Libmonster ID: RU-8687
Автор(ы) публикации: В. В. МАКСИМОВ

Ни всемирная история, ни исследуемый нами ее отрезок до середины XX в. не сводил аргументы до примеров и антипримеров, табуизируя их согласно пропагандистским представлениям. До этого табуизация аргументов отвечала неким конкретным целям. Почему? Аргумент - не просто отражение слагаемого, а отражение слагаемого без взаимосвязи с иными слагаемыми. Бытие, начавшееся хаотизироваться в XIX в., логически привело к идее самоуправляющегося анархистского синдиката взамен привычного общественного устройства. Одной из задач анархизма было то, что автор называет безусловной параллелизацией интересов слагаемых. Параллельность интересов слагаемых лежит в самой основе социального бытия. Противоречия и антагонизмы, как ни парадоксально, - основа их взаимосвязи, фиксирующая параллельность вообще и параллелизацию конкретно. Солипсизм Руссо не нуждался даже в полнокровно аргументальном: планетарного единства, хаотизирующего бытие, еще нет, частные интересы взаимоувязаны своей самодостаточностью. Первоначальное политическое оформление планетарного единства в 1789 г. востребовало культ "разума", т. е. довольно абстрактных аргументов и аргументального подхода. Нельзя забывать: аргументальное - лишь социальное понятие, базирующееся на разнице между предметом и представлением о нем. В хаотичном бытии оно легко - в силу относительности бытия - переносит понятие "гордыня" в область социальных отношений. Во избежание этого необходимо усвоить элементарную разницу между Божественным (Надбытийным) и бытием, его отражающим. Сатана, копирующий Всемогущество Бога, бытиен. Но даже такое осознание не ограждает от гордыни, превратившейся из одного из первоначальных проявлений относительного бытия в социальное понятие, если аргументальное начинает табуизироваться. Ведь параллельность интересов слагаемых, будучи основой социального бытия, ставит целью

стр. 250


свободу их именно как параллельных. Законы общественного развития и фактор социального антиномизма как их форма - лишь по разному преломляющееся в безразмерности человека его социальное бытие, ибо свободная взаимозаменяемость А и Б возможна только при их полной параллельности, хотя безразмерность человека исключает универсальные решения, предлагая вместо них относительно оптимальные. Но для этого надо осознать психологию социума и индивида как взаимообобщающую силу.

Хаотичность бытия, сверхинституциализируя индивида, заставляет нас сделать обманчивый вывод: как бы ни обобщала культура бытие в силу безразмерности человека, индивид не родит социальную идею, не соответствующую развитости социума и массового сознания и не базирующуюся на уже существующих социально-классовых институтах. Но вот Данте постфактум стал проверочным слагаемым сил, обобщающих антиномическое бытие в его конкретном, и тут ссылки на безразмерность человека уязвимы. Тезис об изначальном существовании в безразмерности человека любой идеи верен, но непродуктивен, если мыслить по схеме "идея - суть, реалии - форма, человек - мост между ними". Помним: социалистический реализм, пытаясь обобщить бытие до бесконечности, утонул в безразмерности человека. В эпоху Данте над человеком довлели регламентированные представления о мире, помогая безразмерности внутреннего мира качественно осмыслить отведенное малое количество. И Данте - безразмерный индивид - синтезировал как литературные формы (терцины), так и сущностное сходство представителей разных вер и эр. В этом ему помогло не только сходство наивнореалистически понятых реалий. В "Аде" мы видим пример, схожий с проблемой соотношения слагаемых в хаосе. Аморфный нейтралитет антибытиен, антислагаемен, антинадбытиен (не знавшие ни славы, ни позора смертных дел выкрикивали Господу проклятья, хулили род людской). Человек в своей безразмерности вынужден идти далее якобы отмеренной ему социумом базы, иначе естественная безразмерность слагаемого будет побеждена постоянным набором слагаемых, закрыв его для Божественного-Надбытийного и оставив балансировать в гиблых сумерках между биофизио и сатанинским, в Гордыне, Алчности и Сладострастии. Реалии бытия при всей их естественности станут для него темным лесом разрушительных и разрушающих страстей.

стр. 251


Вспомним: разница между государством и революцией не просто соотношение реалий А и Б, но прежде всего - соотношение между порядками исчисления реалий. Реалии при относительности бытия являются аргументообразующим исходным, психологически заставляющим принимать заведомо двойные стандарты. Подобные титанам в аду, готовым штурмовать небо в обход законов мира, из своей внутренней узости не поймут, что разница между "злом разумным" Ленина и "безумным" Сталина - Гитлера кроется не во внутреннем или внешнем мирах, а в психологическом их взаимообобщении. Так, во многом неведомый нам, да и самому себе, Данте стал проверочным слагаемым для любых соотношений в антиномическом, и не только антиномическом социуме.

Социальная борьба как путь через противоречия вечна прежде всего на слагаемном уровне, создающим любые формации и социумы, доказывает Данте. Любые позиции - всегда позиции социума, потенциально хаотизируемого любой подменой А на Б. Слагаемно-психологическая оценка реалий при совпадении, скажем, гуманитарного А и классового Б как общностно разных не дает психологии индивида схематизировать, а значит, табуизировать теоретически воспринимаемые слагаемые. К. Маркс повторил слова Данте "следуй своей дорогой, и пусть люди говорят, что им угодно", не желая подчиняться ни чужим представлениям, ни внешнему миру-социуму, ни возможности регламентации своего теоретизирования, ибо теория - всегда регламент, отражение СЛАГАЕМНОГО СОСТОЯНИЯ СОЦИУМА. Таковое выражается и в хаотичности антиномического бытия, и в законах общественного развития. Бытие вне конкретики всегда относительно, сущность его поддается лишь описанию, а теории - даже в неразумной природе, в периодической таблице химических элементов - форма, организующая и направляющая познание или действие лишь на неком отрезке. Абсолютизируй Маркс открытые им законы экономики, когда потребности общества не нуждались в их абсолютизации - и в них было бы привнесено постороннее экономике, "Дантовы леса". Бытие и социум относительны специфически - как порождение безразмерности человека. В этом специфика относительности фактора социального антиномизма.

Данте ведет ко благу через познание безразмерности человека, деля мир лишь на добро и зло и оформляя свои выводы

стр. 252


конкретными аргументами вне зависимости от их контекста, т. е. признавая изначальную параллельность послагаемного бытия. Нам интересно проследить путь создания схем, институциализирующих безразмерность человека. Классицисты с их "все для социума" - канун оформления планетарного единства - отражение потребности регламентации частных интересов, усиливавшихся в оболочках любых тогдашних систем: первая "глобализация", где человек сравнялся с иными слагаемыми. Любое возвышение над ними требовало тождества слагаемно-личностных интересов и социальной справедливости. Но слагаемность бытия сама по себе не касается страданий безразмерного человека. Потому "старые" и "новые" формы социума были близки по сути объективно на рубеже 1789 г. И именно слагаемность бытия помогала использовать высокое социальное положение индивида для утверждения как истины всесторонней картины мира. Нарастающая хаотичность бытия институциализировала миропонимание как личностное внутреннее, показав зависимость его от внешних причин. Реакция безразмерного естества человека на существующее или предполагаемое в середине XIX в. оформились в ТЕОРИЮ (схему!) "мировой скорби" (или ее противоположность). При нарастающей хаотизации бытия общество и индивид открыто пропагандировались как равные, равновесные, равноправные силы. В последующем, вконец хаотизированном бытии, психологические схемы стали взаимной защитой одинаково уязвимых внутреннего и внешнего мира. Вербальный, т. е. социально заказанный, профессионализм лишает человека его миропреобразующей сути, используя именно безразмерность человека, институциализировав не только теоретическую схему гуманитарного начала, но истолковав любую психологическую реакцию при всей ее бесконечной переменности как нечто относящееся к вербальному профессионализму.

Стремление слагаемых табуизировать аргументы свидетельствует о взаимозаменяемости, параллелизации, независимости А и Б. Кто более всех был заинтересован в мировых трагедиях 1930 - 40-х годов, приведших к миропорядку, зиждящемуся на табуизации аргументов? Социально неуравновешенные силы абсолютизировали максимально обостренную борьбу в социуме под любым предлогом, всегда произвольным, борьбу, не оставившую бытию в перспективе никакой взаимосвязи между слагаемыми. Сами они этого не осознавали. Но слагаемое без

стр. 253


взаимосвязи с иными - не вполне слагаемое. С середины XX в. борьба двух социальных систем почти перестала быть их слагаемным соприкосновением, глобальные отношения ограничили слагаемное начало до условных понятий pro и contra. Это ярко выразилось в фактическом переносе советских политических кампаний и репрессий в ходе строительства межсистемного миропорядка в 1943 - 48-х годах. Социальная пустота социализма сошлась с капитализмом, виртуализировавшим свои глобальные шаги. Такой расклад склонял безразмерного человека к борьбе за естественную в хаотизированном бытии цель - мировое господство. Необходимо было сбалансировать предметное начало все более параллелизировавшихся интересов: ведь и репрессии "во имя человечества" в 40-х, и реабилитации их жертв независимо от их виновности отражали посторонние интересы. Табуизация аргументов принесла в жертву часть предметного начала ради условных понятий, возникших в межсистемной борьбе.

Национальный вопрос - одна из самых простых и самых близких внутреннему миру и естеству человека опор личности именно как личности. Для его условнения не нужно знать реальную историю нации. Социализм строил свои первоначальные реалии на угнетении и легко менял его векторы в силу относительности бытия, базирующейся на безразмерности человека: ведь индивиду одинаково присуще как чувство национальной принадлежности, так и интернационализм как естественное связующее. Независимость слагаемых, открыв параллельность А и Б, дала нам национальный вопрос как наглядное пособие институциализированного условного: оставаясь слагаемым, оно требует взаимосвязи и с иными слагаемыми, что означает неизбежность предметного наполнения. Но предметное наполнение в этом случае часто не присуще конкретному А.

Табуизация аргументального изначально лежала в самой безразмерности человека, в конкретных условиях оборачивающейся узостью. Гуманитарно воспринимаемая пестрота бытия во многом формальна. Неконтролируемая безразмерность психически больного Л. Толстого, показанная в книге А. Евлахова, оказалась точной схемой общественных ценностей последних 200 антиномических лет. Автор этих строк начал разработку темы фактора социального антиномизма с попытки определения некого 4-го фактора - после НТП, социального прогресса и исторического опыта. Создание в итоге методологии позна-

стр. 254


ния и действия на основе переменности любых А и Б подтвердило изначально заложенную в безразмерности человека табуизацию аргумента как слагаемого без связи с иными слагаемыми. Вычленение А необходимо для краткосрочной, но не менее важной его оценки. Л. Толстой, бессознательно пытаясь "сделать" свою человеческую суть, превратил ее в аргумент. Аргумент - условнение бытия согласно безразмерности человека в ее бесконечном и узком. Социум - форма существования безразмерности человека, подчиняющаяся его конкретным потребностям. Калейдоскопическое изобилие слагаемых именно как аргументов в условиях все меньшего различия между мировыми системами, усилив непонимание человеком хаотичности бытия и причин того, сделало борьбу в социуме опасной, ибо из нее ушло слагаемное, как оно понимается социальной системой. Аргументальное осталось силой, систематизирующей развитие социума по сути, но "перегруженному" бытию "подходило" прямолинейное направление его условненного, виртуализированного пути, соответствующее еще не полностью открыто параллелизировавшимся, но все более выводящим специфику социума из своей изначальной параллельности слагаемым. Помните: "Война и мир" - свод условненных аргументов, зависящих от использующего их субъекта, стал тиражироваться во всех областях социального с 1940-х, с виртуализации межсистемных отношений. СССР - социальный гиперсубъект, размытый изнутри социализмом, не выдержав конкуренции в развитии вглубь, стал ставить на подменяемый аргументами набор слагаемых, из-за чего сам стал для мирового сообщества сверхаргументом. И тут табуизация аргументального бессознательно "рассчитывала" на психологическую реакцию - саму способность человека к критике. На том этапе это вело к коллизионной институализации общественных ценностей, их ревизии и отказу от таковой, институализации состояний внутреннего и внешнего миров, толкуемых как экзистенции, сведению истории к хронологически-аргументальному конгломерату, переходящему в абстрактную "науку о человеке", подменяющую слагаемное многообразие бытия беспредметным, нефиксируемым аргументом о взаимосвязи всего сущего. Но при отсутствии элементарной заинтересованности понимать мир - хаотичный или нет - как конкретную взаимосвязь конкретных слагаемых человек так или иначе отказывается от аргументального начала - выражения слагаемности мира. Дантов

стр. 255


адский титан без знания законов мироздания решил взять Небо. Данте, вероятно, исходил из бесконечности толкования человеком каждого слагаемого. Императивно проявляясь в бытии, фактор социального антиномизма напрямую соединил безразмерность человека и бесконечность бытия в некую объективно открытую методологию познания и действия, базирующуюся, как математика, на бесконечности чисел, ибо не имеющая решения задача может быть сформулирована иначе. Социальная математика - математика социально- методологических схем. Насколько соотношения схем А и Б критерийны в ней?

Нетабуизированная аргументальность в антиномическом хаосе ограничивает тестовую роль "проверочного" слагаемого: параллельность интересов А и Б изначальна, но до их независимости не императивна и оттого не видна как фактор влияния. Так, при всем множестве равноценных проверочных бытия Ленин взял произвольно истолкованное фихтеанство как основу прямолинейного пути, не думая ни о реальной структуре взятой схемы, ни о причинах своего выбора, поддержанного социумом также вслепую. Табуизация или не табуизация аргументального начала исходит из параллельности А и Б и чисто психологической реакции на степень способности ассимилировать некие соотношения А, Б, В. И пусть рецидив атеистического мировосприятия, кастрированное толкование религии, отказ признать связь между случайным и необходимым - следствие табуизации аргументов, она все же - причина вторая. Слагаемность мира выражается в технической и технологической стороне происходящих в нем процессов независимо от их особенностей, а эти процессы в их техническом и технологическом - аргумент, условное, институциальное, номинальное. Чем табуизированнее аргумент, тем проще с ним обращаться; в нем не остается ничего, кроме его структуры. Табуизация аргументов при планетарном единстве человечества, возвысившего человека над слагаемыми, именно тем и опасна: потребность аргументировать естественна, но безразмерность человека, чем меньше она контролируется зависимостью от иных слагаемых, тем больше от них, никуда не уходящих, зависит. Не имея возможности воплотить идею превращения человека в социум без малейших сословных признаков, параллельные конкретные интересы А и Б ищут заведомо нерешаемую проблематику, чтобы компенсировать свою уязвимость. Условненное толкование религии, "насилие и ненасилие", "небитье детей" и т. п. дает

стр. 256


постоянно растущую проблематику для дальнейшей табуизации. Заведомая решаемость любой проблемы не значит ее решения сегодня, и понятие "воля" подменяется понятием "насилие". Но табуизация аргументов не касается очевидного различия между Надбытийным и бытием.

Различие между Божественным и бытийным доказывает относительность бытия социального: ведь, человек, "обнимая бытие снизу" - "обречен" на свою безразмерную суть, на бесконечное множество ответов, ситуационных, но весомых - на проблемы вечные. И неравнозначность тождественных явлений бытия ясна ему на этом пути уже из неравнозначности всемогущества Бога и всесилия человека в их дружественной взаимообращенности. Аргумент - выражение бытия в его слагаемном, и Божественное не может институциализироваться бытийно. Точнее, Божественное, чем Оно регламентированнее выражено в неком наборе (т. е. без взаимосвязи с бытием в прямолинейном смысле), тем оно ближе в своем дружественном противоречии к потребностям именно бытия. И пока аргумент остается аргументом, т. е. соответствует относительности Богом хранимого бытия, нет сущностной подмены Божественного бытийным, как бы бытийно это ни было. Дисбаланс начинается с табуизации аргументального, ибо здесь богохранимые параллельные интересы А и Б пытаются подменить собой, т. е. произвольно расчлененным бытием Надбытийное.

За полезным изложением христианства для детей, сделанным Л. Толстым в 1908 г., стоят посторонние задачи. Под предлогом необходимости такого изложения Толстой подменяет Надбытийное и бытийное бытовыми представлениями в угоду представлениям сегодняшнего дня, пользуясь отсутствием резкой грани между психологией взрослой и детской, патриархальной и ей подражающей. Произвольно подменяемое бытийным Надбытийное представляется субъективному сознанию чисто бытийным аргументом и, не найдя на чисто бытийном уровне аргументов, его подтверждающих, начинается борьба социально табуизированных аргументов. Такой наивный реализм держится на абсолютизации всего и вся, что, в частности, осложнило аргументальную борьбу накануне социального сверхвзрыва начала XX в.

То, что называется насилием сегодня, - специфическая оценка любого действия в хаотичном социуме независимо от сути и формы этого действия. Интересы параллельны, абсолю-

стр. 257


тизированы безразмерностью человека. В хаосе трудно учесть бесконечное множество "параллелей". Нарушение параллели А влекло ее в естественное противодействие. Как усредненное и усредняющее, насилие - попытка бессознательной увязки слагаемых, теряющее роль по мере их свободной взаимозаменяемости, востребованной параллельностью А и Б. И апология насилия, и его отрицание подменяют реакцию личности гиперпсихологичными, но беспредметными аргументами. Безразмерный и безликий социализм изобиловал такими аргументами, но именно их избыток выявил и предметное бессилие всех, на аргументы ставящих - от социо-био-и-нацио озабоченных до лжезоозащитников. Всегда между нарушениями параллельных интересов и потребностями таковых, что пытаются решить за счет апелляций к насилию, есть дисбаланс. Борьба против насилия вообще становится "второй реальностью", предметно наполняется, что скрывает основу и исток ее - параллельность интересов и их конкретные реальные состояние и развитие. Не имея решения и подменяя собой правомерные оценки и действия, борьба против насилия регламентирует параллельные интересы, не дает в полной мере воспользоваться свободной взаимозаменяемостью А и Б. Начало XXI в. - пример того. Но именно "вторая реальность"борьбы против насилия и открывает свою причину: движение к открытой параллельности А и Б.

Пустота социализма, не найдя в размытом конвергенцией социуме социальной плоскости подтверждения "нашего добра" или "вражьего зла", обеспечивавшегося ранее предметностью - порожденной борьбой мировых систем и связанным с нею внутрисистемным развитием, отвечает психозом против нефиксируемого зла уже в иных реалиях. Капиталистическая абсолютизация экономики, изначально помогая параллельным интересам жить как параллельным, не обостряет вопрос о насилии, и не найдя в нем конкретики как в психологически абстрактном, переводит разговор на реальные проблемы.

Но параллельным интересам в их обращении с реалиями удобно отождествить себя с чем-то условным, аргументальным. Вот почему на примере ухода от психологически желательного или конструктивно-наступательного настроя общества легко проследить путь социализма от сверхвзрыва через вычитание к конвергенции. Обе системы применяют политические репрессии, угнетают социально, творят геноцид под стягом нефикси-

стр. 258


румого добра. Социализму удобно заменить собственность - мост между безразмерным человеком и бытием, условным предметным наполнением. Капиталистическая экономика, предполагая бесконечное множество гармоничных решений любой проблемы, не фиксирует социальный заказ, где надо бы определиться с понятием "насилие", таким удобным для поддержания относительного мира между параллельными интересами. Поэтому на благополучном гуманном Западе велики массы изгоев. Но чем ближе к открытой параллельности интересов, тем все менее социум, обезличенный и гиперпсихологизированный, нуждался в осмыслении своего пути и тем более - понятия "насилия". Оно налагает табу на А как якобы запредельно порочное, не дает разбирать его структуру. Заменив познание обвинительным подходом, вульгарным и примитивным, оно в итоге показывает нам прямую взаимосвязь между внутренним и внешними мирами на фоне открытых параллельных интересов, где их естественная параллельность, пользуясь его естественной неравноценностью слагаемых, произвольно разобщает А и Б. Обобщающая роль понятия "насилие" ограниченна, а конкретные психологические структуры невозможно фиксировать их конкретной ролью и местом в социуме. Насилие - плод неосознанно ощущаемой параллельности А и Б. Ложь о "гене порока, преступности" - реакция на подмену неравноценнсти А и Б их неравноправием, слепо принимаемым ими за равновесие.

Триада самоанализа и двух оценок - личности как личности и ее роли в социуме, к какой мы еще вернемся в нашем разговоре, при всей взаимозависимости ее компонентов, может рассматриваться как слагаемная лишь в контексте. И недостаточная сбалансированность контекста требует некой нормы. И если понятие "насилие" - не более чем самозащита параллельного А, то норма, не всегда увязанная с конкретикой контекста, использует безразмерность человека, выезжает на явлениях не фиксируемых или малофиксируемых. В нашем разговоре мы назовем их условной девиантностью. И неподобающее обращение А с животными как протест на бытовом уровне, и исходящее из самой безразмерности человека возмущение Б против А - пример параллельности интересов, когда неравноправие рождается самой нефиксируемой психологической реакцией и передается социуму как уже табуизированный элемент. Социуму это удобно тем более, что животное не имеет параллельных интересов, и его институциализируемые юридические "права" -

стр. 259


не права некой социальной стороны. Возможный ответ всему этому состоял бы в порядке очередности из идейной, административно-хозяйственной и правовой частей. Административно-хозяйственное регламентирует, не учитывая реакции безразмерного человека, но даже вместе с идейной, раскрывающей причину как попытку подменить неравноценное неравноправным на основе параллельности А и Б, паразитирующих на нефиксируемости вопроса в силу его психологичности, не может обойтись без правовой, слагаемно и регламентированно институциализирующей произвольное в интересах элиты социума. Девиантность условна, не зависит ни от наличия, ни отсутствия биопатологии и лежит в психологической плоскости противоречия между неравноценностью и неравноправием. Отсутствие у животного параллельных интересов - не единственная возможность подмены социального психологическим в социуме, где хаос абсолютизировал внутренний мир. Административно-хозяйственная часть ответа, будь она на первом месте, выразила бы социально-психологический протест произвольно, в намеренно бестактных решениях, что и доказывает относительность любой психологической нормы и девиантного отклонения от нее независимо от предметного содержания вопроса.

В каждом аргументе содержится несколько потенциально полновесных аргументов. Национальное начало, во-первых, само по себе всегда предметно наполнено, во-вторых, уходя в безразмерность человека, исчисляется в хаотичном социуме, наполняясь предметно чисто ситуационно. Национальное становится аргументальным и, будучи предметом слагаемного межсистемного торга, остается внутриличностной связью индивида с бытием. Как аргументальное, т. е. не всегда увязанное с иными слагаемыми, оно далеко не всегда соответствует реалиям. Тут и ложно-проверочная роль индивида - апологета "не своей нации" как относительности проверочной роли слагаемых, и представление более угнетаемой нации как менее угнетаемой, и подмена национального достоинства достоинством конкретного индивида, и игнорирование основ правовой ответственности, состоящих в том, что угроза чьим-либо правам должна быть реальной, а не мнимой. Интернационализм, условняя внутриличностное, был системой исчисления слагаемых на основе их предметной наполненности. Социальный сверхвзрыв начала XX в. подменил предметное аргументальным, и национальное начало отныне было одновременно и предметно, и ар-

стр. 260


гументально лишь в непрерывном движении, т. е. активном взаимодействии слагаемых.

Движение к качественно иной планетарной общности, доказывающее невозможность единой нации землян и пользу от сохранения условных национальных общностей, не всегда соответствует национальному как внутриличностному индивида. Патриотизм все более слагаемизируется, превращаясь в национализм как национальное самосознание индивидов, разбросанных "по разным слагаемым" и обустроившихся в каждом. Национализм разных наций дополняет социальный и человеческий КПД каждой. Но стоит подметить: большая нация и дает больше, и малых в этом смысле нет, как внутренний мир вспоминает про насилие и девиантность. Табуизация - здесь часто комплекс вины "бывшего народа-угнетателя", ключ к реалиям ради предметного наполнения посторонних интересов, рождающих для самозащиты, в свою очередь, новую партию табуизированных, не соответствующих реалиям аргументов, ибо национальное малофиксируемо. Хаотичный социум не может в полной мере оперировать понятием "социальный выродок": это не соответствует безразмерности психологического в безразмерном человеческом и, соответствуя изначальной параллельности А и Б, не соответствует их свободной взаимозаменяемости на этапе активной независимости слагаемых. Такой аргумент чересчур фиксирует. Табуизация ограждает от механического объединения не всегда предметно наполняемых и в должной мере фиксируемых А и Б. Постепенно она превращает право в предмет торговли, поскольку фактология в нем подчиняется внутреннему миру, а предмет торговли, как активная функция собственности-связи человека с бытием, не может долго оставаться беспредметно-табуизированным. Глобализованный мир начала XXI в. все более нуждается не только в табуизации аргументов как удобстве обращения с бытием, но и в возможности манипуляции правом по принципу торговли, насколько право предметно наполнено. Рожденная как исходное экономики, она повелевает оной. Естественная параллельность А и Б особенно опасна на стадии их свободной взаимозаменяемости. Она абсолютизирована самой безразмерностью человека и, введенная во внешний мир, произвольна.

Табуизация аргументов, несущих миропорядок, опасна даже для ключевой верхушки мирового сообщества. Ее произвольная основа неподконтрольна самой безразмерности чело-

стр. 261


века. Параллельные интересы предметно равны и в части табуизированных до абсолюта аргументов.

Тень Б, нависшая над В как якобы архиугроза миру оттого, что А блюдет табу, рожденные с 1946 по 1961, объявит А тождеством В. Спасение - в детабуизации. Вес каждого слагаемого подходит разным ролям, отсюда несостоятельность идеи "многополярного" мира. Пример того - правоторговля, и продолжение табуизации аргументов ведет к предметной гипернаполненности "политполюсов", и абсолютное оружие заменяется на абсолют спорадических погромных дружин, развенчать который можно лишь психологически, без тезисов насилия и девиантности.

Социальное начало, не признающее неравноценное неравноправным, считает недоступный полный прилавок функционально пустым, исходя из психологического восприятия. Символическое мировидение создавало условненный миропорядок, табуизируя аргументы, что на этапе свободной взаимозаменяемости А и Б увеличивает разрыв между условным и реальным: табуизированный аргумент не дает ситуационно объять соответствующее ему слагаемое. Развитие мирового социума, разобщенное слагаемно, не дает рассматривать как полноправные многие его составляющие, параметрально тождественные прочим. Выбор глобальных базовых основ миропорядка в начале XXI в. остался произвольным, и параллелизировавшиеся интересы равновесных А и Б увязываются на все более психологически объяснимой основе. Все три основные политгруппы - демократы, коммунисты, фашисты - жили лишь за счет ситуационного расклада А и Б .Абсолютизируясь в силу безразмерности человека, они шли через слагаемную предметную наполняемость к открытой паралльности А и Б. Аргументальное, табуизированное или нет, показало себя как потребность психологических структур в слагаемном предметном их наполнении. Это открыло возможность свободного разбора табуизации любого аргумента. Внешняя несхожесть задачи с ее аргументальным обоснованием открывает конкретное психологическое соотношение внутреннего и внешнего миров как причину выбора формы и сути аргумента. Внешняя несхожесть задачи с ее аргументальным обоснованием открывает конкретное психологическое соотношение внутреннего и внешнего миров как причину выбора формы и сути аргумента. Безразмерный человек относителен именно своей безразмерностью. Вывод его в состояние неинституциальной ноократии сделал бы конкретизацию А и Б си-

стр. 262


лой, подменяющей безразмерного человека этими А и Б благодаря бесконечной множественности нооса-разума: вот в чем ошибка тех, кто хотел бы заменить довление социума такой его формой. Свободная взаимозаменяемость А и Б абстрагирует и тем обесценивает любые институциальные оценки. И понять специфику их относительности можно, лишь признав изначальную психологически обусловленную параллельность А и Б как суть самого социального бытия, создающего любые слагаемные соотношения и внутреннее бесконечное качественное каждого слагаемого.

Сколько бы мы ни говорили о возможных соотношениях и факторах при любом учете безразмерности человека, мы обречены на обезличенный ответ, беспредметный именно в силу своего возможного бесконечного продолжения. Психологическая конкретная структура породила вышеназванные нами явления, и только она может определить степень относительности и специфику таковой, довольно точно отнести А и Б к порождениям фактора социального антиномизма или бытия вообще. Обратимся к труду А. Евлахова "Конституциональные особенности психики Л. Н. Толстого". Каковы выводы? Если для оценки общества с долгосрочными ценностями необходимо видеть эволюцию этих ценностей на длительном временнoм отрезке, то для оценки личности, в самой своей психологии сфокусировавшей и сконцентрировавшей таковые, достаточно социально одномерной позиции. Евлахов, по замечанию в предисловии, проявляет предвзятость (читай: не чуждо жить по законам борьбы за мировое господство), но он слишком хорошо понимает слабость компромата "на весь мир", основанного на психологии одной личности, какова бы она ни была: все вернется к психологической структуре данного индивида, хаос всегда создаст новые стержневые А и Б. Понимая, что Толстой был гениален в своей деятельности и во всем отдавал себе отчет, Евлахов не списывает каждый симптом на подвиды болезни, иначе - казуистика. Фундаментальный разбор личности Толстого на достоверных свидетельствах, каждое из коих (припадки, уход из дома и т. д.) символическое мировосприятие поглотило бы, лишив личность ее личностного. Евлахов сожалеет, что за "учением" (т. е. отражением долгосрочных общественных ценностей) никто не увидел врожденную болезнь Толстого. Разбор облегчается тем, что относительность болезни и относительность личности вообще имеют постоянные со-

стр. 263


ставляющие, и их односложность не растворяется в бесконечности социума.

Личность как личность проявляется в более или менее замкнутом контексте. Педантичность, т. е. слагаемность поведения Толстого-эпилептика не имеет ничего общего структурно со слагаемностью бытия, как бы ни была связана с ним социально. Медицинские формулы Евлахова по отношению к Толстому не являются прямолинейной арифметикой именно потому, что личностные, пусть патологические, черты рассматриваются не просто во взаимосвязи с социумом, а путем этой взаимосвязи выводятся как нечто естественно присущее человеческой безразмерности. Тезис о гене преступника - попытка перенести нефиксируемое внутреннее во внешнюю среду и, пользуясь параллельностью интересов в хаотичном бытии, упростить отношение к взаимосвязи внутреннего и внешнего. Евлахову этот тезис не нужен, спорные его утверждения - не более чем взгляды социальной педагогики той эпохи, и рассмотрение Толстого как личности при учете ее постоянных составляющих, точнее - через них, лишь помогает смотреть на "учение" Толстого, отражающее систему общественных ценностей последних 200 лет и взаимоувязанное с оной, как на болезнь, поскольку является социальным осуждением, т. е. отношением как к полноправному человеку. Показанный Евлаховым формализм Толстого в отношении к убийству кого бы то ни было раскрывает и перспективу "учения", и последующую эволюцию общественных ценностей (убивал в воображении), и относительность первоначальной разницы между ними. Евлахов не делал из Толстого табуизированного антигероя вроде плакатных гитлеров, а осуждал за педантичную саморегламентацию, сводящую себя к неким слагаемым в пику иным личностям, всей своей свободной безразмерностью отражающим бесконечность нашего мира подобно музыке, не приемлемой Толстым. По приведенному свидетельству Горького, он "разрастается связями со всем миром и говорит "отстаньте", читайте меня, но мне не до вас!". Потому что остается личностью, и его мораль рационалистична, а религиозность - набор общественных ценностей. Отойдя от Евлахова, заметим: нежелание разграничить Надбытийное и бытие заставляет очеловечивать неживую природу, в угоду социальному ограничивать ее познание, искусственно сведя его к гуманитарному, к некому перечню слагаемых.

стр. 264


Древние римляне ставили в свой пантеон богов покоренных ими стран, ибо слагаемная самодостаточность тогдашнего социума была "простой формулой" и потому не нуждалась в делении на Надбытийное и бытие. Тогдашний социум можно назвать дослагаемным бытием. Взаимосвязанность внутреннего и внешнего миров заставляет личность, регламентировавшую себя, приравняв к набору слагаемых, регламентировать и бытие. Потому Толстой убивал людей в своем воображении, и на коллективном портрете писателей-современников показался Евлахову их тюремщиком. По свидетельству Цвейга, "его религия трубит, как фанфара". Регламентируя себя, Толстой ограничил свою гениальность: структура личности - не набор данностей, слагаемизация личности разлагает ее и социальное бытие безразмерности личности. Добавьте к этому хаотичность бытия и неосознанность этого обстоятельства.

Каков наш вывод из оценки Толстого, сделанной Евлаховым? Взаимная регламентация индивида и социума ослабляет обоих. Личность, утратив связь с бытием, вынуждена пытаться овладеть внутренним миром человечества через мир каждого индивида и, медленно разрушая эти миры, поддерживает свое бесконечное существование, ибо безразмерность внутреннего мира естественна. Параллельность и взаимоувязанность ее интересов с интересами других сохраняется. Но внутренний мир личности, будучи набором слагаемых - общественных ценностей, враждебен бытию, его внутренним и внешним мирам, ибо чем регламентированнее психологическая структура, тем меньший толчок для движения социума может дать. Исходное внутриличностное теряет связь с социумом и бытием, заменяя себя своими задачами и производным, оставаясь, как любое психологическое, нефиксируемым. Мы видим пример фиксации настолько, насколько оно собственное и внутриличностное. Фиксации и обратимости. Толстой, по Евлахову, слагаемизировавшая себя личность, слагаемые потенциально заменимы, а болезнь - следствие их недостаточной взаимозаменяемости. Сам Толстой в самоанализе - "Исповеди" - вспомнил о естественности личностных притязаний на мировое господство лишь в страхе перед небытием. Параллельность интересов заставила его искать ей соответствующей тип познания, не считаясь с Законом Бога и наукой: "Единица в общем законе мироздания должна содействовать созданию и осуществлению идеала человечества". Этим, и не только, Толстой одновременно и

стр. 265


признает безразмерность человека, и объявляет жизнь бессмыслицей: психологическая структура, пытающаяся отразить в себе слагаемность бытия, всегда прямолинейнее безразразмерности человека. Эта безразмерность создает параллельные интересы, но ни одно слагаемое ни в одном из параллельных интересов не может быть таковым и остается лишь его переменным содержанием. Психологическая структура Толстого не признает ни науки опытные как постоянно увеличивающиеся суммы знаний, ибо они - вызов бытию, неизбежно содержащий в себе множество параллельных, стоящих выше любых слагаемых, интересов, ни умозрительные - как порыв личности, не всегда соответствующий моим параллельным интересам. Эта структура - приверженец взгляда на мир как множество параллельных, но присущих не бытию, а "главслагаемому" - человеку интересов.

Жизнь, осознанная как часть бесконечного, т. е. слагаемое, теряет для Толстого всякий смысл. Но именно параллельность определенного интереса, в который замкнул себя Толстой, обеспечила его личности развитие за счет безразмерности человека. Слагаемизация личности всегда относительна, и на примере Толстого мы видим не только механизм, когда перспектива личного небытия, столкнув безразмерное с узким, заставила конкретизироваться слагаемизированную личность не в слагаемых, а в психологическом А, параллельном бытию, но совпадение относительности бытия вообще с хаотичным бытием как общего, исходного социального начала. А безразмерной личности и превалирование какого-либо ее интереса недостаточно - независимо ни от болезни, ни от ощущения хаотичности бытия. Толстой ищет конкретные очертания своего довлеющего параллельного интереса, пытаясь уйти в жизнь трудяги. Безразмерность "не думающего, чувственного, доразумного" для Толстого - форма, позволяющая оставить свой интерес нефиксируемым, а религия - классически сущностно нагой социализм "для себя". Как социалист, т. е. сторонник сущностно пустого, он видит "оппортунистов", примешавших к религии "множество ненужных вещей". Но именно такие примеры, где безразмерность человека явно возвышается над бытием, говорят: так называемые великие деяния - восстановление норм социума, всегда частично нарушаемых слагаемностью бытия, ибо в соотношении социума и бесконечности любого слагаемого есть нечто постороннее. Это помогло Толстому понять, что по себе он судил и о бытии, и о конкретных людях.

стр. 266


Осознав себя как параллельное иным слагаемое вообще и довлеющий в нем некий интерес в частности, Толстой, не регламентируя свою человеческую безразмерность как таковую, предметно наполняет собственную психологическую структуру, воздействуя на параллельные интересы других путем пропаганды: сначала исправьте жизнь, а потом орудуйте разумом. Но неспособность отмерить земное небытие ведет его к дальнейшему условнению понятий, и Толстой оказывается между чистым, почти биологическим психологизмом (оживление воспоминаний религиозного детства, нежелание принять обрядовую сторону Веры, упор на нефиксируемое "верую, пока живу, двигать палку") и неспособностью "параллельноцентричной" личности вообще и в данном случае, когда она ориентирована на регламентированный набор слагаемых как самооснову для перенесения себя на других, ибо тут безразмерность человека может существовать лишь в бесконечно множащихся параллельных интересах некого А. И относительность бытия помогает такой структуре привносить себя в бытие в человеческой безразмерности конкретного индивида, облаченной в форму перечня слагаемых, усредненных и обезличенных их абсолютизацией. Но именно это помогает искусственно обезличившейся личности признать, что "и в религии есть истина", правда, за счет биологического, нефиксируемого среди бытовых доводов расчета на заведомую подстраховку. Во сне Толстой, обреченный на падение, не упал, и сам характер повествования открывает формулу его пресловутого фатализма: безразмерность человека тут подчиняет параллельные естественные интересы слагаемым, делая их управляемо-параллельными в силу аморфности такой параллелизации.

И в статье "О переформировании армии" Толстой опирается не на параллельность естественную, а на искусственную параллелизацию каждого интереса. Предметная наполненность каждого А или Б не есть универсальный подход к слагаемности бытия, он - иллюзия, живущая за счет сосредоточения в каждой "параллели" всей безразмерности человека. И опять относительность бытия скрывает дисбаланс самого расклада.

Чисто социальную оценку Толстому дала Т. Мотылева в "О мировом значении Л. Н. Толстого", "Перечитывая Толстого" и пр. Она неосознанно, но умело пользуется и относительностью бытия, и оценками Толстого, данными совсем другими людьми, а такие оценки - плод нефиксируемых параллельных ин-

стр. 267


тересов, основанных на представлениях, состоящих из набора доводов- слагаемых, превращающих условные представления о Толстом в условное явление. Такая оценка не имеет постоянных составляющих, но социум времен Мотылевой все более становился бесконечным множеством параллельных интересов, нуждающихся лишь в голословных доводах. Важность А (Толстого) для любого Б - ключевая, в этом относительность бытия. Но Мотылева использует специфическую относительность антиномического социума, когда контекст реалий, все более подчиняясь параллельности А и Б, доходит до взаимозаменяемости слагаемых на уровне условных аргументов: фактология и ее толкование всегда условны. В итоге она признает некую социальную полунирвану как нестандартное решение заведомо решенного и потому нерешаемого: ведь открытая параллелизация интересов формально беспроблемна. Но вот во всех таких работах по Толстому Мотылева не может гармонизировать слагаемность бытия даже на уровне условных аргументов. Потому что была бы потеряна элементарная предметная основа социума как плода гуманитарного начала. Безразмерность человека - исток относительности бытия. Но в этой относительности человек - база любой психологической структуры. И самоанализ, и психологическая, и социальная оценка позволяют фиксировать личность лишь в социуме, пользующемся как относительностью бытия вообще, так и спецификой его антиномического варианта как естественного из его возможных состояний. Выявляя причины табуизации аргументов, они оценивают движение личности в контексте, не абсолютизируя его, что неоправданно вычленило бы специфику конкретно взятой личности.

* * *

С XVIII в. примат человека над иными слагаемыми, вызвав непрерывную нестыковку безразмерности человека и ее конкретных вариантов и не в силах найти ей решение во внешнем мире, востребовал знаменатель на психологической основе. Он должен был ярко выражать всеобщее равенство на запредельном по устойчивости, равной безразмерности человека, балансе социума. Он был идеалом любой социальной силы, отсюда - бесконечное множество истоков и типов социализма. Отражая безразмерность человека, он не имел конкретного стержня. Он - гуманизм времени начала возвышения человека над бы-

стр. 268


тием. Его удачи и провалы, его фактическая принадлежность силам любой направленности и практической воплощаемости их целей обусловлены способностью безразмерного человека пользоваться относительностью бытия и антиномического хаоса. В XIX в. социум предметно наполнен, и социализм - отвлеченная идея, соревнующаяся в разнообразии своих типов. Хаотичное бытие сделало его силой в борьбе за мировое бытийное господство именно из-за его неопределенности. Но переменность основы требует регламентации заинтересованной стороны - безразмерности человека, подчиняя типу социализма. Но неважно социализму, как принципу, блюдет ли социум кажущийся оптимальным социальный расклад или предпочел мягкий, бытовой комфорт. Хаотичное бытие лишает социализм плавающего курса, едва он становится реалией.

По О. Уайльду, стать социалистом ничего не стоит, а сделать социализм человечным трудно. Вся история социализма связана с современным национализмом как внутриличностным. Ранее национальное соответствовало характеру социума. В хаосе национализм - крик угнетенного. Часто формальный интернационализм, национальное угнетение и покаяние творившего его социума - одно целое. Мобилизационный или иной режим не связан с социалистическими или иными составляющими конкретного социума. Психологичность основы социализма помогала ему сочетать несочетаемое. Социализм нагляден в использовании относительности бытия и специфической относительности бытия антиномического. Равный безразмерности человека, он объективно разрушает себя, будучи институциализирован во внешнем мире.

Попытка возрождения уже разрушенного социализма на некой иной основе - попытка саморазрушения внутреннего мира не до его соответствия свободной взаимозаменяемости А и Б, а до их мнимого небытия, соответствующего психологической основе социализма, обесценившейся, когда свободная взаимозаменяемость А и Б соответствует открытой параллельности А и Б, изначально заложенной в социальном бытии. Социальная математика социализма - примитивное уравнение с иксом. Возьмем противотолстовскую хрестоматию 1929 г. Название слишком конкретно. Опишем его как формулу: Толстой, как явление большое, подвергался критике, иногда очень суровой, но всегда справедливой. Методологичность этой социальной схемы - прилагательное к соотношениям в конкретике сверх-

стр. 269


взрыва, когда абсолютизация вышедшей на авансцену безразмерности человека видела в бытии некий итог, нуждающийся не в регламентации, а в ином порядке исчисления данностей: Толстой, отражающий всю безразмерность человека, может быть аргументом чьим угодно. Хаос, победив во сверхвзрыве, параллелизирует А и Б, абсолютизирует их и предшествовавший сверхвзрыву мир.

Толстой - заменитель оного, не устраивает мир пришедший, вынужденный быть уже сверхабсолютом. Опираясь на психологизм вообще, он ставит конкретные его выражения ниже своих задач, прекрасно понимая роль и вес психологического начала. (Толстой предлагает "науку о человеке"). И это замечено в 1929! Подчеркивается: Толстой - Восток взамен Запада. Но хаотичная безразмерность, абсолютизирующая свои невыразительные доводы, отказывает в возможности быть толстовцами своим антиподам: "поп" старой церкви, "помещик, капиталист, фашист" для сверхабсолюта, абсолютизировавшего их, не абсолютны. Вот он, психологизм, основа относительности бытия! "Перепсихологизировавшийся" во сверхвзрыве безразмерный человек нуждается не только в условнении аргументов (вот он, исток их табуизации), но и во введении психологического начала в оболочку внешнего мира, необходимую для наступившего периода вычитания всего ситуационно неудобного. Но объявляя внутренний мир несуществующим, чтобы сбалансировать его избыток внешними предметными реалиями, объявляя Толстого "отрицательной культурной величиной", авторы хрестоматии обвиняют его в создании персонажей-манекенов, выражающих не человеческие типы, а принципы автора! Потребность в психологических структурах именно как структурах психологии индивида - вот исток табуизации аргументов: взаимозаменяемость А и Б пока недостижима, слагаемые переменны и переменчивы, а идеи в хаотичном бытии разрушают человека, будучи фиксированы вразрез с его конкретикой.

Противоречия и антагогизмы в гуманистическом начале - конкретика соотношений безразмерности человека и той же конкретики, абсолютизированной его же безразмерностью! "Безличный характер классового угнетения", родивший систему толстовской критики бытия во всей бесхребетности такой критики, пугает фетишизмом, условнением бытия саму безразмерность человека!

стр. 270


Связь аргументов противотолстовской хрестоматии 1929 г. с тиранией социализма - в неспособности социализма как социально малоопредмеченного объять безразмерность человека и его конкретику как обобщающе, так и послагаемно. Малая опредмеченность всегда балансирует между безбрежностью внутреннего мира и исходящей из нее необходимостью регламентировать его.

Возникнув при сверхвзрыве в России - социальном гиперсубъекте, лишенном связи между количеством и качеством, социализм был продуктом катализации в хаосе противоречий между А и Б на основе естественной параллельности интересов безразмерного человека. Взаимоувязку слагаемым заменяла сама относительность бытия, плод той же безразмерности человека. Чем ближе их свободная взаимозаменяемость, тем агрессивнее параллельность и параллелизация А и Б. Противотолстовская хрестоматия 1929 г. - пример того, как ситуационные несоответствия безразмерного человека и иных слагаемых компенсируются относительностью бытия в силу его хаотичности. Но независимость слагаемых требует вычленения параллельных интересов именно как интересов человека, а не его соотношений с некими А и Б. Социализм связывает с бытием психологизм конкретного расширения и без того безразмерного человека в конкретных иных реалиях, фиксирующий и институциализирующий бытие, как его видят параллельные интересы. Вот почему законы общественного развития и фактор социального антиномизма во многом зависят от переменности слагаемых в и без того относительном бытии.

Параллельность интересов - во многом их самоидентификация. Самоидентифицирующееся - абсолютизируется, но не является постоянным. Не найдя конкретного ущемления для себя, параллельное прочим А ущемляет Б лишь потому, что оно параллельное. Гуманисты выходили на авансцену при крахе социализма лишь потому, что относительность бытия обособила каждое А как параллельное и безразмерность человека, безразмерная в каждом. Специфическая относительность социального антиномизма - отношение к бытию, когда под бытием понимается нечто, бытие отражающее согласно ситуационной конкретике параллельных А или Б. Пример: плановость как довлеющий абсолют и планирование как долгосрочная форма действия на базе постоянных мировосприятия и мироотношения. Параллельность А, лишенная императивного воздействия

стр. 271


внешнего мира, борется против нейтральных и дружественных ей слагаемых лишь в силу своей предметной нестыковки с ними. Хаотичный социум должен был воспользоваться относительностью бытия, создав нечто, призванное сбалансировать слагаемые и безразмерность человека. В хаосе все легко абсолютизируется, и относительность бытия, облекаясь в ту или иную форму, подает ее как нечто неизбежное. Но именно изначальная параллельность интересов слагаемых и выдала социализм как плод относительности бытия: рожденный социальным сверхвзрывом как претензия человека на мировое бытийное (социально) господство, он скоро ограничился одной из двух мировых систем, потом с большей или меньшей конвергенцией с противной, наконец, ликвидируя себя как определенная социально-экономическая формация, все более открыто шел к параллельности интересов слагаемых, не будучи гибок в социальном балансировании между неравноценными. Капитализм сохранился как формация, абсолютизировав экономическое начало. И с этим пришел к параллелизации интересов А и Б. Социализм пользовался неосознаваемой общей перспективой мирового развития как пути к параллелизации интересов при свободной взаимозаменяемости А и Б, и все его довлеющие доктрины прикрывала относительность бытия. Формализация вопроса о собственности (а она связывает человека с бытием) не сделала социализм бесслагаемным: на всех своих этапах он оставался слагаемным и не менялся структурно. Но психологически воспринятая массами бесслагаемность бытия помогла отточить обращение со слагаемыми на реформах, считавшихся естественными в части незыблемости строя, а на деле конкретизируя нефиксируемую формацию до ее слагаемно-психологического расширения. Социализм, пытаясь обойти слагаемность бытия, психологически понимаемую, ради параллелизации интересов слагаемых, создал внешние формационные реалии на чисто психологической основе. Состоявшиеся как внешние без расчета на слагаемность мира и пытаясь уйти от самопознания, они абсолютизировались, объективно подстегивая потребности в параллелизации как возможности уйти от довлеющих искусственных факторов и нежелания самопознания. В этом проявляется их особенность как рожденных специфической относительностью социального антиномизма.

Если познание разницы Божественного и бытийного при незатронутости законов общественного развития имело четкую

стр. 272


социально-слагаемную базу, изменявшуюся в соответствии с предметной наполняемостью "закономерностно" изменяющегося социума, то социализм бессознательно увязал данную задачу с движением к параллелизации интересов А и Б в хаотичном бытии: чем развитее слагаемное бытие, даже хаотизированное, тем больше потребность в параллельности А и Б. Но параллельность интересов изначальна в сути бытия. Понятие - не предмет, но наше представление о нем, абсолютизируется и выходит на авансцену, и потому потребности заставляют расширяться конкретное А, они в нем бесконечны, минуя собственно параллельность потребностей. Хаотичность антиномического бытия способствует этому благодаря все более и более приходящей взаимозаменяемости А и Б. Специфическая относительность антиномического бытия, базируясь на относительности бытия вообще, выражается в том, что на пути к параллелизации А и Б абсолютизация реалий (капитализм) или безразмерности человека (социализм) на этапе достаточно свободной взаимозаменяемости вещей и явлений создает из представлений о реалиях набор схем (капитализм) и смысловое пятно (социализм). Проявляясь как доминирующее на этапе независимости А и Б, таковое существует всегда, и перекрестно присуще обеим формациям. Но смысловое пятно социализма как плода безразмерности человека включает в себя все оттенки бытия, большая, чем у капитализма, жажда параллелизации исключает схематичное, да и в известной мере систематизированное миропонимание. Шаги социализма и постсоциализма не всегда понятны с точки зрения современной демократии, гражданского или тоталитарного общества, но всегда логичны с точки зрения реалий, как к ним ни относись. Социализм - проверочное слагаемое, показывающее относительность бытия и специфическую относительность социального антиномизма, бытие хаотизирующего. Без него любое познание - лишь разрозненная фактология.

Объединение мирового социума в начале XXI в. - бессознательная попытка человечества, послагаемно параллелизированного, овладеть бытием аргументально-табуистически. К этому вело его недавнее состояние, а условность понятий вообще соответствует безразмерности человека. Но чем более объединен мир, тем более он разобщен на параллельные интересы слагаемых. А их реальная, а не аргументальная и не условная суть проявляется по-прежнему в полной мере. Но слагаемое пол-

стр. 273


нокровно в полновесной связи с другими слагаемыми. И о таком взаимодействии можно говорить как о частичной деслагаемизации слагаемых в силу созданного ими контекста. Но ни общности мировых систем, ни любые А и Б не могут и не хотят менять своей сути. Параллельность интересов могла бы дать все сразу, но непрерывно дает мелкими порциями. Начинается абсолютизация социальных микрочастиц. Если на первоначальном этапе конвергенции микрочастицы делегировали свои интересы макросоциуму, то параллельность интересов позволяет гипертрофироваться любому микро. Так в какой особенности слагаемых лежит основной мотор, более иного ведущий в хаосе по пути к мировому бытийному господству? Ведь при свободной взаимозаменяемости вещей и явлений основания для этой борьбы не фиксируются.

Зная об этом, лидеры объединившегося мира пытаются удержать неконтролируемые никем параллельные интересы если не в системных, то в понятийных рамках. Угнетение здесь особо опасно, ибо окончательно теряет любую институциональную форму, исходя от переменных нефиксируемых ситуационных интересов, к тому же невзаимоувязанных, параллельных. Абсолютно подконтрольная им аргументальная база легко разоблачаема, но это - разоблачение формы, а не сути. Чем чреват послагаемно параллелизированный хаос, на чем он стоит? Все формы внешнего мира уже когда-то существовали. Вот специфика антиномического тождества. Все - от регламентированных держав до централизированных и нецентрализированных конгломератов- социумов - было. Психология индивида реагирует на А или Б, обращенные лично к нему одинаково.

Абсолютизированная хаосом антиномического бытия, параллельностью востребующих ее интересов и единством мирового социума любая общественная ценность все менее, вопреки объединителям "многополярного" мира, рассматривается как нечто социально-психологически объединяющее, все более достается структуре слагаемых, сочлененных с одной из бесконечного множества психологических структур некоего индивида. Не поддающиеся пропагандистскому воздействию массы все менее защищены от гнета по нефиксируемым правилам параллельных интересов, гнетом, считающимся последней организующей силой. А какова история?

В мире, состоящим из независимых слагаемых с параллельными интересами, социальная борьба будет лишь обостряться,

стр. 274


но это - не обострение классовой или иной борьбы в фиксируемых группах социума, и даже не межиндивидуальная борьба, если считать индивида чем-то постоянным, что довольно трудно. Интересы человека во всей его безразмерности непредсказуемы. Однако в любом случае увязаны со слагаемыми бытия. Тезис об обострении классовой (идеологической, вернее всего - системной и межсистемной) борьбы возник на этапе вычитания ситуационно неудобных слагаемых, когда рост слагаемного мира, во-первых, привел к сближению мировых систем, во-вторых, сделал основой этого сближения табуизацию аргументального, т. е. условные слагаемые брались вне контекста. А не было ли это бессознательным поиском ключевых слагаемых? Сближение систем - признак предчувствия параллелизации мира. Избирательный подход к реалиям вплоть до почти полного отказа от ключевых слагаемых - бессознательное желание снять остроту неконтролируемого противостояния невзаимоувязанных слагаемых. Рассмотрим особенности этого в истории как в реалиях внешних, так и психологических.

Объективная взаимосвязь А и Б, обусловленная параллелизацией оных, субъективно понимаемой как независимость друг от друга, объединила в начале XXI в. мировой социум. И постсоциализм, и капитализм хотели бы растворить социум именно как внешний социальный мир с социальными интересами слагаемых бытия, орудуя нефиксируемыми психологическими исходными. Параллельные интересы, неся в себе безразмерность человека, все-таки ограничивают свои социальные запросы слагаемными возможностями внешнего мира: до конца 40-х нигде не фигурировало как класс оружия ни одно из изобретений, по эффективности близкое к ядерному "абсолют-оружию". Подмена аргументального табуизированно-аргументальным возвысила над относительностью бытия вообще и специфической относительностью бытия антиномического определенные социальные силы, бессильно утопающие в ими предложенной миру и себе психологической основе. Параллельность интересов заставляет их защищаться в силу того, что каждая "параллель" предметно наполнена и психологически самодостаточна. Аргументальность табуизируется и детабуизируется произвольно. Общности, рожденные социальными мировыми системами, бессмысленно противопоставлять. Формула "конкретное отношение психологической и социальной структур" беспредметна. Относительность фактора социально-

стр. 275


го антиномизма в том, что он абсолютизирует каждое А и Б, а специфика его относительности в том, что в хаосе за абсолютным А и Б все находится в зависимости от них, и нет процессуального и коллизионного, как психологического и социального в чистом виде. Психология социума и индивида, востребуя антиномическое отношение к бытию, неосознанно соблюдает законы общественного развития. Любой подход психологичен, но фиксация психологического А именно как структуры психологической есть взаимозаменяемый социально анализ социального бытия как социально рожденного. Позитив и негатив в социальном их смысле - психологичны, насилие как действие А без учета других, параллельных ему интересов, является злом прежде всего среди параллелизированных интересов, когда уже психологическое начало создает не противоречия и не антагонизмы, а несовместимость параллельных А и Б, объединяющихся только ради преодоления несовместимости. Здесь насилие - попытка увязать не безразмерность человека, а таковую в форме неувязанных параллельных друг другу фрагментов с бытием вообще. И на примере А. С. Пушкина мы видим антиномии (не антиномизм) как параллельные друг другу А и Б в их естественных и далеко не всегда дружественных противоречиях, искупляемых относительностью бытия. А между относительностью социального бытия и его исходного психологического начала нет грани.

Глубинные социальные процессы не коснулись Пушкина в психологическом плане, и все же через антиномии психологического начала мы выходим на них в их антиномической и просто бытийной относительности. Именно антиномии, т. е. естественные противоречия бытия, помогают поэтапно в каждом конкретном случае дойти до причин глубинных соотношений бытия, сочетая психологическое начало и конкретику социума как в ее относительности, так и ситуационной определенности.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/СПЕЦИФИЧЕСКАЯ-ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ-ФАКТОРА-СОЦИАЛЬНОГО-АНТИНОМИЗМА-2015-09-10

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Iosif LesogradskiКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Lesogradski

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

В. В. МАКСИМОВ, СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ ФАКТОРА СОЦИАЛЬНОГО АНТИНОМИЗМА // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 10.09.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/СПЕЦИФИЧЕСКАЯ-ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ-ФАКТОРА-СОЦИАЛЬНОГО-АНТИНОМИЗМА-2015-09-10 (дата обращения: 28.03.2024).

Автор(ы) публикации - В. В. МАКСИМОВ:

В. В. МАКСИМОВ → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Iosif Lesogradski
Москва, Россия
764 просмотров рейтинг
10.09.2015 (3123 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
8 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ ФАКТОРА СОЦИАЛЬНОГО АНТИНОМИЗМА
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android