Иллюстрации:
Libmonster ID: RU-6684
Автор(ы) публикации: А. Ерусалимский

Вопрос об ответственности за войну1

(Документы по истории мировой войны как орудие политической борьбы)

I. "Цветные книги"

Нет сомнения, что опубликованные В последние годы многотомные издания документов, освещающих историю возникновения мировой войны, окончательно скомпрометировали те небольшие сборники которые аз качестве так называемых "цветных книг" были в свое время выпущены в свет правительствами воюющих стран со специально" политической целью - доказать обычный тезис империалистической политики (он выставлен и теперь японским империализмом, предпринявших войну против Китая) - тезис о своем собственном миролюбии и коварстве нападающего противника. В развязывании военного столкновения империалистических группировок каждое из правительств, бросивших народы в войну, занимало особое положение и соответственно играло особую роль. В таких условиях известную трудность представляло построение такой простой и четкой схемы, оправдывавшей начало военных действий, которая в качестве орудия военно-политической (пропаганды могла бы быть брошена в массы и могла "бы эти массы обмануть. Появившаяся довольно богатая литература о технике пропаганды в годы мировой воины позволяет теперь уяснить общую структуру и даже отдельные детали тех монополистических организаций, которые созданы были с исключительной целью - развернуть большую и сложную деятельность по обработке сознания людей.


1 Этой статьей т. Ерусалимского редакция "историка - марксиста" приступает к печатанию ряда статей в связи с началом выхода в свет многотомного советского, издания "Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и временного правительств 1878 - 1917 гг."

Издание это предпринято Комиссией при ЦИК СССР по изданию документов эпохи империализма под председательством М. Н. Покровского. Все издание делятся на три серии по периодам: 1) 1878 по 1903 г., 2) с 1903 по 1914, 3) с 1914 по 1917 г. (до Октябрьской революции) и включает в себя секретные документы министерства иностранных дел, военного министерства, морского генштаба, министерства финансов и др. В советском издании документы публикуются на языке подлинника, а так же в переводе с иностранных языков.

Одновременно советская публикация выходит в Берлине в немецком издании предпринятом проф. Отто Гетчем по поручению германского Общества по изучению Восточной Европы, которому Комиссия оря ДИК СССР и Огиз передали право перевода на все иностранные языки двенадцати томов публикации (1914 - 1915 гг.)

Советская публикация, которая дает полное и систематическое издание этих материалов, чужда специфическим концепция" буржуазных публикаций о "виновниках войны" и ставит себе задачей полное разоблачение целей и методов империалистической политики Даже ранее опубликованные документы получают в этом издании новый смысл и значение, поскольку они поставлены теперь в общий и более широкий контекст. К тому же советское издание обесценивает те публикации документов из архивов царского правительства, которые появились в свое время заграницей, так как устанавливает наличие в этих публикациях пропусков и других тенденциозных искажений.

Кроме того в отличие от буржуазных публикаций, освещающих, как правило,

стр. 26

Широкая, настойчивая и умелая военная пропаганда велась в самых различных направлениях, при помощи самых беззастенчивых средств и приемов, но все эти Гималаи организованной лжи имели в своей основе одно построение, одну концепцию, разработанную каждым из правительств воюющих стран применительно к своим собственным условиям, задачам и целям. Поскольку цели военной пропаганды - мобилизация сознания и мобилизация людей - у всех правительств обеих империалистических группировок были тождественными, все эти официальные концепции пронизаны одной основной мыслью - тезисом об оборонительном характере войны, вызванной угрожающими, действиями противника. Для подтверждения этого тезиса, выдвинуть который было столь же необходимо, сколь трудно его обосновать, и были опубликованы сборники документов, которые должны были говорить сами за себя и, явившись материалом для парламентских обсуждений, тотчас же сказались на направлении политической пропаганды буржуазной прессы.

Каждый из всех этих сборников являлся выражением изготовленной для масс политической концепции возникновения мировой войны и тем самым концепции апологетической в отношении "своего правительства и уличающей противников, находящихся по ту сторону фронта Пресловутый вопрос о "виновниках войны" появился, таким образом не в связи с Версальским миром, а в связи с началом империалистической войны и появился сразу же как вопрос классовой борьбы. Это правильно подметил и довольно четко формулировал американский исследователь вопросов военной пропаганды Гарольд Ласвель. "Правительства Западной Европы, - пишет он, - никогда не могут быть уверены в том, что сознающий свои классовые интересы пролетариат их страны откликнется на их призыв к войне". Пропаганда как одна из форм классовой борьбы строилась поэтому так, чтобы не было "колебаний по отношению к тому, кого нужно ненавидеть". "Причиной войны, - пишет Г. Ласвель, - не должны выставляться ни мировая система управления международными делами, ни тупость и недоброжелательность правящих классов, но исключительно хищни-


лишь период, предшествующий началу мировой войны, советская публикация, как указано выше, охватывает также и непосредственно военный период, т. е. освещает борьбу империалистических группировок за передел мира, разоблачает тайные договоры об этом переделе и тем самым подготовку версальской системы, в условиях которой идет теперь напряженная подготовка новой империалистической войны.

Комиссия начала свою работу с издания третьей серия, как имеющей наиболее важное в политически актуальное значение. Выпущенный в свет первый том этой серии, подготовленный к печати А. Л. Поповым, охватывает период от 14 (1) января до 14 (1) марта 1914 г. Богатые, в громадной своей части впервые опубликованные, материалы этого тома уже нашли свое освещение на страницах "Историка-марксиста" (т. XVII) в статье М. Н. Покровского "Русские документы империалистской войны" Недавно вышел в свет четвертый том этой же серии, подготовленный к печати Э. Д. Гриммом, освещающий период от 28 июня (Сараевское убийство) по 22 июли 1914 г Сведения, посту дающие из-за границы, свидетельствуют о том, что и буржуазная пресса вынуждена признать большое историческое и научное значение советской публикации.

В скором времени выйдут в свет второй и третий томы (подготовленные к печати А. Ерусалимским), а также пятый том (подготовленный к печати Э. Д. Гриммом) Броме того подготовляются три тома, освещающие период 1914 - 1915 гг. и четыре тома второй серии, освещающие период 1911 - 1913 гг.

Редакция "Историка-марксиста" считает, что появление материалов является огромным стимулом для историков-марксистов к изучению актуальных вопросов международной политики в эпоху империализма и послужат серьезным оружием в борьбе против империалистических интервенционистских замыслов.

Редакция

стр. 27

ческие инстинкты неприятеля. Для возбуждения в народе ненависти к противнику пропагандист должен позаботиться, чтобы циркулировало вое, что устанавливает исключительную ответственность неприятеля" 2 .

Заглавие русского издания германской "Белой книги" - "Книга, лжи" - на равных основаниях могло бы быть перенесено и на все другие "цветные книги", изданные в начале войны, в том числе, и отнюдь не в меньшей мере, и на книги, изданные правительствами стран Антанты. "Цветные книги" - это прежде всего метод политической аргументации, орудие военной пропаганды. И если германская "Белая книга" чем-нибудь существенным отличается от других аналогичных правительственных изданий, то лишь некоторой непродуманностью аргументации. Дело в том, что "Белая книга", которую канцлер Бетман-Гольвег представил рейхстагу 3 августа как "памятную записку и документы, относящиеся к возникновению войны", закончена была составлением в полдень 2 августа. Ввиду быстроты развертывания событий исключительного значения установить этот момент с его политической стороны чрезвычайно важно, ибо именно он отравился и в самом построении "Белой книги", и в выборе помещенных документов, и в общей политической тенденции издания.

Памятная записка и приложенные к ней документы освещают период непосредственно предвоенного кризиса: от 28 июня - дня убийства австрийского эрцгерцога в Сараеве - по 1 августа (французская мобилизация). В этих хронологических пределах материал мог быть представлен только так, как это требовалось политическим моментом - моментом, когда Англия еще продолжала вести свою двойственную и провокационную политику по отношению к Германии. Основной политический тезис, вокруг которого развертывалась вся германская концепция, сводился к утверждению агрессии русского правительства, а для того чтобы согласовать этот тезис с санкционированным Германией австрийским ультиматумом Сербии, издание пытается убедить в том, что германское правительство все время: рассматривало австро-сербский кризис лишь как конфликт местного, ограниченного значения. "О самого начала конфликта, - аргументирует германское правительство, - мы стояли на такой точке зрения, что тут идет речь о деде, касающемся одной Австрии, которое и должно разрешиться между ею одной и Сербией. Поэтому мы все свои стремления направили на то, чтобы локализовать войну и убедить другие державы в том, что Австро-Венгрию вынудили обстоятельства и законная необходимость, самообороны взяться за оружие"3 . Прикрывая факт настойчивой германской поддержки и даже руководства в австрийских выступлениях после сараевского убийства, "Белая книга" ограничивается сообщением, что, предоставив Австрии свободу действий в отношении Сербии, Германия в приготовлениях к этим действиям никакого участия не принимала. Этим самым вмешательство России в австро-сербский кризис выступало как решающий фактор, превративший конфликт местного значения во всеевропейскую войну. Позиция Германии при этом рисуется в двух аспектах: безоговорочная, но пассивная санкция политики Австро-Венгрии в ее конфликте с Сербией и настойчивые попытки посредничества с момента вмешательства России в австро-сербский конфликт. Оба эти аспекта столь же мало соот-


2 Гарольд Ласвель, Техника пропаганды в мировой войне, М - Л, 1929 г, стр. 55.

3 Германская "Белая книга" о возникновении германско-русско- французской войны, Петроград 1915, стр. 10.

стр. 28

ветствовали действительному положению вещей, сколь полно отражали ту общую политическую тенденцию, которой руководствовалось германское правительство.

Любопытно, что в "Белой книге" не опубликован ни один документ из той, как теперь известно, чрезвычайно обширной и богатой переписки, которая происходила в напряженные дни предвоенного кризиса между Берлином и Веной. И это потому, что опубликование хотя бы одного документа этой переписки нарушило бы всю стройность политической концепции как орудия военной пропаганды. Дело в том, что германское правительство должно было заботливо скрывать не только факты своей активной поддержки Австро-Венгрии, но и те свои серьезные разногласия с союзницей, которые в евши с угрожающей позицией Англии имели место между 28 и 31 июля. В условиях только что разразившейся войны нужно было продемонстрировать не только незаинтересованность Германии, но ж верность ее союзным обязательствам, и твердость австро-германского политического союза. Отсюда могло создаться представление, что Германия была вовлечена в катастрофу благодаря своей пассивной позиции в отношении безумной политики Австро-Венгрии, игравшей руководящую роль.

Но принятый германским правительством угол зрения заставил быть последовательным до оконца. Политическая демонстрация твердости австро-германского союза, определяла и общий смысл концепции возникновения войны и отношение к деталям публикуемых документов. Поскольку эти детали, если бы они были подлинно воспроизведены, могли обнаружить истинный характер австро-германских взаимоотношений во время кризиса, германское правительство предпочло их опустить, не останавливаясь перед тем, чтобы учинить насилие над документами (сокращения, изменения и т. д.). Более того, в некоторых случаях не помещенными в "Белой книге" документами о своих посреднических усилиях между Веной и Петербургом, предпринятых в самые последние дни июля, германское правительство могло бы более отчетливо иллюстрировать свой тезис о том, что оно всячески стремилось предотвратить войну, навязанную Россией. Но в создавшихся условиях и от этого пришлось отказаться: война уже началась и нужно было устранить всякий малейший намек относительно действительно только что существовавших трений между германской и австрийской политикой. А это в свою очередь заставляло подчеркивать не столько оборонительный характер своей собственной позиции, сколько агрессивный характер русской политики.

По существу говоря, доказать это последнее положение являлось делом очень простым, но ввиду исходных точек зрения германскому правительству именно тут пришлось более всего потрудиться над документами. Соответствующая выразительность была достигнута тем, что ряд документов, касающихся русской политики, был опубликован в значительно сокращенном и уменьшенном виде. Общую тенденцию всего этого легко можно уловить например в том, что телеграмма, отправленная царем вечером 29 июля с предложениями Вильгельму передать австро- сербский конфликт на разрешение Гаагского трибунала, попросту не была помещена в "Белой книге", очевидно из боязни, как бы тут не был усмотрен пример русской уступчивости. Так как русское правительство в любой момент могло эту телеграмму царя опубликовать, а тем самым разоблачить германскую версию как фальсификацию и могло воспользоваться всем этим для антигерманской пропаганды, что с германской стороны теперь не без основания указывают, что сокрытие вильгельмовским правительством документа противника

стр. 29

явилось "тактически неумным"4 . Больше того, это было и наивно: впоследствии опубликованные подлинные документы рисуют агрессивность царской политики несравненно более выразительно, нежели это пыталась изобразить путем разного рода ухищрений германская "Белая книга".

Но в свое время германской дипломатии пришлось эту русскую агрессивность всячески подчеркивать, не задумываясь при этом о выборе средств. И как это ни странно, одним из средств являлось преуменьшение роли Франции в возникновении войны. Франция изображалась лишь спутником нападающей России, спутником, пассивно следующим туда, куда ее вел союзник. Непосредственное прямое обвинение в провокации войны не было брошено в лицо Франции, и это потому, что в момент составления книги (2 августа) германское правительство, отдававшее себе отчет об истинном характере англо-французских отношений, делало все возможное, чтобы не дать лишнего повода для раздражения Лондона.

В свете последующих событий может представляться чрезвычайно странной та трактовка позиции Англии в предвоенном кризисе, которая дана германской "Белой книгой". Дело изображается так, что Англия выступает в качестве непреклонного хранителя европейского мира, и все документы, противоречащие этому тезису (как например известная телеграмма германского посла в Лондоне, Лихновского, предупреждающая об истинной антигерманской позиции Грея), не были публикованы. Все это обусловливалось политической линией, до самого последнего момента проводимой германским правительством с целью предотвратить выступление Англии, которая всем своим поведением не без успеха пыталась создать в Берлине впечатление о своей твердой решимости сохранять нейтралитет. Поэтому "Белая книга создала в свое время совершенно неверное представление об истинном характере англо-германских отношений накануне войны. Поэтому последовавшее через несколько дней после опубликования "Белой книги вмешательство Англии в войну на стороне России и Франции представлялось неожиданностью, фактором, абсолютно не предусмотренным германским правительством. Поэтому изданием "Белой книга" германское правительство как бы выдало документальное свидетельство своей политической бездарности. Неудивительно, что впоследствии оно сочло необходимым в новом, значительно измененном, издании "Белой книги" соответственным образом перетушевать светотени и полностью перестроить всю первоначальную композицию в изображении виновников возникновения войны. Но первоначальная германская версия, выраженная в "Белой книге" 1914 г., была такова, что в части, касающейся роли Англии в предвоенном кризисе, она могла быть использована британской "Синей книгой", опубликованной всего лишь через два дня (т. е. 5 августа 1914 г.) с целью оправдать вступление Англии в войну на стороне Франции и России и против Германии.

Британская "Синяя книга" является по существу попыткой документального обоснования знаменитой речи сэра Эдуарда Грея, произнесенной в палате общин 3 августа 1914 г. с целью доказать неизбежность и необходимость вооруженного выступления Англии против Германии. "Мы опубликуем документы, - заявил тогда Э. Грей, - от-


4 August Bach, Das deutsche Weissbuch, "Die Kriegschuldfrage", 1925, XI S. 773. Телеграмма эта включена в русский перевод "Белой книги".

стр. 30

носительно того, что произошло в последнюю неделю, когда мы действовали в интересах мира. И когда эти документы будут опубликованы, я не сомневаюсь, что всякому человеческому существу ясно станет, как усердны, чистосердечны и искренни были наши усилия и пользу мира, и они дадут возможность людям составить свои собственные мнения о том, какие силы противодействовали миру". После того как германское правительство, надеясь сохранить последние шансы на английский нейтралитет, своей "Белой книгой" засвидетельствовало примирительный характер британской политики, пропагандистская задача лондонского кабинета была наполовину облегчена.

Но задача Грея состояла не только в том, чтобы доказать свое миролюбие, но и в том, чтобы оправдать войну с Германией, исходя исключительно из собственных интересов Англии, якобы абсолютно не связанной каким бы то ни было тайным соглашением или даже "обязательством чести". Это последнее утверждение о "свободе рук" английской политики является исходным и основным положением, полностью пронизавшим весь подбор и состав документов, опубликованных в "Синей книге". Тут нет нужды доказывать, что вся развернутая тогда аргументация о необходимости для Англии вооруженного вмешательства в европейскую войну построена была на ложных и притом заведомо ложных основаниях. Понятно, что Франция изображалась как сторона, вынуждения защищаться от германского нападения. Понятно также, что полученные в последний момент германские обещания не нападать на северный берег Франции в случае, если Англия даст обязательство соблюдать нейтралитет, лишило Forсign Office значительных возможностей для соответствующей военно-политической пропаганды.

Пришлось как за решающий аргумент ухватиться за быстро созданную легенду о неприкосновенности бельгийского нейтралитета, гарантированного державами еще в 1839 г. "Если утрачена будет ее (Бельгии. - А. Е.) независимость, - заявил в палате общин Грей, - утрата независимости Голландии последует за ней. Я прошу палату обсудить с точки зрения британских интересов, что может произойти, если все это поставить на карту". В действительности, как известно, все это уже было поставлено на карту за много лет до начала мировой войны. Руководящие круга английской политики уже давно знали, что в случае войны на два фронта Германия вынуждена будет нарушить бельгийский нейтралитет, и не только знали, но в 1887 г. готовы были дать на это свое согласие 5 .

И уже задолго до мировой войны не что иное, как английская политика своими начавшимися в 1907 г. переговорами с бельгийским генеральным штабом превратила бельгийский нейтралитет в политическую фикцию, с которой должна была теперь считаться Германия, но с которой никогда не считалась гама Англия. Известно, что еще в разгар первого мароккского кризиса в Англии на случай франко-германской войны, были разработаны три варианта переброски Экспедиционной армии против Германии: через Кале и Дюнкирхен, через Шлезвиг и Данию и наконец через Бельгию6 . Последний вариант читался наиболее вероятным, но нейтралитет Голландии и Дании, на который Грей в своем выступлении также распространил свои заботы.


5 Hermann Lutz. Lord Grey und der Weltkrieg, Berlin 1927, S. 257.

6 Die Grosse Politik der Europaischen Kabinette 1871 - 1914. Sammlung der diplomatischen Akten des Auswartisen Amtes. Hrsg, von A. Mendelsohn - Bartholdy, Lepsius und F. Thimme, XXI N 6946.

стр. 31

был, как мы видим, уже давно поставлен на карту, и притом поставлен самой Англией7 .

Далее за фикцией неприкосновенности бельгийского нейтралитета, которую можно было изобразить как политическую реальность ввиду особой секретности англо-бельгийских переговоров, последовала прямая фальсификация решающего вопроса об англо-французских отношениях. Для того чтобы скрыть роль английской политики в окружении Германии и доказать, что Англия абсолютно свободна от всяких европейских политических комбинаций, что Англия не дала Франции "никакого обещания чего-либо большего, нежели дипломатическая поддержка", Грей употребил прием весьма вольного, выражаясь мягко, обращения с документами. Сообщая текст своего, до той поры неизвестного, письма французскому послу в Лондоне Камбону (от 22 ноября 1912 г.), в котором в неофициальной форме установлены были принципы совместного англо- французского военного и морского выступления, т. е. по существу обязательства решающего характера, Грей ограничился только той частью, в которой говорилось об обязательствах Англии и Франции обсудить, должны ли оба правительства "действовать сообща, дабы воспрепятствовать нападению и сохранить мир, и если так, то какие меры они готовы были бы совместно принять". А между тем следующей, заключительной фразы документа, содержащей в себе основу англо- французских обязательств вооруженного выступления против Германии, Грей счел более выгодным не зачитывать. Эта пропущенная фраза гласила буквально следующее: "Если эти меры включают военное выступление, то должны быть немедленно приняты во внимание планы генеральных штабов, и правительство тогда решит, в какой мере они будут приведены в действие"8 .

Непонятно, на какого читателя рассчитывал Грей, когда впоследствии в своих мемуарах писал, что в момент решения вопроса о вступлении Англии в войну фраза, заключающая в себе решающие обязательства, не была им зачитана лишь случайно, ввиду нервного состояния или потому, что он якобы считал эту фразу не имеющей значения 9 . Основания для передержки фактов военно-политического значения были конечно как раз обратные. Деланная наивность - это крайнее средство, применяемое тогда, когда приходится затрагивать 'вопросы, о которых хочется молчать. Так например, и Грей10 и Пуанкаре11 , говоря об англо-французском соглашении 1904 г., лишь "глухо упоминают о его секретной части как о неимеющей особого значения: дело идет не более и не менее, как об Египте и Марокко. Но если это крайнее средство умело прикрывается у Пункаре хорошей литературной формой, то Грей злоупотребляет этим средством так, что становится смешным. Манерная наивность задним числом не помогает


7 "Носится слух, - сообщал в Петербург из Индии Клемм 21 февраля 1908 г., - что лорд Китченер имеет отправиться в Англию, чтобы во главе стотысячной армии занять Голландию, как только последует объявление войны со стороны Германии, или Франции" (А. Ерусалимский, Россия и Алжезирасская конференция. "Красный архив" т. XII - XIII, стр. 29). Этот слух, подхваченный Клеммом в руководящих политических кругах британского империализма в Индии, имел таким образом под собою реальные основания.

8 В. v. Siebert Diplomatische Aktenstücke zur Geschichte der Ententepolitik der Vorkriegsjahre, Berlin u. Leipzig 1921, S. 816.

9 Viscount Grey of Fallodon, Twenty five years (1892 -1916), London, v. II, p. 17.

10 Ibid, v. I, p. 49.

11 Raymond Poincare, Au service de la France, v. I, p. 107.

стр. 32

теперь, когда приходится оправдываться в том, что стало широко известно и что ранее всячески скрывалось.

Гораздо более эффективным оказался тот метод, который был применен в исторической речи Грея 3 августа и в "Синей книге", - метод фальсификации и передержек. В каком направлении и с какой целью применялись эти приемы, показывают следующие (отнюдь не самый яркие) примеры. В "Синюю книгу" включена была телеграмма английского посла в Петербурге Бьюкенена от 24 июля 1914 г. В этой телеграмме сообщалось, что по мнению русского правительства, получившего текст австрийского ультиматума Сербии, война неизбежна и что Бьюкенен прямо, хотя пока лишь от своего личного имени, заявил в Петербурге, что не следует питать надежды относительно возможности такой английской декларации, "которая заключала бы в себе безусловное обязательство поддерживать Россию и Францию силой оружия".

"Непосредственных интересов, - заявил тогда Бьюкенен, - Великобритания в Сербии не имеет, и война в защиту этой страны никогда не была бы одобрена британским общественным мнением". В этом последнем и заключался весь политический смысл опубликования документа. Но эта же телеграмма заключала в себе сообщение о тех политических соглашениях, которые приняты были во время недавного пребывания Пуанкаре в Петербурге и которые теперь были доверены Бьюкенену. - С точки зрения последующего изображения английской позиции в течение всего кризиса руководителям английской политики вовсе не следовало бы знать содержания тех франко-русских переговоров в Петербурге, во время которых совместно разработан был план действий, приведший к войне. Иначе английскую политику можно было бы квалифицировать по меньшей мере как двойственную. Поэтому тот большой абзац телеграммы, в котором передавалось содержание соглашения, установленного, во время визита Пуанкаре, пришлось предусмотрительно вычеркнуть. Вычеркнуть пришлось и ту небольшую фразу, которая давала повод предполагать, что в случае, если бы Англия в самом начале кризиса твердо отклонила агрессивные домогательства царской политики последняя не зашла бы столь далеко12 .

Задача состояла в том, чтобы скрыть истинный характер своей политики, политики расчетливого выжидания и ставки на обострение противоречий, политики планомерной молчаливой поддержки Франции и России и одновременно тонкой провокации в отношении Германии. Это достаточно ясно выступает на примере той ловкой фальсификации, которая проделана была с телеграммой Бьюкенена (от 25 июля), в которой сообщалось о настойчивых представлениях Сазонова, чтобы Англия развеяла уверенность Германии в ее нейтралитете и немедленно и открыто примкнула к франко- русскому союзу. На это, сообщает опубликованная телеграмма, английский посол ответил, что "Англия с большим успехом, чем если бы она сразу объявила себя союзницей России, может играть в Берлине и в Вене роль посредницы в качестве друга". Однако истинный, реальный смысл этих пацифистских слов о посредничестве вскрывается в их общем контексте: оказывается, что до этого после заявления французского представителя о готовности Франции безоговорочно итти вместе с Россией до "конца, с английской стороны дано было понять о необходимости "вы-


12 British Documents of the Origine of the War. 1898 - 1914, Edited by G. P. Goock and Harold Temperley. London, v. XI, N. 101.

стр. 33

играть время"13 . Контекст пришлось убрать, и таким образом создалась английская пацифистская формула. Исключительная заботливость о мире проступает и тогда, когда указывается на шаги английской политики в Петербурге, предпринятые якобы с целью добиться того, "что Россия не будет ускорять войны объявлением мобилизации)". Какое значение имели эти слова, можно заключить из того, что фактически они являлись лишь ответом на русское сообщение о решении произвести мобилизацию 1100 тыс. чел., и из того, что это решение уже проводилось в жизнь. Но и этот контекст предусмотрительно же был опубликован.

Таким образом предполагалось создать впечатление, что английское правительство предпринимало шаги, чтобы предотвратить русскую мобилизацию, сыгравшую столь исключительную роль в последующих событиях, и что оно не было предупреждено русским правительством о его решении произвести эту мобилизацию. Поскольку английские обязательства по отношению к Франции скрывались, приходилось скрывать и вычеркивать из публикуемых документов все, что свидетельствовало о безоговорочной готовности французского правительства поддерживать Россию в ее конфликте с Австрией из-за Сербии. Тем более приходилось скрывать прямое требование Франции к Англии относительно того, чтобы последняя твердо заявила о своей готовности выполнять взятые на себя обязательства. "Французский посол заметил, - сообщал Бьюкенен 25 июля в только что цитированной телеграмме, -что французское правительство хотело бы тотчас же знать, готов ля наш (т. е. британский. - А. Е.) флот играть ту роль, которая предназначена ему англо- французской военной конвенцией. Он (т. е. французский посол. - А. Е.) отказывается верить, что Англия не будет стоять рядом со своими обоими друзьями, которые в этом деле идут рука об руку". Если вспомнить, что вся пропаганда лондонского правительства была построена на том, что Англия вынуждена вступить в войну, исходя из своих собственных интересов и не будучи понуждаемой к тому каким бы то ни было обязательствами, то становится понятным, что и это место телеграммы было самым тщательным образом опущено в публикации.

Таким образом пропагандистская задача британского империализма - документально доказать свои усилия в пользу мира - могла быть разрешена в результате значительных усилий: из 159 особо избранных документов свыше 100 документов можно было опубликовать лишь в сильно фальсифицированном виде.

Подобно тому, как британская "Синяя книга" рассчитала была издателями как документальное и неопровержимое подтверждение концепции, выраженной в известном выступлении Э. Грея, русская "Оранжевая книга", изданная царским правительством (6 августа нов. стиля), заключала в себе ту весьма примитивную политическую концепцию, которая изложена была Сазоновым с трибуны Государственной думы. "Наши враги, - заявил тогда Сазонов, - стремятся перенести на нас, ответственность на те бедствия, которые они навлекли на Европу, но их наветы не могут ввести в заблуждение никого, кто добросовестно следит за политикой России в последние годы и последние дни". Очевидна в качестве предметного урока "добросовестности" Сазонов тут же прибегнул к довольно дешевому приему политической пропаганды, он пальцем" указал на Австро-Венгрию как виновницу второй балканской войны, ни одним звуком не обмолвившись конечно о роли России


13 British Documents v. ХI, N 125.

стр. 34

в возникновении первой балканской войны. Понятно, что аналогичные приемы были применены и при построении схемы политической пропаганды в "Оранжевой книге".

Схема эта, как сказано, не страдала сложностью. Исходным моментом для ее построения являлся тот непреложный факт, что формальное объявление войны как России, так и Франции последовало от Германии. Это чрезвычайно облегчило построение схемы о Германии как основном "виновнике войны" - так очевидно представлялось это руководителям политики царской России. Согласно официальной версии Австро-Венгрия, за спиной которой стояла Германия, напала на Сербию, рассчитывая этим унизить Россию, которая вместе с Францией и Англией предприняла все возможные для мирного разрешения конфликта. Однако коварная Германия срывала все мирные начинания России, ее друзей и союзников "и со своей стороны, - как заявил Сазонов, - выступала с пустыми заверениями". На всякий случай, особенно ввиду угрожающей позиции Австрии, русское правительство вынуждено было объявить мобилизацию армии и флота, а "государю императору благоугодно было своим царственным словом поручиться перед германским императором, что Россия не приступит к применению силы". В ответ на это и последовало со стороны Германии объявление войны. Логическое завершение всей этой незамысловатой правительственной версии оказывается несколько неожиданным, и во всяком случае ему нельзя отказать в своеобразии. Приходится делать вывод, что Германия несет всю ответственность за возникновение мировой войны потому, что она имела наглость усмотреть в русской мобилизации факт более реального значения, чем в полновесном "царственном слове" русского императора. Но и таких аргументов оказалось достаточно, чтобы вызвать восторг буржуазно-помещичьей Думы. Оставалось затратить немного труда, чтобы официальная версия возникновения войны получила свое документальное подтверждение. Поскольку документы явно не соответствовали содержанию правительственной версии, пришлось менять содержание документов, и на службу царской политики были привлечены ножницы.

Выходящее в свет большое советское издание секретных документов царского правительства "Международные отношения в эпоху империализма" (3-я серия, т. V) восстановит полную картину деятельности царской политики в дни предвоенного кризиса и тем самым даст возможность изучить также и ту фабрику фальсификации документов, которая помещалась в царском министерстве иностранных дел и была организована с определенной целью - приготовлять материалы для военно- политической пропаганды. Но общие задачи и методы этой фальсификации, смысл и направление основной политической тенденции пропаганды могут быть установлены и теперь14 , тем более что обнаруженные примеры достаточно выразительны.

Само собою разумеется, все отраженные в документах шаги германской политики, которые могли бы дать повод предполагать, "что Германия не стремится во что бы то ни стало к войне"15 , пришлось самым тщательным образом скрывать. Точно так же устранены были все следы истинных причин отклонения различных германских предложений относительно локализации австро-сербского конфликта. Политически


14 v. Romberg, Falsifications of the Russian "Orange Book", N J, 1923.

15 Секр. телеграмма российского поверенного в делах в Париже Севастопуло от 25 (12) июня 1914 г. N 186 "Материалы по истории франко-русских отношений", стр. 514, "Livre Noire", П, р. 277; ср. "Оранжевая книга" N 19.

стр. 35

важно было установить, что "выступления Германии имеют несомненной целью разъединить Россию и Францию, завлечь французское правительство на путь представления в Петербурге и тем скомпрометировать единство в наших глазах, а в случае войны отбросить ответственность за нее не на Германию, а на Россию и Францию" 16 .

Для этого пришлось разумеется скрыть, что французская политика, провоцируя дальнейшее обострение кризиса, сознательно затягивала ответ на германское предложение о коллективном посредничестве. ( И тем более пришлось скрыть то, что являлось ключом всего положения: "Я был поражен здесь, - сообщил в Петербург Извольский 27 (14) июня, - насколько министр юстиции (Бьенвеню-Мартен, замещавший тогда министра иностранных дел. - А. Е.) и его сотрудников верно понимают положение и проникнуты твердой и спокойной решимостью оказывать нам полнейшую поддержку и избегать малейшей видимости разногласия с нами"17 .

Таким образом при опубликовании документов была срезана вся та их значительная часть, которая свидетельствовала о том, что французский империализм с самою начала толкал царскую Россию в бой и столь определенно предоставлял свою поддержку, что это приятно взволновало даже Извольского, который мог пожинать плоды свой многолетней деятельности. "Это - моя война", - гордо заявил он впоследствии.

Истинную роль Франции в развязывании мировой войны пришлось скрыть не столько потому, что дело шло о союзнице России, сколько потому, что приходилось думать об оправдании своих собственных военно-оперативных и военно-политических мероприятий. Для этого в частности необходимо было фальсифицировать хронологию событий и особенно по такому вопросу первостепенного значения, как общая мобилизация. Поскольку согласно официальной версии русская мобилизация вызвавшая ответную мобилизацию в Германии, последовала лишь а результате общей мобилизации Австро- Венгрии, т. е. носила оборонительный характер, нужно было представить и документальное подтверждение этой версии. Выход был найден довольно простой. Военные приготовления, телеграфировал Сазонов, "стали приниматься нами только вследствие состоявшейся уже мобилизации восьми корпусов в Австрии..." Два слова - "восьми корпусов" - при опубликовании были изъяты18 , и таким образом русская мобилизация была - представлена как ответ на всеобщую мобилизацию, уже произведенную в Австро-Венгрии. Любопытно отметить, что для достижений своей основной цели и явно рассчитывал произвести впечатление в мелкобуржуазных и рабочих массах, царское правительство с готовностью" опубликовало телеграмму, сообщавшую, что "даже Жорес резко осуждает австрийское выступление, рискующее вызвать всеобщую войну19 ; одновременно, само собой разумеется, оно решительно вычеркнуло из публикуемого материала все сообщения, которые говорили об антивоенных демонстрациях французского пролетариата и о том, какими мерами правительство империалистической Франции "убеждало" французских революционных рабочих в оборонительном характере войны 20 .


16 "Оранжевая книга" N 35.

17 Телеграмма от 29 (16) июня 1914 г. N 1551, "Материалы по истории франко-русских отношений", стр. 520; "Livre Noire", II, p. 289.

18 "Оранжевая книга" N 58.

19 "Оранжевая книга" N 19.

20 Ср. "Оранжевая книга" N" 55; "Материалы", стр. 519; "Livre Noire", II, p. 288.

стр. 36

О том, как далеко зашло старание царского правительства устранить всякий повод заподозрить истинную позицию и роль французского империализма, дает представление следующий пример: "Вчера вечером, - сообщал Извольский в Петербург 1 августа (19 июля), - австрийский посол был два раза у Вивиани... и заявил ему, что Австрия не только не имеет намерения нарушить территориальную целость Сербии, но готова обсудить с другими державами свой спор с Сербией по существу. Сегодня германский посол еще до назначенного ему вчера часа посетил Вивиани, который высказал ему свое удивление по поводу вчерашнего его выступления, не оправдываемого между Францией и Германией. На заявление посла, что Германия принуждена прибегнуть к энергичным мерам вследствие общей мобилизации русских сухопутных и морских сил, очевидно, направленной не только против Австрии, но также и против Германий; Вивиани ответил, что по имеющимся здесь сведениям в России не произошло мобилизации морских" сил. Это видно озадачило посла. В результате длинного разговора барон Шенн возобновил требования ответа о намерениях Франции и угрозу отъезда и просил Вивиани еще раз принять его сегодня в 6 часов вечера. Несмотря на случайный характер сегодняшнего выступления германского посла, французское правительство крайне озабочено чрезвычайными военными" приготовлениями Германии на французской границе, ибо оно убеждено, что под покровом так называемого "Kriegszustand" происходит настоящая мобилизация, что поставит французскую армию в невыгодное положение. О другой стороны, по политическим соображениям, касающимся как Италия, драк и, главным образом, Англии, для Франции весьма важно, чтобы ее мобилизация не предшествовала германской, а явилась ответом на таковую. Вопрос этот в настоящую минуту обсуждается в совете министров в Елисейском дворце, и весьма вероятно, что он решит общую мобилизацию"21 .

Все подчеркнутые нами слова были из документа вырезаны. Таким образом содержание его приобрело противоположный смысл, как раз тот, что был необходим с точки зрения военно-политической пропаганды царского правительства, версия которого была полностью усвоена и французской военной пропагандой.

Неправильно было бы предполагать, что эти версии лишь пассивно усваивались правительствами Антанты и каждое из них на основе публикаций своих союзников самостоятельно создавало и препарировало соответствующий документальный материал, предназначенный им к опубликованию. Нет сомнения, что империалистические правительства Антанты в своей взаимной лояльности в вопросах совместной военно- политической пропаганды не только менялись опытом и создавали друг другу облегчающие условия для достижения общих целей, но и установили своего -рода систему взаимной поруки и взаимного контроля. Дело не ограничивалось круговой формальной лояльностью правительств Антанты, Для них важно было не только до-


21 "Оранжевая книга" N 73, "Материалы", стр. 253; "Livre Noire", II, p. 295.

стр. 37

кументировать свою собственную агитационно-политическую версию возникновения мировой войны, но и согласовать ее с соответствующей версией своего империалистского соратника. Иначе какое-либо вскрывшееся противоречие между публикациями Антанты могло ударить публикаторов своим обратным концом. Автор этих строк имел возможность читать любопытную переписку между царским и британским правительствами, содержанием которой являлось согласование некоторых фальсификаций документов. Британское правительство, политически заинтересованное в опубликовании некоторых документов, касающихся англо-русских отношений в Персии, запрашивало согласия своего политического контрагента и вместе с тем сообщало о тех купюрах, которые оно производило. В ответ на это со стороны царского правительства последовало согласие и вместе с тем распоряжение по министерству при опубликовании того же документа в России иметь в виду эти купюры, дабы не скомпрометировать Foreign Office.

Все это несомненно затрудняло работу тому, кто позднее приступал к опубликованию документов. Именно это обстоятельство послужило причиной того, что французская "Желтая книга" вышла значительно позднее всех остальных цветных книг правительств Антанты. Это запоздание официальные французские круги пытались объяснить обстоятельностью и полнотой издания по сравнению с другими "цветными книгами". Правильней было бы однако искать объяснения в том количестве времени и труда, которое потребовалось для фальсификации документов, для извлечения из реторты военно-политической пропаганды того, что в политической природе никогда не существовало и что поэтому нужно было создать.

Все это преследовало одну достаточно последовательно проведенную цель - доказать, что Франция, якобы неустанно добивавшаяся мирного разрешения австро-сербского конфликта, вынуждена была, ввиду самой непосредственной опасности, нависшей со стороны милитаристической Германии, выполнить свои союзнические обязательства по отношению к, царской России, подвергшейся нападению со стороны той же Германии. Габриэль Ганото в своей статье о "Желтой книге" утверждает наличие двух моментов, которые он считает неоспоримыми: "С одной стороны, это желание и предумышленность войны у заправил германской политики, а с другой - преднамеренность Германии без стеснения применять чисто германскую доктрину: не считаться ни с какими стеснительными обязательствами... Германия, - заключает Ганото, - хотела войны, и она хотела ее именно в августе 1914 г". Чтобы подвести исторический фундамент под свою апологетическую концепцию, французская "Желтая книга", в отличие от других цветных книг, освещающих только события непосредственно предвоенного периода, начинается с опубликования документов, относящихся еще к началу 1913 г., из ознакомления с которыми читатель должен убедиться в исконной агрессивности Германии и в ее угрожающих военных приготовлениях. Если бы французское издание начиналось с опубликования протоколов совещаний, происходивших между французским и русским морскими штабами, политический эффект был бы несомненно иной... Направление исторических экскурсов подверглось таким образом самой тщательной политической цензуре, соответственно требованиям которой обрабатывался и материал, предназначенный к опубликованию под углом зрения военно-политической пропаганды.

Речь идет не только о том, что французское правительство скрыл" л теперь скрывает ряд важнейших документов, но даже то, что изве-

стр. 38

стно 22 , дает возможность предположить самое неожиданное в тех средствах, которые применились французским правительством, дед того чтобы, пользуясь словами Ганото, "привлечь и просветить мировое общественное мнение". Так например, в "Желтой книге" под 34 106 помещена телеграмма от 30 июля 1914 г., в которой французский премьер- министр Вивиани через французского посла в Лондоне П. Камбона извещал руководителя внешней политики британского империализма Грея о военных приготовлениях Франции и Германии с тем, как гласит документ, "чтобы показать этим, что оно (т. е. французское правительство. - А. Е.), подобно России, не ответственно за нападение". Этот документ, как теперь выяснилось, является искусственным и искусным соединением двух различных документов, причем при соединении был допущен ряд пропусков, изменений и прямых фальсификаций, общее политическое направление которых легко можно уяснить на следующем примере. Перечисляя свои якобы ответные, запоздалые и оборонительные мероприятия, французское правительство в документе, помещенном в "Желтой книге", между прочим указывает, что во Франции вокзалы были переданы военным властям лишь во "вторник 28 июля", между тем как в подлиннике стояло "в воскресенье", т. е. 26 июля, следовательно милитаризация железных дорог во Франции была уже проведена.

Следуя версии, созданной царским правительством, руководители французской политики в свое время довольно много потрудились над фальсификацией хронологии такого важного военно-оперативного мероприятия, каким является мобилизация. Желая доказать непредотвратимость войны, Пуанкаре утром 1 августа 1914 г. сообщил английскому послу Берти, что всеобщая мобилизация в России уже объявлена, причем объявлена якобы в ответ на общую мобилизацию, уж проведенную в Австрии. Для того чтобы поддержать это заведомо ложное утверждение, была проделана следующая манипуляция с телеграммой французского после в Вене от 31 июля 1914 г. После слов посла: "всеобщая мобилизация, распространяющаяся на всех мужчин от 19 до 42 лет, объявлена австро-венгерским правительством" специально добавлено: "сегодня рано утром". При этом весь последующий текст, неудобный очевидно для французского правительства, был попросту выброшен и до сих пор полностью ее опубликован. Следует отметить, то французское правительство не стеснялось в средствах для достижения своих целей; если нужного материала в природе не существовало, он легко измышлялся. Так например, краткая телеграмма французского посла в Петербурге (от 31 июля), гласящая: "отдан приказ о всеобщей мобилизации русской армии", напечатана в следующем виде: "Ввиду всеобщей мобилизации в Австрии и секретно предпринятых и беспрерывно проводимых уже шесть дней мобилизационных мер в Германии отдан приказ о всеобщей мобилизации русской армии, так как Россия не могла без тяжкого риска дать себя опередить еще больше: в действительности она предприняла такие военные меры, которые в Германии уже осуществлены. По неуклонным стратегическим мотивам русское правительство, зная о вооружениях Германии, не могло дальше замедлять превращения своей частной мобилизации во всеобщую". Все


22 "Das Pranzösische gelbbuch von 1914", Berlin 1926, Ср. Pabre-Luce La Victolre, p. 213, Georges Demartial, L'Evangil du quai d'Orsa), Paris 1926 и др.

стр. 39

подчеркнутые нами слова никогда следовательно в телеграмме Палеолога не заключались, и можно считать установленным, что эта телеграмма сфабрикована во французском министерстве иностранных дел. Опубликованные в 1925 г. документы английской предвоенной дипломатической переписки помогают вскрыть ряд значительных искажений и фальсификаций, сделанных французским правительством в начале мировой войны. Это частичное разоблачение стало возможно только позднее, в годы обострения англо-французских противоречий.

В годы же мировой войны империалистские цели военно-политической пропаганды заставили Антанту поддерживать свою официальную версию об оборонительном характере войны, о защите цивилизации, демократии и национальных меньшинств. На службу этим целям поставлены были созданные легенды о "невинной Сербии", подвергшейся нападению со стороны австро-германского империализма, о ("маленькой беззащитной Бельгии", на которую обрушилось нашествие "гуннов", нарушивших тем самым элементарные основы международного права - исконную гарантию нейтралитета.

Для подкрепления этой легенды в Сербии был опубликован 18 ноября 1914 г. небольшой сборник документов, содержание которого должно было убедить весь мир в миролюбивости сербского правительства и его непричастности к сараевскому убийству. Конечно методы сербского издания мало чем отличаются от аналогичных приемов, примененных при издании других цветных книг; если они чем-либо и отличаются, то разве только известной долей искусственной наивности; из всей несомненно чрезвычайно оживленной и компрометирующей переписки, протекавшей между Петербургом и Белградом, сербское правительство сочло возможным опубликовать лишь минимальное количество документов и притом нарочито ни о чем не говорящих (NN 14, 29, 34, 36, 43, 44). Само собой разумеется, что политические светотени расположены здесь должным образом: позиция Сербии и России изображается уступчивой до пределов крайней возможности, между тем как позиция Австрии и Германии - провокационной и безудержно наступающей. Само собой также разумеется, что факты о непосредственной причастности сербского правительства к сараевскому убийству, организованному тайным офицерским обществом "Черная рука", разоблаченные в 1924 - 1925 гг. в результате обостренной политической борьбы различных господствующих клик современной Югославии, самым тщательным образом скрывались и скрываются до сих пор.

Наконец своей небольшой "Серой книгой" бельгийское правительство, имея в виду в качестве объекта пропаганды главным образом Англию, пыталось документально показать формальную готовность Франции соблюдать нейтралитет Бельгия (N 13), подчеркнув тем самым факт исключительной ответственности Германии в деле нарушения основных установлений международного права.

Сербское и бельгийское выступления на арене военно-политической пропаганды Антанты в свою очередь не остались без ответа со стороны австро-германской империалистской группировки. Австрийское правительство" которое, надо сказать, вообще весьма неумело использовало возможность соответствующей пропаганды за границей23 , лишь в 1915 г. ответило "Красной книгой", которая по существу яв-


23 Так например, процесс участников сараевского убийства был использован с агитационной точки зрения чрезвычайно слабо, материалы процесса были изданы лишь в 1918 г. Faros, DER Prozess gegen die Attentaten von Sarajevo nach dem amtlichen Stenogramm der Gerichtsverhandlungen, Berlin 1918.

стр. 40

ляется не чем иным, как сборником материалов, подтверждающих все обвинения, выставленные в известном ультиматуме Сербии (в частности о деятельности "Народна Одбрана"). В остальном "Красная книга" имеет целью доказать, что Австрия отнюдь не предпринимала военных приготовлений, но к этому побудила ее "сербская мобилизация" (N 39), что Россия первая вступила на роковой путь всеобщей мобилизации (N 42), словом, что "Россия... напала на Германию". Различные цели достигались одинаковыми средствами, прямо противоположные тезисы доказывались одинаковыми аргументами.

Правящие классы всех стран, участвовавших в мировой войне, свои истинные империалистские цели прикрывали пропагандой об оборонительном характере военного столкновения. Тайная дипломатия империалистских государств, движимая интересами капиталистических группировок, планомерно эту войну подготовляла, а когда война разразилась, продолжала свою упорную работу по подготовке передела мира. "Эти (т. е. буржуазные. - А. Е.), правительства, - писал. Ленин, еще в 1916 г., - опутаны сетью тайных договоров между собой, со своими союзниками и против своих союзников, причем содержание этих договоров не случайно, не только "злой волей" определено, а зависит от всего хода развития империалистской внешней политики"24 .

Империализм, его правительства, его историография были менее всего заинтересованы в том, чтобы нарисовать массам полную картину планомерной подготовки мировой войны. Еще более тщательно скрывались истинные цели этой войны. Народные массы должны были верить в оборонительный, навязанный характер войны, "священной войны по заказу" 25 . Империалистский миф был создан, социал-демократия стала его проповедником. "Цветные книги", заключавшие в себе особо избранный, тенденциозно ограниченный и даже в этих пределах фальсифицированный материал, представляли собою попытку документального обоснования политического мифа. Официальная концепция возникновения мировой войны превращалась в принудительный и обязательный" символ веры. Сомнения в священности характера этой войны, попытки объяснения этой войны моментами классовыми и экономическими были объявлены например в САСШ. уголовным преступлением. Всякий скептик, усумнившийся в моральном и оборонительном характере войны, должен был согласно декрету президента убедиться в этой, истине на каторжных работах.

Разоблачение тайной дипломатии являлось существенной составной частью социалистической революции. Уже в марте 1917 г., намечая программу мира будущего советского правительства, Ленин указывая на необходимость опубликовать "тотчас все эти договоры, что он передать: публичному опозорению разбойничьи цели царской монархии и всех без исключения буржуазных правительств"26 . Октябрьская революция немедленно приступила к осуществлению этой программы. Не далее как на третий день пролетарской диктатуры съезд советов объявил об опубликовании тайных договоров. Впервые в мирровой истории была открыта тайная дипломатическая корреспонденция, относящаяся к самому, непосредственно близкому прошлому, и впервые история видела такого своеобразного публикатора-матроса Маркина, который хорошо, по словам очевидцев, пользовался пулеметом, но не менее хорошо пользовался и. другим мощным оружием со-


24 Ленин, О сепаратном мире, Соч. т. ХIХ" стр. 282, изд. 2-е.

25 Людвелл Денни, Америка завоевывает Братанию" М. 1930, стр. 2.

26 Ленин, Письма издалека, Соч., т. XX,стр. 44.

стр. 41

циалистической революции - публикацией документов. Его "Сборники секретных документов" (Петроград 1917 - 1918 гг.) несомненно оказали огромное влияние на международную политику конца 1917 и начала 1918 гг., оказали огромное влияние на массы27 . Никто не может отрицать и не отрицает того исключительно большого политического значения, какое эти несовершенные с технической точки зрения публикации имели в качестве одного из существенных элементов подлинно демократических методов советской внешней политики и борьбы за мир.

Революционно классовый характер советских публикаций является для всех фактом совершенно очевидным. "...Борьба протекала вокруг открытия тайных архивов, - пишет например А. Розенберг (германский издатель французских дипломатических документов), - борьба, столь обостренная, столь ожесточенная, охватившая столь широкие слои народа, как это можно только представить, ибо обе стороны сознавали что дело идет о войне или о мире, о демократической или максимальной республике (Советский. - А. Е.) пример оказал сильное влияние на последующие движения, направленные к свержению существующего строя" 28 . "Опубликование тайных архивов тогда, - пишет он в другом месте, - когда хранящиеся там документы еще глубоко внедряются в жизнь современности - дело новое... Революционная форма проявления имела революционную цель"29 .

Действительно, эта революционная целеустремленность советских публикаций определила собой и все их отличил от иных ранее существовавших и позднее появившихся изданий. Их появление приоткрыло непроницаемую завесу, за которой можно было рассмотреть обнаженные контуры и некоторые конкретные черты империалистской политики, методов тайной дипломатии в подготовке мировой войны. В этом смысле советское издание явилось могучим орудием борьбы за мир.

Но значение первых и последующих советских изданий еще более увеличивается тем, что они впервые осветили не только подготовку мировой войны, но и те переговоры, соглашения и секретные сделки, которые протекали во время мировой войны, которые устанавливали будущий империалистский передел мира и которые таким образом легли в основу всей версальской системы. Политическая актуальность этих материалов таким образом неизмеримо вырастает, тем более, что советской публикацией был создан прецедент: если исключить грубо фальсифицированные "цветные книги", опубликованные с практической целью военной пропаганды, дипломатические документы оставались секретными и потому не разрешались к опубликованию обычно в течение многих десятилетий. Традиция оказалась сорванной, небывалый прецедент был установлен.

Перед правительствами империалистских стран встала необходимость сделать попытку реабилитироваться и притом в заранее ограниченных рамках и вопросах: иностранные публикации освещают вопросы, лишь связанные с происхождением мировой "войны, и ни одна из них не заключает в себе материалов, хотя бы в малейшей степени


27 К сожалению, мы до сих пор не имеем серьезного и всестороннего исследования вопроса о влиянии первые советских публикаций. Мы поэтому с интересом ждем появления работы т. Штейна, История внешней политики СССР, в которой этот вопрос должен "найти свое детальное освещение. См,. Б. Штейн, К истории внешней политики СССР, "Мировое хозяйство и мировая политика" N 10, 1930, стр. 67- 68.

28 Arthur Rosenberg, Erschliessung der Geheimarchive, "Neue Züriche "Zeituna;", 23 Dezember 1928.

29 Arthur Rosenberg, Die neue franzosische Urkundveröffentlichungen, "Vossische Zeitung", 24 Juli 1929,

стр. 42

проливающих свет на ту борьбу, которая протекала во время мировой войны по вопросу о переделе мира, о подготовке будущих мирных условий, короче о подготовке версальской системы со всеми ее внутренними противоречиями, системы, в условиях которой идет напряженная подготовка новой империалистской войны. Но поскольку установленный прецедент стимулировал опубликование нового богатейшего материала, научное значение этого факта трудно недооценить.

Политическая задача советских изданий - но скрывать, не затушевывать, а, наоборот, наиболее полно освещать все противоречия, все изгибы, все специфические методы империалистской политики. Это находит свое диалектическое выражение в высшей и подлинной научной объективности.

II. Послеверсальские публикации

При каждом значительном повороте в отношениях послевоенной Германии к странам победившей Антанты вопрос о "виновниках войны" снова приобретает большую политическую актуальность и становится предметом официальной дискуссии между руководящими политическими кругами Германии и ее "западных" партнеров. Однако дискуссия эта приобрела иной социально-политический смысл и значение. Она определяется новыми политическими условиями, создавшимися в результате поражения Германии, и обслуживает теперь новые "политические цели, выдвигаемые различными этапами сложной и на протяженной борьбы за утверждение или ревизию версальской системы.

В свое время вопрос о виновнике войны был выдвинут как прием военной пропаганды. Советские издания секретных политических документов, раскрывшие содержание тайных договоров о переделе мира, заставили империалистские правительства несколько изменить методы этой пропаганды. Удар, полученный в Бресте, где во всей своей обнаженности столкнулись две программы мира - программа германского империализма и подлинно демократическая программа Советов, - отразился на политике Антанты между прочим и в том смысле, что последней пришлось создавать новые псевдодемократические формулы мира. Под влиянием Бреста и усиленной тяги трудящихся масс к миру Антанте пришлось много усилий затратить для нейтрализации советского влияния.

Законченным выражением этого поворота политических методов Антанты можно считать знаменитые 14 пунктов Вильсона: лозунги об "уничтожении тайных договоров, военных союзов, самоопределения нации и т. п. Империалистская буржуазия Антанты под влиянием советских разоблачений и продемонстрированных в Бресте захватнических стремлений германского империализма сочла более удобным изменить характер своей пропаганды; тема о "виновниках войны" временно сменилась темой о "справедливом мире", но тотчас же всплыла вновь, как только победившая Антанта получила возможность диктовать побежденной Германии условия этого мира. И тут народные массы Германии, столь надеявшиеся на "справедливый мир", могли убедиться, что реальное содержание этого мира определяется условиями более материального порядка, чем пацифистская фразеология американского президента. Вильсонизм - этим словом определяется вся международно-политическая ориентация германского социал-демократического правительства, которое из ненависти к революции

стр. 43

всячески поддерживало эти пацифистские иллюзии в массах. Социал- демократы старались убедить массы, что безусловным выполнением всех требований Антанты Германия сможет получить вильсоновский "справедливый мир".

Настал наконец момент, когда торжествующие победители могли, приступить к разделу добычи Тайные соглашения о переделе мира, заключенные между империалистами во время войны, должны были вступить в силу. Победившая группировка империализма приступила к фиксации своих непомерных требований, а в разоренные, обнищавшие массы, уставшие от войны и изнемогающие под налоговым бременем, был брошен лозунг "немец заплатит". "Справедливый мир" получил совершенно иную интерпретацию: степень "справедливости" сталаопределяться степенью германской "виновности" в возникновении: мировой войны. Германская социал- демократия полностью усвоила такую постановку вопроса и осталась в плоскости той аргументации, которая в руках наступающей Антанты являлась весьма удобным орудием политической пропаганды.

Эта пропаганда велась непрерывно со дня заключения перемирия да усиливалась по мере того, как Парижская конференция продвигалась в своей работе, устанавливая основные положения мирного договора.

Вместе с тем Антанта пыталась использовать создавшееся в Германии положение. В частности французский империализм использовал в своих целях политику независимого социалиста Курта Эйснера, который стал во главе баварского послереволюционного правительства, и который надеялся добиться пощады от победителей готовностью итти на политическое сближение с Францией. Через посредство третьих лиц Эйснер вступил в секретные переговоры с уполномоченным Клемансо, который в совершенно необязывающей форме поддерживал пацифистские иллюзии, имея тем самым в виду усилить партикуляристические силы баварской республики. К тому же баварское правительство Курта Эйснера не скрывало своего отрицательного отношения к "большевистскому царизму" и вело борьбу с германскими спартаковцами. Баварский посланник в Берлине Фр. Микле, указывая на необходимость немедленного опубликования документов, писал: "Этим самым поток будет в значительной степени отведен от Либкнехта".

И вот, чтобы липший раз продемонстрировать свой полный разрыв с политической линией старой милитаристической Германии, чтобы продемонстрировать свою "независимость" от вильгельмовских социал- демократов, находившихся в берлинском правительстве, Кург Эйснер, под влиянием неофициального американского эмиссара, решил опубликовать небольшую пачку баварских документов, которые представлены были как сенсационные разоблачения истинных виновников мировой войны - Вильгельма и его политических советников. "Каждому, кто умеет читать, - заявил Эйснер, - каждому, кто честен, я показал, как преступная шайка людей инсценировала эту мировую войну, подобно тому, как ставят на сцене театральную пьесу, ибо эта война не возникла, а ее сделали". "Немногие, ответственные за войну люди- это не Германия, - писал он в другом месте, - несколько лиц, виновных в мировом потрясении, - это не отечество" 30 .


30 Kurt Eisner, Unterdrücktes aus dem Weltkriege, München - Wien - Zürich 1919, S. 58 f.; P. Dirr, Auswärtige Politik Kurt Eisners, München 1922; Его же, Schuldfrage und die Bajerische Dokumente, Eine Abreehnung, Müncben und Berlin 1924;, Artur Rosenberg, Erschliessung der Geheimarchiye, "Neue ZüricheZeitung" 23 Dezember 1928.

стр. 44

Выгораживая в своих выступлениях политических деятелей Антанты, в частности Э. Грея, выступая с резкими обличениями против повергнутого "правительства, ответственного за возникновение войны, против военной политики, которая привела немецкий народ к пропасти", Курт Эйснер тем самым подменил революционную борьбу с империализмом буржуазными аргументами о виновности отдельных лиц, В опубликовании документов, компрометирующих политических деятелей вильгельмовского правительства, он видит "единственное средство добиться того, чтобы мирные переговоры (с Антантой. - А. Е) велись в духе взаимного доверия". И так как цель была установлена, то приемы издания этим были определены, документы, были вырваны но контекста и опубликованы с соответствующими купюрами. Впечатление от публикации было огромно. Монархические группы объявили Эйснера предателем, изменником и фальсификатором. Революционные массы требовали опубликования всех секретных архивов германского правительства, разоблачения всей системы империалистской политики.

Под воздействием именно этих массовых требований Каутский испросил у социал-демократического правительства разрешения издать документы, касающиеся возникновения мировой войны31 . Но приступая к работе, Каутский и не задавался целью борьбы с империализмом. По существу он стоял на тех же позициях, что и Курт Уйснер, с той лишь разницей, что был более осторожен и сильно оглядывался на Эберта и Шейдемана; его целью было, как он сам формулирует, доказывать "недоверчивой загранице полный разрыв нового режима со старым". Любопытно, что правительству Эберта-Шейдемана и это показалось слишком рискованным и радиальным: оно поставило условием - не публиковать "отдельно документов тотчас же по нахождении, как это сделал Эйснер", а одно время к Каутскому был даже приставлен правый социал-демократ Кварк.

Каутский рассчитывал приступить к публикации до начала мирных переговоров. Издание этих документов должно было, по его мнению, являться политическим доказательством того, "что германское правительство ведущее... эти переговоры, не имеет ничего общего с правительством, объявившим войну". Но социал-демократическое правительство запретило публиковать уже подготовленные к печати документы, а сам Каутский признает, что, выполняя волю правительства, он "молчал... не в силу юридических, а лишь политических соображений". И несомненно, что из этих же соображений он согласился на просмотр подготовленной им к печати коллекции документов и на те изменения в ее составе, которые были сделаны проф. Шюкингом и графом Монжля, назначенными для этого германским правительством уже" после заключения Версальского договора.

В своей книге, которую Каутский писал в то время параллельно с подготовкой к печати сборников, он несомненно из тех же политических соображений счел необходимым рассеять "туманность - глубокомысленную якобы марксистскую философию" и приступить к рассмотрению вопроса о том, какие лица являются персональными виновниками мировой военной катастрофы. Мы говорим "рассмотрение", ибо момент изучения и классового анализа совершенно отсутствует


31 "Die Deutschen Dokumente zom Kriegsausbrurh 1914". Vollstandfge Sammlung der von Karl Kautsky zusammengestellten amtliecheo Aktenstücke mit einigen Ergänzungen. Im Auftrage des Auswärtigen Amtes nach gameinsamer Durchsicht mit Karl Kautsky herausgegeben von Graf Max Montgelas und Prof. Walter Schücking, Bd. I - VI.

стр. 45

в его работе. "Это ни в коем" случае не марксизм, - заявляет Каутский, - когда указанием на безличную вину капитализма хотят отвлечь внимание от розыска виновных лиц", и поэтому он предпочитает повернуть вопрос в более удобном с социал-демократической точки зрения политическом направлении. Он обращается к поискам "виновных лиц" и тем самым отвлекает внимание от анализа и оценки классовых сил капитализма. "Словечко "империализм", - полагает он, - не приближает нас к разрешению задачи"32 . Несомненна, эта концепция не могла не сказаться и в его работе над отбором документов и над составлением опубликованных сборников. Аналогичная тенденция отразилась и в изданной в Австрии публикации, предпринятой по распоряжению Отто Бауэра, занимавшего тогда пост статс-секретаря 33 .

Исходная политическая концепция издания германских документов, сказалась уже в самих хронологических рамках публикуемого материала. Поскольку весь вопрос о происхождении войны понимается как вопрос об ответственности отдельных лиц, постольку повод для обострения международно-политических противоречий империализма превращается в первостепенный фактор, определяющий дальнейшее развитие событий и начало военных Действий. Отсюда такая переоценка так называемого предвоенного кризиса, отсюда исходная дата публикации - сараевское убийство, отсюда и искажение всей исторической перспективы. Другая исходная дата могла бы привести к иным оценкам и выводам, расширение рамок привлекаемого материала могло" бы вскрыть картину международно- политических противоречий эпохи империализма. От этого последнего Каутский уклонился несомненно по соображениям политического порядка.

Публикация Каутского была издана после того, как вердикт Антанты был уже вынесен: на Германию была возложена односторонняя ответственность за возникновение мировой войны, и это было сделано основанием, вернее оправданием для взимания репарационных платежей. Еще до того, как стало известно, что Антанта формально решила сама себе подарить политическую, историческую и моральную санкцию правомерности требований контрибуции под видом репарационных платежей, германское правительство обратилось через посредство Швейцарии с предложением организовать нейтральную комиссию для изучения вопроса о "виновниках войны" 34 . На это последовал английский ответ, столь же краткий, сколь и категорический: ответственность Германии давно и непререкаемо установлена. Действительно параллельно с дискуссией по вопросу о репарациях победители сочли необходимым учредить специальное судилище "комиссию по установлению ответственности за возникновение войны"35 . Проблема репараций являлась на Парижской конференции предметом самой ожесточенной борьбы между Францией, Англией и Америкой - борьбы, которая поставила конференцию в конце марта 1919 г. на грани


32 Каутский, Как возникла мировая война, перевод с немецкого с предисловием М. Н. Покрвского, М. 1924, стр. 50 - 51.

33 "Diplomatische Aktenstücke zur Vorgesehichte des Krieges 1914". Erganzungen und Nachträge zum Östereich-Ungarischen "Rotbuch- I - III. "Wien 1919. Cp: Roderich Goos, Das "Wiener Kabinett und die Entstheung, des Weltkrieges, Wien 1919. Кроме того в Австрии издана была работа. A Pribram, Die pohtische Gebeimverträge Osterreichs-Ungarns 1879 - 1914, Wien u. Leipzig 1920.

34 Нота от 29 ноября 1918 г.

35 В эту комиссию вошли 15 видных представителей различных государств: Лансинг, Тардье, Джемс Броун Скотт, Политис и др.

стр. 46

кризиса. Это неслучайно совпало с моментом, когда комиссия закончила свою работу и представила соответствующий отчет. Ареопаг победителей разрешил вопрос довольно просто: Германия была побеждена, репарационный вопрос поставлен - и это было достаточным основанием для того, чтобы, ссылаясь на фальсифицированные материалы "цветных книг", а также некоторые другие материалы, в той числе публикации Курта Эйснера, объявить Германию единственной виновницей войны.

Нужно отметить, что американские представители в комиссии воздержались от присоединения к некоторым пунктам обвинительного акта. Это вполне соответствовало политической позиции, занятой в тот момент Америкой в вопросе о репарациях. Америка настаивала на обязательном значении ее ноты от 5 ноября 1918 г., гласившей, что "Германия обязана возместить весь ущерб, причиненный гражданскому населению союзных держав и их имуществу нападением на суше, на море и с воздуха". Англия и Франция требовали полного" возмещения военных издержек, и при этом между ними развернулась ожесточенная борьба, так как каждая из сторон пыталась обеспечить за собой известную долю будущих репарационных платежей. В конце концов был достигнут компромисс. Он заключался в том, что англичанам, договорившимся с французами, удалось прикрыть свои требования формулой, приемлемой для доктринаризма американских представителей36 , которые оказались изолированными на конференции и ощутительно начали терять почву из-под ног в руководящих политических кругах своей страны. Американские представители исходили из того, что, не утратив положения арбитра в отношениях между Германией и Антантой, Соединенные штаты смогут регулировать эти отношения в нужном для себя направлении, в частности и в том случае, если развитие репарационной проблемы примет оборот, невыгодный для американского капитала. В последнем счете для Америки весь вопрос заключался в том, чтобы обеспечить получение долгов;

В этой борьбе снова вскрылась обратная сторона вильсонистского доктринаризма: политически изолированные, вынужденные итти на компромисс, а по существу сдать свои первоначальные позиции поэтому вопросу, американцы пошли далее, нежели это требовалось английским предложением. Свою политическую уступку они компенсировали морализирующим оттенком относительно германской "виновности" и германских обязательств. Моральная основа всей версальской конструкции была установлена, и американский принцип "справедливого мира" мог таким образом торжествовать победу37 . Между тем вильсонистская ориентация германского правительства имела в виду нечто совершенно иное. В руководящих кругах германской политики обнаружились расхождения по вопросу о тактике борьбы с теми мирными условиями, которые выработаны были Антантой на Парижской конференции, а теперь навязывались Германии. В частности несомненно наблюдались трения между германским правительством и германской делегацией в Версале, руководимой тогда графом Брокдорф-Рантцау. Лидер католического центра, мелкобуржуазный вождь Эрцбергер, настаивал на необходимости отказаться от попытки вести


36 Bernard M. Baruch, The Making of the Reparation and Economic Sections of thе Treaty New York and London 1920, p 31

37 Впоследствии, как известно. Версальский договор утвержден САСШ не был. В мирный договор, заключенный между САСШ и Германией, статья, устанавливающая одностороннюю ответственность Германии за возникновение мировой войны, включена не была.

стр. 47

с Антантой дискуссию о мирных условиях. Полной и безоговорочной капитуляцией он предполагал облегчить участь Германии и предотвратить нашествие неприятеля и расчленение Германии. Он считал, что особенно опасно ставить вопрос в плоскость дискуссии о германской ответственности. С этим последним солидаризировались и социал- демократы, и германская делегация начала получать из Берлина соответственные инструкции. Но политическая битва в Версале уже началась, и началась именно с вопроса о германской виновности. Осведомившись неофициальным путем о результате работы "комиссии по выяснению ответственности за возникновение войны", германская делегация опубликовала свои замечания по докладу этой комиссии - так называемый "профессорский меморандум" 38 . Основная мысль его была выражена в известной речи Брокдорфа-Рантцау на Версальской конференции. "От нас требуют, - заявил он, - чтобы мы признали себя единственными виновниками войны. Подобное признание в моих устах было бы ложью. Ми далеки от того, чтобы отбросить от себя всякую ответственность за те события, которые привели к мировой войне, и за то, что она велась таким образом. Поведение прежнего германского правительства на мирных конференциях в Гааге, его образ действия, его упущения в трагические двенадцать июньских дней быть может содействовали тому, что одна Германия, народ которой был убежден в оборонительном характере войны, отягчена этой войной... Русская мобилизация отняла у государственных деятелей возможность спасти положение и отдала решение в руки военной стихии"39 .

Финал дискуссии о виновниках войны известен: Антанта объявила вопрос недискутабельным и вынудила подписание Версальского трактата. Однако политическая борьба продолжалась. Общая сумма репарационного долга оставалась неопределенной, размеры платежей установлены не были. Развернувшиеся англо-французские противоречия отражались и в репарационном вопросе, обострению которого сопутствовало и обострение борьбы вокруг версальского тезиса. Реально-политическое значение этой борьбы прекрасно учитывали обе стороны. Действительно, - писал Пуанкаре, - если нецентральные державы были теми, кто вызвал войну, почему именно они должны быть присуждены к тому, чтобы оплатить убытки? Из поделенной ответственности необходимым и справедливым образом следует также и то, что должно быть поделено, и покрытие убытков"40 .

Особенно большой остроты и так сказать материальной ясности вопрос этот достиг к весне 1921 г., когда английская политика, встревоженная и раздраженная незадолго до того протекавшими непосредственными переговорами между представителями французского правительству и промышленности, с одной стороны, и представителями крупнейших германских промышленных объединений - с другой, в целях срыва этих переговоров неожиданно стала поддерживать самые крайние французские планы. Германские контрпредложения, сделанные Лондонской конференции союзников (в начале марта 1921 г.),


38 "Das deutsche Weissbuch über die Schuld am Kriege", Charlottenburg 1919, s. 55 f Авторами этого меморандума являлись Г. Дельбрюк, А. Мевдельсон-Бартодьди, граф "М. Монжля и Макс Вебер. О политических настроениях последнего и о тех условиях, в которых писался этот меморандум, любопытные сведения имеются у Marianne Weber, Max Weber, Ein Lebonsbild, S. 665 - 670

39 Karl Fnedrich Nowak, Versailles, Berlin 1927, S. 261.

40 Alfred von Wegerer, Die Widerlegung der Versailler Kriegschuldthese, Berlin S. 111 - 112 f.

стр. 48

были самым решительным образом отвергнуты. Германии было предъявлено ультимативное требование под угрозой оккупации Дуисбурга, Рурорта и Дюссельдорфа принять план непосильных репарационных платежей. Этот ультиматум сопровождался гневной тирадой Ллойд-Джорджа, не оставляющей сомнения в политическом значении вопроса: "Для союзников, - заявил он, - германская ответственность за войну является основным положением. Это - базис, на котором воздвигнуто строение Версальского договора. Вели это положение будет отклонено или если тут будет сделана уступка, договор окажется разрушенным. Мы желаем поэтому уяснить раз навсегда, что союзники должны рассматривать германскую виновность как cause iugee" 41 . По существу ту же мысль высказал в августе 1921 г. и Бриан, оправдывая захват поляками Верхней Силезии.

Вопрос о германской ответственности за войну обратился таким образом в орудие конкретной политической практики послевоенного периода, в частности на различных этапах политики нажима на Германию. О другой стороны, в самой Германии между отдельными буржуазными группировками развернулась политическая дискуссия по вопросу о том, следует ли затрагивать версальский тезис в качестве аргумента в борьбе за те или иные вопросы конкретно политического характера. Из пацифистского и буржуазно-демократического лагеря раздавались голоса (например члена демократической партии графа Бернсторфа, бывшего посла в САСШ, а впоследствии представителя Германии в подготовительной комиссии по разоружению), советующие в практической политике не затрагивать вопроса об ответственности и бороться за достижение политических целей аргументами непосредственно политическими. Но руководящие круги германской буржуазии стояли на противоположной точке зрения и борьбу с версальским тезисом сделали мощным политическим оружием борьбы с версальской системой. Весь аппарат политической власти, университетская наука, пресса и школа используются для этой борьбы, имеющей своей целью - выражаясь словами руководителя специального института, занимающегося проблемой "виновников войны", - "создание необходимых моральных оснований для ревизии Версальского договора" 42 .

Именно этим и определялось решение германского министерства иностранных дел предпринять грандиозную работу по изданию документов своего архива. Первые томы этого издания появились в 1921 г., т. е, как раз в год сильнейшего обострения репарационного вопроса и сильнейшего политического и экономического нажима на Германию. Роли переместились; подобно тому как после войны 1870 - 1871 гг. и Франкфуртского мира французское правительство приступило к изданию дипломатических документов освещающих события, предшествовавшие войне, и вместе с тем предъявило требование к Германии опубликовать свои секретные архивы, и германское правительство, приступив к изданию документов о происхождении мировой войны, в лице ответственных руководителей внешней политики неоднократно выступало с требованием к Антанте предпринять аналогичное издание43 .

Стоявшая перед издателями политическая задача сказалась в основных моментах построения всей схемы сборников: в хронологических рамках публикуемого документально материала и в системе рас-


41 Ibid.

42 Ibid., S. 10.

43 См. речь В. Ратенау от 13 июня 1922 г. и речь Штреземана от 16 декабря 1923 г., "Archiv für Politik und Geschichte" 1924, N 1.

стр. 49

положения этого последнего. В основу германского издания документов о происхождении войны положен не хронологический, а тематический принцип. К тому же документ часто публикуется в сокращенном виде (условный знак "рр".) или публикуется разорванным по частям в различных отделах одного тома или даже в различных томах.

Последнее обстоятельство не могло не вызвать серьезных критических замечаний не только вне Германии, но и со стороны отдельных германских исследователей44 . Ф. Тимме, вынесший на своих плечах всю гигантскую работу издания, указывает, что основным мотивом, побудившим принять именно тематический распорядок материала, является соображение о тех практических удобствах, которые таким образом представляются для общественности в частности для публицистики и прессы при использовании публикаций в политических целях, понимаемых в широком смысле этого слова45 . Политическими же мотивами определялся и хронологический охват публикуемого материала и основная рубрикация всего издания. Издание не захватывает предвоенного кризиса, оно как бы подводит к этому моменту, освещенному публикацией Каутского, с тем чтобы объявить и вместе о тем оправдать позицию германского правительства в этом кризисе. "Документы, - писал А. Вегерер в связи с окончанием всего издания, - приносят неопровержимое доказательство тому, что Германия не являлась "преступным государством".., что политика германской империи в последние сорок лет носила по меньшей мере столь же мирный характер и была столь же морально оправдана, как политика сербов, русских, французов или англичан" 46 .

Снимая вопрос о "виновности" отдельных лиц, издатели поставили себе целью осветить на основании германского материала ту международно- политическую констелляцию, которая, разделяя мир на две враждебных группировки, привела к военной катастрофе.

Исходно методологические пункты этой концепции не опускаются глубже явлений политико-дипломатического порядка. В этих явлениях таким образом как бы имманентно заложены силы, образующие те или иные политические комбинации большого масштаба, которые в силу разных условий становятся пунктами притяжения всех других более мелких государственно-политических образований47 . Не глубочайшие противоречия империализма, а "большая политика европейских кабинетов" - вот что являлось той движущей силой европейской истории, которая привела к мировой войне. В этом отношении самое название германской публикации очень удачно выражает исходные методологические позиции, положенные в основу издания.

Отсюда вполне понятно, что в издание были привлечены лишь материалы министерства иностранных дел и не были использованы например документы, освещающие непосредственно колониальную политическую практику германского империализма. Колониальная проблема рассматривается таким образом только под углом зрения ее влияния да основные линии европейской политики, на соотношении сил в международно-политическом космосе Европы. Силы эти приобретают


44 Напр. Erich Brandenburg, Von Bismarck zum Weltkriege, Berlin 1925, S. VIII.

45 Friedrich Thimme, Die Akteapublikation des Auswärtigen Amtes, "Preussische Jahrbücher" N 7, 1929.

46 "Die Kriegschuldfrage" N 12, 1926.

47 Эта концепция еще более ясно выступает в сокращенном издании большой германской публикации "Die Auswärtige Politik des deutschen Reiches 1871 - 1917", Berlin, B. I-V.

стр. 50

как бы самодовлеющий характер, имеют свою собственную внутреннюю закономерность, получают определенное направление в своем развитии, поскольку они определены самой системой - системой союзов и тайной дипломатии.

Именно это понимание движущих сил процесса международно-политической истории сказалось и в выборе исходной хронологической даты издания, ибо с данной точки зрения важно было осветить перегруппировку международно-политических сил, в результате которой создалась та комбинация, которая вошла в полосу мировой войны - австро-германский союз. К тому же тут пришлось принять во внимание обстоятельства еще более непосредственно политического характера - пропаганду французской публицистики, которая в качестве доказательства изначальной германской "виновности" указывала на образование австро-германского союза в 1879 г, как на фактор наступательной политики и характеризовала политику Бисмарка как неизменное тяготение к абсолютной гегемонии в европейском концерте и даже в мировому владычеству. Именно это обстоятельство, как свидетельствуют сами издатели48 , послужило одним из оснований к публикации первой серии документов (6 томов), относящихся к эпохе Бисмарка, начиная с образования германской империи. Несомненно также, что в решении отодвинуть исходную дату издания к 1871 г. отразилось стремление дать материал для сравнения оккупационной политики Германии после Франкфуртского мира с оккупационным режимом Франции после Версаля; в годы издания первой серии политически важно было подчеркнуть факт досрочного освобождения Германией оккупированных в свое время французских департаментов.

Исходя из понимания, определяющего значение системы политических союзов, вся германская политика, в том числе ее политика балансирования и союзов, представлена как развитие тех элементов, которые заложены были Бисмарком, элементов защиты германских интересов и сохранения status quo, - политика, которая в эпоху Вильгельма проводилась неудачливо в том смысле, что не смогла предотвратить, а затем расстроить антигерманское окружение. Таким образом, как это сказано всеми словами,49 если и можно ставить вопрос об ответственности германских политических деятелей во главе с Вильгельмом, то лишь об их ответственности перед германским народом, которому приходится пожинать горькие плоды этой неудачливой политики. Версальский тезис естественно легко может быть отведен в каждом конкретном случае указанием на то, что всякое даже опасное или обоюдоострое средство подчиняется конечной цели сохранения мира; там же, где документ может навести на мысль о том, что примененный политический метод слишком противоречит указанной мирной цели, издатели "Die Grosse Politik" помещают весьма обильные примечания, часто, особенно в последних томах, достаточно тенденциозно политически окрашенные.

Публикуя тот или иной дипломатический документ, издатели, как это они сами признают, часто не сообщают об имеющихся пометках кайзера и объясняют это тем, что такие пометы могут представлять известный интерес только в том случае, если они оказали влияние


48 "Die Grosse Politik der Europaischen Kabinette 1871 - 1914". Sammlung der diplomatischen Akten des Auswärtigen Amtes Herausgegeben ron Johannes Lepsius, Albrecht Mendelsohn-Bartholdy und Friedrich Thimme, B. I, S. VIII. Все издаю" составляет 40 томов (в 53 частях).

49 Friedrich Thimme, Rückblick und Ausblick, "Archiv für Politik und Geschichte" 1924, N 1.

стр. 51

на последующую политико-дипломатическую практику министерства иностранных дел. Такие принципы издания вызвали довольно сильные критические замечания и по всей вероятности имеют свое объяснение в том, что германским публикаторам приходилось считаться с настроениями влиятельных кругов старых политиков и дипломатов, а" также правых националистических партий и группировок.

Следует отметить, что со стороны монархических кругов в первые годы издания "Die Grosse Politik" замечалось довольно энергичное движение протеста против опубликования секретных материалов, относящихся к столь недавнему прошлому. Это движение определялось несомненно тем предположением, что издание политически скомпрометирует и разоблачит старый монархический режим и его отдельных, наиболее видных политических представителей. "Подобная публикация, - писал например один старый дипломат вильгельмовской школы, - является meo voto, слишком преждевременной. Время еще не созрело, так как даже у самого объективного историка, я уже не говорю о журналистах и т. д., еще отсутствует и не может не отсутствовать дальновидная точка зрения. Мы стоим среди ожесточеннейшей борьбы, внутренней и внешней, нового режима против старого, победившего союза врагов против побежденной Германии... (Политика последних десятилетий, со времени образования германской империи и поражения Франции еще твердо стоит в центре этой борьбы и повсюду внедряется в нее!.. Дискуссия будет отравлена борьбой актуального характера. По вопросу о настоящей публикации я спрашиваю себя: cui bono? Только для исследования? Как политик я не могу признать публикацию целью в себе. Политическая цель (которой документы также обязаны своим существованием) стоит выше. А когда публикуются документы нашей эпохи (мы еще всецело продолжаем стоять под тенью последних четырех десятилетий), приходится считаться с политической целью" 50 .

Но уже очень скоро это недовольство правых политических кругов публикацией секретных документов потеряло свою остроту, а позднее сменилось даже явным удовлетворением. С другой стороны, издание вызвало некоторые критические замечания в буржуазно-пацифистских и социал-демократических кругах, главным образом в связи с тем, что издатели при опубликовании опустили ряд характерных резолюций Вильгельма II, которые, по их мнению, могли бы скомпрометировать германского кайзера. Любопытно, что, возражая этим критикам, Фр. Тимме в качестве оправдывающего аргумента ссылается на аналогичный метод, примененный Эд. Бернштейном при издании переписки Маркса и Энгельса. Всякому, кто знаком с публикаторскими приемами Бернштейна, должно быть ясно, как опасно звучит такая аналогия.

В остальном критические замечания, поскольку они появлялись в германской прессе, ограничивались указаниями на те или иные пропуски, допущенные в публикация, указаниями столь же неизбежными, сколь неизбежен, как это понимает каждый, имеющий дело с подготовкой к печати публикации такого грандиозного размера, отсев большого количества документов, не включаемых в издание.

Но именно по этой-то линии решили предпринять свою яростную критическую атаку французские националисты. Правые органы французской прессы поспешили объявить германскую публикацию очеред-


50 Это письмо, автор которого остается неизвестным, приводит Friedrich Тhimme, Die Aktenpublikation des Auswärtigen Amtes und ihre Gegner, "Archir für Polilik und Gechichte", 1924, N. 6 - 7.

стр. 52

дым пропагандистским трюком, а со страниц французских журналов был брошен германским публикаторам ряд серьезнейших обвинений. Во главе этой антигерманской кампании стал Эмиль Буржуа51 , профессор Сорбонны, соавтор доклада о "виновниках войны", представленною в 1919 г. французскому сенату52 , и соиздатель французских документов о происхождении франко-прусской войны. Уже в самом заглавии германской публикации "Die Grosse Politik der Europaischen Kabinete" этот апологет французского империализма усматривает нарочитую политическую! тенденциозность, проявляющуюся в том, что германские издатели имели намерение не столько дать развернутую картину германской политики, сколько оттенить мирную политическую позицию Германии на фоне агрессивных политических замыслов ее противников. Далее указывалось на ряд существенных пропусков, допущенных в германской публикации. Издателям германских документов бросалось обвинение в прямом и злостном сокрытии ряда документов первостепенного значения и предъявлялось требование опубликовать "все депеши германского генерального штаба и его военных атташе".

Не знаем, удовлетворился ли Буржуа ответом германских издателей, которые, отмечая, что ряд таких депеш, находящихся в фонде министерства иностранных дел, ими опубликован, открыто заявили о "своей готовности предпринять соответствующее издание документов германского военного ведомства при условии, если французское правительство со своей стороны предпримет аналогичное издание53 .

Во всяком случае небезынтересно отметить эту франко-германскую перепалку, которая по существу являлась не чем иным, как отражением напряженности франко-германских политических отношений: в этом смысле достаточно симптоматично высказанное Фр. Тимме удовлетворение по поводу отставки Пуанкаре, отставки, показавшей, "что люди, еще пытающиеся найти свое благополучие только в искусстве адвокатского крючкотворства и искажения, и во Франции начинают терять почву под ногами"54 .

Политический смысл этих слов будет еще более ясен, если вспомнить, что слова эти писались после того, как обнаружилось крушение французской политики насильственного захвата Рурской области и накануне того, как Франции от своих замыслов самостоятельного разрешения репарационного вопроса пришлось отступить на Лондонской конференции 1924 г., принявшей план Дауэса.

Последующий этап развития франко-германских отношений также нашел свое отражение во всей этой перепалке, раздававшейся, с обоих берегов Рейна. Так например М. Леритье, вскрывая пропуски, допущенные при опубликовании документов, касающихся роли Греции в политической истории предвоенного периода, высказал сожаление, что германское издание не было предпринято позднее, когда могли бы сказаться на нем "последствия Локарно"55 . Это послелокарнское сожаление М. Леритье могло быть понято как завуалированное


51 Emile Bourgeois, Les Archives d'Etat et e'Enquete sur les Origines de la Guerre mondiale, "Revue Historique" N. 155.

52 Emile Bourgeois et Pages, Rapport pour la Commission d'Enquete sur les faits de la guerre, Paris 1919.

53 Friedrich Thimme, Französiche Kritiken zur deutschen Aktenpubhkation, "Europäishe Gespräiche" N. 8 - 9, 1927.

54 Friedrich Thimme, Die Aktenpublikation des Auswärtigen Amtes und ihre Gegner, "Archiv für Politik und Geschichte", N. 6 - 7, 1924.

55 Michel Lheritier, Les documents diplomatiques allemandes sur les origines de la guerre, "Revue d'Histoire ее la guerre mondiale" N 6, 1926.

стр. 53

пожелание, чтобы в Германии при разработке вопросов происхождения и .возникновения мировой войны больше подчеркивалось отсутствие агрессивных замыслов французской политики. Наряду с ответом по существу французских придирок к пропускам, допущенным в германской публикации по греческому вопросу56 , с германской стороны последовало предложение, которое звучало весьма ядовито: Франция сама приглашалась приступить к публикации своих материалов в духе Локарно57 . В создавшейся конкретно политической обстановке, когда после Локарно, сделавшего Англию секундантом франко-германских отношений, французская и германская политика начала искать в Туари путей для самостоятельного урегулирования некоторых политических и финансовых проблем, германское предложение могло быть донято только как намек на то, что будущая французская публикация не должна иметь антигерманского заострения.

Весь этот обмен мнений являлся только отражением той большой дискуссии об "ответственности", которая в связи со вступлением Германии в Лигу наций к этому времени оживленно протекала на страницах французской и германской печати, получила затем свое оформление в официальных выступлениях политических руководителей Франции и Германии и наконец претерпела судьбу германской политики сближения с Францией.

"Вступление Германии в Лигу наций и обозначенный в Локарно - Туари новый этап германо-французских отношений давали возможность надеяться, - писал орган, близко стоящий к Вильгельмштрассе, в статье "Новые духи - старые призраки", - что версальский вердикт о виновности будет признан неправильным"58 , Ближайшее будущее показало, что новые ревизионистские надежды германской политики, связанные с "духом Локарно", оказались действительно призрачными. Решение германского рейхстага, принятое всеми буржуазными партиями, за исключением социал- демократов, которые в своей французской ориентации готовы итти на любые уступки, о необходимости: добиться в Лиге Наций и в Международном трибунале окончательного урегулирования вопроса об ответственности59 , ни к чему не привело, как и еще ранее высказанная надежда на то, что можно будет в Лиги наций добиться от всех ее участников опубликования материалов, касающихся происхождения мировой войны и учреждения международного комитета экспертов для "беспристрастного изучения и разрешения вопроса о германской ответственности" 60 .

Очень скоро, в связи с тем что в империалистских группировках Франции победило течение, решившее сорвать политику Туари, полную ясность внес все тот же Пуанкаре, который в ответ на кильскую речь Штреземана от имени всего кабинета недвусмысленно заявил, что все ревизионистские тенденции германской политики и германской печати относительно "виновности" получат решительный отпор 61 . Таким образом те повороты франко-германских отношений, которые имеют свое обозначение в политике Локарно и Туари, не оправдали надежд германской буржуазии, поскольку французский империа-


56 Albreeht Mendelsohn Bartholdy, Kleine MissveStlndnisse über eine grosse Publikation, "Europäische Gespräche" N 7, 1926.

57 Friedrich Тhimme, Französische Kritiken zur deuticheu Aktenpublikation, "Europäische Gespräche" N. 8 - 9, 1927.

58 "Kölnische Zeitung", 3 October 1926. N 736.

59 "Berliner Lokalanzeiger", 20 November 1928, N 552.

60 "Berliner Tageblatt", 19 November 1925.

61 Официальное сообщение агентства Гавас от 4 октября 1926 г.

стр. 54

лизм не привносил тут ничего нового, кроме политических методов, и уже конечно никак не собирался давать согласия на германские требования ревизии условий Версальского договора.

В свете этих событий понятно, что Эмиль Буржуа, который в германской публикации усматривал лишь простую и грубую политическую пропаганду, направленную против версальских постановлений, как раз в этот период франко-германского "сближения" решительно выступил против планов Олара предпринять французский перевод германского издания "Die Grosse Politik" 62 . Продвигать в круги французской общественности то, что он считал орудием германской политической пропаганды, было бы, по мнению Буржуа, совершенно недопустимо, так как это лило бы воду на мельницу врагом Франции, немцев, и во всяком случае могло бы бросить семя опасного сомнения по вопросу, о "котором доброму французу лучше не рассуждать.

Если тем не менее вопреки настояниям Эмиля Буржуа французское издание германских документов все же состоялось63 , то вовсе не потому, что Олар не разделял точки зрения Буржуа относительно германской публикации и версальского вердикта. Исходные позиции были тождественны, и лишь методы были разные. Располагая германские материалы в строго хронологической системе, Олар руководствовался соображениями отнюдь не академического порядка: такой переработкой он имел в виду обнаружить все соответствующее пропуски, допущенные в германской публикации. Этим самым он пытался скомпрометировать перед французским общественным мнением тот факт, что Германия решилась открыть свои архивы и вместе с тем изобличить истинный характер германской политики. С целью подчеркнуть эти моменты Олар решился дать новое заглавие германскому изданию: "Внешняя политика Германии 1870 - 1914 г.".

Предприятие Олара тотчас вызвало существенные критические Замечания с германской стороны64 , замечания тем более понятные, что сама Франция все еще продолжала самым тщательным образом охранять тайны своих дипломатических и военных архивов: дать полное освещение такому политически-актуальному вопросу, как например вопрос об истории возникновения и деятельности Антанты, все -еще считалось очевидно слишком рискованным.

Естественно, что советское издание "Материалы по истории франко- русских отношений 1910 - 1914 гг.", исключительная ценность которого признана повсеместно, во Франции пытались скомпрометировать указанием на то, что оно предпринято лишь "в целях антицаристской пропаганды, которую ведет советское правительство" 65 .

Естественно также, что по прямому поручению министерства иностранных дел в Германии предпринято было издание дипломатической переписки Извольского66 с несомненной политической целью, как это указывает и англофил Герман Канторовиц67 , использовать ее про-


62 "Revuе Historigue" N 5 - 6, 1927.

63 Оно выходит (с 1927 г.) под названием "La Politique Exterieure de e'Allemagne 1870 - 1914" Documents officiels publies par le Ministere Allemand des Affaires Etrangeres. Avant-propos de A. Aulard, Paris.

64 Friedrich Тhimme. Die Franzesisehe Ubersetzung der deutschen Aktenpublikation "Europäische Gespräche" N 9, 1927.

65 Camille Bloch, Les documents officiels aur les origines de la guerre, "Revue d'Histoire de la guerre mondiale" N 3, 1929.

66 "Der Diplomatische Sohriftwechsel Jswolsky 1911 -1914. Im Auftrage des Deutschen Auswärtigen Amtes, hrsg. von Friednch Stieve. B. I - IV, Berlin 1926.

67 Hermann Kantorowitz, Der Geist der englischen Politik und das Gespenst der Einkreisung Deutschlands, Berlin, 1929, S. 456.

стр. 55

тив французской политики, и в частности против Пуанкаре, который в это время снова вернулся к власти. Наконец изданием дипломатической переписки русского посла в Лондоне Бенкендорфа68 (переписка эта главным образом в копиях была в свое время похищена секретарем русского посольства Зибертом и затем передана или продана в Германии), предполагалось дать документальное подтверждение тезиса о той политике "окружения" Германии, которую планомерно проводила Антанта.

Появление австрийских документов несомненно изменило направление в германской разработке вопроса о "виновниках войны", тем более, что эта публикация почти совпала с решением Гаагской конференции принять для Германии новый репарационный план Юнга и вместе с тем фактически освободить Австрию от репарационных платежей.

Это совпадение фактов является наглядным показателем того, что репарационный вопрос разрешается вне какой бы то ни было связи с постановкой вопроса о "виновниках войны". Но вместе с тем, ПОСКОЛЬКУ соответствующая точка зрения с самого начала была усвоена, это совпадение одновременно и затруднило и облегчило распространение тех идей, которые заложена были в германском издании документов о происхождении мировой войны. "Вместе с родственной нам Австрией, - писала распространенная германская буржуазная газета, - мы радуемся, что своей умной политикой, диктуемой исключительно нуждой, она добилась успехов, но мы должны выступить против определенных заключений, которые могут быть сделаны из этого освобождения (от репараций. - А. Е.) Австрии во вред нам по вопросу об ответственности за войну. Может создаться представление, что единственный еще оставшийся плательщик репараций является и единственным виновником" 69 .

Условия, которые могли быть использованы для того чтобы развеять это представление, оказались заложенными в той самой концепции, которая только что выросла в живой ткани документальных показаний австрийской публикации.

Это восьмитомное издание70 появилось совсем неожиданно и произвело в европейской прессе громадную сенсацию. Оно подготовлялось в абсолютной тайне, так как государства, образовавшиеся на территории бывшей Австро-Венгрии, т. е. по существу те государства, которые превратились в креатуру французского империализма, имели преимущественное право разработки австрийских дипломатических архивов и по истечении определенного срока воспользовались бы захваченным правом опубликования. "Они это несомненно сделают, - писал один из издателей, - и будут так отбирать и группировать материал, что ответственность Австрии за возникновение войны окажет-


68 В. von Siebert, Diplomatische Aktenstücke zur Geschichte der Ententepolitik er Vorkriegshjahre, Berlin und Leipzig 1921. В этом издании материал разбит по отдельным темам. Имеется также другое, переработанное издание, где материал расположен строго хронологически. В von Siebert Graf Benckendorffs Diplomatisoher Sehriftechsel, Berlin und Leipzig 1928.

69 "Berliner Tageblatt", I April 1930.

70 Oesterreich-Ungarns Aussenpolitik von der bosnischen Krise bis zum Kriegsausbruch 1914. Diplomatische Aktenstücke des Oesterreichischungarischen Ministereums des Aussern Ausgewählt von Ludwig Bittner, Alfred Francis Pribram, Heinrich Srbik und Hans Überberger, Wien 1930.

стр. 56

ся навсегда установленной на основании ее же собственных документов" 71 .

Австрийская публикация и была предпринята с целью предотвратить эту надвигающуюся опасность, о целью пропаганды своих собственных идей по вопросу о возникновении мировой войны. Благодаря некоторым техническим качествам публикации издателям удалось использовать в восьми томах свыше 11 тыс. документов, т. е. примерно всего лишь на 3 тыс. документов меньше того количества, которое приведено в 40 томах германской публикации, освещающей громадный период в 43 года. Таким образом количеством публикуемого материала издатели как бы хотят дать гарантию предельно возможной полноты72 . С другой стороны, они все же не останавливаются перед тем, чтобы приводить документы в сокращенном виде там, где они это находят нужным, где это с их точки зрения определяется основными принципами издания.

Естественно это главная масса опубликованного здесь материала относится к балканским проблемам. И неслучайно, что публикация начинается с освещения темных обстоятельств дипломатической истории боснийского кризиса. Этот момент знаменателен активизацией (после дальневосточных поражений) русской политики на Балканах, младотурецкой революцией в Турции и - как одним из последствий этого - возрастанием политической активности балканских государств. Последнее обстоятельство подчеркивается довольно решительными штрихами и составляет существенную часть той большой политической перспективы, которая выступает из большого документального материала первых трех томов австрийского издания.

Может создаться впечатление, что в 1908 г., подготовляя захват Боснии и Герцеговины, австрийские политики больше всего думали о целесообразности освобождения Новобазарского санджака, что если Австро-Венгрии и пришлось итти на захват Боснии и Герцеговины, то не столько в целях укрепления и расширения своего влияния на Балканах, сколько для противодействия агрессивным тенденциям Сербии. Австрийские публикаторы не скрыли, правда, и тех документальных данных, которые дают возможность установить, что уже летом 1908 г. в Вене разрабатывались планы раздела Сербии, Но в соответствующем контексте не обязывающих рассуждений политических деятелей габсбургской монархии все это, предполагается очевидно, должно убедить, что австрийская политика руководствовалась одной идеей - сохранения своей территориальной неприкосновенности и незаинтересованности в захвате чужих земель.

И тут перед читателем развертывается картина, которой пытаются убедить его, что боснийский вопрос являлся предметом полной договоренности австрийской и русской политики, но что общее направление всему кризису дало внезапное и закулисное вмешательство британской политики - момент, чрезвычайно интересно освещенный представленной документацией. Таким образом подчеркивается, что политика Австро-Венгрии уже в ее первом, наиболее значительном выступлении на балканской арене определялись факторами, ничего общего непосредственно не имеющими с проблемой австро-русских или


71 Цитируем записку Людвига Биттнера по статье Edmund топ Glaise-Horstenau, Das Oesterreichisch Aktenwerk üder die Vorgeschichte des Weltkrieges, "Die Kriegschuldfrage" N J, 1930.

72 Уже теперь можно установить, что ряд чрезвычайно важных документов, например протокол Совета министров от 29 марта 1909 г по вопросу о мобилизации против Сербии и Черногории, не вошли в австрийскую публикацию Ср. Franz Conrad von Hoetzendorff,Aus meiner Dienstzeit 1906 - 1918, Wien 1921, B. I, S. 162.

стр. 57

австро-сербских отношений' балканская политика габсбургской монархии оказывается вставленной в широкий контекст англо-германских мировых противоречий.

При желании из этого можно сделать вывод, что интересы австрийской политики терпели известный ущерб благодаря влиянию тех сложных комбинаций, которые привносились самым фактом союза с Германией И для этого в качестве отличной иллюстрации обычно приценяются опубликованные многочисленные высказывания Эренталя, легко сводимые в стройную политическую концепцию о необходимости для Австро-Венгрии постепенно превратить союз с Германией в систему отношений, построенную на более холодных, "рассудочных" основаниях, с тем чтобы открылась возможность установить более дружественные отношения с Англией и Францией, вместо "нибелунговой верности" австро-германского союза достаточно было бы взаимной перестраховки относительно возможного нападения со стороны России,

В зависимости от выбора того или иного угла зрения этот исходный тезис, освещающий центральную проблему публикации, проблему австро- германского союза, становится узлом различных линий политических оценок.

Поскольку политика " преемника Эренталя графа Берхтольда не смогла и не имела возможности осуществить тот тезис, который теперь оценивается как политически целесообразный и исторически наиболее дальновидный, вся политика двуединой монархии изображается соответствующей литературе если не как жертва, то по меньшей мере рак элемент, претерпевающий давление со стороны внешних сил, обладающих более значительным влиянием и проявляющихся в более значительном диапазоне действий.

Однако даже публикуемые документы72 дают яркую картину австро- венгерских политических планов, направленных против Сербии, - планов "укрощения" или раздробления ее. Но и это имеет своей предпосылкой официальную концепцию о единственной возможности таким образом сохранить целостность многонационального государства.

Отсюда при желании может быть сделан вывод, - и апологеты австрийской политики этот вывод делают, - что вся политика Австро-Венгрии в отношении Сербии, и в частности во время июльского кризиса 1914 г., если и не оправдывается, то объясняется государственно- охранительными интересами; во всяком случае расчеты Австро-Венгрии не распространялись далее, чем, рано или поздно, на неизбежную балканскую и притом исключительно балканскую войну.

Раскрывающееся здесь несоответствие между оценкой австро-германского союза и возможностью европейской войны покрывается приведенными документами, подчеркивающими австро-германские противоречия по ряду политических и экономических проблем, в частности на Балканах.

Естественно, что с германской стороны вопрос об этих предвоенных австро-германских противоречиях стал разрабатываться особенно охотно: в этом аспекте утверждение немецкой историографии, что Германия не вызвала войны, а была в эту войну вовлечена, нашло свою удачную богатую аргументацию. Вопрос об ответственности Германии сменился вопросом о целесообразности союза с Австрией, - проблемой, достаточно актуальной в момент, когда в плоскости политической дис-


72 Уже теперь можно установить, что ряд чрезвычайно важных документов, например протокол Совета министров от 29 марта 1909 г. по вопросу о мобилизации против Сербии я Черногории, не вошел в австрийскую публикацию Ср. Eranz Conrad von Hoatzeudorff. Aus meiner Dienstzeit 1906 - 1918, Wien 1921, В I, S. 162.

стр. 58

куссии встал вопрос об австро-германском объединении. Эти германские планы, как известно, встретили резкое сопротивление со стороны французского империализма, который противопоставил ему свои собственные планы дунайской федерации.

Постановка проблемы австро-германских отношений очень удачно подсказывается и ламой политической практикой и соответствующей интерпретацией исторических материалов. "Австро-Венгрия, борющаяся с духом XIX в. - национализмом, повсюду чувствует угрозу и готовящееся против нее нападение. Наконец против этих опасностей и нападений она решается выступить с ударом - в уверенности, что этим она сможет спасти свое существование. Она была права и одновременно ошибалась: ее судьба была трагична. Должна ли была объединенная Берлином Малая Германия (Klein Deutschland) эту борьбу... проделать вместе с ней - вот в чем вопрос", - пишет Э. Фишер, генеральный секретарь комиссии рейхстага по изучению вопроса о происхождении войны, очень удачно выражая ту политико-историческую идею, которая пронизывает с некоторыми отдельными модификациями все соответствующие выступления германской буржуазной печати, в том числе и социал- демократической73 . Подобным образом постановленный исторический вопрос имеет в качестве своей оборотной стороны план политического разрешения проблемы австро-германских отношений- национальная проблема в том смысле, как она существовала для габсбургской монархии, для современной Австрии не существует - и легко понять, какой вывод для германской стороны напрашивается отсюда сам собой.

Неожиданную поддержку своей позиций в плоскости исторической аргументации германская пресса еще ранее получила в любопытных сообщениях быв. венгерского министра иностранных дел Гратца74 . В качестве доказательства невиновности Венгрии в возникновении мировой войны Гратц опубликовал материалы, которые должны свидетельствовать о том, что граф Тисса был решительным противником военного выступления Австро-Венгрии, не менее решительным, чем английский министр Морлей, который в виде протеста против политики Грея и Асквита вышел из кабинета75 . Ссылаясь на взаимные австрийские и венгерские укоры и препирательства о том, какая сторона сыграла более роковую роль в возникновении войны и последующем крушении, Гратц подчеркивает, что обе страдающие стороны в свое время ничем не руководствовались, кроме как "интересами третьей стороны - монархии". Тисса, будучи противником "Шины с точки зрения интересов венгерского народа, все же пошел на нее, и тем самым, как старается уверить Гратц, стал трагической жертвой (он впоследствии был убит в знак протеста против войны) интересов монар-


73 Eugen Fischer, Der Verhängniss der Nibelungentreue "Vossische Zeitung, 12 Dezember 1929; Wilhelm Schaer, Von der Bosnischea Krise bis Sarajevo. "Kölnische Zeitung", 1 Dezember 1929; Friedrich Thimme, Oesterreich-Ungarns Vorkriegs Dokumente, "Berliner Tageblatt", 10 u 13 Dezember 1929; Herbert von Hindenburg, Eine Anmerkung zu den oasterreschen Vorkriegsakten, "Berliner Tageblatt", 1 April 1930; Friedrich Stieve, Bundesgenosse Osterreich- Ungarn, "Hamburger Fremdenblatt", 5 Mars 1930; Ernst Kobisch, England uod bie Annexionskrise 1908/09, "Berliner Monatshefte für Internationale Aufklärung" N10, 1930; Arthur Rosenberg, Zttr Vorgeschichte des Weltkneges, "Die Gesellschaft" N 1, 1931

74 Custav Gratz, Tiszas Haltung bei Ausbruch des Weltkrieges, "Pester Lloyd", 28 Dezember 1928; cp. "Graf Tisza und das Ultimatum an Serbien", "Kölnische Zeitung", 80 März 1929. "Die Knegsschuldluge gegen Ungarn", "Deutsche Allgemeine Zeitung", 80 März 1929. Документ, аналогично освещающий позицию Тиссы, опубликован также в "Pester Lloyd", 9 juli 1923 г.

75 John Viscount Mоrley, Memorandum of Resignation, London 1928.

стр. 59

хии. Если вспомнить, что Гратц до сих пор является одним из виднейших легитимистов, то политический смысл его литературных выступлений будет еще более понятен.

Но вместе с тем эта, версия создала почву для самых различных исторических оценок и политических интерпретаций: австрийская " венгерская буржуазная печать могут отклонять ответственность, навязанную в С. Жермене и Трианоне, социал-демократия, не поднимая вопроса об империалистском характере войны, может с большим, но очень удобным запозданием обвинять в возникновении войны габсбургскую монархию, а защитники этой последней имеют возможность привести ряд доказательств того, что австрийская политика вынуждена была предпринять решительное выступление против Сербии в целях самозащиты.

Из опубликованных разоблачений Оганоевича76 и Иовановича 77 - разоблачений, сделанных в результате борьбы различных политических группировок современной фашистской Югославии, - теперь известны многие нити сараевского убийства, произведенного тайным сербским обществом "Черная рука", известны связи этого общества с белградским правительством.

Австрийская публикация документов показывает (NN 2911, 2921, 2928, 2966, 3041, 3264, 3270), что о деятельности этой тайной организации, о ее политической роли и методах работы, о ее вдохновителе и фактическом организаторе - начальнике сербской контрразведки полковнике Драгутин Дмитриевиче-Апис были хорошо информированы в Вене еще с ноября 1911 г. А между тем в своем ультиматуме, предъявленном Сербии в 1914 -г., Австро-Венгрия, как известно, о "Черной руке" не упоминает ни одним словом, обрушиваясь главным образом на деятельность сербской легальной организации "Народна Одбрана". Вряд ли можно считать, как это высказывается в немецкой прессе, что руководители австрийской политики, составляя свой ультиматум, не знали, что в одном из отделов архива министерства иностранных дел хранятся донесения о деятельности "Черной руки". Более правдоподобно было бы утверждение, что составители австрийского ультиматума не упомянули о "Черной руке" не потому, что они о ней ничего не знали, а потому, что знали о ней достаточно много, в том числе и об ее двойственных взаимоотношениях о руководящими политическими кругами Сербии (радикалами), о скрытой, глухой внутренней борьбе, прорвавшейся к весне 1917 г., когда политическая клика, носившая название "Белой руки", сочла необходимым спешно организовать в Салониках специальный процесс и расстрелять Дмитриевича. Тогда, "в 1914 г., упоминать в ультиматуме о "Черной руке" казалось политически невыгодно, ибо это давало бы! в руки сербского правительства легкую возможность отклонить от себя всякую ответственность за деятельность общества, которое им же преследуется (все факты, предшествующие убийству, австрийскому правительству тогда известны конечно быть не могли). Тем больше политического Смысла для опубликования соответствующих документов теперь, когда нужно подчеркнуть, что политика габсбургской монархии вынуж-


76 Stanoje Stanojevic, Die Ermordming des Erzherzogs Fraaz- Fejdinind, Еin Betrag zur Entstehungsgeschichte des Weltkrieges. Aus dem serbischen Manuskript übertragen und herausgegeben von Hermann Wendel. Frankfurt-a/M.

77 Немецкий перевод статьи Люба Иовановича, помещенной в белградском сборнике "Кровь славянства" см. "Knegschuldfrage" N 2, 1925. По данному вопросу см. ряд статей Bogitschewitsch'a, Wegerer'a, Lutz'a, Wiesner'a и др. в том же журнале за 1924 г. и cл.

стр. 60

дена была итти на столь решительное выступление только потому, что ей хорошо были известны агрессивные замыслы Белграда.

Упомянутые разоблачения Станоевича несомненно определялись соображениями защиты репутации сербского правительства: нужно было показать, что утверждения австрийского ультиматума не имели под собою никаких оснований, что "Народна Одбрана" - организация, 'близкая к белградскому правительству, не принимала никакого участия в подготовке убийства, которое произведено было совершенно другой, тайной организацией и притом враждебной правительству.

Но бывший сербский министр Иованович сразу нарушил стройность этой схемы, заявив, что убийство австрийского эрцгерцога, действительно организованное "Черной рукой", совершено было с ведома белградского правительства и в частности Пашича. Этот последний после смущенного молчания вынужден был все же выступить с категорическим, хотя очень мало убедительным, опровержением, особенно необходимым с точки зрения политической, так как по сообщению югославского дипломатического представителя в Лондоне, выяснилось, что эти разоблачения произвели очень сильное и отрицательное впечатление в Англии, где как раз в это время подготовлялась почва для заключения займа Югославии. Естественно, соответствующая камлания поднялась и на страницах германской прессы. Белградское правительство решилось через своего посланника обратить внимание лондонского кабинета на кампанию английской прессы, а впоследствии выступало даже с формальным запросом в Берлине в связи с аналогичными статьями, появлявшимися в Германии, в частности по вопросу о роли теперешнего югославского короля Александра в подготовке сараевского убийства78 .

Наконец под прямым давлением всей этой политической кампании, весьма нежелательной для Белграда с точки зрения реализации займа на лондонском денежном рынке, югославское правительство в своем официозе79 заявило о том, что им подготовляется издание "Ойней миги" с целью разоблачения попыток Германии свалить на Сербию ответственность за самое большое в истории кровопролитие". Однако появление этой обещанной "Синей книги" заставило себя очень долго ждать (до сих пор сербское правительство на эту публикацию еще не решилось), а один сербский журналист80 , близко стоящий к белградским правительственным кругам, заранее прямо заявил о том, что не следует ожидать от этой "Синей книги" каких-либо неизвестных фактов, и тем более разоблачений. Вместе с тем он высказал пожелание, чтобы югославское правительство приступило к большому изданию своих документов, освещающих период от 1878 до 1914 г.

Это ни к чему не обязывающее пожелание весьма понятно: в Германии только что появилась коллекция документов Богичевича, освещающих внешнюю политику Сербии за период от 1903 до 1914 г.81 . Правительство Югославии, где, по словам Богичевича, "так называемые государственные интересы в большинстве случаев являются не чем иным, как личными интересами со стороны отдельных власть имущих


78 "Deutsche Allgemeine Zeitung", 24 Juli 1926, N 340.

79 "Время" от 18 марта 1925 г., цитируем по статье A. Wegerer, Wo bleibt das Serbische Blauduch? "Kriegsschuldfrage" N 4,1929.

80 Franjo J. Kalundschitsch, Hat Serbien Osterreich gewarnt? "Berliner Tageblatt", 17 April 1929.

81 Dr M. Boghitsehewitsch, "Die Auswärtige Politik Serbiens 1903 - 1914". Berlin 1929.

стр. 61

лиц и клик" 82 через официозное агентство "Авала" поспешило оповестить, что автор этой работы, состоявший до войны на сербской дипломатической службе в Берлине, еще в 1915 г. отстранен от всех государственных должностей ввиду того, что он вступил в соглашение с военным противником83 .

Публикации Богичевича имеют своей прямой целью дать документальное подтверждение той мысли, которая проходит и через все другие его работы. Сербия неустанно на протяжении долгих лет при помощи России готовилась к войне, и эту войну, с согласия России, сознательно спровоцировала. Главная масса представленного материала падает на период 1908 - 1914 гг. - период активизации сербской политики. При этом Богичевич расположением материала пытается начертить две разные линии между собою переплетающиеся и в конце концов приводящие к одному финалу - мировой войне: это, во-первых, линия сербской политики, линия нарастающей, особенно после боснийского кризиса, активности, направленной против Австро-Венгрии, когда для достижения поставленной цели считалось возможным применение самых различных провокационных и авантюристских средств, и, во-вторых, направляющая линия русской политики, то сдерживающая, то, наоборот, толкающая Сербию на разные выступлений против Австро-Венгрии и при этом пользующаяся обычной поддержкой Франции, Англии и Италии. Что "касается политики Австро- Венгрии и Германии в сербском вопросе, то с точки зрения составителя публикации, их ошибка состояла в недооценке всей опасности направленной против них политики Сербии и в переоценке возможности сохранения мира84 .

Понятно, что наряду с сербскими дипломатическими материалами Богичевич собирает материалы, освещающие русскую политику на Балканах, и в частности использует? материалы (ценность коих он ставит очень высоко) нашего Архива революции и 'внешней политики. Однако в публикации Богичевича конкретные линии внешней политики Сербии все же не находят своего достаточно подробного документального освещения85 . Воссоздание этой картины возможно только на основе полного и аутентичного издания документов, хранящихся в Белграде. Но реакционное правительство Югославии предпочитает молчать и лишь дает согласие на открытие в Сараеве мемориальной доски с многозначительной надписью: "На этом месте герой Таврило Принцип объявил народу свободу".

Вообще нужно сказать, что правительство победившей империалистской группировки государств долгое время не проявляли никакой склонности к публикации своих секретных документов. Традиция многие десятилетия охранять тайну своих дипломатических архивов продолжала господствовать.

Да и зачем им нужна была такая публикация? Вопрос о происхождении войны для каждой из стран в победившем лагере был в


82 D-r М. Boghitschewitsch. Mord und Justizmord. Sonderabdruck aus dem Februarheft 1929 der "Süddeutschen Monatshefte", S 1.

83 Herbert, von Hindenburg, Wann erscheint des Sorbische Blanbuch? "Berliner Tageblatt", 12 Marz 1929.

84 D-r M. Boghitschowitsch, Die Auswärtige Politik Serbiens 1903 - 1914, B. II, S. 7.

85 К тому же документы публикуютcя Богичевичем не только в выдержках, но и, как нам удалось установить при изучении подлинных документов, имеются случаи соединения им различных документов при одновременном сокращении этих последних.

стр. 62

общем "разрешен" - "ответственность" Германии и ее союзников была "установлена", и нужно было только зорко следить за неприкосновенностью версальской системы. Когда накануне подписания Локарнского соглашения германское правительство предприняло официальный демарш в Лондоне, Париже и Риме, сделав заявление о невозможности согласовать версальский тезис о германской "виновности" с "духом" предполагаемого гарантийного пакта, то ему пришлось выслушать почти тождественно звучащий ответ: вопрос об "ответственности" никакого отношения к подписанию Локарнского договора не имеет, тем более, что самый договор должен рассматриваться в рамках версальских установлений. Несколько мягче, вернее уклончивее, звучал лишь ответ Англии, для которой важно было добиться заключения Локарнского договора, вовлекающего Германию в орбиту британской политики и имеющего антисоветское заострение. Английская уклончивость впоследствии еще более выступила в речи Макдональда, произнесенной перед немецкой аудиторией в рейхстаге, и это вызвало большое недовольство германского официоза86 .

Но несколькими годами ранее лейбористский премьер под давлением уже состоявшихся публикаций (советских, германских, австрийских), изобличающих роль политики британского империализма в подготовке мировой войны, решился наконец ознаменовать "пацифистскую эру" своего пребывания у власти обещанием приступить к изданию британских документов довоенной дипломатической истории. Апологетический характер публикации выступал с такой ясностью, что консервативное правительство, сменившее лейбористов, утвердило план издания, намеченный правительством Макдональда. Рассчитанная на 11 томов британская публикация охватывает период от 1898 по 1914 гг.87 .

Все еще продолжая скрывать документы, освещающие период дойны, английское издание начинается с момента, когда Германия приступает к реализации своей большой судостроительной программы, когда, с другой стороны, исход столкновения в Фашоде дает перелом англо-французских отношений и открывает путь к последующему заключению Антанты. Но любопытно, что начало британской публикации было положено изданием последнего (по счету одиннадцатого) тома, освещающего так. называемый предвоенный кризис, т. е. от сараевского убийства до вступления Англии в мировую, войну. Хидлам Морлей, советник по историческим делам "Foreign office'a", которому специально было поручено (если не сказать доверено) составление этого тома88 , в своем введении пытается как-то объяснить выбор исходной даты аналогией с германской публикацией Каутского и при этом сам дает изложение событий" начиная с конопиштского свидания Вильгельма и адмирала Тирпица с австрийским эрцгерцогом Францем-Фердинандом.

Такой выбор исходного момента публикации и введения в ней несомненно имеет свой специальный смысл - подчеркнуть таинственный сговор австро- германской политики, ее провокационную наступательную позицию после сараевского выстрела. Между тем, если бы этот том был открыт сообщением Бьюкенена о франко-русских переговорах, происходивших во время визита Пуанкаре в Петербурге, или


86 Heinrich Schnee, WiderleguDgoder Schweigen, "Deutsche Allgejneine Zeitung" 21 November 1928.

87 "British Documents of the Origine of the war 1898 - 1914". Edited by G. P. Gooch and Harold Temperley, London

88 В основном издание поручено Гучу и Темперлею.

стр. 63

документами, освещающими переговоры о заключении англо-русской морской конвенции, - впечатление конечно было бы совершенно иное и, нужно сказать, обратное тому, какое пытаются создать составители я вдохновители британской публикации. В свете англо-германских отношений этого периода более отчетливо выступил бы и смысл англорусских отношений в Персии, момент, который составитель всячески выдвигает, желая подчеркнуть; что ко времени разразившегося кризиса никакой напряженности в англо-германских отношениях лондонская политика не замечала и что для последней весь ход событий явился совершенно неожиданным.

Но не только в хронологических рамках издания и его периодизации проявляется определенная апологетическая тенденция, она проявляется и в отборе документов, и в примечаниях составителей, в расположении материала и наконец в общей концепции издания. Как и все остальные буржуазные публикации, английское издание освещает вопросы только внешней политики в собственном смысле этого слова, колониальная практика британского империализма остается конечно совершенно незатронутой, что в значительной мере сужает размеры привлекаемого материала. Но и в этих пределах материал привлечен дашь постольку, поскольку он касался вопросов "большой политики". Кроме официальных донесений издатели привлекали также - и это чрезвычайно важно - частную переписку ответственных руководителей внешней политикой британского империализма, но не иначе как угольно ту часть, которая разрешалась заинтересованной стороной к опубликованию.

Даже опубликование официальных донесений должно было подучить санкцию не только "Foreign office'а", но и правительства того государства, о котором шла речь в соответствующем документе. Далее, опубликование документов или помет Эдуарда VII требовало специального просмотра и разрешения со стороны короля Георга V. Таким образом элементы цензуры пронизывают британское издание со всех сторон, и в результате даже особо избранные и разрешенные к публикации документы часто приводятся со значительными сокращениями и даже в парафразе89 многочисленные пометы, сделанные на документах ответственными лицами и иногда имеющие характер директивы, в издании не воспроизведены.

Более того, составитель XI тома публикации счел нужным выступить с примечаниями, в которых делается попытка, конечно абсолютно безнадежная, реабилитировать фальсификацию "Синей книги" никого не убеждающими ссылками на различные технические условия. По существу же эта попытка является лишь составной частью общей идеи издания реабилитации Грея и всей политики британского империализма, и эта тенденция в первую очередь сказывается в расположении материала: если том XI имеет строго хронологический распорядок, то во всех предыдущих томах в пределах известных хронологических отрезков материал группируется по темам. А историческая проблематика превращается тут в дипломатическую апологию, становится неразрывной частью общих проблем актуальной политической практики и тем самым заключает в себе определяющие моменты своего направления и разрешения. Это единство исторической и актуально-политической проблематики очень выпукло намечено в мемуарах Эд. Грея, появившихся, возможно, неслучайно, почти одновременно с на-


89 Например помещенная в XI томе телеграмма Грея Бьюкенену от 24 июля 1914 г.

стр. 64

чалом английской публикации 90 , и оно же с аналогичным содержанием достаточно явственно выступает и в общей концепции составителей изданий"91 .

Исходный, достаточно банальный тезис - неизменное миролюбие английской политики, тезис, который никого ни к чему не обязывает, ничего не определяет, но в эпоху империализма служит хорошую пропагандистскую службу практической политике: вся задача здесь заключается лишь в том, чтобы подвесить этот тезис к более реальным принципам и практическим мероприятиям, которые как раз в это время нашли свою формулировку в известном теперь секретном меморандуме, содержавшем в себе принципы британской политики ближайшего периода92 .

В анализе общеевропейской ситуации, предваряющем и оправдывающем предлагаемые политические выводы, этот меморандум наметил основные европейские проблемы, как они понимались под специфическим углом зрения интересов английского империализма. "...Здоровая английская политика должна следовать всецело и исключительно до линии британских интересов. Путь слишком темен для того, чтобы как-либо уклониться". В качестве основной задачи выдвигается устранение опасности, которая может грозить Великобритании в случае, если какая-либо держава или коалиция держав окажется господствующей на протяжении всего канала или над всеми портами Северного моря и таким образом получит базу для нападения с воздуха. Однако это как бы исходное соображение оборонительного военно-стратегического порядка в дальнейшем развертывается в широкую программу выступления английской политики на континенте в целях перегруппировки сил и перестройки всей системы международно-политических отношений, созданных на основе послевоенных договоров и проведения плана Дауэса. Проблема гарантий получила тут новый реально-политический смысл, дело шло о построении такой системы отношений, в которой английская политика играла бы доминирующую роль. Ссылаясь на историю и экономику, руководящие политические круги указывали, что "изоляция при современных условиях означает опасность, уязвимость в бессилие". "Сомнительно, - указывалось далее, - чтобы даже в 1914 г. Германия затеяла мировую войну, если бы наверное знала, что британская империя придет на помощь Франции".

Таким образом, как мы видим, снова воскресла проблема продуманной и сознательной "изоляции" английской политики, вокруг постановки и разрешения которой развернулась большая дискуссия и политическая "борьба между отдельными группировками британского империализма. В свете этой "борьбы приобретает соответственное значение и литературно- политическое выступление Эд. Грея с его защитой принципа преемственности английской дипломатии, принципа относительной "свободы рук", установления политического равновесия в Европе, обеспечивающего борьбу за господство над морями (момент, направленный теперь естественно против Америки), - все те идеи, документальное обоснование которых представляет английское издание.


90 Viscount Grey of Fallodon, Twenty fife Year's 192 - 1918, V. 1 - 11 London 1925.

91 См. например автореферат докладов, прочтенных Гучем в феврале 1929 г. в Берлине на тему: "Die Entstenung der Triple Entente", "Die Kriegsschuldfrage" N 6, 1929.

92 Имеется в виду известный секретный меморандум Остина Чемберлена от 20 февраля 1925 г. "Английская политика и ее отношение к европейскому положению", впервые опубликованный в парижском издании "Chicago Tribune" от 6 марта 1925 г. и затем полностью воспроизведенный в "Europäische Gespräche" N 9, 1925.

стр. 65

Но если в своей дипломатической апологии и изображении политического credo Эд. Грей может умолчать о таких фактах, как англо-французская морская конвенция 1912 г., то издание документов по самой приводе своей должно освещать те или иные события, так или иначе ставшие известными. И весь вопрос заключается лишь в том, как и под каким углом зрения его освещение дается.

Германская публикация части документов, захваченных в свое время в Бельгии, несколько приоткрыла завесу и показала, как низко оценивался бельгийский нейтралитет в генеральных штабах Франции и Англии, и это обвинение было тогда же с германской стороны брошено в лицо Англии93 . Теперь пришлось соответствующие документы опубликовать, и из этих документов стало ясно, что еще с самого начала 1906 г. происходили между руководящими военными кругами Бельгии и Англии такие 'переговоры, которые очень плохо сочетались с принципом нейтралитета. Один из аргументов военной английской пропаганды оказался таким образом окончательно скомпрометированным.

Издателям британской публикации пришлось, спасая положение объяснять, что Эд. Грей ничего об этих англо-бельгийских переговорах не знал, что эти переговоры имелся в виду лишь возможность нападения на, Бельгию со стороны Германии и что следовательно они носили абсолютно оборонительный характер. Неудивительно, что это последнее утверждение нашло очень благоприятный резонанс во Франции, и великолепный "Temps"94 , счел необходимым посвятить этому "вопросу специальную большую статью, между тем как орган, близкий к германскому министерству иностранных дел, ответил прямо противоположной оценкой существа дела95 .

Вообще французские официальные отклики на британскую публикацию весьма симптоматичны: тут больше всего подчеркивается значение англо - германских противоречий96 , тогда как с английской стороны указывается, что именно франко-германские противоречия являлись движущей силой в возникновении войны, - контроверза, имеющая некоторый политический акцент в условиях англо-французского соперничества за влияние на политику послевоенной Германии.

Но зато британские документы со всей силой ставят и широко освещают проблему англо-германского морского соперничества, - проблему достаточно актуальную для современной политической действительности.

Английский империализм с его доктриной господства на море, ценой войны устранив германские планы построения первоклассного мощного флота, получил теперь чувствительный удар со стороны Соединенных штатов с их требованием "свободы морей" и паритета морских вооружений. В условиях углубляющихся англо-американских противоречий историческая проблема морского соперничества превратилась в проблему исключительного политического значения. Специально подготовленная вашингтонским правительством публикация документов, освещающих англо-американский конфликт, разразившийся в 1916 г. в связи с английской тактикой морской блокады, в руководящих политических кругах Лондона была понята только так, как она могла быть понята, а именно как антибританское выступление, сопутствовавшее напря-


93 Имеется в виду известная речь Беттмава Гольвега от 1 августа 1915 Г.

94 "Temps", 9 Aout 1928.

95 "Kölnische Zeltung", 24 August 1930.

96 См, например "Temps", 9 Mai 1930.

стр. 66

женно протекавшим в это время переговорам о морских вооружениях. Потребовалось специальное вмешательство британской дипломатии, чтобы, в связи с политической поездкой лейбористского премьера в Вашингтон, американское правительство задержало издание уже подготовленной публикации. Но тотчас же по окончании Лондонской морской конференции, открывшей новую страницу англо-американского морского соперничества, вашингтонская публикация состоялась97 , а с другой стороны, не так давно был выпущен в свет специальный том английской публикации, главное содержание которого сводится к освещению мало известных англо- американских довоенных переговоров по актуальному вопросу "ограничения морских вооружений". Тематика публикации исторических документов тут определяется живой политической практикой и переплетается с этой последней. Еще в большей мере эта можно сказать относительно интерпретации этих обильно публикуемых документов.

Уже после появления многочисленных изданий, достаточно ярко осветивших роль и активность французского империализма в подготовке мировой войны, французское правительство вынуждено было с явной неохотой и классической медлительностью также приступить к соответствующему изданию. Из всех западноевропейских государств Франция наиболее бережно охраняет тайники своих дипломатических архивов. Еще совсем недавно французское правительство допускало к работе над документами, относящимися лишь к эпохе до 1852 г. И только несколько лет тому назад решилось предоставить исследователям также дипломатические архивы эпохи Наполеона Ш. Изучение подлинных дипломатических документов Третьей республики до самого последнего времени таким образом оставалось под запретом98 . Приходилось удовлетворяться многочисленными "Желтыми книгами"99 , специально препарированными для той идя иной политической цели, в том числе, сравнительно тощими изданиями относительно балканских дел, Марокко, франко-итальянских переговоров 1900 - 1902 гг. и франко-русского союза, - изданиями, которые прошли почти незаметно. Предпринятая в 1920 г. французскими синдикалистами и пацифистскими кругами агитация в пользу опубликования всеми странами, участниками войны, их дипломатических архивов была очень слаба, оказалась заглушенной победными фанфарами французского- империализма и по существу не имела никакого влияния на позиции правительственных кругов. Выступлением Пуанкаре о происхождении мировой войны эта позиция как бы догматизировалась, и версальский тезис о германской "виновности" устанавливается как аксиома.

Тем большее конечно впечатление должна была в таких условиях произведя советская публикация документов, освещающая франко-русские отношения 1910 - 1914 гг., изданная на французском языке в Париже Маршаном в начале 1922 г. 100 . В палате депутатов был внесен ряд запросов правительству и даже разразилась политическая дискуссия. Советские материалы сразу обратили на себя всеобщее внимание,


97 "Frankfurter Zeitung" 24 Dezember 1930. Имеется в виду один из дополнительных томов к американскому официальному изданию "Papers Relating to the Foreign" Relations". United States Governement Printing Office Wasch, К сожалению, с этой публикацией мы не вмели возможности непосредственно ознакомится.

98 Единственный раз пользование документами разрешено было только Bourgeois Pages, авторам того апологетического отчета, о котором упоминалось выше.

99 Они начали издаваться в 1860 г. До настоящего времени их издано около ЗОО главным образом по колониальным вопросам.

100 "Un Livre Noir". Diplomatic d'avant guerre d'apres les documents des archives russes, Paris.

стр. 67

и их стали пристально изучать не только в европейской, но и в американской литературе. Руководящие политические круги Франции были очевидно достаточно смущены неожиданными разоблачениями, и Пуанкаре например, лично наиболее скомпрометированный, не нашел ничего более остроумного, как заподозрить издание в фальсификации. Далее он объявил, что русский посол в Париже Извольский, опубликованные донесения которого были столь убийственны, не заслуживает веры, ибо приписывает ему свои собственные политические планы. Но поскольку голое отрицание не спасло положения "вещей, Пуанкаре вынужден был решиться на большое многотомное издание мемуаров, в котором он выщупает с оправданием всей своей политики, проводимой на службе у империалистской Франции101 .

Вместе с тем неумолимым давлением всей совокупности данных, ставших теперь широко известными и использованных его французскими политическими противниками из пацифистского лагеря102 , Р. Пуанкаре в своем ответе на вопросы, предложенные ему одним журналистом103 , вынужден был отказаться даже от некоторых утверждений, которые он столь недавно пытался защищать. Пользуясь тем, что постановка вопроса является уже доброй половиной его разрешения, Пуанкаре, смягчая и обходя вопрос о роли английской и французской политики, стал значительно более многоречив в разоблачении политики царской и, утверждая, что Австро-Венгрия является главнейшим виновником войны, значительно ослабил свои прежние обвинения против Германии. "Если в 1927 г., - пишет Пуанкаре, - я не хотел выступать относительно германского государства о той же строгость", как раньше, то для этого было два существенных основания: во-первых, теперь, как мне казалось, с принятием Германией плана Дауэса, настал час с полной лояльностью осуществлять политику сближения, ж, во-вторых, в результате общего изучения возникновения войны, стало казаться очевидным, что вина Австро-Венгрии являлась первой по своей и поэтому наиболее серьезной" хотя этим самым вина с Германии вовсе не снимается"104 .

Это определяющее значение политических моментов для исторических оценок сказалось и тогда, когда Пуанкаре, вернувшись летом 1927 г. к власти, провел через кабинет решение предпринять многотомное издание дипломатических документов, освещающих внешнюю политику Франции эпохи 1871 - 1914 гг. Тем самым было приостановлено издание документов военного периода, намеченное кабинетом Эррио еще в 1925 г. и подготовлявшееся чиновниками министерства иностранных дел (уже были подготовлены в печати шесть томов). Французская политика решилась выступить со своей собственной документированной апологией 105 .


101 Raymond Роinсаre, Аn service de la France.

102 Fabre Luсе, La victoire, Paris 1924; Georges Demartial, L'Evangile du guai d'Orsay, Paris 1926; его же, La Mobilisation des Cosciences, Paris и др. Demartial был лишен ордена почетного легиона за свои взгляды, расходящиеся с официальной точкой зрения относительной односторонней ответственности Германии.

103 "Les responsibilites de la guerre". Quatorze questions par Rene Gerin; quatorze ceponses par Raymond Poincare, Paris 1930.

104 Любопытно, что если вся германская пресса быстро откликнулась на вопросы постановленные Gerin'ом вынужденный сдвиг в высказываниях Паункаре, то французский лагерь организовал "заговор молчания" вокруг этих неудобных вопросов и лишь "большая" политическая пресса, приводя в выдержках слова Нуанкар", указывала, что они "успокаивают всякое французское сознание, которое не одержимо манией искать в своем глазу бревно, находящееся в глазу у соседа".

105 "Documents Diplomatiques Francais (1871 - 1914)", Paris 1929.

стр. 68

Издание было поручено 106 правительством многоголовой "Комиссии по публикации документов, относящихся к происхождению мировой войны 1914 - 1918 г.", состоящей из 54 членов, из них 17 дипломатов как служивших до войны, так и работающих в настоящее время. О родя этих последних говорить не приходится - она и так ясна. На доли же бывших дипломатов, активных участников событий, предшествовавших мировой войне, выпала редкая возможность - подобно гегелевскому абсолютному духу сначала проявить себя в действительности с тем, чтобы теперь эту действительность осознавать. Если эта группа людей включена в комиссию для того, чтобы там ничего не делать" то непонятна цель такого назначения. Если же эта цель достаточно полно определена, то можно себе представить те средства, которые ими при этом применяются. Положение не улучшается конечно от того, что в комиссию вошли члены Institut de France например Леви Броюль, автор теории дологического типа мышления - самый блестящий представитель французской социологической школы. Но невольно задаешься вопросом: считало ли правительство, возглавляемое Пуанкаре, что для изучения внешней политики довоенной Франции необходимо тонкое знание законов примитивной психологии? Или знатоки этих законов должны вносить элементы равновесия, нарушаемого многочисленной группой таких бывших, но искушенных дипломатов, как Палеолог, Жюль Камбон, Бомпар, и таких видных политических деятелей, продолжающих стоять у политического руля современной Франции, как Фромажо, Делакруа? И какова цель назначения в комиссию известного и политически влиятельного Вертело, о ком говорят, что он в противоположность его постоянному шефу, Аристиду Бриану, который ничего не знает, но все понимает, наоборот, все знает, но ничего не понимает? Декорум, создаваемый группой назначенных академиков, лишь оттеняет политическое лицо комиссии, определяемое участием в ней не толы" бывших и настоящих дипломатов, но и тех, которые считаются историками-специалистами: тут мы находим таких немцеедов, как Эмиль Буржуа, Жак Барту или руководителя парижского патологического института Бодрильяра, но не найдем ни одного человека из тех, кто когда-либо выступал с сомнениями относительно французского символа веры, формулированного версальским собором победителей.

Если принципы, положенные французской комиссией в основу своей работы, чем-либо существенным отличаются от тех, которые проявляются в германском издании "Die Grosse Politik", то разве только тем, что изданию придана большая видимость академичности: французское издание имеет строго хронологический порядок в расположении материала, снабжено минимальным количеством пояснительных и редакционных примечаний и т. д. Общая идея, определяющая выдвижение проблем, в основном остается та же: "Эта политика союзов и противосоюзов, - прокламирует комиссия, - является собственно корнем истории европейской дипломатии". Отсюда понятно, что внеевропейские проблемы довоенной истории привлекаются во французское издание в минимальной степени, колониальная практика французского империализма не освещается вовсе, и может создаться впечатление, что единственной задачей издания является широкое освещение (всего предполагается выпустить до 60 томо") основной линии внешней политики Франции в Европе за период 1871 - 1914 гг.


106 Соответствующий декрет, подписанный Р. Пуанкаре и А. Брианом, был опубликован 21 января 1928 г.

стр. 69

Но уже эти две последних даты говорят о том, что французское издание является не чем иным, как ответом на германскую публикацию При этом издание началось с публикации первого тома третьей серии, освещающего "ближайшие месяцы после заключения франко-германского соглашения о Марокко и Конго (4 ноября 1911 г.). Выбор исходной даты публикации можно признать с французской точки зрения удачным' публикация начинается с освещения момента, когда грозившая военным столкновением напряженность франко-германских отношений сменилась заключением соглашения

К тому же этот момент дает возможность комиссии сразу и притом с удобной исходной позиции приступить к ответному изображению как раз того периода французской политики, который уже ранее был освещен советским изданием переписки Извольского. Но любопытно, что именно эти моменты оказались документированными наиболее бледно в этом проскользнула тенденция ничего не сказать более того, что уже стало известным благодаря стараниям тех, кто в поддержании престижа французского империализма заинтересован столь же мало, сколь и в поддержании престижа всякой другой империалистской политики. Зато с большой яркостью оказался освещенным другой вопрос - об истинном характере франко-русских отношений, вопрос тем более значительный, что хронологически он относится ко времени подготовки балканского блока, направленного не только против Турции, но и против Австро-Венгрии. И тут с особенной тщательностью вычерчиваются все те моменты, в которых наиболее очевидно вскрывались расхождения русской и французской политики. При этом последняя неизменно выступает как фактор, сдерживающий агрессивность и "капризы" царской России, в первую очередь на Балканах.

Таким образом уже в первом изданном томе можно без труда уловить некоторый сдвиг в оценке движущих сил, приближавших военное "столкновение. Более того, во французское издание включено несколько донесений французских дипломатов, свидетельствовавших о мирном настроении германского народа и германского кайзера, - момент, который тотчас же с большим удовлетворением был отмечен всей буржуазной германской прессой.

Наряду с этим подчеркнуты другие моменты, нашедшие при современной международной политической ситуации живой отклик в европейской прессе. Вместе с документами, относящимися к англо-германским переговорам по вопросу морского судостроения (миссия лорда Холдена), публикуются и такие материалы, которые выполняют роль различных английских политических группировок. Поскольку задача французского издания сводится к освещению исключительно вопросов внешней политики, становится ясно, что такое отклонение от основной линии издания объясняется желанием дать историческую оценку позиции лейбористов, оценку, которая при современном положении вещей звучит достаточно политически позиция английской рабочей партии "в вопросах европейской политики используется Германией, которая на место англо-французской Антанты готова поставить свое собственное сближение с английской политикой, - обо всем этом говорится достаточно подробно.

Но эта актуальная проблема англо-германских отношений не выступает изолированно, она оказывается связанной, с одной стороны, с общим вопросом о консолидации Антанты как группировки, опираясь на которую Франция как бы сохраняла свою независимость и ограждала себя от германских притязаний, а с другой стороны, с очень детально освещенным вопросом об итальянской политике между тройственным

стр. 70

союзом и тройственным согласием. Это разоблачение довоенной политики Италии, ее нелояльности до отношению к собственным обязательствам, ее постоянной агрессивности, бросающей Европу в международно-политических осложнений и военных столкновений, - во всем этом несомненно отражается тот этап обострения франко-итальянских противоречий, который в значительной мере характеризует собой европейскую международно-политическую ситуацию последних лет.

Неудивительно, что, сообщая об этих французских разоблачениях относительно довоенной итальянской политики, германская газета, отражающая точку зрения министерства иностранных дел, замечает: "Этот взгляд в прошлое представляется нам особенно своевременным в момент, когда некоторые круги в Германии думают поставить внешнеполитическую ставку на итальянскую карту" 107 . Теперь, когда германская политика столь напряженно ищет путей внешнеполитической ориентации, это официальное заявление звучит достаточно предостерегающе.

Было бы однако величайшим заблуждением предполагать, что, включая некоторые "благоприятные" для Германии показания, французское издание отказалось от своего антигерманского заострения. Наоборот, это последнее достаточно отчетливо выступает уже в первом томе первой серии издания, заключительным моментом которого является окончание пресловутой "военной тревоги" 1875 г. Большая часть этого тома и посвящена обоснованию старых французских утверждений о том, что Германия собиралась тогда предпринять "превентивную войну", но была остановлена благодаря бдительности французской политики и опасениям Англии и России. Этим самым с французской стороны как бы бросается новая пачка доказательства в пользу обвинения европейской политики Бисмарка и в опровержение всей той противоположной аргументации, которая так многоречиво проводилась в послевоенной германской историографии.

В общем относительно первых трех томов французского можно было бы сказать, что светотени тут расположены так, что наиболее ярко очерчены отдельные моменты прусской, итальянской, английской политики, активность же французской политики как-то отступила на задний план. Но выдержать подобную линию на протяжении всего издания конечно не представляется возможным. Уже следующий том108 , освещающий события февраля - мая 1912 г., должен был затронуть такие важные моменты, как миссию Холдена, переговоры о бельгийском нейтралитете.

И тут-то выяснился истинный смысл утверждений французской комиссии о том, что выбор документов производится историками и только исходя из интересов и соображений научно-исторического порядка Группа документов, значение которых превосходит шее до того приведенное во французской публикации, изъята из текста и приведена в редакционном примечании. Из этого сухого примечания можно заключить, что во французском генеральном штабе уже в 1912 г. существовал план нарушения бельгийского нейтралитета для вторжения в Бельгию, что Пуанкаре делал все возможное для того, чтобы облегчить осуществление этого плана и в частности добивался поддержки Англии. "Важно, - писал Пуанкаре 28 марта 1912 г, - чтобы Англия не пошла ни на какие обязательства оставаться нейтральной между Францией и Германией, - и это даже в том случае, если будет казаться, что нападение исходит от нас". Можно себе представить, каких усилий и политиче-


107 "Könische Zeitung", 28 Dezember 1930.

108 Второй том третьей серии.

стр. 71

ской изворотливости потребовалось при составлении этого тома, появления которого -и теперь это становится понятным - пришлось ждать почти целых три четверга года. Понятным также становится и то, что материалы, относящиеся к предвоенному кризису, будут опубликованы лишь в заключение серии, т. е. при современных темпах французского издания не ранее чем через восемь - десять лет.

Вышеуказанный пример свидетельствует о том, что, прикрываясь объективно-хронологическим принципом, французское издание встало на путь покрытия важнейших материалов дипломатических архивов Франции. С откровенностью, которую лучше было бы использовать при опубликовании утаенных материалов, французская комиссия замечает, что ряд печатаемых ею документов приводится в издании лишь в выдержках. При таком положении вещей остается свободное поле для догадок относительно того, какие именно места не приводятся в публикации: но зато не приходится ломать голову при размышлению о том, под каким углом зрения сделаны эти купюры. И когда нам заявляют, что в частная переписка французских политиков и дипломатов была на обозрении у членов комиссии, мы этому готовы поверить: ведь членами комиссии являются также и те наиболее видные представители довоенной французской дипломатии, которые являются главными корреспондентами этой переписки. Однако, когда к тому же добавляется, что в этой частной переписке ничего политически интересного не заключается, то нам ничего другого не остается, как пожать плечами и подумать о легковерии тех, на кого эти слова произведут впечатление.

Зато гораздо более убедительными представляются нам слова одного из членов французской комиссии, который, пытаясь уверить читателей в том, что никакие документы французской довоенной политики не будут скрыты, указывает, что такое сокрытие являлось бы "политикой страуса", поскольку "большевистское правительство", имея в своих руках тайники "старых русских архивов", в любой момент может все это разоблачить. Таким образом, говорится тут же, так сказать, Автоматически создается взаимный контроль109 . И если Раймонд Пуанкаре зимой прошлого года счел необходимым заранее выступить с предположениями, что большая советская публикация документов по истории мировой войны будет включать в себе "много довольно парадоксальных выдумок", то это говорит лишь о том, что в нашем издании "Международные отношения в эпоху империализма" усматривается продолжение той линии, которая заложена была в первых советских публикациях:, - разоблачение политики империализма.

Несомненно, можно констатировать некоторый сдвиг в официальной французской концепции вопроса о "виновниках войны". Этот сдвиг достаточно отчетливо сказался в недавней статье профессоров Сорбонны Камилла Блока и Пьера Ренувена о происхождении и значение § 231 Версальского договора110 .

Статья, создавшая некоторую сенсацию и вызвавшая в европейской буржуазной прессе довольно большие отклики и комментарии, заключала в себе ряд моментов и политических оценок, общий смысл которых может быть утаен не столько из анализа приведенных материалов и аргументов, сколько из анализа общего политического контекста франко-германских противоречий в их крайнем обострении последнего времени. Если сравнять с обычной, можно сказать, официальной концепцией,


109 Loios Eisepmann, Die französische Aktenpublikaton"Europäische Gespräche",, 1929, N 10.

110 "Le Temps" 15 November 1931.

стр. 72

принятой и канонизированной руководящими политическими кругами послевоенной Франции, выступление профессоров Сорбонны в органе, близко стоящем к правительству, звучит как бы несколько радикально: оно сводится к тому, что хотя победители в свое время личной были убеждены в ответственности старого кайзеровского правительства, однако они ни в коем смысле не предполагали включить и не включили в версальский договор тезис о всеобщей моральной ответственности Германии. Победители, утверждают теперь авторы статьи, стремились лишь формально установить факт нападения, предпринятого Германией в июле- августе 1914 г, факт юридический, предусматривающий денежное возмещение за понесенные убытки, обычное же понимание известной статьи Версальского договора не имеет под собой никаких исторических оснований и является лишь злополучным следствием неправильного перевода, допущенного в официальном немецком издании Версальского трактата. Мы не будем рассматривать вопрос, насколько правильно, с точки зрения своих собственных классовых интересов, германская буржуазная печать проводит тактическую линию, категорически отвергая все аргументы и положения, характеризующие официозную французскую позицию111 .

Как бы то ни было, вся эта дискуссия является далеким эхом тех закулисных зондирований и переговоров, которые - это можно теперь считать установленным - имели место по репарационному вопросу вскоре после франко-американского соглашения об условиях одногодичного меморандума. О французской стороны в этих переговорах дано было понять о готовности итти на уступки в ряде второстепенных вопросов, в частности отказаться от версальского тезиса об односторонней ответственности Германии в случае, если последняя формально откажется от борьбы за ревизию материальных основ версальского трактат" и последующих соглашений. Однако самая попытка частичной "амнистии" относительно версальского тезиса имеет сугубо симптоматичный характер и показывает истинный пропагандистский смысл вопроса о "виновниках войны" в условиях подготовки новой войны. Это достаточно ярко проявилось на конференции по разоружению, при открытии которой в Женевском соборе ев Петра 31 января 1931 г. архиепископ иоркский требовал во имя торжества принципа христианского всепрощения и братства прекратить взаимные распри и отказаться от версальского тезиса об односторонней германской ответственности, чтобы открыть путь к объединению в целях разрешения общих задач, стоящих перед раздираемыми внутренними противоречиями капиталистическим миром. Это выступление вызвало резкие возражения во французской прессе, а еще более со стороны английских консервативных кругов, предпринявших в "Times" яростную атаку, общее направление которой довольно недвусмысленно выразил не кто иной, как Остип Чемберлен.

"Заявление, что все нации несут одинаковую ответственность, - сказал он, - не служит ни поднятию нравственного сознания, ни укреплению христианской веры, но означает уничтожение учения христианской морали. Должна существовать публичная мировая мораль, которую можно было бы привести в движение для того, чтобы воздействовать на нарушителя (международных нравственных законов)... Но поставить невинного и виновного на одну доску, - заявил далее Чем-


111 См напр. "Germanie" 24 November 1931, "Yossische Zeitung" 12 Dezember 1931, "Kölnische Zeitung" 13 Dezember 1931, "Deutsche Allgemeine Zeitung" 15 December 1931, Цит. по "Berliner Monatsbefte" N 1, 1932.

стр. 73

берлен, -... это значит уничтожить основы международной морали.. Сила Лига наций заключается в установлении ответственности и вины каждой нации, которая миру предпочитает войну" 112 .

Если вспомнить, какое значение в свое время при проведении своей антисоветской политики, в частности в переговорах о вступлении Германии в Лигу наций Чемберлен придавал обязательности ст. 16 статута Лиги, допускающей проведение войск против государства, признанного Советом Лиги нападающей стороной, то политический смысл его речи о неприкосновенности принципа о виновниках войны выступит достаточно отчетливо. Последующие пояснения, которые архиепископ иоркский вынужден был дать своим многочисленным негодующим оппонентам, обнаружили, что его позиция не стоит ни в каком принципиальном противоречии с позицией Остина Чемберлена, для которого, как известно, вопрос от ответственности за войну самым тесным образом в перспективе должен быть связан с антисоветской практикой! Лиги наций. И если в данном случае на Женевской конференции по разоружению, являющейся ареной борьбы за новую расстановку империалистских сил, делается попытка широкой христианской формулой дать всеобщую амнистию по делам: исторического пропитого, то это имеет своим основанием стремление предотвратить неизбежное будущее. "Платон, - пишет иоркский архиепископ, - смотрел в сторону будущего, в котором конец войны между героическими городами должен "будет рассматриваться как война гражданская"113 . ,И когда далее за этим раздаются слова грозного предупреждения, то общая политическая направленность в самой постановке вопроса 1914 - 1918 гг. в своей постановке и в своем разрешении теперь самым тесным образом переплетен всем ходом политической борьбы с вопросом о подготовке новой империалистской войны, в первую очередь против Советского союза.


112 "The Times" 13 Fber. 1931: Цит. по "Berliner Monatshofte" N 3, 1932.

113 Цит. по "Berliner Monatshefte" N 4, 1932

 


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ВОПРОС-ОБ-ОТВЕТСТВЕННОСТИ-ЗА-ВОЙНУ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Vladislav KorolevКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Korolev

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

А. Ерусалимский, ВОПРОС ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ВОЙНУ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 14.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ВОПРОС-ОБ-ОТВЕТСТВЕННОСТИ-ЗА-ВОЙНУ (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - А. Ерусалимский:

А. Ерусалимский → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Vladislav Korolev
Moscow, Россия
1635 просмотров рейтинг
14.08.2015 (3150 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ВОПРОС ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ВОЙНУ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android