Чтобы достоверно рассуждать о смысле политического взаимодействия и делать обоснованные предсказания о будущем российского политического строя, надо иметь адекватное представление о сущности государственной власти, о природе ее составных элементов и организационно-политических оснований. Но по ряду причин, в том числе по причине особой сложности такого объекта, как "государственная власть", в новейшей социальной и политической науке многие аспекты властных взаимоотношений до сих пор остаются мало проясненными. В частности, не выявлена взаимосвязь между индустриальной формой общественного господства и конкретно-историческими формами государственной власти, между экономической властью и идеологическим влиянием массовой культуры, между легальным насилием и легитимностью и т.д. Поэтому дальнейшее углубленное изучение властных отношений остается насущной, актуальной задачей. В настоящей статье мы предпримем попытку непредвзято и критически осветить данную проблему, избегая традиционных социологических формул и стандартных школьных определений.

Начнем наш краткий анализ феномена государственной власти с того, что укажем на первую трудность, с которой сталкивается любой политолог или социолог, взявшийся за исследование природы властных отношений. Эта сложность связана с тем, что природу власти вообще и государственной власти, в частности, можно характеризовать с помощью трех исключающих друг друга способов: дескриптивного (описательного), субстанционального и системно-аналитического. Не вдаваясь в подробное рассмотрение каждого упомянутого метода, отметим лишь некоторые их особенности,

стр. 5

которые прямо определяют то, как интерпретируется понятие "власть".

Дескриптивный метод предполагает в основном внешнюю, формальную характеристику того, "как", "каким образом" или "в каких условиях" действует власть, ее субъекты и властные институты. Ключевым пунктом здесь оказывается выявление и описание исторических форм, институтов и техник общественного доминирования. Сама же сущность социального господства, ее центральное "ядро", как правило, выпадают из поля зрения исследователя. Образцом дескриптивного метода служит, например, известная политическая теория Макса Вебера, согласно которой все исторические типы господства делятся на три вида: традиционный, харизматический и рационально-бюрократический. При этом для Вебера то, "как" осуществляет себя власть, есть самый важный и, пожалуй, единственный предмет анализа. Всю иную подоплеку властных отношений он отодвигает на второй план либо вообще игнорирует.

Дескриптивному методу близок по методологической установке и субстанциональный подход, наиболее распространенный сегодня в западной (англосаксонской) политологии. Его сторонники делают акцент на изначальной "способности" индивида к господству или на некоей магической "субстанции" власти, которая, по их мнению, существует сама, независимо от субъекта и объекта политического взаимодействия. Пример такого подхода дает нам, в частности, американский политолог Питер Блау, который определяет власть как "способность индивидов или групп навязать свою волю другим вопреки их сопротивлению посредством угрозы насилия или отказа в регулярном вознаграждении" [7. С. 293]. Если воспринимать власть как "субстанцию", как самостоятельную, магическую и даже метафизическую сущность, то определение П. Блау следует признать вполне адекватным и исчерпывающим. Но стоит нам приступить к анализу реальных ситуаций, где объект власти всегда играет столь же важную роль, что и субъект ("свита играет короля", "раб делает господина" и т.д.), как определение П. Блау во многом утрачивает свое гносеологическое значение.

Самым убежденным и знаменитым приверженцем субстанционального подхода был, по-видимому, американский социолог Т. Парсонс. Он называл свой метод "структурно-функциональным", утверждая, что власть в социальном взаимодействии играет ту же роль, что и деньги в товарной экономике. По мнению Парсонса, власть, как и всякую иную автономную субстанцию: деньги,

стр. 6

ресурсы, знания и т.п., можно "накапливать", "концентрировать", "перекачивать" из одного сегмента общественной системы в другой, проделывать с ней иные сходные манипуляции [4. С. 128]. Подобная радикальная мистификация феномена власти, проделанная Т. Парсонсом в 40-е годы XX в., вызвала интенсивную критику со стороны его коллег и учеников уже во второй половине 50-х годов. Тем не менее в целом подход Парсонса завоевал популярность, и сегодня многие англосаксонские политологи считают его надежным, эффективным инструментом исследования.

Конечно, несмотря на методологические изъяны дескриптивного и субстанционального подходов, их не стоит выбрасывать "за борт" социальной или политической науки. При изучении частных вопросов социального взаимодействия, а также при проведении прикладных, эмпирических исследованиях два указанных метода могут быть очень полезны. Однако при изучении общества как "целостности", но не абстрактной, номинальной "целостности", как у Т. Парсонса, а реальной, онтологической "тотальности", дескриптивный и субстанциональный методы сразу демонстрируют свою чрезмерную ограниченность и косность.

Их альтернативой, на наш взгляд, служит системно-аналитический способ изучения общественных процессов, когда главный объект социального и политического анализа - власть - прямо и комплексно соотносится с наличной общественной "тотальностью". Только этот метод дает самые лучшие, т.е. наиболее объективные научные результаты. И этот метод, созданный в общих чертах еще Г. Ф. Гегелем, усовершенствованный К. Марксом и доработанный Г. Лукачем, принято называть "марксистским". При этом отметим, что под "марксизмом" здесь мы подразумеваем творческое, научное, аналитическое учение, т.е. марксизм как метод, а не как догмат, не как замшелую концепцию или эсхатологическую утопию. А потому не стоит, следуя в русле западной антимарксистской традиции, упрощенно сводить данный "целостный" метод к однобокому, политически обусловленному "классовому анализу". Умозрительное выделение в общественной тотальности классов, даже антагонистических, есть следствие системно-аналитического метода, а не его предпосылка. По этой причине данный методологический подход давно нашел признание у объективно настроенных западных социологов и политологов, не имеющих отношения ни к марксизму, ни к "левым" партиям, ни к рабочему движению. Вспомним здесь хотя бы У. Ростоу, Р. Арона, Р. Дарендорфа, Г. Мюрдаля или Р. Пребиша.

стр. 7

Системно-аналитический подход к изучению властных отношений предполагает вычленение главного, центрального ядра или "оси", вокруг которого выстраивается весь предстоящий человеку социальный порядок. И этот пункт, эта сердцевина с точки зрения марксизма есть контроль над общественным производством и распределением. Соответственно сущность социального господства (власти) сводится к контролю над производством и распределением общественных ценностей. Сам же этот контроль всегда осуществляется в интересах той или иной социальной группы, в данном случае не важно: большой или малой, замкнутой или открытой. Причем понятие "общественная власть" здесь тождественно понятию "социальное господство", но оно шире по значению понятия "государственная власть".

Отметим, что под производством "общественных ценностей" здесь вслед за Марксом понимается не только производство материальных благ или вещественных, экономических ресурсов. Маркс говорил в этой связи, что "религия, государство, право, мораль, наука, искусство и т.д. суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону" [3. С. 117]. Согласно принципам системно-аналитического метода, "производство общественных ценностей" истолковывается как производство, охватывающее всю сферу человеческой жизни, а не одну лишь сферу экономики, как часто утверждали вульгарные толкователи марксизма. В итоге, в состав "общественных ценностей", подлежащих властному распределению, включаются все социальные блага: осязаемые или умозрительные, прагматические или этические, которые воспринимаются в рамках данного общества как значимые. Иными словами, контроль над производством религиозных и идеологических ценностей есть столь же необходимый момент общественного господства, что и контроль над производством материального богатства.

К сказанному добавим, что "контроль над производством", не взирая на его кажущуюся первичность и обязательность, является, по-нашему мнению, второстепенным фактором властных отношений. Из приведенного выше определения социального господства (власти) вытекает, что истинный контроль над распределением заранее требует наличия у субъекта власти по факту либо по гарантированной возможности каких-либо общественных ценностей. А это, в свою очередь, предполагает наличие контроля над их производством. Напротив, чистый контроль над производством не является формой общественного господства, если он не влечет за собой полного контроля над распределением. Так, современная

стр. 8

технократия (инженерно-управленческая элита) в большинстве случаев плотно опекает весь процесс производства. Но она не является господствующим классом, ибо полный контроль над распределением "продуктов" производства, в том числе и важнейшего его элемента - прибыли, как правило, не входит в ее компетенцию. Поэтому определение общественной власти можно свести к лаконичной формуле: власть - контроль над распределением общественных ценностей. Кстати, знаменитый американский политолог Д. Истон, весьма далекий от марксизма, давал в общем сходное определение понятия "власть". В работе, посвященной теоретическому анализу систем господства, он писал, что "власть, существующая в рамках какой-либо политической системы, есть размещение ресурсов внутри общества" [9. С. 38].

Из приведенного определения с необходимостью следует, что власть - это не "вещь", субстанция или агрегат, а социальное, субъект-объектное отношение. Властное действие нельзя вырвать из социального контекста, схоластически рассматривая его как некое автономное "состояние", "способность" или специфический "материал". Более того, наличие общества как социального факта автоматически подразумевает наличие в нем той или иной формы власти. При этом, говоря об обществе, мы везде имеем в виду современное, т. е. индустриальное общество, ключевыми признаками которого, согласно классическому определению Ф. Тенниса, служат: конвенция, политика и культ общественного мнения [5. С. 378]. Наличие власти обязательно подразумевает существование субъекта власти: группы лиц, "ответственных" за распределение общественных ценностей, и объекта - прослойки, получающей указанные ценности в том или ином объеме, заданном "свыше". Конкретного, исторического субъекта власти мы и обозначим понятием "господствующего" или "правящего класса". Этот господствующий класс "правит" ровно настолько, насколько он контролирует распределение общественно признанных ценностей.

Правящий класс в целом совмещает в себе качества субъекта и объекта власти, поскольку он и контролер-распределитель общественных благ, и их главный получатель. Настоящим или "чистым" объектом власти оказывается тот класс или та социальная группа, которые в рамках существующей социальной системы полностью лишены контроля над производством и распределением. Для индустриального общества главным субъектом власти выступает крупная финансово-промышленная буржуазия, а ее объектом - пролетариат, включая сюда многочисленные промежуточ-

стр. 9

ные слои: мелкую буржуазию, техников-профессионалов среднего звена, интеллигенцию и т.п. В условиях индустриализма главным средством контроля над распределением ценностей становится не прямое насилие или так называемое "внеэкономическое принуждение", а личный интерес и право частной или корпоративной собственности. Стало быть, право частной собственности есть не что иное, как юридически выраженная или легальная форма индустриального общественного господства.

Поскольку контроль над распределением общественных ценностей имеет свои уровни: низший, средний (региональный, отраслевой), генеральный (государственный), а также свои центры или "ключевые точки", постольку общественное господство имеет тенденцию к иерархическому строению и концентрации. Существование контроля над распределением предполагает образование высшего и авторитарного института господства. В результате в зрело-буржуазном социуме теряется различие между разными формами политического управления: демократией, олигархией и диктатурой. Отличие тут состоит только в том, что в одних ситуациях высший центр власти может быть абстрактным по форме и распыленным по содержанию, как в развитом индустриальном обществе. Тогда мы говорим о наличии "развитой" демократии или "полиархии" (в терминологии Р. Даля) [8. С. 18]. Этот центр может также иметь физическое воплощение (в лице индивида, корпорации, группы), что позволяет делать вывод о существовании в данном социуме личной, корпоративной или клановой диктатуры.

Локус или ключевое место контроля над распределением ценностей и центр власти - явления одного порядка. По этой причине структура национального хозяйства всегда представляет качественную рентгенограмму, отражающую реальную структуру данной властной системы. Те отрасли народного хозяйства, которые дают наибольший доход или имеют системный, тотально-организующий характер, оказываются ключевыми для данного общества, а контроль над этими отраслями создает правящий класс. Напротив, второстепенные или мелкие, маргинальные виды деловой активности не позволяют их организаторам проникнуть в состав господствующего меньшинства. Проблема вертикальной мобильности, т.е. проблема перехода индивида из низших страт в высшие есть в первую очередь проблема обретения контроля над распределением общественных ценностей. Но поскольку все старые локусы контроля давно заняты, а новые возникают только по инициативе и под присмотром членов господствующего меньшинства, постольку и

стр. 10

переход из одного состояния в другое оказывается невозможным. Так возникает непреодолимая граница между классами индустриального социума: буржуазией и пролетариатом. Принадлежность к классу буржуазии становится привилегией, а к классу пролетариата - обязанностью. Тем самым в индустриальном обществе на новый лад возрождается ситуация, свойственная Средним векам, когда "сословие понималось как состояние "estat", "ordo" [порядок], и за этими терминами стояла мысль о богоустановленной действительности" [6. С. 62].

Мы полагаем, что в условиях индустриализма государственная власть в целом тождественна общественному господству. Чтобы приблизиться к пониманию сущности "государственной власти", выделим ее важнейшие составные элементы. Указанные элементы разделяются на две категории. 1) "Смежные" или отраслевые аспекты общественного господства: политическая власть в чистом виде, идеологическая (религиозная) власть, экономическая власть. 2) Технические составляющие: охранительная или военно-полицейская, административная или технически регламентирующая, законодательная, судебная, инженерно-строительная.

Охранительный, судебный и законодательный типы технической власти - явления достаточно тривиальные, детально описанные в современной политологической, социологической и в юридической литературе. Напротив, специфический феномен представляет собой административная власть, которая в условиях современности предстает в качестве рационально-бюрократического господства, о котором столь много писал в свое время М. Вебер. Не менее своеобразна и инженерно-строительная власть, связанная с возведением оросительных, защитных и иных сооружений: плотин, мостов, крепостей, дорог и т.п. Знаменитый немецкий востоковед К. Виттфогель обозначал данный тип инструментального господства удачным термином "ирригационная власть" [10. С. 12].

Приведенное деление государственной власти на смежные и технические типы является, по нашему мнению, обязательной аналитической операцией. Дело в том, что смежные или "параллельные" виды общественной власти: политическая, идеологическая и экономическая - самодостаточны, а в некоторых случаях и самостоятельны, поэтому их сущность не совпадает с их функцией. В то же время шесть технических вариантов общественного господства, как видно из самого их определения, имеют исключительно инструментальный, прикладной характер. Это означает, что их сущность или их цель полностью совпадет с их функцией. К примеру,

стр. 11

Таблица 1

Технические разновидности общественной/государственной власти

военно-полицейская власть имеет своей задачей (функцией) поддержание внешней и внутренней безопасности страны, административная - соблюдение заданного порядка ведения дел, судебная - вынесение обвинительных/оправдательных приговоров, законодательная - издание какого-либо правового акта, инженерно-строительная или "ирригационная" - возведение общественных зданий, крепостей и гидротехнических сооружений. (См. табл. 1) Напротив, смежные типы власти имеют наряду с генеральной задачей, определяющей их сущность, несколько функций: защитную, регулирующую, координационную, коммуникационную, интегрирующую, цивилизаторскую.

Чтобы прояснить специфику "параллельных" видов государственной власти: политической, идеологической и экономической, мы по отдельности охарактеризуем каждый из них.

Так, главной задачей, а значит сущностью политической власти является обретение и распределение субъектом общественного господства социальной/массовой поддержки. Управление или манипулирование социальной поддержкой, осуществляемое в интересах той или иной группы правящего класса, - сердцевина, жизнен-

стр. 12

ный нерв любой вразумительной государственной политики. В том условном государстве, где субъект общественной власти, т.е. правящий класс не озабочен ежедневным поиском и распределением социальной поддержки (представим на минуту такую фантастическую картину), отсутствует политика как таковая.

При этом следует выделять два варианта политического взаимодействия или два варианта политики: "большую" и "малую". "Большая" политика - жизненно важный аспект общественного господства и воспроизводства, взятого в его тотальности. Ее суть - выстраивание позитивных, долгосрочных и взаимовыгодных по сути или хотя бы по форме отношений между государством как абстрактным воплощением социального единства с одной стороны и со всеми социальными группами, формирующими "плоть" данного государства, - с другой. Иной, тактический, инструментальный смысл несет "малая" политика. Она проявляется как вторичная форма социального взаимодействия на среднем и микроуровне, выражая интересы партикулярных, обособленных правящих фракций, озабоченных поиском сиюминутной поддержки, например, в канун парламентских выборов. "Избирательные" политические партии, существующие в современных индустриальных государствах, в большинстве ситуаций выступают в качестве орудий подобной "партикулярной" политики. Хуже того, сущность "малой" политики всегда совпадает с ее функцией, что еще раз подчеркивает ее вторичность и идейную бессодержательность. Такая "малая" политика, перспективы которой относительно легко просчитываются с помощью ординарных математических методов, составляет основной предмет изучения современной западной или "позитивно" ориентированной политологии.

Второй разновидностью смежной общественной власти является идеологическая власть. Это самый утонченный, сложный тип господства, требующий от ее агентов высокой квалификации. Идеологическая власть подразумевает контроль над производством и распределением духовных и культурных ценностей. Что делает возможным существование столь "тонкой" власти в условиях рационалистической, приземленной, потребительской цивилизации? Во-первых, идейное господство правящего класса и его агентов облегчает унаследованное от до-индустриальной эпохи, но извращенное представление о "высших ценностях духа", производство и распределение которых доступно только самым выдающимся либо специально уполномоченным на то индивидам: продюсерам, бульварным писателям, скандальным журналистам, телеведущим и пр.

стр. 13

Только данные священнослужители индустриальной культуры имеют право приобщать обывателя к новому гражданскому культу, создавая и раскрывая иногда подлинные, а чаще мнимые культурные смыслы. Во-вторых, охранительную роль здесь играет новая бюргерско-утилитарная этика, модифицированная в соответствии с требованием момента и имеющая мало общего с протестантской этикой "призвания". Согласно новой утилитарной этике труд - тяжелый рок, а его единственная цель - обеспечение максимального с физиологической точки зрения потребления. В-третьих, власть утилитарного рационализма была бы невозможна без зависимости индивидов от плоских, малосодержательных культурных стандартов, привнесенных извне: феномены "массового общества" и "одномерного человека".

В отличие от политической и экономической власти идеологическое господство нормально функционирует только в границах заданного идейного, культурного контекста. Случайный или преднамеренный выход за его рамки мгновенно дезавуирует всю систему официальной пропаганды и идейного манипулирования. Поэтому жесткий контроль правящего класса над прессой, ТВ, кинематографом в современных условиях не менее важный фактор стабильности, чем контроль над полицией и армией. В отдельных пограничных ситуациях, когда противоречия между правящим меньшинством и управляемым большинством достигают апогея, целенаправленное манипулирование общественным настроением способно предотвратить сползание общества в хаос и гражданскую катастрофу.

Третья разновидность смежной общественной власти - экономическая. Подобно иным типам господства сущность экономической власти сводится к контролю над производством и распределением. Но объектом этого контроля оказываются в первую очередь материальные ценности: продукты промышленности и сельского хозяйства, богатства недр, орудия, машины, финансовые и спекулятивные операции и т.п. Экономическую власть, как и государственную политику, можно разделить на два подтипа: "большую" - системную и "малую" - партикулярную.

"Малая", или индивидуально-корпоративная экономическая власть, основанная де-факто и де-юре на праве частной собственности, предполагает распределение материальных ценностей в частных интересах. Такого рода партикулярная экономическая власть сформировалась достаточно поздно: в раннекапиталистической Европе XVI-XVII вв. До этого момента патриархальные

стр. 14

Таблица 2

Типы смежной общественной власти

социальные системы не знали феномена "малой" экономической власти. Доиндустриальные, патриархальные социальные системы мы вслед за Ф. Тённисом не станем называть обществами, поскольку данные системы представляли собой конгломерат или союз общностей, органически, реально и более-менее солидарно связанных между собой [5. С. 9]. В патриархальную эпоху имелась только "большая" экономическая власть, где главным субъектом было государство и уполномоченные верховные лица: цари-самодержцы, императоры, падишахи, а также подчиненные им высшие сановники - визири, канцлеры и т.п. "Малая" экономическая власть частных собственников возникла в ранний капиталистический период. Сначала она соседствовала с "большой" и вплоть до начала Великой французской революции довольствовалась третьими и вторыми позициями. Затем, однако, она набрала вес, стимулировала промышленный переворот, становление новейшего империализма и постепенно взяла верх над системной (государственной) экономической властью, став к концу XX в. ведущей организующей силой современности.

"Большая" экономическая власть в подавляющем числе ситуаций (исключение составляют "коммунистическое" государство иезуитов в Парагвае или реформаторское протогосударство чешских таборитов) всегда ориентировалась на удовлетворение запросов правящего класса: патриархальной знати, дворянства, высшей бюрократии, финансовой буржуазии, нарождающегося класса про-

стр. 15

мышленников. Даже тогда, когда верховная власть по тем или иным причинам вынужденно проводила демонстративную "социально ответственную" экономическую политику, чья цель - замирение малоимущих классов, ее сущность от этого не менялась. Как показывает исторический опыт, "большая" экономическая власть часто спонтанно трансформируется в "малую". При таком развитии событий государство теряет всякую автономию, превращаясь в объект манипуляции со стороны своекорыстных элитных групп. Так образуются коррумпированные, разлагающиеся изнутри олигархические режимы: поздняя Римская империя, Византия эпохи упадка, северо-итальянские синьории XV-XVI вв., царская Россия накануне 1917 г. и Австро-Венгрия того же периода, Филиппины времен Маркоса, Индонезия при Сухарто, современная Колумбия и т.д.

Хотя в данной статье часто употреблялись термины "государство" и "государственная власть", только сейчас, после того, как были рассмотрены три вида смежной и пять вариантов технической власти, можно дать развернутое толкование этим понятиям. По нашему мнению, государственная или "тотальная" власть есть высшее, отчасти абстрактное, но отчасти реальное, институционально оформленное единство политического, идеологического и экономического господства. Кроме слияния политики, идеологии и экономики, подобное "высшее единство" предполагает и дополнительный синтез, сведение в нечто целостное пяти видов технической власти: охранительной, административной, законодательной, судебной, "ирригационной". Таким образом, государство в его обычном понимании есть форма существования двух вышеупомянутых типов властного единства: идеально-реального и технического. Отличия одной конкретно-исторической власти от другой, - например, тотальной власти, существующей в США, от тотальной власти, существующей в Индии, - связаны с тем, что в рамках одного и того же "высшего единства" каждый из трех видов смежной власти и каждый из пяти видов технической власти реализуется с неодинаковой степенью интенсивности, масштаба и эффективности. Специфику конкретных государственных форм определяют особенности культуры данного этноса, исторический путь, внешние условия существования и т.д.

Любая зрелая государственная власть имеет тенденцию к превращению в тотальную власть, охватывающую все сферы социального взаимодействия. Наиболее яркие образцы тотального государственного строя мы находим, например, в сталинском СССР,

стр. 16

маоистском Китае, гоминьдановском Тайване 50 - 70-х годов или в современной КНДР. Следует, впрочем, иметь в виду, что тотальные притязания государственной власти не тождественны пресловутому феномену "тоталитаризма".

Проводя анализ сущности государственной власти, надо учитывать два, обычно игнорируемых обстоятельства. Во-первых, то, что бюрократия или рационально-бюрократическое господство, а наряду с ними традиционное или харизматическое господство сами по себе ни в коей мере не определяют ни сущность государственной "тотальной" власти вообще, ни природу современной индустриальной власти, в частности. Рационализм и бюрократия есть орудие государственной власти, а не ее содержание. Причем это орудие демонстрирует высокую продуктивность только в сфере административной власти. А этот вид власти, как мы показали ранее, есть лишь разновидность технического господства. Во-вторых, сущность государственной власти не определяет, по нашему мнению, применение какого-либо насилия. По указанной причине хрестоматийное определение М. Вебера, почему-то давно оказавшееся вне критики, согласно которому "государство - это сообщество, обладающее монополией на легитимное физическое насилие" [1. С. 645], нельзя признать адекватным и тем более исчерпывающим. Ни одно государство, пусть очень сильное в полицейско-репрессивном отношении, опирающееся на "голое", даже легитимное насилие, не просуществует сколько-нибудь длительное время.

Вместе с тем мы не будем отрицать то очевидное положение, что насилие во всех его разновидностях (как факт или как возможность, т.е. как угроза санкций) служит одним из оснований общественного господства. Но и в данном качестве насилие не единственное и не главное условие существования власти. Наряду с ним важную роль играют: а) легальность, т.е. соответствие действий власти формальной процедуре или норме, установленной законом, и б) легитимность, т.е. признание или одобрение действий власти со стороны статусных групп (в условиях патриархального общества либо раннего буржуазного социума) или большинства населения (в условиях современного индустриального общества).

Чтобы государство могло качественно проводить политику правящего класса, оно непременно должно добиться, во-первых, полной легальности и, во-вторых, - максимально возможной на данный момент легитимности. Естественно, в обществах с разной культурной, исторической традицией и с разным социальным составом населения соотношение между тремя основами власти -

стр. 17

насилием, легальностью и легитимностью - бывает самым разнообразным. В одних социумах, раздираемых жесткими внутренними конфликтами, правящее меньшинство делает упор на откровенное насилие, отчасти пренебрегая легальностью и легитимностью (таковы, к примеру, Иран 1978 - 79 гг., Колумбия периода 50 - 60-х годов, современные Ирак или Сомали). В других обществах, где конфликт имеет "холодный", скрытый характер, верховная власть стремится соблюдать казуистические правовые процедуры: современная Россия, Мексика или Аргентина. Наконец, в иных обществах правящее меньшинство маскирует свое господство посредством демонстрации полного или почти полного, но вполне действительного согласия между властью и народом: современные скандинавские страны, Япония, Новая Зеландия и т.д. Возможен и сбалансированный вариант, когда верховная власть опирается на насилие, законность и легитимность почти в одинаковой пропорции: современные США или Турция.

Если не ограничиваться поверхностным или фрагментарно-углубленным анализом основ государственной власти, а попытаться добраться до корней современного тотального господства, мы увидим, что его отличительная черта - абсолютная идеальность, хотя и принявшая с течением времени мнимо-объективный, овеществленный характер. Истинной основой или фундаментом индустриальной власти выступает не насилие, закон или общественное признание, а господствующее и повседневное, бюргерское и потребительское мировоззрение. Данное мировоззрение не есть идеология в полном смысле, ибо ему присущи крайняя приземленность, утилитарность и "одномерность" (термин Герберта Маркузе). Оно не влечет массы к утопическим "сияющим высотам" коммунистического или традиционного толка. Современное общество масс проникнуто таким бюргерско-рациональным мировоззрением, которое освящает товарный фетишизм, деловую эффективность, погоню за прибылью, а космос представляет как бесконечное, легко рассчитываемое пространство.

Рационализм, индивидуализм, техника и наука в зрело-буржуазном, массовом сознании выступают в виде фиктивной идеологии или "ложного сознания". Концепцию "извращенной индустриальной идеологии" развивали в своих работах представители франкфуртской школы: М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Ю. Хабермас и другие авторы [2. С. 293 - 344]. Эта фиктивная идеология создает мыслительный контекст, в рамках которого можно использовать открытое насилие (принуждение), издать нужный закон (легаль-

стр. 18

ность), стимулировать массовое одобрение действий правительства (легитимность). За недостатком места мы не будем здесь рассматривать все нюансы бюргерского мировоззрения, ставшего сегодня для многих единственно приемлемой точкой зрения на мир, общество и человека. К тому же эти проблемы детально и глубоко раскрыты в широко известных трудах Э. Фромма, Г. Маркузе и Т. Адорно. Отметим лишь, что идеология или в данном случае - обыденное бюргерско-рациональное мировоззрение - это первичная основа, которая поддерживает и воспроизводит все типы индустриального господства. Она делает возможным само существование современного или индустриально-торгового общества, которое, как удачно выразился Фердинанд Теннис, представляет лишь "механическое единство, основанное на абстракции" [5. С. 10].

В завершение нашего критического исследования подведем некоторые итоги. Ранее мы выяснили, что государственная власть есть одна из форм общественного господства, которая может принимать как тотальный, так и партикулярный облик. Действующая государственная власть есть высшее единство или синтез трех смежных видов господства: политического, идеологического и экономического, а также синтез пяти видов технической власти, который в одних ситуациях может быть удачным и эффективным, а в других - мнимым и провальным. При этом сущность власти должна определяться посредством системно-аналитического подхода. Согласно этому подходу, именуемому иногда "марксистским", всякая социальная власть вообще и государственная власть в особенности - это прежде всего контроль над производством и распределением общественных ценностей. Такой контроль осуществляется в интересах какой-либо доминирующей социальной группы (правящего класса). А поскольку само понятие "ценности" предполагает ее редкость и труднодоступность, постольку круг лиц, принадлежащих к правящему классу оказывается заведомо ограниченным. Следовательно, население в большинстве своем не может иметь одинаковый доступ к распределению общественных ценностей.

В до-индустриальных, патриархальных обществах или конгломератах общин господствует тот, кто обладает "благородным" или "сакральным" статусом, полученным либо по рождению, либо благодаря "высшему" пожалованию. В современных промышленных обществах господствуют те, кто обладает крупными капиталами - класс крупной финансово-промышленной буржуазии. Объектом их прямой, а чаще косвенной власти оказываются пролетарские, промежуточные и частично-пролетарские и маргинальные

стр. 19

(люмпенские) слои. Пока существует необходимость распределения общественных ценностей - материальных, технологических, идейных, культурных и т.д., будет существовать потребность в контролерах-распределителях, а значит, и в высшей государственной власти. Только реализация пресловутого коммунистического принципа "каждому по потребности" в теории способна вести к упразднению государственной или тотальной власти, к самоликвидации богатого правящего меньшинства и управляемого, бедного большинства.

Но поскольку экономическую, утилитарную потребность "всех", растущую в геометрической прогрессии, в принципе нельзя удовлетворить независимо от уровня развития производительных сил, постольку проблема упразднения тотальной власти лежит не в сфере экономики, а в идеологической и отчасти политической плоскостях. Позитивное, целостное снятие недостатков индустриально-государственной или тотальной власти, а не их утопическое, анархистское, нигилистическое преодоление в духе П. Прудона, М. Бакунина или Ж. Сореля реально при одном условии: если краеугольным камнем здесь станет не революционно-потребительское движение за "максимальное благосостояние большинства" (это - тупик), а борьба за изменение принципов обыденного мировоззрения масс. Иначе говоря, то самое "сознание пролетариата", о котором в 20-е годы XX в. с таким романтическим запалом писал Георг Лукач, и на сегодняшний день остается важнейшим объектом для творческого изучения, освоения и развития. Лишь по мере того, как современный трудовой класс в теории и на практике будет осознавать свои истинные цели, будут шаг за шагом разрешаться противоречия индустриального общественного господства.

ЛИТЕРАТУРА

1. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

2. Давыдов Ю. Н. Макс Вебер и современная теоретическая социология. М., 1998.

3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. М., 1961.

4. Парсонс Т, Система современных обществ. М., 1997.

5. Теннис Ф. Общность и общество. СПб., 2002.

6. Хёйзинга Й. Осень средневековья. М., 1988.

7. Blau P.M. Exchange and Power in Social Life. N.Y., 1967.

8. Dahl R. Polyarchy, Participation and Opposition. New Haven, 1971.

9. Easton D. The Political System: An Inquiry into the State of Political Science. N.Y., 1953.

10. Wittfogel K. The Oriental Despotism. A Comparative study of total power. Oxford, 1957.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. П. Сафронов:

Комментарии: