Иллюстрации:
Libmonster ID: RU-7098
Автор(ы) публикации: Б. ГРЕКОВ

Ломоносов историком-профессионалом, в узком смысле слова, не был. Он не отдал всей своей жизни этой отрасли знания и не мог отдать, потому что жизнь предъявляла к нему слишком широкие требования, чтобы он весь мог сосредоточиться на чем-либо одном. Это было время, когда Россия, ясно осознав необходимость науки, сильно нуждалась в людях ученых и явно ощущала большой в них недостаток. Ученым поневоле приходилось становиться универсальными. Даже Ломоносов, чувствовавший в себе большую интеллектуальную силу, иногда сомневался, можно ли что-либо серьезное сделать при подобных обстоятельствах. Он сам писал об этом Шувалову: "Ежели кто по своей профессии и должности читает лекции, делает опыты новые, говорит публично речи и диссертации, и вне оной сочиняет разные стихи и проекты к торжественным изъявлениям радости, составляет правила к красноречию на своем языке и историю своего отечества, и должен еще на срок поставить, от того я ничего больше требовать не имею, и готов бы с охотою иметь терпение, когда бы только что путное родилось"1 .

Итак, сам Ломоносов в перечне своих занятий отметил работу над писанием истории своего отечества. Обычно принято думать, что Ломоносов стал историком поневоле, по "всемилостивейшему повелению", переданному ему в Москве в 1751 г. через И. И. Шувалова. Формально, конечно, это так и было, но только формально. По существу же Ломоносов стал заниматься историей России раньше и по собственной инициативе.

Главной побудительной причиной, толкавшей его на эти занятия, была деятельная любовь к своей родине. Ломоносов стремился познать Россию, чтобы ее возвеличить, защитить ее от всех возможных на ее честь покушений, не только реальных, но даже и мнимых.

Ломоносов не мог относиться безразлично к прошлому своего народа и доказал это еще до "повеления" Елизаветы Петровны. Еще в 1747 г. он высказывается по спорным вопросам "о родословии великих князей, царей и императоров всероссийских"2 , в 1748 г. он принимает участие в обсуждении работы акад. Миллера о Ермаке. Ломоносов возражал против утверждения Миллера, что "Ермак грабежу или разбою, чинимого от людей своих в Сибири, не почитал за прегрешение". Ломоносов вместе с несколькими другими академиками заметил, что так как Ермак своими завоеваниями служил интересам России, а не своим личным, то о Ермаке нужно говорить осторожнее, и те описания его действии, которые с "нескольким похулением написаны", или исправить, и ес-


1 "Материалы для биографии Ломоносова", собраны академиком Билярским, стр. 211. СПБ. 1865.

2 Андреев А. "Ломоносов и Крашенинников". - "Ломоносов". Сборник статей и материалов, стр. 290. Изд. Академии наук СССР. 1940.

стр. 18

ли этого сделать нельзя (Ломоносов не требовал искажения фактов), то лучше эти места вычеркнуть. В 1749 г. Ломоносов вел переписку с В. Н. Татищевым по поводу первого тома его "Истории Российской", которую он читал в рукописи1 . В том же, 1749 г. Ломоносов очень ярко выступает против Миллера по поводу сочинения последнего "О происхождении народа и имени Российского", предназначавшегося для чтения в публичном заседании Академии.

7 сентября 1749 г. Шумахер поручил академикам Фишеру, Штрубе, Тредьяковскому, Попову, Крашенинникову и Ломоносову "сочиненную... профессором Миллером диссертацию о начале российского народа как наискорее освидетельствовать, не отыщется ли в оной чего для России предосудительного, и по освидетельстве объявить бы им о том письменные свои мнения"2 .

Тредьяковский, рассмотрев эту "диссертацию", как он сам выразился, "со всяким возможным прилежанием", нашел, что ничего предосудительного для чести России там нет, что автор высказал ряд гипотез, вполне вероятных и неизбежных вследствие отсутствия каких-либо точных данных по этому предмету. Однако самую тему он признал опасной, выбранной неосторожно, так как это такой вопрос, по которому "многие искусный в том ему будут прекословить". Тут Тредьяковский почувствовал потребность лягнуть своего врага, Ломоносова, и по адресу его прибавил: "Особливо больше всех и грубяе самоназвавшийся у нас историк, который не знает ни аза, как у нас говорят, в глаза"3 .

Тредьяковскому было, стало быть, известно, что Ломоносов историей занимается без всякого особого поручения сверху, иначе бы этот знающий и трудолюбивый тупица не рискнул в официальном рапорте назвать Ломоносова историком "самоназвавшимся".

Тредьяковский угадал. Ломоносов действительно выступил с обличением диссертации Миллера и показал, что он не такой невежда в вопросах истории, каким его хотел изобразить Тредьяковский. Ломоносов указал, что диссертация Миллера построена на норманистических предпосылках Байера и "поставлена на зыблющихся основаниях". Собственные рассуждения Миллера Ломоносов считал "темной ночи подобными". Ломоносов упрекает последнего в том, что он отделяет славян от скифов, поздно ставит приход славян в Европу, о Несторе отзывается "весьма предерзостно и хулительно". "Частые над россиянами победы скандинавов", безосновательно выдвигаемые Миллером, "с досадительными изображениями", как писал Ломоносов в своем рапорте, "не токмо в такой речи быть не достойны.., но и всей России перед другими государствами предосудительны быть должны". Ломоносов, далее, прибавляет, что эта диссертация вообще "не может (быть) так исправлена, чтобы она когда к публичному действию годилась".

Другие члены комиссии в общем с основным мнением Ломоносова не разошлись. Академия наук решила диссертацию Миллера не публиковать и "держать до указа за печатью в архиве".

Миллер решение это опротестовал. Тогда в "Историческом собрании" Академии была организована дискуссия. Вопрос обсуждался в 29 заседаниях, и все академики, кроме не очень решительно высказавшего свое мнение Тредьяковского, пришли к заключению, что диссертацию печатать не следует. Академия, в силу именного указа Петра Великого от 4 апреля 1714 г. "куда в каком деле более голосов явится, так и вершить", постановила "оную диссертацию совсем уничтожить".


1 "История" Татищева была напечатана в 1768 г., три года спустя после смерти Ломоносова.

2 "Материалы для биографии Ломоносова", стр. 132.

3 Ломоносов, правда, тоже не остался в долгу по отношению к профессору "латинские, так к российские элоквенции". "Языка нашего небесна красота не будет никогда попрана от скота", - писал Ломоносов по поводу трудов Тредьяковского по русскому языку.

стр. 19

В рассуждениях и доказательствах Ломоносова мы слышим голос не только ученого, но и патриота, считающего историю наукой, требующей к себе политически ответственного отношения. Некоторые из замечаний Ломоносова говорят о знании им источников и тонком уменье извлекать часто скрытый в них смысл.

"Правда, - пишет Ломоносов в своем отзыве на диссертацию Миллера, - что в наших летописях не без вымыслов меж правдою, как то у всех древних народов история сперва баснословна; однако правды с баснями вместе выбрасывать не должно, утверждаясь только на одних догадках", т. е. к истории он предьявляет те же требования, как и к другим наукам: не отвергая значения догадок и гипотез, он требует точных доказательств. Против утверждения Миллера, что "скандинавы победоносным своим оружием благополучно себе всю Россию покорили", восставал не один Ломоносов, последний был только энергичнее других. По замечанию Ломоносова, у Миллера "на всякой почти странице русских бьют, грабят благополучно, скандинавы побеждают, гунны Кия берут с собою на войну в неволю". "Сие так чудно, - продолжает Ломоносов, - что если бы г. Миллер умел изобразить живым штилем, то бы он Россию сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен".

Чтобы правильно судить о позиции Ломоносова, занятой им в отношении этого раннего труда Миллера, необходимо ближе ознакомиться с последним. Труд этот действительно невысокого качества, именно с научной точки зрения. Шлецер отзывался об этом труде очень резко; многие положения Миллера он называл "глупостями", "глупыми выдумками". Тредьяковский выражался несколько деликатнее: по его мнению, это произведение "исполнено неправильностью в разуме". Шумахер называл его просто "чепухой". Не нужно думать, что так резко отзывались об этом труде только современники, которые могли просто недооценить научные домыслы своего коллеги. Академик Куник, тоже, как известно, норманист, и тем не менее и он назвал это произведение "препустым"1 .

Миллер пытался доказать, что именно варяги дали нашему народу имя Руси Ломоносов, опровергая это мнение, требует более убедительных доказательств. Особенно возмущался, и совершенно справедливо, Ломоносов произвольным обращением Миллера с именами собственными, из сомнительной комбинации которых Миллер делал свои выводы.

Если даже Ломоносов проявляет себя здесь не столько как ученый, не удовлетворенный доводами своего противника, а главным образом; как борец за свой народ, защитник его чести в прошлом (хотя и в ложном ее понимании), тем не менее в этой полемике с Миллером он обнаруживает знание предмета, и прежде, всего историков, чем, конечно, совершенно аннулирует выпад против себя Тредьяковского.

Когда именно Ломоносов начал работать над историей, мы не знаем. Очевидно, "читал он книги исподволь, по мере надобности и интереса. Совершенно ясно, однако, что интерес этот был огромен и вполне серьезен.

Поручение Елизаветы Петровны написать Историю России возлагало на пего новую, большую и ответственную задачу, от выполнения которой он отказаться не хотел, да, пожалуй, если бы и захотел, - то едва ли бы смог.

К исполнению поручения он приступил усердно. Мы имеем, хотя и краткие, отчеты о ходе подготовительной его работы. В отчете за


1 Только Пекарский счел эту речь Миллера "при всех ее недостатках" "замечательной" как одну из первых попыток ввести научные приемы при разработке русской истории в историческую критику. А. И. Андреев назвал мнение Пекарского "справедливым". См. Пекарский П. "История Академии наук". Т. II, стр. 427 - 428; Андреев А. "Ломоносов и Крашенинников". Сборник Академии наук "Ломоносов", стр. 290.

стр. 20

1751 г. он писал: "Читал книги для собрания материй к сочинению Российской истории: Нестора, законы Ярославли, большой летописец, Татищева первый том, Кромера, Вейселя, Гельмольда, Арсольда и другие, из которых брал нужные эксценты или выписки и примечания, всех числом 653 статьи на 15 листах".

В отчете за 1752 г. читаем: "Для собрания материалов в Российской истории читал Кранца, Претория, Муратория, Иорнанда, Прокопия, Павла Диакона, Зонара, Феофана исповедника, Леона Грамматика, и иных эксцептов нужных на 3 листах в 161 статье"1 .

В отчете за 1753 г. об исторических своих работах Ломоносов писал: "1. Записки из упомянутых прежде авторов приводил под статьи числами. 2. Читал Российские академические летописцы без, записок, чтобы общее понятие иметь пространно о Деяниях Российских"2 .

Отчет за 1754 г. гласит: "Сочинен опыт истории словенского народа до Рурика: Дедикация, Вступление; Глава 1, о старобытных жителях в России; Глава 2, о величестве и поколениях словенского народа; Глава 3, о древности словенского народа, всего 8 листов"3 .

За ходом работы в ожидании ее результатов следил двор, и покровитель Ломоносова Шувалов напоминал ему о необходимости торопиться с ее окончанием. Из обмена письмами между Шуваловым и Ломоносовым на рубеже 1754 и 1755 гг. явствует, что к новому, 1755 г. Шувалов "ободрял" Ломоносова скорее заканчивать затянувшуюся работу по истории России. Ломоносов считает это напоминание "справедливым" и "соединенным с пользою и славою отечества". Тут же он пишет: "Я бы от всего сердца желал иметь такие силы, чтоб оное великое дело совершением своим скоро могло охоту всех удовольствовать; однако оно само собою такого свойства, что требует времени. Коль великим счастием я себе почесть могу, ежели моею возможною способностью древность Российского народа, и славные дела наших государей свету откроются... Могу Вас милостивого государя уверить в том заподлинно, что перьвой том в нынешнем году с божьею помощью совершить уповаю"4 .

Однако, несмотря на свое обещание в течение 1755 г. закончить первый том, Ломоносов, как мы бы сейчас выразились, срок сорвал. К концу года в отчете он мог лишь написать: "Сделан опыт описанием владения первых великих князей Российских Рурика, Олега, Игоря", В отчете следующего, 1756 года значилось: "Собранные мною в нынешнем году Российские исторические манускрипты для моей библиотеки, 15 книг, сличал между собою для наблюдения сходств в деяниях Российских".

Во всяком случае, если в 1756 г. книга Ломоносова по истории России и была готова, то, повидимому, вчерне, так как только 9 сентября 1758г. президент Академии наук граф К. Разумовский дал распоряжение в канцелярию Академии о печатании книги: "Российской истории первый том сочинения г-на коллежского советника и профессора Ломоносова печатать в академической типографии для пользы публики без всякого укоснения, к чему присовокуплять его же примечания и изъяснения под текстом особливыми литерами по его же выбору, а для украшения в Академии художеств изобрести грыдорованной лист и пристойные где надобно виньеты и оные нагрыдоровать, о чем послать ордер в Академию художеств. Сентября 9 дня 1758 г. Граф К. Разумовский"5 .

Решено было печатать книгу в "два завода", т. е. в количестве


1 "Материалы для биографии Ломоносова", стр. 187.

2 Там же, стр. 249.

3 Там же, стр. 280.

4 Там же, стр. 280 - 281.

5 Там же, стр. 375.

стр. 21

2400 экземпляров, а для поднесения царице переплесть экземпляр "в алый бархат".

В чем оказались затруднения, выяснить мне не удалось, не в 1758 г. книга не была напечатана. Только 28 февраля Д763 г., т. е. 5 лет спустя, за два года до своей смерти, Ломоносов, наконец представив в канцелярию Академии первый том "Российской истории" с сопроводительным объяснением. Ломоносов просил напечатать первый том Российской истории, "состоящей из двух частей, содержащей в себе Российские деяния от самой древности даже до кончины великого князя Ярослава первого, т. ё. до первого главного разделения самодержавства Российского", и предупреждал, что "следуют еще две части сего же тома; первая до Батыева нашествия, т. е. до порабощения Российского татарами вторая до великого князя Московского Ивана Васильевича, когда Россия вовсе освободилась от татарского насильства. Сию книгу, - объясняет Ломоносов, - не намерен я печатать, как она начата, с примечаниями и с сокращениями на поле, но токмо с одними цитациямм авторов; а примечания присовокуплю назаде. Сие для того, что приметил я при печатании от того замешательства, и думаю, что и читателям не лутче будет. Итак из напечатанных уже трех листов набрать только один текст с цитациями авторов на полях. Таким способом не сомневаюсь сию желаемую в обществе книгу в кратком времени привести печатанием к окончанию"1 .

Таким образом, к февралю 1763 г. было набрано только 3 листа книги. В процессе набора и корректур, очевидно, выяснились некоторые неудобства и трудности первого замысла, и Ломоносов решил от него отказаться и заменить его более упрощенным вариантом.

Академическая канцелярия торопилась с выпуском в свет книги Ломоносова. От 3 марта мы имеем ее определение: "Оную книгу набрать в здешней типографии с крайней поспешностью... печатать той истории на людской 2400, да на александрийской бумаге 25 экз."2 .

Ломоносову не суждено было увидеть этот свой труд отпечатанным; последний вышел уже после его смерти со специальным, составленным Шлецером обращением "К читателю": "Сочинитель сея книги, покойный статский советник Михайло Васильевич Ломоносов, издал уже в 1760 г. краткий Российский Летописец, который принят был здесь с немалым удовольствием. Потом, положив намерение сочинить пространную Историю Российского народа, собрал с великим прилежанием из иностранных писателей все, что ему полезно казалось к познанию состояния России прежде Рурика, и при том описал жития осьми первых великих князей, сидевших на Российском престоле от 862 до 1054 года." Полезный сей труд содержит в себе древние, темные и самые ко изъяснению трудные Российской империи части. Сочинитель, конечно, не преминул бы оной далее продолжать, ежели бы преждевременная его смерть, приключившаяся ему 4 апреля (15-го по нов. ст. - Б. Г.) 1765 г., доброго сего предприятия не пресекла, а между оставшимися после его письмами продолжения не найдено". Обещанное Ломоносовым продолжение "Истории", очевидно, так и осталось намерением неисполненным.

*

Как видно из ломоносовских отчетов и всего хода печатания его "Истории", работа шла очень медленно. Виноват ли в этом Ломоносов? Заглянем в один из его годичных отчетов. Вот отчет за 1751 год. Ломоносов в этом году работал по химии, физике, истории и "словесным наукам". По химии производил многие опыты химические для исследования "натуры цветов", "говорил сочиненную свою речь о пользе химии", вымыслил некоторые новые инструменты для физической химик.


1 "Материалы для биографии Ломоносова", стр. 588 - 589.

2 Там же.

стр. 22

По физике делал опыты, "какою пропорцией воздух сжимается по всем градусам термометра", опыты с зажигательным стеклом и со свинцом. В "словесных науках" сочинял трагедию "Демофонт", стихи на иллюминацию, грамматику, читал лекции студентам о стихотворстве, диктовал книгу о красноречии и стихотворстве. И, конечно, прибавим "от себя, участвовал во всех академических заседаниях, посещение коих было обязательно. Все это делалось в обстановке крайне нервного напряжения, так как Ломоносов не был человеком равнодушным и принимал самое горячее участие в жизни Академии. Ему приходилось бороться и бороться без конца. Помощи ниоткуда не было. Препятствий же на его пути стояло слишком! много.

В одном из писем к Шувалову он, между прочим, писал: "Хотя голова моя и много значит, да руки одни, а хотя во многих случаях можно бы употребить чужие, да приказать не имею власти. За безделицею принужден я много раз в канцелярию бегать и подьячим кланяться, что я, право, весьма стыжусь, а особливо имея таких, как вы, патронов". Ломоносов просит перевести его из Академии в другое учреждение: "Ежели невозможно, чтобы я был произведен в Академии для пресечения коварных предприятий, то всеуниженно ваше превосходительство прошу, чтобы Вашим отеческим представительством переведен я был в другой корпус, а лучше всего в Иностранную коллегию, где не меньше могу принести пользы и чести отечеству, а особливо имея случай употреблять архивы к продолжению "Российской истории". Как известно, архивы находились тогда в ведении Иностранной коллегии.

При таких условиях писанию истории Ломоносов не мог уделять должного количества времени. Не забудем, что Ломоносов был прежде всего химик и физик, что для выполнения поручения по составлению истории России ему приходилось работать очень много, так как заранее заготовленных материалов в сколько-нибудь достаточном количестве у него не было. Из работ предшественников Ломоносова можно назвать Синопсис и Историю Татищева. В Синопсисе вопросы этногенеза, которые особенно интересовали Ломоносова, и в частности вопрос о Руси, решались весьма примитивно: русский народ происходит от Мосоха, шестого сына Афета, внука Ноева. Ломоносов даже отказался эту "теорию" критиковать. У Татищева Ломоносов нашел массу всевозможных выписок из различных древних и средневековых авторов и собственные, иногда очень неясные мнения, многие из которых Ломоносова не удовлетворили. Конечно, обилие собранных Татищевым материалов, расположенных в систематическом порядке, не могло не облегчить работу последующих историков, в том числе и Ломоносова.

Татищева можно назвать умеренным норманистом. С одной стороны, он заявляет, что "Русы здесь (в Финляндии. - Б. Г.) прежде приходу... князей (Рюрика с братьями. - Б. Г.) именовались (Русью. - Б. Г. )...: ибо у грек имя русь или рос, задолго и до Рюрика знаемо было". Татищев ссылается на приводимые Байером показания Бертинской летописи, где под 839 годом называются русы-шведы1 . Но в то же время Татищев утверждает, что слово "Русь" есть слово сарматское2 и допускает ввиде гипотезы, что "какой владелец" по имени "Рус или Чермный" построил город Старую Русу, от чего и вся Новгородская земля получила наименование Руси независимо от варягов." Славяне, придя сюда, в этот Северный край, застали уже здесь Русь и сами стали называться Русью3 . Относительно варягов и их роли в истории России Татищев солидарен с вполне убежденным норманистом Байером.


1 Татищев В. "История российская". Кн. 1-я. Ч. 2-я, стр. 381 и 397 - 398.

2 Там же, стр. 382.

3 Там же, стр. 380 - 381.

стр. 23

Ломоносов знал труд Татищева, несомненно, отдавал ему должное, но сам пошел по другому, антинорманистскому пути.

На основании напечатанной части труда Ломоносова по истории России, а также из кратких отчетов о работе и отчасти из писем к Шувалову можно составить некоторое представление о том, как созревал этот труд в замыслах автора, как автор намечал пути к его завершению, какие ставил себе задачи и как их осуществлял.

Обычно в обзорах русской историографии вопросы эти решаются очень просто. Даже С. М. Соловьев в своем историографическом очерке "Писатели русской истории XVIII века", давая о Ломоносове-историке сочувственный отзыв, все-таки считает необходимым подчеркнуть, что Ломоносову навязали, занятия историей сверху, что там, наверху, "хотели, чтобы он в красноречивом повествовании представил события древней русской истории". Сам-де Ломоносов тоже "смотрел на историю с чисто литературной точки зрения и таким образом явился у нас отцом того литературного направления, которое после так долго господствовало", у него-де не было "ясного понимания предмета", откуда истекало "неуменье схватывать особенности в истории... народа". "Могучий талант Ломоносова оказался недостаточным при занятии русскою историею, не помог ему возвыситься над современными понятиями", "Исторические занятия были, как видно, чужды Ломоносову вообще"1 .

Последующие историки в оценке Ломоносова часто шли за Соловьевым и подчеркивали, что Ломоносов - не историк, а литератор, что его задача была лишь в том, чтобы "приодеть русскую историю в приличный времени ложно-классический костюм".

Суровый отзыв С. М. Соловьева о Ломоносове-историке можно объяснить тем, что западник Соловьев, очевидно, не мог не реагировать на пристрастно высокую оценку исторических трудов Ломоносова в славянофильских кругах, где ломоносовские взгляды на историю России называли "русской системой", противополагая ее немецкой Байера и Миллера. В "Славянском сборнике" Н. В. Савельева-Ростиславича 1845 г. дана была чрезвычайно высокая оценка выступлению Ломоносова на арене истории. Ломоносов изображался борцом за честь русского языка и русской истории против "немецких" теорий. Последние, несомненно, часто давали поводы к контрвыступлениям: трудно не согласиться, например, с Ломоносовым, когда он возражал против попытки Шлецера производить слова: "боярин" от "барана", "дева" от немецкого "Dieb" (вор) или нижнесаксонского "Tiff" (сука), "король" от "Kerl (мужик), "князь" от "Knecht" (холоп). Ломоносов считал эти приемы не только не научными, а "ругательными чести и святости рассуждениями". Отсюда понятно его резкое суждение о Шлецере вообще: "...из сего заключить должно, каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная в них скотина". Савельеву-Ростиславичу нравились эти выпады, хотя он и знал, что Шлецер в своих исторических трудах о России все-таки не "наколобродил". "Резко, а ведь справедливо, и Ломоносов имел право так говорить, как русский и как ученый", - замечает Савельев-Ростиславич, и тут же, называя филологические предположения Шлецера "нещадным искажением русских слов, принужденных этимологическою пыткой взвизгивать на немецкий лад", старается попасть в тон бичующего ломоносовского стиля.

Савельев решительно берет Ломоносова под свою защиту. "Много ль было приготовлено, - пишет он, - трудами Байера и Миллера для наших древностей? Что мог бы заимствовать от них умный Ломоносов, говоря о первых веках нашего бытия? Уж не сказки ли о том, как разные датские, шведские и норвежские короли, современники Иисуса Христа и апостолов (по уверению Торфея) завоевывали Россию, побе-


1 Соловьев С. Соч., стб. 1351. Изд. "Общественная польза".

стр. 24

ждали русских царей и женились на их дочках, - сказки так справедливо осужденные остракизмом Шлецера на изгнание из Русской истории? Или высший взгляд на историческую критику, как на ловлю созвучий у Байера, превратившего французов-бретонцев в англичан-британцев, а этих в скандинавов, равно как и нас великороссиян-новгородцев в кавказских кабардинцев, а малороссийских бужан в татар буджаков? Или уже не следовало ль нашему Ломоносову пойти в науку созвучий к защитнику "бредней исландских старух", автору диссертации о начале народа и имени русского, Миллеру, который, прочитав нашу сказку о Бове королевиче... с важностью воскликнул в академической речи: "имена Боус (сын Одинов) и Бова, Один и Додон - сходны; следственно, не должно отвергать сказаний Саксона Грамматика"? Но Ломоносов был так благоразумен, что его нельзя было поддеть на созвучия. Он искал других оснований, более твердых, более верных, для исторической критики. Ум, привыкший к математической точности, требовал постепенности, последовательности"1 .

В таком же панегирическом стиле отзывается Савельев-Ростиславич обо всем труде Ломоносова по истории России. В заключение он говорит: "Рассматривая беспристрастно и хладнокровно... нельзя не удивляться проницательности ума Ломоносова, который, имея предшественниками только Байера с Миллером, игравших созвучиями, и Татищева, чуждого высшей исторической критике, силою собственного соображения вознесся до такой высоты, что мог построить такую замечательную теорию нашей и общеславянской истории"2 .

Оценка Ломоносова-историка Соловьевым родилась в пылу полемики двух враждебных друг другу течений русской общественной мысли. Отсюда охлаждающий тон Соловьева, несомненно, грешащий перегибом в сторону противоположную. Более спокойные и беспристрастные отзывы о Ломоносове-историке мы имеем у его современников и историков, ближайших к нему по времени. Среди современников прежде всего следует назвать самого Шлецера, прекрасно знавшего Ломоносова лично, не имевшего ни малейшего основания относиться к Ломоносову с личной симпатией и к тому же писавшего свои труды не в России, а заграницей, т. е. совершенно независимо от каких-либо условий, способных повлиять на объективность его суждений.

В своем "Несторе" Шлецер постоянно ссылается на своих предшественников и современников в деле разработки истории России и никогда не забывает Ломоносова, которого обычно ставит рядом с Татищевым, Миллером, Щербатовым. Мало того: в специальной историографической главе - "История русской истории" - он говорит о Ломоносове даже лучше, чем о других. Изобразив печальное состояние истории России, как науки, Шлецер пишет: "Тут сжалился профессор химии Ломоносов и написал Краткий Российский Летописец. Он принялся было и за большее сего сочинение, но довел его только до 1054 г.; по смерти его Академия напечатала этот отрывок в 1766 г. (140 стр.) с моим (хотя переделанным) предисловием. И то и другое переведено на немецкий язык: Краткий летописец - Штелином младшим (1767), второе издание 1771 (исправленное мною, как сказано в предисловии к оному), а Древняя Российская история - Бакмейстером, которая переведена также и на французский язык. Таким образом вышло довольно сносное руководство к русской истории"3 (разрядка моя. - Б. Г.).

Преуменьшать значение оценки "довольно сносное" не следует, так как Шлецер был очень строг в своих оценках. Так например, по


1 "Славянский сборник" Н. В. Савельева-Ростиславича. стр. LXIV, LXIX - LXX и др. СПБ. 1845.

2 Там же, стр. LXXV.

3 Шлецер "Нестор". Т. I, стр. 147. 1809.

стр. 25

мнению Шлецера, напечатанием труда Емина Академия наук себя "обесславила", Щербатов, по его отзыву, отстал от современной ему науки, по крайней мере, на 50 лет1 ; о татищевской Истории Шлецер выражается также очень осторожно: "Нельзя сказать, чтобы его труд был бесполезен"2 . Карамзин очень считался с мнениями Ломоносова по различным вопросам истории России. В первом томе своего труда он сделал 13 ссылок на Ломоносова и ни разу не дал повода заподозрить себя в отношении к Ломоносову как дилетанту.

Конечно, императрица Елизавета и придворная знать склонны были смотреть на Ломоносова как на необходимую принадлежность своего дворцового штата; бесспорно, что Елизавета и окружающая ее знать не понимали Ломоносова, часто заставляли его заниматься совершеннейшей чепухой, недостойной великого человека. Верно и то, что Ломоносов был стилистом в духе ложного классицизма и что с соответствующими литературными приемами написана и его История. Но разве только это следует принимать в расчет при оценке трудов Ломоносова по истории России? Не объективнее ли будет руководствоваться не этими внешними по отношению к Ломоносову обстоятельствами, с которыми он, конечно, вынужден был считаться, а отношением самого Ломоносова к истории России и его подлинной ролью в разработке этой истории? Он работал не на забаву царицы и ее свиты, не по указке двора, а для пользы своей родины, конечно, так, как он понимал эту пользу.

Ломоносова никто не заставлял бросаться в бой с академиком Миллером, когда он в сочинении Миллера почувствовал как бы хулу на русский народ. На утверждения официального историографа Миллера, казавшиеся необоснованными, Ломоносов резко возражал, заявляя, что история должна быть "справедливостью своей полезна"3 . Между тем в том же столкновении с Миллером Тредьяковский счел возможным держать строгий нейтралитет. Страстность Ломоносова в этой борьбе не может быть объяснена только свойствами его характера или усердием в выполнении должности придворного литератора: она есть результат его желания отстоять, по мере сил и уменья, честь России.

Во времена Ломоносова и прежде всего самому Ломоносову нужно было одновременно учиться истории и писать ее. Это, конечно, было трудно. Но Ломоносов не боялся трудностей. Явился же он 19 лет в школу, засел с детьми за латинскую грамматику и в результате изучил этот язык так, что по-латыни стал писать и читать, как по-русски или по-немецки. Ломоносов начал преодолевать трудности и в изучении истории. Неправ Соловьев, утверждая, что у Ломоносова не было "ясного понимания предмета" и что талант его в области истории оказался не достаточным.

Ломоносов очень хорошо знал, что историку необходим фактический материал. Он и стал его собирать. Но он также хорошо знал, что собирание материала - это еще не все, что для научной ориентировки в хаосе фактов надо иметь теорию.

В 1764 г., сочиняя проект нового регламента Академии, Ломоносов высказал в нем свое мнение и об истории как науке. "Сочинение Российской истории полной по примеру древних степенных историков, каков был у римлян Ливии, Тацит, есть дело не всякому историку посильное: ибо таковых немного было во всех народах на всей памяти человеческого рода; ибо для того требуется сильное знание в философии и красноречии". Ломоносов не случайно подчеркивает здесь необходимость "сильного знания" философии, без которой истории грозит опасность потонуть в фактическом материале. Вот почему, начиная изу-


1 Шлецер "Нестор", Т. I, стр. 159. 1809.

2 Там же, стр. 143.

3 "Материалы для биографии Ломоносова", стр. 762.

стр. 26

чать Нестора, "Русскую правду", византийские и другие источники и делая из них выписки, необходимые для составления первых глав "Истории", Ломоносов в то же время читает "Российские академические летописцы" уже без записок, чтобы "общее понятие иметь пространно о деяниях Российских" (разрядка моя. - Б. Г.). Это уже, конечно, не для "штиля", а для овладения предметом. Талант Ломоносова нисколько не изменил ему в его занятиях историей.

Начав свою работу в области истории с резкого выступления против Миллера, с полемики по вопросу о происхождении русского народа и его имени и выставив свой положения впротивовес ультранорманистским взглядам Миллера, Ломоносов, естественно, прежде всего заинтересовался освещением древнейшего периода русской истории. Тут перед ним стояла научная проблема. Ломоносов прекрасно знал, что такое наука, как добываются и защищаются научные выводы, какую роль в науке играют гипотезы. Первая часть его "Истории", посвященная рассмотрению этой спорной и сложной проблемы, написана у него с большим подъемом и не меньшим знанием дела. Не случайно также и то, что вторая часть, где излагаются в хронологической последовательности факты из жизни первых русских князей, совсем не похожа на первую. Во второй части для Ломоносова нет проблем: они во время Ломоносова еще и не возникали и при тогдашнем состоянии общественных наук не могли возникнуть не только у нас, в России, но и во всей Европе. Понятно, что Ломоносову с ( его научным темпераментом писать вторую часть было неинтересно: приходилось стилизовать вычитанные из летописей и проверенные им самим факты. Ломоносов пишет в отчете: "Сличал между собою для наблюдения сходств в деяниях Российских". Таким образом, если мы хотим ознакомиться с научным творчеством Ломоносова в области истории, мы должны обратиться не к переложению фактов, а именно к первой части его "Истории" и к общему замыслу книги. А замысел этот интересен:

"Часть 1. О России прежде Рурика". Это общий заголовок первой части. Ее содержание следующее: "1. О старобытных в России жителях и о происхождении российского народа вообще. 2. О величестве (многочисленности. - Б. Г.) и поколениях (племенах. - Б. Г.) славенского народа. 3. О дальной древности славенского народа. 4. О нравах, поведениях и о верах славенских. 5. О преселениях и делах славенских. 6. О Чуди. 7. О варягах вообще. 8. О варягах Россах. 9. О происхождении и о древности Россов, о преселениях и делах их. 10. О сообществе варягов Россов с Новгородцами, также с южными славянскими народами, и о призыве Рурика с братьями на княжение новгородское".

В этом плане исследования бросается в глаза, что основным предметом работы у Ломоносова являются не князья, кто бы они по своему происхождению ни были, а народ в его исторической жизни. Ломоносов всюду это подчеркивает. Задачу истории он во "Вступлении" определяет так: "Велико есть дело смертными и преходящими трудами дать бессмертие множеств у народа (разрядка моя. - Б. Г.), соблюсти похвальных дел должную славу и, пренося минувшие деяния в потомство и в глубокую вечность, соединить тех, которых натура долготою времени разделила. Мрамор и металл, коими вид и дела великих людей изображенные всенародно возвышаются, стоят на одном месте неподвижно, и ветхостью разрушаются. История, повсюду распространяясь и обращаясь в руках человеческого рода (стало быть, не для придворного общества он пишет. - Б. Г.), стихии строгость и грызение древности презирает"1 . Начинается "Вступление" с той же основной мысли: "Народ Российский от времен глубокою древностию сокровенных до


1 Ломоносов М. "Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава первого пли до 1054 года", стр. 3 - 4. СПБ. 1766.

стр. 27

нынешнего веку толь многие видел в счастии своем перемены, что ежели кто междуусобные и отвне нанесенные войны рассудит, в великое удивление придет, что... (этот народ. - Б . Г.) не токмо не расточился, но и на высочайший степень величества, могущества и славы досткгнул"1 . Если для Карамзина призвание варягов знаменует "начало" Российской истории"2 , если, даже по Соловьеву, это призвание "есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю"3 , то для Ломоносова Рюрик - только "самодержавства Российского основатель". До "самодержавства" русский народ жил "семьями рассеянно", не имея "общих государей", но творил свою историю уже тогда. По мнению Ломоносова, в период дорюриковский Русь имела республиканский политический строй. Так можно заключить из того, что Гостомысла Ломоносов называет "последним республиканцем!"4 . Первые князья Рюриковичи, "самодержавную власть утвердили"5 . Россия до Рюрика - для Ломоносова, такой же важный предмет исследования, как и Россия Рюриковичей, даже важнее, потому что до Рюрика создался российский народ и определил свое место в истории Европы.

Ломоносов ставит перед собой вопрос о том, как сложился этот народ, и отвечает на него так, как отвечаем сейчас и мы: "Ни о едином языке утвердить не возможно, чтобы он с начала стоял сам собою без всякого примешения. Большую часть оных видим военными неспокойствами, переселениями и странствованиями в таком между собою сплетении, что рассмотреть почти не возможно, коему народу дать вящшее преимущество". Ломоносов лишь настаивает, что "в составлении Российского народа преимущество славян весьма явствует, ибо язык, наш, от славенского происшедший, немного от него отменился и по толь великому областей пространству малые различия имеет в наречиях"6 . Говоря о процессе смешения и скрещивания различных народов, Ломоносов отмечает: "Многие области, которые... чудским народом обитаемы были, после славянами наполнились. Чуди часть с ними соединилась"7 , доказательство чему Ломоносов видит в названиях сел, рек, городов и целых областей, носящих имена чудские, а также в немалом числе чудских слов, вошедших в язык русский. Из дальнейшего видно, что, по Ломоносову, в образовании русской народности принимали участие и другие этнические элементы. Эти мысли Ломоносова звучат почти по-нашему.

Совсем еще недавно писал Н. Я. Марр о том, что "чистота этнического состава славянства (прибавлю от себя - и всякого другого народа. - Б. Г.) - миф, но миф не народный, а созданный в кабинетах, книжный, постулат лингвистической рабочей теории, построенный на сродстве позднее сбытовавшихся языковых явлений, не разъясненных генетически, да и не могущих быть разъясненными безжизненной гипотетической схемой"8 . Ломоносов, как мы это видим, не впал в эту, казалось бы, не только простительную для его времени, но для всякого среднего человека неизбежную ошибку. Талант ученого ему не изменил.

Надо подчеркнуть, что эти утверждения Ломоносова покоятся не на отвлеченных рассуждениях, а на твердом основании источников. Ка-


1 Ломоносов М. "Древняя Российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава первого или до 1054 года", стр. 1. СПБ. 1766.

2 Карамзин Н. "История государства российского", стр. 67. Изд. Эйнерлинга.

3 Соловьев С. "История России". Т. I. Стб. 103, изд. "Общественная польза".

4 Ломоносов М. "Краткий российский летописец", § 6. 1760; его же "Древняя российская история", стр. 55.

5 Ломоносов М. "Краткий российский летописец", § 6.

6 Ломоносов М. "Древняя российская история", стр. 6 - 7.

7 Под "Чудью" Ломоносов разумеет племена, говорившие на финских языках.

8 Марр Н. "Этно и глотогония Восточной Европы". Избранные работы. Т. V, стр. 47.

стр. 28

ждое положение свое Ломоносов доказывает ссылками на источники. Тут у него и Прокопий Кесарийский, и Иордан, и Птолемей, и Плиний и Тацит, и Гельмольд, и, Саксон Грамматик, и многие другие авторы, которых Ломоносов читал, обдумывал и из которых делал выписки. Там, где вывод казался Ломоносову ясным и оправданным, он его делал уверенно и решительно; где оставались сомнения, он писал: "...вероятности отрещись не могу, достоверности не вижу"1 - и вопрос оставлял открытым.

До какой тонкости доходили иногда его научные приемы, видно из его рассуждения о названиях народов, являющихся камнем преткновения и для нашего поколения ученых: "Народы от имен не начинаются, но имена народам даются. Иные от самих себя и от соседов единым (именем. - Б. Г.) называются. Иные разумеются у других (народов. - Б. Г.) под званием самому народу необыкновенным или еще и неизвестным. Нередко новым проименованием старинное (имя. - Б. Г.) помрачается (заменяется. - Б. Г.), или старинное (имя. - Б. Г.) перешед домашние пределы (т. е. границы своей территории. - Б. Г.) за новое (имя. - Б. Г.) почитается у чужестранных"2 .

Исходя из этого замечательного наблюдения над источниками по вопросу об этногенезе и принимая во внимание факты, касающиеся славянства в частности, Ломоносов делает заключение: "Посему имя славенское по вероятности (осторожность! - Б. Г.) много давнее у самих народов употреблялось, нежели в Грецию или Рим достигло и вошло в обычай". Ломоносов ставит проблему: "Прежде докажем древность (славянского народа. - Б. Г.), потом поищем в ней имени"3 .

Древность пребывания славян в Европе Ломоносов видит в том, что они уже к I в. нашей эры заняли огромные пространства, на что, конечно, нужно было время. "Помыслить невозможно, - пишет Ломоносов, - чтобы (славянское племя. - Б. Г.) в первом после Христа столетии вдруг расплодилось до толь великого многолюдства, что естественному бытия человеческого течению и примерам возращения великих народов противно". Ломоносов находит этому подтверждения в свидетельствах великих древних писателей; он приводит свидетельства о венедах Плиния, Корнелия Непота, Птолемея, Курция, Солина, Катона, Ливия.

Ломоносов отмечает роль славян на рубеже древнего мира и средневековья: славяне "к разрушению Римской империи способствовали весьма много". В походах готов, вандалов и лангобардов, по мнению Ломоносова, участвовали и славяне, "не токмо рядовые, но и главные предводители были славенской породы"4 .

Наученный опытом столкновения своего с церковными властями, Ломоносов старается осторожно обойти вопрос о священном писании в качестве исторического источника. В церковных кругах считалось, что славяне происходят от библейского Мосоха, внука Ноева. Ломоносов заявляет об отказе не только полемизировать с этим положением, но и обсуждать его: "Ни положить (т. е. принять это мнение. - Б. Г.), ни отрещи (опровергнуть. - Б. Г.) не нахожу основания. Для того оставляю всякому на волю собственное мнение, опасаясь, дабы священного писания не употребить во лжесвидетельство, к чему и светских писателей приводить не намерен"5 .

Основной тезис Ломоносова состоит в том, что славяне очень давно вышли из Азии и задолго до нашей эры утвердились в Европе, затем под натиском римлян они вынуждены были покинуть Дунайские


1 Ломоносов М. "Древняя российская история", стр. 56.

2 Там же, стр. 11 - 12.

3 Там же, стр. 12.

4 Там же, стр. 9 и 11.

5 Там же, стр. 13.

стр. 29

области и возвратились сюда снова уже в VI в. нашей эры, распадом Римской империи. Доказательства этому он видит в наличии на Балканском полуострове славянских наименований до VI в., т. е. до последнего проникновения туда славян. Ссылается Ломоносов и на Нестора, утверждающего, что славяне жили в Иллирике, когда там учил апостол Павел: "Тем же словенску языку учитель есть Андроник апостол, в Моравы бо ходил, и ап. Павел учил ту. Ту бо есть Иллирик, его же доходил ап. Павел, ту бо бяша словене первое. Тем же и словенску языку учитель есть Павел, от него же языка и мы есмо Русь, тем же и нам, Руси, учитель есть Павел, понеже учил есть язык словенеск"1 . Ссылается Ломоносов также и на Плиния, который говорит, что "ему названия иллирических народов выговаривать трудно". "Ясное доказательство, - пишет Ломоносов, - что ни от греческого, ни от латинского языка взяты, в коих он без сомнения был искусен". Свое мнение о славянах Ломоносов считает только гипотезой. Он так и говорит, что его доказательства возводят эту "вероятность на высочайший степень"2 , т. е. это не достоверность, а только вероятность, предупреждает читателя Ломоносов.

Итак, древность пребывания славян в Европе Ломоносову удалось доказать. К его доказательствам в наше время присоединился археологический материал, которым Ломоносов не мог пользоваться, а также более сложный и тонкий анализ языка, чему совсем недавно научились филологи.

Что касается имени славян или, точнее, различных имен этого большого народа, то и тут целиком следует согласиться с Ломоносовым.

"Имя славенское поздно достигло слуха внешних (иноземных. - Б. Г.) писателей", что, конечно, совсем не стоит, настаивает Ломоносов, в противоречии с древностью этого народа.

Первые упоминания о славянах Ломоносов видит у Птолемея в названии "ставан", откуда возникли" по его мнению, "склавини", "сфвлавины" и, наконец, славины и славяне. Остроумную догадку высказывает Ломоносов относительно племенного названия амазонов, или алазонов, что по-гречески значит "самохвалы": "Видно, что сие имя есть перевод славян, т. е. славящихся, со славянского на греческий"3 . Напомню, что подобные же аналогии делались и в наше время; так, черные клобуки считались переводом термина каракалпаки; таким же путем некоторые ученые пытались объяснить ряд этнических терминов Геродота.

Пусть в догадках Ломоносова о славянах не все верно, но это нисколько не умаляет качества его научной работы, его научных приемов и глубины догадок особенно по сравнению со своими современниками.

Покончив с вопросом о славянах, Ломоносов переходит к другим народам, частью слившимся впоследствии со славянством и образовавшим народ русский, частью объединенным с русским народом общностью политической жизни. Можно сказать, что у Ломоносова ярче и настойчивее чем у многих историков выражена мысль о сложном составе русского, народа: "Всех походов, переселений и смешений славенского народа для великого их множества и сплетения описать не возможно...

Для того поспешаю к описанию протчих народов, поелику до нас касаются, как участники в составлении нашего общества"4 .

Внимательно и тщательно Ломоносов в 6-й главе своей "Истории" - "О Чуди" - изучает источники о судьбах народов финских языков и скифов. Ломоносов принимает объяснения Байера, что "скиф" равнозначно "чудь", и присоединяет к ним свои дополнительные доказательства, В данном случае поразительно совпадение его мнения с мне-


1 Лаврентьевская летопись под 898 годом.

2 Ломоносов М. "Древняя российская история", стр. 16.

3 Там же.

4 Там же, стр. 31.

стр. 30

нием Н. Я. Марра о родстве терминов "скиф" и "чудь". "Остатки древнего скифского языка находим у Геродота, которых сходство видим с речениями, у нынешних чудских народов употребительными. Всего сего примечательнее, что басня о Колоксае, сыне первого скифского царя Таргитая, единство сего народа с чудским приводит в полную вероятность". Перед нами попытка использовать фольклорный материал в качестве исторического источника. На эту сторону научного творчества Ломоносова обратил внимание Н. Я. Марр.

"На самую необходимость считаться с этими этногоническими скачками русских летописей, - пишет Н. Я. Марр, - обращал внимание еще Ломоносов: "Владетели и здатели городов в пределах Российских известны но Нестору в Полянех Кий, Щек, Хорев; славян Новгородских по летописцу Славен и Рус. И хотя в оном летописце с начала много есть известий невероятных; однако всего откинуть невозможно. Баснь о претворении Славенова сына в крокодила сходствует весьма с тогдашними обыкновениями"1 .

Затем, базируясь на более обширном материале, Ломоносов в своей истории снова возвращается к вопросу об этногенезе славян и, в частности, к вопросу о происхождении народа русского. Он говорил, что скифы, чудь и славяне в результате эволюционного процесса участвовали в создании народа русского. В течение первого тысячелетия до нашей эры "Чудь со славянами в один народ по некоторым местам соединились. После того в первые христианские времена и в средние века еще много больше меж ними совокупление воспоследовало, чему прилагаются некоторые здесь примеры". "Сие на востоке; на западе с варягами происходило подобное смешение и соединение"2 .

Необходимо признать, что соображения Ломоносова о происхождении русского народа ставят его впереди многих не только его современников, но и последующих за ним историков, пытавшихся решить эту сложнейшую и доселе не разрешенную проблему.

Варягов Ломоносов не считает одним народом. "Не праведно рассуждает, - пишет он в главе 7 "Истории" - "О варягах вообще", - кто варяжское имя приписывает одному народу. Многие сильные доказательства уверяют, что они от разных племен и языков состояли и только одним соединялись обыкновенным! тогда по морям разбоем". "Какого происхождения сие имя, о том имеем не мало сомнительных догадок. Но всех справедливее быть кажется, что производится от общего речения всем северным народам"3 . Варяги, иначе варенги, - это, по Ломоносову, "северные солдаты", или северные пираты. Приводя ряд доказательств этому положению, Ломоносов, между прочим, ссылается и на "Повесть временных лет", где летописец, по мнению Ломоносова, якобы называет варягами и готов, и англов, и шведов, и норманнов, и россов: "Идоша за море к варягом-Руси; сице бо тии звахуся варязи-Русы, ако се друзии зовутся свие, друзии же урмане, англяне, друзии готе, тако и си"4 . Отсюда Ломоносов выводит возможность ставить специальный, узкий вопрос о варягах-россах, которых он отождествляет с древними пруссами, приводя тому различные доказательства. Не вина Ломоносова, что сейчас наука не признала его мнение о тождестве варягов-руссов с пруссами доказанным. Необходимо скромно сознаться, что, собственно, и сейчас ничего точного по этому предмету сказать нельзя. Вопрос оказался не по силам и современной науке. Кто была эта северная Русь, и до сих пор точно неизвестно.

Что касается южной Руси, то тут мнение Ломоносова в наши дни


1 Ломоносов М. "Краткий российский летописец", § 6.

2 Ломоносов М. "Древняя российская история", стр. 39 и 40.

3 Там же, стр. 41.

4 Лаврентьевская летопись под 862 годом. Сейчас мы понимаем этот текст иначе.

стр. 31

находит себе все большее признание. Ломоносов с полной убедительностью доказывает наличие на юге нашей страны этого этнического термина вне всякой связи с северной Русью и варягами. Он ссылается на данные Страбона, Претория, Иордана, Прокопия, Константина Багрянородного, а также опирается на данные топонимики. В этом отношении у Ломоносова сейчас много последователей. Н. Я. Марр по этому вопросу, между прочим, писал: "Нельзя этнологически работать над названием Руси, с горизонтом исторической перспективы о северном происхождении русов, может быть, и правильной. Этнология требует рассмотрения того же вопроса в другой плоскости без разобщения юга России с Урарту у Ванского озера..."1 .

Материалы, бывшие в распоряжении Хвольсона, позволили ему сделать заключение, что "имя Русь не было дано нынешней России варягами, но было туземным у нас именем и употреблялось уже очень рано в обширнейшем смысле". Арабские известия, которые при Ломоносове еще не были введены в обиход русской науки и о которых Ломоносов не знал, также помещают русов на берегах Черного моря (Масуди).

Можно сказать, что сейчас взгляды Ломоносова относительно южной Руси признаются огромным большинством специалистов.

Так в основном решается Ломоносовым проблема Руси дорюриковой поры. До Рюрика Русь имеет свою длительную историю Рюрик - один из эпизодов сравнительно поздней ее истории. Его имя связывается у Ломоносова только с установлением новой политической формы в жизни русского народа, формы, которую он называл "самодержавством".

Сейчас мы вкладываем другой смысл в этот термин, но нисколько не отрицаем того, что Рюрик и Рюриковичи стали во главе "варварского" (в противоположность рабовладельческой Римской империи) русского, хотя и грубо сколоченного, но единого государства, которое распалось на части несколько позднее.

Скелет не доведенной Ломоносовым до конца "Российской истории" нам ясен. Схема замысла раскрыта самим автором: 1. Дорюриковский период истории русского народа, характеризуемый отсутствием политического объединения. 2. "Самодержавство" первых князей варяжских. 3. Внутренние несогласия, ослабившие наше отечество. 4. Новое объединение и присоединение сильных народов на востоке и на западе. "Разномысленною вольностью Россия едва не дошла до крайнего разрушения, самодержавством как с начала усилилась, так и после несчастливых времен умножилась, укрепилась, прославилась".

Разве это не периодизация "Истории государства российского", несколько развитая Карамзиным? Но от карамзинской схемы ломоносовская выгодно отличается тем, что он никогда не забывает народа русского и тех народов, которые историческими судьбами тесно с ним были связаны еще с глубокой древности. Эта черта схемы Ломоносова делает ее более созвучной нашему времени чем схему Карамзина. Сам Карамзин знал, что он идет по пути, проложенному предшественниками, среди которых и Ломоносов, по его мнению, занимает видное место. Ломоносов не просто "приодевал русскую историю": он глубоко обдумывал наиболее темные и важные вопросы этой истории.

Необходимо напомнить крылатое выражение Н. Я. Марра: "У науки нет вовсе владычества вечного, она сама в вечном движении, пока не перестает быть наукой, она не "владычество вечное", а "строительство вечное"2 . Среди строителей нашей науки Ломоносов занимает вполне заслуженное им почетное место. Если в "Истории" ему пришлось сделать сравнительно немного, гораздо меньше чем в других, науках, то вина в этом лежит не на нем, а в тех условиях, которые мешали ему сосре-


1 Марр Н. Указ. соч., стр. 52.

2 Там же, стр. 46.

стр. 32

доточиться на чем-либо одном, его интересовавшем. Сам он не смог довести до конца начатое, но он рассчитывал на других, которым всегда готов быть полезным. "Я хотя не совершу, однако начну, - писал он в 1755 г., - что будет другим после меня легче делать". Это не были только слова. В 1757 г. стало известно, что Вольтер собирается писать "Историю Петра". Ломоносов обещал ему полное свое содействие: "У меня сколько есть записок о трудах великого нашего монарха, все для сего предприятия готовы". Обещание свое он выполнил.

В только что вышедшем сборнике Академии наук СССР "Ломоносов", в статье А. И. Андреева "Неизвестные труды Ломоносова по географии, этнографии и истории России", приведены интересные догадки о том, кому принадлежит авторство "Экстракта", посвященного лопарям и самоедам. А. И. Андреев убедительно доказывает, что "Экстракт" был написан Ломоносовым и был послан Вольтеру, работавшему тогда над "Histoire de l'Empire de Russie sous Pierre le Grand". Ломоносов, как уроженец Севера, хорошо знал эти народы и легко мог исправлять ошибки, вкравшиеся в первоначальную редакцию труда Вольтера. Ломоносов возражает Вольтеру, утверждавшему, что лопари с финнами не имеют родства, так как лопари темного цвета, а другие народы Севера - белые. Ломоносов пишет: "Лопари отнюдь не черны и с финнами одного поколения, как и с корелами и со многими сибирскими народами. Язык имеют одного происхождения и разнятся друг от друга, как немецкой от датского и шведского или итальянский от французского. А отличаются лопари только одною скудостью возраста и слабостью сил, затем что мясо и хлеб едят редко, питаясь одною почти рыбою". О цвете кожи лопарей Ломоносов вполне определенно говорил, что ему случалось видеть лопарок нагими и дивиться их белизне, "которою оне самую свежую треску превосходят". А. И. Андреев утверждает, что этот краткий этнографический очерк Ломоносова о народах Севера "может считаться одним из блестящих произведений этого рода в современной автору литературе"1 .

Из приписки, сделанной на "Экстракте", видно, что Ломоносов предполагал сделать "полное описание этих народов", но, повидимому, не успел, как, впрочем, и много других своих великих начинаний.

В 1757 г. Ломоносов послал Вольтеру свои замечания на отдельные главы его "Истории". Среди них были сведения, касающиеся географического описания России Оказалось, что этих сведений для Вольтера недостаточно, и Ломоносов приступает к организации работы под своим "смотрением" по описанию России. В конце 1757 г. Ломоносов для Вольтера пишет "Сокращенное описание самозванцев стрелецких бунтов": для Вольтера же Ломоносов сделал "Экстракт" из труда Крашенинникова "Описание земли Камчатки"2.

Как тесно связанные с историческими трудами Ломоносова, несомненно, необходимо упомянуть и его работы по географии и, в частности, по экономической географии, каковой термин им и создан3 .

Наконец, необходимо подчеркнуть, что Ломоносов не только работал над различными вопросами истории России, но и заботился о том, чтобы сохранить и собрать необходимые материалы для будущих поколений историков. По его инициативе собираются древности, зарисовываются фрески и пр. Любовь к родине, оберегание ее интересов, опасение за возможный ущерб ее престижу, столь понятное в специфической академической обстановке его времени, вполне объясняют его ревнивое отношение к архивам. По мнению Ломоносова, архивный материал мо-


1 Сборник "Ломоносов", стр. 301. Изд. Академии наук СССР. 1940.

2 Там же, стр. 295.

3 Об этом см. Греков Б. "Опыт обследований хозяйственных анкет XVIII в." - "Летопись занятий Археографической комиссии за 1927 - 1928 годы". Выи, 35 стр. 39 - 46. 1929.

стр. 33

жет быть использован во вред России, если он попадет в руки людей ей враждебных.

По мнению Ломоносова, надобно "смотреть прилежно: 1. Чтобы он (историк. - Б. Г.) был человек надежный и верный и для того нарочно присягнувший, чтобы никогда и никому не объявлять и не сообщать известий, надлежавших до политических дел критического состояния. 2. Природный россиянин, 3. Чтобы не был склонен в своих исторических сочинениях к шпынству и посмеянию"1 .

В этом отношении Ломоносов доходил до крайности и иногда бывал несправедлив. Конечно, только крайне обостренными и ненормальными отношениями, создавшимися у Ломоносова в Академии, можно объяснить, например, его отношение к Шлецеру, крупнейшему из тогдашних историков, относившемуся к прошлому России с полным признанием ее великого международного значения, умевшему ценить русские исторические источники и сделавшему больше чем кто-либо другой для серьезного и беспристрастного ознакомления Западной Европы с историей России. Ломоносов не доверял Шлецеру, боялся допускать его к архивам. В заметках, правда, писанных для себя, Ломоносов дает полную волю своему темпераменту и, несомненно, под горячую руку, между прочим, пишет: "Беречь нечего. Все открыто Шлецеру сумасбродному. В Российской библиотеке есть больше секретов. Вверили такому человеку, у коего нет ни ума, ни совести, рекомендованному от моих злодеев".

Ни в малейшей степени Шлецер не заслужил столь резкого к себе отношения. Но мы не собираемся сейчас, судить о характере и темпераменте Ломоносова, нам важно лишь подчеркнуть его отношение к исторической науке в целом, и мы могли убедиться, что, химик, физик, филолог, поэт и художник, Ломоносов в то же время очень глубоко и серьезно занимался и историей.


1 "Материалы для биографии Ломоносова" стр. 660.

 


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ЛОМОНОСОВ-ИСТОРИК

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Svetlana LegostaevaКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Legostaeva

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Б. ГРЕКОВ, ЛОМОНОСОВ-ИСТОРИК // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 18.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ЛОМОНОСОВ-ИСТОРИК (дата обращения: 28.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Б. ГРЕКОВ:

Б. ГРЕКОВ → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Svetlana Legostaeva
Yaroslavl, Россия
1778 просмотров рейтинг
18.08.2015 (3145 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
2 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев
ПРОБЛЕМЫ ИНДИЙСКОЙ ДЕРЕВНИ
Каталог: Экономика 
10 дней(я) назад · от Вадим Казаков

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ЛОМОНОСОВ-ИСТОРИК
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android