До Великой Октябрьской социалистической революции историческая наука в России, как и наука вообще, находилась в руках буржуазно-дворянской интеллигенции. Ее наиболее квалифицированный отряд - работники высших учебных заведений и научно-исследовательских учреждений - включал в себя все направления буржуазной общес0твенно-политической мысли: от крайне правых монархистов, махровых реакционеров до легальных марксистов.

Что касается философско-методологических основ исторической науки, то абсолютное господство принадлежало в ней идеалистическим направлениям, к которым, по существу, относилось и такое "левое течение", как "экономический материализм". Вот как в 1921 г. определял профессор Московского университета Р. Ю. Виппер сущность этого течения в буржуазной историографии, к которому он сам примыкал и от которого отрекся после Октябрьской революции: "Мы считали, что самое важное для историка - это общественные отношения, стремление классов. Мы придавали мало значения личностям и сводили все к действиям масс. Мы склонны были придавать первостепенное значение не идеям, а интересам"¹ . Конечно, все это далеко от исторического материализма и представляло собою лишь дальнейшее развитие идей старой либерально-позитивистской историографии, к которой принадлежали все выдающиеся дореволюционные историки: П. Г. Виноградов, И. В. Лучицкий, В. О. Ключевский, Ф. И. Успенский, В. В. Бартольд, М. М. Ковалевский, и другие.

Подлинные, марксисты - представители революционной партийной интеллигенции - стояли, как правило, вне официальной ("казенной", как ее называл В. И. Ленин) науки; и хотя виднейшие из них во главе с Лениным находились в эмиграции, даже их подцензурные труды оказывали влияние на развитие в дореволюционной России марксистской мысли, противостоявшей в историографии, как и во всех общественных науках, буржуазным школам и направлениям. Однако в рядах марксистской интеллигенции наблюдались политические и теоретические разногласия, ревизионизм и влияние новейших буржуазных философских, течении в десятилетие, предшествовавшее Великой Октябрьской социалистической революции (группа "Вперед" и т. п.). Успешная борьба против буржуазной идеологии стала возможна лишь после победы пролетарской революции.

Как известно, большая часть буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции вначале не поняла и не приняла Октябрьскую революцию, стала на путь саботажа, отказа от сотрудничества с Советской властью.

¹ Р. Ю. Виппер. Кризис исторической науки. Казань. 1921, стр. 5.

Однако уже с весны 1918 г. начинается ее переход к политике нейтралитета и даже поддержки большевиков² . Одними из первых изменили свою позицию ученые Российской Академии наук³.

В. И. Ленин приветствовал перемену в настроениях старой интеллигенции. Он считал крайне важным использовать ее знания и опыт для социалистического строительства⁴ . В марте 1919 г. в речи по поводу выдвижения М. И. Калинина на пост председателя ВЦИК В. И. Ленин сказал: "Мы знаем, что делали все для привлечения интеллигенции" - и далее выразил уверенность, что "весь опыт неминуемо приведет интеллигенцию окончательно в наши ряды"⁵ . Когда в связи с демократизацией, высшей школы (1918 г.), организацией рабфаков (1919 г.), отменой университетской автономии и другими мерами, вызвавшими протест реакционной части профессуры, участились ее столкновения с пролетарским студенчеством, Ленин на XI съезде партии заявил о том, что "по отношению к этим профессорам, чужим, представителям не нашего класса", нужно взять "линию поосторожней", чтобы "не допускали в этом деле пересола"⁶ .

Борьба за интеллигенцию означала, в сущности, идейное перевоспитание интеллигенции, на что ушло 10 - 15 лет. Особенно сложной была задача перевоспитания "идеологической верхушки" буржуазной интеллигенции: ученых-"гуманитариев", писателей, журналистов. Поначалу наиболее широко оппозиционные настроения проявлялись в Петрограде - городе, откуда, как отмечал Ленин, "цвет рабочих ушел на фронты и в деревню и где осталось непропорционально много безместной и безработной интеллигенции", ожесточенной трудностями жизни⁷ .

С введением новой экономической политики и связанным с этим оживлением буржуазных элементов, принявших ее за признак слабости большевиков, "идеологическое наступление" против Советской власти

² О контрреволюционных настроениях интеллигенции в 1918 г. неоднократно упоминал в своих выступлениях В. И. Ленин (см., например, В. И. Ленин. ПСС. Т. 37, стр. 218 - 223). Вот красноречивое свидетельство по этому поводу А. В. Луначарского: "Мы знаем, что научный мир в общем и целом отнесся к новой революции отрицательно как к неожиданному и нелепому происшествию... Глубочайшая оторванность от общественной жизни... делала для многих из них (ученых. - О. В. ) непонятным то, что происходило вокруг" (А. В. Луначарский. К 200-летию Всесоюзной Академии наук. "Новый мир", 1925, N 10). "Беспартийный" интеллигент Ив. Стрельцов писал: "Октябрьская революция тяжелым ударом оглушила интеллигенцию и ученых... Власть не признавалась, и все время ждали ее падения. Так было до весны 1918 г." (журнал "Новая Россия", Птгр. 1922, N 2).

³ Подробно история взаимоотношений Академии наук с высшими правительственными органами РСФСР в 1918 - 1919 гг. изложена в работах: И. С. Смирнов. Ленин и Советская культура. М. 1960; его же. Из истории строительства социалистической культуры в первый период Советской власти. М. 1952; Л. Д. Шевякова. Исторический документ. "Вестник" АН СССР, 1949, N 4.

⁴ См. В. И. Ленин. Соч. Т. 26, стр. 93; т.; 27, стр. 187 - 188; т. 28, стр. 68, 194 - 195; т. 29, стр. 17, 18, 52 - 53, 157.

⁵ В. И. Ленин. ПСС. Т. 38, стр. 225.

⁶ "Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет". М. 1961, стр. 142; ср. В. И. Ленин. Соч. Т. 35, стр. 477 - 478; см. также: С. А. Федюкин. В. И. Ленин и проблема привлечения буржуазных специалистов к социалистическому строительству в первые годы Советской власти. "История СССР", 1960, N 2; Э. Б. Генкина. О ленинских методах вовлечения интеллигенции в социалистическое строительство. "Вопросы истории", 1965, N 4.

⁷ См. В. И. Ленин. Соч. Т. 35, стр. 349. В. И. Ленин писал А. М. Горькому 31 июля 1919 г.; "И каждый месяц в Советской республике растет % буржуазных интеллигентов, искренно помогающих рабочим и крестьянам". Но в Питере, ввиду исключительности его положения, отмечал Ленин, скопилось много озлобленной буржуазной интеллигенции, "ничего не понявшей, ничего не забывшей, ничему не научившейся, в лучшем... случае - растерянной, отчаивающейся, стонущей, повторяющей старые предрассудки, запуганной и запугивающей себя" (там же, стр. 348). Следует отметить, что подавляющее большинство русских ученых продолжало честно и упорно трудиться, несмотря на тяжелые материальные условия.

приобрело столь ярко выраженный характер, что на XI съезде партии (1922 г.) этот вопрос стал предметом специального обсуждения⁸ .

Действительно, в философских, исторических и литературных журналах ("Мысль", "Дела и дни", "Голос минувшего", "Литературные записки" и многих других, закрытых между 1921 и 1923 гг.), а затем в научной и особенно научно- популярной литературе 1919 - 1923 гг. встречается немало работ, содержащих открытые нападки и на Октябрьскую революцию и на принципы диалектического и исторического материализма, а заодно и критику всего прогрессивного идейного наследия XVIII - XIX веков. Во многих выступлениях буржуазных теоретиков полное непонимание характера и задач Октябрьской революции сочеталось со стремлением оторваться от революционной действительности, уйти в замкнутый мир религиозной мистики, огражденный от широких читательских масс стеною манерного языка и запутанной схоластически-богословской мысли. Особенно преуспели в этом отношении участники "Вольного философского общества", организованного в начале 1919 г. при Петроградском университете. Издававшийся обществом журнал "Мысль", как в свое время отметила марксистско-ленинская критика, был одним из показателей подъема религиозно-мистических настроений у "образованного мещанства, растерявшегося перед лицом событий"⁹ . Отвергая материализм, историзм, теорию прогресса и т. д., деятели общества ("вольфилы") подняли на щит идеалистическое учение Платона и связанную с этим учением религиозно-мистическую философию средневековья¹⁰ . Такой же характер носили и некоторые материалы, опубликованные в литературно-историческом журнале "Начала" (1921 г.) (напомнившие советскому критику М. Лемке "акафист в православном храме"¹¹ ), а также статьи в других петроградских "беспартийных" периодических изданиях¹² .

В Москве центром реакционной профессуры, работавшей в области общественных наук, была основанная Г. Шлетом, Н. Бердяевым и М. Гершензоном философская "ассоциация", стоявшая на позициях, близких петроградскому "Вольному философскому обществу". Эта группа издавала журнал "Мысль и слово" и пропагандировала свои религиозно-мистические взгляды через основанную еще в 1919 г. "Вольную академию духовной культуры".

Чуждой задачам культурной революции была и деятельность существовавшего при Московском университете "Психологического общест-

⁸ Те из участников XI съезда РКП (б), которые принадлежали большей частью к группе "левых" коммунистов, противников привлечения буржуазных специалистов, указывали в своих выступлениях (сильно преувеличивая), что "нас бьют на фронте идеологии". См. "Одиннадцатый съезд РКП (б)", стр. 417, 454, 571. В этой связи следует заметить, что В. Н. Колосков в своей статье "Из истории идеологической борьбы первых лет Советской власти" ("Вопросы философии", 1964, N 11, стр. 142 сл.), на наш взгляд, дает не совсем точное изложение прений на съезде по идеологическому вопросу.

⁹ "Книга и Революция", Птгр., 1922, N 7(19). Ср. статью В. Невского в журнале "Под знаменем марксизма", 1922, N 4, стр. 95 - 100.

¹⁰ Руководители общества - Л. П. Карсавин, Э. Л. Радлов, Н. О. Лосский, А. И. Введенский - подготовили русские переводы Платона, Иоанна Скота Эригены и Николая Кузанского.

¹¹ М. Лемке. Концы, а не начала. "Правда", 28 марта 1922 года.

¹² Такова, например, статья либерального историка проф. И. М. Гревса "Два педагогических идеала", напечатанная в "Педагогической мысли" (Птгр., 1921, N 1 - 4). Не ограничиваясь защитой тезиса: "Просвещение выше политики и должно быть свободно от ее колеблющейся и пристрастной партийности", - Гревс стремился убедить своих читателей, что "людские умы и сердца" тянутся "к свету духовному, научному и религиозному". Н. К. Крупская впоследствии привела эту статью Гревса в качестве примера "религиозной реакции части буржуазной интеллигенции на Великую Октябрьскую революцию" (см. Н. Крупская. Воспоминания, связанные со статьей Ленина "О значении воинствующего материализма". "Под знаменем марксизма", 1933, т. XXVII, N 6, стр. 180).

ва" с его повышенным интересом к таким темам, как "Первоосновы нормального религиозного опыта", "Пессимизм и мистика в древней Греции" и пр., равно как и активность "философских обществ", возникших между 1918 и 1921 гг. в ряде других университетских городов страны¹³ .

Особенно ощутимый вред задачам культурной революции и марксистско- ленинского воспитания молодежи приносила пропаганда идеализма и мистики, проводившаяся через посредство научно-популярной и учебной литературы. Такую литературу выпускали главным образом частные издательства, контроль над деятельностью которых в начале 20-х годов был очень поверхностным¹⁴ . 3 частных издательствах вышел ряд книжек петроградских профессоров Л. П. Карсавина, Н. О. Лосского, Э. Л. Радлова, С. Л. Франка, московских профессоров Г. Г. Шпета, Н. А. Бердяева, Р. Ю. Виппера и др., направленных против марксизма-ленинизма и пролетарской революции и подчас проповедовавших самые ретроградные идеи. Так, Л. П. Карсавин¹⁵доказывал "бытие бога" с помощью схоластических рассуждений богослова XI в. Ансельма Кентерберийского. В истории человечества он видел не что иное, как "теофанию" (богоявление). В своем вышедшем тогда же "Введении в историю" Л. П. Карсавин определял историю как "психически-социальное развитие человечества", для исследования которого непригоден "причинный метод", а хорош лишь "метод вживания" или "сопереживания". Он призывал отбросить как бессмысленную теорию прогресса и вернуться к истолкованию "цели и смысла история" в духе Авгусгана. Те же мысли с сильнейшим привкусом православной церковности Л. П. Карсавин развивал и несколько позднее¹⁶ .

С Л. П. Карсавиным по коренным вопросам теории истории солидаризовался С. Л. Франк¹⁷ . Историю человечества он идеалистически определял как "конкретную жизнь человеческого духа"; теорию прогресса отбрасывал как "ходячий предрассудок", рекомендуя взамен реакционную теорию "циклического, кругового характера культурного развития". С. Л. Франку вообще был ненавистен "экономический (!) материализм" и "абсолютный историзм" К. Маркса и Ф. Энгельса. В конечном счете С. Л. Франк пришел к отрицанию закономерностей в развитии "социально-экономического и политического строя", а тем самым к отрицанию закономерности социалистической революции в России¹⁸ .

Враждою ко всякой революции, а тем более социалистической, пронизана книга В. В. Савича "Основы поведения человека", вышедшая в двух изданиях - в 1922 и 1927 годах. История в ней рассматривалась

¹³ См. хронику в журнале "Мысль", Птгр., 1922, N 3.

¹⁴ Число таких издательств сильно возросло в 1921 г., когда нэп расширил возможности частного предпринимательства в книжном деле. К 1922 г. в Петрограде насчитывалось 99, а в Москве 220 частных издательств (см. Л. Мещеряков. О частных издательствах. "Печать и Революция", 1922, N 6). Их деятельность с 1919 г. находилась под контролем Политического отдела Госиздата, а с 1920 г. - Революционной военной цензуры, слившейся в 1922 г. с Главлитом (см, М. Шелкунов. Законодательство о печати за 5 лет. "Печать и Революция", 1922, N 7). Но этот контроль был направлен главным образом против открытой контрреволюционной агитации. Борьба же с идеологически враждебными, антимарксистскими взглядами велась путем их систематической критики на страницах марксистских журналов.

¹⁵ Л. П. Карсавин. Saligia, или весьма краткое и душеполезное размышление о боге, мире, человеке, зле и семи смертных грехах. Птгр. 1919. Ср. его же. Петербургские ночи. Птгр. 1920.

¹⁶ Л. П. Карсавин. Восток, Запад и русская идея. Птгр. 1922.

¹⁷ С. Л. Франк. Очерки методологии общественных наук. М. 1922.

¹⁸ "Очерки" представляли конспект курса лекций, которые С. Л. Франк читал в Саратовском университете в течение 1920 - 1922 годов. Ему же принадлежит "Введение в философию в сжатом изложении" (М. 1922), которое на его марксистского критика И. Луппола произвело впечатление "типичного продукта средневековой схоластики". "Под знаменем марксизма", 1922, N 9 - 10. стр. 227.

сквозь призму физиологии человека и его социальной психологии и характеризовалась как смена процессов возбуждения и торможения. "Человек, - это горилла, вооруженная пулеметом", - писал В. В. Савич. Подъем культуры возможен только в условиях усиленного торможения, революция же - время ликвидации всех и всяческих тормозов; таким образом, для Савича революция и культура несовместимы; для возвращения от революции к культуре необходима железная дисциплина, "усиление торможений", достигаемое репрессиями, которые проводились в прошлом железной рукой таких деятелей, как Кромвель, Пуанкаре, Носке¹⁹ .

Политическая ориентация В. В. Савича ясна и не нуждается в комментариях. Иначе обстоит дело с написанной более тонко, но с таких же реакционных позиций книгой Г. Шпета по истории русской философии²⁰ . В предисловии к ней автор готов признать, что "отход и отказ значительной части интеллигенции от революции есть закат и гибель этой интеллигенции". "Нет нашей интеллигенции, - писал Г. Шпет, - но становится новая, нет старой России, но возникает новая. Нельзя игнорировать факты, которые не могут не иметь значения для всей угасающей и истлевающей христианской культуры". Будущее новой интеллигенции автору неясно, но "здоровый оптимизм" заставляет его верить в грядущий "русский Ренессанс"²¹ . Однако эти здравые мысли служат только маскировкой для проводимой в книге антиисторической концепции, для прямой клеветы на все развитие русской национальной культуры. Согласно взглядам Г. Шпета, роль главной культурной силы в России в течение ста лет со времени Петра I играло "правительство с его немецкими чиновниками", виднейшие же представители нарождавшейся: русской интеллигенции были либо "обскурантами", вроде Новикова, либо "просто компиляторами", вроде Радищева. Вообще же "непроходимое невежество" было и долго еще оставалось характерной чертой русского общества. Игнорируя все развитие русской теоретической мысли XIX в., Г. Шпет заявлял, что русская философия была только "моралью, проповедью" и лишь незадолго до Октябрьской революции "начала подходить к научности"²² . Очевидно, "научность" он усматривал в писаниях Н. Бердяева. С. Булгакова, Ф. Степпуна и других философов, выступавших под флагом "религиозного преодоления социализма"²³ , или в "Этике" Э. Радлова, доказывавшего "аморальность" всякого материализма и обосновывавшего идеалистическую философию "трансцендентизма"²⁴ , и в тому подобных произведениях.

Особенно тяжелое впечатление произвело на советскую общественность отступничество от прежних прогрессивных позиций некогда весьма популярного профессора Р. Ю. Виппера. Виппер как ученый отличался большой широтой интересов; его исследования и учебники для высшей и средней школы по истории древнего мира, средних веков и нового времени, пользовавшиеся успехом до 1917 г., неоднократно переиздавались и в советское время. Характеризуя дореволюционную научную и педагогическую деятельность Р. Ю. Виппера, один из авторов журнала "Печать и Революция", Ц. Фридлянд, писал: "Этот буржуазный профессор принадлежал к той передовой группе ученых, которые считали себя близкими к марксизму, к экономическому материализму.

¹⁹ В. В. Савич. Основы поведения человека. Изд. 2-е, стр. 24, 32, 33, 38, 139 и др. Критику книги В. В. Савича см. Л. Авербах. О культурной революции и классовой борьбе. "Молодая гвардия", 1928, N 6.

²⁰ Г. Шпет. Очерк развития русской философии. Ч. 1. М. 1922.

²¹ Там же, стр. IX - XIII.

²² Там же, стр. VIII, 23, 29 - 33.

²³ См. сборник "О. Шпенглер и закат Европы". М. 1922. В. И. Ленин назвал этот сборник литературной маскировкой белогвардейщины ("Ленинский сборник" XXXVI, стр. 447).

²⁴ Э. Радлов. Этика. Птгр. 1922.

Виппер был одним из лучших представителей этой группы"²⁵ . В 1918 г. Виппер издал сборник своих статей и публичных лекций²⁶ . Первую мировую войну и "социальную революцию" в России он объявлял здесь катастрофой, в результате которой "от культуры, в которой, мы выросли, скоро останутся лишь обломки". Великая Октябрьская социалистическая революция для него - только порождение "солдатской анархии". Подобно Парижской коммуне, эта революция доказывает "нелепость и преступность борьбы классов", так как "капитал и труд должны быть не в схватке друг с другом, а в тесном взаимодействии", "гражданская война между рабочими и буржуазией во сто раз хуже и несправедливее, чем война империалистическая". В последней статье сборника Р. Ю. Виппер предает анафеме теорию социализма, которая "ничего не дает взамен капитализма, ни одной новой мысли" и, сверх того, "непригодна для социального анализа", поскольку в истории главную роль играют "идеи, а не массы, не экономические интересы и не классовая борьба".

Эти антимарксистские взгляды получили дальнейшее развитие в брошюре Виппера "Кризис исторической науки". Важнейшее проявление кризиса Виппер видел в "крушении теории прогресса" - теории, противоречащей, по его мнению, "подлинному" развитию всемирной, истории, которое подчиняется не закону прогресса, а "закону падения". Р. Ю. Виппер критиковал капитализм с позиций реакционного мелкого буржуа, зовущего к реставрации средневекового цехового строя. Отказавшись от теории прогресса, Виппер предлагал в книге "Круговорот истории" (Москва - Берлин, 1923) вернуться к реакционной циклической теории, апологетом которой тогда же выступил О. Шпенглер. Демагогическое осуждение "индустриализма, капитализма и империализма" служило лишь прикрытием его злобных выпадов против партии большевиков и революционных народных масс бывшей Российской империи.

Вести идеологическую борьбу с открытым антикоммунизмом, сочетавшимся с подлинным мракобесием, было сравнительно нетрудно, так как сама эта литература откровенно себя разоблачала. Сложнее обстояло дело с критикой книг, авторы которых, называя себя марксистами, в действительности вульгаризировали и опошляли марксизм-ленинизм. Среди таких книг было много дилетантских, написанных наспех, изобиловавших грубыми ошибками. В борьбе, с ними большую роль сыграли партийные, философские, общелитературные и критико-библиографические журналы, среди которых первое по значению место принадлежало ежемесячнику "Под знаменем марксизма". Этот боевой орган марксистской мысли был основан в 1922 г. по указанию В. И. Ленина. Марксистские взгляды в области истории, критика враждебных марксизму-ленинизму концепций неизменно проводились журналами "Книга и Революция" (1920 - 1930 гг.), "Печать и Революция" (1921 - 1930 гг.), "Красная новь" (орган Главполитпросвета, 1921 - 1942 гг.), "Большевик" (1924 - 1949 гг.). "Историк-марксист" (1926 - 1941 гг.), "Прапор марксизму" (орган Украинской ассоциации марксистско-ленинских институтов, 1927 - 1933 гг.) и других. Эта борьба порой принимала острые формы. Иногда в полемике допускались чересчур резкие и не всегда

²⁵ Ц. Фридлянд. Круговорот профессора истории. "Печать и Революция", 1923, кн. 6. См. также М. Н. Покровский. Общественные науки за десять лет. "Вестник Коммунистической Академии", М, 1928, кн. XXIV (2); его же. Профессор Виппер о кризисе исторической науки. "Под знаменем марксизма", 1922, N 3; М. Карев. Профессор истории в круговороте жизни. "Под знаменем марксизма", 1924, N 1, и др. Принимая во внимание прошлые заслуги Виппера, рецензенты недостаточно подчеркивали вызывающе враждебный тон его выступлений в 1918 - 1923 гг., далеко выходивших за рамки научной полемики с марксизмом. В 1940 г. Р. Ю. Виппер вернулся в СССР из эмиграции и был избран академиком Академии наук СССР. Его труды, изданные после 1940 г., относятся, главным образом к истории христианства. См. некролог в "Вестнике древней истории" (ВДИ), 1949, N 3.

²⁶ Р. Ю. Виппер. Гибель европейской культуры. М. 1918.

справедливые замечания и отзывы. Так, книгу профессора В. В. Святловского "История социализма" В. П. Волгин без достаточных оснований назвал "неряшливой компиляцией"²⁸ , а Н. Мещеряков - "шарлатанским и безграмотным произведением"²⁹ . Автора "Очерков по истории первобытной культуры" профессора В. Рожицына другой профессор, А. Н. Пинкевич, характеризовал в пылу полемики "невеждой и самоуверенным болтуном"³⁰ .

Хотя удельный вес антимарксистских и псевдомарксистских книг в общей Массе печатной продукции был невелик, но самый факт их свободного обращения на книжном рынке свидетельствовал о том, что буржуазные ученые особенно в 1918 - 1923 гг. имели возможность вести открытую антимарксистскую и даже антисоветскую пропаганду. Правда, в 1923 г. небольшая группа наиболее активных реакционных философов и социологов (Бердяев, Лосский, Введенский, Степпун и др.) была выслана из пределов Советского Союза (некоторые из них, например, Р. Ю. Виппер, уехали сами), после чего открытые выступления против Советской власти и научного социализма прекратились. Но этим, разумеется, не были решены задачи борьбы за марксистско-ленинскую науку. Рецидивы антимарксизма прослеживаются до начала 30-х годов. М. Н. Покровский объяснял эти рецидивы тем, что только с 1928 - 1929 гг. началась систематическая, планомерная борьба против буржуазной идеологии в научной исторической литературе³¹ .

Естественно возникает вопрос: почему в условиях пролетарской диктатуры существовала свобода печатного слова для людей, проповедовавших буржуазную идеологию? На это обычно дается такой ответ: в период гражданской войны и интервенции Коммунистической партии, Советской власти было, дескать, не до теоретической борьбы, а в годы нэпа наряду с ограниченным допуском буржуазии к участию в восстановлении хозяйства нельзя было полностью устранить и проявления буржуазной идеологии, если она не носила резко антисоветского характера³² . Разумеется, эти два положения, особенно первое, нельзя признать ни полными, ни правильными, поскольку объективные условия переходного периода от капитализма к социализму определяли острейшую идеологическую борьбу по всем линиям, в том числе и в области истории. Этому объяснению отнюдь не противоречат заявления М. Н. Покровского, фактически возглавлявшего с 1918 по 1931 г. марксистско-ленинский исторический фронт. В конце 1924 г. М. Н. Покровский констатировал значительные сдвиги в мировоззрении ряда видных историков. "На прежних позициях после 1917 года, - писал он, - остались только безнадежные академические засушины"³³ . В самом начале 1927 г., выступая на пленуме Государственного ученого совета (ГУС) Наркомпроса, он сказал: "В. И, Ленин уже заложил прочный фундамент большевистской науки, и мы вступили в Октябрьскую революцию превосходно вооруженными. Но во всяком случае это был лишь фундамент. Тогдашние ученые-большевики, в частности, большевики-исто-

²⁸ "Под знаменем марксизма", 1924, N 3, стр. 288.

²⁹ "Красная новь", 1925, кн. 4, стр. 162.

³⁰ "Красная новь", 1923, кн. 3, стр. 348 - 351.

³¹ Выступая в обществе историков-марксистов 17 марта 1930 г., М. Н. Покровский сказал: "Как раз за последние полтора года мы перешли наконец в наступление на буржуазную идеологию, на историков буржуазного мировоззрения, что следовало бы сделать давно, но что не делалось до сих пор сколько-нибудь систематически и энергично" (цитировалось М. А. Савельевым на траурном вечере памяти М. Н. Покровского 13 мая 1932 г. См. "Вестник Коммунистической Академии, 1932, N 4 - 5, стр. 36),

³² См., например, С. С. Тарасова. Культурное строительство в первые годы Советской власти (сборник статей "Победа Великой Октябрьской революции". М. 1957).

³³ М. Н. Покровский. По поводу статьи Н. Рубинштейна. "Под знаменем марксизма", 1924, N 10 - 11, стр. 211.

рики, насчитывались единицами, и эти единицы были настолько перегружены административной и всякой иной работой, что, в сущности, науке как таковой, реорганизации науки они могли уделять лишь минимальное время. А в общем и целом в первые годы после Октябрьской революции партия ведь делала историю, а потому ей было не до того, чтобы писать историю"³⁴ . Спустя месяц он заявил: "Мы прошли ту эпоху, когда нам нужны были ученые, признающие Советскую власть... Сейчас нужны ученые, которые принимают участие в строительстве социализма"³⁵ . Наконец, в марте 1928 г. он дал такую, по его собственному замечанию, парадоксальную формулировку: "Возрождение у нас буржуазного обществоведения могло состояться (в 1921 - 1923 гг. - О. В. ) только благодаря поддержке советской власти, которая (поддержка) была не капризом, а была неизбежной". Иначе марксистская литература была бы с самого начала "монополистом", а это "было бы плохо потому, что, сама будучи отражением классовой борьбы, общественная наука крепнет именно в борьбе". Таким образом, буржуазные тенденции в литературе "нам в известной мере полезны"³⁶ .

Безусловно, терпимое до известного предела отношение со стороны Советской власти к буржуазным историкам вызывалось явным недостатком квалифицированных марксистских кадров, а главное, оно соответствовало всей гибкой и дальновидной ленинской политике в отношении буржуазной интеллигенции. Но одновременно с этим систематически проводились мероприятия, имевшие целью перевоспитание старых и подготовку новых кадров советских специалистов в области исторической и других общественных наук. Сюда относится прежде всего демократизация высшего образования, создание (с 1919 г.) рабочих факультетов для подготовки рабоче-крестьянской молодежи к поступлению в вузы, введение в вузовские программы обязательных курсов социально-экономических дисциплин и другие меры³⁷ .

Задача подготовки научной смены также решалась в демократическом духе. Система "оставления" при кафедрах и факультетах ничтожного числа "профессорских стипендиатов" была заменена институтом аспирантуры, открывавшим доступ к ученой деятельности во много раз большему, чем прежде, числу талантливых молодых людей, особенно из рядов трудящихся. Подготовка научных Кадров по общественным наукам была сосредоточена главным образом в специальных учреждениях Москвы и Ленинграда.

Для развития общественных наук важнейшее значение имело создание центров марксистской исследовательской работы, на которые возлагались также задачи выявления и объединения научных марксистских сил и популяризации марксистских знаний. Первым таким научным центром явилась Социалистическая академия общественных наук (САОН), учрежденная по предложению В. И. Ленина декретом ВЦИК 25 июня 1918 г. и позже (в 1923 г.) переименованная в Коммунистическую Академию. В 1919 г. был утвержден устав САОН, ставивший перед ней задачу "исследования вопросов истории, теории и практики социализма". В 1924 г. в развитие решений XII съезда партии Совет Народных Комиссаров РСФСР включил в новый устав Комакадемии определение этого учреждения как "марксистского методологического центра". "Вестник Социалистической (Коммунистической) Академии", выходив-

³⁴ Стенограмма речи М. Н. Покровского. Цит. по документам архива Наркомпроса Н. М. Лукиным. "Вестник Коммунистической Академии", 1932, N 4 - 5, стр. 47 сл.

³⁵ Там же, стр. 52.

³⁶ М. Н. Покровский. Общественные науки за 10 лет. "Вестник Коммунистической Академии", 1928, кн. XXIV(2), стр. 15.

³⁷ См. Е. В. Чуткерашвили. Развитие высшего образования в СССР. М. 1961; журнал "Народное просвещение" за 1919 - 1920. гг., особенно NN 30 (1919 г.) и 62 - 64 (1920 г.); "Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства", 1922, N 75, ст. 929.

ший с 1922 г., был посвящен главным образом вопросам философии, экономики и права. В Петрограде на базе существовавшего с 1918 г. Института марксизма и основанного в 1921 г. Петроградского общества марксистов было создано отделение Комакадемии (ЛОКА), издававшее свой ежемесячник "Проблемы марксизма"³⁸ .

В конце 1920 г. на Пленуме ЦК партии было принято решение об организации музея марксизма "мирового значения". Юридически это день рождения нового исследовательского учреждения - Института Маркса и Энгельса, ранее входившего в состав САОН на правах сектора. В 1926 по 1930 г. этот институт издавал журнал "Летописи марксизма" и сборники "Архив Маркса и Энгельса". В 1923 г. был организован Институт Ленина, в 1931 г. объединенный с Институтом Маркса и Энгельса в Институт марксизма-ленинизма³⁹ . Оба института подготовили первые научные издания сочинений Маркса- Энгельса и Ленина⁴⁰ . Так была заложена прочная основа для развития в Советском Союзе марксистско-ленинской общественной науки.

Кузницей молодых научных кадров в области общественных наук явился Институт красной профессуры (ИКП), созданный в 1921 г. в связи с предложениями "Комиссии по коренному преобразованию общественных наук в школе". В течение первых двух лет существования ИКП в него было принято около 150 слушателей, главным образом из рядов партийной интеллигенции (из демобилизованных работников Политуправления Красной Армии, преподавателей рабфаков и коммунистических школ)⁴¹ . Семинары стали в ИКП главным методом подготовки историков, философов, экономистов, юристов для научно-исследовательской работы. С расширением ИКП (число его слушателей к 1932 г. достигло 2400 человек (он распался на ряд институтов: истории", экономики, права и философии⁴² . Руководили семинарами по истории в ИКП ученые-коммунисты: М. Н. Покровский, Н. М. Лукин, А. М. Деборин, В. П. Волгин, М. А. Рейснер и другие, а также беспартийные профессора, по словам М. Н. Покровского, "близко к нам стоявшие", - медиевисты А. Н. Савин и Е. А. Косминский, античники Г. И. Пригоровский, П. Ф. Преображенский, В. С. Сергеев и другие. Позже Отделение Института красной профессуры было организовано и в Ленинграде.

Историки, выходившие из стен ИКП, специализировались почти исключительно по новой и особенно новейшей истории России и Западной Европы. Объясняется это не только тяготением к наиболее политически актуальной проблематике, но и тем, что этот участок исторической работы в дореволюционных университетах был совершенно заброшенным. И уже в 1928 с. М. Н. Покровский с удовлетворением констатировал расширение круга научных интересов молодых "икапистов"⁴³ .

Что касается разработки истории докапиталистических формаций и подготовки соответствующих специалистов, то до начала 30-х годов они оставались как бы монополией учреждений, руководимых старыми учеными-немарксистами. Это прежде всего - Отделение истории и

³⁸ См. А. Д. Удальцов. Очерк истории Социалистической Академии (1918 - 1922). "Вестник Социалистической Академии", 1922, N 1; Е. Пашуканис. Коммунистическая Академия. "Печать и Революция", 1926, кн. VII, стр. 250 сл.; С. Кравцов. Коммунистическая Академия. "Под знаменем марксизма", 1927, N 10 - 11; "Коммунистическая Академия. 1918 - 1928. Обзор деятельности за десять лет". М. 1929; "Записки научного общества марксистов". Птгр. 1923, N 1.

³⁹ См. очерк истории Института Маркса - Энгельса в журнале "Под знаменем марксизма", 1923, N 2 - 3, стр. 226 - 231.

⁴⁰ Первое издание Собраний сочинений В. И. Ленина стало выходить уже в 1920 году. См. предисловие к изданию по его перепечатке в III изд. Т. I (1931 г.), стр. VIII.

⁴¹ "Труды" Института красной профессуры. Ч. I. М. 1923. См. предисловие М. Н. Покровского.

⁴² См. Речь М. Н. Покровского на собрании по случаю 10-летия ИКП. "Борьба классов", 1932, N 1.

⁴³ М. Н. Покровский. Общественные науки за 10 лет, стр. 18.

филологии (ОИФ) Российской Академии наук. Среди академиков отделения вначале не было ни одного марксиста. Все они были специалистами преимущественно по истории древнего мира, по византиноведению, славяноведению, по археологии и филологии стран Востока⁴⁴ . Руководящая роль отделения в организации научной работы осуществлялась через различные комиссии (археологическую, историческую, археографическую, коллегию востоковедов при Азиатском музее, византийскую и пр.), а также через периодическую печать⁴⁵ .

Работа Отделения истории и филологии подвергалась в начале 20-х годов резкой критике на страницах марксистской печати: отделение называли "реакционным гнездом", "идеологическим фундаментом буржуазного мировоззрения"; не было недостатка в голосах, требовавших его радикального реформирования⁴⁶ . Однако ленинская установка о бережном отношении к культурному наследию и к старым ученым сохраняла всю свою силу. В цитированной выше статье к 200-летию академии А. В. Луначарский вспоминал: "Он (В. И. Ленин - О. В. ) буквально предостерегал меня, чтобы кто-нибудь не озорничал вокруг Академии... Ильич говорил: "Нам сейчас вплотную Академией заняться некогда, а это важнейший общегосударственный вопрос... Но правительство провозгласило ее (АН, - О. В. ) Всесоюзной, что накладывает на нее новые обязанности"⁴⁷ .

Превращение ОИФ (в конце 20-х годов оно уже называлось Отделением общественных наук) из центра буржуазной идеалистической науки в центр марксистско-ленинской общественной науки заняло продолжительное время. Первым этапом на этом пути было создание независимых от АН учреждений, которые, не будучи отягощены грузом давних традиций, могли бы в более короткие сроки развернуть исследовательскую работу в марксистско-ленинском направлении, в том числе и по истории докапиталистических формаций.

В апреле 1919 г. на базе Археологической комиссии ОИФ была учреждена "Российская (позже - Государственная) академия истории материальной культуры" (ГАИМК) в Петрограде. Вместе с ее президентом Н. Я. Марром (первым академиком, вступившим в ряды Коммунистической партии) в ГАИМК сосредоточили свою работу многие другие видные ученые. Кроме археологии, здесь стали развиваться общее языкознание, фольклористика, классическая филология и история докапиталистических формаций. Первый том "Известий ГАИМК" (1921 г.) еще не содержал ни одной марксистской работы, однако М. Н. Покровский имел основание назвать его "достижением"⁴⁸ . Действительно, уже сама область исследования - материальная культура - открывала перед исследователем новые перспективы и наталкивала его на путь материалистического истолкования истории.

ГАИМК явился первым историческим научным учреждением, структура которого соответствовала марксистской периодизации по общественно- экономическим формациям. В 1930 г. ГАИМК был разделен на институты: доклассового общества, античного (рабовладельческого)

⁴⁴ См. "Список академиков по отделению исторических наук и филологии на 1919 г.". "Известия АН", 1919, стр. 120; справочник "Академия наук СССР". Л. 1925.

⁴⁵ Ввиду слишком узкого, "ведомственного" характера таких органов академической печати, как "Известия АН", "Доклады АН" и других, ОИФ после 1917 г. делало попытки предоставить историкам более широкую трибуну путем выпуска специальных исторических журналов и сборников. Но все эти издания ("Дела и дни", "Русский исторический журнал", "Анналы", "Россия и Запад" и др.) не получили общественного признания и оказались недолговечными.

⁴⁶ "Под знаменем марксизма", 1922, N 3, стр. 119 сл.; N 11 - 12, стр. 244; 1923, N 1, стр. 191; М. Н. Покровский. Общественные науки за 10 лет, стр. 18.

⁴⁷ А. В. Луначарский. Указ. соч.

⁴⁸ М. Н. Покровский. Общественные науки в России за четыре года (1917 - 1921). "Наука в России". М. 1922.

общества и феодализма (с отделениями русским, византийским, восточным и западноевропейским). Ярким свидетельством успехов ГАИМК и его работников в овладении марксистско-ленинской методологией могут служить его издания конца 20-х - начала 30-х годов, в особенности сборник "Карл Маркс и проблемы истории докапиталистических формаций" (М. -Л. 1934), вышедший как 90-й том "Известий ГАИМК".

В 1921 г. был создан при факультете общественных наук I МГУ Институт истории, который в 1924 г. вместе с пятью другими гуманитарными институтами образовал Российскую ассоциацию научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН). Институт истории на первых порах возглавлял крупный медиевист старой школы профессор (с 1929 г. - академик) Д. М. Петрушевский, но в состав правления РАНИОН и дирекции института входили М. Н. Покровский, В. П. Волгин, Д. Д. Удальцов и другие видные ученые-коммунисты. В институте существовали секции отечественной истории, новой и новейшей истории Запада, однако наиболее активно разрабатывались здесь вопросы истории докапиталистических формаций, причем заметно преобладала средневековая тематика⁴⁹ .

Д. М. Петрушевский в отчете за 1925 г. ГУС Наркомпроса писал, что аспиранты и молодые сотрудники института уже овладели основами марксизма, так как они успешно сдали экзамены по историческому материализму⁵⁰ . Однако среди отдельных видных партийных работников существовало убеждение, что в Институте истории происходит "демарксизация" молодежи. Об этом сигнализировали сами аспиранты института. В газете "Вечерняя Москва" (6 февраля 1928 г.) появилось письмо, подписанное некоторыми из них, с жалобой на то, что в "некоторых секциях" Института истории "имя Маркса, а тем более Ленина подвержено, как в царской России, бойкоту", приличным же считается ссылаться только на буржуазных ученых, "плагиирующих и искажающих Маркса". В письме отмечалось, что "под крылышком института фактически существует и развивается открытая деятельность старой историографии"⁵¹ .

М. Н. Покровский сначала взял институт под защиту, указывая, что "на мастерстве Петрушевского мы учимся технике научно-исследовательской работы"⁵² , но уже в 1929 г. он сам выдвинул на заседании ГУС проект "пересадки" институтов РАНИОН в Комакадемию. Он выразил при этом сожаление, что "так поздно, лишь через 11 лет, осознал тот факт, что в области истории - науки марксистской по преимуществу - дореволюционные оценки, подходы и методы абсолютно никуда не годятся". "Учреждения, которые пережили себя, подлежат беспощадному слому"⁵³ , - писал он тогда же в журнале "Историк-марксист". В том же 1929 г. Институт истории (как и другие институты РАНИОН) был "пересажен" в реорганизованном виде в Комакадемию⁵⁴ . Одновре-

⁴⁹ См. отчет о деятельности института в "Трудах" Института истории. Вып. I. М. 1926, стр. 523 сл.

⁵⁰ "Можно быть уверенным, что в институте (после экзамена весной 1924 г. - О. В. ) нет ни одного научного сотрудника, не усвоившего в должной мере основ научного (!) марксизма" (см. отчет о деятельности института, стр. 539).

⁵¹ Цит. по Л. Авербах. Указ. соч., стр. 166. Н. М. Лукин в докладе о М. Н. Покровском говорил, что аспиранты осаждали председателя ГУС (то есть М...Н.. Покровского) в его кабинете, требуя реорганизации РАНИОН ("Вестник Коммунистической Академии", 1932, N 4 - 5, стр. 57 и сл.).

⁵² "Вестник Коммунистической Академии", 1928, N 27, стр. 250 - 267.

⁵³ "Вестник Коммунистической Академии", 1932, N 4 - 5, стр. 50 - 57; "Историк-марксист", 1929, т. 14, стр. 5.

⁵⁴ См. речь М. Н. Покровского при открытии Института истории в Комакадемии 18 ноября 1929 т. ("Историк-марксист", т. 14, стр. 3 - 12). Формулировка Л. В. Ивановой ("Подготовка кадров советских историков". "История СССР", 1960, N 6, стр 69): "Слияние РАНИОНа с Комакадемией в 1929 г. ...было вызвано необходимостью большей концентрации научных сил", - неточна и, в сущности, неверна, ибо Институт исто-

менно Научно-исследовательский институт истории Академии наук, связанный с 1926 г. с РАНИОН и возглавлявшийся профессором А. Е. Пресняковым, был влит в Институт истории Ленинградского отделения Комакадемии. Наконец, самый центр академической общественной науки - Отделение истории и филологии - значительно изменился с избранием в этом и последующих годах новых академиков-коммунистов, среди которых были такие выдающиеся историки, как М. Н. Покровский, Н. М. Лукин, В. П. Волгин, А, И. Тюменев.

Картина вовсе не была столь мрачной, как это представлялось сторонникам ликвидации институтов РАНИОН. Об этом говорит и тот факт, что виднейшие впоследствии представители советской исторической науки - Е. А. Косминский, В. Н. Пичета, М, В. Нечкина, С. Д. Сказкин, Н. М. Дружинин, В. М. Хвостов, А. С. Ерусалимский, А. Н. Неусыхин, Б. Ф. Поршнев, М. М. Смирин, Я. Я. Зутис, А. З. Манфред и многие другие - вышли из стен этого учреждения или совершенствовали в нем свое мастерство. То же относится к ГАИМК, где приобщались к марксизму или только начинали научную карьеру И. И. Смирнов, В. И. Равдоникас, Б. Б. Пиотровский, П. Н. Третьяков, С. П. Толстов и ряд других впоследствии выдающихся советских историков, этнографов, археологов; в том же ГАИМК работало немало старых ученых, переходивших на марксистские позиции, - Б. Д. Греков, С. А. Жебелев, Ф. И, Шмит. Сильное влияние марксизма на старых историков обнаружилось уже в 1925 г., когда в связи с 20-летием первой русской революции, 100-летием восстания декабристов и 150-летием крестьянской войны под предводительством Пугачева вышли марксистские монографии по названным темам отечественной истории, в создании которых принимали участие и ученые - представители старой школы. Характерно, что и М. Н. Покровский, подвергая в 1928 г. острой критике работы Д. М. Петрушевского, оптимистически оценивал общее положение на историческом фронте: он говорил о "стихийной тяге к марксизму историков буржуазного происхождения" и формулировал следующий вывод: "марксистская идеология сделала огромные завоевания в нашей исторической литературе"⁵⁵ .

К середине 20-х годов уже были достигнуты заметные успехи в создании марксистской литературы, в организации науки, в деле подготовки новых, марксистских кадров. Однако по мере того, как росли успехи, возрастали и требования к качеству научной исторической литературы, усиливалась борьба против вульгаризации и искажения марксизма-ленинизма, против псевдомарксизма и рецидивов антимарксизма.

Вряд ли можно считать случайным, что именно в 1925 г., во многих отношениях переломном, было учреждено при Комакадемии Общество историков- марксистов. Общество ставило своей задачей объединение "широких кадров" историков-марксистов Советского Союза, в его программу входило руководство "разработкой актуальных спорных вопросов истории" путем докладов, диспутов и т. д., популяризация исторических знаний, особенно в связи с юбилейными датами, наконец, "решительная борьба с книжной халтурой". В 1927 г. общество разделилось на секции: методическую, социологическую, истории России и ВКП(б), истории Запада и истории Востока⁵⁶ .

Рост Общества историков-марксистов являлся своего рода барометром успехов. В первый год общество насчитывало 29 действительных членов и 11 членов- корреспондентов (последние главным образом из числа беспартийных ученых). К началу 1929 г., постепенно увеличиваясь,

рии не выполнял никаких функций, которые дублировалн бы функции Комакадемии, до 1929 г. не имевшей в своем составе Института истории.

⁵⁵ М. Н. Покровский. "Новые" течения в русской исторической литературе. "Историк-марксист", 1928, т. VIII.

⁵⁶ См. "Историк-марксист", 1927, т. 3, стр. 245.

число его членов дошло до 400, причем особенно быстро выросла группа членов-корреспондентов (в 17 раз!)⁵⁷ .

С 1926 г. общество получило свой периодический орган - "Историк-марксист", первый в мире марксистский журнал, на страницах которого освещались вопросы конкретной истории России и зарубежных стран, проблемы социологии и методологии истории, а также методики преподавания истории в средней и высшей школе; несколько позже появились журналы "Борьба классов" и "История пролетариата в СССР". Аналогичные общества и журналы появились на Украине, в Белоруссии и Азербайджане.

Процесс собирания и консолидации марксистских сил, работавших в области исторических наук, завершился на данном этапе созывом Всесоюзной конференции историков-марксистов. Конференция, работавшая в Москве с 28 декабря 1928 г. по 3 января 1929 г., продемонстрировала рост марксистских кадров, особенно в области новой и новейшей истории России и Западной Европы; что касается истории докапиталистических обществ, то разработка этой проблематики была представлена на конференции слабо⁵⁸ . Социологическая секция была занята преимущественно обсуждением доклада академика Н. Я. Марра о яфетической теории, которую ее сторонники без всяких оснований провозгласили "важнейшим дополнением к марксизму", "большевистской теорией филологии"⁵⁹ . Конференция выявила боевой, наступательный дух советских историков. Острой критике подверглась и зарубежная буржуазная историография и работы некоторых советских историков-немарксистов, выступавших "под защитной окраской марксизма"; на конференции подчеркивалась также опасность проявления в исторических работах великодержавного шовинизма и местного национализма.

На конференции были подведены итоги достижениям в области организации исторической науки: упорядочение архивов и начало научных публикаций важнейших материалов; рост научных библиотек; успешная работа по изданию произведений Маркса и Энгельса, Ленина; солидная подготовка к изданию Большой Советской Энциклопедии и т. д. Отмечались и крупные недостатки в развитии исторической науки: чрезмерно узкая тематика исследовательской работы, а в научно-популярной литературе - злоупотребление социологическими схемами, не подкрепленными конкретным изучением прошлого; наличие еще влияния буржуазной науки, особенно в области истории докапиталистических формаций и истории стран Востока; нечеткость в понимании некоторых принципиальных положений исторического материализма и проистекавшие отсюда методологические ошибки: смешение буржуазного экономизма с историческим материализмом, неправильное применение марксистской исторической периодизации, упрощенное представление о соотношении между партийностью и объективностью в науке, элементы модернизации и прочее. От этих ошибок не был свободен и сам руководитель исторического фронта М. Н. Покровский, поскольку они (как справедливо отметил в своем выступлении на совещании по вопросам методологии истории в 1964 г. акад. П. Н. Федосеев) отражали тогдашний уровень исторической науки⁶¹ .

⁵⁷ "Труды I Всесоюзной конференции историков-марксистов (28.XII.1928 - 4.I.1929)". В 2-х тт. М. 1930. П. Горин. О работе Общества историков-марксистов. Т. I; "Список делегатов первой всесоюзной конференции". Т. II.

⁵⁸ На конференции был сделан только один доклад по истории средних веков (А. М. Розенбергом - о монархии Карла V).

⁵⁹ См. "Труды I Всесоюзной конференции историков-марксистов". Т. II. В прениях по докладу Н. Я. Марра (в социологической секции) наряду с восторженными поклонниками яфетической теории Марра выступали и ее противники, но весьма осторожно.

⁶¹ См. "История и социология". М. 1964, стр. 45.

М. Н. Покровского уже после его смерти обвиняли в том, что он ликвидировал историю в средней школе, заменив ее обществоведением; что он содействовал ликвидации в университетах историко-филологических факультетов; что он и в преподавании и в науке насаждал социологизм, схематизм и т. д.; что он ориентировал историков на разработку проблем исключительно новейшей истории. При этом даже не ставится вопрос: чем же объяснить "вражду" к конкретной исторической науке этого широко образованного историка, собственные ученые труды которого как бы противоречили всей его деятельности на посту председателя ГУС и заместителя наркома просвещения? Почему в 1934 - 1936 гг. понадобилась инициатива ЦК ВКП(б) для того, чтобы восстановить в полном объеме историю как науку и предмет преподавания в ее правах?

Ответ на все эти вопросы дает сама история организации исторической науки, вкратце изложенная выше. До тех пор, пока и в Академии наук и в университетах отсутствовали марксистски подкованные историки, философы и специалисты других общественных наук, необходимо было создание новых научных и учебных учреждений, не отягощенных старыми традициями, дабы сосредоточить в них малочисленные марксистские и близкие к ним научные силы, чтобы обеспечить таким образом и подготовку марксистских кадров и их влияние на буржуазных ученых (Комакадемия, ИКП, ГАИМК, РАНИОН и др.). Когда же эти цели к середине 30-х годов были достигнуты, новые научно- исследовательские учреждения были влиты во Всесоюзную академию наук, а научно-учебные (ИКП и др.) - в университеты, куда, таким образом, были возвращены исторические, филологические и другие факультеты общественных наук в более расчлененном виде, сообразно требованиям научной специализации. Наконец, по поводу "изгнания" истории из средней школы: и здесь отсутствие марксистских кадров учителей-историков сделало неизбежным ее временную замену обществоведением. Но уже в 1928 г. М. Н. Покровский говорил о неудовлетворительности такой замены. Впрочем, он предлагал на первых порах ввести "систематический курс истории" только на рабфаках, а в школах второй ступени ограничиться введением "эпизодического курса"⁶² . Вообще весь этот бегло очерченный процесс "восстановления в правах" истории проходил вполне закономерно. Путь, приведший в нашей стране к полной победе марксистско-ленинской общественной науки над всеми буржуазными школами и направлениями, был достаточно сложным. Что касается лично М. Н. Покровского, то советская историческая наука обязана ему проведением в жизнь ленинских принципов организации науки и ее популяризации, чем обеспечивалось ее неодолимое движение вперед⁶³ .

Среди этих ленинских организационных принципов и поставленных В. И. Лениным задач видное место занимали два момента: 1) важность научно- популярной работы в гуще масс, широкая пропаганда исторических знаний, о чем В. И. Ленин неоднократно напоминал руководителям Наркомпроса; 2) проведение широких и свободных дискуссий по проблемам исторической науки как метод, стимулирующий ее развитие.

Осуществляя первое из ленинских указаний, М. Н. Покровский с конца 20-х годов возглавил издание серии иллюстрированных книжек "Всемирная история" с подзаголовком "Научно-популярная библиотека". В этой серии вышел ряд хорошо документированных работ, но после

⁶² Выступление М. Н. Покровского в мае 1928 г. по этим вопросам в Обществе историков-марксистов было опубликовано только спустя пять лет (см. "Борьба классов", 1933, N 5, стр. 71 - 73).

⁶³ В. И. Ленин (ПСС, т. 42, стр. 324) назвал М. Н. Покровского "обязательным советником (и руководителем) по вопросам научным, по вопросам марксизма вообще". Н. К. Крупская рассказывала на заседании памяти М. Н. Покровского, как высоко ценил этого историка-коммуниста Владимир Ильич ("Вестник Коммунистической Академии", 1932, N 4 - 5, стр. 70 - 71).

смерти М. Н. Покровского издание этой серии было без всяких видимых к тому оснований прекращено.

Что касается проводившихся под его руководством дискуссий, то они имели прямое отношение к животрепещущим политическим вопросам того времени. Так, дискуссия о природе русского самодержавия и о некоторых других вопросах русского исторического процесса возникла в связи с борьбой партии против троцкизма; дискуссия об азиатском способе производства была тесно связана со спорами о характере и перспективах китайской революции; дискуссии о новейших течениях в исторической литературе имели целью поставить заслон проникновению в советскую историографию новейших буржуазных концепций, а также помочь партии в ее борьбе с правооппортунистическим уклоном.

М. Н. Покровский положил начало дискуссиям своим выступлением против меньшевистской схемы русской истории, которую отстаивал Троцкий. Последний видел в русском самодержавии надклассовую государственную организацию, более близкую к азиатским формам деспотизма, чем к западноевропейской абсолютной монархии. Из идеи надклассовости вытекало и утверждение, что не только крестьянство, но и дворянство было закрепощено государством и что крепостное право на Руси было введено государством в интересах всего общества. Эти положения служили политическим целям троцкистов. М. Н. Покровский отстоял ленинское положение о классовом характере самодержавия, как и любой другой формы государства, но его собственный взгляд на абсолютную монархию как на государство "эпохи торгового капитализма" был тоже ошибочным, и М. Н. Покровский в конце концов сам от него отказался⁶⁴ . В ходе дискуссии было также выяснено, что буржуазно-меньшевистский экономизм Н. Рожкова и А. Богданова, получивший широкое распространение в учебной и научно-популярной литературе, не имеет ничего общего с марксистско-ленинским пониманием общественно-экономических формаций. Однако участники дискуссий остановились на полдороге и не показали, в частности, что одной из причин неверных представлений о формации было смешение этого понятия с другим марксистско-ленинским понятием - "эпоха"⁶⁵ .

Дискуссия об азиатском способе производства, затронувшая также вопросы феодализма, возникновения крепостного права и т. д., происходила в Москве, Ленинграде и на востоковедческом съезде в Харькове в течение 1928 - 1930 годов. Одни участники дискуссии видели в азиатском способе производства азиатский вариант феодализма, другие - доклассовый, первобытнообщинный строй. С. М. Дубровский, рассматривая эту проблему, определил азиатский способ производства как вариант феодализма, но выдвинул при этом свое понимание общественно-экономических формаций и основательно запутал вопрос, обнаружив в истории десять (!) сменяющих друг друга способов производства. Вместо богдановского "торгового капитализма" он поместил между феодальным и капиталистическим способами производства крепостничество и экономику мелких свободных производителей как две особые формации⁶⁶ . Дискуссия не прояснила вопроса, который послужил для нее поводом, но она заставила многих историков, в том числе специалистов, еще только переходивших на марксистские позиции, приступить к углубленному изучению произведений основоположников марксизма- ленинизма, она

⁶⁴ М. Н. Покровский. Троцкизм и особенности исторического развития России - "Коммунистический Интернационал", 1925, N 3. Ср. его же статью "Абсолютизм". БСЭ. Т. 1. М. 1926, стб. 87 - 90. О своем отказе от понимания торгового капитализма как основы абсолютной монархии М. Н. Покровский писал позднее в книге "Историческая наука и борьба классов". М. -Л. 1933.

⁶⁵ См. П. Горин. М. Н. Покровский - большевистский историк. "Вестник Коммунистической Академии", 1933, N 4; "Историк-марксист", 1932, тт. 1 - 2, стр. 114.

⁶⁶ С. М. Дубровский. К вопросу о сущности азиатского способа производства, феодализма, крепостничества и торгового капитала. М. 1929.

заострила внимание на некоторых методологических вопросах, например, на характере закономерностей в каждой антагонистической формации, что имело не только теоретическое, но и практическое значение ввиду многоукладности хозяйства Советского Союза в то время. Тем самым был показан пример сближения исторической науки с жизнью, с практикой социалистического строительства. Наконец, дискуссия способствовала преодолению в советской историографии европоцентризма и вместе с тем установлению весьма полезных контактов между специалистами по истории России, Востока и Западной Европы. Таким образом, характерная для периода 30 - 40-х годов недооценка этих дискуссий, как происходивших на низком научном уровне и якобы ничего не давших советской науке, необъективна. Она явно была навеяна предвзятым отношением ко всей деятельности М. Н. Покровского и его "школы"⁶⁷ .

В 1928 г. и на протяжении нескольких месяцев 1930 г. шли дискуссии в Обществе историков-марксистов вокруг новых книг Е. В. Тарле, Д. М. Петрушевского, Р. Ю. Виппера, С. Ф. Платонова, Н. И. Кареева, а также антимарксистских концепций влиятельных зарубежных историков (А. Допша, М. Вебера, А. Матьеза). Дискуссии были заострены против проникновения в советскую науку модернизации истории и прочих приемов ее извращения.

В связи с дискуссиями в Обществе историков-марксистов в 1928 - 1930 гг. ЦК ВКП(б) по докладу Комакадемии вынес постановление (15 марта 1931 г.), в котором было указано на необходимость перестроить всю научную работу и "выдвинуть на первый план разработку конкретных узловых проблем, связанных с текущими задачами партии и с классовой борьбой мирового пролетариата на данном этапе"⁶⁸ .

К началу 30-х годов, в тесной связи с ликвидацией в СССР остатков эксплуататорских классов и с победой генеральной линии партии в деле строительства социализма, торжествовала победу и утвердившаяся в общественных науках марксистско-ленинская методология. Мужая в ходе идеологических битв, советская историческая наука постепенно преодолевала свои недостатки и слабости: смешение экономизма с марксизмом, вульгаризацию, упрощенчество в понимании принципов исторического материализма, схематизм, ограниченность тематики. Творчески активные историки старой школы, такие, как Б. Д. Греков, Е. В. Тарле, В. В. Струве, Е. А. Косминский, Н. И. Грацианский, не говоря уже о молодых кадрах, усвоили и стали успешно применять в научной работе марксистскую методологию; осознали значение ленинского требования партийности в науке, роль народных масс и классовой борьбы. Историки-марксисты стали сосредоточивать внимание на конкретных явлениях и процессах, определяющих своеобразие изучаемого периода, опираться на первоисточники; при использовании буржуазной литературы научились извлекать из нее ценное и отсекать ее классово-партийную тенденцию. Советская марксистская историческая наука выходила на широкую дорогу научного познания закономерностей исторического процесса.

⁶⁷ См. статью Н. Дроздова в "Историке-марксисте", 1936, т. 1, стр. 14 - 22, в которой исторические взгляды М. Н. Покровского были признаны "немарксистскими", а его методология - "разновидностью экономического материализма". Еще более резким характером отличаются статьи сборника "Против исторической концепции М. Н. Покровского". Ч. 1. М. 1939. Здесь Покровскому приписываются "антимарксистские, антиленинские, антинаучные", и даже "ликвидаторские" (?) взгляды, вся его методология объявляется идеалистической, махистской, а его концепция русского исторического процесса - близкой к троцкизму.

⁶⁸ См. "Историк-марксист", 1931, т. 22, стр. 3 - 8.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - О. Л. ВАЙНШТЕЙН:

Комментарии: