С огромным интересом прочитала статью И. Б. Шишкина "Дело Рютина" в вашем журнале (1989, N 7). Да, дело моего деда М. Н. Рютина таинственно. И я думаю, что причин тому, помимо названных в статье, немало. Есть, наверное, и чисто психологические. Сталин боялся цитировать правду, особенно если она написана ярким публицистом, таким, как Мартемьян Никитич. И еще одна причина: то, что говорил и писал дед по поводу методов коллективизации сельского хозяйства, вошло позже целыми абзацами в сталинскую газетную статью "Головокружение от успехов" - этот "гениальный труд гениального вождя".

В свое время платформу Рютина читал весь первый партэшелон (зря Н. И. Бухарин открещивался). И не просто читали, но и от себя добавляли. "Дело" деда в 1932 г. обсуждалось во всех московских парторганизациях, однако, полагаю, обсуждалось так же, как позднее "Доктор Живаго" Пастернака, то есть без прочтения как платформы, так и "обращения".

В статье Шишкийа впервые дается общий анализ деятельности "Союза", рассказывается о Каюровых, чудесных людях. Интересно, что когда уже при Н. С. Хрущеве готовили для съездовского доклада раздел по "уклонам", мою маму приглашали в ЦК КПСС, расспрашивали о рютинской платформе.

В 1963 г. я и сама побывала в КПК при ЦК КПСС по поводу предоставления маме жилья. Меня принял (а я была с партбилетом) какой-то товарищ с неизвестной мне фамилией. Требовалось немногое: лишь бы Комиссия Партийного Контроля подтвердила Кировскому райкому партии и Кировскому райсовету Москвы, что мама действительно проживала в Москве до Великой Отечественной войны. Жилье ей тогда предоставили от ее работы. Послевоенного же стажа проживания в Москве не хватало, а домовых книг не сохранилось. И вот, глядя мне в глаза, этот товарищ сказал: "Ваш дедушка не реабилитирован, и реабилитировать его не будут". Хрущев квартиру маме, однако, дал.

Очень был заинтересован в том, чтобы никогда не всплывало имя Рютина, такой партийный "теоретик", как Ем. Ярославский. Ему невыгодно было упоминать о Рютине, ибо Сталин мог докопаться до былой связи между Рютиными и Ярославскими. Дело в том, что брат моей бабушки Евдокии Михайловны М. М. Константинов (профессор истории), некогда меньшевик, был большим личным другом Емельяна. Они до революции сидели вместе, то ли на каторге, то ли в Александровском централе (Иркутская губ.). Когда деда перевели из Дагестана на работу в Москву, то эти три семьи - Константиновы, Рютины и Ярославские - часто встречались у Константинова, в доме бывших политкаторжан на ул. Чаплыгина, возле Лялина переулка. Обедали, беседовали, спорили. Ярославский и дед после ожесточенных столкновений "перековали" Михаила Михайловича в большевика и дали ему рекомендацию для вступлений в Коммунистическую партию. Константинов умер от сердечного приступа, некролог в газете "Известия" подписал Ярославский (кажется, в 1938 г.).

Но позднее, боясь, Емельян особо усердствовал в "разоблачении" моего деда, а потом в своих "изысканиях" старался просто молчать о Рютине. Одного Рютина он как бы держал для себя, другого - для Сталина.

Мне было 15 лет, когда, продав все вещи и еще заняв денег, мама отправила меня в Москву из Караганды искать могилу бабушки. Могилы никакой я не нашла, конечно, а вот справку о том, что бабушка умерла в Карлаге, то есть совсем рядом с нами, я получила. Мною овладело отчаяние: как я по возвращении скажу об этом маме?

Я позвонила теше старшего сына Рютина Е. Ф. Владимирской (вероятно, сестре того Владимирского, чей прах захоронен в Кремлевской стене). Повезла меня Елена Федоровна в Кратово. Был 1946 год. Там старушки, в том числе члены семьи уже покойного Ярославского, пожелали посмотреть на внучку "неистового Мартемьяна". Я стояла перед ними, опустив голову, а они вдруг стали мне говорить, какой замечательный у меня был дед, только слишком горячий, и как я буду еще им гордиться. Бумажка про бабушку, вместе с остатком денег спрятанная в лифчике, жгла меня; их слова были пыткой... Я думала, что задохнусь от слез в тамбуре электрички, возвращаясь из Кратова в Москву.

стр. 185

Но вот о физическом устранении Сталина предположение И. Б. Шишкина в его статье никуда не годится: это полностью отметал еще сам Мартемьян Никитич в своем письме в ЦИК ("Известия ЦК КПСС", 1989, N 6). Логика письма абсолютно безупречна. Хотя лично я считаю, что три копейки цена всем револьверам, изъятым энкаведистами у старых большевиков при обысках: у Рыкова они лежали под матрацем, но без дела. И Томский зря пальнул в себя: надо было стрелять, куда следует.

Ю. З. Жуковская (Рютина), Ленинград

Постоянный адрес данной публикации: