Изучение этнографических особенностей повседневной жизни российской провинции XIX в. является перспективным направлением в современной исторической науке. Среди множества аспектов привлекает внимание прошлое уездных городов российской глубинки. Небезынтересными были быт и праздники типично провинциального региона Российской империи XIX в. - уездного города Елабуги Вятской губернии. Значительная часть жителей сохраняла тесную связь с деревенской жизнью. Выходцы из крестьян, горожане в первом и втором поколениях не утратили еще привычной модели поведения, образа жизни и занятий, хорошо помнили старые русские обычаи. Это отражалось и в формах проведения досуга. Культура и быт разных сословий имели свои особенности и порой не пересекались.

Обострил интерес к народности, народным праздникам, повседневности, быту обычных людей крестьянский вопрос, ставший центральным в идейной борьбе в 1860-е годы. Своеобразным и характерным явлением русской культуры была исследовательская деятельность местных краеведов-энтузиастов, которые, начиная с середины XIX в., систематически публиковали на страницах губернских ведомостей сообщения и заметки, посвященные особенностям повседневной жизни российской провинции. Во многих губернских центрах вышла целая серия работ, представляющих собой неоценимый источник для изучения местных народных традиций, обычаев и празднеств. Нельзя отрицать того факта, что интерес к отдельным любопытным самим по себе провинциальным работам сыграл положительную роль в деле изучения истории уездных городов и уездов российской глубинки: была подготовлена база для исследования, вырваны из забвения и спасены от полного исчезновения многие образцы традиционной русской культуры XIX столетия.

В фондах Государственного архива Кировской области сохранились рукописи статей и работ ученого-краеведа, этнографа, просветителя, публициста Василия Филипповича Кудрявцева (1843 - 1910), предназначенные для публикации на страницах "Вятских губернских ведомостей" и "Памятных книжек и календарей Вятской губернии". Многие из них были опубликованы, а часть осталась в рукописном варианте. Все они носят историко-этнографический характер и являются на сегодняшний день важными источниками при изучении истории и культуры Вятского края.

Имя В. Ф. Кудрявцева сегодня, к сожалению, несправедливо забыто и практически не встречается в работах российских ученых-историков, не оценен его вклад в изучение истории Вятского края. Подробной биографии этого незаурядного человека

Корнилова Ирина Валерьевна - кандидат исторических наук, доцент Елабужского государственного педагогического университета.

до сих пор не написано. В "Критико-биографическом словаре русских писателей и ученых" С. А. Венгерова Василий Филиппович назван нижегородским и вятским этнографом¹. Бесспорным признанием его заслуг в области изучения местных обычаев явилось избрание в 1875 г. действительным членом Нижегородского², а в 1898 г. - Вятского губернского статистического комитетов³.

Интерес к судьбе, личности и творческому наследию Кудрявцева появился только в 90-е гг. XX века. Сквозной темой его работ в течение всей жизни являлось исследование истории, этнографии и культуры Елабужского края. Заметки учащегося Вятской духовной семинарии Василия Кудрявцева стали появляться в печати уже в 60-е гг. XIX века. Именно с историко-этнографических поисков и начался его путь в краеведение.

Родился Василий Филиппович 2 марта 1843 г. в г. Елабуге Вятской губернии в многодетной семье священника Спасского собора⁴. Начальное образование, традиционное для семей священнослужителей, он получил в Елабужском духовном училище, основанном Вятской епархией в 1850 году⁵. Наиболее полная характеристика на Василия, ученика духовного училища, представлена в ведомости за 1859 г., хранящейся в ГАКО. В ней говорится, что В. Кудрявцев "поведения был весьма честного, способности, прилежание и успехи в учебе имел очень хорошие"⁶. В 1859 г. Кудрявцев был зачислен в низший класс Вятской духовной семинарии. Среди семинарских учителей выделялся Александр Степанович Верещагин (1835 - 1908), преподаватель логики, психологии и латинского языка, активный исследователь Вятской старины, прививавший своим воспитанникам любовь не только к знаниям, но и к изучению прошлого родного края. Он оказал огромное влияние на становление научных интересов молодого Кудрявцева, который в тесном контакте с Верещагиным будет вести работу по исследованию Вятского края и в последующие годы, живя в Москве и Твери.

Первая небольшая статья Василия Кудрявцева по истории родного города "Кулачные бои в купеческой Елабуге"⁷, написанная не без влияния преподавателя Верещагина, была опубликована на страницах "Вятских губернских ведомостей", когда автор еще обучался в Вятской семинарии. Кулачные бои не были прерогативой только столичных и губернских городов, простой люд любил позабавиться и в небольших уездных городах, причем, по справедливому замечанию автора статьи, кулачные бои входили в одну из основных забав городского населения купеческой Елабуги первой половины XIX века.

В Елабуге кулачные бои начинались главным образом с первым выпавшим снегом, с так называемого праздника Николы зимнего. Временем расцвета боев считалась Масленица, когда каждый житель мечтал похвастаться своей силой и удалью. Своеобразным водоразделом, делящим город на две части, была речка Буга, поэтому жившие на Спасской стороне именовались спасскими, а собиравшиеся на Никольской стороне - Никольскими. Но не всегда территориальное деление играло первостепенную роль. Во время боя в драку могли вмешаться проходящие мимо лихачи, и тогда уже трудно было понять, на чьей стороне они бьются. Как указывал автор очерка, в бой часто ввязывались татары, цыгане И сельские жители, но не было случая, чтобы сельские одержали победу над городскими. Мещане города составляли, пожалуй, основную массу бьющихся. Елабужские купцы были зрителями и ценителями боевого искусства. С приближением праздника Масленицы они прекращали всякую торговлю и полностью погружались в зрелище, думая только об одном, какая же сторона одержит верх - спасская или Никольская?

Кудрявцев не осуждал елабужан за страсть к таким диким забавам. Это было сложное время, и проведение кулачных боев было в характере и духе той эпохи. Елабужане гордились широтой и размахом проводимых боев, и купеческая Елабуга по праву считалась незаурядной в этом народном развлечении в сравнении с соседними уездными городами. Кудрявцев с сожалением констатировал, что времена настоящих кулачных боев в Елабуге уже прошли, и если соберутся потолкаться мещане на Масленицу, то это уже совсем не похоже на те битвы, которые проходили раньше: "Надобно полагать, что со временем вовсе истребится этот обычай, которым так гордились и интересовались предки, и вероятно, следы его в Елабуге вскоре останутся только в уличных шалостях мальчишек"⁸.

Начало краеведческим интересам Василия Кудрявцева было положено в доме отца. Наблюдая в детстве за его письменными занятиями (священники в XIX в. вели записи в метрических книгах, составляли клировые ведомости и т.д.) и устными проповедями во время службы в Спасском соборе г. Елабуги, мальчик получил первые представления об основных источниках сведений о населении, традициях и обычаях горожан. Можно предположить, что немаловажное влияние на формирование взглядов Василия оказало старшее поколение елабужских священнослужителей, сослуживцы и единомышленники отца, которые часто бывали в доме Кудрявцевых. Среди них необходимо выделить священнослужителя, первого елабужского летописца, заложившего подлинно научные основы для изучения истории родного края - Петра Никитича Кулыгинского (1798 - 1855), члена-корреспондента Императорского Географического Общества. Своей главной привязанностью Петр Никитич считал историю г. Елабуги, изучению которой посвятил большую часть жизни. В 1844 - 1847 гг. он опубликовал в "Вятских губернских ведомостях" ряд статей⁹ по истории местного края и родного города, основанных на собранных им исторических сведениях, легендах и преданиях, сохранившихся в народной среде.

Заметную роль в судьбе Василия Кудрявцева, учащегося семинарии, сыграл преподаватель словесности Александр Александрович Красовский (1828 - 1883), вокруг которого сложился кружок наиболее талантливых учеников. Личная библиотека Красовского давала возможность семинаристам глубже познакомиться с произведениями отечественных авторов и с западноевропейской литературой¹⁰. Кудрявцев посещал кружок Красовского, который одновременно прививал своим воспитанникам любовь к родному краю, народным традициям и обычаям. В частности, он рекомендовал учащимся во время летних и рождественских каникул наблюдать и изучать крестьянскую жизнь и писать сочинения на темы из народной жизни: "Крестьянские свадьбы", "Сельские ярмарки и базары", "Народные суеверия" и другие¹¹. Причем сочинения многих учащихся духовной семинарии были опубликованы в местных губернских ведомостях, за что семинаристы получили от редактора денежный гонорар.

В 1863 - 1864 гг. Василий Филиппович, работая учителем в Николаевском приходском училище в селе Икское Устье Елабужского уезда Вятской губернии, собрал интересный своеобразный этнографический материал о проведении святочных праздников. Опубликован был этот материал в "Вятских губернских ведомостях" в 1864 г. в статье "Крестьянские святки в Елабужском уезде"¹². Редактор "Ведомостей", учитель семинарии Верещагин, опекая своего ученика, поместил статью без фамилии, ограничившись только псевдонимом К-въ. События 1863 г. в Вятке, повлекшие за собой исключение из семинарии 60 воспитанников, в числе которых оказался и Василий Кудрявцев, были еще свежи. Разгадать "Инкогнито" удалось известному краеведу Кировской области Г. Ф. Чудовой (1904 - 1999) по работе "Елабуга и Елабужский уезд Вятской губернии. Указатель литературы"¹³. Авторство статьи подтверждается наличием сохранившейся в ГАКО рукописи, присланной Кудрявцевым для "Вятских губернских ведомостей"¹⁴.

Василию Филипповичу, выросшему в семье православного священнослужителя, с детства были знакомы праздники, так как в семьях православного духовенства в Святки каждый вечер происходили различные игры с пением святочных песен. В этих празднествах Кудрявцев принимал участие сначала в Елабуге, а позже в с. Икское Устье, поэтому он столь подробно описал все тонкости их проведения, разнообразные обряды и ритуалы. Традиционным был обряд славления Христа, сопровождавшийся хождением по домам и пением особенных песен. "Бывало, что в один дом забегали сразу несколько человек, и каждый затягивал "Рождество" непременно в свою дудку, не соблюдая ни такта, ни меры. Лишь бы скорее отпеть и получить за это копейку и бежать в другой дом"¹⁵. Иван Яковлевич Порфирьев (1823 - 1890), воспитанник Вятской духовной семинарии, известный ученый, профессор Казанской духовной академии, в своих воспоминаниях отмечал, что "Вятская епархия издавна отличалась хорошим церковным пением и даже особым стилем в этом пении"¹⁶, который появился еще в 1830-х гг. при Вятском епископе Кирилле. Недаром его признавали своеобразным цивилизатором в усовершенствовании жизни и быта вятского духовенства. В среде духовенства пение песен не только приветствовалось, но и всячески поощрялось, тем более, если это было церковное пение.

Кудрявцев обращает внимание и на особенное отношение к славильщикам представителей разных сословий Елабужского уезда - купцов, мещан и крестьян. Так, некоторые хозяева, помимо денег, могли угостить и куском праздничного пирога, а нередко встречались и такие, как "какой-нибудь торговец пряниками либо мылом... не удовлетворившись пением мальчика, заставляет его пропеть "Рождество" во второй раз, обещая ему в случае хорошего громкого пения еще денег. Некоторые благочестивые крестьяне, особенно зажиточные, во время пения славильщиков, зажигают свечу перед иконами и молятся. В большинстве случаев это бывает тогда, когда попадается грамотный славильщик (из духовного звания) и перед пением прочтет речь, услышанную из уст отца или прочитанную в старинной книге. За такое славление дают не менее "трешника", а если попросят повторить речь еще раз - то и заплатят пятака асе"¹⁷. Под грамотным славильщиком Кудрявцев подразумевал, прежде всего, детей священнослужителей, к которым принадлежал и он сам. Традиционно дети священников чаще бывали в церкви и, видя богослужение, повторяли его дома, а в святочные праздники демонстрировали и более широкой аудитории.

В первый день Рождества молодежь веселилась только "по-божественному" - ненадолго ходила в гости, посидеть и поиграть по-домашнему. Святки считались молодежным праздником. Почти каждый вечер, кроме сочельников, устраивались игрища молодежи, на которых парни и девушки имели возможность внимательно присмотреться друг к другу. Девушки старались привлечь к себе внимание с помощью ярких праздничных нарядов, умения петь, танцевать, поддерживать беседу, а также, демонстрируя свой характер. Эталоном девичьего поведения в народных представлениях считалась скромность.

Своеобразным испытанием готовности к браку было умение и парней, и девушек правильно вести себя при приходе на игрище ряженых. В частности, в Елабужском крае, на другой день вечером после Рождества, молодежь готовила себе наряды (из вывернутой наизнанку Шубы, белого полога и какого-нибудь девичьего сарафана), сбоку привешивалась сабля, доставшаяся по наследству от какого-нибудь отставного солдата. Каждый парень брал себе в руки хлыст, которым бил шатающихся по улицам ненаряженных, не разбирая в этом случае ни пола, ни возраста. Только в Елабужском уезде, в особенности в селе Икском Устье, по утверждению Кудрявцева, существовал обычай бить в Святки всякого прохожего на улице ночью, в других уездах Вятской губернии нигде этого не наблюдалось¹⁸.

Наряженные обычно ходили по улицам ватагой с гармонью, балалайкой, распевая при этом любимые песни. Впереди шел с плетью так называемый хорунжий в вывернутой шубе и с напяленными поверх ее шароварами из самодельного сукна. Если попадался кто-нибудь навстречу, его останавливали, спрашивали: "Кто идет?", и тотчас хорунжий своей плетью ударял прохожего, предупреждая, чтобы он впредь им не попадался. Подходя к дому, наряженные стучали палочкой в окно, прикладывали свое закрытое лицо к стеклу и просили: "Пустите-ко, девушки, наряженных!" или "Пустите скоморохов переночевать!" И не дожидаясь ответа, входили в избу, где первым делом считали перецеловать всех девушек, а потом уже петь, играть и плясать. Игры и пляски бывали такие же, как и в других уездах Вятской губернии, все различие заключалось только в вариантах песен. Эти песни являлись игровыми, и, как отмечает исследователь Вятского фольклора В. А. Поздеев, в народе такие хороводные песни прозвали "святочные друженочки"¹⁹. Игровые хороводные песни пелись с инсценировкой текста песни. Действующими лицами являлся или весь хоровод, или несколько играющих.

Будучи учителем в Николаевской приходской школе, 20-летний Василий Кудрявцев часто бывал на крестьянских вечеринках, в том числе и во время Святок, где слушал и запоминал святочные песни. В частности, он представил обзор обрядовых действий, которые сопровождали процесс пения. В комментарии к песне "Раскрасавица прелестница была, чем красавица прельстила молодца?..." отмечается: "В то время как девушки поют эту песню, парень ходит по избе, свесивши голову и закрывши лицо платком, в знак того, что ему в самом деле "жалко" с девушками расстаться. После этого, походивши немного, парень начинает со всеми девушками целоваться, говоря, что он и "право-тка в Китай город укатить", если они не будут его любить"²⁰.

В центре внимания игровых песен традиционно находилась судьба девушки или парня. Личная индивидуальность исполнителей песни накладывалась на игровое начало, что значительно углубляло семантику песенной образности. Недаром в большинстве игровых песен разыгрывался выбор невесты и жениха, а заканчивалась песня поцелуями. Таким образом, синтез песенного, игрового, зрелищного начала дает возможность говорить об эстетическом уровне представленных Кудрявцевым материалов.

Итогом библиографических изысканий явилось выявление еще одной этнографической работы Кудрявцева - "Крестьянские свадьбы в Елабужском уезде"²¹, доселе неизвестной ученым-историкам. Эта работа была опубликована на страницах "Вятских губернских ведомостей" в 1861 году. Долгое время авторство статьи приписывали И. М. Красноперову (1839 - 1918). Так, известный этнограф Е. И. Якушкин (1826- 1905) в своем библиографическом указателе "Обычное право" упоминает об одной из статей Красноперова с аналогичным названием, опубликованной в "Вятских губернских ведомостях" в 1860 г.²² и относящейся ко времени его учения в Вятской духовной семинарии. В процессе исследования нами была выдвинута гипотеза о принадлежности этой статьи перу Кудрявцева. В фондах статистического комитета ГАКО была обнаружена рукопись статьи "Крестьянские свадьбы в Елабужском уезде"²³, предназначенная для публикации в N 2 - 6 1861 г. в "Вятских губернских ведомостях". Тщательное исследование рукописи путем сличения стиля написания, подачи материала и почерка дало возможность сделать вывод о том, что автором статьи является Кудрявцев. Это была его первая проба пера. В статье дано обширное описание русской крестьянской свадьбы в Елабужском уезде. Материалами для этой статьи послужили личные наблюдения и зарисовки автора крестьянской свадьбы в селе Икское Устье Елабужского уезда, оформленные первоначально в качестве сочинения, заданного на каникулы в Вятской духовной семинарии.

Описание народных празднеств Вятской губернии, в частности свадебных обрядов, занимало ключевое место в публикациях в "Вятских губернских ведомостях" в 1840 - 1860-е годы.

В статье Кудрявцева выделен региональный инвариант свадебного обряда преимущественно восточной части Елабужского уезда Вятской губернии. Свадьба представляла собой не просто веселье, а сохраняла основной смысл брачного обряда, заключавшийся в продолжение рода, и, конечно же, хозяйственно-экономических функций семьи. Поэтому свадьба считалась очень серьезным жизненным этапом. Брачный возраст молодежи в Елабужском уезде был такой же, как и в пределах всей Вятской губернии - 18 - 25 лет для юношей и 16 - 20 лет для девушек. Вместе с тем необходимо отметить, что инициатива выбора невесты и сватовства в Елабужском уезде всегда исходила от родителей жениха. "Отец и мать там считают еще для себя грехом дать своему сыну волю выбрать себе невесту по нраву, на том основании, что сын еще не жил столько лет на белом свете, сколько прожили они, и поэтому, он-де и не разумеет, какая невеста лучше, какая хуже"²⁴. При выборе невесты из другой деревни свататься помогали родственники или знакомые. Автор статьи замечает еще одну местную особенность, заключавшуюся в том, что выбор невесты в большей степени, нежели от воли родителей, зависел от воли священника, "несогласие или отсоветование последнего считается для родителей жениха законом, нарушить который они не считают себя вправе, хотя бы предположенная женитьба совершенно согласовалась и с собственными их выгодами и с выгодами их сына"²⁵. Конечно, бывали случаи, когда молодые люди сами присматривали невест, и родители соглашались с их выбором, и священники одобряли невесту. Если же чувства парня и девушки были глубоки, а родители и духовенство противились их браку, то они могли решиться на крайний шаг - свадьбу самоходом, то есть самовольным уходом из семьи. После такого поступка, оставшись без родительского благословения, молодая пара вынуждена была искать себе угол в других деревнях. Свадебного обряда в таком случае не было, дело ограничивалось лишь церковным венчанием.

При выборе невесты родители руководствовались простым правилом, заключавшимся в том, что они родили, вскормили, одели и обули сына, поэтому обязаны и женить его, не спрашивая на то его согласия. По замечанию Кудрявцева женская красота и ум в Елабужском уезде играли второстепенную роль, самое главное условие

- выбрать "работящую и здоровую девку". Научить жену уму-разуму обязан был муж, причем в довольно своеобразной форме - "колотить ее чуть не каждый Божий день, заставлять раздевать и разувать иногда пьяного мужа, и не прекословить ему ни в чем, хотя бы он был совершенно не прав". Метод такого учения основывался на том нелепом, но почти общепринятом в Елабужском крае мнении, что жена создана для того, чтобы повиноваться своему мужу, а "потому де и нельзя ее не колотить, коли хочешь сделать из нее "хорошую хозяйку""²⁶.

Начинался свадебный обряд в Елабужском крае с важнейшего традиционного элемента - сватовства. За неделю до свадьбы родители разрешали своему сыну погулять с товарищами, а сами в это время призывали сваху. Свахами были родственницы или иногда сама мать жениха. В частности, в Елабужском уезде это были чаще всего причетницы (служительницы при церкви), так как от сватовства зависело очень многое. Существовали всевозможные поверья, в соответствии с которыми сваха должна была знать и читать молитвы и заговоры. После того как сваха отправлялась на поиски невесты, отец жениха просил благословения у местного священника, за что впоследствии, "если Бог даст здоровья его скотинке, он не применет принести ему жирную ножку баранинки"²⁷.

Кудрявцев подметил, что свахи в Елабужском уезде не пользовались таким почетом и уважением, как в других уездах Вятской губернии. Обыкновенно свах называли обманщицами. И это вполне справедливо, так как сама должность свахи обязывала ее обманывать будущую невесту, чтобы быстрее уговорить ее выйти замуж за рекомендуемого жениха. В том случае, если сосватанная ею чета жила плохо, вся вина ложилась на сваху, как на единственную виновницу их недружелюбной жизни, "чем и колют ей глаза при всяком случае".

Для того чтобы закрепить договор сторон, устраивался сговор или как называли в Елабужском уезде - смотры, сопровождавшиеся обрядом вытья невесты. Кудрявцев при описании этого действия отметил характерные признаки, по которым оценивали будущую невесту. "По понятиям баб и девок та и дельна и хороша невеста, которая при изучении искусства вытья отличается бойкостью, со всеми старается быть запанибрата и, в случае какой-нибудь ссоры с подружками или с кем бы то ни было, умеет всячески разругать своего противника; такая "девка-молодец", носит диплом умной и дельной. Отличающиеся же скромностью и стеснительностью характера девки, напротив, слывут "беспутными невестами", негодными ни для какой работы, хотя бы они в действительности и со всем не заслуживали такой репутации"²⁸. Во время сговора невеста пела жалобные песни с тоской о будущей разлуке с родным домом, обращаясь к отцу и матери с просьбой не выдавать ее замуж.

Многообразие свадебных жанров позволяло комментировать ход свадебного обряда, показать эмоционально-психологическое состояние невесты и родных, подготовить всех к очередному жизненному этапу - переходу в статус замужней женщины. Главным мотивом причитаний невесты был упрек родителям за то, что не оценили ее помощь в домашних делах, что не дали ей насидеться в девушках, нагуляться с подругами. "Этому вытью девки учатся с детства, и весьма плохой и беспутной считается та девка, которая, выходя замуж, не умеет выть на разные лады"²⁹. В целом, вся процедура свадебного обряда сопровождалась печальными и веселыми песнями разнообразного жанра: причитальными, величальными жениху и невесте, дружке, гостям, священнику, свату и свахе. Кудрявцев привел тексты только тех песен, которые пелись в Елабужском уезде.

Любопытны зарисовки некоторых сюжетов, сопровождающих обрядовые действия. Например, шествие родственников жениха, направляющихся на смотрины к невесте, заключает "шумная толпа мальчишек, которая всегда помещается по казенкам, по грядкам..."; маленькие мальчишки, наблюдавшие с полатей или грядок обрядовые действия, "видя уже, что любопытного для их наблюдения остается мало, беспрестанно начинают торопить своих отцов и матерей домой: "мамка-ли, мол, айда домой: спать хочу!""; "какой-нибудь сидящий на полатях мальчишка, грызя орехи, тоже кричит - горько". Отмечая присутствие на свадьбе священника и его действия, автор статьи заметил, что священник должен был выпить стакан вина. В противном случае "крестьяне сочли бы гордецом того священника, который бы не проведал на свадьбе хотя немного простой сивухи; они бы всегда о таком священнике говорили

так: "что у нас бачко-то: хоть и умен, да не изволит с нами грешными и винца-то испить... али мы не люди. Бог с ним!""³⁰.

Существовало множество примет и обычаев, по которым судили о дальнейшей жизни молодых. Причем в каждом уезде Вятской губернии были свои приметы. Так, например, в Елабужеком уезде "если после смотров в доме жениха или невесты кто-нибудь умрет или просто случится какое-нибудь несчастье, то свахи обыкновенно толкуют, что молодые будут жить несчастливо, потому что, по их понятиям, "это бесприменно что-нибудь да недаром""³¹. Еще одна характерная деталь - калым, платившийся только в южных районах Вятской губернии, в том числе и в Елабужеком уезде.

Наблюдения автора дали массу интересного материала для характеристики особенностей крестьянского свадебного обряда в Елабужеком крае. В 1900 г. материал был перепечатан в сборнике П. В. Шейна "Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п."³².

Первые этнографические зарисовки Кудрявцева были позже включены в исторические очерки "Старина, памятники, предания и легенды Прикамского края"³³ - плод кропотливой исследовательской деятельности Василия Филипповича в 1870-е - 1890-е гг., содержащий крайне ценный материал не только по истории и этнографии, но и по археологии, исторической географии, экономической и бытовой жизни Прикамья.

Елабужанин Кудрявцев всю свою жизнь занимался сбором документов и описанием истории и этнографии родного Вятского края. Его деятельность - пример труда бескорыстного, подвижнического, рассчитанного на преемников. Прививавшаяся духовным образованием XIX столетия педантичность и скрупулезность в работе с текстами, внимательность к местным обычаям и празднествам позволили ему собрать ценный этнографический материал, ввести в научный оборот совершенно новые документы и материалы. В них Кудрявцев разъяснял слова и обороты обиходной речи, первоначальный смысл которых утратился или известен только специалистам. Этнографические исследования Василия Филипповича получили заслуженное признание читающей аудитории, они способствуют осмыслению исторического прошлого, культурной жизни и повседневности российской провинции.

Примечания

1. ВЕНГЕРОВ С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней). Т. 1. Пг. 1915, с. 428.

2. Нижегородский сборник. Т. 8. Нижний Новгород. 1889, с. 618.

3. Отчет о деятельности и занятиях Вятского губернского статистического комитета за 1898 год. Вятка. 1899.

4. Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ), ф. 992, оп. 1, д. 175, л. 7об.

5. Государственный архив Кировской области, (ГАКО), ф. 215, оп. 1, д. 609, л. 1 - 3об.

6. НА РТ, ф. 992, оп. 1, д. 991, л. 6об.

7. КУДРЯВЦЕВ В. Ф. Кулачные бои в купеческой Елабуге. - Вятские губернские ведомости. 1863, N 5 (21 февраля), с. 51 - 52.

8. Там же.

9. См.: КУЛЫГИНСКИЙ П. Н. О пожаловании Царем Иоанном Васильевичем Покровской церкви образа Трех Святителей. - Вятские губернские ведомости. 1842, N 43; 1844, N 41; ЕГО ЖЕ О месте чудесного явления, празднуемого св. церковью 1 августа. - Вятские губернские ведомости. 1847, N 1, с. 1 - 2; N 2, с. 7 - 9; N 3, с. 12 - 13; ЕГО ЖЕ Трехсвятское село или нынешняя Елабуга во время Пугачева. - Вятские губернские ведомости. 1847, N 3 - 8, с. 17, 25, 29, 37, 45, 49; ЕГО ЖЕ Акаевщина. - Вятские губернские ведомости. 1847, N 34, с. 224 - 226; N 35, с. 232 - 234.

10. Каталог библиотеки для чтения в Вятке А. А. Красовского. СПб. 1859, с. 3 - 5, 77.

11. КРАСНОПЕРОВ И. М. Записки разночинца. М. 1929, с. 49.

12. К-ВЪ [КУДРЯВЦЕВ В. Ф.] Крестьянские святки в Елабужеком уезде. - Вятские губернские ведомости. 1864, N 2 (11 января), с. 9 - 10; N 3 (18 января), с. 15 - 17.

13. ЧУДОВА Г. Ф. Елабуга и Елабужский уезд Вятской губернии. Указатель литературы, учтенной в краеведческом каталоге "Летопись Кировской области". Киров. 1985.

14. ГАКО, ф. 574, оп. 8, ед. хр. 27.

15. К-ВЪ [КУДРЯВЦЕВ В. Ф.] Крестьянские святки в Елабужском уезде. - Вятские губернские ведомости. 1864, N 2 (11 января), с. 9.

16. ПОРФИРЬЕВ И. Я. Краткая записка о моем роде-племени и о моем домашнем воспитании и учении в духовном училище, семинарии и академии. Васильево. 1886. Герценка. Вятские записки. Киров. 2006, вып. 10, с. 183.

17. К-ВЪ [КУДРЯВЦЕВ В. Ф.] Крестьянские святки в Елабужском уезде. - Вятские губернские ведомости. 1864, N 2 (11 января), с. 9 - 10.

18. Там же, с. 15.

19. ПОЗДЕЕВ В. А. Хороводные и игровые песни в сборнике А. Васнецова. Герценка. Вятские записки. Киров. 2001, вып. 2, с. 47.

20. К-ВЪ [КУДРЯВЦЕВ В. Ф.] Крестьянские святки в Елабужском уезде. - Вятские губернские ведомости. 1864, N 3 (18 января), с. 16.

21. ЕГО ЖЕ. Крестьянские свадьбы в Елабужском уезде. - Вятские губернские ведомости. 1861, N 2, с. 13 - 14; N 3, с. 25 - 26; N 4, с. 38 - 40; N 5, с. 47 - 49; N 6, с. 57 - 59.

22. КРАСНОПЕРОВ И. Крестьянские свадьбы в Слободском уезде. - Вятские губернские ведомости. 1860, N 22 (28 мая), с. 145 - 147; N 23 (4 июня), с. 151 - 156; N 24 (11 июня), с. 160 - 163.

23. ГАКО, ф. 574, оп. 8, ед. хр. 17.

24. К-ВЪ [КУДРЯВЦЕВ В. Ф.] Крестьянские свадьбы в Елабужском уезде. - Вятские губернские ведомости. 1861, N 2, с. 13.

25. Там же, с. 14.

26. Там же.

27. Там же.

28. Там же, N 3, с. 25 - 26.

29. Там же, с. 25.

30. Там же, с. 26; N 6, с. 58 - 59.

31. Там же, N 5, с. 48 - 49.

32. См.: ШЕЙН П. В. Великорусc в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п. Т. 1. СПб. 1900, вып. 2.

33. См.: КУДРЯВЦЕВ В. Ф. Старина, памятники, предания и легенды Прикамского края. (Очерк). Вятка. 1897 - 1905.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - И. В. Корнилова:

Комментарии: