GEORGES BONNET. Fin d'une Europe. Geneve. Les Editions du Cheval Aile. 1948.

ЖОРЖ БОННЕ. Конец одной Европы.

Книга Жоржа Бонне "Конец одной Европы" является продолжением первого тома его мемуаров "От Вашингтона до Кэ д'Орсе", появившихся в прошлом году. Напомним, что первый том мемуаров доведён Жоржем Бонне до окончания мюнхенской конференции. Рецензируемый нами второй том охватывает период от Мюнхена до начала военных действий между Германией, Францией и Великобританией.

Второй том мемуаров Жоржа Бонне значительно больше, чем первый, снабжён документальными данными (телеграммы Бонне французским послам, протоколы англо-французских совещаний, донесения послов и т. д.). Бонне пользуется досье министерства иностранных дел, которое он, по его собственным словам, захватил в министерстве в момент бегства правительства из Парижа. Отсюда, конечно, не следует, что Бонне добросовестно воспроизводит документированную историю конца 1938 и десяти месяцев 1939 года. Как раз наоборот: использование документов, придающее мемуарам Бонне внешне объективный вид, служит в его руках делу фальсификации истории. Как искусный фокусник, он тасует и перетасовывает документы, скрывая одни из них, не полностью публикуя другие и извращая третьи. Делает он это, повторяю, весьма ловко, и его шулерские приёмы не сразу поддаются разоблачению.

Основной темой второго тома мемуаров Бонне является, несомненно, история англо-франко-советских переговоров 1939 года. Хотя в книге Бонне затрагивается и ряд других тем, например, франко-германская декларация 6 декабря 1938 г., захват Гитлером Чехословакии в марте 1939 г., франко-итальянские и франко-испанские отношения и, наконец, объявление Францией и Великобританией войны Германии 3 сентября 1939 г., - всё же рассказ об англо-франко-советских переговорах доминирует над всеми перечисленными темами. Матёрый мюнхенец Бонне отдаёт себе отчёт в том, что политика Англии и Франции во время англо-франко-советских переговоров была направлена на срыв этих переговоров и явилась решающим этапом попыток осуществления и доведения до конца мюнхенской концепции международной политики. Он понимает, что всякая попытка снять с себя перед историей обвинение в развязывании второй мировой войны должна быть предпринята именно по вопросу об англо-франко-советских переговорах 1939 года. Если эта попытка не удастся, то тем самым провалится вся его система защиты перед судом истории. Вот почему он больше всего лжёт, больше всего применяет приёмы карточного шулера в этой центральной главе своей книги.

Бонне тщательно подготовляет своих читателей к обсуждению темы об англо-франко-советских переговорах, извращая факты предшествующего периода. Это сравнительно легко обнаружить по ряду вопросов, первым из которых мы исследуем чехословацкий вопрос в период между Мюнхеном и захватом Чехословакии гитлеровской Германией.

Известно, что в мюнхенском соглашении было записано решение подвергнуть арбитражу четырёх держав требования Польши и Венгрии к Чехословакии, касавшиеся территориальных уступок. Известно также, что Гитлер поставил условием международной гарантии границ Чехословакии урегулирование этих польских и венгерских требований. Наконец, известно, что указанный арбитраж состоялся в Вене 2 ноября 1938 г. и что в нём приняли участие лишь Германия и Италия в лице соответствующих министров иностранных дел - Риббентропа и Чиано. Таким образом, налицо добровольный отказ Франции и Великобритании даже от тех "прав", которые были за ними признаны в Мюнхене. Бонне должен был объяснить поведение Франции в вопросе об этой новой уступке Гитлеру, уступке, о которой Гитлеру даже не пришлось просить. Однако тщетны были бы усилия отыскать в книге Бонне хотя бы одно слово относительно поведения Франции или Англии по вопросу о венском арбитраже. Бонне упорно молчит и ни словом не упоминает об этом подарке, преподнесённом им и Галифаксом Гитлеру.

Но вот венский арбитраж (без участия Великобритании и Франции) состоялся. Риббентроп и Чиано сделали за счёт Чехословакии свои преподношения Беку и Хорти, привязывая их ещё более к колеснице "оси". Условие, которое Гитлер выставил в Мюнхене для "гарантирования" границ ампутированной и ограбленной Чехословакии, было выполнено. Потребовал ли теперь Бонне от Гитлера выполнения данного им обязательства? Бонне рассказывает, что во время разговоров 6 декабря 1938 г. в Париже с Риббентропом, куда последний прибыл для подписания франко-германской декларации, он, Бонне, энергично настаивал, чтобы Германия быстро дала гарантию Чехословакии как независимому государству. Риббентроп ответил, что он "снова изучит этот вопрос после своего возвращения в Берлин" (стр. 37). Этот наглый ответ был воспринят Бонне без возражений, хотя было совершенно ясно, что "изучать" было нечего, поскольку совершенно ясные обязательства были даны Гитлером в Мюнхене. Сам Бонне к этому вопросу больше не возвращается. Зато Поль Рейно рассказывает о разговоре, который новый французский посол в Берлине, Кулондр, имел 22 декабря 1938 г. с Риббентропом, - именно по вопросу о гарантиях независимости Чехословакии. В ответ на напоминание Кулондра Риббентроп дал ещё более наглый ответ, нежели тот, который он дал Бонне. Смеясь, он заметил: "Разве этот вопрос не следует забыть? Принимая во внимание германское господство в этом районе (Чехословакия), не будет ли достаточно гарантии Германии?"¹ (вместо международной гарантии, о которой речь шла в Мюнхене. - Б. Ш. ).

И этот ответ был проглочен Бонне.

Умалчивает Бонне и относительно другого вопроса, касающегося Чехословакия. В его книге, представляющей как бы отчёт о деятельности министерства иностранных дел Франции и самого Бонне в качестве министра, нет ни одного слова о том систематическом нажиме на Чехословакию, который применял Гитлер в период между Мюнхеном и 15 марта 1939 года. Следуя Бонне, можно сделать вывод, что вызов президента Чехословакии Гаха и министра иностранных дел Хвалковского в Берлин 14 марта 1939 г. и последовавший за этим захват Че-

¹ Paul Reynaud "La France a sauve l'Europe". Vol. I, p. 576.

хословакии явились громом среди ясного неба. Бонне сознательно умалчивает о тех условиях, которые были поставлены Гитлером Чехословакии ещё 18 февраля 1939 г. и которые имели целью превратить Чехословакию в вассальное государство. Уже цитированный нами Поль Рейно приводит текст этих условий: "1. Полный нейтралитет Чехословакии. 2. Внешняя политика Чехословакии должна быть согласована с внешней политикой Германии; желательно присоединение к антикоминтерновскому пакту. 3. Чехословакия должна немедленно выйти из Лиги наций. 4. Существенное сокращение кадров чехословацкой армии. 5. Часть золотого запаса Чехословакии должна быть уступлена Германии. 6. Чехословацкая валюта, происходящая из Судетской области, должна быть обменена на чехословацкое сырьё. 7. Чехословацкие рынки должны быть открыты для немецкой промышленности судетских районов. Никакая новая промышленность не может быть создана в Чехословакии, если она представляет конкуренцию промышленности, существующей уже в Судетской области. 8. Опубликование антисемитского законодательства в духе нюрнбергских решений. 9. Увольнение всех чехословацких чиновников, против которых Германия имеет какие-либо обвинения. 10. Немецкое население Чехословакии должно иметь право носить гитлеровские значки и поднимать гитлеровские флаги"² .

Повидимому, Бонне от имени Франции как-то реагировал на германские требования от 18 февраля. Мы говорим: повидимому, ибо сам Бонне об этом ни звука не говорит. Однако, по сообщению Поля Рейно, 2 марта 1939 г. Вильгельмштрасее сообщила Франции, что "дела Центральной. Европы последней не касаются"³ .

Упорное молчание Бонне вполне объяснимо. Ему необходимо, во-первых, по возможности скрыть то обстоятельство, что нарушение мюнхенских условий началось немедленно после Мюнхена и, во-вторых, что он сам проглатывал эти нарушения одно за другим, либо вовсе не реагируя на них, либо ограничиваясь формальными отписками и протестами. Бонне стремится показать, что захват Чехословакии 15 марта был первым нарушением мюнхенских условий, - нарушением, после которого, дескать, он, Бонне, начал немедленно действовать. Именно в этом извращении действительности и заключается смысл отмеченных выше умолчаний Бонне.

Если в вопросе о Чехословакии Бонне прибегает к тактике умолчания о действительных фактах, то в другом вопросе, имеющем первостепенное значение с точки зрения основ мюнхенской концепции, Бонне просто лжёт. Речь идёт об оценке мюнхенского сговора и поведения Германии после Мюнхена с точки зрения ближайших военных перспектив.

Рассказывая о свидании, имевшем место 24 ноября 1938 г. между французскими и английскими министрами по вопросу об этих перспективах, Бонне пишет: "Диалог между французскими и английскими министрами говорит о нашем совместном беспокойстве. Мы были далеки от того, чтобы думать, что мюнхенские соглашения повернули опасность войны на восток. Мы даже спрашивали себя, кто получит первый немецкий удар на западе, будет ли это Англия или Франция" (стр. 55).

Описанный Бонне разговор происходил менее чем через два месяца после Мюнхена, причём во время этого разговора речь шла о войне. Заметим, что этот разговор ещё и ещё раз опровергает официальную ложь Чемберлена - Даладье и других деятелей Мюнхена о том, что последний означал длительный период мира. Но дело не в этом. Цитированное высказывание Бонне свидетельствует о том, что 24 ноября 1938 г. английские и французские министры говорили о перспективах войны, которую Гитлер собирался начать. Но о какой войне идёт речь? Бонне прекрасно знает о том справедливом обвинении, которое тяготеет над деятелями Мюнхена. Это обвинение заключается в том, что авторы Мюнхена сознательно толкали Гитлера на восток, против Советского Союза. И Бонне спешит снять с себя (а заодно и со своих английских коллег) это обвинение. Они, дескать, не только не толкали Гитлера на восток; они даже были убеждены, что Гитлер первый удар нанесёт на западе, и лишь гадали, кому первому из двух союзников этот удар будет нанесён.

После описанного им свидания между французскими и английскими министрами проходит десять дней. 6 декабря 1938 г. в Париже появляется Риббентроп, с которым Бонне имеет продолжительную беседу. Бонне весьма подробно описывает пребывание Риббентропа в Париже, не забывая при этом ряда протокольных вопросов и т. п. В этом описании он, однако, "забывает" рассказать о телеграмме, которую он разослал после беседы с Риббентропом всем послам Франции. Имея на руках украденные им из министерства иностранных дел документы и досье, он, однако, не только не публикует текст телеграммы от 6 декабря, но вообще не говорит о ней ни слова. Между тем эта телеграмма заслуживает значительного внимания. О ней мы узнаём из показаний того же Поля Рейно. Последний сообщает, что в этой телеграмме Бонне подытожил свои выводы после беседы с Риббентропом. Эти выводы заключались в том, что "германская политика отныне ориентируется на борьбу с большевизмом. Германия проявляет свою волю к экспансии на восток"⁴ .

Что же получается? 24 ноября Бонне совместно с английскими министрами думает, что Гитлер нанесёт удар на западе, а 6 декабря он убеждается из разговора с Риббентропам, что его концепция 24 ноября была неправильной и что Германия, оказывается, только и думает о борьбе с большевиками и об экспансии на восток. Однако в своей

² Paul Reynaud. Op. cit., p. 576 - 577.

³ Там же.

⁴ Там же, р. 575.

книге Бонне излагает "концепцию 24 ноября" и ничего не говорит ни о "концепции 6 декабря", ни о том, что он поделился этой новой концепцией со всеми послами Франции.

Так Бонне выдаёт себя с головой. Беспокойство о том, что Гитлер нанесёт удар на западе, существует только в лживой фантазии Бонне, а осведомление французских послов о борьбе с большевизмом является практической директивой Бонне и говорит о подлинных замыслах той внешней политики Франции, которой руководили Бонне и Даладье.

Бонне - министр иностранных дел Франции - исходил в своей политике из ориентировки на гитлеровскую экспансию на восток и делал всё для того, чтобы усилить эту ориентировку. Бонне-"историк" пытается скрыть установку Бонне-министра и с этой целью лжёт относительно опасений английских и французских министров о возможности направления удара Гитлера на запад, скрывая ту телеграмму, которую он 6 декабря направил всем послам Франции.

Впрочем, в вопросе о приезде Риббентропа в Париж ложь, которую мы только что разоблачили, является не единственной. Бонне вводит в заблуждение своих читателей относительно политической обстановки, при которой имел место приезд Риббентропа в Париж.

Бонне чрезвычайно носился с идеей франко-германской декларации, которая должна была, по его мнению, продолжить дело Мюнхена и сделать возможным франко-германское сближение. Сам он пишет о франко-германской декларации: "Это - торжественное обещание, данное добровольно; не делает ли оно более трудной и невыгодной агрессию Германии против Франции? Наконец, не даёт ли оно появиться новой надежде на европейское соглашение?" (стр. 40).

Само собой разумеется, что в устах Бонне упоминание об "европейском соглашении" имеет неприкрытый мюнхенский смысл.

Дело, однако, сейчас не в самой франко-германской декларации 6 декабря, политический смысл и значение которой уже давно разоблачены, а в том, как использовал эту декларацию Бонне для проведения собственной политики.

Рассказывая о заседании Совета министров от 23 ноября 1938 г., на котором был утверждён текст этой декларации, Бонне сообщает, что ему было задано несколько вопросов, на которые он ответил, после чего текст декларации был утверждён Советом министров единогласно (стр. 32). Далее, по словам Бонне, зашёл вопрос о приезде Риббентропа в Париж для подписания указанной декларации. Как сообщает Бонне, некоторые члены Совета министров высказали опасения, как бы в связи с приездом Риббентропа не возникли волнения и даже угроза его личной безопасности. И это всё, что сообщает Бонне.

Однако мы имеем другой документ о заседании Совета министров 23 ноября. Это воспоминания члена кабинета Даладье, Жана Зэй, который присутствовал на заседании Совета министров и который записал всё, что там происходило. В частности, он записал, что два министра - Поль Рейно и Мандель (впоследствии расстрелянный немцами) - требовали отсрочки приезда Риббентропа. Бонне ответил, что Германия не имеет никакого интереса к франко-германской декларации и соглашается на неё исключительно "для того, чтобы быть нам приятной".

Уже одной этой фразы Бонне достаточно для того, чтобы определить степень его цинизма. Бонне достаточно умён, чтобы понимать, в чём заключалась задача Германии, подписывавшей декларацию 6 декабря. Бонне также отдавал себе отчёт в том, что и его коллеги по министерству понимают истинные цели Гитлера, стремившегося при помощи декларации 6 декабря отделить Францию от Великобритании и усыпить её бдительность. Если тем не менее он позволил себе цитированную фразу, то это говорило о его беспредельной наглости при осуществлении своей линии поведения. Но это, однако, не всё. В уже цитированном дневнике Жан Зэй записывает следующее: "Выражая мысль почти всех своих сотрудников, Даладье в конце заявил, что если Совет министров одобряет предложенный текст (декларации) то само собой разумеется, что министр иностранных дел (Бонне), сообщая германскому послу об этом одобрении, заявит, что визит (Риббентропа) предполагается лишь в более умиротворённой атмосфере. Это было отсрочкой визита без указания какого-либо срока"⁵ . Об этом заключительном выводе Даладье Бонне умалчивает. Более того, не поставив вновь перед Советом министров вопрос о приезде Риббентропа в Париж, он организовал этот приезд 6 декабря, то есть менее чем через две недели после того, как Совет министров фактически постановил его отсрочить.

Выше мы говорили о том, что Бонне всячески стремится скрыть от своих читателей действительную политику угроз и нажима со стороны Гитлера в период между Мюнхеном и захватом Чехословакии. Изображая захват Чехословакии как внезапный удар по мюнхенской политике, Бонне пишет: "Захват Богемии - Моравии и немецкие угрозы по адресу Бухареста резко изменили английскую точку зрения. Движение это было настолько резким и сильным, что оно заставило Чемберлена сделать 17 марта такое заявление: "Державе, которая хочет господствовать в мире при помощи силы или угрозой силы, абсолютно необходимо сопротивляться. Он (Чемберлен) выдвигает идею конференции Англии, Франции, СССР и Польши" (стр. 161).

В данном случае Бонне рекламирует не только свою активность по борьбе с Гитлером, но и активность Чемберлена. Делает он это при помощи своего обычного метода - лжи. Вся приведённая запись ничего общего с действительностью не имеет. Чемберлен не только не предложил (как это нагло утверждает Бонне) созыв конференции в составе Англии, Франции, СССР и Польши,

⁵ Jean Zay "Souvenirs et solitude". Цит. у Paul Reynaud, p. 575.

но отклонил предложение о конференции, сделанное правительством СССР. Действительное положение вещей было таково: "18 марта советское правительство выдвинуло предложение о созыве совещания представителей Великобритании, Франции, Румынии, Польши, Турции и СССР. Британское правительство нашло, однако, это предложение преждевременным"⁶ .

Таким образом, не Чемберлен, а правительство СССР предложило созыв конференции. Чемберлен не предложил, а отклонил созыв конференции. Ложь Бонне не оставляет сомнений.

Если в вопросе о предполагаемом созыве конференции Бонне лжёт, то в отношении следующего этапа, предшествовавшего началу англо-франко-советских переговоров, он просто умалчивает. В самом деле, 21 марта (через три дня после отклонения Чемберленом предложения СССР о созыве конференции) посол Великобритании в Москве вручил народному комиссару иностранных дел СССР проект декларации, которую английское правительство предлагало опубликовать от имени четырёх государств: Великобритании, Франции, СССР и Польши. В этой декларации четыре правительства обязывались "совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления на случай угрозы независимости любого европейского государства". Британский посол, доказывая приемлемость своего предложения, особенно напирал на то обстоятельство, что декларация составлена в весьма малообязывающих выражениях⁷ .

Хотя советское правительство считало предложенный текст декларации совершенно неудовлетворительным, тем не менее, стремясь не упустить ни одной возможности в деле организации коллективного отпора агрессору, оно на следующий же день, 22 марта 1939 г., сообщило английскому правительству о своём согласии подписать эту декларацию. Однако 1 апреля 1939 г. английский посол в СССР сообщил народному комиссару иностранных дел, что Англия считает вопрос о декларации окончательно отпавшим⁸ .

Таковы факты. Что же о них сообщает Бонне, который, конечно, был в курсе предложения Чемберлена? Он ограничивается одной фразой о том, что "общая декларация, предложенная Чемберленом, была взорвана польским отказом" (стр. 166). При этом Бонне умалчивает о том, были ли предприняты какие-либо шаги для того, чтобы воздействовать на Польшу, и ограничивается лишь эпическим заявлением, что "на этот раз снова выросло на нашем пути препятствие, которое мы не могли преодолеть в сентябре 1938 г." (стр. 166). О том, как Франция и Великобритания боролись с этим "препятствием", Бонне предусмотрительно молчит.

Дальнейший рассказ Бонне о ходе англо-франко-советских переговоров 1939 г. необходимо проследить именно в связи с позицией Польши и поведением Англии и Франции в этом вопросе. Если глава книги Бонне, посвященная англо-франко-советским переговорам, является центральной, то польская проблема в этой главе является, несомненно, самой важной. Глава книги Бонне, посвященная вопросу об англо-франко-советских переговорах, носит претенциозное заглавие: "Правда об англо-франко-русских переговорах". Вряд ли следует подчёркивать, что действительной правды в этой главе весьма мало и что построена она на комбинации прямой лжи, недоговорённости и фальсификации. Правдивые сообщения приводятся в этой главе лишь тогда, когда они в какой-либо мере могут быть интерпретированы в пользу Бонне.

В самом начале главы Бонне заявляет, что "было серьёзной ошибкой не заключать военную конвенцию (между Францией и СССР) одновременно с политическим договором 1935 г. (пакт о взаимопомощи), что заставило нас поставить вопрос о проходе русских войск через пограничные с СССР страны" (стр. 176). Можно не спорить с Бонне по поводу этого утверждения. Именно советское правительство ставило вопрос о желательности заключения военной конвенции, которая уточняла бы вопрос о способах оказания взаимной помощи в случае агрессии. В частности, Поль Рейно в цитируемой нами книге напоминает о том, что в 1935 г. посол СССР во Франции В. П. Потёмкин сделал конкретное предложение в этом смысле военному министру Франции Жану Фабри, который его отклонил. Выражая своё сожаление по поводу отсутствия военной конвенции, Бонне преследует определённую цель: он заранее хочет уверить читателей, что отсутствие военной конвенции не является его виной, а что это - то наследство, которое он, Бонне, получил от своих предшественников на посту министра иностранных дел. Сняв с себя ответственность, Бонне делает второй шаг и пытается возложить вину за то, что эта конвенция не была заключена не только в 1935, но и в 1939 г., на военных и, в частности, на начальника генерального штаба и будущего главнокомандующего французскими войсками генерала Гамелена.

На этом вопросе необходимо особо остановиться. По словам Бонне, он всегда являлся сторонником военной конвенции между СССР и Францией и считал, что такая конвенция заранее разрешила бы вопрос о возможности прохода советских войск через Польшу в случае германской агрессии. Наоборот, отсутствие этой конвенции вызвало серьёзные затруднения во время англо-франко-советских переговоров 1939 г. и в конце концов взорвало эти переговоры. Как известно, Бонне являлся министром иностранных дел Франции с начала 1938 года. Так называемый "чехословацкий кризис" накануне Мюнхена, поставивший со всей остротой вопрос о помощи Чехословакии (причём условием осуществления этой помощи являлась возмож-

⁶ Сообщение ТАСС от 22 марта 1939 года.

⁷ "Фальсификаторы истории" (историческая справка). Издание журнала "Новое время", стр. 20.

⁸ Там же, стр. 9.

ность прохода советских войск через Польшу или Румынию), отнюдь не вызвал со стороны Бонне каких-либо предложений о заключении франко-советской военной конвенции, об отсутствии которой Бонне "сожалеет" теперь в своих мемуарах. Этого, однако, мало. В мае 1939 г. польские генералы прибыли в Париж, где между ними и французским генеральным штабом происходили переговоры об усилении франко-польского военного сотрудничества и уточнении взаимных обязательств на случай германской агрессии. Казалось бы, что, учитывая печальный опыт 1938 г., именно во время этих переговоров, и следовало поставить вопрос о возможности прохода советских войск через Польшу. Бонне вполне соглашается с такой постановкой вопроса. Более того, он достаточно красноречиво доказывает, что именно во время этих переговоров, в мае 1939 г., следовало обсудить указанный вопрос. Он пишет: "Очень печально, что когда в мае 1939 г. польские генералы прибыли в Париж, вопрос о военном сотрудничестве с СССР не был поставлен генералом Гамеленом в качестве важнейшего условия предоставления более расширенной помощи, которую Варшава у нас просила" (стр. 205). К сказанному он через 20 страниц прибавляет: "Простой смысл, логика и благородство духа (какой пафос! - Б. Ш. ) требовали, чтобы главнокомандующий (Гамелен), убеждённый, как он сам заявляет, "что он не может ранее, чем через два года, предпринять решающее наступление", сказал своим собеседникам (польским генералам): "Мы не можем в начале войны вам оказать ничего, кроме весьма ограниченной помощи. Вы неспособны сопротивляться Германии без помощи русских. В прошлом году вы отказались пропустить русские войска через вашу территорию, потому что тогда шла речь о Чехословакии, но сегодня ваша судьба поставлена на карту. Необходимо любой иеной принять военную помощь СССР" (стр. 231).

Аргументация, которую в своих мемуарах придумал Бонне для генерала Гамелена, превосходна. Однако Гамелен, по словам Бонне, отнюдь не развивал эту аргументацию в переговорах, которые имели место с поляками в мае 1939 года. В этом вина Гамелена, - приходит к заключению Бонне. Но Бонне-"историк" 1948 г. был в мае 1939 г. министром иностранных дел Франции. В мае 1939 г. уже шли англо-франко-советские переговоры, и проблема прохода советских войск через Польшу была уже актуальной проблемой. Почему же министр иностранных дел Франции Бонне в мае 1939 г. не подсказал начальнику генерального штаба генералу Гамелену ту самую аргументацию, которую он так красноречиво излагает в своих мемуарах? Бонне прекрасно понимает, что подобный вопрос ему будет задан, и у него заготовлен ответ. Военные переговоры с поляками - дело сугубо техническое, повествует он, и министерство иностранных дел даже не было особенно в курсе дела этих переговоров. Вот почему Бонне и не имел якобы возможности повлиять на эти переговоры.

Кто же поверит этим утверждениям Бонне? Правда заключается в том, что Бонне отнюдь не стремился добиться от поляков их согласия на проход советских войск через Польшу. Именно вследствие этого, а не каких-либо других соображений, он не вмешался в переговоры в мае 1939 г. и не поставил вопроса, который он задним числом (в мемуарах 1948 г.) так красноречиво расписывает.

Бонне пытается свалить в данном случае ответственность на Гамелена. При этом он пользуется возможностью представить Гамелена в крайне незавидном свете и тем самым ещё более уверить читателя своих мемуаров в том, что Гамелен и именно Гамелен, виноват. С этой целью Бонне приводит письма, которыми обменялись в 1925 г. Жувенель (тогда верховный комиссар Франции в Сирии) и Пенлеве (тогда председатель Совета министров).

Жувенель писал: "Генерал Гамелен - человек остроумный, образованный, весьма приятный за столом, короче говоря, он имеет все качества большого военачальника за исключением позвоночника". Пенлеве отвечал: "Я полностью разделяю Ваше мнение о Гамелене, но я не могу его заменить потому, что он является протеже маршала Петэна, который хочет даже сделать из него будущего генералиссимуса французской армии" (стр. 302).

Этой ссылкой на протеже "Петэна" и на "отсутствие позвоночника" Бонне пытается подтвердить виновность Гамелена и тем самым сделать ещё убедительнее свои самооправдания по вопросу о переговорах с поляками.

Следует иметь в виду, что эти усилия Бонне очернить Гамелена, кроме желания обелить самого себя, имеют и другую подоплёку. Дело в том, что в своих мемуарах, вышедших до мемуаров Бонне, генерал Гамелен намекает на предательство Бонне.

23 августа 1939 г. (после получения сообщения о подписании советско-германского договора) в Париже был созван национальный совет обороны. На этом совете генерал Гамелен заявил, что Франция готова к войне против Германии даже без помощи СССР, на которую после провала англо-франко-советских переговоров рассчитывать уже нельзя. По словам Бонне, Гамелен заявил, "что польская армия окажет достаточное сопротивление германской армии; холод и непогода быстро остановят враждебные действия; таким образом, весной 1940 года битва будет происходить ещё на востоке. В этот момент французская армия будет усилена многочисленными британскими дивизиями, которые высадятся на континенте. В заключение на мой первый вопрос: не в интересах ли Франции с военной точки зрения пересмотреть свой союз с Польшей и выгадать время, чтобы увеличить наше вооружение - Комитет национальной обороны ответил категорически: "нет" (стр. 304).

Мы ещё задержим внимание читателя

на том, что Бонне за неделю до начала войны сделал попытку отказаться от военного союза с Польшей. В данный момент нас интересует другой вопрос. Бонне обвиняет Гамелена в том, что последний ввёл в заблуждение совет обороны, заверив его, что Франция готова к войне, в то время как она не была готова. Как же обстояло дело с заявлением Гамелена 23 августа 1939 года? В своей книге генерал Гамелен рассказывает о том, что впоследствии, в разговоре с Даладье, он, касаясь этого заявления, сказал: "Само собой разумеется, я не считал себя вправе указать на недостатки, которые существовали в нашем вооружении и в нашей промышленной организации". На это Даладье, по словам Гамелена, ответил: "Вы хорошо сделали. Если бы вы это изложили, немцы знали бы об этом на следующий день". Гамелен продолжает: "Пусть меня хорошо поймут. Даладье не хотел сказать, что его министр иностранных дел предаёт Францию. Однако его слова означают, что он считал (Бонне) способным из-за его стремления сохранить мир сообщить эти сведения в разговорах с политическими кругами. И эти сведения были бы немедленно переданы нашим врагам... Наконец, известные инциденты, относящиеся к мюнхенскому кризису, насторожили меня в отношении Жоржа Бонне"⁹ .

Что Жорж Бонне был связан с немцами через посредство банкирского дома "Братья Лазарь", - факт достаточно известный. За последнее время стали известны ещё некоторые детали, касающиеся этой связи. В своих мемуарах Бонне, сообщая о том, что после начала войны он оставил министерство иностранных дел и сделался министром юстиции в кабинете Даладье, говорит весьма глухо и неопределённо о причинах этой перемены портфеля. Между тем в последнее время стал известен разговор, который произошёл между Даладье и Бонне 13 сентября 1939 года. Бонне обратился к Даладье с следующим заявлением: "Польша разгромлена. У нас не остаётся времени. Мы должны принять компромиссный мир, который Германия нам предложит". Даладье спросил Бонне, откуда последний знает, что Германия предложит компромиссный мир. Бонне что-то пробормотал относительно германского зондажа в этом направлении. На это Даладье медленно я ясно сказал: "Бонне, вы виновны в поддержании отношений с врагом. Это чрезвычайно серьёзно". После минуты молчания Бонне не мог ответить ничего другого, кроме того, что речь идёт о выполнении им функций, которые входят в исполнение его обязанностей в качестве министра иностранных дел. Даладье продолжал: "Во всяком случае, вы должны следить за своими действиями, Бонне. Зарубите себе на носу: мы никогда не согласимся на компромиссный мир. Я только что говорил об этом с Невилем Чемберленом. Мы оба с ним сошлись в этом вопросе. 4 сентября мы подписали соглашение с Польшей о том, что никакие переговоры о перемирии не могут быть начаты одной стороной без согласия всех остальных. Мы намерены держаться этого соглашения". "В этих обстоятельствах, господин председатель, - ответил холодно Бонне, - я вынужден просить вас принять мою отставку"¹⁰ . Содержание разговора Даладье и Бонне от 13 сентября 1939 г. последний не постеснялся передать журналисту Пьеру Лазареву.

Выше мы уже установили факт, что во время переговоров между приехавшими в Париж в мае 1939 г. польскими генералами и французским генеральным штабом Бонне пальцем не пошевелил для того, чтобы тогда же поставить вопрос о позиции Польши по отношению к проходу советских войск через Польшу в случае германской агрессии. Сделал ли что-либо Бонне в этом вопросе в течение всего периода англо-франко-советских переговоров 1939 года? Если верить его рассказу, то он только тем и занимался, что непрерывно оказывал давление на польское правительство в лице маршала Рыдз-Смиглы и министра иностранных дел Бека. Вопрос о проходе советских войск через Польшу являлся центральным в англо-франко-советских переговорах. Более того, Бонне знал об этом ещё со времени Мюнхена, как он сам об этом говорит. Между тем рассказ Бонне о его усилиях "убедить Польшу" начинается лишь с середины августа 1939 г., то есть в самый последний период переговоров, и то в результате прямого требования с советской стороны.

Получив сообщение о постановке этого вопроса, и притом в весьма категорической формулировке, Бонне начинает "действовать". Он уполномочивает французского посла в Варшаве Ноэля и французского военного атташе генерала Мюсса переговорить с Беком. Этот разговор происходил 18 августа. 19 августа, по словам Бонне, "Бек дал свой официальный окончательный ответ после совещания с маршалом Рыдз-Смиглы. Это было категорическое "нет". "Я не допускаю, - сказал он, - никоим образом, что можно обсуждать использование части нашей территории иностранными войсками. Это для нас вопрос принципа. Мы не имеем военного договора с СССР и не хотим его иметь" (стр. 282).

Получив этот "окончательный ответ", Бонне, по его словам, всё же не сдался. Он продолжал свои переговоры в Варшаве. Он просил Ноэля поставить два вопроса Беку: если вы не имеете помощи от СССР, то каким образом вы намерены сопротивляться германской агрессии? Почему вы ни разу во время ваших переговоров с СССР не предупредили нас, что вы решили отказаться, даже в случае войны, от всякой практической помощи со стороны СССР?" (стр. 282).

Эти риторические вопросы, само собой разумеется, не возымели никакого дей-

⁹ General Camelen. "Servir", p. 25.

¹⁰ "The secret history of the war" Waverley Root. Vol. I, p. 608.

ствия на Бека, и последний продолжал гнуть свою линию.

Подлинный смысл всех "усилий" и "нажимов" Бонне в Варшаве заключался в том, чтобы выиграть время, в течение которого можно было бы продолжать маневрировать. И французская военная делегация (в полном согласии с английской) продолжала эту тактику маневров. По словам Бонне, 22 августа генерал Думенг, "облечённый полномочиями, которые мы ему дали, заявил советской делегации, что Франция гарантирует за Польшу, что русские войска могут пройти через Вильно. Маршал Ворошилов напомнил, что Польша является суверенным государством и что Франция не может брать обязательств от её имени" (стр. 285).

Таким образом, этот маневр полностью провалился. Было совершенно очевидно, что цена этой французской гарантии "за Польшу" равна нулю.

Повидимому, не отдавая себе отчёта в том, что он сам же разоблачил себя, Бонне сообщает, что Бек 23 августа после полудня заявил французскому послу в Варшаве: "Польское правительство согласно с тем, чтобы генерал Думенг сделал следующее заявление: "Мы получили уверенность в том, что в случае общих действий против германской агрессии сотрудничество между Польшей и СССР в определённых технических условиях, которые нужно установить, не исключено (или возможно). Генеральные штабы Франции и Великобритании считают, что необходимо немедленно изучить все возможности такого сотрудничества" (стр. 290).

Эта формула и давала как раз тот выигрыш времени, о котором так заботился генерал Гамелен... если бы она была принята. Однако эта нечестная игра была в Москве полностью разоблачена, и карта французской дипломатии была бита.

Сам Бонне, нагромождая всё новые и новые "доказательства" своей искренности, в конце концов всё же разбалтывает свои подлинные замыслы. В конце главы об англо-франко-советских переговорах он пишет: "Мне не оставалось ничего другого, кроме формулировки последствий этого драматического поражения... Я считал, что война против Германии для помощи Польше без того, чтобы была обеспечена русская поддержка, является предприятием, полным неизвестности и опасности" (стр. 297).

В этой записи Бонне попался с поличным. В самом деле, вот этапы его дипломатии: Франция связана военным союзом с Польшей и, следовательно, должна будет выступить против Германии в случае нападения последней на Польшу. Однако Бонне не только не хочет войны между Францией и Германией, но, наоборот, всячески стремится к соглашению с Гитлером. Переговоры в Москве между Францией, Англией и СССР сами по себе могут побудить Гитлера пойти на известные уступки и тем самым сделать возможным соглашение между Германией, с одной стороны, и Францией и Англией - с другой, - соглашение, направленное против СССР. Поэтому переговоры в Москве следует продолжать и всячески затягивать, но отнюдь не доводить до положительного результата. Бонне прекрасно знает, что основным и главным препятствием для достижения этого соглашения является позиция Польши. Франция имеет возможность заставить Польшу уступить в этом вопросе (как об этом пишет Наджар), но Бонне этого как раз не нужно. Он только делает вид, что "давит" на Польшу, причём его позиция лишь поощряет Бека к дальнейшему сопротивлению. Переговоры в Москве срываются именно на польском вопросе. Бонне отнюдь не огорчён (хотя и проливает теперь крокодиловы слёзы на страницах своих мемуаров). Наоборот, провал этих переговоров и, следовательно, "отсутствие русской помощи" дают ему необходимый аргумент для того, чтобы поставить все точки над "и". А именно, он, дескать, всегда утверждал, что без русской помощи война Франции против Германии "является предприятием, полным неизвестности и опасности". Отсюда неизбежный вывод: раз "русская помощь" отпала, то воевать нельзя, а, значит, нужно идти на соглашение с Гитлером. Круг замкнут, и Бонне пришёл к тому самому "выводу", который и являлся подлинной сущностью его политики.

Именно за этот "вывод" он немедленно начинает борьбу. На заседании национального совета обороны 23 августа 1939 г. Бонне, по инициативе которого и было созвано это заседание, прямо ставит вопрос об отказе от обязательств военного союза между Польшей и Францией. Эта прямая атака терпит поражение, но Бонне не сдаётся. В момент, когда приходится отправить ультиматум Германии (ввиду её нападения на Польшу), Бонне делает новую попытку предотвратить этот решительный шаг. Он заявляет Даладье: "Мы, конечно, вынуждены послать ультиматум Германии.., но конституция требует; чтобы он был предварительно одобрен голосованием парламента" (стр. 315). С помощью этого юридического аргумента Бонне пытается сорвать ультиматум Германии, надеясь на разногласия в парламенте.

Известно, что Муссолини в последний момент перед началом войны в Европе сделал попытку вмешаться и предложил созыв конференции наподобие мюнхенской. Бонне поспешил принять это предложение без всяких оговорок. Даже британское правительство настаивало на урегулировании польско-германского спора как на условии принятия им предложения Муссолини. Бонне боролся против выставления этого условия. Выше мы видели, что Бонне пытался использовать поражение Польши для заключения мира с Гитлером (его разговор с Даладье 13 сентября 1939 г.).

Всё вышесказанное не оставляет никаких сомнений в той настойчивой последовательности, с которой Бонне предавал национальные интересы Франции и стремился к новому Мюнхену за счёт Польши и против СССР.

Нам остаётся рассмотреть ещё один вопрос, касающийся позиции Бонне и относящийся к чрезвычайно важной проблеме англо-германских переговоров, которые тайно происходили именно в тот период, когда шли открытые англо-франко-советские переговоры в Москве.

В конце июля 1939 г., как сообщает в своих мемуарах Бонне, ему стало известно о том, что в Лондоне ведутся какие-то англо-германские переговоры, в частности, по вопросу о разоружении. Вот что он пишет по этому поводу: "Эта новость мне показалась не похожей на правду, и я не видел, каким образом английское министерство торговли может быть уполномочено заниматься вопросами разоружения. Тем не менее я просил Корбена¹¹ выяснить немедленно у лорда Галифакса, который, однако, сам ничего об этом не знал. Корбен мне писал 22 июля по этому вопросу: "Лорд Галифакс мне ответил, что ему необходимо было бы сначала самому выяснить, что может быть в основе этих слухов, которым он, со своей стороны, весьма мало верит. Он прибавил, что если бы британское правительство имело проекты такой важности, французское правительство было бы консультировано по этому вопросу" (стр. 260).

Историческая справка Совинформбюро уже разоблачила сущность секретных англо-германских переговоров летом 1939 г. - переговоров, которые казались Бонне новостью, "не похожей на правду". Эти переговоры, как стало известно из находящихся в распоряжении советского правительства германских трофейных документов, предусматривали соглашение о разделе сфер влияния в мировом масштабе с предоставлением Германии преобладающего влияния в Юго-Восточной Европе, заключение пакта о ненападении, а равно и пакта о невмешательстве, который должен был включать "разграничение жизненных пространств между великими державами, особенно же между Англией и Германией"¹² . Теперь, как известно, опубликованы документы из архива бывшего гитлеровского посла в Лондоне, Дирксена. Из этих документов видно, что с английской стороны непосредственное участие в переговорах принимали сэр Гораций Вильсон (ближайший советник Чемберлена), Хадсон (руководитель департамента внешней торговли), Чарльз Роден Бакстон (лейборист, брат известного пэра-лейбориста, лорда Ноэля Бакстона, советник лейбористской партии по политическим вопросам) и, наконец, сам лорд Галифакс. В курсе этих переговоров находился сэр Александр Кадоган (тогда постоянный помощник министра иностранных дел, ныне представитель Великобритании в Совете Безопасности) и сэр Орм Сарджент (тогда заместитель Кадогана, а ныне постоянный помощник министра иностранных дел). Сам премьер-министр Невиль Чемберлен одобрял приведённую выше программу переговоров, о чём совершенно ясно дал понять Вильсон. Отдельные данные, касающиеся этих переговоров, поражают своим цинизмом. Так Вильсон определённо заявил, что "заключение пакта о ненападении дало бы Англии возможность освободиться от обязательств в отношении Польши"¹³ .

Роден Бакстон пошёл значительно дальше. Он заявил, что "Великобритания обещает полностью уважать германские сферы интересов в Восточной и Юго-Восточной Европе. Следствием этого было бы то, что Великобритания отказалась бы от гарантий, предоставленных ею некоторым государствам (так что не только Польше. - Б. Ш. ) в германской сфере интересов. Далее, Великобритания обещает действовать в том направлении, чтобы Франция расторгла союз с Советским Союзом и отказалась от всех своих связей в Юго-Восточной Европе. Великобритания обещает прекратить ведущиеся в настоящее время переговоры о заключении пакта с Советским Союзом"¹⁴ .

Таково было содержание тех секретных англо-германских переговоров, которые происходили в Лондоне летом 1939 года. Как мы видели выше, Бонне не верил в сообщение об этих переговорах. На сделанный французским послом в Лондоне, Корбеном, по предложению Бонне, запрос лорд Галифакс, не моргнув глазом, ответил, что ему самому ничего не известно и что он "весьма мало верит" этим "слухам". Лорд Галифакс не постеснялся при этом добавить, что британское правительство, конечно, осведомило бы французское правительство, если бы было что-либо подобное. Сидя в своём швейцарском убежище, Бонне может прочесть опубликованные МИД СССР документы и убедиться в том, сколько было правды в словах Галифакса о лондонских переговорах. Мы склонны думать, что Бонне действительно не знал о сущности лондонских переговоров. Недаром Гораций Вильсон в беседе с послом Дирксеном заявил, что "вступление в конфиденциальные переговоры с германским правительством связано для Чемберлена с большим риском. Если о них что-либо станет известно, то произойдёт грандиозный скандал, и Чемберлен, вероятно, будет вынужден уйти в отставку"¹⁵ . Конфиденциальность переговоров была распространена и на Францию. Впрочем, Чемберлен и Галифакс повторили лишь тот самый приём по отношению к своему французскому союзнику, который Чемберлен применил в Мюнхене, когда он без ведома и за спиной Даладье подписал с Гитлером англо-германскую декларацию.

На этом можно закончить рассмотрение второго тома мемуаров Бонне, оставив в стороне ряд его записей, касающихся взаимоотношений с Италией и франкистской Испанией, - записей, дорисовывающих и без того достаточно отвратительный портрет Бонне.

Заканчивая изложение правдивой истории

¹¹ Французский посол в Лондоне.

¹² "Фальсификаторы истории" (историческая справка), стр. 24.

¹³ "Документы и материалы кануна второй мировой войны". Т. II, стр. 75.

¹⁴ Там же, стр. 125, 126.

¹⁵ Там же, стр. 135, 136.

англо-франко-советских переговоров 1939 года, историческая справка Совинформбюро сообщает: "К этому времени (последний период англо-франко-советских переговоров. - Б. Ш. ) не могло быть уже никаких сомнений в том, что Англия и Франция не только не были намерены всерьёз что-либо предпринять для того, чтобы помешать гитлеровской Германии развязать войну, но, наоборот, делали всё от них зависящее, чтобы методами тайных сговоров и сделок, методами всевозможных провокаций натравить гитлеровскую Германию на Советский Союз"¹⁶ .

Опубликованные Министерством иностранных дел СССР документы полностью подтвердили этот вывод исторической справки. Мемуары Бонне вопреки воле и намерениям автора оказали объективно услугу истории, поскольку в этих мемуарах Бонне разоблачил самого себя и тем самым подтвердил характеристику сущности англо-французской политики 1939 года, данную исторической справкой Совинформбюро.

Однако мемуары Бонне дают нечто большее, нежели саморазоблачение их автора. К этому саморазоблачению Бонне прибавляет ценное свидетельство, показывающее специфическую особенность французской тактики, применявшейся в сложной игре развязывания второй мировой войны и направления её против Советского Союза. Эта тактика отличалась от английской, хотя цели как у Великобритании, так и у Франции были одинаковы. В то время как британская дипломатия, ведя открытые переговоры в Москве, одновременно начала секретные (даже от Франции) переговоры с гитлеровской Германией, французская дипломатия шла несколько другим путём. Она срывала (и это шаг за шагом показывает Бонне) англо-франко-советские переговоры при помощи "польской проблемы".

Мы показали выше, что это был более сложный, более обходный и более замаскированный метод, который вёл к той же цели, что и британский. Обе дипломатии сходились полностью на том, что переговоры в Москве должны были быть ширмой, которая позволила бы выиграть время и подтолкнуть Гитлера на соглашение с Англией и Францией с тем, чтобы война началась против Советского Союза.

Можно лишь выразить благодарность Бонне за его "помощь" в деле разоблачения этого метода французской внешней политики и дипломатии. Следует отметить, что такое разоблачение сделать не так легко, поскольку Бонне - не просто враг, а враг умный. Он не просто лжёт, а лжёт, используя какую-то долю правды и искусно запутывая вопрос.

Книга Бонне представляет собой (конечно, опять-таки вопреки желаниям и стремлениям автора) обвинительный акт против мюнхенской политики 1939 г. вообще и против французской дипломатии, а равно дипломатии самого Бонне в частности. Не столь важно, был ли Бонне оплачиваемым агентом Гитлера или действовал в качестве добровольца "пятой колонны", питаясь лишь классовой ненавистью к Советскому Союзу. Важно то, что его лицо - подлинного врага прогрессивного человечества, предателя национальных интересов своей страны, поджигателя второй мировой войны и одного из главных виновников разгрома Франции - можно считать полностью установленным. Именно поэтому советскому читателю важно знать правду о Бонне.

¹⁶ Историческая справка "Фальсификаторы истории", стр. 25.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Б. ШТЕЙН:

Комментарии: