Отмеченные недостатки дополняются беглыми, как бы случайно орошенными характеристиками явлений, составляющими фон работы. Злоупотребления приказчиков "были явлениями обычными и непредотвратимыми", право приказчиков выступать в качестве сватов "превращалось иногда в прямое насилие", требование Безобразовым скота в Москву характеризуется как "нерасчетливое" и т. д. и т. п.

Прикрашивание, смягчение существующих отношений и т. п. - иначе мы не можем характеризовать подобный неопределенно мирный характер этих замечаний Хотя автор в предисловии и заявляет о желании дать материал не для какой-либо определенной исторической схемы, а для объективного исследования, но методология, выводы и самый "стиль" работы являются показателем, что "объективность" автора- только дымовая завеса для проведения буржуазно-реакционной схемы даже в такой конкретной работе, как анализ вотчинного архива.

Наш вывод: книга Новосельского окажет несомненную помощь историкам своим фактическим материалом Она является антимарксистской по своей идеологической установке.

С. Симонов.

ВОССТАНИЕ ДЕКАБРИСТОВ. МАТЕРИАЛЫ, т. VI, Гиз., М. - Л., 1929, (Центрархив). Под общей редакцией и с предисловием М. Н. Покровского. Восстание Черниговского пехотного полка. К печати подготовил Ю. Г. Оксман. XVI (I вил. л.) + 406 с.

Шестой том "Восстания декабристов" посвящен восстанию Черниговского полка. Последнее старательно замалчивалось буржуазной историографией и до революции оставалось почти неизученным, -понятен поэтому интерес, который вызывает рецензируемая книга.

Структура тома и принципы отбора документов значительно отличаются от принятых для предыдущих томов того же издания. В то время как прежние томы содержали публикацию компактных архивных "дел", сложившихся в

одно архивное целое еще во время следствия над декабристами, VI том дает искусственно составленное из различных фондов собрание документов, относящихся к восстанию Черниговского полка. Сюда частично вошли дела штаба главнокомандующего I армией, хранящиеся в Ленинградском центральном Историческом архиве, дела комитета для следственных разысканий о злоумышленных обществах, хранившиеся в Архиве Октябрьской революции в Москве, документы из секретной части канцелярии начальника главного штаба (Военно- исторический архив в Москве) и из канцелярии военного министерства (также из Архива Октябрьской революции), дела аудиториатского департамента, некоторые бумаги из министерства юстиции и министерства внутренних дел. Все собранные документы разбиты на следующие отделы:

I. Официальная переписка о восстании Черниговского пехотного полка и о мерах его ликвидации.

II. Материалы дознания и конфирмованные приговоры по делам нижних чинов 8-й пехотной дивизии и 8-й артиллерийской бригады и

III. Приложения. Последние содержат документы относительно распространения "возмутительных катехизисов" С. И. Муравьева-Апостола и материалы следствия, касающиеся некоторых лиц, связанных с восстанием: священника Д. Кейзера, разжалованных в рядовые Грохольского, Башнакова и др.

В настоящий том вошли не все документы по восстанию Черниговского полка, имеющиеся в архивах. Так, не включены в него документы из личных дел лиц, связанных с восстанием, например, М. Бестужева-Рюмина, Артамона Муравьева и др. Так как эти дела в настоящее время не предполагается публиковать в других томах издания "Восстание декабристов", то исследователь, лишенный возможности изучить архивные подлинники, получает существенный ущерб. С другой стороны, целый ряд личных следственных дел важнейших участников восстания - И. Сухинова, А. Кузьмина и др. - не мог быть опубликован, так как давно утрачен. Ряд местных архивных материалов о восстании Черниговского полка сосредоточен в украинском издании "Повстання декабристiв на Украiнi з матерiялiв Киiвського центрального iсторичного арxiву. За редакцiэю В. Базилевича. Л. Добровольского та В Мiяковського (Харькiв, 1926)". Но несмотря на все это, рецензируемый том является несомненно основным собранием ценнейших документов о восстании. Приходится лишь пожалеть, что том так сильно запоздал выходом в свет. Запоздание привело и к тому, что многие документы, включенные в том, до издания последнего, уже пущены в оборот по архивным подлинникам или копиям исследовательской литературой о декабристах.

С изданием шестого тома любому историку-исследователю или популяризатору революционного движения легко будет поставить восстание Черниговского итожа на принадлежащее ему по праву место в революционной истории. Все важнейшие вопросы проблемы восстания Черниговского полка находят обильный материал для своего разрешения в опубликованном томе. Правда, материал этот, как и следовало ожидать, неравномерно отражает все стороны восстания: состоя главным образом из правительственных донесений или из показаний на следствии, он гораздо обильнее иллюстрирует действия правительства против "мятежников" и настроения в правительственных кругах, чем действия, настроения и планы противной стороны, конечно, гораздо более интересные для нас. Иначе и не могло быть. Но и материал о противоправительственном лагере все-таки очень богат и ценен, особенно в таких документах первостепенной важности, как, например, всеподданнейший доклад аудиториатского департамента! "об офицерах Черниговского пехотного полка, судимых в Могилеве за участие в произведенном полковником Сергеем Муравьевым-Апостолом возмущении", или протоколы и рапорты Белоцерковской военно-судной комиссии, подготовлявшей расправу с солдатами- декабристами. Из опубликованных материалов можно многое извлечь для документального исследования важнейшего вопроса - отношения масс к движению декабристов и к восстанию Черниговского полка. Документы шестого тома ярко обрисовывают роль инициаторов восстания - Славян, дают обильнейший материал для характеристики кипучей деятельности Сухинова, Кузьмина, Щепиллы во время восстания. Эта деятельность захватывала все стороны жизни восстания от выработки стратегических планов, внутренней организации восстания и поддержания революционной дисциплины до забот о провианте, фураже и обмундировании восставшего

полка. В рецензии невозможно полностью охарактеризовать фактическое содержание документов. Отметим лишь, что в свете целого ряда публикаций рецензируемого тома ярче видны колебания "вождя" восстания С. Муравьева-Апостола, его пассивность, боязнь решительных действий и стремление сохранить тактику "военной революции" от напора уже намечающейся волны массового движения, направление которой чутко отразили участники восстания - Славяне. Это подтверждает сходство в конечном счете восстания на Сенатской площади с южной тактикой "военной революции". Изданный том явится драгоценным подспорьем для исследователей борьбы внутренних противоречий в восстании и классового смысла этой борьбы.

Документы тщательно прокомментированы Ю. Г. Оксманом. Отдел примечаний составлен очень хорошо, в нем использован богатый литературный и документальный материал, даны параллельные сопоставления источников, сведения об авторах документов и обстоятельствах их возникновения. Но подготовка к печати самого текста документов, к сожалению, приводит к грустному выводу: шестой том "Восстания декабристов" явно снижает качество этой подготовки по сравнению с ранее вышедшими томами и почему-то меняет принципы подготовки текста, принятые для всего издания. Ранее вышедшие тома полностью сохраняют орфографию подлинника со всеми ее особенностями. В предисловии сказано (с. XIII), что и настоящий том был подготовлен так же, но при печатании "пришлось" (?) приготовленный текст "подвергнуть некоторой транскрипционной нивелировке", дав текст "по общепринятой ныне орфографии". Причиной этого явилось желание избежать... пестроты, вносимой в тексты особенностями письма у канцеляристов начала XIX в. и техническими преимуществами печатания по новой орфографии. Но обе эти причины могли бы существовать и для предыдущих томов к не содержат ничего специфического, вызванного лишь особенностями шестого тома. Сохранение же "основных фонетических особенностей речи писавших" (напр., "притчина", "Ивановичь" и пр.), создает невероятную путаницу транскрипций, утерявшей сразу особенности и новой орфографии и эпохи декабристов. То же и с пунктуацией: запятая перед "который" торжественно восстанавливается в квадратных редакторских скобках, а точка с запятой там, где надо, по смыслу, без всяких оговорок и скобок, заменяется запятой. Спрашивается, какой же смысл в первой эмендации? Ведь все равно особенности пунктуации подлинников не сохранены. Затем, не оговорено, что отмечается курсивом, - поэтому редакционные ремарки в сносках на ос. 162, 169, 174 и др. можно принять за текст подлинника, тем более, что они заключены в круглые скобки, которые в предисловии (с. XIV) оговорены как скобки подлинника. Отметим также, что подлинный текст документов на иностранных языках почему-то попадает в примечания, в основной же текст идут перероды, в го время как в предыдущих томах было обратное, т. е. гораздо более правильное расположение материала.

Документам предпослано обширное редакционное введение Ю. Г. Оксмана. Очень жаль, что автор не выдвинул своей концепции восстания Черниговского полка, - по ряду разбросанных полемических замечаний можно заметить, что автор не согласен с уже известными в литературе концепциями, но в противовес им автором собственная схема не выдвинута. Вводная статья Ю. Г. Оксмана посвящена главным образом критике - библиографическому обзору всех прежних публикаций материала о восстании Черниговского полка, а также исследований, общих оценок и популярных характеристик за сто с лишним лет. Обзор доведен до последних юбилейных изданий. Этот обзор очень интересен, он - плод огромною и кропотливого труда, тщательных изысканий. История восстания Черниговского полка в литературе прослежена до мельчайших деталей, и выполненная Ю. Г. Оксманом работа явится серьезным подспорьем для всех исследователей южного декабризма. Разбор многих работ сопровождается ценными и тонкими критическими замечаниями; особенно отметим среди них замечания о работах П. Е. Щеголева. Но настоящей историографической работой обзор Ю. Г. Оксмана, к сожалению, не может быть назван, - слишком незначительное внимание уделено классовой интерпретации той литературы, за которой следит Ю. Г. Оксман. А "общеизвестной" эту интерпретацию счесть никак нельзя. Тем более, что в тех редких местах, в которых автор слегка касается классовой сути выдвигаемых в литературе концепций восстания Черниговского полка, его формулировки подчас более чем спорны; так,

например, он предполагает, что "правящие классы России и Европы" имели "сочувствие" к революционной вспышке на юге (с. XVII). Не описка ли это? Вопрос - почему одно толкование южного восстания сменяло другое, в какую эпоху и в какой обстановке это происходило - обзором Ю. Г. Оксмана не разрешен.

Размеры рецензии не позволяют разобрать многие частные спорные вопросы, затронутые в обзоре. Остановимся поэтому лишь на некоторых, - касающихся взаимоотношений Южного общества декабристов с Обществом соединенных славян, отраженных в "Записках Горбачевского". Анализ текста "Записок" ясно показывает, что мы имеем дело с трудом коллективным. В частности, некоторые места "Записок" (рассказ о заседании в Млынищах, свидание Борисова 2-го с Бестужевым в конце лагерного сбора и др.) если не написаны Борисовым 2-м, то представляют очевидно почти буквальную запись его с тов. Затем общеизвестно, что "Записки Горбачевского" - памятник острого классового антагонизма славян и южан. Отсюда совершенно правильно еде тать вывод о необходимости очень осторожного обращения с отзывами автора (или авторов) "Записок" о южанах. Но Ю. Г. Оксман идет другим путем и проблему классового антагонизма, чтоже сумняшеся, заменяет вопросом... литературной формы. Оказывается, автор Записок заострил идеологически конфликт славян и южан под влиянием некоего литературного образца, которому подражал, а именно 75-й главы книги "Voyage du jeune Anacharsis en Grece". При чем надо добавить, что прямых доказательств знакомства Горбачевского с этим семитомным изданием не имеется. Надо всячески предостеречь от этого сугубо "литературного" уклона. Каждый мемуарист связан со стилем своего класса в определенную эпоху его существования и испытывает влияние литературных образцов. Исключений из этого правила как-будто нет. Конечно, это влияние необходимо учитывать, но никак не подменять проблемы классовой борьбы вопросами литературной формы.

Остановимся затем на утверждении Ю. Г. Оксмана, что "Правила" Соединенных славян есть "несомненный сколок" с "Пифагоровых законов и нравственных правил", переведенных В. Содиковым (СПБ. 1808). Это соображение очень интересно (с. XVI), но совершенно непонятно, в какой специальной работе ¹ это установлено Оксманом. Конечно, рецензия Ю. Г.. Оксмана на пятый том "Восстания декабристов" не может быть сочтена такой работой. Будем ждать появления этой работы, пока же, несмотря на самое сильное желание, в "правиле" - "не презирай народ Иудейский за то, что он поклонялся ослу: народы, обоготворяющие человека, благоразумнее ли поступают? (правило 102-е стр. 26). Я не могу усмотреть совпадения ни с одним из "правил" Соединенных славян. Мною сличены со славянскими "правилами" все 325 правил переведенных Сопиковым, и я никак не могу согласиться с мнением, что первые - "сколок" со вторых. Выдвинутый Ю. Г. Оксманом вопрос очень интересен, но опубликованная им аргументация неубедительна.

Подводя итоги, скажем, что Ю. Г. Оксманом проделана большая и ценная работа и что, несмотря на указанные недостатки, рецензируемый том является крупным вкладом в документальную литературу декабризма, и его появле-

¹ В поисках ее я наткнулась на случайно ускользнувшую ранее от моего внимания рецензию Ю. Г. Оксмана на V т. "Восстании декабристов" ["Каторга и ссылка" 1928, N 2(39)], где Ю. Г. Оксман приводит некоторые тексты "Пифагоровых законов", "сколком" с которых, по его мнению, являются славянские "Правила". Попутно я наткнулась на одно утверждение Ю. Г. Оксмана о моей книге "Общество соединенных славян", которое нуждается в фактическом опровержении. Ю. Г. Оксман пишет, что архивные материалы о славянах, пошедшие в V Т. "Восстания декабристов", "разысканы были уже после того, как закончила в 1925 г. свою юбилейную книгу об Обществе соединенных славян М. В. Нечкина", почему я и не могла де их полностью изучить. Это фактически неверно с начала до конца: упомянутые дела о Славянах (без которых, кстати, просто немыслимо исследование Общества соединенных славян) были найдены не после, а во время моей работы над книгой, и, конечно, изучены мною.

Непонятно, зачем понадобилось "пускать в оборот" такие заведомо неверные сведения. Кстати, в моей книге использованы также документы военно-судного производства, законченного в 1827 г. в Могилеве (дела об Усовском, Драгоманове и др.), которые Оксман в упомянутой рецензии почему-то считает "совершенно неизвестными" в литературе.

ние должно оживить изучение интереснейшей проблемы истории декабристов - восстания Черниговского полка.

М. Нечкина

Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ. Избранные сочинения в пяти томах. Т. I. Под ред. М. Н. Покровского. Приготовили к печати и снабдили примечаниями М. В. Нечкина, Н. М. Чернышевская-Быстрова и А. Н. Штраух; Гиз, М. -Л. 1928, с 633+110.

Настоящее издание задумано и выполняется Комиссией ЦИК'а по ознаменованию столетия со дня рождения Чернышевского совместно с Комакадемией. Первый том должен дать характеристику Чернышевского как историка, второй - будет посвящен Чернышевскому-экономисту, третий - философским, четвертый - литературно-критическим и пятый - беллетристическим работам Чернышевского.

Обращаясь к вышедшему первому тому, мы должны прежде всего остановиться на его основном содержании. По замыслу составителей, в него должны были войти те произведения Чернышевского, которые характеризовали бы две группы исторических фактов, сильнее всего повлиявших на выработку его политического миросозерцания вообще и его исторических взглядов в частности: европейскую, главным образом французскую, классовую борьбу 1815 - 1851 гг. и крестьянский вопрос в России конца 50-х и начала 60-х годов. Но такой принцип построения тома, ставящего себе задачей дать более или менее полное и яркое представление о Чернышевском как историке, кажется нам спорным. Во-первых, "крестьянские" статьи Чернышевского являются не столько историей, сколько публицистикой и лишь отчасти (во всяком случае, не больше, чем его замечательные обзоры зап. -европейской политической жизни) характеризуют его исторические взгляды. А, во-вторых, как правильно отмечают и сами составители, благодаря такой структуре тома в него не вошли некоторые исключительно интересные исторические статьи Чернышевского. Поэтому правильнее было бы - кроме тома специально исторического - дать еще том, посвященный Чернышевскому-публицисту.

Но если отвлечься от этого - неудачного, по нашему мнению, принципа построения тома, то надо признать, что содержание его представляет все же огромный интерес, и составлен он в общем весьма умело.

Избранным сочинениям самого Чернышевского предпослана известная уже читателям "Историка Марксиста" статья М. Н. Покровского - "Чернышевский как историк", затем довольно обширный (свыше 70 с.) биографический очерк, составленный В. И. Невским, и "Вводные замечания", посвященные характеру той работы, которая проделана составителями настоящего тома.

Из статей Чернышевского, вызванных крестьянским вопросом в России, в том вошли: "Труден ли выкуп земли?", "Материалы для решения крестьянского вопроса", далее, статья, посвященная известной работе Гакстгаузена, затем "Письма без адреса" и прокламация - "Барским крестьянам". Отдельно стоит имеющая исключительный интерес статья "Национальная бестолковость" выявляющая взгляды Чернышевского на национальный вопрос в России и Австрии. Наконец, более поло, вины текста Чернышевского (около 300 с.) занимают три его знаменитых статьи о борьбе классов и партий во Франции (эпоха реставрации, июльская монархия и "Кавеньяк").

Самой замечательной особенностью настоящего издания является текст Чернышевского, впервые полностью восстановленный по сохранившимся рукописям и корректурам, следовательно, в том виде, в каком сам Чернышевский представлял свои работы в цензуру. Кроме цензурных помарок и изменений в тексте сохранены и те изменения, которые делал сам автор в порядке стилистической правки текста. Всего таких купюр и редакционных изменений в томе около 400. Все это делает данное издание не только популярным, но, в известной степени, и научным, чрезвычайно интересным не только для рядовых читателей, но и для исследователей.

Особенно интересны, конечно, те отрывки (местами занимающие почти страницу текста), которые были выброшены цензурой. Иногда они вносят ряд новых или более ярких черточек в то представление о "Чернышевском, которое сложилось на основании текста его опубликованных сочинений. Такова например поистине замечательная страница в "Июльской монархии" (сс. 416 - 417), посвященная процессу сен-симонистов и ставящая принципиальный вопрос, почему новые идеи подвергаются преследованиям. Здесь Чернышевский с исключительной даже для него силой и логической беспощадностью сформу-

лировал характерные черты того революциониого реализма, той вражды к сентиментальной фразе, которые моментами так сближают его с Марксом.

Кроме подбора материала и указанной нами кропотливой работы над шкетом Чернышевского, составители данного тома дали в приложении огромное число примечаний (всего 587), занимающих 64 страницы и словарь-указатель имен.

Примечания, согласно той двойной цели, которую доставили себе составители (дать одновременно популярное и здание Чернышевского и научный текст его статей), носят двойственный характер- то популяризаторский, то библиографический и текстологический. Кроме того, самые примечания к особенностям текста расположены не всегда в строго арифметическом порядке: это вызвано невидимому тем, что многие из них составлялись после того, как том был уже сверстан. Указатель имен преследует и популяризаторские и справочные цели.

Вся эта популяризаторская работа, большая и полезная, не свободна от отдельных ошибок. Остановимся на некоторых из них, бросившихся нам в глаза.

В примечании 426 слово "санкюлоты" переводится "бесштанники". Это ненужное, упрощение Санкюлотами называли тех, что не носил, как дворяне и высшая буржуазия, коротких штанов с чулками (culottes), а длинные брюки, т. е. не "бесштанников", не "голытьбу", а плебеев, простолюдинов. В словаре-указателе домен мы нашли целый ряд неверных или спорных утверждений. Так, про Бабефа говорится, что он "не играл роли в революции до 9 термидора". Это конечно совершенно не соответствует действительности. Его роль была, правда, довольно скромная, но все же настолько заметная, что он неоднократно подвергался преследованиям. Далее, на с. 596 мы читаем, что "в 1871 г. Бланки был избран членом Парижской Коммуны, но правительство Тьера не пропустило его в революционный Париж". (Разрядка наша - Б. Г.) Бланки быт в эго время замурован в крепостной тюрьме на севере Франции и речь шла не о "пропуске" его в Париж, а об его освобождении в обмен на арестованных Коммуной заложников. На с. 604 про Гюбеpа говорится, что он "участвовал в заговоре Бланки". Совершенно непонятно о каком "заговоре" идет здесь речь. На с. 610 про публициста Карреля не упомянуто, что он был также историком, написавшим известную книгу "История контрреволюции в Англии". На с. 616 далеко не точно утверждение, что "большинство к классовых группировок", которое поддержало государственный переворот Наполеона 111, "скоро... жестоко разочаровалось в своем избраннике": это произошло отнюдь не "скоро", -значительные массы крестьянства были настроены бонапартистски (по крайней мере, пассивно) почти до самого падения империи.

Можно было найти еще ряд таких неточностей. Но они "е уменьшают большого историко- литературного и культурно-пропагандистского значения той огромной и ценной работы, которая проделана составителями I тома. Остается пожелать, чтобы и остальные томы этого издания были составлены с такой же тщательностью, а также, чтобы цена их была понижена. Ибо 6 р. для такого издания - непомерно большая цена, которая затрудняет его распространение.

Б. Горев

Б. П. КОЗЬМИН. Революционное подполье в эпоху "белого террор а". Ист. -рев. биб-ка Изд. Общ. политкаторжан, М. 1929, с. 191.

В своей новой работе неутомимый исследователь нашего далекого революционного прошлого Б. П. Козьмин ставит своей задачей заполнить "промежуток между каракозовским и нечаевским делами", т. -е. найти следы или зародыши революционных организаций в годы, следовавшие за разгромом ишутинского кружка и получившие название "эпохи белого террора", в годы, когда по мнению большинства историков революционного движения и даже мемуаристов "в России вообще никакой революционной работы не велось, и никаких революционных организаций не существовало".

Путем изучения большого архивного материала, к которому до сих пор еще почти не прикасалась рука исследователя (показания и переписка ряда арестованных по политическим делам в 1868 и 1869 гг., официальные донесения и докладные записки III отделения и т. п.), и опираясь на огромное количество уже опубликованных источников исторического и мемуарного характера, автор в результате кропотливого анализа всего этого материала приходит к ВЫВОДУ о существовании в Петербурге

в 1867 и 1868 гг, довольно многочисленного революционного кружка или группы, объединявшей, между прочим, некоторых бывших каракозовцев с будущими нечаевцами. Эта группа занималась пропагандой среди студенчества, пыталась завязать сношения с тогдашней женевской эмиграцией (главным образом с Элпидиным) и, может быть, даже обсуждала планы цареубийства. Без подготовительной деятельности этой группы, по мнению автора, трудно было бы объяснить, как мог Нечаев "создать среди этой мертвой пустыни (какой кажется историкам и мемуаристам эпоха "белого террора" - Б. Г.) революционную организацию и вызвать интенсивное движение среди петербургского студенчества в зиму 1868 - 1869 гг.".

Надо отдать справедливость автору Собранные им материалы, филигранная работа исторического анализа и живость изложения делают его книжку весьма интересной, притом - не только для историков.

Перед нами встает целый ряд фигур революционно настроенной молодежи конца 60-х гг. и между ними особенно любопытная личность Бочкарева, пытавшегося объединить революционные планы в России с пропагандой тогдашних радикальных идей среди балканских и австрийских славян, стойко и умело, вопреки тогдашнему обыкновению, державшегося на допросах. Нам удается заглянуть в закулисную сторону части женевской эмиграции, во главе с Элпидиным, а также в розыскную работу III отделения Мы узнаем о самых разнообразных начинаниях и попытках молодежи - от студенческой кассы и кухмистерской до планов освобождения Чернышевского и даже до разговоров о цареубийстве. А где-то, вдали от главных действующих лиц, смутно вырисовываются фигуры Ткачева и Нечаева.

Повторяем, все это весьма ценно и интересно. Но главная задача автора - доказать и убедить нас в существовании определенной революционной организации, целого "революционного подполья" в 1867 - 1868 гг. Несмотря на ряд оговорок о небольшом масштабе работы этой организации и о полной неудаче всех ее начинаний, - эта главная задача, думается нам, далеко не вполне достигнута. В его работе наряду с твердо установленными фактами много гипотез, правда, нередко весьма интересных и остроумных, но все-таки только гипотез. Он слишком долго останавливается на мистификации с подготовкой взрыва царского поезда. Иногда ело попытка, на основании весьма косвенных улик и довольно случайных связей между действующими лицами - доказать существование организации, напоминают юридическое построение обвинительного акта Наконец, на ряду с весьма тщательной критикой источников, которая составляет как известно, весьма сильную сторону всех исторических работ автора, он в данной книжке подчас слишком доверяет мемуарам Так, он принимает на веру переданное из вторых рук (со слов Неттлау) воспоминание Черкезова, буд-то одним из членов изучаемой им группы был Ткачев.

Но как бы ни относиться к некоторым доказательствам и гипотезам автора, собранный им и тщательно проанализированный материал сам по себе является безусловно новым и ценным вкладом в историю революционного движения, вернее, революционных настроений и попыток 60 х гг., а мастерство его ана-1ьза, даже при несогласии с некоторыми выводами, доставляет почти эстетическое удовольствие

Б. Горев

С. АГУРСКИЙ. Революционное движение в Белоруссии (1863- 1917) Истпарт ЦК ВКП(б)Б, Белорусск. Гос. изд., Минск, 1928, 346 стр.

Достоинством этой книги является то, что она вышла, т е то, что появилась, наконец, на свет книга, которая пытается дать цельную и обобщенную картину рево1юционного движения в Белоруссии в течение послереформенного периода

К сожалению, если книга на такую тему является только выражением назревшей -потребности, она этой потребности вовсе не удовлетворяет.

Основным ее недостатком является, если можно так сказать, отсутствие "философии" Это вовсе не значит, что мы упрекаем автора в отсутствии рассуждений или в недостатке мысли. Нет, в книге можно найти и рассуждения, и мысли. К сожалению, эти мысли и рассуждения слишком общи, очень часто стоят вне связи с материалом книги, с ее содержанием, с фактами, которые группирует автор. Наличие таких рассуждении не только не опровергает нашего мнения об отсутствии "философии", но, напротив, еще более ярко подтверждает. В самом деле При изучении истории револю-

ционного движения в Белоруссии мы сталкиваемся не только с специфичностью экономической структуры, хозяйственных отношений в стране, мы сталкиваемся также и с весьма оригинальной внешней питательной средой, с многоразличным влиянием не только русского, но и польского, и еврейского революционного движения Задачей исследования, таким образом, становится не только изучение специфических экономических отношений, не только анализ влияния национально-идеологических традиций (и перевод их на язык социальных отношений) внутри Белоруссии, но и вскрытие характера и степени влияния революционного движения в России и Польше на таковые же в Белоруссии.

Только уяснив все эти моменты, можно дать внутренне единую картину революционного движения. Такое изучение, конечно, само по себе еще не гарантирует правильности результатов (понятно, что в результате большего или меньшего охвата материала, более или менее глубокого проникновения в него, более или менее критического взгляда можно даже три одном и том же марксистском методе притти к различным положениям. Это верно). Но без такого подхода никакого внутреннего единства поучиться не может. Именно эта беда случилась и с тов. Агурским. В его истории факты нанизаны одни на другие, без всякой внутренней связи, чисто внешне и механически соединены эти факты революционного движения в Белоруссии с событиями российского революционного движения.

Эта механическая связь сказалась и на построении книги всюду перед тем как подойти к какому- нибудь явлению или этапу истории революционного движения, автор предварительно дает очерк по истории событий в России (перед историей народничества в Белоруссии дается история народничества в России, очерк переходного периода в рабочем движении Белоруссии сопровождается таким же очерком по истории России, перед тем как рассказать историю экономизма и зубатовщины в Белоруссии рассказывается история этого же периода в России). Но автор и не пытается вскрыть ни закономерностей в истории российского движения, ни различия или тождества по сравнению с российским движением в (революционном движении Белоруссии. Для автора все главы о российском движении, занимающие кстати очень много места, не меньше четверти книги, имеют значение только хронологического предисловия, в результате читатель имеет дело с утомительным и бесполезным повторением материала. Весьма общие, чтобы не сказать, шаблонные выводы, хорошо известные, повторяются и тут, и там, и в русской, и в белорусской главах, а материал, независимо от этих выводов, в весьма сыром виде распределяется под чисто внешними рубриками.

Как добрый марксист автор обращается к экономике. Но он так беспомощно оперирует теми данными которые случайно подвернулись ему под руки, что нужно только благодарить автора, что он из своего экономического анализа не делает никаких выводов Обращение к экономике является для автора той данью "марксистской" добродетели и традиции (которая обязательно требует экономического анализа. Помилуйте, что же это - за марксизм, если без экономики, без базы, без цифр!) Цифры, однако, несмотря на свой скромный вид, могут иметь весьма злодейские последствия: их употребление иногда может разоблачить "качество" "марксизма" еще больше, чем их отсутствие. Так получилось и у тов. Агурского. Характеризуя экономическое положение Белоруссии во второй половине XIX века, в частности положение крестьянства, автор так цитирует манифест 19 февраля 1861 г. " помещики, сохраняя право собственности на все принадлежащие им земли, предоставляют крестьянам, за установленные повинности, в постоянное пользование усадебную их оседлость". На этом автор обрывает цитату и у читателя, не имеющего самых элементарных сведений, может создаться представление, будто бы освобождение крестьян было у нас безземельным. Между тем, сейчас же вслед за цитируемой фразой следует другая, отделенная только запятой от приведенной автором, фраза, которая говорит о наделении крестьян на определенных условиях землей для выполнения ими соответственных повинностей перед государством и помещиком. Как увидит читатель ниже, эта ошибка у автора не случайна, пока же мы хотим только отметить, что как раз на Белоруссии условия крестьянского "освобождения" были значительно отличными от русских. Не отметив этого отличия, нельзя дать правильной характеристики экономического положения крестьянства. Но эта

ошибка десятистепенная по сравнению с той, какую делает автор сейчас же вслед за ошибочно цитируемым манифестом. На стр. 7 он приводит из книги проф. Довнар-Запольского "Народное хозяйство Белоруссии" таблицу землевладения Белоруссии в 1877 - 87 гг. По этой таблице у автора получается, будто к 1877 -г. максимальный процент крестьянской земли в белорусских губерниях по отношению ко всей земельной площади составлял 3,5%, а в 1887 г. - 8,1%. Всякий, имеющий хоть сколько-нибудь "оное представление о распределении земельных владений между различными социальными группами, этими цифрами поразится. Откуда их взял автор? (Уж не решил ли он, что крестьянам, действительно была предоставлена только усадебная оседлость? Но и тогда откуда эти цифры?). Простая справка у Довнар-Запольского успокоит читателя. Эта таблица говорит не о распределении "сего землевладения, а только частного землевладения. Автор безмятежно вычеркнул все крестьянское надельное землевладение и потому получил такие нелепые цифры, по которым "в Минской губернии крестьяне владели до 1887 г. всего 1,2% всей земельной площади, помещики - 93%) (эти же цифры, ничтоже сумнящеся, в доказательство нищеты белорусской деревни, повторяет рецензент этой книги в одном из номеров "Пролетарской Революции"). Это у автора, не оговорка - на стр. 115 - 117 повторяются подобные же данные. Конечно, после такого анализа уже в качестве положительного явления должно быть отмечено то, что весь этот анализ просто пристегнут к остальному материалу. Ни в какой связи с ним он не стоит. Экономические экскурсы как-то вклеены в чисто описательный и весьма сырой материал, которым книга загружена.

Преобладание описательной стороны над аналитической вообще исключительно велико; у автора нельзя - заметить и попытки объяснить такие явления, которые вопиют об объяснении. Например, на 42 стр. можно прочесть следующее: "Дух истинной интернациональной пролетарской солидарности господствовал в еврейском рабочем движении лишь до 1 мая 1895 года. С этого дня берет свое начало новое направление в еврейском рабочем движении - националистическое, от которого оно не могло освободиться в течение десятков лет". Напрасно будете вы искать причин такого поворота в еврейской революционной мысли к национализму, напрасно ждете вы выяснения: почему именно в день 1 мая 1895 г. этот поворот обнаружился - ответа не найдете. Но если здесь утверждение заменяет собою объяснение, то в других местах вы столкнетесь с тем, как анализ подменяется беллетристикой: "Кровавые бойни и погромы, сопровождавшие царский манифест 17 октября, окончательно разоблачили перед массами сущность царских "свобод". Идиллия была разрушена, и народные массы потеряли всякую веру в обещанные свободы. Для всех стало ясно, что освобождения можно добиться только путем решительной борьбы против царизма". Но так ли это было в действительности? Действительно ли царизм окончательно и перед всеми (в том числе и перед крестьянством) был разоблачен? Об этом автор и не думает. Агитационная фраза, в свое время может быть и необходимая, осбождает нашего историка от исторического рассмотрения вопроса. Целого ряда проблем, давным-давно поднятых в марксистско-ленинской литературе при изучении революции 1905 г., автор даже не подозревает (ср., например, ленинскую трактовку взаимоотношения экономической и политической борьбы рабочего класса с тем, как изумительно-примитивно рисует эти отношения автор на стр. 127), а там, где автор чувствует проблему (как, например, в вопросе о причинах отсутствия Советов на Белоруссии), он ее совсем неудовлетворительно решает.

В конце-концов с описательным характером всей книги, с отсутствием анализа можно было бы примириться, если бы они не дополнялись весьма грубыми ошибками. На некоторых из них мы считаем необходимым остановиться. Раньше всего, мы считаем совершенно неправильной ту характеристику, которую автор дает польскому восстанию 1863 г.: "Подобно восстанию 1830 г., восстание 1863 г. было организовано помещиками и духовенством. Все восстание проходило под чисто шовинистическими лозунгами. Как помещики, так и духовенство звали массы на борьбу за католическую религию и независимое отечество" (15 стр., см. также 17 стр.). Вот центральный вывод автора-вывод, нужно прямо сказать, сугубо неправильный. Конечно, верно, что в польском восстании 1863 г. были две струи: струя помещичья и

революционно - народническая. Несомненно верно, что Центральный польский комитет, например, отражал эти помещичьи интересы, когда в письме к Герцену заявлял: "народная организация в первую минуту восстания наделит сельских обывателей землей, ныне ими обрабатываемой, а народное правительство возьмет на себя вознаграждение помещиков из общих государственных сумм" (наличие таких шляхетско-консервативных тенденций в польском восстании неоспоримо, но можно ли отсюда делать такой вывод, какой сделал тов. Агурский?). Но можно ли забывать про другую струю в движении, струю вынесшую Домбровского и Врублевского на баррикады Парижской Коммуны? Можно ли забыть про огромное международное объективно-революционное значение польского восстания? Нельзя указывать только на националистический характер движения и забывать про его революционную роль. Рассматривая польское восстание вне исторической перспективы, неправильно делая ударение на его, так сказать, шляхтетско-консервативной струе, автор приходит к выводам, которые противоречат мнению Маркса и Энгельса, Ленина, Герцена и Чернышевского. Энгельс в 1874 году довольно категорически заявил: "Польша еще в большей степени, чем Франция, поставлена своим историческим развитием и своим современным положением перед выбором - или быть революционной, или погибнуть. И в силу этого теряет всякое значение вся нелепая болтовня о преимущественно аристократическом характере польского движения". (Д. Рязанов. Очерки по истории марксизма, т. II, стр. 349 - 350). Точно также и Ленин, цитируя мнение Маркса, что "даже польское дворянство, стоявшее еще частью на феодальной почве, примкнуло с беспримерным самоотвержением к демократической аграрной революции", заявлял: "Тогда революционною была именно Польша в целом, не только крестьянство, но и масса дворянства... Тогда полная победа демократии в Европе была действительно невозможна без восстановления Польши. Тогда Польша была действительно оплотом цивилизации против царизма, передовым отрядом демократии" (Ленин, IV том, I отд., стр. 224 - 225).

Тов. Агурский все время подчеркивает, что крестьяне не принимали участия в "панском" восстании, выдавали даже повстанцев в руки полиции и т. д. По тов. Агурскому выходит также, что крестьяне выступали против польских помещиков, в силу чуть ли не сознательного классового расчета, потому что хотели избежать неизбежного владычества польского помещика на освобожденной земле. Это все равно, как если бы сказать, что те же крестьяне, одетые в солдатские шинели, из-за соображений классового расчета или даже классовой ненависти, расстреливали русских бар, офицеров-помещиков в 1825 г. на Дворцовой (Сенатской) площади. А ведь суть-то в том и заключается, что крестьяне повернули против революционных бар и встали на защиту бар реакционных. Оправдывать, даже косвенно, такое поведение крестьянства никоим образом нельзя. Его можно только объяснить, и в правильном объяснении окажется, что "главной причиной" пассивности и даже враждебности крестьянства было вовсе не то, что помещики "хотели таким путем (путем предоставления земли) использовать крестьянство в борьбе за независимую Польшу", а невежество, темнота, распыленность, политическая индиферентность крестьянства. Поведение крестьянства было реакционным, и то, что крестьяне выступали против повстанцев, также мало меняет объективный смысл 1863 года, как тот факт, что русские крестьяне выдавали "сицилистов" полиции, ничего не меняет в революционном значении нашего народнического движения. Чернышевский, величайший русский демократ, точно также расценивал поведение русских крестьян в восстании 1846 года, и он же " статье "Национальная бестактность" в 1862 г. предупреждал против демагогического направления украинских и русинских крестьян против поляков, подготовлявшихся тогда к восстанию. Ленин целиком поддержал мнение Чернышевского, который, по его словам, подобно Марксу сумел оценить значение польского движения, и противопоставляет ему Драгоманова, "который выражал точку зрения крестьянина, настолько еще дикого, сонного, приросшего к своей куче навоза, что из-за законной ненависти к польскому пану он не мог понять значения борьбы этих; панов для всероссийской демократиям (Ленин, XII т., ч. II, 523 - 524).

Таким образом оценка тов. Агурского (15 и 17 стр.) решительно противоречит и оценке пролетарских демократов -Маркса и Ленина - и оценке революционны демократов - Герцена, Ба-

кунина и Чернышевского, хотя соответствует точке зрения Прудона. Единственным утешением и здесь является тот факт, что и с своих рассуждениях, и в своих оценках наш автор не страдает последовательностью. После того, как он назвал восстание чисто шовинистическим и чуть ли не католическим, он все же - на стр. 22 - признает, что восстание "имею колоссальное значение для демократического и революционного движения того времени".

Беда, однако, в том, что т. Агурский далеко не всюду так непоследователен, т. -е. не всегда меняет совсем неправильную оценку или формулировку на более или менее правильную. Очень часто он абсолютно неправильные замечания оставляет, не изменяя. К числу таких относится и сообщение т. Агурского о национализации земли: "Ленин предложил включить в аграрную программу пункт об отмене частной собственности на землю и о передаче всей земли в руки государства, т. е. национализации земли. Меньшевики высказались против национализации земли, так как это привело бы, по мнению меньшевиков, к усилению государства, которое после революции будет находиться в руках буржуазии - врагов рабочего класса. Ленин, однако, исходил из того положения, что аграрная программа должна быть рассчитана не на буржуазную революцию и буржуазную власть, но на такое государство, где во главе власти будут стоять рабочие и крестьяне, и когда такое правительство получит в свои руки всю землю, то этим ?будут усилены позиции пролетариата, который получит благодаря этому возможность развития по пути к социализму" (158 стр.). Здесь в двух-трех фразах нагроможден целый ряд ошибок. Тов. Ангурский "открыл", что аграрная программа РСДРП, в частности национализация земли, рассчитана не на буржуазную революцию. Это после того, как Ленин потратил столько усилий, чтобы доказать Маслову, что национализация теоретически не только совместима с буржуазными отношениями, но и способствует более быстрому их развитии, это после цитат из "Теорий прибавочной стоимости", широко пущенных Лениным в оборот русской марксистской мысли. Вдобавок ко всему еще одна неправильность: меньшевики возражали против национализации вовсе не потому, что она усиливала буржуазное государство, а как раз потому, что могла усилить абсолютизм. Именно на IV съезде, выступая против ленинской национализации, Плеханов и развил эти соображения.

Наряду с этими капитальными ошибками, в книге очень много и менее существенных ошибок. Нельзя не признать ошибочным утверждение, будто после 9 января в Белоруссии начинаются встанем, чуть ли не организуемые социал-демократией. Автор пишет: "Уже 11 января, как только получились первые сведения о петербургских событиях, во всех городах и местечках Белоруссии начинаются выступления и забастовки, носившие характер революционного восстания" (стр. 123). В Вильне, во время забастовки "руководители с. -д партий хотели организовать вооруженное восстание" (124). "13 января Сморгонь была в руках пролетариата". "Восстание было подавлено 14 января" (14) Вся эта картина являлась бы несомненно одной из эффектнейших страниц январского движения, если бы... если бы она соответствовала действительности. Неверно далее, будто "Земля и Воля" (70-х годов) "совершенно не касалась рабочего движения" (26 стр.), будто только в конце 70-х годов на арене русского революционного движения появляется рабочий (33 стр.). Не говоря уже о Петре Алексееве, к 1874 г., т. -е. к первой половине 70-х годов, создается Южно-Российский Союз Рабочих. Неверно, будто "благодаря стачкам к убеждению о необходимости сокращения рабочего дня пришли не только фабриканты, но даже и царское правительство" (44) Правительство, руководствуясь побуждениями полицейского характера, было настроено более решительно за сокращение рабочего времени. Неверно, будто манифест I съезда не поручали писать и редактировать Плеханову, потому что считали его слишком оторванным (53) Автор напрасно следует здесь Эйдельману. Неверно, будто первый Совет родился в октябре в Петербурге. Сейчас общепризнано, что первый Совет создался летом в Иваново-Вознесенске. Неверно, будто все министры состояли почетными членами Союза русского народа (154). На Витте, например, Союз русского народа даже устраивал покушение. Неверно, будто "под влиянием аграрных волнений кадеты также вынуждены были стать в оппозицию к правительству" (156). Они находились в оппозиции значительно ранее, и как раз обратно, усиление аграрных волнений в 1906 г. должно было усилить у них соглашательское, а не оппозиционное крыло.

Наряду с этими ошибками очень много и таких замечаний, которые объясняются небрежностью, неряшливостью. Нельзя, например, писать о периоде реакции- 1907 08 г г. так: "Многим казалось, что если такие работники, как Азеф, Каплинский, Малиновский и др., оказались провокаторами, то уже почти невозможно кому-либо доверять" (170). Предательство Малиновского было окончательно установлено только уже ко времени революция. Нельзя относить крестьянские беспорядки, которые произошли в апреле 1912 года в результате, как пишет сам автор, длившейся много лет тяжбы, к разделу, который озаглавлен: "Отклики ленского расстрела в Белоруссии". Нельзя в доказательство того, что рабочее движение убедило народников, ссылаться на 4-й номер "Летучего листка группы народовольцев". Листок это был почти совсем марксистским и почти вся группа во главе с Ольшанским, как известно, перешла к марксистам.

Много опечаток или пропусков. Дворянский банк был организован не в 1895 г, а в 1885 г., партия социалистов-революционеров организовалась не в 1903 г.., а в 1901 г. и др.

Использованные источники носят самый разнообразный характер, но преимущественно автор оперирует уже опубликованным материалом. Но совсем странный характер имеет использованная автором литература по экономическим вопросам, больше всего он почему-то цитирует книжку Батуринского об аграрной политике царизма и крестьянском банке. Оттуда он берет цитаты даже из Туган-Барановского (!). По военной экономике автор пользуется только совершенно устарелой книжкой Авилова, и то он пользуется только тем ее отрывком, который помещен в хрестоматии "Революция и РКП".

Наконец, необходимо отметить излишность некоторых приложений Вообще приложения занимают более трети всей книги и наряду с весьма ценными, вроде "Мужицкой Правды", есть и такие, которые перепечатаны из "Пролетарской Революции", "Красной Летописи", из "Пролетария", переизданного уже в наше время, из изданных опять-таки в последнее время сборников по 1905 году.

Нужно обратить также внимание и на стиль книги (Правда, здесь вина уже не автора, а переводчиков: книга переводилась с еврейского). Попадаются такие выражения: "рабочий день продолжается круглые сутки", "основным капиталистическим элементом были магазины" и т. д.

В книге собран впервые, - нужно отметить, -значительный и интересный материал, вроде "Мужицкой Правды" или очень ценного предисловия Ленина (98 - 99) к отчету о III съезде, изданному на еврейском языке (по сообщению т. Агурского предисловие это впервые появляется на русском языке). Но весь собранный материал преподнесен страшно сыро, мало или плохо обобщен, специфические черты экономических отношений не выяснены, "социологический эквивалент", как говорил Плеханов, социальная база различных революционных групп не вскрыта, национально-идеологические традиции не объяснены, не переведены на язык социальных отношений. В книге много ошибок, иногда весьма грубых, иногда вызывавшихся, вероятно, небрежным переводом, спешкой и т. д. Все это и заставляет нас в общем вынести отрицательный отзыв о книге. Ее нужно коренным образом переработать и тогда она сумеет в известной степени удовлетворить потребность в книге по истории революционного движения в Белоруссии.

М. Югов

ПРОТОКОЛЫ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА РСДРП. Институт Ленина при ЦК ВКП(б) Государственное Издательство. Москва-Ленинград 1929 г.

Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б) охватывают период с августа 1917 г. по февраль 1918 г. включительно Они изданы Институтом Ленина под общей редакцией М. А. Савельева. Подготовил их к печати т. В. Рахметов. Протоколы снабжены примечаниями, имеют также приложения, относящиеся к тому или иному протоколу, а также и приложения в конце книги, а именно: семь номеров бюллетеней, издававшихся в октябре по постановлению ЦКП(б) Секретариатом ЦК. Кроме того, приложены некоторые документы о Брестском мире, а также указатели - именной, предметный и даже географический.

В сообщении, сделанном от редакции указывается, что в основу издаваемых протоколов, охватывающих по существу период с VI по VII съезд партии, положена хранящаяся в архиве Института Ленина, переплетенная тетрадь, где записаны подряд протоколы ЦК. Они записаны "сперва рукой Е. Д. Стасовой, входившей в 1917/18 г. в Секретариат ЦК, а затем рукой неизвестного переписчика". Редакция при этом оговаривает, что "протоколы эти насколь-

ко известно, официально никем "е утверждались и потому скорей могли быть названы протокольными записями заседаний ЦК". Редакция также указывает, что кроме так называемой "тетради т. Стасовой" имеются в Секретном архиве ЦК ВКП(б) "черновые наброски" протоколов ЦК, начиная с 10 октября по 24 февраля 1918 г. по старому стилю. Они использованы в качестве варианта к основному тексту протоколов из "тетради т. Стасовой". И только четыре протокола - из сорока четырех напечатанных - даны по тексту Секретного архива, так как "он значительно подробнее текста "тетради т. Стасовой", как отмечает редакция. Кем были 'Составлены эти черновые наброски, хранящиеся в Секретном архиве ЦК ВКП(б), редакция не оговаривает. Можно предполагать, что это осталось к сожалению невыясненным.

Необходимо отметить, что издаваемые протоколы не охватывают всех заседаний ЦК за этот необыкновенно важный период, на что указывает и сама редакция. Так, нет совсем протоколов ЦК за корниловские дни. А между тем в газетах имеются воззвания и декларации ЦК, относящиеся к этим дням, которые указывают на то, что заседания ЦК происходили и в это время. Не все протоколы сохранились и за октябрьский период. Так, например, нет протокола от 31 октября, хотя на заседании ЦК 1 ноября Ф. Э. Дзержинский говорит о "вчерашнем заседании". Нет также протокола заседания от 2-го ноября, но есть резолюция ЦК от этого же числа. За декабрь сохранился только один протокол. За январь и февраль сохранились только протоколы, касающиеся мирных переговоров с Германией. Трудно, конечно, предположить, что ЦК не обсуждал других вопросов в этот период, как и отмечает редакция. К сожалению, редакция не указывает, найден ли был ею какой-либо газетный материал, относящийся к заседаниям ЦК за этот период. В силу этих весьма важных причин издаваемые протоколы ЦК, конечно, не дают "счерпывающей картины деятельности ЦК. Но они не дают исчерпывающей картины и по другой причине - в силу некоторой скудости записи. Естественно, поскольку запись была не стенографическая, а обычная, она не могла отразить целиком прения по ряду рассматриваемых, особенно политических, вопросов. Правда, при чтении некоторых протоколов удивляешься подробности их записи, но с точки зрения обычной протокольной фиксации, а не стенограммы. Так, по нашему мнению, особенно слабо отраженным оказался в протоколах важнейший момент деятельности ЦК, именно процесс подготовки Октября. В этом отношении отдел 1-й издаваемых протоколов, идущий под заголовком "ЦК на подступах к Октябрю", хотя и содержит 24 протокола из 44 напечатанных, все-таки не дает широкой картины всей работы ЦК в этом направлении.

Второй отдел издаваемых протоколов "ЦК в Октябре", содержащий всего 10 протоколов, но с многочисленными, в большинстве неопубликованными приложениями к ним, представляет собою и сейчас колоссальный, злободневный интерес. Поскольку за этот период, октябрь - ноябрь - декабрь, сохранилось всего 10 протоколов, конечно, процесс захвата власти и руководства первоначальным строительством не нашел себе достаточного отражения. Но эти протоколы очень важны с другой стороны- с точки зрения внутренней политической дискуссии, которая была в этот период. Она интересна и злободневна с точки зрения разногласий ряда товарищей с Лениным и ошибочности позиции и тактики этих товарищей. То же самое нужно сказать и о третьем отделе протоколов "ЦК в период Бреста", содержащем тоже 10 протоколов за период январь - февраль и ряд очень важных и любопытнейших приложений, относящихся к этому периоду и помещенных во второй части раздела "Приложений". Большинство из этих приложений еще не опубликовано и взято из Секретного архива ЦК ВКП(б).

Надо отметить, что с точки зрения опубликования документов, изданные протоколы представляют очень большое достижение по сравнению с рядом изданий различных сборников документов, материалов и т. п. Очень удобно для чтения и вполне правильно, когда перед протоколом, имеющим варианты, вначале дается описание этого протокола, как документа, а также и других вариантов, указывается также, который из них кладется в основу и печатается, построчно оговариваются разночтения и иногда, если они велики, приводится на ряду с одним протоколом параллельно и второй вариант. Правильно также, что вслед за протоколом идут приложения, относящиеся к этому заседанию, и затем сейчас же

примечания, а не в конце книги, как это обычно делается. Помещение примечаний после каждого протокола представляет очень большие удобства, т. к. весь материал, который они дают, действительно, используется при чтении этого протокола. Тем более, что примечания сами по себе дают довольно большой материал. К сожалению, к числу существенных недостатков этих примечаний необходимо отнести и то, что автор очень часто не указывает, приводя различные воззвания, декларации, откуда он их берет. В одних случаях он делает ссылки на источник- газету, частные сведения и т. п., в Других случаях абсолютно его не оговаривает. Так, на стр. 44, примечание 3-е, приводится декларация большевиков в петроградской центральной думе на заседании 1-го (14-го) сентября и совсем не упоминается источник, откуда оно взято. То же - на стр. 60 примечание 3- печатается декларация большевиков на Демократическом совещании в заседании 18-го сентября (1-го октября), без указания источника. То же относится к декларации большевиков, оглашенной в Предпарламенте 7-го (20-го) октября по старому стилю (стр. 91- 'Примечание 4-е). То же - в телеграмме Викжеля от 11-го ноября, стр. 145 примечание 1-е к совещанию при Викжеле от 29-го октября о конструировании власти, где приводится заявление Каменева, стр. 146 - 147 прим. 5-е и страница 156 прим. 2-е, где приводится подробный отчет об этом совещании-с речами, резолюциями и т. п., также без указания источника. На стр. 159 прим. 10-е приводится "газетный отчет о речи Сокольникова" на этом совещании, но не указывается какая газета, ее номер, число и т. п. В некоторых случаях приводится название газеты, но без указания ее номера и даты. (Например, на стр. 136 прим. 1-е и стр. 40 прим. 2-е). Но, если часто о документах, напечатанных в примечаниях, нет указания, откуда они взяты, то, приводя там же те или иные факты, тов. Рахметов также не оговаривает, на чем он их обосновывает. Так, на стр. 8-й прим. 7-е-тов. Рахметов указывает, что газета "Рабочий и Солдат", заменившая "Правду", закрытую в июльские дни Врем. Пр-вом, выходила "первое время, как орган Военной организации РСДРП(б), хотя и не имела соответствующего подзаголовка". Естественно, что нужно было указать на источник этих сведений. То же относится к информации тов. Рахметова о 3-й Циммервальдской конференции, стр. 33 прим. 4-е, о распоряжении министерства внутренних дел арестовать Ленина и Зиновьева при входе на Демократическое совещание - стр. 57 прим. 3-е и в ряде других случаев. С этой точки зрения тов. Рахметову при втором издании необходимо очень тщательно просмотреть примечания и сделать всюду ссылки на источник, в особенности где приводятся речи, декларации и т. п. официальный материал. Тем более, что в некоторых случаях он это делает, но, к сожалению, не всюду. Кроме того, некоторые примечания являются весьма спорными в своей мотивировке и иногда неверными. Так, говоря о Комитете народной борьбы с контрреволюцией, организованном ВЦИК'ом на заседании 27-го августа ст. ст., тов. Рахметов заявляет следующее: "Благодаря преобладанию в нем соглашателей (меньшевиков, эссеров и народных социалистов- Е. А".), Комите, занимал нерешительную позицию в борьбе с корниловщиной. В корниловские дни - подчеркивает он - меньшевики и эсеры не столько боролись с Корниловым, сколько покровительствовали корниловцам" (стр. 43 прим. 1). Это утверждение нам кажется не совсем правильным. Ясно, что соглашательское большинство всей своей политикой и тактикой подготовило корниловщину. Можно также указать, что оно недостаточно беспощадно расправилось с участниками мятежа по его ликвидации. Но с корниловским мятежом оно все же боролось и приняло меры к его подавлению. Можно сослаться хотя бы на характерное в этом отношении объединенное заседание ВЦИК'а и Совета Крестьянских Депутатов, бывшее 30-го августа ст. ст., посвященное этому вопросу, и на ряд других заседаний, где ВЦИК пытался мобилизовать и объединить силы для подавления корниловского мятежа. ВЦИК согласился даже на вооружение рабочих, хотя понимал, что это для него- обоюдоострое оружие. Правда, большую часть работы в органах ВЦИК'а, практически занимавшихся борьбой с Корниловым, выполнили большевики.

Неверной нам кажется и мотивировка тов. Рахметовым организации междурайонных совещаний районных советов Петрограда, возникших, по его мнению, "вследствие замирания работы в меньшевистском Петербургском Со-

вете" (стр. 58 прим. 7-е). К сведению тов. Рахметова, первое "совещание представителей районных комитетов Советов Рабочих и Солдатских Депутате" состоялось 23-го апреля. И это "совещание признало НРОЭЧОДИМЫМ создать организацию всех районов для установления связи с Испол. Ком. С. р. и С. Д. С этой целью совещание выбрало из своей среды комиссию из 10-ти лиц по одному от района для выработки плана работ и для представления доклада собранию представителей районных комитетов". Эта комиссия заседала 25-го апреля, выработала ряд очень важных мероприятий об отношении районных советов к выборам в районные думы, об участии в продовольственных органах и т. д. И второе совещание - по пяти представителей от каждого района - было назначено на 1-о мая (см. "Известия Петр. Совета Р. 4 С. Д.", N 52 от 28 апреля). С этого момента, момента отнюдь не замирания деятельности Совета, а его развертывания, эти совещания стали собираться, и по их инициативе был позднее организован при Петр. Совете - городской отдел. Это была живая инициатива самой массы под руководством большевиков, и отнюдь не связанная с замиранием деятельности Петр. Совета, которое относится к гораздо более позднему периоду. Поэтому данное примечание тов. Рахметова является совершенно неправильным.

По указанию тов. Рахметова, "Узкий состав ЦК исполнял в 1917 г. обязанности теперешних политбюро и оргбюро ЦК" (стр. 8-я прим. 5-е). А между тем на стр. 69 помещено объявление о созыве партийного съезда за подписью "организационного бюро ЦК ВКП(б)". Если это было бюро только по созыву съезда, то ни в самой подписи, ни в примечаниях это не оговорено. Кроме того, на стр. 21 в протоколе ЦК от 6 (19-го) августа есть такое постановление: "Решено все хозяйственные дела передать в оргбюро", а на стр. 49 протокола заседания от 31 го августа говорится о докладе организационного бюро. Очевидно, оргбюро существовало самостоятельно. Необходимо указать и на некоторую путаницу в примечаниях старого и нового стиля. Так, а стр. 53 прим. 1-е сначала помещен новый стиль и в скобках старый, а на стр. 54 под протоколом идет сначала новый стиль в скобках и потом без скобок старый. И таких случаев несколько Нужно было руководствоваться каким-нибудь одним обозначением, иначе затрудняется чтение. Иногда в текст протоколов, например на стр. 42, вставлено т. Рахметовым слово "перед", на стр. 55 вставлена в текст фраза: "фамилия отсутствует в оригинале", на стр. 57 вставлена фраза: "в оригинале 8 строк оставлены чистыми" и т. п. Хотя эти фразы и слова заключены в прямые скобки, но необходимо отметить, что в текст протокола даже такого рода редакционные фразы нельзя вставлять, а - нужно помещать их внизу в подстрочных примечаниях. В некоторых случаях в протоколах перепутаны цифровые обозначения пунктов. Это также следует оговорить в примечаниях, т. к. неизвестно - отнести ли это за счет подлинника или за счет ошибок корректуры. Неправильным нам кажется, что редакция иногда, помещая приложение вслед за протоколом, не оговаривает над документом, что это приложение (см. стр. 90). Или в одних случаях приложение обозначается римскими цифрами, а в других - приложения идут под цифровым обозначением протокола с добавлением: a, b и т. д. (стр. 101 и 161).

К числу недостатков издания относится и то, что в сообщении от редакции не оговорено, как обозначены примечания, как обозначены разночтения, приложения и т. п. Это при издании документов полагается делать. Кстати, в заключение отметим, что ни на обложке книги, ни на первом листе нет указания, что это протоколы Центрального Комитета РСДРП (большевиков), т. е. буква "б" выпала. Такая небрежность совершенно недопустима тем более, что это издание Института Ленина.

В итоге - протоколы не только будут с интересом читаться особенно членами партии, но могут служить пособием для научно-исследовательской работы по этому периоду. Книга издана с технической стороны прекрасно и сравнительно недорого.

Евг. Кривошеина

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Комментарии: