которых - создание программы будущей демократии в России, которая в значительной мере была воплощена в жизнь Временным правительством. Бытует миф, который всячески распространяли противники Временного правительства, будто некая мистическая тройка масонов навязала правительству - вопреки общественному мнению - свою программу. В действительности же положение в России и насущные нужды нашей страны обсуждались на съез-

* Письма были посмертно опубликованы в работе: Г. Аронсон. Россия накануне революции. Нью-Йорк. 1962.

** Автор имеет в виду циркуляр N 165377 от 16 января 1915 года. О нем говорилось в приводимом им письме VI Отделения Департамента полиции от 30 мая 1915 г., в котором признается слежка за А. Ф. Керенским, "присяжным поверенным и членом фракции трудовиков", и говорится, что его противоправительственная деятельность получила подтверждение в ходе тайного и открытого наблюдения за его деятельностью и связями. Во время своих поездок по стране Керенский, говорилось в письме, неоднократно встречался со многими лицами, "известными своей неблагонадежностью". Чинам охранки в соответствии с циркуляром N 165377 предписывалось усилить наблюдение за А. Ф. Керенским и всю полученную информацию докладывать Департаменту полиции (см. A. Kerensky. Memoires. Russia and History's Turning Point. Lnd. 1966, pp. 90 - 91). (Прим. ред .).

*** Циркулярное письмо N 171902, подписанное директором Департамента полиции Брюном де Сент Ипполитом, является единственным документом, в котором упоминается масонское общество розенкрейцеров (в наших кругах оно было известно под названием "Организация Варвары Овчинниковой"), которое привело к возникновению общества под эгидой великого князя Александра Михайловича, куда входили придворные и аристократы.

стр. 113

дах масонов людьми, которые вовсе не пытались навязать друг другу свои политические программы, а руководствовались лишь своей совестью и стремлением найти наилучшие решения. Мы ощущали пульс национальной жизни и всегда стремились воплотить в нашей работе чаяния народа.

В период существования четвертой Думы идея объединения во имя достижения общих целей получила еще большую поддержку. Позвольте повторить, что все наши усилия имели целью установление в России демократии на основе широких социальных реформ и федерального устройства государства. В последние, роковые годы распутинской власти для большинства членов общества обреченность монархии стала очевидностью, однако это не мешало монархистам принимать участие в общем деле, поскольку вопрос о будущей форме правления был подчинен решению более насущных задач.

После начала первой мировой войны встала необходимость пересмотреть всю нашу программу. Это была первая всеобщая война, в которую оказались втянуты не только вооруженные силы, но и огромные массы гражданского населения. Ради достижения победы необходимо было добиться примирения между всеми классами общества, между народом и верховной властью. Моя попытка вынудить царя сделать жест доброй воли в отношении народа* была, конечно, наивна, однако во всех других отношениях положения новой программы военного времени были претворены в жизнь. Безоговорочная защита Отечества оставалась основой нашей деятельности на весь период войны. Однако после Февральской революции разгорелись политические страсти, и внепартийное сотрудничество стало совершенно невозможным.

В своих поездках в качестве защитника на политических процессах я никогда не ограничивался профессиональными делами, а всегда стремился почувствовать настроения людей и установить контакты с местными представителями различных либеральных и демократических группировок.

После моего избрания в Думу и вступления в организацию масонов расширившийся объем и особая важность моей работы привлекли к себе соответственно повышенное внимание политической полиции.

В 1915 году полицейский надзор за моей деятельностью в провинции не был еще столь тщательным, каким он был в Санкт-Петербурге, и я практически не ощущал его. В столице же я был окружен секретными и несекретными агентами, чье наблюдение за мной постоянно усиливалось.

Возможность ареста не волновала меня, хотя скорее всего я был бы арестован в начале 1916 года, если бы из-за внезапной болезни не прекратил на семь месяцев всякую политическую деятельность. Такую возможность нетрудно было предвидеть - неизбежный риск ареста сопутствовал той жизни, которую я вел. Однако постоянное присутствие полицейских, которые денно и нощно буквально следовали за мной по пятам, стало все больше раздражать меня.

Как-то осенью 1915 года, во время обсуждения в Думе доклада Бюджетной комиссии об ассигнованиях Министерству внутренних дел, мне пришла в голову внезапная мысль сыграть шутку над министром**, рассказав историю, которая наверняка позабавит членов Думы и в то же время покажет им те условия, в которых вынуждены работать члены оппозиции.

Когда началось обсуждение вопроса об ассигнованиях Департаменту полиции, я поднялся и обратился к министру со следующими словами: "Господин министр, у меня создалось впечатление, что ваш депар-

* См. гл. VIII.

** А. Н. Хвостов.

стр. 114

тамент расходует чересчур много средств. Я, конечно, безмерно признателен директору Департамента полиции за заботу о моей безопасности. Я проживаю в доме, расположенном в глухом месте, и каждый раз, когда я выхожу на улицу, по обеим ее сторонам стоят по два, а то и по три человека. Нетрудно догадаться, что это за люди, поскольку и летом и зимой они носят галоши, плащи, а в руках держат зонтики. Неподалеку от них на той или другой стороне улицы стоят пролетки, на случай, если мне понадобится куда-нибудь поехать. По тем или иным соображениям я предпочитаю не пользоваться этими пролетками, а иду вместо этого пешком. И когда я не спеша иду по улице, меня сопровождают два телохранителя. Если я убыстряю шаг, сопровождающие меня компаньоны начинают задыхаться от спешки. Иногда, когда я, завернув за угол, останавливаюсь, они пулей вылетают из-за угла, натыкаются на меня и, ошарашенные, бросаются обратно, оставив меня без охраны. Стоит мне немного отойти от дома и сесть на извозчика, как один из стоящих на углу рысью кидается вслед за мной. В подъезде моего дома я часто застаю за беседой нескольких очаровательных людей в галошах и с зонтиками в руках. Мне представляется, господин министр, что от 15 до 20 человек выделены для того, чтобы заботиться о моей драгоценной персоне, поскольку они сменяют друг друга днем и ночью. Вы понимаете, что вам от всех них мало пользы. Почему бы вам не посоветовать директору Департамента полиции предоставить в мое распоряжение машину с шофером? Ведь тогда он будет знать все - куда, когда и с кем я иду, - да и мне это пойдет во благо: не придется тратить такую уйму времени на поездки по городу и так уставать от этого".

Мой рассказ очень позабавил членов Бюджетной комиссии, а Хвостов со смехом ответил: "Если предоставить вам машину, то придется дать их и всем вашим коллегам, а это разорит казну". Оба эти заявления были восторженно встречены залом.

Глава VI. Россия на пути к демократии

Краткий промежуток между роспуском Думы в 1906 году и началом первой мировой войны был одним из важнейших для России и Европы.

Однако на Западе этот период представляется в искаженном виде. Когда истощенная и измученная войной Россия неожиданно превратилась в тоталитарную диктатуру, почти все на Западе этот насильственный переворот расценили как нормальное возвращение к "царизму", на сей раз вместо "белого" к его "красному" варианту. Однако такой переход не может считаться закономерным, ибо в последние десятилетия перед первой мировой войной в нашей стране происходили глубокие изменения в экономической, культурной и политической жизни.

Время деятельности первой Думы было отмечено острой борьбой в придворных и правительственных кругах между представителями двух определенных точек зрения. Одна группа, которая связывала свои надежды с естественной антипатией царя и его супруги к конституции, настаивала на возвращении к неограниченной монархии. В этих целях активно использовался "Союз русского народа", который, играя роль "недовольных низов" и выступая от имени больших и малых провинциальных городов, обрушивал на власти шквал требований о роспуске Думы и аннулировании октябрьского манифеста. Другая группа, состоявшая из тех, кто не полностью утратил чувство реальности, стремилась доказать, что возврат к неограниченной монархии был бы настоящим безумием и что ликвидация народного представительства приведет к тому, что даже наиболее надежные и умеренные слои населе-

стр. 115

ния перейдут в лагерь революции. И уж во всяком случае, убеждали они, международное положение тогдашней России никак не позволяет ей делать резкие скачки вправо.

Победила вторая группа. Вместо ликвидации народного представительства и конституции было решено так изменить избирательный закон, чтобы создать в Думе устойчивое проправительственное большинство из представителей высшего класса, буржуазных, консервативных, а также умеренно-прогрессивных элементов. Одновременно было решено немедленно провести радикальную земельную реформу. Цель ее - создать по примеру французов и немцев новое "третье сословие" преуспевающих фермеров взамен исчезающего высшего класса. Предполагалось, что эти шаги должны сопровождаться решительными репрессивными мерами в отношении явно идущего на спад революционного движения.

В канун созыва первой Думы в Санкт-Петербурге стало известно о назначении нового министра внутренних дел. Им стал саратовский губернатор П. А. Столыпин, которого до этого мало кто знал. Менее чем через три месяца, сразу же после роспуска Думы 8 июля 1906 г. он был назначен председателем Совета министров с предписанием провести в жизнь план, о котором я писал выше.

Магическое возвышение Столыпина было само по себе знамением времени. Выходец из провинциальной среды, он не был вхож в придворные круги и никогда не занимал каких- либо высоких должностей в правительстве. Вся его карьера прошла в провинции, где у него не было недостатка в связях с видными представителями общества и земства.

Столыпин хорошо представлял себе и признавал ценность деятельности земства. В Саратове, где я позже был избран депутатом четвертой Думы, он считался губернатором, придерживающимся либеральных взглядов. Он был прекрасным оратором, а его предприимчивый характер и далеко идущие планы должны были обеспечить ему высокую политическую карьеру. Он не разделял точки зрения на Думу своего предшественника И. Л. Горемыкина, который считал ее "пустой говорильней". В отличие от ограниченного и бездушного бюрократа, каким был Горемыкин, Столыпину очень импонировала роль конституционного министра. Он охотно использовал всякую возможность выступить в Думе, открыто обсуждать с оппозицией жизненно важные вопросы и управлять страной на основе своего правительственного большинства.

Столыпин выгодно выделялся на фоне санкт-петербургских чиновников своими бойцовскими качествами. Царя привлекала молодость Столыпина, его уверенность в собственных силах, преданность трону и готовность осуществить задуманные царем изменения в избирательном законе, являвшиеся нарушением основных законов от 23 апреля 1906 года. Руководители "Совета объединенного дворянства" видели в нем человека, способного спасти от уничтожения систему землевладения. Октябристы и другие умеренные сторонники конституции, напуганные революционными крайностями, ухватились за Столыпина, как утопающий хватается за соломинку. Они приветствовали его программу, видя в ней стремление укрепить связи правительства с представителями умеренно-либеральных и умеренно-консервативных кругов, что, в свою очередь, способствовало бы укреплению конституционной монархии и окончательной ликвидации революционного движения. Столыпин казался им русским Тьером (Тьер - деятель, который укрепил буржуазную Третью республику во Франции после разгрома Коммуны в 1871 г.). Тьер, однако, в своих планах исходил из существования во Франции сильного крестьянского сословия с хорошо развитым инстинк-

стр. 116

том собственности. Такого крестьянства в России еще не существовало, и для его создания потребовались бы многие десятилетия.

Я всегда выступал против Столыпина и тех, кто его поддерживал. Его тактический лозунг "Сначала успокоение, а потом реформы" казался мне не только ошибочным, но и крайне опасным для судеб страны. Посол России в Лондоне граф Бенкендорф писал в Петербург, что только своевременно проведенные реформы могут принести умиротворение стране.

Однако, несмотря на ошибки и даже преступления, возможно, допущенные правительством Столыпина, факт остается фактом, что в намерения Столыпина не входило ни восстановление абсолютизма, ни уничтожение народного представительства - он стремился лишь к установлению в России консервативной, но строго конституционной монархии. Его мечтой была могучая, централизованная империя, экономически здоровая и культурно развитая. "Вы хотите великих перемен, - сказал Столыпин, обращаясь к левому, наполовину социалистическому большинству второй Думы. - А я хочу великую Россию".

Именно эта утопическая мечта бросила страну в океан новых потрясений, ибо фатальная ошибка Столыпина заключалась в его непонимании реального положения России, когда высшее сословие уже перестало быть политической силой, а среднее сословие, которое еще не сформировалось как единая сила, не могло стать посредником в отношениях между правящим меньшинством и трудящимися массами.

Правда, быстрое развитие городов и промышленности вело к тому, что городское "третье сословие" начинало играть определенную роль в социальной и экономической жизни страны. В деревне же такой социальной страты не было. Выборы в первую Думу показали, что крестьяне, которые в большинстве своем вели свое хозяйство только на капиталистической основе, не способны были играть роль социально консервативного класса.

В то же время частная собственность дворян на землю практически изжила себя. Эта система стала настолько экономически неэффективной, что ее доля в общем производстве не составляла и 10%. Хотели они того или нет, но и правительство и консерваторы были вынуждены в конце концов принять факт естественного упадка землевладельческого дворянства. Единственную свою надежду на поддержание жизнедеятельности этой системы они связывали с завоеванием ей поддержки со стороны нового класса "крестьян- фермеров".

Как известно, значительная часть крестьян в России вела свое хозяйство на основе общинного землевладения. Собственником земли был не крестьянин, а община (мир). Эту систему поначалу всячески защищали славянофилы, а затем народники. Представители этого мировоззрения полагали, что слаборазвитое чувство частной собственности у крестьян позволит России перейти к новой, более высокой стадии развития национальной экономики, минуя ужасы западного капитализма. Выдвигая требование о "национализации" или "социализации" земли, народники были уверены, что крестьяне безболезненно перейдут от общинной к кооперативной форме землепользования. В действительности же крестьянская община того времени имела мало общего с той идеальной общиной, которую рисовали в своем воображении славянофилы и народники. С административной точки зрения община была крайне удобна для полицейского контроля, или, выражаясь словами Витте, для надзора над крестьянами как над малыми детьми, а также для сбора налогов, поскольку за неплательщиков долги выплачивали остальные члены общины на основе пропорционального распределения. Власти превратили общину в оплот экономической отсталости и мало-

стр. 117

помалу лишили ее присущих ей жизненных сил. К тому же принудительное членство в общине всегда вызывало раздражение у крестьян.

После аграрных бунтов 1905 - 1906 гг. для всех стала очевидной необходимость ликвидации принудительных общин. Предполагалось, что после этого возникнут общины со свободной системой землепользования, некоторые из них станут, по желанию самих крестьян, частными, некоторые - кооперативными хозяйствами. Законопроект первой Думы о земельной реформе, который предусматривал разрешить эту проблему путем выкупа земли у частных собственников и передачи ее крестьянам, позволил бы крестьянам самим определить будущее общинного землевладения. Это был разумный и демократический путь решения древнейшей и наиболее существенной социально- политической проблемы России.

В случае принятия законопроекта в деревне немедленно начался бы процесс социального расслоения, и нет сомнений, что из недр крестьянских масс возникло бы "буржуазное" меньшинство, что позволило бы осуществить внедрение фермерской системы по французскому или немецкому образцу.

После роспуска первой Думы решение земельной проблемы перешло в руки Столыпина. 9 ноября 1906 г., приблизительно за три месяца до открытия второй Думы, Столыпин, воспользовавшись статьей 87 "Основных законов", которая предоставляет правительству право при чрезвычайных обстоятельствах принимать законы между сессиями Думы и Государственного совета с последующим представлением их для ратификации, объявил о земельной реформе. Провозгласив этот свой вариант реформы, Столыпин еще раз доказал, что его политическая прозорливость уступает силе характера.

В руках Столыпина, а точнее, в руках "Совета объединенного дворянства", который поддерживал его, земельная реформа, хотя и имела здоровую основу, по сути дела превращалась в орудие дальнейшего классового угнетения. Вместо того чтобы содействовать развитию свободного фермерства, за что ратовал Витте, положить конец принудительному характеру общинной системы и законам, ущемляющим гражданские права крестьян, столыпинский закон насильственно ликвидировал общину в интересах крестьянского "буржуазного" меньшинства.

Реформа была проведена в жизнь чрезвычайно энергично, однако с огромными нарушениями элементарных норм закона и права. Правительство, выступившее "в поддержку сильных", экспроприировало землю, принадлежавшую общине, и передало ее тем зажиточным крестьянам, которые пожелали выйти из общины. Пренебрегая всеми условиями общинного права, правительство передало им самые плодородные земли. Новым собственникам были предоставлены займы в размере до 90% стоимости земли для обустройства и развития фермерского хозяйства.

Столыпин очень гордился своей ролью земельного реформатора. Он даже пригласил зарубежных специалистов по аграрному вопросу, чтобы они изучили работу, проделанную им и его правительством в деревне.

За 5 лет, с 1907 по 1911 г., система крестьянского землепользования претерпела значительные изменения. Каковы же были результаты?

Выступая на заседании четвертой Думы с речью, в которой резко критиковал политические и экономические последствия столыпинской реформы, я процитировал слова хорошо известного немецкого эксперта по аграрному вопросу профессора Ауфхагена. После посещения большого числа русских деревень он писал: "Своей земельной реформой Столыпин разжег в деревне пламя гражданской войны". По словам Милюкова, другой зарубежный ученый, ярый сторонник Столыпина,

стр. 118

профессор Приор, который тоже тщательно изучил земельную реформу, пришел к выводу, что цель реформы не была достигнута.

И действительно, несмотря на все льготы и привилегии, к 1 января 1915 г. лишь 2719 тыс. крестьянских хозяйств можно было причислить к разряду частных владений (22 - 24% пригодных к обработке крестьянских земель).

В большинстве своем крестьяне заняли неблагожелательную и даже враждебную позицию в отношении столыпинской реформы, руководствуясь двумя соображениями. Во-первых, и это самое главное, крестьяне не хотели идти против общины, а столыпинская идея о "поддержке сильных" противоречила взгляду крестьянина на жизнь. Он не желал превращаться в полусобственника земли за счет своих соседей. Во-вторых, более свободная политическая атмосфера, возникшая после манифеста 17 октября, открывала перед крестьянством новые возможности экономического развития с помощью кооперативной системы, что более соответствовало интересам крестьянства.

Придя к власти, Столыпин обещал подавить революционное движение и умиротворить страну. И в этом отношении, как и в аграрном вопросе, он вновь продемонстрировал сильный характер, но вместе с тем недостаточную политическую прозорливость.

К этому времени в России наступил период успокоения. Революционное движение пошло на убыль естественным путем. Манифест 17 октября открыл дорогу к свободе и плодотворной политической деятельности. Так называемые крайности в период беспорядков, такие, как ограбление банков для "нужд" революционеров, убийства мелких чиновников как "врагов народа" и т. п., поначалу вызвали у общественности замешательство, а затем негодование и резкое осуждение. Вместо того чтобы, воспользовавшись такими настроениями людей, погасить тлеющие искры революционного пожара, сняв для этого напряжение в стране и вернув ее к нормальной жизни, Столыпин со всей силой обрушился на тех, кого самый ход событий уже сделал безвредными. Меры, которые первоначально предполагалось использовать для защиты страны от кратковременного народного взрыва, вскоре превратились в орудие личной мести. И чем спокойнее становилась обстановка в стране, тем больше было арестованных, осужденных, высланных или казненных.

С помощью своей безжалостной политики "умиротворения" Столыпин рассчитывал завоевать поддержку большинства населения. Однако достиг он прямо противоположных результатов: чем решительнее и тверже становилась его политика, тем решительнее раздавались протесты против нее. Первые два или три года, последовавшие за роспуском первой Думы, часто называли эрой "белого террора". В наши дни такое определение столыпинской политики звучит несколько странно. После выстраданного опыта тоталитарных режимов в Европе и России называть Столыпина правителем-террористом столь же нелепо, как сравнивать любительское пение с совершенным артистизмом Шаляпина. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что число невинных заложников, расстрелянных в России всего за один день после покушения Каплан на жизнь Ленина, значительно превысило число приговоренных к повешению столыпинскими "скорострельными" военно-полевыми судами за все восемь месяцев их существования. Да и сами репрессии Столыпина были направлены против сравнительно небольшого слоя населения, активно выступавшего против правительства.

И несмотря на это, все образованные граждане России, независимо от их классовой принадлежности и исповедуемых взглядов, с чувством глубокого возмущения воспринимали каждое сообщение о новой расправе. Русское общественное мнение столь решительно осуждало

стр. 119

каждый акт казни отнюдь не потому, что симпатизировало революционному террору, который к тому времени изжил себя и свелся к жалким актам насилия, а вследствие своего традиционного неприятия смертной казни. В высшей степени знаменательно, что Россия была одной из немногих стран, где была отменена смертная казнь за уголовные преступления.

Россия того времени не желала, чтобы правительство прибегало к кровавым расправам в отношении своих политических противников. Вот почему после учреждения столыпинских военно-полевых судов Л. Н. Толстой в своем глубоко волнующем обращении к правительству ("Не могу молчать") потребовал положить конец казням. Вот почему один из выдающихся парламентских ораторов того времени - умеренный либерал Ф. И. Родичев с трибуны Думы заклеймил Столыпина в глазах всей России, назвав палаческие петли "столыпинскими галстуками". Вот почему сразу же после падения монархии в 1917 г. правительство демократической революции, осуществляя одну из самых заветных и священных целей русского освободительного движения, отменило, ко всеобщему удовлетворению, смертную казнь за все без исключения преступления. Вот почему в той атмосфере духовного возрождения, в которой жила Россия в канун первой мировой войны, потерпела полный провал столыпинская политика "умиротворения", как и его земельная реформа, что, по сути дела, послужило причиной и его собственного трагического конца.

1 сентября 1911 г. на специальном представлении в Киевском городском театре Столыпин был смертельно ранен полицейским агентом, бывшим анархистом. Это произошло всего в нескольких шагах от царской ложи, где сидел царь со своими дочерьми. К тому времени царь с трудом выносил присутствие своего бывшего фаворита. Специальное расследование установило, что в Киеве почему-то была снята обычная охрана Столыпина полицейскими агентами. Ходили разговоры о возбуждении уголовного дела против товарища министра внутренних дел генерала Курлова, который отвечал за полицию. Однако предварительные расследования были прекращены по личному указанию царя.

Обстоятельства смерти Столыпина вызывали определенное недоумение. Убийца был казнен с необычной поспешностью, а до этого содержался в строжайшей изоляции. Люди из окружения Столыпина, которые знали о борьбе между Столыпиным и Распутиным, полагали, что охранка, действуя на руку высокопоставленным врагам Столыпина, смотрела сквозь пальцы на готовящееся преступление. Через несколько месяцев после смерти Столыпина главный военный прокурор вызвал к себе зятя Столыпина Б. И. фон Бока и сказал ему, что главная ответственность за смерть его тестя лежит на Курлове и что именно он спровоцировал убийство. Одновременно прокурор информировал фон Бока о том, что уголовное дело Курлова было прекращено по личному указанию царя*.

Столыпин однажды рассказал Гучкову в Думе о своем предчувствии, что он будет убит полицейским агентом.

Вот так вышло, что всесильный "умиротворитель" России оказался бессильным справиться с "темными силами", которым покровительствовала молодая царица. Столыпин для Распутина был слишком независимым и честным. И к тому же в результате принятия его консервативного избирательного закона от 3 июня 1907 г. он потерял поддержку главной партии в третьей Думе - октябристов.

Английский историк профессор Бернард Пейерс, многократно совершавший поездки по России в думский период и во время мировой войны, не без остроумия написал в своей книге "Падение русской

* A. V. Zenkovsky. The Truth about Stolypin. N. Y. 1956.

стр. 120

монархии", что при тогдашнем умонастроении общества любая Дума, даже если бы она состояла из одних бывших министров, стала бы в оппозицию к правительству.

Избирательный закон от 3 июня 1907 г. практически ликвидировал представительство от рабочих и крестьян городов и деревень. В провинции выборы были почти полностью отданы на откуп умирающему дворянству, а в крупных городах система и без того неполного всеобщего избирательного права была еще больше урезана: сократилось число депутатов, а половина мест была в соответствии с выборами по куриям зарезервирована для представителей незначительного меньшинства владеющей собственностью буржуазии. Уменьшилось и представительство от нерусских народов. Польша, например, получила право направить в третью (как и в четвертую) Думу только 18 депутатов по сравнению с 53 представителями в первой и второй думах, а представительство от мусульманского населения Туркестана было и вовсе ликвидировано.

Народные представители, избранные согласно столыпинскому закону, справедливо были названы "кривым зеркалом России". Левые партии, имевшие большинство и в первой и во второй думах, практически не были представлены в третьей Думе (1907 - 1912 гг.), более того, в нее оказались избранными всего 13 трудовиков и 20 социал-демократов. Социалисты-революционеры бойкотировали выборы. Кадеты же, партия либеральной интеллигенции, со своими 54 местами утратили господствующие позиции и стали играть роль "лояльной оппозиции его величества".

50 мест заняли представители реакционного "Союза русского народа", который получал субсидии из специальных фондов полицейской охранки и пользовался покровительством царя и великого князя Николая Николаевича. Эти депутаты, возглавляемые способными людьми - Марковым, Пуришкевичем и Замысловским, - с самого начала стремились парализовать работу Думы, постоянно провоцируя всякого рода инциденты. 89 мест было отдано сравнительно новой партии - "националистам". Они были избраны в основном в западных и юго-западных губерниях, которые с незапамятных времен были ареной вражды русской, польской, литовской и еврейской национальных групп. Брешь между кадетами и правым крылом была заполнена 153 депутатами от октябристов, из которых едва ли один избирался в первые две думы. Они таким образом составляли чуть больше трети всех депутатов.

Я так подробно описал состав третьей Думы, поскольку по сути дела таким же было распределение мест в четвертой Думе (1912 - 1917 гг.), которая сыграла колоссальную роль в конфликте между монархией и народом в последние годы перед революцией. Но даже третья Дума, несмотря на ее консервативность с точки зрения социального состава и наличие правого крыла со всем его влиянием на правительственные круги, с самого начала своего существования проявила себя защитницей конституционной системы и политических прав народа, следуя в этом отношении примеру первой Думы. Они разнились между собой лишь умонастроениями и методами достижения цели.

Первая Дума была душой и сердцем России. Она поставила перед собой цель - беспощадное разоблачение темных сторон старого режима. Она была непреклонна и отвергала любой компромисс. Она требовала от верховного правителя безусловной капитуляции - передачи всей власти представителям народа. Главное ее требование хорошо выразил В. Набоков - красноречивый сын министра юстиции при Александре III: "Исполнительной власти надлежит подчиняться власти законодательной". Но первой Думе не хватило времени для принятия

стр. 121

законов в интересах страны, ибо она была распущена, едва приступив к работе.

На первых порах деятельность третьей Думы не была отмечена какими-либо эффектными начинаниями. Она не потребовала от правительства капитуляции. Ее лозунгом стал компромисс, лояльное сотрудничество с властями на основе октябрьского манифеста царя. Этот манифест, ставший знаменем доминирующей в Думе партии октябристов, предоставлял народным представителям право осуществлять законодательную власть, определять бюджет и открыто обсуждать любые вопросы. Изменив, в нарушение закона о выборах, порядок их проведения, правительство торжественно подтвердило незыблемость прав самой Думы. Лидеры октябристов были исполнены решимости использовать эти права для объединения народного представительства с тем, чтобы превратить Думу в подлинно решающую силу российской государственной системы.

Ни царь с придворными, ни демократические и левые круги общества не поняли сути этого компромисса. Столкнувшись в свое время с курсом первых двух дум на "штурм унд дранг", царь поначалу был вполне удовлетворен третьей Думой. Он полагал, что в Таврическом дворце теперь заседают люди, представлявшие все районы страны, хорошо осведомленные о местных делах и потребностях, которые своим советом помогут его министрам издать подходящие законы, никоим образом не посягающие на прерогативы монарха. Таким же образом расценила монархические взгляды третьей Думы и общественность, решительно осудив этот "реакционный парламент" и окрестив его лидеров "лакеями реакции".

Однако лидеры эти были далеко не реакционеры. Социальную основу октябристов составляли средние и высшие слои русского общества. Они включали представителей дворянства, местной администрации, свободных профессий, а также ремесленников и мелкого чиновничества как от столицы, так и от провинции. И хотя среди них было мало специалистов в законодательных делах, тем не менее многие из них прошли хорошую практическую школу в своих сферах деятельности. И этот практический опыт привел их к твердому убеждению, что Россия уже выросла из пеленок и больше не нуждается в бюрократической опеке, тем более, что русско-японская война окончательно доказала неспособность бюрократической системы соответствовать запросам растущей империи.

Первым председателем третьей Думы был Н. А. Хомяков. Ранее он занимал видный пост в системе санкт-петербургской администрации. Он происходил из очень знатной семьи и был сыном одного из основателей славянофильского движения. Создатель партии октябристов и ее глава в третьей Думе А. И. Гучков являлся представителем совсем других слоев общества. Внук крепостного крестьянина, он отражал интересы интеллектуальной верхушки московского купечества. Он гордился своим происхождением, презирал сословные привилегии и испытывал сильнейшее недоверие к бюрократии. И тем не менее два этих представителя таких различных социальных групп сошлись вместе на платформе одной партии. Ибо для каждого из них главной целью было упрочение конституционной системы. И оба они сознавали, что без народного представительства, без радикальной замены всей оснастки государственного корабля Россию ожидает катастрофа при первом же столкновении с внешним миром.

Европа в то время жила, как на вулкане. Вопрос уже заключался не в том, быть или не быть войне между великими державами, а в том, когда она начнется. Опыт Цусимы и Порт-Артура открыл глаза всем патриотам на реальное положение вещей. И период, и весь процесс

стр. 122

прозрения, в ходе которого за семь или восемь лет было создано лояльное консервативное большинство, прошел под определяющим влиянием настроений усиливающейся патриотической тревоги, переросших в конце концов в чувства патриотического негодования.

Я хорошо знал Гучкова. Какое-то время мы вместе входили во Временное правительство, а позднее не раз встречались в эмиграции. Он говорил мне, что с самого начала деятельности третьей Думы торопился вместе с другими лидерами октябристов принять меры для сплочения всей России с тем, чтобы она смогла справиться с внешней угрозой, когда она наконец наступит. Экономическое и промышленное развитие Германии в тот период шло бурными темпами. Немцы лихорадочно строили военный флот, а техническое оснащение их армии постоянно совершенствовалось. Для любого, кто сколько-нибудь был сведущ в международных отношениях, было очевидно, что временное ослабление России после русско-японской войны рассматривалось в Берлине как козырная карта в гонке за мировое господство.

Для Гучкова, Хомякова, Шидловского и других лидеров октябристов была очевидна опасность, порожденная затхлой атмосферой, сложившейся вокруг царя. Хорошо сознавая, что им приходится полагаться на слабовольного царя, они решительно отклоняли все заманчивые предложения Столыпина войти в правительство. Они предпочитали внимательно следить за деятельностью властей, используя законные права Бюджетной комиссии Думы для борьбы против влияния могущественной и безответственной клики Распутина в придворных кругах, и всячески укреплять военные и экономические позиции страны посредством обычного законодательства.

Идиллические отношения между царем и третьей Думой длились недолго. Согласно "Основным законам" Российской империи, внешняя политика, армия и флот находились под прямым контролем царя. Официально Дума не имела права вмешиваться в дела соответствующих министерств и не могла оказывать влияния на их деятельность. Однако сметы расходов на нужды этих правительственных учреждений утверждались Бюджетной комиссией, в результате чего она стала играть, как и во всяком парламенте, крайне важную, определяющую роль. И с этим вынуждены были считаться все министры. Перед рассмотрением в Бюджетной комиссии расходные сметы различных министерств тщательно изучались в соответствующих специальных комитетах. С помощью такой системы, то есть с помощью финансового контроля, осуществлявшегося Бюджетной комиссией, Военное министерство и Адмиралтейство, по сути дела, подпадали под контроль Думы. После русско-японской войны создание военно-морских сил приходилось начинать практически с нуля, а армию следовало коренным образом реорганизовать, увеличить и перевооружить в соответствии с техническими требованиями того времени.

Какого-либо твердого, устойчивого руководства армией и флотом не существовало. Высшие эшелоны военной власти постоянно находились в стадии реорганизации. Большое количество разного рода военных ведомств возглавлялось абсолютно безответственными великими князьями, которые, как правило, обделывали, не обращая при этом ни на кого внимания, свои собственные делишки. В армии и на флоте служило немало способных и энергичных военных специалистов, которые с энтузиазмом разрабатывали планы реформ, но были полностью бессильны претворить их в жизнь.

Став председателем комиссии Думы по вопросам обороны, Гучков постарался немедленно наладить связи с теми людьми в Военном министерстве и Адмиралтействе, которые проявляли заинтересованность в коренной реорганизации этих ведомств. Таким образом Дума оказа-

стр. 123

лась в самом фокусе всей деятельности по реорганизации системы обороны России.

Без сомнения, третья и четвертая Думы сыграли очень существенную роль в подготовке России к войне 1914 - 1918 годов. Трезвомыслящие и деятельные люди в армии и во флоте ощущали твердую поддержку Думы, которая, в свою очередь, нашла в их лице сторонников в борьбе с придворной камарильей.

Такое сближение не осталось, однако, без должного внимания близких к царю лиц, которые ратовали за возвращение к абсолютизму.

Весной 1908 г. во время обсуждения в Думе бюджета Военного министерства Гучков в своей речи просил великих князей принести "патриотическую жертву", отметив, что Дума уже обратилась к народу страны с призывом пойти во имя защиты отечества на великие лишения. По сути дела, Гучков попытался убедить великих князей отказаться от административной деятельности в армии, к которой они вряд ли подходили и при осуществлении которой показали лишь полную безответственность. Он обратился с такой просьбой, отдавая себе отчет в позиции военной администрации. Его речь, естественно, вызвала бурю возмущения в придворных кругах. Царица поспешила расценить ее и всякое иное вмешательство Думы в военные дела как посягательство на императорские прерогативы.

Ее подозрения еще больше укрепились после происшедшего через год в Константинополе государственного переворота, в результате которого младотурки свергли султана. При дворе Гучкову тут же приклеили кличку "младотурок" и с того времени стали рассматривать его как врага государства N 1.

Был смещен с поста военного министра опытный в своих делах Редигер, работавший в атмосфере широкого сотрудничества с Думой. На его место назначили командующего Киевским военным округом генерала Сухомлинова, посредственного служаку, мало смыслившего в современном военном деле, который в соответствии с волей царя отказался от всякого сотрудничества с Думой.

Царица по-своему была права, считая лидера конституционных сил наиболее опасным противником своей безумной мечты о восстановлении абсолютного самодержавия в России. Движение октябристов вместе со всеми зависимыми от него группировками, без сомнения, находилось в арьергарде тех сил в стране, которые выступали за подлинную демократию. Оно было в авангарде тех же сил в высшем эшелоне власти - в руководящих военных, административных и великосветских кругах. Противодействуя таким образом реакции, оно волей-неволей расчищало дорогу бурному возрождению революционного движения, мощный импульс которому дали события на Ленских золотых приисках весной 1912 года*. И хотя октябристы не имели ни малейших намерений углублять демократизацию России, они всячески стремились поднять страну до более высокого экономического и культурного уровня, подобающего великой державе. В этом их поддерживали умеренное крыло оппозиции и наиболее просвещенные люди, занимавшие высшие административные посты.

Таким образом, несмотря на то, что они возникли в условиях наступления контрреволюции, третья и четвертая думы сыграли прогресивную роль в истории России. Некоторые из принятых ими законов самим фактом своего существования содействовали экономическому и культурному буму, пережитому Россией в последнее десятилетие перед первой мировой войной.

В думский период, например, система просвещения развивалась столь бурно, что к моменту начала войны Россия подошла вплотную

* См. гл. V.

стр. 124

к введению в стране всеобщего обязательного образования. В начале XX в. было покончено с абсурдной и преступной кампанией, которую проводили против народного образования в конце XIX в. реакционные министры. К 1900 г. 42% детей школьного возраста посещали школу. Третья Дума большинством голосов утвердила законопроект о всеобщем обучении, внесенный министром образования П. М. Кауфманом- Туркестанским. К сожалению, закон был отклонен Государственным советом, половину членов которого назначал лично царь, и возвращен на доработку в Думу. Позднее этот закон был принят четвертой Думой. К тому времени министр просвещения граф П. Н. Игнатьев пришел к выводу, что уровень грамотности среди молодежи в стране позволяет ввести обязательное начальное обучение. И не разразись война, эта идея была бы полностью реализована к 1922 году. Но даже и до войны школу не посещали в большинстве случаев лишь те дети, чьи родители не хотели этого.

В 1929 г. фонд Карнеги опубликовал книгу "Русские школы и университеты времен мировой войны"*. Ее авторы - два профессора, специализировавшиеся в области русской системы просвещения, Одинец и Покровский, а предисловие к ней написал бывший министр просвещения П. Н. Игнатьев. Книга была призвана разоблачить миф, будто до прихода большевиков лишь 10% населения в стране было грамотным, а правящие классы всеми силами стремились помешать детям рабочих и крестьян получить образование.

Если рассматривать состояние высшего и среднего образования в России с точки зрения социального происхождения учащихся, то оно было самым демократическим в мире. Еще до учреждения Думы земства тратили на образование 25% своих средств, а в период ее деятельности- до трети. За время с 1900 по 1910 г. государственные ссуды земствам на образование увеличились в 12 раз. В 1906 г. действовало 76 тысяч школ, которые посещало около 4 млн. учеников. А в 1915 г. число школ уже превысило 122 тыс., а число учащихся достигло 8 миллионов. За это время был повышен минимальный возраст для оканчивающих школы, а учебные программы расширены с тем, чтобы дать возможность наиболее одаренным детям из крестьянских семей продолжить образование в пределах средней школы. В государственных школах обучались не только дети, они стали центром просвещения и для взрослых крестьян. При школах создавались библиотеки, проводились лекции, вечерние и воскресные занятия для взрослых и даже устраивались театральные представления. Для учителей земства устраивали специальные курсы. Ежегодно на учебу за границу отправлялись группы преподавателей и преподавательниц. До первой мировой войны тысячи учителей из государственных школ побывали в Италии, Франции, Германии.

Подводя итоги, Одинец и Покровский писали: "Вывод, который следует сделать из анализа состояния начального и среднего образования в России непосредственно в канун войны, заключается в том, что никогда за всю историю русской цивилизации развитие системы образования не проходило столь стремительно, как в рассматриваемый период".

Наряду со значительными успехами в сфере образования земства, действуя совместно с Думой и кооперативными организациями, добились огромных достижений в области сельского хозяйства. С 1906 по 1913 г. площадь обрабатываемых земель возросла на 16%, а урожай увеличился на 41%. За этот период ссуды земств на агрономические нужды крестьян повысились в 6 раз. Значительные суммы на эти цели расходовало и центральное правительство. В Европейской части Рос-

* Yale University Press.

стр. 125

сии земства всячески содействовали тому, чтобы крестьяне вели фермерское хозяйство с использованием средств механизации, а в Сибири, где земств не было, этим занималось правительство.

Крестьянский земельный банк выкупил у частных землевладельцев миллионы десятин земли и перепродал их крестьянам. Кредитные кооперативные ассоциации и земства снабжали крестьян всеми необходимыми сельскохозяйственными орудиями. К началу войны 89,3% всех пахотных земель находилось в руках крестьян. Средний размер крестьянского хозяйства колебался от 12 до 30 десятин. За период экономического бума в России перед первой мировой войной экспорт русской сельскохозяйственной продукции возрос на 150%. Крестьянские хозяйства доминировали как на внешнем, так и на внутреннем рынке, поставляя три четверти зерна и льна и практически все масло, яйца, мясо.

Переход земли к крестьянам и огромный рост крестьянской аренды (к этому времени некрестьянская аренда приблизилась к нулю) сопровождались широко распространившимся переселением крестьян, которое осуществлялось при активной помощи правительства, земств и кооперативов. Именно в это время Сибирь вступила в стадию экономического и культурного развития по американскому типу. За годы между русско-японской и первой мировой войнами население в этом регионе удвоилось, а площадь обрабатываемых земель утроилась. Сельскохозяйственное производство возросло более чем втрое, а экспорт сельскохозяйственной продукции увеличился в 10 раз. Перед первой мировой войной все масло, которое ввозила Англия из России, производилось сибирскими и уральскими крестьянскими кооперативами. Если в 1899 г. масло из Сибири практически не вывозилось, то в 1915 г. его экспорт кооперативами Сибири составлял тысячи тонн.

Да, именно кооперативное движение, свободно развившееся в условиях конституционной России, дало возможность русскому народу, и прежде всего крестьянству, проявить природную сметку и организаторский талант. До первой мировой войны около половины всех крестьянских хозяйств включилось в кооперативное движение, которое по масштабам уступало в Европе лишь Англии. В 1905 г. число крестьянских кооперативов составляло 7,29 млн., а в 1916 г. - уже 10,5 млн.; в 1905 г. их фонды равнялись 375 млн. золотых рублей, а в 1916 г. - 682,5 миллиона. Столь же быстро развивалось кооперативное движение и в городах. Федерация потребительских кооперативов, возглавляемая московским Центральным союзом, стала одной из наиболее влиятельных социальных и политических организаций в России.

Общее улучшение благосостояния народа нашло свое выражение в значительном росте потребления таких товаров, как сахар, масло, керосин, обувь, а также в увеличении вкладов в сберегательных банках. Это признавалось и советским экономистом Лященко. Согласно расчетам одного из крупнейших специалистов по русской экономике профессора С. Н. Прокоповича, национальный доход России, несмотря на войну с Японией и последовавшую за ней депрессию, которая продолжалась вплоть до 1909 г., увеличился за указанный период на 79,4% (в 50 губерниях, по которым имеются данные).

Даже коммунистические авторы временами писали о быстром развитии промышленности за время конституционной "пятилетки" в канун первой мировой войны: "Россия стала быстро продвигаться по капиталистическому пути, оставляя позади старые капиталистические страны, шедшие ранее впереди"*. С 1900 по 1905 г. промышленное производство выросло на 44,9%, а к 1913 г. - на 219%. Показатели ремесленных промыслов были еще выше. С точки зрения технического прогресса промышленность в целом прошла стадию дальнейшего развития и модер-

* Заметки по истории Октябрьской революции. М. 1927.

стр. 126

низации. По далеко неполным данным, капиталовложения в переоборудование промышленности составили за 1910 - 1912 гг. 537,3 млн. золотых рублей. В этот период процветания капиталовложения, сделанные в промышленность, в 3 раза превышали американские. По концентрации промышленности, которая была выше, например, чем в Америке, Россия стала одной из самых развитых стран мира. Стоимость промышленной продукции России в 1908, 1911 и 1916 гг. составляла соответственно 1,5; 5,5 и 8,5 миллиарда рублей.

Перед самой войной началось строительство железнодорожной магистрали Туркестан - Сибирь ("Турксиб"), завершенное уже в советский период. На эти годы были запланированы грандиозные программы преобразования всей экономики страны. Их осуществление прервала война 1914 года.

Такая сверхконцентрация русской промышленности вызвала к жизни два важных процесса. Во-первых, она привела к сосредоточению в городах значительного числа рабочих, создав тем самым благоприятные условия для их организации. Во-вторых, она укрепила не столько позиции средних классов, сколько мощь банковского капитала. Тем самым ни в городе, ни в деревне экономический бум не изменил социальную структуру общества настолько, чтобы это могло создать прочные предпосылки для формирования конституционной монархической системы.

Жизнь нормально развивающейся страны основана на принципе честной игры. Предполагается, что и власти и простой люд в своих взаимоотношениях придерживаются определенных правил. Всякий раз, когда эти правила нарушают власти, которые обычно обладают превосходством в физической силе, это приводит к злоупотреблениям. И тогда люди оказываются перед выбором: либо покорно смириться с произволом властей, либо встать на путь борьбы в защиту своих основных прав, прибегая к самым крайним методам.

Побывав в самых разных уголках страны, я с годами приобрел четкие представления о чувствах, надеждах и чаяниях демократически настроенных людей. Позднее, став членом Думы и изучив всю систему управления страной, я ясно осознал всю трагическую' сложность отношений между правительством, формально несущим ответственность за благосостояние страны, и верховной властью, находившейся в то время в руках безответственной клики невежественных и бесчестных политиканов. У меня внезапно открылись глаза на полнейшее нежелание правящих и привилегированных кругов русского общества занять независимую позицию и передать власть трезвым, здравомыслящим людям.

В то же время для всех стало очевидным, что распутинщина превратилась в позор России и что беспомощность перед ней царя ставит страну на грань нового тяжелого кризиса. Было ясно, что грядущее столкновение лишит власти не только царя, но и те группировки, которые утвердили свое положение в Думе согласно столыпинскому закону от июня 1907 г., поскольку этот закон будет немедленно заменен всеобщим избирательным правом. Россия была единственной великой державой в мире, введение в которой всеобщего избирательного права могло бы привести к демократизации как в политической, так и в социальной сфере без восстания или революции.

80% крестьянского населения страны, владеющего почти 90% обрабатываемых земель; отмирающее дворянство; промышленный пролетариат, сконцентрированный в городах и быстро набирающий силу; все еще политически и социально слабый средний класс; огромная армия бюрократов, в основном состоящая из образованных людей среднего класса, которые абсолютно не заинтересованы в защите капиталистической системы; и последнее - по перечислению, но не по важности - наличие интеллигенции, традиционно воплощающей дух русской культуры

стр. 127

с его внеклассовыми принципами справедливости и священной неприкосновенности личности - все эти элементы играли существенную роль в борьбе между привилегированным большинством в Думе и короной, борьбе, которая приближалась к своему апогею.

Учтя уроки борьбы за народное представительство в третьей Думе, октябристы в четвертой Думе осенью 1912 г. заняли место оппозиции. Перед ее открытием Гучков обратился к своим сторонникам с новым лозунгом: "Против участия безответственных людей в решении государственных дел, за правительство, ответственное перед народными избранниками". Таким образом, осенью 1912 г. Гучков повторил призыв, с которым выступили кадеты Милюкова в первой Думе весной 1906 года.

Приближался еще один критический момент в истории России, и примирение между политическими врагами, до тех пор немыслимое, становилось неизбежным. Их общей целью стало сохранение монархии как символа единства государства при эффективной и полной передаче власти правительству, опирающемуся на поддержку народных избранников. Но это была недостижимая цель. Монарх, которому была ненавистна сама мысль о конституции и который мечтал о возрождении обреченного абсолютизма, не мог допустить парламентской демократии. Пойти на такой шаг было для него равносильно измене самому себе. Судьба все еще оставляла ему шанс...

В полночь 31 июля 1914 г. германский посол вручил русскому министру иностранных дел ультиматум. Россия снова оказалась в состоянии войны.

(Продолжение следует)

Постоянный адрес данной публикации: