Ниже публикуются три документа, принадлежащие перу Эжена-Луи Варлена, одного из самых выдающихся представителей французского пролетариата 60-х годов прошлого века, одного из основателей Интернационала во Франции и члена Парижской коммуны, погибшего мученической смертью от руки версальских палачей. Эти три письма Варлена относятся к бурным, насыщенным грозой, последним дням Империи и дням, предшествовавшим Парижской коммуне.

Первое из этих писем, адресованное русской социалистке Марии Яцкевич, было опубликовано в 1914 г. в журнале "Vie ouvriere"; два других письма были направлены Варленом в редакцию демократической газеты "Reveil". Все эти документы по-русски публикуются впервые. Эти материалы представляют большой интерес как для биографии самого Варлена, так и вообще для истории рабочего движения и истории I Интернационала во Франции.

Первое из трех помещаемых здесь писем Варлен пишет за 16 дней до падения Империи. Находясь в изгнании, в Антверпене, он и там не теряет свою связь с массами и чутким ухом пролетарского революционера слышит, что великие события не за горами. Шовинистический угар не кружит ему голову - он трезво разбирается в политической ситуации и знает, что может получить пролетариат от войны, затеваемой буржуазией. Он и в изгнании ни на минуту не забывает о ненавистной империи, о революции, Интернационале, политических партиях и пр. Он осуждает бланкистскую вылазку 14 августа 1870 г., заранее обреченную на неудачу.

Два других письма показывают его на боевом посту командира 193-го батальона Национальной гвардии, уже после падения Империи. Пролетарское чутье и здесь не обманывает его - он сознает, что теперь дело за "критикой оружия", что вооруженный пролетариат должен стоять на страже и охранять страну не только от внешнего врага, но и от внутренней реакции. И он осторожно следит за событиями и готовится к ним. Одно из его писем ясно показывает, как он смотрит на социальную революцию во Франции. Он считает необходимым, чтобы трудящиеся массы созрели для решительного и успешного натиска на господствующие классы, и думает, что для этого потребуется еще года два деятельной пропаганды и организационной работы среди масс.

Когда события опрокидывают эти расчеты, он не отходит в сторону - он берется за ружье и расстается с ним только тогда, когда у него не остается ни одного патрона.

На Варлена как на подлинного представителя пролетариата - класса, которому предстоит опрокинуть капиталистический строй и построить бесклассовое, социалистическое общество во всем мире, - неоднократно указывал Ленин в своих сочинениях, противопоставляя его жалким, продажным вождям II Интернационала - Реноделю и К^о . Эжен-Луи Варлен, несмотря на свои прудонистские и бакунистские заблуждения (особенно по вопросу о государстве) заслуживает того, чтобы историки-марксисты ознакомились подробнее и познакомили широкие массы трудящихся с его короткой, но необычайно богатой и героической жизнью, неразрывно связанной с историей рабочего движения, с историей Интернационала и Коммуны во Франции.

Е. Окулова

1.

Э. Варлен - Марии Яцкевич

Антверпен, 19 августа 1870 г.

Гражданка Мария!

Прошу меня простить, что со времени моего отъезда из Франции я еще не писал вам. Правда, я мог бы, пожалуй, представить кое-какие оправдания, но это было бы бесполезно и не могло бы оправдать меня целиком. Предпочитаю поэтому воздержаться от объяснений, что не помешает вам простить меня - наоборот.

Вы не можете себе представить, как мне надоела жизнь в изгнании. Меня беспокоит все происходящее в Париже. Хотя во всех последних событиях, касающихся войны, парижане показали себя мало заслуживающими моего уважения, я хотел бы там быть, чтобы видеть, чтобы следить за настроениями народа [inanifestations populaires] и чтобы в случае необходимости действовать.

Если бы мои личные ресурсы мне позволили, я, несомненно, сделал бы уже по крайней мере два или три путешествия incognito. Но заработная плата, которую получают в Бельгии, так скудна, что, право, совершенно не на что предпринимать частые путешествия.

Короче говоря, на прошлой неделе мне, несмотря ни на что, на один момент показалось, что я скоро уеду, но парижский народ, как и депутаты левой, задушили революцию в патриотическом движении. Что еще больше огорчает и приводит меня в смущение, так это то, что вот уже дней двенадцать я не получаю ни одного письма из Парижа.

Что делается с Интернационалом среди этого двойного потока шовинизма, заставляющего две великих нации, на которые мы могли, казалось, рассчитывать, заниматься жестоким истреблением друг друга?

Я не должен скрыть от вас, что хотя наши крестьяне своими глупыми голосованиями весьма заслужили те ужасные испытания, которым они теперь подвергаются, но я страдаю, когда вижу ваши провинции опустошенными, а Францию - истощающей свои силы в последнем отчаянном усилии, - так как я не жду ничего хорошего от победы прусского милитаризма. И тем не менее, пока хотя бы тень императорского правительства тяготеет над Францией, республиканская социалистическая партия должна путем воздержания от голосования протестовать против той губительной политики, в которую империя вовлекает наш народ.

Почему парижский народ не разбил империю при первых неудачах и не противопоставил революционную Францию прусскому королю? По крайней мере, было бы за что драться в случае продолжения войны, тогда как теперь тысячи людей, среди которых смерть пожинает обильную жатву, проливают свою кровь ради Наполеона III и Вильгельма I. Это печально.

Что означает эта стычка в Ля-Виллетт? Допустимо ли, чтобы республиканцы убивали так глупо и так подло пожарных, самых мирных солдат, какие только у нас имеются, в то время как есть столько-полицейских¹ .

Я жадно жду момента, когда империя со всеми вытекающими из нее последствиями будет сметена революционным движением, но, поистине, люди допустившие эту выходку, - безрассудны. Они и не думают о том, что прежде чем призывать народ к действиям, нужно

пощупать его пульс, чтобы убедиться в том, что у него лихорадка. А затем - разве начинают с убийства солдат?

Словом, гражданка, если вы сможете сообщить мне кое-какие сведения о настроениях парижского населения и о том, что думают предпринять члены Интернационала при современном положении вещей, я буду вам очень признателен, ибо, как я говорил вам выше, уже двенадцать дней я не получаю никаких частных известий, а я знаю, что сообщения журналистов нуждаются в проверке.

Можете ли вы также сообщить мне что-нибудь о Жио² ? Ведь он обещал мне перед своим отъездом писать каждый раз, когда произойдет что-нибудь важное. Что же с ним случилось?

Как наши друзья переносят заключение в Пелажи? Думают ли парижские секции о предстоящем конгрессе³ ? Мне представляется совершенно невозможным созывать его в данный момент. Об этом нужно бы подумать - остается всего пятнадцать дней. Если он откладывается, об этом нужно бы сказать. Имеете ли вы по этому поводу какое-нибудь извещение от Генерального совета в Лондоне?

По поводу Интернационала и газетных новостей должен вам сказать, что вот уже около восьми дней подряд, начиная с первых французских неудач, парижский корреспондент антверпенского "Precurseur" повторяет в каждой свой корреспонденции, что в Париже ожидается выступление Интернационала, что Интернационал должен устроить демонстрацию, что Интернационал должен провозгласить свержение империи и т. д. и т. д.

Уверяю вас, что эти "говорят", повторяемые ежедневно, только усиливают мою тоску и беспокойство.

Я узнал о вашем будущем браке с Эженом Гинсом⁴ . Это очень умный парень и очень преданный нашему делу - поздравляю вас с таким выборам, хотя я и являюсь заклятым врагом брака как в принципе, так и на деле.

Одновременно с этим письмом посылаю письмо Бахруху⁵ относительно наших изданий. Вот еще одно дело, которому не мало должна помешать война. Но в общем, чтобы теперь ни случилось, империя умерла морально, и я надеюсь, что мы вскоре увидимся в Париже.

Братски ваш Э. Варлен

Я забыл вам сказать, что с субботы я сижу без работы. Прежде, чем направить свои стопы дальше, я подожду немного в надежде, что Франция недолго будет для меня запретной страной.

Вот мой адрес:

Анри Барфельд, 75, Rembart du Lombard, Антверпен. ["Vie ouvriere", 5 mai 1914, p. 504 - 507.]

-----

¹ Варлен имеет в виду попытку бланкистов 14 августа 1870 г. захватить оружие в казарме пожарных, составлявших во Франции часть регулярной армии. Убит в действительности во время перестрелки не солдат-пожарный, а именно полицейский.

² Жио, Ипполит (р. 1849), рабочий-маляр, член парижской секции Интернационала и участник 3-го процесса Интернационала (был приговорен судом к 2 месяцам тюремного заключения).

³ Согласно постановлению Базельского конгресса Интернационала очередной конгресс должен был состояться в Париже. Однако 17 мая 1870 г. Генеральный совет, ввиду новых преследований со стороны бонапартовского правительства и невозможности вследствие этого созвать конгресс во Франции, постановил перенести место его созыва в Майнц, назначив днем открытия конгресса 5 сентября 1870 г. Война между Францией и Пруссией сделала открытие конгресса невозможным. Генеральный совет отстрочил созыв очередного конгресса до окончания войны.

⁴ Гинс, Эжен (1893 - 1923), бельгийский профессор, прудонист, затем бакунист делегат на Брюссельском и Базельском конгрессах Интернационала; секретарь бельгийской секции Интернационала.

⁵ Бахрух, Анри, венгерский рабочий, эмигрант, секретарь немецкой секции Интернационала в Париже, член Парижского федерального совета Интернационала.

2.

Письмо Варлена в редакцию газеты по поводу событий 8 октября 1870 г.

Субботняя демонстрация

Париж, 18 вендемьера¹ , год 79-й

Гражданин редактор!

Сегодняшние газеты излагают события вчерашнего дня² настолько неправильно, что я не могу обойти молчанием их сообщения о той роли, которую заставили сыграть в этом деле Национальную гвардию.

Все газеты, как республиканские, так и реакционные, с "L'officiel"³ во главе, повторяют, что реакционные батальоны Национальной гвардии сами устроили контрдемонстрацию в ответ на демонстрацию республиканского Центрального комитета в пользу выборов в Парижскую коммуну. Это - чрезвычайно прискорбное заблуждение, ибо оно способно еще более усилить возбуждение умов, порожденное этим печальным днем.

В действительности дело было так. Все батальоны, явившиеся к Городской ратуше, пришли туда по приказу командующего Национальной гвардии. В приказе начальникам батальонов, бывшим в этот день дежурными, не было сказано ни слова о цели этого призыва к оружию. Таким образом почти все наспех собранные национальные гвардейцы думали, что они идут на линию укреплений отражать пруссаков. Они и не подозревали, что их заставят разыграть недостойную комедию.

Действительно, национальные гвардейцы явились в разгар демонстрации, цель которой для большинства из них была непонятной. Что они явились не для устройства контрдемонстрации, явствует из следующего обстоятельства. Когда подошел 84-й батальон и некоторые граждане усмотрели в его появлении акт враждебности, национальные гвардейцы этого батальона подняли ружья прикладами вверх, чтобы показать свои миролюбивые намерения. Позднее, 193-й батальон, выйдя на площадь, ответил возгласами "Да здравствует Коммуна!" на те же возгласы в вопросительном тоне, которыми встретили его граждане, занимавшие площадь.

Верно, что многие национальные гвардейцы кричали: "Долой коммуну!", но, повторяю, большинство ничего не понимало в происходящей демонстрации.

Если бы все знали, как тщетно пытались республиканские комитеты 20-ти округов⁴ добиться у временного правительства принятия тех героических мер, которые могли бы спасти республику, то все единодушно потребовали бы вместе с нами назначения муниципальных выборов, которые одни только могут вернуть нам инициативу и дать нам возможность спастись своими собственными силами.

К несчастью, иногда граждане все еще думают, что достаточно передать временному правительству те предложения, которые ежедневно принимаются на общественных собраниях, чтобы оно поспешило их использовать.

Несмотря на то, что восемь дней тому назад правительство Национальной обороны постановило не допускать приема новых членов в Национальную гвардию, несмотря на то, что у сорока батальонов, сформированных в последнюю очередь, нет ружей и что на 280000 вооруженных национальных гвардейцев имеется 175000 с совершенно недостаточным вооружением (с пистонными ружьями) - несмотря на это, есть еще много людей, считающих, что правительство, называющее себя правительствам Национальной обороны, сделало все, что было возможно.

Было бы несправедливостью огульно называть реакционными те батальоны, единственная вина которых заключалась в их уверенности, что во время осады, когда грохочут пушки, их не могут призвать к оружию ни для чего иного, как для того, чтобы итти к укреплениям.

Привет и братство!

Командир 193-го батальона Э. Варлен

["Reveil", 11 octobre 1870.]

-----

¹ 18 вендемьера 79-го года по революционному республиканскому календарю соответствует 10 октября 1870 г. Здесь Варлен допустил, повидимому, ошибку в определении дня (18 вендемьера); нужно 17 вендемьера, т. е. 9 октября, так как о 9 октября он говорит как о вчерашнем дне.

² Демонстрация 8 октября - одно из первых выступлений народных масс Парижа, возмущенных предательской политикой правительства Национальной обороны. Поводом к демонстрации послужил отказ правительства выполнить обещание о назначении выборов в Коммуну.

³ "Journal Officiel" ("Правительственная газета") выходит с 1 января 1869 г. Официоз французского правительства, сменивший "Moniteur universel".

⁴ Комитеты 20-ти округов, - общественные районные организации, созданные в Париже после падения Второй империи (4 сентября 1870 г.), имевшие целью охрану республиканского режима от посягательств правительства, организацию обороны и снабжения Парижа и установление связи с населением. Комитет каждого округа (района) Парижа, носивший название Комитета бдительности (Comite de vigilance) выбирал по 4 представителя в так называемый Центральный республиканский комитет 20-ти округов. В состав этого ЦК входили наиболее видные деятели Интернационала и профессионального движения. Он помещался на площади Кордери, 6, где помещались бюро парижских секций Интернационала и Федеральная камера рабочих союзов. В состав ЦК 20-ти округов входил и Варлен.

3.

Гражданам 193-го батальона Национальной гвардии

После опубликования письма, которое я счел нужным адресовать в "Reveil", чтобы восстановить истину относительно роли Национальной гвардии в событиях, имевших место в субботу 3 октября, в нескольких ротах батальона поднялись протесты против меня и особенно против моих взглядов.

Чтобы положить конец двусмысленным толкованиям, и в особенности, чтобы твердо установить, что в данном случае я действовал в соответствии с намеченной мной линией поведения, принятой вашими делегатами в день моего избрания, я созвал в прошлое воскресенье общее собрание батальона.

К сожалению, грубый протест, напечатанный и распространенный в большом количестве экземпляров в последний момент¹ , и более чем непристойное поведение части национальных гвардейцев 8-й роты помешали откровенным и вполне определенным объяснениям между командиром и входящими в батальон гражданами. Собрание ни к чему не привело.

Мне приходится, следовательно, прибегнуть к письму для ответа на всевозможные нападки, сыплющиеся на меня вот уже целую неделю.

Приняв, по предложению нескольких своих политических друзей, кандидатуру на пост командира 193-го батальона, я только подчинился требованию долга - содействовать, по мере возможности, окончательному установлению республики.

Нам предстояло отразить пруссаков, и мы чувствовали, что в тылу у нас находятся все реакционные элементы, не уничтоженные революцией 4 сентября.

Наученные опытом прошлого, мы знали, как можно употребить во зло вооруженную силу, если она находится в руках людей несознательных или неискренних. Мы должны были принять все меры предосторожности, чтобы новая военная сила - результат организации национальной гвардии - не могла стать орудием деспотизма.

Для этого, думали мы, необходимо прежде всего, чтобы начальники новых батальонов назначались из числа испытанных республиканцев, которые в момент, когда политическое положение неустойчиво, по крайней мере сплачивали бы национальных гвардейцев и не позволяли бы им совершать действия, могущие скомпрометировать или погубить республику.

По этим именно соображениям в других округах, как мы видели, избирались в начальники батальонов люди, имена которых наиболее дороги демократии. По этим же соображениям и я принял эту кандидатуру. Мое прошлое как члена Международного товарищества рабочих и приговоры суда за мою деятельность в Интернационале были порукой моей преданности демократической и социальной республике.

Достаточно привести один только случай, имевший место на дискуссии во время моего избрания, чтобы охарактеризовать мотивы, руководившие избирателями.

Конкурирующим со мной кандидатом был гражданин, который в своем политическом прошлом отдал гораздо больше лет на служение делу республики, чем я. Но этот гражданин в июне 1848 г., служа артиллеристом в Национальной гвардии, сражался против изнуренного голодом народа, в течение трех месяцев терпевшего лишения во имя республики и восставшего, чтобы потребовать наконец социальных реформ, без которых республика была бы для него лишь пустым звуком.

Меня избрали именно потому, что я заявил, что я никогда не поведу свой батальон сражаться против республиканцев.

Представляли ли избравшие меня делегаты мнение батальона? Если бы я мог думать, что дело обстоит иначе, я не принял бы мандата.

Как я и заявил в день моего избрания, я не принадлежу к числу тех людей, которые способны поступать против своих принципов, в каких бы обстоятельствах я ни находился, и, с другой стороны, я не допускаю, чтобы какой-нибудь гражданин, независимо от его чина, мог повести за собой других граждан против их желания.

Следовательно, я мог принять командование батальоном только при условии существования полной гармонии между моими взглядами и взглядами граждан, входящих в него. Я думал, что дело так и обстоит.

И вот, когда на следующий день после 8 октября я прочел во всех

газетах, что реакционные батальоны Национальной гвардии по своему собственному почину пришли на площадь Ратуши, чтобы разогнать народную манифестацию в пользу Коммуны, меня глубоко задело подобное утверждение, и я мог предполагать, что и весь батальон должен испытывать такое же чувство. Поэтому, считая себя естественным представителем батальона, стражем его чести и его достоинства, я решил тотчас же восстановить истину, не дожидаясь собрания, которое было бы трудно созвать немедленно.

Я был далек от предположения, что в 193-м батальоне, как я узнал это впоследствии, может найтись несколько презренных негодяев, склонных испытать свои первые пули на французских гражданах, пришедших мирно выразить свое пожелание, - пожелание, чтобы немедленно было приступлено к муниципальным выборам.

Правда, я убежден, что людей, способных на такую подлость, очень немного, и что их почти единодушно осуждает батальон, но грустно думать, что нашлось хотя бы несколько подобных негодяев.

Меня главным образом упрекали в том, что своим письмом я хотел внушить мысль, будто весь батальон является сторонником Коммуны. Но это - неверное толкование моих слов.

Вот как было дело: когда мы вышли на площадь Ратуши, граждане, повидимому, встревоженные нашим появлением, крикнули нам, смотря на нас вопрошающе: "Да здравствует Коммуна?" Я и несколько человек из батальона ответили: "Да здравствует Коммуна!" Действуя таким образом, я не думал демонстрировать, а хотел успокоить граждан, доказав им, что мы пришли не с враждебными намерениями, так как даже среди нас есть сторонники Коммуны. В моем письме я считал особенно важным отметить именно это настроение, чтобы к нам не был применен эпитет реакционеров.

Конечно, я не считал необходимым указывать в моем письме на то, что часть батальона потом кричала: "Да здравствует республика! Да здравствует Временное правительство!", так как вопрос о существовании республики и Временного правительства вовсе и не ставился. Речь шла исключительно о выборах в Коммуну, создания которой парижский народ так давно требует, создания которой требовали в интересах народа и члены Временного правительства, пока они были в оппозиции, и в котором они отказывают ему теперь, когда они стали у власти.

Что касается критики Временного правительства, которой я заканчиваю свое письмо, то она является выражением только моих личных взглядов, и батальон, разумеется, не имел оснований осуждать меня за это.

Если бы мне нужно было доказывать здесь правильность моего суждения о Временном правительстве, это было бы очень легко: прежде всего как член Центрального республиканского комитета, затем как командир [батальона] я имел полную возможность судить о сопротивлении, оказываемом Временным правительством всем героическим предложениям, которые могут нас спасти.

Размеры этого письма не позволяют мне напомнить о всех мерах, предложенных нами для организации национальной обороны: о всеобщем ополчении, реквизиции всех материалов, годных для производства оружия и военных припасов, об организации обширных национальных мастерских для изготовления оружия и военного снаряжения и обмундирования, где работали бы главным образом женщины и дети, о реквизиции всех предметов продовольствия и нор-

миновании и распределении их по карточной системе, что обеспечило бы существование всех и препятствовало бы расточению [припасов], о (попытке вызвать восстание департаментов путем посылки революционных делегатов и т. д. Я не хочу здесь обвинять правительство, так как момент для этого был бы выбран неудачно; но я считаю нужным повторить, что граждане, требовавшие установления Коммуны, стремясь вернуть героическому населению Парижа его революционную инициативу, доказали этим свой патриотизм.

Наша идея не была понята; история скажет, были ли мы правы.

В заключение скажу: необходимо возможно скорее покончить с таким положением вещей. Опасно продолжать дебаты подобного рода в момент, когда нам необходима вся наша энергия и особенно необходимо единение, чтобы отразить нашествие иноземцев.

Я готов отказаться от командования батальоном, если мои принципы не соответствуют больше взглядам батальона; но я намерен непосредственно переговорить с ним об этом.

Подать в отставку и пройти через новые законные выборы - я не считаю средством, могущим обеспечить выражение подлинного мнения большинства, так как по закону выборы начальника батальона двухстепенные.

Так как общее собрание батальона, как я этого хотел, не могло состояться, я явлюсь в каждую роту в отдельности, и она выскажется, выслушав меня. Затем голоса будут подсчитаны, и я подчинюсь большинству.

С братским приветом

Командир 193-го батальона Э. Варлен

Париж, 28-го вендемьера, год 79.

["Reveil", 1870]

-----

¹ Варлен имеет в виду документ под названием "Протест 193-го батальона против командира Варлена", полный непримиримой, чисто звериной ненависти буржуазии против Варлена, рабочего, "осмелившегося" стать командиром, не умея "владеть шпагой", осмелившегося "действовать пером" вместо того, чтобы "заниматься своим ремеслом", и т. д. Во главе подписей под этим документом стоят подписи командиров 3-й роты, представителей реакционной части офицерства.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Комментарии: