В районном центре Псковской области Печоры и ныне можно увидеть на некоторых женщинах тяжелые длинные суконные сарафаны (сукманы), перетянутые в талии ткаными поясами и яркими передниками; вотканный орнамент рукавов рубашек темно-вишневого или коричневого цвета занимает все предплечье; серебряные украшения - множество цепей с подвесками из старинных монет и коническую, напоминающую старинные щиты, пряжку- фибулу (сыльг), достигающую 25 см в диаметре и полностью скрывающую нагрудную часть сарафана. И головные уборы... В волосы женщины добавляют льняную кудель, заплетают у самого пробора две толстые косы и обворачивают их вокруг головы, на висках получаются "бугры" (или "рога"). Голову обвертывают затем дважды длинным полотенцеобразным лиником, концы которого спадают вдоль спины, достигая низа сарафана. Линик покрывает весь лоб, а поверх повязан яркий шелковый платок, который крепко держит льняные косы. Кто же носит столь своеобразный наряд?

Небольшая этническая группа эстонцев-сету давно уже привлекала внимание ученых своеобразным сплавом эстонских и русских черт в их материальной культуре, а также стойкостью своих этнических особенностей. До революции сету жили в западной части Псковского уезда, главным образом в Печорской и Изборской волостях. В научной литературе эту территорию нередко именовали Сетумаа ("Земля сету"). Название "сету" появилось лишь в 70-х годах XIX века. Сами о себе сету говорили, что они - maarahvas ("народ земли"). Так в древности называли себя все эстонцы. Псковские крестьяне, живущие в соседних деревнях, именовали их "полуверцами". В литературе XIX в. они фигурировали как псковские эстонцы, псковские полуверцы, сетукезы.

Наиболее интересной проблемой в изучении сету является вопрос об их происхождении. По территории, которую они заселяли, издавна пролегали пути из славянских земель в Прибалтику. Жили сету бок о бок с русскими, составляя категорию казенных и помещичьих крестьян. Они издавна были православными, чем отличались от эстонских крестьян- лютеран. Селились сету не на хуторах, а в деревнях, и жилищем им служила изба с русской печью. Лишь вдоль западной границы их расселения можно было встретить жилые риги - древний тип эстонского жилища. Основным занятием сету было земледелие. Виды и названия сельскохозяйственных орудий у них те же, что у юго-восточных эстонцев. Однако сельское хозяйство и животноводство в XIX в. было здесь развито слабее, чем у эстонских крестьян. Мизерные наделы и неплодородные почвы этой части Псковщины вызвали у сету, так же как у местных русских крестьян, развитие отходничества. Но если русские крестьяне уходили на работы в Псков и Петербург, то сету шли наниматься на сельскохозяйственные работы в мызы и хутора Южной Эстонии или развозили по Эстляндии и Лифляндии глиняную посуду в обмен на тряпье для Ряпинаской бумажной фабрики. Уходу сету на заработки в восточные районы препятствовало незнание русского языка. Большое влияние на

стр. 215

пищу сету оказали посты (эстонцы-лютеране не постились). В их обиход широко вошли обрядовые русские кушанья - блины, ватрушки, пироги, кутья.

В условиях постоянного воздействия на сету соседнего русского населения и контактов с соседними же вырускими эстонцами, они не растворились ни среди эстонцев, ни среди русских и оказались значительно устойчивее, чем некоторые другие мелкие группы эстонцев бывших Псковской и Витебской губерний. Этническая стойкость сету проявлялась в языке, в сохранении старинных форм одежды, в семейных обрядах, традиционных праздниках, древних верованиях. Что касается гипотез о происхождении сету, то, согласно одной, они потомки древнего чудского аборигенного населения, пополнившегося затем беглыми эстонскими крепостными. Согласно другой, сету являются потомками сравнительно поздних переселенцев из Лифляндии, которые расселились здесь в XVI-XVIII веках.

В настоящее время в свете сведений, накопленных историками, лингвистами, археологами и этнографами, общая история сету представляется следующим образом. Эта территория была населена неолитическими племенами уже в первой половине II тыс. до н. э. После того, как в конце I тыс. н. э. в пограничные с Прибалтикой области продвинулись с юга славяне- кривичи, местное население продолжало существовать. По всей вероятности, оно было родственно юго-восточным (выруским) эстонцам, о чем свидетельствует язык сету. Вместе с тем в материальной культуре (одежда, жилище, пища) и в песенном творчестве сету можно обнаружить некоторые древние черты, которые отличают их от юго-восточных эстонцев и сближают с другими прибалтийско-финскими группами, обитавшими к востоку и северо- востоку от Чудского озера (водь, ижора) и впоследствии ассимилировавшимися среди русских.

На протяжении веков между предками сету и соседним славянским населением происходил непрерывный взаимный обмен в области материальной культуры. Местное чудское население, воспринимая многое от славян, способствовало затем распространению этих элементов культуры далее на запад. В XIII в. эстонцы были покорены немецкими феодалами. Однако граница между Ливонией и Псковской землей не прервала древних родственных связей предков сету с их западными соседями. Древние сету явились как бы передаточным звеном, своеобразным мостом от славян к юго-восточным эстонцам. Например, ряд кушаний (творог, редька, сыр, толокно, овсяный кисель и др.), которые рассматриваются исследователями в качестве попавших к эстонцам с востока, именно на территории Сетумаа предстают в том виде, как у русских; а далее на запад (Вырумаа) они встречаются реже или бытуют в измененном виде. В свою очередь, славянское население переняло подвесной котел для варки пищи над шестком русской печи - элемент древней эстонской печки в жилой риге. Да и рига для сушки хлеба, вытеснившая у местных русских овин, - тоже явление эстонской культуры.

Письменные источники не содержат сведений об этническом составе населения Сетумаа с XIII по XVI век. Можно лишь предположить, что численный рост чудского населения происходил и за счет эстонских крестьян, бежавших от немецкого гнета. Значительное переселение эстонцев на Псковскую землю произошло во второй половине XVI в., что было вызвано усилением крепостного ига в Лифляндии. В XV - XVI вв. колонизационной деятельностью на Руси занимались главным образом монастыри, привлекавшие на свои земли беглых крестьян, а в пограничных районах - и чужеземцев, которых обращали в православие. В конце XV в. на границе с Ливонией, к западу от Изборска, возник и стал быстро развиваться Псково-Печерский монастырь, который благодаря покровительству русского царя уже в начале Ливонской войны (1558 г.) представлял собой сильную крепость, противостоявшую немецким укреплениям в Нейгаузене (Вастселийна).

Расцвет монастыря связан с именем игумена Корнилия (1529 - 1570 гг.). Одной из сторон его деятельности по расширению владений монастыря была колонизация земель окрестного населения. В 1539 г. специальной грамотой Псково-Печерскому монастырю были "жалованы вотчины монастырские земли, состоящей во Псковском и Изборском уездах на села и деревни, на пожни и мельницы, на рыбные ловли и угодья и чтоб никаких в них пошлин, кормов и податей не имать и никому кроме игумена крестьян их и слуг не судить, разве душегубства разбой и татьбы с поличным"¹ . Условия, оговоренные в грамоте,

¹ Псковский государственный архив. Фонд Псково-Печерского монастыря, N 499, оп. 1, ед. хр. 63, л. 36.

стр. 216

сыграли важную роль в заселении "пустопорожних земель" у немецкого рубежа. Колонизационную деятельность Корнилий особенно активно развернул в ходе Ливонской войны. После взятия русским войском крепости Нейгаузен весной 1558 г., Корнилий начал крещение пограничных эстов из Вастселийна: "А люди Новгородка Ливоньского чудь завомо научи и просвети святым крещением и церкви постави"² .

В XVI - XVII вв. на землях монастыря расселялись эстонские крестьяне, спасавшиеся от эксплуатации со стороны иноземных феодалов. О массовых перебегах эстонцев в первой половине XVIII в. на Псковщину свидетельствуют документы лифляндских ландратов. В мемориале Штакельберга от 1739 г. говорится, что "владельцы не могут своих мужиков к их должности принудить, если не хотят всю мызу пусту видеть, понеже от некоторых мыз уже по 20 и больше семей уже в Россию и особливо в Печерского монастыря ведомство вышли"³ . В 1740 г. была организована специальная Псково-Печерская комиссия по розыску бежавших из Лифляндии крестьян. Но, несмотря на жестокие меры, которые предпринимались остзейскими помещиками, побеги продолжались вплоть до первых десятилетий XIX века. К середине этого столетия эстонское население Псковского уезда уже нельзя было рассматривать как однородное. Это подтверждает и разноречивость показаний самих сету об их происхождении. По данным Крейцвальда, одни из них говорили, что их предки пришли сюда во время Ливонской войны из Лифляндии; другие считали, что сету живут на территории Псковского уезда с незапамятных времен, "с начала мира"⁴ .

Складывание этнических особенностей, которые отличают сету от прочих эстонцев, восходит к давним временам. Но особенно заметным стало это различие к середине XIX века. Если ранее новопришельцы из ближайших волостей растворялись в среде эстонского населения Псковского уезда, то во второй половине XIX в. эстонские и латышские крестьяне, переселившиеся в Псковскую губернию, более не смешивались с сету, что было обусловлено причинами и социально-экономического порядка. В Эстонии к середине XIX в. развитие капитализма в сельском хозяйстве и промышленности и соответствующее развитие общества привели к складыванию и оформлению эстонской нации. Возникла национальная культура: появилась периодическая печать, стала развиваться своя литература, возник местный театр, пробудилось национальное самосознание народа. Сету же оказались изолированными от этого процесса. Различия между эстонскими новопоселенцами и псковскими эстонцами в хозяйстве, жилище, одежде, обрядах и во всем укладе жизни достигли значительной степени. Несмотря на языковое единство с новопоселенцами, сету были ближе к русским крестьянам, с которыми их связывали одинаковые экономические условия и принадлежность к одной церкви, что в то время имело немалое значение для культурного сближения.

Впрочем, влияние православной церкви на сету было сравнительно поверхностным. До известной степени это объясняется непониманием ими языка церковной службы. Однако главной причиной следует считать стремление народа сохранить под православной оболочкой древние верования. Удивительно живучими оказались старинные магические обряды сету, которые они совершали для "воздействия на природу" с целью увеличения урожая и поголовья скота или при событиях в семейной жизни - рождении, свадьбе, похоронах. Эти обряды восходят к глубокой древности. И в XIX в. в них имелось немало тех элементов религии прибалтийско-финского населения Новгородской и Псковской земель, о которых еще в XVI в. архиепископ Макарий доносил Ивану Грозному: "Суть же скверные мольбища их лес, и камение, и реки, и блата, источники, и горы, и холми, солнце и месяц, и звезды, и езера и проста реши всей твари поклоняхуся яко богу, и чтяху и жертву приношаху кровную бесом, воли и овцы и всяк скот и птицы"⁵ . А в середине XIX в. Ф. Р. Крейцвальд писал о сету: "Уже один взгляд на этих людей показывает, с каким железным упорством они держатся за старое... По суевериям они могут состязаться со своими предками, жившими 600 лет на-

² "Повесть о Печерском монастыре иже во Псковской области". Собрание рукописей Библиотеки АН СССР, ед. хр. 38 - 4 - 40, л. 157.

³ См. Я. Я. Зутис. Остзейский вопрос в XVIII в. Рига. 1946, стр. 262.

⁴ Письма Ф. Р. Крейцвальда П. Кёппену. Рукописный отдел Государственного литературного музея АН ЭССР, ф. В-37, стр. 497 - 540.

⁵ "Псковские летописи". Вып. 1. М. -Л. 1941, стр. 141.

стр. 217

зад. У них легко ввести преследование ведьм..."⁶ .

С развитием капитализма и усилением классовой дифференциации, нарушившими застойность быта, утрачивалась и приверженность сету к старине. Под влиянием православной церкви современем меняются их обряды. Новым объектом поклонения становятся некоторые святые официальной церкви взамен обожествлявшихся ранее сил природы или различных идолов. Однако до конца XIX в. у сету сохранились обряды, в которых отразились культ деревьев (как и у всех эстонцев, особое почитание дуба и сосны), принесение в жертву овечьих голов и ног, церемонии в "священной роще" вблизи Оравы⁷ , наконец, культ камней, проявлявшийся в том, что в определенные дни к издавно почитаемым камням чуть ли не со всей Сетумаа стекались люди и приносили дары - творог, масло, шерсть и деньги. Языческие верования отчетливо проступают и в культе Пеко - защитника и покровителя урожая и скота. По нескольку деревень были объединены в своего рода "братчины", которые имели общего деревянного идола Пеко и в честь его устраивали празднества, на которые каждый крестьянин приносил с собой хлеб и мясо, а также сообща варили пиво. Еще в начале XX в. Пеко выносили весной на деревенские поля, где его держали до конца сева, перенося с полоски на полоску⁸ .

Возможно, именно приверженность к древней обрядности была одной из причин того, что русские крестьяне называли сету "полуверцами", хотя главным поводом служила, очевидно, разница в языках. До конца XIX в. население Сетумаа чуть ли не полностью оставалось неграмотным. То был маленький замкнутый мирок со своими верованиями и старинным фольклором, куда почти не проникали ни образование, ни культура. Положение несколько изменилось лишь в начале XX в., что было вызвано как развитием капитализма, подтачивавшего замкнутость деревенской жизни, и увеличением отходничества, благодаря которому в деревню проникали известные элементы городской культуры, так и действиями властей. В Сетумаа открылось несколько земских школ, но число их было невелико: в 1909 г. одна на 1500 детей. В Псковском уезде те волости, где сету составляли значительный процент населения, стояли по грамотности на последнем месте. По данным статистики, среди сету вообще было в два раза меньше грамотных крестьян, чем среди русских⁹ . С 1905 г. в приходах с сетуским населением стали проводиться богослужения на эстонском языке. Следует напомнить и о постоянном тесном общении с соседним русским населением и некотором количестве браков между сету и русскими. Эстонский публицист В. Бук, наблюдая жизнь населения Печорского уезда в первом десятилетии XX в., высказался довольно решительно о возможности дальнейшего обособленного существования этой этнической группы: "Время стоит у дверей сету и кричит: "Выходи, выходи, русским или эстонцем! Сету, как таковой, не может долее существовать"¹⁰ . Однако, если не считать отдельных сету, которые становились рабочими либо интеллигентами и, уходя в города, порывали со своими родичами, население Сетумаа все еще продолжало сохранять свою обособленность.

Мало повлияли на сету мероприятия, которые проводились буржуазным эстонским правительством с целью эстонизации сету. Буржуазная аграрная реформа конца 20-х гг. активизировала развитие капиталистических отношений в деревне. Сету оказались до известной степени втянутыми в них. В отдельных зажиточных семьях наметилась тенденция подтягивания местного хозяйства и быта в целом до уровня эстонских деревень. Дополнительно открытые школы влияли на повышение общего культурного уровня крестьянской молодежи и способствовали распространению общеэстонской культуры. Правда, в те годы обязательную шестилетнюю школу оканчивало лишь около 53% общего числа школьников, ибо многие дети с ранней весны до поздней осени ходили в пастухах. Печорский уезд по грамотности стоял в буржуазной Эстонии на последнем месте. Сету продолжали оставаться обособленной группой, характеризовавшейся своеобразным укладом жизни и быта.

Когда в начале 1945 г. в состав Псковской области вошла часть бывшего Печорского уезда, западная граница области про-

⁶ F. -R. Kreutzwald. Maailm ja monda. Tallinn. 1956, стр." 112.

⁷ Орава - местечко в Юго-Восточной Эстонии, у самой границы с Сетумаа.

⁸ G. Rank. Materiaalne Peko. "Eesti Rahva Muuseumi Aastaraamal", X-XI, Tartu, 1933/34, стр. 187 etc.

⁹ "Псковская губерния". Т. VII. Вып. 1. Псков. 1912, стр. 261 - 263.

¹⁰ W. Buck. Petseri eestlased. Tartu. 1909, стр. 75.

стр. 218

легла восточнее дореволюционной, ибо при проведении ее был учтен этнический состав населения. В результате основной массив сетуских деревень отошел к Вырускому району Эстонской ССР, и лишь малые группы деревень, расположенных близ Печор и около Псковского озера, попали в состав Печорского района, Псковской области. Последнее обстоятельство не оказало пока существенного влияния на этническую судьбу сету. Экономическая основа и культурное строительство у колхозников-сету как в Советской Эстонии, так и в Печорском районе едины. Поэтому о социалистическом переустройстве их жизни можно говорить, невзирая на их территориальное разграничение.

Может быть, сету и сейчас по-прежнему держатся за старое с тем упорством, которое Ф. Р. Крейцвальд назвал "железным"? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим факты, относящиеся к их культуре и народному образованию. Размах художественной самодеятельности, активность клубов и народных домов с их библиотеками, кино, гастролирующие театры, густая радио- и телевизионная сеть в деревнях свидетельствуют о том, что новое воспринимается здесь активно. Навсегда ушло в прошлое такое явление, как враждебность между соседними сетускими и русскими деревнями, которая до революции выражалась нередко в кровавых драках во время праздников - кирмашей. Для молодых людей не является больше препятствием для вступления в брак "разность веры". Браки между сету и эстонцами, сету и русскими - нередкое явление. Дети сету могут учиться в начальных и средних школах, не выезжая за пределы своего сельсовета. А большинство преподавателей в этих школах - сету, получившие образование уже в годы Советской власти в Таллинском пединституте или Тартуском университете.

Сету, которых эстонские националисты почитали за людей "низшего сорта", раскрываются теперь совсем с другой стороны. "Удивительно способные ученики", - говорит о ребятах директор средней школы в Вярска. "На редкость талантливые студенты", - говорит о них доцент Таллинского политехнического института А. А. Гаршнек. В конце 50-х гг. некоторые молодые сету, придя на производство, сразу заняли ведущие должности. Так, окончивший Таллинский политехнический институт В. Талумяэ ныне работает главным инженером завода "Эестикабель". Вышли из этого института и братья В. и П. Мельдре: первый работает инженером в "Коммуналпроекте" при Министерстве коммунального хозяйства, а второй - заместителем главного конструктора на заводе "Норма" в Таллине. Н. В. Палувер из деревни Вельска, работая на кафедре начертательной геометрии и черчения Таллинского политехнического института, защитил диссертацию на тему "Исследование некоторых основных вопросов центральной аксонометрии", и т. д., и т. п.

Изменилась и судьба сету-женщин - дочерей и внучек тех крестьянок, которые когда-то не могли прочитать ни одного слова. Теперь сотни сету - выпускниц средних и высших учебных заведений работают врачами, учительницами, агрономами. Сохраняются в наше время традиции местного богатого устного и песенного творчества. Знаменитая сказительница Анна Вабарна передала любовь к народной поэзии своим племянницам: В. Пино стала фольклористом, после окончания Тартуского университета поступила в аспирантуру, защитила диссертацию на тему "Социальные противоречия в эстонском сельском обществе по данным народных песен" и теперь работает старшим научным сотрудником Института языка и литературы АН ЭССР. Кроме того, она занимается обработкой народных песен у сету, а эстонские композиторы пишут на них музыку. Ее сестра Н. Пино - журналистка, чьи очерки печатаются в тартуской газете "Эдаси" и в молодежной республиканской газете "Noorte Haal".

А как же народная одежда? "Наступление" на нее из города ведется уже более шести десятилетий. Однако еще и теперь пожилые женщины не только донашивают одежду, хранящуюся в девичьих сундуках, но даже заказывают новые сукманы местным портным. Способствуют сохранности такой одежды и некоторые бытовые ритуалы (похороны, свадьбы), которых еще в какой-то степени придерживаются сету.

В настоящее время число сету составляет 17 - 20 тыс. человек. Точную цифру привести затруднительно, поскольку во время переписей они называют себя, как правило, эстонцами. Тем не менее говорить о полном исчезновении этнической группы сету еще рано.

Постоянный адрес данной публикации: