18 марта 1584 г. 53 лет от роду внезапно за игрой в шахматы умер царь Иван IV. Официальная версия смерти Грозного возникла вскоре после его кончины. Это был вопрос жгучий, тесно связанный с политической борьбой, сразу же вспыхнувшей в правящих верхах. Первые следы этой версии налицо уже в летописных отрывках, относящихся к началу царствования Федора Ивановича и призванных продолжить официальную летопись, работа над которой была прервана во время опричнины. О смерти Грозного в них говорится в связи с венчанием Федора на царство. В отрывках, продолжающих список так называемой Александро-Невской летописи, под миниатюрой с изображением венчания Федора на царство 31 мая помещен текст его обращения к митрополиту, властям и боярам: "Судом божиим отец наш, блаженные памяти великий государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Росия самодеръжец, оставль земное царьство и приим ангельский образ и отъиди на небесная, а меня, сына своего, благословил всеми своими великими государьствы Российскаго царьствия"¹ . В речи Федора после венчания на царство та же версия представлена в еще более развернутом виде² . Настойчиво повторяемая версия о прижизненном пострижении умирающего Ивана IV и благословлении им Федора была вложена в уста митрополита Дионисия и царицы Ирины, что свидетельствовало о ее злободневности³ . Тот факт, что официальная версия возникла рано, подтверждается и соборным приговором об отмене тарханов от 20 июля 1584 г., где она также воспроизведена: "Божьим судом великий государь, блаженные памяти благочестивый царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, во иноцех Иона, оставль земное царство, отъиде в небесное царство; а по благословенью отца своего, великий государь, благочестивый царь и великий князь Феодор Иванович всеа Русии самодержец взем скифетр Российского царствия"⁴ .

Наиболее четко официальная версия была сформулирована патриархом Иовом в "Повести о честном житии царя и великого князя Федора Ивановича всея Руссии", где смерть Ивана IV ошибочно датируется 19 марта. "Благоверный царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, - говорилось в "Повести", - преиде в пятьдесят третьее лето возраста своего, случися ему велия болезнь, в ней же проувидев свое к богу отшествие, восприят великий ангелъский образ и наречен бысть во иноцех Иона, и по сем вскоре остави земное царьство, ко господу отъиде лета 7092 (1584-го) марта в 19 день; и по преставлении своем вручив превеликий скифетр Росийскаго самодержавного царствия и свой великий царьский престол предаст благородному сыну своему благочестивому и христолюбивому царю и великому князю Федору Ивановичи) всеа Русии"⁵ . Эта версия, иногда вплоть до ошибки в дне смерти Ивана IV, была воспринята авторами сказаний о "Смутном времени"⁶ . Повторил ее архиепископ Арсений Элассонский, прижившийся на Руси грек: Грозный "оставил цар-

¹ Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. XXIX. М. 1965, стр. 219.

² Там же, стр. 222.

³ Там же, стр. 222 - 223.

⁴ "Собрание государственных грамот и договоров". Ч. I. М. 1813, N 202.

⁵ ПСРЛ. Т. XIV. СПБ. 1910, стр. 2. Достоверность дня смерти Грозного - 18 марта - подтверждается надгробной плитой.

⁶ В. И. Буганов, В. И. Корецкий, А. Л. Станиславский. "Повесть како отомсти" - памятник ранней публицистики Смутного времени. "Труды" Отдела древнерусской литературы. Т. XXVIII. Л. 1974, стр. 241; "Русская историческая библиотека" (РИБ). Т. XIII. СПБ 1909, стб. 713 - 714.

стр. 93

ствие сыну своему Федору еще при жизни и постригся в монахи"⁷ . В несколько измененном виде фигурирует она и в "Новом летописце", составленном при дворе патриарха Филарета в 1630 году. В нем говорится, что после того, как Иван IV увидел знамение на небе, предвещавшее ему, по его толкованию, смерть, он "мало время спустя, тое же зимы впаде в недуг в тяжек и узнав свое отшествие к богу и повеле митрополиту Деонисию себя постричи, и нарекоша имя ему Иона. На царство же Московское благослови царствовати сына своего царевича Федора Ивановича, а сыну своему меншему царевичю Дмитрею Ивановичи) повеле дать удел град Углеч со всем уездом и з доходы. Сам же отдаде душу свою к богу марта в 18 день, на память святаго отца нашего Кирила Еросалимского"⁸ .

Итак, согласно официальной версии, смерть Грозного была естественной; Царь, впав в тяжкую болезнь и предчувствуя свою скорую кончину, приказал (по известию "Нового летописца", самому митрополиту Дионисию, что не соответствовало действительности) постричь себя в монахи, очевидно, отдав последние распоряжения о престолонаследии и устроении государства: Федора, как старшего сына, благословил на царство, а младшему Дмитрию выделил удел. Эту версию без каких-либо сомнений приняли Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев⁹ . Она прочно вошла в литературу.

Только С. Б. Веселовский, глубокий знаток эпохи Ивана IV, писал о "темных слухах", будто царь был задушен своими любимцами - Б. Вельским и Б. Годуновым, и полагал, что "ничего невероятного в этом нет"¹⁰ . Оброненное мимоходом замечание о насильственной смерти Грозного от рук приближенных не получило развития ни в трудах С. Б. Веселовского (к возможности проверки этой версии он относился скептически), ни в исторических работах, писавшихся после него. Автор последнего по времени биографического очерка о Грозном отвергает подобное предположение, относя его на счет легенд, сочиненных после кончины царя¹¹ . Однако выявленные в последние годы источники, прежде всего летописные, заставляют отнестись к этой версии с гораздо большим вниманием.

В "Московском летописце" наряду с официальной впервые в истории русского летописания встречается и неофициальная версия смерти Ивана IV. Наличие в "Московском летописце" сразу двух версий смерти Грозного объясняется сложным составом летописца, механическим соединением в нем двух видов источников - разрядных записей частной редакции дворян Яновых и фрагментов митрополичьего летописания второй половины XVI века. Для первого из них характерны неверная дата смерти Ивана IV и отсутствие указания на его насильственную смерть: "Лета 7089 (1581)-го в великий пост в четвертую суботу преставися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, был на государстве многа лет, а был женат 7-ма браки". Далее приводится перечень жен Грозного и детей от них с краткими упоминаниями о дальнейшей судьбе тех и других. Про последнего сына Грозного, царевича Дмитрия, сказано: "После отца остался полутора года, дан был ему в удел и с матерью Углечь, а как достиг 9-го году, заклан бысть, яко агня незлобливо умышлением Борисовым, а царица, пострижена, во иноцех Марфа"¹² . Значит, приведенное известие о смерти Грозного было составлено после 1591 г., скорее всего в начале XVII в., когда Б. Годунов был официально обвинен в гибели царевича Дмитрия. Отсюда и ошибка в дате смерти Ивана IV - в летописце указан 1581 год. Отнести это известие к разрядным записям Яновых следует потому, что перед ним идет рассказ о посылке воевод против татар и черемисы (мари) на луговую сторону Волги с известием о ранении в голову копьем Ф. О. Янова: в "Государевом разряде"¹³ это сообщение отсутствует.

⁷ А. Дмитриевский. Архиепископ Елассонский и мемуары его из русской истории по рукописи Трапезундекого Румелийского монастыря. Киев. 1899, стр. 76.

⁸ ПСРЛ. Т. XIV, стр. 34 - 35.

⁹ Н. М. Карамзин. История государства Российского. Т. IX. СПБ. 1852, стр. 436; С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. III. М. 1960, стр. 704; кн. IV. М. 1960, стр. 192.

¹⁰ С. Б. Веселовский. Исследования по истории опричнины. М. 1963, стр. 48.

¹¹ Р. Г. Скрынников. Иван Грозный. М. 1975, стр. 238 - 239.

¹² ПСРЛ. Т. XXXIV. М. 1978, стр. 229.

¹³ "Разрядная книга 1475 - 1598 гг.". М. 1966, стр. 336 - 337.

стр. 94

Переход в "Московском летописце" ко второму источнику выявляется довольно определенно словами: "Царю бо Ивану вскоре преставльшуся". Между тем выше уже сообщалось о смерти Грозного. Наибольший интерес представляет дальнейший текст, в котором со ссылкой на какой-то источник говорится об отравлении Ивана IV кем-то из его ближайшего окружения: "Нецыи же глаголют, яко даша ему отраву ближние люди. И духовник ево Феодосей Вятка возложил на него, отшедшаго государя, иноческий образ и нарекоша во иноцех Иона"¹⁴ . Затем рассказывается о первенствующей роли митрополита Дионисия в деле наречения нового царя, приводятся его наставления растерявшемуся Федору Ивановичу и т. п. Во всем этом виден современник, близкий к Дионисию и проводивший его точку зрения на происшедшие события.

Повествуя о кончине Грозного, "Московский летописец" сохранил такую живую деталь: мертвого царя, вопреки, православному обряду, постригает его духовник Феодосии Вятка - фигура известная в русской истории второй половины XVI века. Духовник Ивана IV (вероятно, с 1564 г.), он являлся ближайшим доверенным лицом царя по церковным вопросам со времен опричнины. О Вятке, находившемся в день кончины царя при нем, говорится и в Утвержденной грамоте об избрании на царство Б. Годунова¹⁵ , но там это духовное лицо наделяется уже другими функциями, нежели в "Московском летописце".

Накануне смерти Грозного царский дворец жил обычной жизнью. "В канун государева преставленья" (17 марта. - В. К.) дворовый служилый человек Тимофей Хлопов "взял к государеву делу два полотна тверских", как брал он полотняные простыни и 9 марта 1584 года¹⁶ . Иван IV собирался идти в баню. За день до смерти, как явствует из посольских книг, "царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии" "велел литовскому послу Льве Сапеге", задержанному до того в Можайске, "быти к Москве", собираясь дать ему аудиенцию¹⁷ . Таким образом, и политическая и бытовая жизнь Грозного шла по проторенной колее. Между тем, если верить "Московскому летописцу", уже созрел заговор, в результате которого Иван IV был отравлен "ближними людьми". Царь, столь сильно заботившийся о покаянии в своих грехах, заблаговременно готовивший схимническую одежду, за много лет вперед определивший место своего погребения в Архангельском соборе¹⁸ , умер внезапно, без покаяния и причастия, пострижению подверглось его бездыханное тело.

Из русских писателей начала XVII в. о насильственной смерти Ивана IV сообщает Иван Тимофеев. Этот наблюдательный, хорошо осведомленный дьяк составил свой "Временник", где судил царей и подданных за их поступки, болел за судьбы родины. Грозного он не любил, осуждал его за безудержный гнев и за то, что он был скор на расправу. Кончину его Тимофеев описал так: "Жизнь же яростиваго царя, глаголют нецыи, преже времени ближний сего зельства его ради сокращения угасиша: Борис, иже последи в Росии царь бысть, сложившийся купно з двема в тайномыслии о убиении его с настоящим того времени царевем приближным возлюблюником неким, глаголемым Богданом Вельским"¹⁹ .

Обстоятельства убийства Грозного изложены во "Временнике" подробнее, чем в "Московском летописце". Во-первых, раскрывается, кто лее были эти "ближние люди": на жизнь царя покушались три человека из его окружения (Б. Годунов, Б. Вельский, имя третьего их сообщника не названо). Во-вторых, указываются причи-

¹⁴ ПСРЛ. Т. XXXIV, стр. 229.

¹⁵ "Древняя Российская Вифлиофика". Ч. VII. М. 1788, стр. 54; "Акты, собранные Археографическою экспедицею" (ААЭ). Т. II. СПБ. 1836, N 7, стр. 25; С. Смирнов. Древнерусский духовник. Исследования по истории церковного быта. "Чтения" в Обществе истории и древностей российских (ЧОИДР). Кн. II. М. 1913, стр. 252.

¹⁶ И. Забелин. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. Ч. I. М. 1884, стб. 1203; С. П. Мордовии а, А. Л. Станиславский. Состав особого двора Ивана IV в период "великого княжения" Симеона Бекбулатовича. "Археографический ежегодник за 1976 год". М. 1977, стр. 188.

¹⁷ ЦГАДА, ф. 79, Посольская книга N 15, л. 18 об.

¹⁸ Т. Н. Кошлякова. Реконструкция схимы из погребения Ивана Грозного. "Советская археология", 1976, N 2; Е. С. Сизов. Датировка росписи Архангельского собора Московского Кремля и историческая основа некоторых ее сюжетов. "Древнерусское искусство XVII в.". М. 1964.

¹⁹ "Временник Ивана Тимофеева". М. -Л. 1951, стр. 15, 178.

стр. 95

ны, толкнувшие их на убийство: "зельства его ради сокращения". Как и в "Московском летописце", во "Временнике" сделана отсылка к какому-то источнику: "глаголют нецыи".

Кто же был третьим участником покушения на жизнь Грозного? Его имя названо в "Записках" И. Массы, голландского купца, долго жившего в России и связанного с Романовыми и проромановскими кругами московского посада. Масса пишет, что Иван IV "умер ранее, чем предполагал: день от дня становясь все слабее и слабее, он впал в тяжкую болезнь, хотя опасности еще не было заметно; и говорят, один из вельмож, Богдан Вельский (Bogdaen Belsci), бывший у него в милости, подал ему прописанное доктором Иоганном Эйлофом (Johan Eyloff) питье, бросив в него яд в то время, когда подносил царю, отчего он в скорости умер; так ли это было, известно одному богу, верно только то, что вскоре царь умер"²⁰ .

Первые документальные известия об Эйлофе относятся к 1581 г., когда он был под началом Б. Я. Вельского, ведавшего в последние годы правления Ивана IV не только политическим сыском, но и докторами и аптекарями. В архиве Разрядного приказа сохранились отрывки документации Аптекарского приказа, относящиеся к концу XVI века. Из них явствует, что 19, 23 сентября и 2 декабря 1581 г. под наблюдением Вельского "доктор Иван" (Эйлоф. - В. К.) приготовлял различные лекарства²¹ . Таким образом, Эйлоф находился в непосредственном подчинении у Вельского, и через руки последнего проходили все лекарства. Даты приготовления лекарств показывают, что Эйлоф уже проживал в России, когда разгневанный царь жестоко избил своего сына Ивана, а это значит, что он мог наблюдать кончину царевича в Александровской слободе, находясь там при Грозном в качестве его медика. К тому времени Эйлоф уже пользовался определенным влиянием при дворе, ибо, стараясь возбудить царя против главы католической церкви - папы, попортил немало крови папскому легату Антонио Поссевино, приехавшему мирить Ивана IV с польским королем Стефаном Баторием²² .

Эйлоф не только занимался врачеванием и политикой, но и не был чужд коммерции. Он осуществлял крупные торговые операции. В царской грамоте (июль 1582 г.) датскому королю Фредерику II отмечалось, что датские пираты захватили направлявшийся в Россию корабль Эйлофа и плывших на нем его сына и зятя. "А отец его, Иван Илф, - говорилось в грамоте, - дохтор при дворех нашего царьского величества предстоит перед нашим лицем; а сын его Домьян и зять ехали к нам в наше государьство"²³ . Другой корабль Эйлофа тогда же благополучно прибыл в устье Северной Двины и в июле 1582 г. снова вышел в море, груженный товарами²⁴ .

Небезынтересно отметить, что вскоре после смерти Ивана IV Б. Я. Вельский был отправлен в ссылку в Нижний Новгород, а Эйлоф выслан за пределы Российского государства. В августе 1584 г. он сообщил кардиналу Ю. Радзивиллу о резких разногласиях между Н. Р. Юрьевым, возглавлявшим тогда русское правительство, и кн. И. Ф. Мстиславским, который якобы склонялся в сторону Польши. В донесении по этому поводу в Ватикан И. Эйлоф (Giovanni Ailoff) назван "фламандским доктором, очень богатым человеком, который долго служил врачом при умершем князе (Иване IV. - В. К.), и теперь, освобожденный от этой работы, оказался в Ливонии"²⁵ . Сын И. Эйлофа был оставлен в России в качестве заложника²⁶ , очевидно, затем, чтобы словоохотливый доктор остерегался болтать о том, что довелось ему узнать, находясь при дворе Грозного, в частности, и о его кончине.

Однако версия о насильственной смерти царя получила хождение в польских правящих кругах. Об этом свидетельствуют "Записки" гетмана Ст. Жолкевского, где

²⁰ И. Масса. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М. 1937, стр. 32.

²¹ ЦГАДА, ф. 210, Приказный стол, стб. N 547, лл. 74, 75; стб. N 283, л. 252.

²² A. Starczewski. Historiae Ruthenicae Scriptores exteri saeculi XVI. Vol. II. Berolini et Petropoli. 1842, p. 311; см. также П. В. Снесаревский. Папский нунций Антонио Поссевино... "Вопросы истории", 1967, N 2.

²³ Ю. Н. Щербачев. Русские акты Копенгагенского государственного архива. "РИБ". Т. XVI. СПБ. 1897, стб. 203.

²⁴ "Сборник Русского исторического общества". Т. 38. СПБ. 1883, стр. 17. РИБ. Т. XVI. СПБ. 1897, стр. 203.

²⁵ "Historica Russiae Monumenta". T. 2, СПБ. 1842, стр. 7.

²⁶ РИБ. Т. VIII. СПБ. 1884, стб. 187, 290.

стр. 96

вина за смерть Ивана IV и Федора Ивановича возлагается на Б. Годунова: "Он лишил жизни и царя Ивана, подкупив английского врача, который лечил Ивана, ибо дело было таково, что если бы он его не предупредил, то и сам был бы казнен с многими другими знатными вельможами: казнь подданных не была новостью для царя Ивана, ибо от начала мира не было тирана подобного ему"²⁷ .

Версия о гибели Грозного от рук его ближайшего окружения фигурирует и в записках французского офицера, входившего в состав корпуса Я. Делагарди. Опубликованные в XIX в. сначала в Париже, а затем в России, они вполне согласуются с приведенными выше свидетельствами русских и иностранных современников. П. Делавиль писал, что наряду с Годуновым и Вельским в покушении принимал участие придворный медик Ивана IV Жан Нилос (Jean Nilos)²⁸ . Поскольку Делавиль подчас неправильно передает фамилии и географические названия ("Bolotvico" вместо "Bolotnikov", "Kriska Otreka" вместо "Otrepiev" и т. п.), то можно предполагать, что Jean Nilos - это и есть Иоганн Эйлоф. Делавиль правильно передал имя доктора, но исказил его фамилию.

При анализе текста "Временника" и "Нового летописца" обнаруживаются сходство ряда приведенных в них известий и даже текстологические параллели. Оказывается, многие свидетельства этих памятников, в том числе записи о насильственной смерти Грозного, восходят к "Истории" монаха Иосифа, келейника патриарха Иова, его доверенного лица, посвященного во многие тайны придворной жизни и внутренней политики Российского государства. "История Иосифа" была использована В. Н. Татищевым в "Истории Российской", в подготовительных материалах к ней - "Выписке", посвященной событиям "Смутного времени"²⁹ . К сожалению, "История Иосифа" после смерти Татищева погибла во время пожара в его подмосковном имении вместе с другими его книгами и рукописями. В "Выписке" же имеется поразительное сообщение: "Другие сказывают, якобы Вельской отцу духовному в смерти царя Иоанна и царя Федора каялся, что зделал по научению Годунова, которое поп тот сказал патриарху, а патриарх царю Борису, по котором немедленно велел Вельского, взяв, сослать. И долго о том, куда и за что сослали, никто не ведал"³⁰ . На первый взгляд столь компрометирующее Вельского и Годунова заявление представляется невероятным. Интриган, хорошо изучивший жизнь и нравы царского двора, Вельский не мог не знать, что его разоблачение обязательно дойдет до царя Бориса.

Но надо представить себе обстановку, в которой оно было сделано. В 1600 г. Вельский был послан строить Царев-Борисов на южной окраине России и подвергся опале. Согласно "Новому летописцу", он был оговорен перед Годуновым, отстранен от должности и привезен в Москву. Вместе с ним пострадали и его приближенные³¹ . И. Тимофеев пишет об оговоре Вельского перед Годуновым: "И оттуду оному (Б. Годунову. - В. Е.) нанесением лжесловне оклеветавше сего (Б. Вельского. - В. К.), соткмиша бо и к пребольшему желанием царства готову бывшу о сем в самоцарюющем мнению нань"³² . Следовательно, Вельскому было предъявлено тяжкое политическое обвинение - желание занять царский престол. Буссов вкладывает в уста Вельского слова, будто бы сказанные им после постройки Царева- Борисова, что "он теперь царь в Борисограде, а Борис Федорович - царь на Москве"³³ . Немцы, служившие при Вельском, не любившем иностранцев, донесли об этом царю. Самозваный борисоградский царь был доставлен в Москву, где его ожидала смертная казнь. Буссов полагал, что Вельский не был ей подвергнут лишь потому, что царь "дал обет в течение 15 лет не проливать крови". Однако казнить Вельского Годунов не решился по другой причине. Сделать это после покаяния, ставшего достоянием

²⁷ "Записки гетмана Жолкевского о Московской войне". СПБ. 1871, стр. 3.

²⁸ "Русский вестник", 1841, N 3, стр. 745.

²⁹ В. И. Корецкий. "История Иосифа о разорении русском" - летописный источник В. Н. Татищева. "Вспомогательные исторические дисциплины". Вып. V. Л. 1973; его же. Об основном летописном источнике Временника Ивана Тимофеева. "Летописи и хроники. 1976". М. 1976.

³⁰ В. Н. Татищев. История Российская. Т. VI. М. - Л. 1966, стр. 289

³¹ ПСРЛ. Т. XIV, стр. 55.

³² "Временник Ивана Тимофеева", стр. 47, 212.

³³ К. Буссов. Московская хроника. М. -Л. 1951, стр. 92 - 93.

стр. 97

гласности, пусть и в узком придворном кругу, царь не мог, ибо тем самым он как бы подтвердил сказанное Вельским "на духу". Поэтому он прибег к жестокому унижению Вельского. По приказу царя ему публично вырвали бороду и затем сослали. Так, немыслимое на первый взгляд показание Вельского в критической ситуации, в которой он оказался в 1600 г., будучи привезенным из Царева-Борисова в Москву, сохранило ему жизнь.

В литературе высказывалось подозрение по поводу того, принадлежало ли известие о покаянии Вельского перу Иосифа, ибо оно компрометировало патриарха Иова³⁴ . Однако вряд ли можно согласиться с этим сомнением. Дело в том, что "История Иосифа" писалась уже после того, как Иов был отстранен самозванцем от патриаршества и сослан в Старицкий монастырь. И, кроме того, едва ли следует модернизировать образ мысли самого летописца. По словам Татищева, Иосиф всячески подчеркивал роль Иова в политических делах. Но, будучи человеком глубоко религиозным, он не считал возможным утаить от потомства и неблаговидные действия патриарха, которые Татищев, ненавидевший церковников, и не преминул выдвинуть в своей "Выписке" на первый план.

Среди иностранных свидетельств о насильственной смерти Ивана IV (И. Массы, Ст. Жолкевского, П. Делавиля) особняком стояли "Записки" Дж. Горсея, человека, вхожего к царю, наблюдавшего придворную жизнь накануне и после его смерти. Показания этого источника расценивались исследователями как подтверждение естественной смерти Грозного. Исключение в этом плане составляли С. М. Середонин³⁵ и, по-видимому, С. Б. Веселовский, не сделавший, однако, прямой ссылки на Горсея. Недавно А. А. Севастьянова, изучая "Записки" Горсея, уточнила перевод ряда мест: слова "was strangled", относящиеся к Грозному, до сих пор переводились как "испустил дыхание", тогда как их следует переводить "был удушен"³⁶ . Согласно Горсею, Эйлоф вместе с Вельским находились при царе до самой его кончины. Вот как описывает Горсей одно из своих последних посещений Ивана IV накануне его смерти, когда тот показывал ему свои сокровища, проводил опыты с магнитом и объяснял ему магические свойства драгоценных камней: "Вот прекрасный коралл и прекрасная бирюза, которые вы видите, возьмите их в руки, их природный цвет ярок, а теперь положите их на мою ладонь. Я отравлен болезнью, вы видите, они предсказывают мою смерть. Принесите мой царский жезл, сделанный из рога единорога с великолепными алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями, богатыми в цене; этот жезл стоил мне семьдесят тысяч марок, когда я купил его у Давида Гауэра, доставшего его у богачей Аугсбурга. Найдите мне несколько пауков". Он приказал своему лекарю Иоганну Эйлофу обвести на столе круг; пуская в этот круг пауков, он видел, как некоторые из них убегали, другие подыхали. "Слишком поздно, он не убережет теперь меня"³⁷ .

Горсею принадлежит и красочное описание последних часов жизни Грозного: "В полдень он пересмотрел свое завещание, не думая, ^прочем, о смерти, так как его много раз околдовывали, но каждый раз чары спадали, однако на этот раз дьявол не помог. Он приказал главному из своих врачей и аптекарей (Эйлофу. - В. К.) приготовить все необходимое для его развлечения и ванны (видимо, баня или, скорее всего, лохань. - В. К.). Желая узнать о предзнаменовании созвездий, он вновь послал к колдуньям своего любимца (Вельского. - В. К.), тот пришел к ним и сказал, что царь велит их зарыть или сжечь живьем за их ложные предсказания. День наступил, а он в полном здравии как никогда. "Господин, не гневайся. Ты знаешь, день окончится только когда сядет солнце". Вельский поспешил к царю, который готовился к ванне. Около третьего часа дня царь вошел в нее, развлекаясь любимыми песнями, как он привык это делать, вышел около семи, хорошо освеженный. Его пе-

³⁴ В. Д. Назаров. "Новый летописец" как источник по истории царствования Лжедмитрия I. "Летописи и хроники. 1973". М. 1974, стр. 301, прим. 8.

³⁵ С. М. Середонин. Сочинение Джильса Флетчера "Of the Russe Common-Wealth" как исторический источник СПБ. 1891, стр. 32.

³⁶ А. А. Севастьянова, Записки Джерома Горсея о России в конце XVI - начале XVII веков (Разновременные слои источника и их хронология). "Вопросы историографии и источниковедения отечественной истории". М., 1974, стр. 113, прим. 132.

³⁷ Цит. по: А. А. Севастьянова. Указ. соч., стр. 112.

стр. 98

ренесли в другую комнату, он сел на свою постель, позвал Родиона Биркина (Rodovone Boerken), своего любимца, и приказал принести шахматы. Он разместил около себя своих слуг, своего главного любимца и Бориса Федоровича Годунова (Boris Feodorowich Goddoriove), а также других. Царь был одет в распахнутый халат, полотняную рубаху и чулки; он вдруг ослабел (faints) и повалился навзничь. Произошло большое замешательство и крик, одни посылали за водкой, другие - к аптекарям за ноготковой и розовой водой, а также за его духовником (Ф. Вяткой. - В. К.) и лекарями. Тем временем царь был удушен (was strangled) и окоченел"³⁸ .

Утверждение Горсея об удушении Грозного не противоречит приведенным выше свидетельствам об отравлении. По-видимому, царю дали сначала яд, а затем для верности в суматохе, поднявшейся после того, как он внезапно упал, еще и придушили. Яд как средство расправы широко применялся во времена Ивана IV. Чашу с ядом, приготовленную якобы для царя, должен был выпить в 1569 г. обвиненный в покушении на его жизнь князь Владимир Андреевич Старицкий. Несколько опричных заправил было отравлено в начале 70-х годов XVI в. по приказанию Грозного придворным медиком Бомелиусом³⁹ , а затем он и сам был казнен.

Но если Эйлоф мог быть простым орудием в руках Бельского и Годунова, то как же объяснить поведение этих последних лиц, наиболее приближенных к, Грозному? Почему они подняли руку на своего державного покровителя?

В конце его правления страна находилась в тяжелом положении (хозяйственное разорение, глубокое недовольство всех слоев общества: дворянства - тяжестью службы, купечества - налоговым бременем, крестьянства - надвинувшимся крепостничеством). Это не могло не отразиться на борьбе придворных группировок. Успеху заговора способствовало то немаловажное обстоятельство, что в конце жизни царь отгородился от внешнего мира, оказавшись в полной зависимости от сведений, сообщаемых ему наиболее близкими людьми. Об этом дает представление грамота Ивана IV в Покровский Суздальский монастырь от 31 августа 1582 г., которая хранит следы стиля Грозного и его образа мыслей. Вот ее текст: "От великого князя Ивана Васильевича всеа Русии в Суздаль Покровского девича монастыря игуменье Леониде, еже о Христе, с сестрами. Подал нам грамоту слуга ваш Ондрей Белин невежливо. И вы б вперед к нам слуг з грамотами о таких делех присылали, а велели отдавати нашим ближним людей, и оне их до нас доносят. А старице княгине Олександре послали есмя на келью с тем же слугою с Ондреем пятнадцать рублев"⁴⁰ .

Судя по содержанию грамоты, царь поощрял монахинь и в дальнейшем присылать ему известия по интересующим его делам, но в то же время сурово отчитывал за допущенную слугой оплошность при подаче грамоты. Слуга сумел передать ее Ивану IV лично, а следовало сделать это через "ближних людей". При таком порядке подачи челобитных и грамот царю информация, доходившая до него, полностью зависела от того, считали ли "ближние люди" нужным (или не выгодным для себя) доводить до сведения царя те или иные известия.

Горсей, хорошо осведомленный не только о жизни русского, но и английского двора, где также процветали в то время коварство и жестокость, рисует по сути дела картину тайного заговора против Ивана IV. Не называя имен его убийц, подчас всего не договаривая, он между тем вскрывает побудительные мотивы действий заговорщиков. По мнению Горсея, серьезные опасения у Годунова и его родственников вызвало сватовство царя к Мэри Гастингс, племяннице английской королевы Елизаветы: "Енязья и бояре, особенно ближайшее окружение жены царевича - семья Годуновых, были сильно обижены и оскорблены этим, изыскивали секретные средства и устраивали заговоры с целью уничтожить эти намерения и опровергнуть все подписанные соглашения"⁴¹ . Захарьины, в свою очередь, стремились ликвидировать различные льготы, щедро предоставленные царем английским купцам. Но более всего и Годунов и Захарьины опасались, что женитьба на родственнице английской королевы может повести к закреплению за ее потомством права наследовать цар-

³⁸ Цит. по: А. А. Севастьянова. Указ. соч., стр. 113.

³⁹ Р. Г. Скрынников. Россия после опричнины. Л. 1975, стр. 18 - 21.

⁴⁰ "Описание актов собрания графа А. С. Уварова. Акты исторические, описанные И. М. Катаевым, и А. К. Кабановым". М. 1905, стр. 63, 64.

⁴¹ А. А. Севастьянова. Указ. соч., стр. 111.

стр. 99

ский престол в ущерб Федору Ивановичу; за которым была замужем сестра Годунова Ирина.

Годунову пришлось испытать на себе тяжелую руку царя. Всем знакома картина И. Е. Репина "Иван Грозный и сын его Иван", но далеко не все знают, что в момент, когда роковой удар венценосного отца поразил царевича, в царских покоях находился по крайней мере еще один человек. Это был Годунов. Он не только присутствовал при страшной сцене, но и пытался заступиться за Ивана Ивановича. Грозный нещадно избил Годунова, так что тот должен был прибегнуть к помощи искусного врача Строгановых (либо самого С. А. Строганова) и некоторое время не появлялся при дворе, отлеживаясь дома. Этим воспользовался его недруг Федор Нагой. Он оклеветал Годунова, заявив, что тот не показывается при дворе потому, что злоумышляет против царя. Грозный со своими телохранителями явился на двор Годунова, и потребовал его к ответу. Борису не оставалось ничего другого, как выйти к царю, задрать свою рубаху и показать страшные язвы (заволочья), которые образовались у него после царских побоев. Тогда Иван IV приказал нанести такие же побои Федору Нагому. Приведенный рассказ сохранился в составе Латухинской степенной книги. Недавно удалось установить, что он заимствован Тихоном Желтоводским из "Истории Иосифа"⁴² .

В конце своей жизни Иван IV был серьезно болен. Но и тогда он был способен на самые дикие выходки. Так, пользуясь минутным облегчением, он покушался на честь Ирины Федоровны, жены царевича Федора Ивановича. Та подняла крик. Сбежались люди, и царь вынужден был отступить. После этого инцидента несколько человек были казнены, очевидно, те, кто, с точки зрения Грозного, не вовремя явился, услышав вопли его снохи⁴³ . Сватовство Грозного к Мэри Гастингс, избиение им Годунова, покушение на честь Ирины Годуновой - все это возбуждало Годуновых против Ивана IV.

Отметил Горсей и изменение отношения к Грозному Богдана Вельского. Дело в том, что, помимо помощи докторов, бывших на уровне тогдашней европейской медицинской науки, царь занимался самолечением, веря в целительную силу трав. В его личной (постельной) библиотеке имелись различные травники XVI в. - руководства для составления лекарств, в том числе и иностранные. Не довольствуясь этим, Иван IV прибегал к услугам колдунов и знахарей. Главой над ними был сделан Вельский, который тяготился новой должностью, поскольку должен был примеривать разноречивые их предсказания к переменчивому нраву Грозного.

Рассказав об отрицательной реакции в придворных кругах на проект новой женитьбы царя и попытках ее предотвратить, Горсей продолжает: "Царь в гневе, не зная, на что решиться, приказал доставить немедленно с Севера множество кудесников и колдуний, привезти их с того места, где их больше всего, между Холмогорами (Collonogorod) и Лапландией (Lappia). Шестьдесят из них было доставлено в Москву, размещено под стражей. Ежедневно их посещал царский любимец Богдан Вельский (Bodan Betskoye), который был единственным, кому царь доверял узнавать и доносить ему их ворожбу или предсказания о том, о чем он хотел знать. Этот его любимец, утомившись от дьявольских поступков тирана, от его злодейств и от злорадных замыслов этого Гелиогабалуса, негодовал на царя, который был занят теперь лишь оборотами солнца. Чародейки оповестили его, что самые сильные созвездия и могущественные планеты небес против царя, они предрекают его кончину в определенный день; но Вельский не осмелился сказать царю все это; царь, узнав, впал в ярость и сказал, что очень похоже, что в тот день все они будут сожжены"⁴⁴ .

В глазах больного царя сокрытие Вельским предсказания волхвов о дне его кончины (о чем скорее всего ему донесли рвавшиеся к власти Нагие) равносильно было тягчайшему преступлению. Испуганный еще в 12-летнем возрасте ворвавшимися во дворец боярскими заговорщиками, Иван IV всю жизнь страшился смерти. В юношеские годы это выражалось в шутовском глумлении. Согласно Пискаревскому лето-

⁴² В. И. Корецкий. К вопросу об источниках Латухинской степенной книги. "Летописи и хроники. 1973". М. 1974.

⁴³ П. Петрей де Ерлезунда. История о Великом княжестве Московском... Л. 1867, стр. 158.

⁴⁴ Цит. по: А. А. Севастьянова. Указ. соч., стр. 111 - 112.

стр. 100

писцу, 15-летний великий князь в Коломне гречиху сеял, ходил на ходулях, в саван наряжался. II тут же казнил приближенных бояр⁴⁵ . На склоне лет Грозный был буквально преисполнен ужаса перед внезапной смертью, он боялся умереть без покаяния и причастия. И во время последней болезни, испытывая жгучий страх перед смертью, Грозный пытался преодолеть его испытанным им способом, посылая на смерть других людей; волхвы должны были быть сожжены, а приближенные, утаившие их предсказание, - кончить жизнь на плахе.

Таким образом, не сумасбродные мечты Ивана IV о женитьбе на Мэри Гастингс, не его дикие выходки, не избиение приближенных, не его страстные увлечения астрологией и волшебством - все это стало уже обычным при дворе Грозного, и не властолюбивые замыслы Вельского и Годунова, не их стремление завладеть царским престолом толкнули их на решительный шаг. К моменту гибели Ивана IV опричная политика, которой царь оставался верен до конца, полностью себя изжила. Грозный оказался в изоляции. Против него зрело недовольство в различных слоях русского общества. Какое наследство оставил он? Разоренную, закрепощаемую деревню и обезлюдевший город, пустую казну и вконец оскудевшее воинство, беззаконие и произвол в судах и приказах, многочисленных врагов за рубежом и недовольство внутри страны, грозившее, как заметил современник, разразиться всеобщим восстанием⁴⁶ . Поводом же, побудившим Вельского и Годунова умертвить Грозного, была нависшая над их жизнью угроза, ставшая реальной после того, как колдуны предсказали Вельскому день смерти царя. И тому и другому уже нечего было терять. И они превратили день своей казни в день смерти Грозного.

После того, как Иван IV был умерщвлен, по свидетельству Горсея, "упомянутые Богдан Вельский и Борис Федорович, который по назначению царя был главным: из тех четырех знатных людей, назначенных в правительство (он был назначен как брат царицы, жены теперешнего царя Федора Ивановича), вышли на крыльцо в сопровождении своих родственников и приближенных, которых вдруг появилось такое великое множество, что было странно это видеть"⁴⁷ . Все это весьма похоже на дворцовый переворот. Заговорщики заняли Кремль. Но по городу тотчас поползли слухи о том, что "будто Богдан Вельский [со] своими советники извел царя Ивана Василиевича, а ныне хочет бояр побита и хочет подыскать под царем Феодором Ивановичем царства Московскаго своему советнику", под которым подразумевался Борис Годунов. Московские посадские люди и приставшие к ним рязанцы и служилые люди других городов выступили против попыток Вельского утвердить опричные порядки и осадили Кремль. Они кричали царю Федору: "Выдай нам Богдана Вельского! Он хочет извести царский корень и боярские роды"⁴⁸ .

Редакторы из канцелярии патриарха Филарета; используя при составлении "Нового летописца" "Историю Иосифа", пытались вымарать последовательно проводившуюся в ней версию о насильственной смерти Грозного. Однако до конца сделать это им не удалось, и следы ее сохранились. Более того, в сочинении кн. И. М. Катырева-Ростовского, зятя Филарета, говорилось об убиении Ивана Борисом Годуновым, который имел "ко врачем сердечное прилежание и ко властолюбию несытное желание; и на прежде бывших ему царей ко убиению имея дерзновение"⁴⁹ .

Теперь можно указать на вероятные источники происхождения указанной версии. При Грозном в момент кончины, согласно Горсею, находился его любимец Р. П. Биркин, последний партнер царя по игре в шахматы. Взятый во двор, по данным С. П. Мордовиной и А. Л. Станиславского, из рязанских служилых людей, зять видного дворового дьяка А. Шерефединова, он не входил в число заговорщиков, ограниченное Вельским, Годуновым и Эйлофом. Через него-то весть о насильственном умерщвлении царя и проникла в ряды служилых людей Рязани и других городов. Впоследствии Годунов давал Биркину опасные поручения вплоть до посольства в далекую Грузию, стараясь держать его подальше от Москвы, пока тот не умер

⁴⁵ "Материалы по истории СССР". Вып. П. М. 1955, стр. 73 - 74.

⁴⁶ Д. Флетчер. О государстве Русском. СПБ. 1905, стр. 31, 32.

⁴⁷ Цит. по: А. А. Севастьянова. Указ. соч., стр. 114.

⁴⁸ ПСРЛ. Т. XIV, стр. 35; Горьковская областная библиотека им. В. И. Ленина, Отдел ценной книги, Ц-2658/2, л. 873.

⁴⁹ РИБ. Т. XIII, стб. 621.

стр. 101

в 1589 году. Активно распространяли эту весть Романовы, поддержанные московским посадом, и Шуйские, "по заводу" которых рязанцы и служилые люди других городов штурмовали Кремль.

Их натиск был ослаблен обещаниями выслать из Москвы Вельского. Очевидно, тогда же был удален из пределов РОССИИ Эйлсф. Годунов отделался от своих сообщников, но слухи о причастности его к умерщвлению Грозного не прекратились. Широко использовали их Шуйские и во время борьбы с Годуновым за власть в 1586 году. Тогда был поставлен вопрос о последнем завещании Ивана IV, переписанном близким к царю дьяком С. Фроловым, которого Годунов позднее сослал в Великий Новгород, где тот вскоре и умер. По сведениям имперского посла И. Варкоча, Годунов, победив Шуйских, уничтожил завещание Грозного, исключавшее его из числа регентов при царе Федоре. Нечего и говорить, что в 1598 г., когда речь шла о воцарении Годунова, эти обвинения воскресли вновь. И тогда сторонниками Годунова были предприняты шаги по созданию модификации официальной версии кончины Ивана IV, имевшей целью не только обелить Бориса, но и представить его законным наследником престола.

Прогодуновская версия встречается в I редакции Утвержденной грамоты 1598 г., составление которой Р. Г. Скрынников относит к апрелю 1598 года⁵⁰ . В этой редакции, изготовленной скоропалительно, при общей апологетике Годунова сохранились намеки, позволяющие трактовать его отношения с Иваном IV отнюдь не как безоблачные. Здесь обстоятельства посещения Грозным больного Бориса и кончины царя переданы так: "И егда же по божией воле Борис Федорович был немощен, тогда великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии по своему царскому милосердному обычаю, жалуючи Бориса Федоровича приезжал к нему, а с ним мы холопи его были (дворовые Грозного. - В. К.), и говорил государь от своих царских уст Борису Федоровичи): "Борис не ты болен, сын мой Федор болен; не сын мой Федор болен, богом дарованная моя дщи, невестка Ирина больна; и не невестка Ирина больна, аз болен". И простер свою царскую длань, и показал на длани своей государские три персты, глаголя Борису Федоровичи): "Борис! Как те три персты царские моей десницы видишь, так мой сын Федор, да богом дарованная ми дщи Ирина, да ты Борис, нашего царского величества в милости, как есть сын, а не раб". Да и последнее на Борисе Федоровиче свое царское милосердие по своей царской милости учинил, мимо прежние обычаи"⁵¹ . Таким образом, в конце этой исключительно благожелательной для Бориса тирады сохранился лишь намек на имевшую место ранее царскую опалу в отношении Годунова ("на Борисе Федоровиче свое царское милосердие по своей царской милости учинил, мимо прежние обычаи").

В следующем затем повествовании о смерти Грозного эти тенденции I редакции Утвержденной грамоты 1598 г. проступают совершенно определенно. Здесь ведется как бы скрытая полемика с известием "Московского летописца", согласно которому царский духовник Ф. Вятка постригает бездыханного царя. В I же редакции Утвержденной грамоты читаем другое: "Егда же восхотевшу богу во он век жития сего государя, царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии, тогда повеле прийти к себе духовнику своему архимандриту Феодосию, хотя ему исповедати последнее исповедание, и пречистых Христовых тайн от него комкатися, и в то время при его царском величестве был Борис Федорович, предстая у его царского одра, и духовник Феодосей Борису Федоровичи) глагола, чтоб Борис Федорович вон выступил, и великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, Борису Федоровичю не повеле исходнти вон, но повеле предстояти у царского одра его глаголя ему: "Тебе душа моя обнажена вся". Егда же великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич последняго напутия сподобися пречистаго тела и крови господня, тогда во свидетельство представляя духовника своего архимандрита Феодосия, слез очи свои наполнив, глаголя Борису Федоровичи): "Тебе приказываю душу свою и сына своего Федора Ивановича, и дшерь свою Ирину, и все царство наше

⁵⁰ Р. Г. Скрынников. Земский собор 1598 гола и избрание Бориса Годунова на трон. "История СССР", 1977, N 3, стр. 141 - 142; его же. Борис Годунов. М. 1978, стр. 129 - 130.

⁵¹ "Древняя Российская Вифлиофика". Ч. VII, стр. 54.

стр. 102

Великого Российского государства, ты же соблюди их от всяких зол; аще ж не соблюдеши их, воздаси о них ответ пред богом, на тебе взыщет бог душа их"⁵² . Перед нами явно фальсифицированная в угоду Годунову версия кончины Ивана IV. В ней говорится о передаче умирающим Грозным правления государством в руки Годунова, тогда как из других источников известно, что царь назначил регентов при Федоре.

Разработка прогодуновской версии была продолжена и во II редакции Утвержденной грамоты 1598 года. В ней полностью обойден вопрос о болезни Годунова и посещении его Грозным. Теперь это место читалось так: "И по преставлении великого государя царевича Ивана Ивановича, великий государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, государю нашему Борису Федоровичи) говорил: что божиими судбами, а по его греху, царевича Ивана не стало, и он в своей кручине не чает себе долгого живота: и я полагаю сына своего царевича Федора и богом дарованную дшерь свою царицу Ирину на бога и на пречистую богородицу и на великих чюдотворцов, и на тебя Бориса, и ты б об их здоровье радел и ими промышлял: какова мне богом дарованная дшерь царица Ирина, таков мне и ты, Борис, в нашей милости как еси сын"⁵³ . Таким образом, в окончательной редакции Утвержденной грамоты 1598 г. были не только устранены невыгодные для Годунова моменты, порождающие недоуменные вопросы о причине его болезни и о его опале в 1581 г., но и сделано важное добавление о том, что Иван IV якобы уже тогда, ожидая скорую свою смерть, поспешил назначить Годунова своим преемником. При описании кончины Ивана IV и причащения его Феодосием были опущены слова царского духовника, обращенные к Борису, чтобы он покинул умирающего ("вон выступил"), как непочтительные в отношении будущего царя.

В результате коренной правки I редакции Утвержденной грамоты прогодуновская версия приобрела во II ее редакции наиболее благоприятный для Бориса вид. Однако это не означало полной ликвидации первого варианта указанной версии. Поскольку I редакция Утвержденной грамоты 1598 г. была разослана на места, продолжала жить и изложенная в ней версия. Она нашла отражение в "Пинежском летописце"⁵⁴ , созданном в 70-х годах XVII века. Он вобрал в себя остатки какого-то раннего летописания, благоприятного Годунову. Велось оно скорее всего в окружении Строгановых (в "Пинежском летописце" отмечается их роль в покорении Сибири), которым Годунов благоволил. В строгановском сольвычегодском сборнике копий документов "Смутного времени" упоминается и список Утвержденной грамоты 1598 г., видимо I ее редакции⁵⁵ .

Итак, существуют две версии смерти Грозного: официальная, которую разделяли Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев и другие, и неофициальная. В. Н. Татищев, С. М. Середонин и С. Б. Веселовский придерживались версии о насильственной смерти Грозного. Существенное расширение круга источников, среди которых явились такие важные памятники, как "Московский летописец" и "История Иосифа", принадлежавшие хорошо осведомленным современникам, близким к высшим церковным кругам, дает возможность подкрепить эту версию новыми данными. Конечно, в делах такого рода всегда остается элемент таинственного, неопределенного. Дополнительный свет на обстоятельства смерти Грозного пролили, как нам представляется, материалы вскрытия его гробницы. В 1963 г. в процессе реставрационных работ в Архангельском соборе Московского Кремля были вскрыты гробницы Ивана IV, Ивана Ивановича, Федора Ивановича и М. В. Скопина-Шуйского. Химический анализ останков Грозного и Ивана Ивановича обнаружил наличие в них большого количества ртути, что, по мнению экспертов судебной медицины, "не позволяет полностью исключить возможность острого или хронического отравления ее препаратами"⁵⁶ . Суммируя приведенные выше данные, можно согласиться с С. Б. Веселовским в том, что в убийстве Грозного его сподвижниками нет ничего невероятного.

⁵² Там же, стр. 54 - 55.

⁵³ ААЭ. Т. II. СПБ. 1836, стр. 25.

⁵⁴ А. И. Копанев. Пинежский летописец XVII в. "Рукописное наследие Древней Руси. По материалам Пушкинского Дома". Л. 1972, стр. 80.

⁵⁵ Е. Н. Кушева. Из истории публицистики Смутного времени. Саратов. 1926, стр. 23.

⁵⁶ "Антропологическая реконструкция и проблемы палеоэтнографии". М. 1973, стр. 184.

Постоянный адрес данной публикации: