"Архив полковника Хауза". Томы I и II. М. Перевод с английского Н. К. Котова. 1937.

Издание документов из частного архива друга и фактотума Вудро Вильсона полковника Хауза является как нельзя более кстати. Теперь, когда советская наука ликвидирует последствия систематической фальсификации истории в самых различных ее областях, проводившейся в свое время "школой" Покровского, пора разделаться окончательно и с одним из совсем уж безобразных по своей явной лживости, одним из наиболее ошибочных в научном отношении и наиболее вредных в отношении политическом представлений, пущенных в ход самим Покровским и усердно поддерживавшихся его тогдашними учениками.

Теперь они, к счастью, круто переменили свою позицию на прямо противоположную. Это нужно, конечно, всецело приветствовать. Не следует им только уподобляться крыловскому Климычу (а некоторые из них к этому склонны): "Про взятки Климычу читают, а он украдкою кивает на Петра". Наши "Климычи", кивая на Покровского, усиленно молчат о собственных недавних "подвигах", принесших, конечно, немало вреда в свое время. Мы говорим о пресловутом вопросе касательно "виновности" в мировой войне. Сначала "школа", иной раз из приличия, нехотя, соглашалась признать, что и Германия тоже немного как будто виновна в возникновении- войны. Но с течением времени эти беглые и ровно ни к чему не обязывающие оговорки были отброшены и советскому читателю порой преподносились и на страницах тогдашнего "Историка-марксиста", и на страницах "Красного архива", и в отдельных (книгах, и в обильно изготовлявшихся тогда дилетантских "введениях" к сборникам дипломатических документов поистине диковинные измышления.

Неустанно, с жаром и подъемом обличалась Антанта. А так как Антанта и в самом деле тоже была виновна и очень виновна, то эти статейки приобретали для наивного читателя крайне убедительный вид, стоило только, обличая Антанту, учтиво помалкивать или невнятной скороговоркой бормотать о Германии. Сам М. Н. Покровский, возглавляя ряд исторических учреждений, мог особенно легко распространять эти свои антинаучные и антиленинские взгляды, не допуская в то же время критики их со стороны исторической общественности. Его учениками повторялась с истиннодилетантским самодовольством фраза, рассчитанная на полное невежество и умственную беспомощность читателя и на прочную тогдашнюю обеспеченность автора и всей "школы" от всякой критики: "С начала мирового кризиса 1911 - 1914 гг. военно-политическая обстановка его развязки была предрешена военными соглашениями и планами генеральных штабов Франции и России"¹ . Указывалось при этом, что при всем своем миролюбии Вильгельм в 1912 г. "не мог не согласиться" с Тирпицем, который сделал "практический вывод из событий", а именно, что "Германия потерпела дипломатическое поражение по вине Англии и должна вознаградить себя дополнительным законом о морских вооружениях"; писались статьи вроде той, откуда взята эта цитата, под широковещательным и нарочито обобщающим названием "К истории возникновения мировой войны"² , в которых как дважды два - четыре

¹ "Константинополь и проливы" Т. I, стр. 46.

² Адамов, Е. Статья в журнале "Красный архив" за 1929 год. Т. 3 (34), стр. 166 и сл.

"доказывалось", что к войне больше всего стремились и вели Европу именно Франция и Россия, а о Вильгельме скромно и вполне деликатно, вскользь сообщалось, что он "не мог не согласиться" с Тирпицем. Были статьи и книги еще и похуже. Писались этими адептами "школы" и очень большие по объему статьи о мировой войне в почтенных, серьезных энциклопедических словарях; статьи, сплошь путаные и проникнутые насквозь тем же добрым, бравым германофильским фантазированием и лганьем, как будто прямо взятым напрокат, в порядке бессознательного заимствования, из пресловутого журнала "Kriegsschuldfrage". С этим пора навсегда покончить. Повторения подобных явлений советская историография допускать больше не имеет права и не должна.

Звериные клыки германского империализма и в 1912, и в 1913, и в 1914 гг. ни один добросовестный .историк не имеет (и никогда не имел!) никакого права и никакого основания конфузливо прикрывать от взоров потомства. Все были очень хороши: и Антанта и Германия с Австрией, что и говорить, - но как раз в июле - августе 1914 г. именно Германия с Австрией и взяли на себя провокационную, инициативную роль. Документы Хауза относятся отчасти ко времени до мировой войны, " они лишний раз дают ясное понятие о германской "голубиной чистоте" и о "невинности" "миролюбивого" Вильгельма II и его присных в предвоенное время.

Позиция Вильсона (о самостоятельной позиции самого Хауза говорить не приходится) была весьма сложной и до начала мировой катастрофы и после ее возникновения, и грешно было бы сказать, что редактор русского издания потратил очень уж много глубокомыслия и эрудиции на полторы странички предисловия, которые поместил зачем-то в начале I тома. Повторить на пространстве полутора страниц дважды, если не трижды, одну и ту же цитату из Ленина и ровно ничем от себя конкретно ее не иллюстрировать (а это было так легко!) не значит облегчить читателю понимание предлагаемых двух томов. Почему было не привлечь тот материал, который дает хотя бы Лансинг об этом же полковнике Хаузе? Как было не воспользоваться разоблачениями мексиканской политики Вильсона в нашумевших статьях миссис О'Шенесси, жены уволенного Вильсоном американского посланника в Мексике в годы президентства Хуэрты? Ни этих, ни вообще каких бы то ни было материалов у редактора в распоряжении, очевидно, не было. В том виде, как это предисловие дано, оно абсолютно ни к чему. Советский читатель уже перерос такую кустарщину.

Хауз носился перед войной, во время войны и после войны по Америке и Европе: то плыл в Лондон, Париж, Берлин, то плыл из Лондона, Парижа, Берлина, шнырял около Белого дома, около посольств, около европейских дворцов и пропагандировал всемирное умиротворение, всеобщее успокоение, полюбовное размежевание между великими державами, старался, чтобы они передрались между собой возможно позже, а когда это все же в свой срок произошло, хлопотал о скорейшей ликвидации войны. Так с внешней стороны рисуется нам его жизнь, так, по крайней мере, отразилась она в документах его архива, часть которого издана в этих двух томах.

По существу, полковник Хауз делал в Европе политику Вильсона, который перед войной был довольно равнодушен к вопросу о близком вооруженном столкновении обеих враждебных групп европейских держав, затем в первые годы войны определенно не считал нужным и возможным вмешаться, а с конца 1916 г. остановился на мысли, что экономические и политические интересы США требуют либо немедленного мира в Европе либо, если это невозможно, победы Антанты, но никак не Германии. В самом ли- деле Хаузу представлялся его пуританский друг в Белом доме ангелом тишины и кротости, ниспосланным с оливковой ветвью для установления мира на земле и благоволения в человеках, или же подвижной полковник прикидывается и только напускает на себя восхищение, - этот вопрос не имеет для нас ни малейшего интереса. Его документы интересны вовсе не по тем чертам, которые

они дают для характеристики самого Хауза или Вильсона, а по тем впечатлениям, которые оставались у пего от разговоров с европейскими политиками. Он мог быть откровеннее в своих письмах и своих воспоминаниях, хотя и здесь не обходилось без оглядок и без политиканства. Документы архива Хауза даются их американским издателем, профессором истории Иэльского университета Чарльзом Сеймуром иногда полностью, иногда в подробном, а иногда в кратком пересказе.

Эти документы крайне характерны. Хауз в Англии беседует с английскими дипломатами, с сэром Эдуардом Греем. Они все с жаром стоят за мир, они готовы во имя мира сговориться с кем угодно - и они делают еще до грозных июльских и августовских дней 1914 г. точь в точь то самое, что они делали потом, с 23 июля по 4 августа.

Документы Хауза очень мало и скупо говорят о позиции Англии. Они показывают, что уклончивая позиция Грея облегчила развязывание войны Германией, явившейся подлинным агрессором в воине 1914 года. В материалах Хауза крайне интересно все, что относился к Германии. Еще недавно, в 1934 г., Эмиль Людвиг в большой биографии Гинденбурга высказал мнение, что наше время (т. е. 1934 год и, добавим, подавно 1938 год) довольно точно соответствует 1912 - 1933 гг., когда "тоже" был "канун" мирового столкновения. Во всяком случае, инициативная роль германских агрессоров - наиболее яркая и бесспорная черта и первого "кануна" и второго, теперь нами переживаемого.

Показания Хауза тем более интересны, что ведь он предназначал свои наблюдения не для публики, а для Вильсона.

Вот эти показания: "Новое поколение в Германии было воспитано своими наставниками, профессорами в духе агрессии; этот дух был крайне развит в армии и захватил офицеров флота". Хауз поехал в Берлин позондировать почву и разузнать, насколько близок всеобщий пожар. Вот что он писал президенту Вильсону 29 мая 1914 г.: "Положение исключительное. Это милитаризм, дошедший до полного безумия". Попробовал Хауз поговорить с любимцем кайзера адмиралом фон Тирпицем, морским министром: "Он проявил определенную нелюбовь к англичанам, нелюбовь, граничащую с ненавистью". Конечно, безнадежно провалились аде попытки Хауза сдержать пыл своих берлинских собеседников: "Мы много говорили с фон Тирпицем о вооружениях; я отстаивал принцип ограничения их в интересах международного мира, а он усиленно защищал необходимость для Германии обладать наилучшими военными и военно-морским аппаратами". Оказывается, что фон Тирпиц был тоже своего рода "пацифистом": он настаивал на том, что Германия желает мира, но для его поддержания надо вселять страх в сердца ее врагов.

Наконец, состоялся и доверительный разговор Хауза с Вильгельмом II. Вильгельм сначала сболтнул несколько ни к чему не обязывающих шаблонных фраз ("он заявил, что стремится к миру, поскольку это служит интересам Германии"), а затем стал говорить о "латинских и славянских народах", с которыми Англия вступила в союз, т. е., проще, о французах и русских. "Он (Вильгельм) говорил о них как о полуварварах, а об Англии, Германии, США как о единственной надежде победоносной христианской цивилизации". Мы видим, что Вильгельм непрочь был сколачивать при случае агрессивный блок для нападения на русский народ задолго до победы большевиков в октябре 1917 года. Теперь Гитлер точь в точь, как тогда Вильгельм, собирается "спасать" "христианскую цивилизацию" от большевиков. Даже этот жаргон подготовляемой грабительской агрессии в Германии мало изменился!

Хауз спросил Вильгельма, почему Германия отказалась подписать пакт Брайана, предусматривающий арбитраж и годичную отсрочку до того, как могут быть (в случае конфликта) начаты военные действия. Вильгельм ответил: "Германия никогда не подпишет такого договора. Наша сила в том, что мы готовы вступить в войну без предупреждения. Мы не откажемся от этого преимущества

и не дадим нашим врагам времени подготовиться". Больше всего поразила Хауза после всех этих откровенностей императора "безрассудная нервозность, которая в любую минуту могла вылиться в безрассудное нападение, и полная неспособность подойти к вопросу с разумной выдержкой и готовностью к компромиссу". Хауз поехал из Берлина в Париж и Лондон. В Париже у него создалось такое впечатление, что "французские государственные деятели оставили мысль о реванше и о том, чтобы получить обратно Эльзас-Лотарингию: они удовлетворены существующим положением Франции". Хауз доложил об этом в доверительном письме к Вильсону уже из Лондона: "В Германии люди поглощены одной мыслью - промышленным развитием и прославлением войны. Во Франции я не наблюдал того, чтобы доминировал военный дух. Ее государственные деятели не мечтают больше о реванше и о возврате Эльзас-Лотарингии". Еще в народе есть такие мечты, "но те, кто управляет и знает дело, думают лишь о том, чтобы Франция могла идти своим путем".

Но вот грянули сараевские выстрелы. "Австрия, заручившись смелым одобрением Германии, замышляла свое нападение на Сербию".

Хауз написал Вильгельму II из Лондона письмо 7 июля 1914 г., в котором от имени Грея передавал о готовности английского правительства "положить основание постоянному миру и безопасности". Кстати, переводчик спутал слова "sire" (государь) и "sir" (сэр), и вышло нечто не весьма правдоподобное: Хауз в русском переводе именует всюду Вильгельма II в личных к нему обращениях сэром, г. е. точь в точь так, как в Англии и Америке обращаются, например, к случайному соседу в трамвае. (Одна лишняя буква - "е", а что иной раз делает!) "Итак, опасения, которые появились у Хауза в Берлине, стали принимать реальные очертания, - пишет Сеймур, - 23 июля Австрия предъявила Сербии ультиматум, составленный так, чтобы вызвать войну..." Как и предсказывал Хауз, немцы "не стали терять времени, а ударили сразу... русско-германская война, вызванная конфликтом между Австрией и Сербией, началась нападением на Францию, с предварительным циничным и жестоким ударом по Бельгии; Великобритания, обязанная стать на защиту Бельгия по юридическим и на защиту Франции по моральным побуждениям и понуждаемая собственными государственными интересами, не могла остаться в стороне. Началась всеобщая война". Конечно, туг курьезно подслащиваются мотивы Англии: дело было не в "юридических" и подавно не в "моральных" побуждениях, а в материальных интересах Британской империи, которая, конечно, не могла позволить раздавить Бельгию и Францию. "Германия направила России ультиматум, сделавший войну неизбежной, и бросила на Бельгию авангард своей армии, предназначенный для завоевания Франции". Заметим, что Хауз очень сдержан в суждениях и думает, что лично Вильгельм виновен только в, глупости, в бряцании оружием, а не в сознательной провокации войны! "Он так далеко зашел в том, что может быть названо блефом, что в последний момент оказалось невозможным отступить". Хауз был опечален. Он не видел добра в возможной победе союзников и, значит, царской России, но больше всего боялся все-таки победы Германии: "Если же победит Германия, это обозначало бы пришествие на целые поколения несказанной тирании милитаризма. Успехи Германии заставили бы Америку "создавать военную машину грандиозных размеров".

На этом кончается наиболее интересная часть рассматриваемого издания. За время войны все поползновения Хауза ускорить окончание конфликта оказывались, конечно, неизменно тщетными, да и Вильсон вовсе его не поддерживал в этих стараниях вплоть до конца 1916 года. Любопытно, что Вильсон был убежден в том, что немецкие шпионы уже с начала войны выстроили в США нужные им площадки для орудий, не хуже того как они это сделали в Бельгии и во Франции в ожидании войны. Поведение Германии во время войны вызвало у Хауза, которого считали во Франции и в Англии германофилом, такого рода

замечание в письме от 18 мая 1915 г. министру США Мак-Аду: "Немецкий ум, очевидно, неспособен понимать что-нибудь, кроме здоровых тумаков, они (немцы) заражены странной идеей, что в войну мы не вступим ни при каких обстоятельствах".

Уже весной 1915 г. Хауз был убежден, что война США против Германии совершенно неминуема, и все-таки продолжал на что-то надеяться; в 1916 г. все еще старался о мире, бесконечно разговаривая с германским послом в Вашингтоне графом Бернсдорфом, с которым очень сблизился и которому сверх меры доверял.

Лансинг написал тогда, в 1916 г., особый меморандум, в котором вполне определенно называет все попытки Хауза прекратить войну ошибочными, потому что они клонятся к торжеству Германии, мечтающей сохранить свои завоевания, и осужденными вообще на безусловный провал. Единственно правильной для США политикой Лансинг уже тогда признавал вступление в войну на стороне Антанты, против Германии¹ .

В январе 1917 г., накануне разрыва дипломатических сношений, продолжались между Хаузом и Бернсдорфом эти доверительные собеседования.

Полковник Хауз счел излишним сохранить в своем архиве сведения о том, как его одурачил в этом же январе 1917 г. его германский "друг" Бернсдорф. В разгаре усилий Хауза повлиять на германское правительство Бернсдорф пожаловался Хаузу, что он, Бернсдорф, лишен возможности сноситься шифрованными телеграммами с Берлином, а между тем ему это якобы необходимо для помощи делу мира. Добрый Хауз выхлопотал у Вильсона разрешение для Бернсдорфа пользоваться шифром, неизвестным правительству США. "Мы дали это позволение очень неохотно (very reluctantly)", - вспоминает бывший тогда статс-секретарем по иностранным делам Лансинг. Бернсдорф и германский министр иностранных дел Циммерман мигом воспользовались этим разрешением, но далеко не так, как это было обещано миротворцу Хаузу. 19 января Циммерман послал зашифрованную каблограмму в Вашингтон, на имя Бернсдорфа, для передачи германскому посланнику в Мексике фон Экгардту. В этой навеки прослезившейся каблограмме Германия предлагала Мексике всего только начать войну с США и "отвоевать Техас, новую Мексику и Аризону" у США. Сверх того мексиканскому правительству предлагалось обратиться к Японии и пригласить последнюю расторгнуть союз с Антантой, соединиться с Германией и напасть, на США. Это все писалось как раз тогда, когда Бернсдорф еще уверял Хауза и Вильсона в глубочайшем миролюбии и горячих германских симпатиях к Америке и к ее неслыханно благородному и почтеннейшему президенту. Эта совсем невероятная по наивности и глупости каблограмма была в зашифрованном виде передана тогда же Бернсдорфом в Мексику. Агенты английской контрразведки ("Интеллидженс Сервис") тогда же ее перехватили, расшифровали и передали американскому послу в Лондоне Пэйджу, которым в конце февраля переслал ее Вильсону. 1 марта 1917 г. Вильсон опубликовал эту телеграмму. Сначала никто не хотел верить в возможность такой бессмысленной, детски-наивной выходки со стороны Германии. Но когда 3 марта Циммерман сознался и опубликовал изумительное по сугубой глупости самооправдание, ярость Вильсона не имела пределов. Лансинг приписывает этому эпизоду решающее значение в ускорении вступления Америки в войну против Германии. Спустя месяц после бури, поднятой в США опубликованием циммермановской каблограммы, 2 апреля 1917 г., Вильсон объявил Германской империи войну. Полковник Хауз несколько иначе излагает историю похищения этой каблограммы: он утверждает, что английская "морская разведка" (особое отделение "Интеллидженс Сервис") похитила телеграмму уже в Мексике и не тогда, когда она была только получена фон Экгард-

¹ "War memoirs of Robert Lansing", p. 172. New York. 1936.

том, а спустя пять недель из помещения германского посольства в Мексике, из стального сейфа. "Начальник (английской) "морской разведки" адмирал Холл с первых дней войны проявил гениальную способность перехватывать и раскрывать германские тайны. Он очень широко раскинул сеть и, что еще важнее, никогда не давал немцам даже повода это подозревать. В данном случае он перехватил телеграмму в г. Мексико, несмотря на утверждение Экгардта, что телеграмма не выходила за пределы стального сейфа и из рук одного человека, который расшифровал и прочел ее посланнику ночью, шопотом. Это было одной из многих проделок Холла, знавшего вплоть до конца войны много самых сокровенных тайн германского министерства иностранных дел. Несомненно, он сыграл свою роль в том, чтобы внушить Америке, что война с Германией неизбежна" (стр. 345).

Второй том обрывается на 2 апреля 1917 г., когда Вильсон прочел в конгрессе США свое послание, возвестившее войну с Германией.

Об этом, конечно, можно пожалеть. Роль Вильсона в 1918 и 1919 гг. очень важна для уяснения ряда вопросов всемирноисторического значения. С Хаузом покойный президент был откровеннее чем с кем бы то ни было, даже откровеннее чем сам Хауз с читателем. И кое-что, иногда против воли Хауза, проскальзывает в этих документах такое, чего не дает документация официальная, министерская. Наивное и непрерывное восхищение добродетелями Вильсона, простоватость и ограниченность в понимании глубокого смысла происходящих событий, поверхностность ума, крайне скромная общая эрудиция - все это не мешает признать Хауза наблюдателем очень чутким и внимательным.

Он, "германофил", старавшийся найти в Вильгельме противника войны, пришел в конце концов к непоколебимому убеждению в виновности Германии в деле развязывания войны. Наглое лганье гитлеровских "историков" о России, Франции и Англии, якобы "напавших" в августе 1914 г. на Германию, и о "коварной" Сербии, пожелавшей именно в июле 1914 г. разрушить Австрию, будет, конечно, продолжаться своим чередом, так, как если бы никаких данных, доказывающих обратное, не существовало.

Но для того, кто сколько-нибудь заинтересован в исторической правде, каждое новое показание, вроде тех, которые дает Хауз, подтверждает факт, давно уже признанный всеми, кроме разве гитлеровских бандитов: тягчайшая доля ответственности за развязывание мировой войны лежит прежде всего и больше всего на Германии, германской буржуазии, помещиках и военной клике. И никакие потуги сознательной лжи, проявляемые фашистами Германии и Японии и их фельдфебелями от "науки", не поколеблют эту истину в настоящем и будущем.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Е. ТАРЛЕ:

Комментарии: