(ПО МАТЕРИАЛАМ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ПЕРЕПИСИ 1918 г.)

На долю рабочего класса России выпала великая миссия первым в мировой истории совершить социалистическую революцию. "Нигде в мире, - писал В. И. Ленин в 1917 г., - не удалось еще рабочему классу развернуть такую революционную энергию, как в России"¹ . Российский рабочий класс был подготовлен к роли гегемона в социалистической революции всей своей предшествующей историей. Большевистская партия, руководя процессами революционного обновления мира, опиралась на строгий научный анализ социально-классовой структуры общества. "Социальная структура общества и власти, - отмечал В. И. Ленин, - характеризуется изменениями, без уяснения которых нельзя сделать ни шагу в какой угодно области общественной деятельности. От уяснения этих изменений зависит вопрос о перспективах, понимая под этим, конечно, не пустые гадания насчет того, чего не ведает никто, а основные тенденции экономического и политического развития, - те тенденции, равнодействующая которых определяет ближайшее будущее страны, те тенденции, которые определяют задачи, направление и характер деятельности всякого сознательного общественного деятеля"² .

Социальный облик российского пролетариата в период победы Великой Октябрьской социалистической революции и утверждения Советского государства - проблема, имеющая научную и политическую значимость. От объективного освещения степени зрелости российского пролетариата, оценки его революционного потенциала во многом зависит научное объяснение исторической обусловленности и закономерности социалистической революции в России. Советские историки на протяжении вот уже нескольких десятилетий уделяют этому вопросу большое внимание, постоянно обращаясь при этом к анализу статистических источников.

Одним из первых исследователей советского рабочего класса был С. Г. Струмилин³ . Он широко использовал материалы промышленной и профессиональной переписей 1918 г., анкеты обследований рабочих, проводившихся Народным комиссариатом труда; привел важные сведения о профессиональной структуре рабочего класса, об изменениях в половом и возрастном его составе.

В конце 20-х годов, когда в связи с резким возрастанием численности советского рабочего класса вопросы его социального состава приобрели особое звучание, вновь усилился интерес к этой кардинальной

¹ В. И. Ленин. ПСС. Т. 31, стр. 177.

² В. И. Ленин. ПСС. Т. 20, стр. 186.

³ С. Г. Струмилин. Состав пролетариата Советской России в 1917 - 1919 гг. "Два года диктатуры пролетариата. 1917 - 1919 гг.". М. 1919.

стр. 54

проблеме. В 1930 г. А. М. Панкратова обратила внимание на слабую разработанность проблемы "социологического типа русского рабочего класса и его отдельных отрядов"⁴ . Она указала также на неудовлетворительное состояние источников, которые не давали возможности проследить динамику социального состава рабочего класса на разных этапах его развития. В статье были сформулированы важные положения о выделении ведущих признаков при характеристике социальной структуры российского рабочего класса. К ним А. М. Панкратова относила квалификацию, длительность пребывания в рабочей среде (особенно на крупных предприятиях), наличие собственности на средства производства⁵ . Методологическим проблемам исследования социальной структуры рабочего класса переходного периода посвятил статью Б. Л. Маркус. Вслед за А. М. Панкратовой он выделил конкретные признаки, обусловливающие внутреннюю структуру рабочего класса: преемственность труда в промышленности, длительность принадлежности к рабочей среде, отсутствие в личном владении собственных средств производства, производственную и общественную активность⁶ . Однако выдвижение Б. Л, Маркусом на первый план "потомственности", введение нового понятия "чистокровный пролетарий" чужды ленинской постановке вопроса о чистом пролетарии, то есть рабочем, свободном от пут мелкой собственности. Оценивая состояние источников, Б. Л. Маркус подчеркнул значение профессиональной переписи 1918 г. и выразил надежду, что когда-нибудь первичные материалы этой переписи будут обработаны в плане анализа социального состава пролетариата⁷ .

Отдавая должное вкладу А. М. Панкратовой и Б. Л. Маркуса в изучение методологических вопросов истории российского рабочего класса, нельзя не отметить, что ряд высказанных ими положений не был подкреплен фактическим материалом. Да и сами ученые видели этот недостаток своих работ и обращались к будущему историку с призывом расширить источниковую базу исследований по истории рабочего класса. Первым, кто попытался выполнить этот совет, был М. И. Гильберт⁸ . В его интересной, не потерявшей своего значения и сейчас статье прослеживается динамика численности рабочего класса, анализируется состав рабочих, покидавших промышленные предприятия. Автор широко использовал опубликованные материалы профессиональной переписи 1918 г. и даже предпринял попытку повторной обработки анкет, но не смог осуществить свой замысел в полном объеме.

Новейший этап изучения истории советского рабочего класса характеризуется резким возрастанием внимания к его социальному облику в момент решающих революционных преобразований. Большой фактический материал, раскрывающий численность рабочего класса, его профессиональный состав, а также состав по полу, возрасту и ряду других показателей, привлечен Л. С. Гапоненко и Е. Г. Гимпельсоном, однако и в их работах не нашли отражения тесные взаимосвязи различных признаков, рисующих в совокупности социальный облик рабочего класса⁹ . Была сделана попытка выделить ведущие признаки для характеристики социального облика рабочего класса в переходный период.

⁴ А. М. Панкратова. Проблемы изучения истории пролетариата. "История Пролетариата СССР", 1930, N 1, стр. 5.

⁵ Там же, стр. 24.

⁶ Б. Л. Маркус. К вопросу о методах изучения социального состава пролетариата СССР. "История пролетариата СССР", 1930, N 2, стр. 32.

⁷ Там же, стр. 65.

⁸ М. Гильберт. К вопросу о составе промышленных рабочих СССР в годы гражданской войны. "История пролетариата СССР", 1934, N 3; 1935, N 1.

⁹ Л. С, Гапоненко. Рабочий класс России в 1917 г. М. 1970; Е. Г. Гимпельсон. К вопросу об изменениях в численности и составе советского рабочего класса в 1918 - 1920 гг. "История СССР", 1972, N 4; его же. Советский рабочий класс. 1918 - 1920 гг. Социально-политические изменения. М. 1974.

стр. 55

К ним были отнесены: наличие и характер связи с мелкособственническим (а иногда и буржуазным) хозяйством, наличие и доля непролетарских источников дохода, закрепленность в положении наемного работника, потомственность труда по найму¹⁰ . В литературе правильно подчеркивалось сложное переплетение и взаимодействие всех указанных признаков. Действие любого фактора, разумеется, не однозначно. Например, связь с мелкособственническим хозяйством неодинаково определяла социальный статус рабочего в условиях Петрограда и Москвы, города и деревни, крупного и среднего предприятия, в машиностроительной и текстильной промышленности, среди семейных и одиноких и т. д.

Однако там, где историки переходят от теоретических рассуждений к анализу конкретного фактического материала, они нередко вынуждены отказаться от этих правильных положений, что объясняется состоянием источниковой базы, и прежде всего недостаточностью разрозненных сведений, имеющихся в источниках, для системного анализа. В связи с этим в ряде трудов указывалось на необходимость Переработки первичного статистического материала по специальным программам, предусматривающим такой анализ. К подобному выводу пришла, в частности, В. М. Селунская¹¹ , занимающаяся методологическими вопросами изучения динамики социальной структуры советского общества. Она подчеркивает необходимость использования более широкого круга источников для изучения социальной структуры рабочего класса, указывает на возможность привлечения новых массовых материалов на базе применения количественных приемов их обработки. К таким источникам относятся и материалы профессиональной переписи 1918 года.

Состояние разработки истории рабочего класса первых лет Советской власти убеждает в необходимости вторичного использования материалов этой переписи. Эта задача вполне осуществима, поскольку благодаря стараниям первых советских статистиков и демографов первичные материалы переписи сохранились. Программа переписи была составлена в соответствии с очередными задачами социалистического строительства и предусматривала довольно полную социальную характеристику рабочего класса¹² .

Первичные материалы переписи 1918 г. составляют более 1,5 тыс. единиц хранения, каждая из которых включает в среднем 500 - 600 личных карт рабочих и служащих¹³ . Первичный бланк переписи содержит ряд чрезвычайно важных с точки зрения социального анализа вопросов. Наибольшее значение имеют данные о стаже, преемственности фабрично-заводского труда, связи с землей, источниках пополнения рабочего класса. В совокупности эти вопросы позволяют установить действительный характер связи рабочих с мелкособственническим хозяйством, их постоянные занятия и в конечном счете степень связи с фабрично-заводским производством. Большое значение имеют также данные о месте рождения, связи с землей до революции, уходе с предприятия на полевые работы, занятиях во время перерыва на производстве на сезонных предприятиях, возрасте первичного поступления на предприятие, постоянном месте жительства семьи. В анкете имеются также вопросы, позволяющие

¹⁰ См., например: О. И. Шкаратан. Проблемы социальной структуры рабочего класса СССР. М. 1970, стр. 152.

¹¹ В. М. Селунская. Разработка некоторых вопросов социальной структуры советского общества в новейшей историографии. "История СССР", 1971, N 6, стр. 6.

¹² Обстоятельный анализ материалов профессиональной переписи 1918 г. дан М. Н. Черноморским (см. М. Н. Черноморский. Первая промышленная и профессиональная перепись 1918 г., как исторический источник. "Труды" МГИАИ. Т. 13. 1959; его же. Значение архивных документов для изучения материалов первой промышленной и профессиональной переписей 1918 г., как исторических источников. "Археографический ежегодник за 1958 г.". М. 1960).

¹³ ЦГАНХ СССР, ф. 1562, оп. 5.

стр. 56

установить участие рабочих в деятельности различных общественных организации, дать производственную характеристику рабочих. Многие вопросы анкеты связаны с определением материально-бытового положения и условий труда рабочих.

При подготовке первой публикации материалов переписи, предпринятой ЦСУ, значительная часть информации переписного бланка не была обработана. Подсчеты завершились только в 1923 г., а в 1926 г. вышла из печати публикация итогов переписи¹⁴ . Тогда остались необработанными такие важные показатели, как профессиональный состав рабочих, их стаж, потомственность, прежнее занятие и др. Разработка остальных материалов дает лишь простые распределения. Сведения в таблицах приводятся только в территориальном или отраслевом разрезе, что практически исключает возможность анализа взаимосвязи различных факторов при описании социального облика рабочего класса. При повторной обработке первичных материалов переписи 1918 г., проводившейся с целью дать характеристику социальной структуры рабочего класса, была поставлена задача осуществить наиболее полный, комплексный подход к анализу всей имеющейся информации переписного бланка. Повторная обработка имела выборочный характер: для исследования брались материалы типичных районов, дающие в комплексе представление о социальном облике рабочего класса. Повторная обработка первичных материалов переписи 1918 г. была осуществлена в 1970-1974 гг. на Историческом факультете МГУ под руководством авторов этих строк. Переработка информации на ЭВМ была осуществлена В. А. Устиновым¹⁵ .

Прежде всего в обработку были включены первичные материалы переписи по Петрограду. Питерский пролетариат, находившийся в авангарде борьбы за социалистическую революцию, представлял собой наиболее развитой отряд российского рабочего класса. В Московском промышленном районе ведущей отраслью производства являлась текстильная промышленность. В повторную обработку были включены материалы Иваново-Вознесенской губернии, входившей в Московский промышленный район, наиболее полно характеризующие рабочих текстильной промышленности. В ряде губерний этого района, в которых преобладало текстильное производство, были развиты и другие отрасли промышленности. В качестве таковой рассматривается Ярославская губерния. В других губерниях (Тульская, Нижегородская) преимущественное развитие получили машиностроение и металлообработка. Промышленное производство особенно развилось здесь в годы первой мировой войны. Для анализа были взяты материалы Тульской губернии (старейшего района металлообработки и производства оружия), позволяющие проследить процессы роста и изменения рабочего класса, соотношение старых кадров и новых пополнений.

Большинство губерний России было слабо развито в промышленном отношении. Обычно при изучении истории рабочего класса им не уделяется достаточного внимания, а между тем все они имели свой пролетариат. В качестве типичной губернии Поволжья в выборку была включена Пензенская губерния. Центральный земледельческий район достаточно хорошо представляют материалы Воронежской губернии, Западный район - Витебской. Перепись не охватила районы, с преимущественным развитием добывающей промышленности (Урал, Донецко-Криворожский бассейн, Закавказье). Единственной губернией, в ко-

¹⁴ "Труды ЦСУ". Т. XXVI. Вып. 2. Профессиональная перепись 1918 г. М. 1926.

¹⁵ Методика повторной обработки материалов переписи раскрыта в статье А. К. Соколова "Методика выборочной обработки первичных материалов профессиональной переписи 1918 г." ("История СССР", 1971, N 4).

стр. 57

торой был достаточно хорошо представлен уральский тип металлургических заводов, была Вятская, также включенная в выборочное обследование.

* * *

Сразу же после победы Великой Октябрьской социалистической революции начался процесс коренного преобразования социального облика российского рабочего класса. Пролетариат превратился в господствующий класс общества, получили развитие те качества, которые делали его ведущим, руководящим классом страны. Это нашло отражение в социальной консолидации рабочего класса, в выдвижении многих тысяч передовых, наиболее сознательных рабочих в сферу управления, хозяйственного и политического руководства страной. На национализированных фабриках и заводах десятки тысяч рабочих проходили школу социализма и постепенно осознавали свое новое положение в пролетарском государстве.

Вместе с тем на развитие рабочего класса в первые послереволюционные годы оказал влияние ряд факторов, отражавших специфические условия тех лет. Демобилизация промышленности, проводимая в обстановке разрухи и голода, сопротивления и саботажа капиталистов, сопровождалась на первых порах значительным сокращением численности рабочих. Особенно сильно это сказалось на промышленности Петрограда, Южного горнопромышленного района и Урала. По сведениям Е. Г. Гимпельсона, к осени 1918 г. промышленность России потеряла 1,1 млн. рабочих, или Уз их прежнего состава¹⁶ . Сокращение численности рабочих шло прежде всего за счет так называемых "рабочих военного времени", то есть людей, пришедших на промышленные предприятия в годы войны и зачастую не связанных коренными интересами с фабрично-заводским производством. На биржах труда среди ищущих работу почти повсеместно были зарегистрированы в основном недавние выходцы из городской мелкой буржуазии и крестьянства, отходники, сельскохозяйственные рабочие, демобилизованные солдаты старой армии и т. д.¹⁷ . Осенью 1918 г. потребности разгоравшейся гражданской войны обусловили необходимость развития оборонных отраслей промышленности. Она снова стала испытывать недостаток в квалифицированных рабочих кадрах. На фабрики и заводы вернулись многие из тех, кто был вынужден раньше оставить предприятия. К этому времени десятки тысяч лучших рабочих ушли в Красную Армию, в продовольственные отряды, в государственный аппарат.

Таким образом, на численность и состав рабочего класса Советской России в 1918 г. оказывали влияние различные факторы. С одной стороны, промышленность освободилась от случайных элементов, органически не связанных с фабричным производством. С другой, тысячи передовых рабочих были вынуждены оставить производство, взяв на себя ответственную задачу налаживания управления и организацию защиты Советской республики. Демобилизация, голод, разруха обусловили уже к осени 1918 г. появление первых признаков деклассирования.

В этих условиях застала рабочий класс профессиональная перепись, охватившая территорию 31 губернии Европейской части России: промышленные губернии Центра, Северо-Запада, районы Севера, По-

¹⁶ Е. Г. Гимпельсон. Советский рабочий класс. 1918 - 1920 гг., стр. 80.

¹⁷ К такому выводу пришел М. И. Гильберт, изучавший состав безработных в 1918 г. (см. М. Гильберт. Указ. соч., стр. 233). Его вывод подтверждается многочисленными данными статистики (см., например, "Статистика труда" за 1918 г. N 1 - 8). М. А. Сигов, изучая состав лиц, выезжавших из Петрограда в 1918 г., также отмечал, что среди тех, кто обращался на биржи труда за бесплатными проездными билетами, квалифицированных рабочих практически не было ("Материалы по статистике труда". Вып. VI. Птгр. 1919, стр. 39).

стр. 58

волжья. Центральной черноземной области. Поскольку к моменту проведения переписи численность передового отряда пролетариата - металлистов, и прежде всего питерских металлистов, - резко сократилась, а промышленность Центра, преимущественно текстильная, еще сохраняла свои основные кадры, перепись зарегистрировала общее "осереднение" рабочей массы. Это обстоятельство также надо иметь в виду, анализируя материалы профессиональной переписи 1918 года. Вместе с тем изменения, происшедшие в рабочем классе, не были столь велики, чтобы существенным образом повлиять на облик российского пролетариата, поэтому материалы переписи позволяют дать оценку его социального состава и облика на начальном этапе борьбы за построение социализма.

Анализ материалов переписи позволяет сделать вывод о высоком уровне социальной однородности российского пролетариата. В конце 1918 г. крупная промышленность сохраняла свои основные позиции в экономике страны. На предприятиях с числом рабочих свыше 500 было занято 75,4% рабочих, охваченных переписью. В момент решающих революционных преобразований рабочий класс сохранил свои основные кадры. Среди рабочих Петрограда процент тех, кто пришел в промышленность еще до первой мировой войны, составлял 54,8; рабочих со стажем свыше 10 лет - 43,9. Наиболее высоким был удельный вес людей с большим производственным стажем среди квалифицированных рабочих крупных промышленных предприятий. Здесь доля рабочих со стажем свыше 4 лет составляла 76,2%, а свыше 10 лет - 66%. Среди неквалифицированных рабочих и чернорабочих эти показатели были значительно хуже: только 36,7% чернорабочих пришли в промышленность Петрограда до начала мировой войны, а длительный производственный стаж (свыше 10 лет) имели лишь 26,7% обследованных.

Наблюдения, сделанные на примере петроградской промышленности, подтверждаются материалами Центрального района. В Ярославской губернии 56,3% обследованных имели стаж свыше 4 лет, но среди металлистов их было значительно больше-64,8%. В Иваново-Вознесенской губернии процент рабочих со стажем свыше 4 лет составлял 56,9, а среди металлистов-74,1. Лишь промышленность Тульской губернии выделялась в этом отношении: рабочих, поступивших на фабрики и заводы до первой мировой войны, насчитывалось здесь 42,4%, а среди металлистов меньше - 38,6%. Объясняется это интенсивным ростом оборонной промышленности Тулы в годы первой мировой войны и в первые послеоктябрьские месяцы. Промышленность Урала в результате сокращения общего числа рабочих сохранила преимущественно местные квалифицированные кадры. В горнозаводской промышленности Вятской губернии 45,9% рабочих имели непрерывный стаж работы свыше 10 лет. В непромышленных губерниях кадры рабочих сохранились только в крупных фабрично-заводских центрах. Что же касается мелкой, преимущественно пищевой промышленности, то здесь происходило постоянное обновление рабочей силы и сокращение общего числа занятых.

В целом рассмотрение вопроса о производственном стаже рабочих по материалам профессиональной переписи 1918 г. позволяет сделать вывод о том, что пролетариат Советской России сохранил свои основные кадры, прошедшие школу трех революций, закаленные в огне классовых битв.

При характеристике социального облика рабочего класса в первую очередь выделяются производственные различия. И это не случайно. Октябрьская революция победила в стране с крайне неравномерным развитием производительных сил. Наряду с высокоразвитыми отраслями (машиностроение, особенно транспортное, текстильное производство и т. д.) существовали отсталые в экономическом и социальном отношении отрасли (пищевая промышленность, кожевенная и др.). Принадлеж-

стр. 59

ность к той или иной отрасли производства в 1918 г. в значительной степени определяла социальный облик рабочего.

Распределение по отраслям производства наиболее тесно связано с профессиональным составом рабочего класса. Эта связь настолько велика, что в литературе, когда идет речь об изучении какой-либо профессии, нередко приводятся данные по отрасли производства. Например, при характеристике пищевиков анализируются сведения о рабочих пищевой промышленности, при характеристике текстильщиков - рабочих текстильной промышленности. Связь профессионального и отраслевого распределения рабочих несомненна, но эти два показателя не взаимозаменяемы и определяются соотношением основного и вспомогательного производств в той или иной отрасли промышленности. В машиностроении и металлообработке металлисты составляли в Ярославской губернии 62,5%, в Воронежской - 59,3%, в Вятской - 54,2%. Среди рабочих горной и горнозаводской промышленности Вятской губернии было 40,8% горнорабочих, 17,3% металлистов. Кроме того, здесь были заняты деревообделочники, строители, рабочие местного транспорта, разнорабочие и рабочие других профессий. В Витебской губернии металлисты составляли 76,7% рабочих машиностроения и металлообработки; текстильщики - 76,2% рабочих текстильной промышленности; кожевники - 70% рабочих кожевенной промышленности. Приведенные выше примеры соотношения отраслевой и профессиональной принадлежности рабочих взяты из разных губерний: развитой в промышленном отношении Ярославской, весьма своеобразной по характеру социально-экономического развития Вятской, слабо развитых в промышленном отношении Воронежской и Витебской. Эти примеры позволяют проследить связь между отраслевым и профессиональным распределением рабочих и вместе с тем дают возможность ясно увидеть, что удельный вес рабочих основной профессии той или иной отрасли производства в то время прямо зависел от уровня ее развития: чем больше была развита отрасль производства, тем разнообразнее оказывалась профессиональная структура рабочих. Крупнейшие металлообрабатывающие предприятия имели в своем составе и металлистов, и деревообделочников, и рабочих силовых установок, и рабочих-транспортников и т. д.

Ведущим отрядом пролетариата были металлисты, занятые во всех отраслях промышленности. Значительное число их находилось в горнозаводской промышленности, в механических отделах и ремонтных цехах текстильной, химической и ряда других отраслей. Вторым по численности профессиональным отрядом рабочего класса были текстильщики. В отличие от металлистов они концентрировались преимущественно в хлопчатобумажной, шерстяной, шелковой и льняной отраслях, значительно уступая металлистам по уровню квалификации, заработной плате, по своей политической активности.

Распределение по группам производства тесно связано также с характеристикой предприятий по численности рабочих. В первые годы социалистического строительства каждая отрасль характеризовалась в основном определенным типом предприятий. В текстильной промышленности были сосредоточены преимущественно крупнейшие фабрики. В металлообработке и машиностроении наряду с крупнейшими, гигантскими по тем временам, предприятиями весьма распространенными были средние по числу занятых рабочих заводы. В ряде губерний страны основные кадры пролетариата сосредоточивались на одном или нескольких предприятиях. На Оружейном и Патронном заводах в Тульской губернии было сосредоточено 89,4% всех ее рабочих. Рабочие самых крупных заводов "и фабрик в значительной мере определяли облик рабочего класса губернии. В Ярославской губернии эту функцию выполняли рабочие Ярославской Большой мануфактуры, в Витебской фабрики "Двина" и т. д. В Ярославской губернии на самых крупных фабриках (свы-

стр. 60

ше 5000 занятых) трудились 43,2% рабочих, в Иваново-Вознесенской - 62,4%. Несмотря на голод и сокращение производства в первые послереволюционные месяцы, позиции крупного производства в промышленности страны по-прежнему оставались достаточно прочными.

Кожевенная, деревообрабатывающая, пищевая, швейно-обувная и некоторые другие отрасли промышленности были представлены в основном мелкими предприятиями. Поэтому в губерниях, где были развиты данные отрасли, наблюдалась и наибольшая доля рабочих мелких предприятии: в Витебской - 24,7%, в Пензенской - 13,8%, в Ярославской - 11,4%. Меньше всего рабочих мелких предприятий оказалось в промышленных губерниях с преобладающим развитием одной отрасли: в Тульской - 0,5%, в Иваново-Вознесенской - 0,9%.

Принадлежность рабочих к определенной отрасли производства была тесно связана с местом жительства, выступающим в данном случае как важный социальный фактор, В городах находились преимущественно предприятия металлообработки и машиностроения, полиграфии, химической и табачной промышленности. Предприятия пищевой промышленности сосредоточивались как в городах, так и в сельской местности, особенно, если они были связаны с переработкой местного сырья, Наибольшее число сельских промышленных рабочих приходилось на текстильные губернии. В Иваново-Вознесенской губернии 46% всех рабочих жили в фабричных поселках (на предприятиях Иваново-Вознесенска было занято лишь 17% рабочих, а в уездных городах - 37%). Такое размещение рабочего класса было характерно и для Владимирской, Костромской, Тверской, Рязанской, отчасти Московской губерний. Несколько отличалась география рабочего класса Тульской губернии. Здесь фактически имелся только один центр фабрично-заводской промышленности - Тула с ее металлообрабатывающими предприятиями. Своеобразное размещение производства наблюдалось в Вятской губернии: в губернском центре насчитывалось лишь 3,3% рабочих; слаборазвитыми в промышленном отношении были и другие города губернии, за исключением Ижевска и Воткинска, где находились крупные заводы; рабочие горных заводов сосредоточивались в сельских районах. В структуре производства Пензенской губернии основное место занимали предприятия губернского центра: здесь было сосредоточено 46,2% рабочих губернии, в других городах - всего 14%, а в сельских районах - 39,8%. В Пензе находились такие крупные предприятия, как Новотрубочный завод. Экспедиция по изготовлению государственных бумаг, эвакуированная из Петрограда, писчебумажная фабрика и ряд более мелких заводов и фабрик. В уездных городах промышленность была развита слабо (преимущественно спичечные фабрики).

Важным фактором характеристики социального облика рабочего класса является сезонность труда на предприятиях. Перепись 1918 г. показала, что подавляющее большинство отраслей промышленности России имело сложившиеся кадры рабочих и не пользовалось трудом сезонников. Последние были сосредоточены в основном в пищевой промышленности, отчасти на лесопильных и кирпичных заводах. О социальном облике сезонников можно судить по материалам Воронежской губернии - центра пищевой промышленности, где чаще всего использовался труд сезонных рабочих. Когда работа на данном производстве прекращалась, сезонники возвращались в собственное крестьянское хозяйство или уходили батрачить, работать по найму в мелких хозяйствах; лишь 7,9% из них нанимались на другие промышленные пред-, приятия или на транспорт. Основную массу последней категории сезонников составляли Металлисты, рабочие силовых установок, пищевики, имевшие более высокий уровень квалификации. Производственный стаж рабочих-сезонников был, как правило, небольшим (50,6% сезонников Воронежской губернии, например, имели постоянный производственный

стр. 61

стаж менее одного года). Для сезонников были характерны различные формы связи с землей: если среди основного контингента рабочих Воронежской губернии лишь 22,5% ответили, что они сами или члены их Семей участвуют в обработке земли, то среди сезонников число таких рабочих достигало 67,5%. Почти все сезонники Воронежской губернии были уроженцами сельской местности, расположенной поблизости от тех фабрик и заводов, на которых они работали.

Среди сезонников было несколько больше женщин, чем среди постоянных рабочих. Сезонники, как правило, были людьми сравнительно молодыми. Между постоянными и сезонными рабочими существовала также значительная разница в образовании: если среди постоянных рабочих Воронежской губернии не имели образования 35,1% опрошенных, то среди сезонников - 51,7%. Таким образом, большая часть сезонных рабочих по всем социальным показателям принадлежала к переходной группе между крестьянством и пролетариатом. Эту категорию рабочих можно отнести к низшему, наименее развитому слою рабочего класса.

Важное значение при рассмотрении социального облика рабочего класса имеют социально-демографические показатели. Профессиональное разделение труда в промышленности между мужчинами и женщинами отразилось на их распределении по отраслям. Преимущественно мужскими были профессии металлистов, строителей, рабочих силовых установок. Женщины составляли большинство среди текстильщиков, химиков, табачников, писчебумажников.

Уровень образования рабочих 31 губернии в целом был довольно устойчивым: среди мужчин 35 - 40% имели начальное образование, 20 - 30% не закончили даже начальной школы, до 25% составляли неграмотные и очень немногие учились в средних учебных заведениях. Женщины с законченным начальным курсом обучения составляли в разных губерниях от 10 до 20%, число не закончивших школу колебалось весьма значительно - от 15 до 30%, неграмотных работниц повсеместно насчитывалось более 50% от их общего числа. Преобладание женщин в текстильной промышленности центральных губерний наложило отпечаток на уровень образования рабочих этого района. Рабочие-горожане были образованнее рабочих сельской местности. Наиболее образованными среди рабочих были металлисты (число закончивших школьный курс достигало у них 45 - 55%, а число неграмотных снижалось примерно до 10%), Наименее грамотными - текстильщики. Уровень образования, несомненно, влиял на выбор профессии, на положение рабочих, на длительность пребывания на производстве и участие в общественной работе.

В целом для промышленности России было характерно преобладание профессионально обученных рабочих. Самым высоким уровнем квалификации отличались металлисты. Однако значительная часть промышленных пролетариев (рабочие текстильной, табачной, писчебумажной, спичечной и некоторых других отраслей) принадлежала к профессиям, не требующим высокой квалификации. В некоторых случаях довольно высокой была квалификация рабочих и в тех отраслях производства, где преобладали мелкие предприятия (кожевенная, деревообрабатывающая, пищевая, полиграфическая), но квалифицированные рабочие этих предприятий по своему социальному облику нередко приближались к рабочим кустарной промышленности. В. И. Ленин подчеркивал в связи с этим, что "материальной и психологической базой пролетариата", "главной материальной базой для развития классового пролетарского самосознания является крупная промышленность"¹⁸ .

Одним из важных аспектов характеристики социального облика рабочего класса является степень его связи с землей. Эта проблема имеет

¹⁸ В. И. Ленин. - ПСС. Т. 43, стр. 308, 401.

стр. 62

не только научный, академический характер, но и политическое звучание. Еще со времен земской статистики сложилось представление о российском пролетарии как о "рабочем с наделом". Эта точка зрения была воспринята меньшевистской историографией. Н. Суханов утверждал, например, что пролетарское ядро в составе рабочего класса России крайне незначительно (к законченному типу пролетария он относил лишь типографских рабочих). Вывод его сводился к тому, что основную массу российского промышленного пролетариата составлял "переходный класс"¹⁹ . Базировался этот вывод на работах земских статистиков, использованных Сухановым чисто эклектически. Несмотря на разновременность, отрывочность и противоречивость источников, он считал их прекрасным исходным материалом для своих социологических выводов. В качестве доказательства незавершенности процесса формирования российского пролетариата Суханов приводил даже такие факторы, как место рождения рабочего, наличие у него родственников в деревне, отправка туда писем, посылок, денег. Н. Суханов утверждал, что деревня "держит рабочего в состоянии потенциального земледельца". "Ушедшие в город элементы, составляющие основные массы современного пролетариата, - писал он, - не имеют возможности порвать с деревней и хранят свою связь с ней как необходимое условие настоящей своей жизни и будущей"²⁰ . По мнению Н. Суханова, российский рабочий - это фактически крестьянин, который дополнял земледельческий доход побочным заработком в промышленности. Подобные взгляды развивали в своих работах и другие меньшевики. Такого рода характеристика российского пролетариата была составной частью самой доктрины меньшевизма с ее отрицанием объективных предпосылок социалистической революции в России.

М. Н. Покровский образно охарактеризовал суть такого подхода к оценке рабочих России: "Почти у всех у них (меньшевиков. - Авт. ) наши рабочие имеют вид захудалого кузена английского тред-юниониста и германского социал-демократа, тогда как вся суть в том, что английского и немецкого рабочего история на долгие годы отогнала в сторону от революционной дороги, в то время как наш пролетариат становился тем революционнее, чем был сознательнее. Так что термины "сознательный пролетарий" и "революционер" у нас наконец слились. Благодаря этому меньшевистская история нашего пролетариата настоящим образом не собрала даже материала. В серенькой и пресной фигуре, которая глядит на нас со страниц меньшевистских писаний, никак нельзя угадать будущего свершителя первой в мире удачной социалистической революции и строителя первого в мире социалистического хозяйства"²¹ .

Советская историография опровергла мнение о незавершенности процесса формирования рабочего класса России в предоктябрьский период, однако традиционные представления о прочности связи рабочих с землей до сих пор живут. Правильно ставя вопрос о необходимости при анализе социальной структуры рабочего класса опираться на многие факторы, некоторые историки применительно к первым годам Советской власти пользуются данными о связи рабочих с землей в качестве единственного критерия выделения его внутренних слоев. Профессиональная перепись 1918 г., которая проводилась в основном статистиками старой земской школы, дала в целом искаженную картину связи рабочих с землей: последняя приписывалась даже тем рабочим, которые давно уехали из деревни, оставили землю "за миром" или в пользовании родственников. Уже в ходе проведения переписи из центра на места направлялись инструкции, которые давали явно расширительную трактовку

¹⁸ Ник. Гиммер (Н. Суханов). К характеристике российского пролетариата. "Современник", 1913, N 4, стр. 321.

²⁰ Там же, стр. 327 - 328.

²¹ "История пролетариата СССР". Сб. 1. М. 1930. Введение, стр. V-VI.

стр. 63

вопроса о связи рабочих с землей. При обработке в ЦСУ первичных материалов профессиональной переписи 1918 г. этот недостаток не был преодолен. Первоначальная обработка материалов указывала лишь на наличие связи с землей, не давая характеристики форм этой связи и прочности ее. Между тем в бланке переписи характер связи расшифровывался. Здесь указывалось на такие ее формы, как участие в обработке земли (личное или через близких родственников), применение в хозяйстве наемного труда, сдача земли в аренду, оставление земли "за миром" и др.

При повторной обработке первичных материалов была сделана попытка выделить среди рабочих ту категорию, которая имела реальные хозяйственные связи с землей, и тех рабочих, для которых связь с землей свидетельствовала скорее об их социальном происхождении, нежели о наличии реальных дополнительных источников дохода. Материалы переписи в целой дают возможность сделать вывод о сравнительно небольшом удельном весе рабочих, связанных с землей. В Петрограде 82,2% всех обследованных рабочих ответили, что у них связи с землей нет, кроме того, 7,7% фактически не пользовались оставленными в деревне наделами, передав их в распоряжение родственников, общины и т. д. Степень прочности связи с деревней прямо зависела от характера труда рабочих. Если среди всех обследованных рабочих Петрограда в обработке земли (своими силами или при помощи членов семьи) участвовало 9,5%, то среди чернорабочих - 11,4%, среди неквалифицированных рабочих - 12%. Более резкие различия можно наблюдать среди рабочих Московского промышленного района. В Ярославской губернии указало на участие в обработке земли 7,8% рабочих, причем среди металлистов - 4,6%, текстильщиков - 8,9%, пищевиков - 38%. В Тульской губернии положительно ответило на вопрос об участии в обработке земли 16,8% рабочих. Значительно выше среднего был здесь удельный вес рабочих, указавших на участие в обработке земли: у текстильщиков - 46,2%, у горнорабочих - 75,8%. Шахтеры Подмосковного угольного бассейна, как правило, представляли собой крестьян, уходивших на заработки в промышленность. Что же касается ведущих отрядов рабочего класса, в первую очередь металлистов, то это были в подавляющем большинстве рабочие в подлинном смысле этого слова.

Отношение рабочих к земле определялось не только уровнем квалификации и отраслью промышленности, но и местонахождением фабрики или завода. На промышленных предприятиях, располагавшихся в небольших городах или сельских населенных пунктах, обычно отмечалась более тесная связь рабочих с землей. В Иваново-Вознесенской губернии среди рабочих губернского города было зарегистрировано 12,2% лиц, участвовавших в обработке земли, в уездных и заштатных городах удельный вес этой категории составлял 22,9%, в фабричных селах и сельских поселениях - 31,1%. Особенно ощутимыми были различия по отношению к земле у городских рабочих и у рабочих, занятых в сельской местности, в губерниях со слаборазвитой промышленностью. В Пензе было только 13,1% лиц, указавших на участие в обработке земли, в уездных и заштатных городах Пензенской губернии - уже свыше 50%, а в сельской местности и того больше. В районах развитой сахарной промышленности и маслоделия на заводах было занято много сезонных рабочих, связанных с землей. Наиболее тесной была связь с землей у рабочих, которые жили отдельно от семьи, но не порывали с нею. Как правило, это были молодые рабочие, еще не успевшие обзавестись собственной семьей, либо многосемейные, вынужденные поддерживать связь с родственниками в деревне в условиях голода и разрухи. Так, в Петрограде доля рабочих, указавших на участие в обработке земли, среди тех, кто жил отдельно от семьи, составляла 30,5%, а среди живущих вместе с семьей - лишь 6,5%.

стр. 64

Существенным фактором разрыва экономических связей с деревней был производственный стаж и возраст рабочих. Учитывая, что большинство рабочих приходило на фабрики и заводы в самом раннем возрасте, можно считать последний в данном случае показателем длительности труда в фабрично-заводской промышленности. В Ярославской губернии среди рабочих в возрасте от 16 до 20 лет в обработке земли участвовало 16,8%; от 21 года до 25 лет - 13,8%; от 26 до 30 лет - 1,6%; от 31 года до 40 лет - 7%; от 41 года до 50 лет - 5,7%; свыше 50 лет - 7,7%. В Иваново-Вознесенской губернии соответствующий статистический ряд выглядит следующим образом: 33,3%; 32%; 20%; 16,4%; 23,1%; 19,1%. Здесь видно проявление важной закономерности: наибольшую связь с землей отметили рабочие самых младших и самых старших возрастных групп. Если рабочая молодежь не успела еще порвать с деревней и в данном случае можно говорить о незавершенности процесса пролетаризации, то применительно к рабочим старших возрастов, как правило, людям многосемейным, речь должна идти об усилении связи с деревней в условиях голода и разрухи. Несколько иная картина наблюдалась в Приуралье, где разрыв хозяйственной связи с землей проходил медленнее и где рабочие среднего возраста, достигшие устойчивого семейного положения, были более прочно привязаны к сельскому хозяйству. Кроме того, различные формы связи рабочих с землей не означали непосредственного их участия в обработке наделов. Чаще всего такое участие означало уход на полевые работы. Однако даже в условиях голодного 1918 г. число рабочих, уходивших на полевые работы, было незначительным.

Несмотря на то, что рабочее России в своем большинстве были выходцами из деревни и пролетариями в первом поколении, ранний (по возрасту) их приход на производство определил формальный характер сохранившихся у них связей с деревней (в том числе и отношения к земельному наделу, находившемуся в собственности семьи рабочего) и служил важнейшим социально-психологическим фактором формирования кадрового пролетария. Подавляющую массу людей, впервые поступавших на производство в различных районах страны, составляли подростки и молодежь до 20 лет. Это обусловило их длительную связь с пролетарской средой. Для формирования социального облика российского пролетариата ранний возраст поступления на промышленные предприятия играл подчас не менее важную роль, чем даже потомственная принадлежность к рабочей среде. К тому же доля потомственных рабочих среди лиц, остававшихся в 1918 г. на производстве, продолжала быть довольно высокой. По данным переписи, рабочие, имевшие преемственность в труде на фабриках и заводах, составляли в среднем по району переписи примерно 1/3 общего их числа. Прочность связей с рабочей средой подтверждают также данные о семье - лишь немногие рабочие указали, что их семьи находятся в деревне.

Анализ материалов профессиональной переписи показал, что подавляющее большинство фабрично-заводских рабочих России являлись кадровыми пролетариями. Многие из них были связаны с промышленностью с ранних лет и имели длительный стаж труда на производстве. Социальный облик рабочего класса отличался стабильностью, однородностью и единством процесса формирования.

Результаты предпринятого исследования показали также, что в условиях первого года пролетарской диктатуры внутри производственников трудно выделить группу, которая по своим признакам существенно отличалась бы от всей рабочей массы. По социальному облику рабочий класс оказался менее дифференцированным, чем это иногда предполагалось. Социальные различия складывались на основе взаимодействия ряда признаков, главными из которых были производственные. Они обусловливали различия по характеру труда рабочих. Связь же их с зем-

стр. 65

лей чаще всего не служила свидетельством отсутствий в рядах рабочего класса людей подлинно пролетарского типа и потому не могла приниматься за основной критерий социальных различий внутри фабрично-заводского пролетариата.

Эпоха гигантских социальных преобразований связана с ростом организованности и сплоченности рабочего класса, становлением идейно-политического единства его рядов. Уже в первые месяцы диктатуры пролетариата рабочие почти полностью были охвачены профсоюзами. Обобществление крупного производства и возникновение социалистического сектора в промышленности, создание органов рабочего управления на производстве, приобщение пролетариев к различным формам хозяйственной, политической и культурной деятельности в немалой степени способствовали консолидации рабочего класса. Уровень сознательности, организованности и политической активности был одним из важнейших критериев, показывающих степень развития различных слоев рабочего класса.

Передовые, сознательно действующие рабочие составляли авангард класса. Они выступали в качестве организаторов производства и вели за собой широкие массы. К ним принадлежала наиболее развитая по характеру труда часть производственников - квалифицированные рабочие крупных предприятий с большим трудовым стажем.

Процесс консолидации рабочего класса в условиях первых лет Советской власти представлял собой постоянное приближение к авангарду его средних и низших слоев. В 1917 - 1918 гг. пролетариат проявил максимум революционной энергии, выделив из своих рядов тысячи способных и активных организаторов производства, стойких защитников революционных завоеваний, государственных и политических руководителей. Вклад в социалистическое строительство передовых слоев рабочего класса, руководимого Коммунистической партией, был неизмеримо выше, чем их доля внутри своего класса. Связанный своими корнями с крупной промышленностью, авангард класса пользовался в момент решающих революционных преобразований исключительной поддержкой широких слоев рабочих. Ценой колоссального напряжения сил рабочему классу удалось поддерживать необходимый уровень производства в трудных условиях голода и разрухи, в обстановке блокады, гражданской войны и интервенции. Борьба рабочего класса за преодоление продовольственных, сырьевых, топливных, транспортных и других трудностей составляет одну из героических страниц его истории.

Перепись 1918 г. позволяет существенно дополнить представление о социальном облике пролетариата в тот период.

Одним из положительных моментов переписи является то, что она дает возможность охарактеризовать рабочих, занятых в органах общественного управления на производстве. Именно эта группа действовала в самой гуще трудящихся масс, непосредственно организовывала и осуществляла производственный процесс после утверждения на фабриках и заводах органов общественного управления. Она же стала основным источником и кузницей кадров хозяйственных руководителей во всех сферах экономики. Изучение данной группы еще раз показало важность для характеристики социального облика рабочего класса таких признаков, как характер труда, стаж, уровень образования и культуры, уровень политической сознательности и степень трудовой активности. Социальную структуру рабочего класса нельзя представлять в виде механической совокупности самостоятельных социальных групп. Она отличалась тесным взаимодействием его внутренних слоев и единообразием основных социальных показателей.

Постоянный адрес данной публикации: