Берлин, 3 июня 1841 г. Дорогой Маркс!

После того, как мы расстались, я, правда, больше недели пребывал в меланхолике, как говорит Гирш Гиацинт¹ , и каждый день ты был мне нужен; но никогда я не "проповедывал с некоей грустной иронией о бесхарактерном эгоизме нашего времени и не восклицал: "И ты, сын мой, Карл!" Нет, никогда, мой милый Брут с душой Антония. Что ты не напишешь мне из Франкфурта, я, по правде сказать, знал уже в ту минуту, когда ты давал обещание это сделать; но, вообще говоря, никогда не сомневался, что ты напишешь, как только это будет возможно. Знаю, ты относишься ко мне хорошо, не можешь без меня жить или: с любовью ничего не поделаешь, как изволит иногда выражаться твоя милая скромность.

Видишь, я начинаю заноситься с тех пор, как ты меня эмансипировал - хотя ты едва успел дать мне руку на прощанье; вместе с твоей черной личностью уехало и "острое чувство моего ничтожества". С тех пор, как мое досточтимое "по ту сторону" (jenseits) очутилось по ту сторону Рейна, сам я начинаю постепенно опять становиться "по-сю-сторонним" (diesseitig). Теперь у меня опять собственные мысли, которые я, так сказать, сам думаю - между тем, как прежние все были из другого места или в другом месте, поблизости: из Шютценштрассе или на Шютценштрассе. В самом деле я опять в состоянии работать и радуюсь, что, живя среди баранов, сам не баран. Какое прекрасное чувство! Однако то, чего нет, еще может случиться.

Что касается мыслей из Шютценштрассе, то наш Бруно Бауэр написал в "Hallische Jahrbucher" великолепную, ничуть не иезуитскую статью. Почтенный автор вначале проводит мысль, что византийское государство и есть, в сущности, христианское государство; я полицейски проверил паспорт у этой мысли и убедился, что она тоже - из Шютценштрассе. Как видишь, ты - магазин мыслей, фабрика идей или, как говорят берлинцы, ein Ochsenkopf von Ideen. Если встретишься в Бонне с Бауэром, можешь ему сказать, что после этой статьи я дам ему, в отношении его иезуитства, отпущение грехов. Что ты признан совершенно неспособным, меня бесконечно радует, тем более, что теперь нам обоим один приговор; я-то числюсь неспособным уже 10 лет, как тебе известно. Но теперь это написано черным по белому, между тем как наши призванные в ландвер уже обучаются вовсю со вчерашнего дня. Однако, что скажет по поводу неспособности твоя милая женушка? Впрочем, ей ты не станешь рассказывать ни об этом, ни о моем безбожии.

Что касается литературы, то в первую очередь приходится говорить о самом себе, ибо что такое литература без меня? Моя статья об историках, которая не имела счастья понравиться некоторым людям, потерпела, как и следовало ожидать, фиаско, о чем я, впрочем, узнал лишь с тех пор, как снова начал встречаться с "учеными людьми", т. е. уже не с тобою. Статья эта - новая ступень моей дурной славы. Ранке был вне себя; он, между прочим, говорил Дённигесу, как это скверно, в сущности, что в королевско-прусском государстве нет правовой защиты от такой клеветы. Штур, напротив, в восторге, что я ругал его несколько меньше, чем других. Недавно он мне сказал совсем конфиденциально: "Все-таки я очень рад - главным образом из-за Иоганна Шульца² , - что Вы меня похвалили" (думает, что я его хвалил). Он стал обращаться со мной совершенно да равную ногу, а уж большего, конечно, требовать нельзя. В тот же вечер он мне сказал, когда я начал хвалить Гельвинга: "Вы только не думайте, что Гельвинг такой же, как Вы да я". На моего директора статья произвела впечатление почти комическое. Он был в обществе и слышал, как советники министерства и профессора долго и подробно обсуждали мою статью, и с тех пор он смутно подозревает, что я существо высокого порядка. "Jahrbucher" он брал у меня три раза, чтобы показать мое писанье всем своим тестям, теткам и прочей родне, а его шурин предложил мне сотрудничать в русском журнале (который будет редактировать) за очень хороший

Публикуется в русском переводе впервые. Перевод К.. Швеца. Подлинник напечатан в издании Marx - Engels. Gesamtausgabe, Bd. I. Zweiter Halbband, S. 255- 259.

¹ Гирш Гиацинт - литературный персонаж Г. Гейне ("Лукские воды").

² Шульце Иоганн (1786 - 1869) - советник прусского министра Альтенштейна по делам высшей школы; личный друг Гегеля.

русский гонорар, и раз ты уехал, я опять могу с чистой совестью взять русскую ориентацию. Добрый Мейен¹ дал в "Athenaum" об этой "в высшей степени умной и острой статье" специальный критический отзыв, в котором заявляет, что я в достаточной мере показал, что способен на большее, чем Раумер и Ранке; стыдно, что мне не дают положения, при котором я мог бы все свое время отдавать науке. Мейен - великолепный малый, он меня иногда навещает; вчера мы ходили вместе гулять. Если для моих прогулок у меня будет теперь спутник, то на ближайшее время только он и никто другой. Возможно, что он будет твоим преемником.

Южнонемецкие конституционалисты перепечатали мою статью в "Штутгартском курьере", что, впрочем, весьма неконституционно. "Помнишь, мы говорили иногда о сумасшедшем д-ре Шопенгауэре. Я приводил несколько раз одно излюбленное его изречений, - что многоженство разрешается у всех народов, кроме одной только еврейской секты: христиан. Теперь этот турок издал два сочинения на премию; одно увенчанное, другое неувенчанное ("Об основных принципах морали". Франкфурт на Майне). Страшно разносит Гегеля, а заодно и Фихте, сторонником которого он до сих пор считался. Заявляет, что summus philosophus - так он называет Гегеля - просто сумасшедший. Мундт торжествует по этому поводу в длинной статье, в "Пилоте". Он объявляет, что это нападение - Страшный суд для гегелевской философии. Пишу это с той целью, чтобы ты в связи с Тренделенбургом² уделил некоторое почетное внимание и Шопенгауэру.

Читал ли ты в аупсбургской газете письмо Беттины к Спонтини? Мейен его там напечатал. По этому поводу в "Гамбургском корреспонденте" появилась подлейшая, грязная, полицейски бесчестная статья. Между прочим, Беттина там названа фурией, которой более свойственно нападать на человека помелом, а не пером и т. д. Автор, - должно быть, наш дражайший Иоель Якоби; Штур, однако, меня уверяет, что у него на этот счет совсем другие, но совершенно секретные сведения. Спонтини, между прочим, получил пенсию, полный оклад жалованья.

Его величество Фридрих-Вильгельм IV находится сейчас на моей родине. Хочет посмотреть: может быть, дреммлингенские крестьяне (если бы их знал Штур, он бы, вероятно, отнес их к пеласгам) еще глупее, чем некоторые другие люди. Обедал он на крестьянском дворе, совсем близко от благородной моей родной деревни, вместе с хозяином этого двора, старостой, пастором и ландратом. Из отцовского письма вижу, что альтмаркские жители просто с ума сошли: прямо-таки ржут от лойяльности и любви к обожаемому монарху. Киритц, родина моя!

Вторую историю ты, вероятно, прочитал в газетах. Его величество Фридрих-Вильгельм IV издал именной указ жителям Бреславля, в котором отказывается принимать какие бы то ни было чествования летом в Бреславле, если он туда приедет, ибо вышереченные граждане поручили своему депутату в ландтаге поднять вопрос о деле 22 мая 1815 года. Граждане Бреславля ответят, вероятно, униженно, как побитые собаки.

Ты, должно быть, уже знаешь, что тридцать шесть ординарных профессоров подали протест - составленный, впрочем, глупо, - против назначения попечителя и получили отказ. Штур рад, что, как он выражается, не удались интриги Бёка.

Здесь много говорят о том, что твой коллега, д-р философии Бунзен, будет министром духовного ведомства, Эйхгорн - министром иностранных дел, а Вертер уйдет в отставку. Это было бы желательно как некоторый прогресс. Ибо Бунзен, как тебе известно, - не католик и не протестант, а изобрел самолично в городе, расположенном на семи холмах, капитолийскую религию. При нем она, вероятно, будет введена именным указом, и тогда мы, по крайней мере, избавимся от христианства.

Когда я писал эти последние слова, в комнату вошел лейтенант Гирсберг, которого я давно не видел; он рассказал, что получил от тебя письмо уже больше недели тому назад. Впрочем, после нашего прощанья, зная теперь до тонкости, почему в день отъезда мы только пять минут провели вместе, и у меня "было время подождать" (!)³ , я так покорился неизбежному, что и теперь, поймав тебя "на месте преступления", продолжаю писать дальше. Правда, новостей, которые тебе желательны, я не знаю, если не считать одной, чрезвычайно важной, а именно: я получил 50 талеров прибавки и после этого сразу подал заявление о второй прибавке. Кроме того, послал бумагу в некое высокое министерство, притворившись, что я все еще в разгаре своих занятий исландским, и просил денег па двухмесячное пребывание в Копенгагене. Ничего пока не получил и навряд ли получу. Статью о Шлоссере закончил только в дни Троицы; таким образом, едва ли она будет напечатана раньше 1 июля. В этой статье я до некоторой степени принялся философствовать. Ты умрешь со смеху! Впрочем, так грубо и по-христиански, что статья прямо-таки может меня дисквалифицировать.

Был ли ты в Галле у Руге? Я с того временя не получал от него писем. Еще не выяснено, не могут ли запретить "Hallische Jahrbucher" и под новым названием, которое журнал получает с 1 июля...

(Продолжения письма нет).

¹ Мейен Эдуард (1812 - 1870) принадлежал к: берлинским левым гегельянцам; сотрудник (в 1838 г. и редактор) "Literarische Zeitung". С 1839 г. сотрудник "Hallische Jahrbucher", "Deutsche Jahrbucher", "Rheinische Zeitung" и других периодических изданий.

² Тренделенбург Адольф (1802 - 1872) - философ, кантианец; Маркс предполагал в 1841 г. подвергнуть критике его только что вышедшие "Logische Untersuchungen".

³ Здесь строка, замаранная чернилами.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Комментарии: