Libmonster ID: RU-9187

ИДЕЯ "ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ" СЛОВА В ФИЛОСОФИИ Г. Г. ШПЕТА (по материалам "Истории как проблемы логики")*

При всем различии направлений и школ, выделяемых в философии языка, можно определить некую общую идею, утвердившуюся в ней, согласно которой язык предназначен прежде всего для достижения взаимопонимания (Verstandigung). Начало данного подхода к языку было положено работами В. Гумбольдта, оказавшими определяющее влияние на последующее развитие лингвистики и философии языка.

Идеи Гумбольдта о языке как "постоянно возобновляющейся работе духа, направленной на то, чтобы сделать артикулированный звук пригодным для выражения мысли"2, имели и логическое значение. Собственное развитие смыслового потока, выражаемого словесно и соответственно понятийно, обуславливает в свою очередь спонтанность "образования" понятий. По Гумбольдту, "проявление человеческой духовной силы не привязано к ходу времени и накоплению материала. Создавая свои творения, она производит известное число форм, в которых находят себе воплощение то, что в каждом роде вещей созрело до совершенства и удовлетворяет полноте своей идеи"3.

В России эти идеи были продолжены в рамках лингвистики


* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ. Проект N 11 - 03 - 00007.

2 Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 70.

3 Там же. С. 50.

стр. 147

А. А. Потебней, а в рамках философии - Г. Г. Шпетом. Можно утверждать, что герменевтические воззрения Шпета формировались в контексте философии языка В. Гумбольдта, философии В. Дильтея, первым поставившего вопрос о философском статусе герменевтики, и феноменологических исследований Э. Гуссерля, основные установки и проблемное поле философских исследований которого принимаются Шпетом и эксплицируются в дальнейшем в его работах. Таким образом, выявляя "первые начала" герменевтики Шпета, т.е. основания его концепции, в первую очередь можно выделить философию языка В. Гумбольдта.

Свои исследования Шпет начинает с определения предмета, изучение которого требует герменевтических приёмов. Такая постановка проблемы выявляет методологическую роль герменевтики и открывает связь герменевтики с логикой. Интерпретация, пишет Шпет, всегда требует указания оснований, отсюда её особый логический характер. Указание в неявном виде на их взаимозависимость Шпет находит у В. Гумбольдта. Интерпретация гумбольдтовского понятия внутренней языковой формы позволит ему выявить связь понимания с логическими приёмами (предицирование и др.), а понятие "внутренняя форма слова" рассматривать как один из основных логических терминов, определяющих процесс "развития" понятия.

Шпет в учении Гумбольдта о внутренней языковой форме видит in nuse учение о формах понимания. "Постоянное и единообразное в деятельности духа, - так определяет Гумбольдт понятие внутренней формы, - возвышающей членораздельный звук до выражения мысли, взятое во всей совокупности своих связей и систематичности, составляет форму языка. Она представляет сугубо индивидуальный порыв, посредством которого тот или иной народ воплощает в языке свои мысли и чувства"4. Шпет обращает внимание на то, что "форма" есть также "результат", "произведение" некоторой формообразующей деятельности, для определения которой необходимо указать её источник. У Гумбольдта таким источником выступает народ, а точнее - дух народа. Шпет, напротив, замечает, что утверждением субъективного творчества в области внутренних форм уничтожается творчество самих форм, отрицается их подвижный, динамический характер.Методологически важно отметить данную особенность внутренних форм - их подвижность, динамический характер. Формообразующим начатом


4 Гумбольдт В. фон. Указ. соч. С. 71.

стр. 148

у Шпета выступает предмет. Внутренние формы, соответственно, оказываются формами передачи предметного содержания. Этот вывод позволяет Шпету выделить роль внутренних форм в процессе понимания. Шпет различает понятие, суждение, разумение как акт и как содержание. Форма рассматривается либо как форма акта, либо как форма предмета, взятого с его содержанием. Соответственно, коррелятивными выступают не форма и содержание, а предмет и его содержание, форма выступает не как форма какого-либо содержания, а как форма предмета с его содержанием.

Рассмотрение вопроса о роли внутренней формы языка Шпет переносит в синтаксическую сферу. Он обосновывает такой подход тем, что, во-первых, в слове при грамматическом анализе корень обозначает содержание, а окончание - форму. Во-вторых, логический коррелят синтаксического предложения обнаруживает те же логические качества и ту же закономерность, что и отдельное слово. Соответственно, именно в сфере синтаксической логическая роль словесной формы, окончания выступит более полно. Это же заключение он выражает, когда говорит, что всякое слово есть только синсемантик, и ни одно слово, даже в своей относительной самостоятельности, не может избежать влияния со стороны законов целого. Таким образом, вывод о синсемантичной природе слова даёт основание Шпету рассматривать всякую словесную форму как, говоря его словами, аналогон синтаксической организации предложения.

Сущность языка, по Шпету, может быть раскрыта только в свете его целого. Слово как неорганизованный отрывок, пишет он, потенциально заключает в себе то, что содержит и даёт актуально предложение. Следовательно, то, что составляет внутреннюю форму предложения, составляет и внутреннюю форму слова. Это соответствие обуславливается тем, что "форма", организующая слово, является не внешним привнесением к нему, а необходимо указывает на некоторый внутренний образующий принцип свой. Указание на образующий принцип внутренней формы слова Шпет считает самым важным в учении Гумбольдта, который определяет внутреннюю форму как правила, методы, приёмы, которыми дух осуществляет в языке свои цели.

При анализе языка Шпет подчеркивает принципиальное значение связи синтаксических форм с логическими, так как решающую роль в оформлении слова играет логическое оформление, исходящее, как уже отмечалось, из соответствующего предмета мысли и выражения. Необходимо выявить коррелят словесной внутренней

стр. 149

формы в синтаксической форме, или, как формулирует Шпет, определить, что соответствует "окончанию" слова в целом предложения. Коррелятом "окончания" в предложении служит связка, copula, которая есть определённая грамматическая форма, но идеальный момент её указывает на логическую сферу сознания.

Выделяя корреляцию грамматического и логического "слоев" сознания, Шпет отмечает независимость и самостоятельность логического слоя. Грамматика имеет свою предметную основу в исторических вещах и фактах, логика - в идеальных отношениях. Поэтому насколько разнообразен и случаен язык в своих грамматических формах, настолько принципиально едина логика. В конкретном языке грамматический и логический слои переплетаются. Номинальная функция слова может оказаться недостаточной для выражения предметных отношений и значений, когда от слова требуется, чтобы оно не только назвало некоторое значение и отношение, но также установило или отвергло их в их предметности. Эта устанавливающая или предикативная функция слова лежит в сфере чисто логической, ею устанавливается истинность понятия или суждения. Шпет ищет словесное выражение этого логического отношения, которое он видит в "целом"предложения. Если грамматика различает "части" предложения, то логика, утверждает Шпет, должна "целое" предложения считать своим элементом.

Таким образом, Шпет заключает, что, во-первых, синсемантики выполняют логическую функцию, а по существу, все слова - синсемантики. Во-вторых, значение "отдельного" слова ведёт за его пределы к синтаксической форме и обратно, каждое отдельное слово имеет значение, являясь implicite синтаксической формой. Синтаксические формы прямо переходят в логическую закономерность, как пишет Шпет, "законосообразную предикативность"5. "Язык жив в своей полной логической и синтаксической конструкции, ею он проникнут во всяком своём частном органе и на каждом шагу своего движения. От логики к синтаксису и от синтаксиса к морфологии идёт идеальный путь исследования, и только на нём, в свете целого, становится ясной всякая частность и всякий "элемент"... "Отдельные слова", вырванные из их логической и синтаксической связи, суть умерщвлённые органы речи; если в них мы не находим признаков жизненной силы, непозволительно заключать из этого, что её нет и в целом организме; и наоборот, открывая её


5 Шпет Г. Г. Язык и смысл // Шпет Г. Г. Мысль и Слово. Избранные труды / отв. ред. - сост. Т. Г. Щедрина. М., 2005. С. 647.

стр. 150

в целом организме, мы можем проследить и её особенные функции в каждом живом органе этого организма"6.

Подход к знаку со стороны значения позволяет выделить роль логики в изучении слова как знака. Шпет указывает на односторонность традиционной логики, в которой при изучении логических форм в основном сосредотачивали внимание на объёмных отношениях понятий, игнорируя соотнесённое объёму содержание. Вследствие этого вопрос о значении понятия занимал "второстепенное" место в логике. С другой стороны, исключительное сосредоточение логики на проблемах значения грозит её автономии. Учение о внутренней форме языка позволяет логике найти приемлемый критерий для её правильного самоопределения. Внутреннюю форму языка вообще Шпет, следуя за Гумбольдтом, определяет как отношение звукового или зрительного знака речи к значению этого знака. В зависимости от типа значения слова (грамматическое, логическое и т.д.) выделяются типы такого отношения. Соответственно, под внутренней логической формой слова понимают такое отношение знака к его значению, которое имеет место там, где пользуются языком в познавательных целях. Слово является предметом логики как средство познания.

Данное отношение, опосредующее как чувственное восприятие, опыт, так и разумное усмотрение, Шпет называет понятием. Именно в пересмотре подхода к понятию со всеми вытекающими отсюда следствиями Шпет утверждает реформирующее влияние герменевтики на логику. Уже в своих феноменологических штудиях он ставит вопрос: как понятие есть так, что оно выступает не средством препарирования действительности, а средством её действительного познания, другими словами, как понятие есть так, что в нём выражается смысл.

Шпет отмечает, что акт осмысления и логизации по существу не тождественны. Смысл "захватывается" в понятии уже готовым. Понятие, подчеркивает Шпет, есть то, что должно быть получено в результате понимания и интерпретации, т.е. само понятие выступает предметом понимания и интерпретации. Следуя за Гуссерлем, он противопоставляет интеллектуальную интуицию и понимание: понятие всегда направлено на общее, оно само есть общее, интеллектуальная интуиция даёт нам единичное, "индивидуальное".

Понятие образуется по поводу интуиции, но оно не продукт свободного творчества. Шпет отмечает, во-первых, формообра-


6 Шпет Г. Г. Указ. соч. С. 649.

стр. 151

зующую роль предмета, во-вторых, в самой интуиции он выделяет называемые им "идеальные моменты", предопределяющие то, что делает понятие "отображением" предмета. Понятие выступает знаком, который, как таковой, имеет значение, соответственно, мы должны понимать, разуметь это значение. Не понятие, заключает Шпет, выражает понимание, а само понятие должно быть понимаемо. Герменевтическую логику Шпета можно определить как понимающую, интерпретирующую понятия логику. Шпет отмечает, что как опытную, так и идеальную интуицию пронизывает уразумение. Категория предмета предписывает общее правило для всякого особого предмета. Очевидно, что само правило не может быть усмотрено, если нет уразумения его предметного источника. Именно предмет должен быть раскрыт в том, что предписывает это правило и для самого предмета. Утверждая, что к сущности сознания принадлежит не только усматривать, но и уразумевать усмотренное, Шпет выявляет правило раскрытия вещи через уразумение энтелехии предмета.

В этом свете приобретает новый вид проблема выражения (понятия). В понятии выделяется как бы две части: чисто логическая, рассудочная форма "охвата" и момент уразумения, осмысления. В формальной логике понятия предстают оторванными друг от друга, вследствие чего "теряется" "разумный" момент понятия, а оно само превращается в концепт. Акт осмысления понятия создаёт из него процесс понимания. Утверждая, что всякое слово есть синсемантик, имеет значение только в контексте всегда более обширного целого и что эта связность слова существенна для его бытия и осуществления, Шпет применяет эти требования и к понятию. Герменевтическая логика Шпета подходит к понятию как к семантическому выражению.

Выше уже говорилось, что, по Шпету, каждое отдельное слово имеет значение, будучи implicite синтаксической формой, соответственно, всякое понятие implicite есть суждение. Понятие становится пониманием, когда мы в нём видим суждение, когда от суждения в понятии переходим к суждению, в которое входит понятие. Само суждение вставляем в контекст и т.д. Но понимание выступает не беспорядочным потоком, а развитием, устойчивые формы которого мы улавливаем в предикативности суждений.

Шпет настаивает на непосредственности понимания. Истолкование, интерпретация, указывает он, начинается с того момента, где заканчивается понимание, где непосредственного понимания не хватает. Другими словами, источником интерпретации является

стр. 152

непонимание, которое в результате оказывается толчком все-таки к пониманию. В интерпретации мы необходимо прибегаем к словесному запечатлению понимания, т.е. вносим в него некоторый логический момент, который в непосредственном понимании не чувствуется. В работе "Герменевтика и её проблемы" Шпет замечает: не в том ли разница между точным и неточным пониманием, что к первому присоединяется некоторая логическая работа. Можно ли, пишет он, утверждать, что устранение некоторых, в частности, логических моментов даёт простое непосредственное понимание? К этому вопросу вернёмся чуть позже.

Продолжая феноменологические исследования сознания Гуссерля, Шпет отстаивает всеобщность логического слоя в структуре сознания. В отличие от своего учителя, обошедшего эту проблему, Шпет разводит процессы логизации и осмысления. Понимание есть усмотрение смысла, оно также непосредственно, как и чувственное восприятие. Но это усмотрение и уразумение смысла должно быть как-то выражено словесно. Именно здесь переплетаются процессы логизации и осмысления. Слово пронизывает чувственный и разумный опыт, объединяя их в единое целое. Резюмируя свои герменевтические искания, Шпет заключает, что, во-первых, все модификации и формы единого культурного сознания имеют в языке архетип и начало, т.е. находят свой элемент в слове-понятии, первично данном не в восприятии вещи, а в усвоении знака социального общения; во-вторых, понятие рассматривается им не как концепт только, а как"единство текучего смысла", потому было важно выделить подвижность, динамичность внутренних форм. Внутренние формы слова соответственно определяются как правила образования понятий, они не только оформляют течение смысла, но открывают возможности диалектической интерпретации выраженной в слове реальности. Предикация через внутренние логические формы запечатлевает смысл и действительность познаваемого, в квазипредикативных формах фиксируются отрешённые сферы искусства, где внутренние художественные формы оказываются правилами, алгоритмами эстетического восприятия.

Герменевтическая логика является формальной теорией (Шпет выступает против "формализма" традиционной логики, а не против формальной логики как таковой), соответственно, она своими обобщениями намечает формы возможных теорий. Можно в значении слов выявлять знаки новых, более глубоких значений, выделять новые ступени интерпретации и уразумения, которые могут рассматриваться не через оболочку слов, а как бы сквозь

стр. 153

него. Но только словесная оболочка, утверждает Шпет, может дать для них свои праформы, соответственно, их раскрытие может и должно вестись по этим праформам.

Настаивая на полной всеобщности логического слоя в структуре сознания, Шпет тем самым предрешает вопрос о связи понимания с процессом логизации. Внутренняя форма слова есть то, что способствует пониманию. Более того, уразумение понятия, в котором мы охватываем значение вещи, т.е. предмета, на что должна быть ориентирована логика, а не на понятие - концепт, требующий только своего принятия, даёт точку опоры при понимании. Шпет признаёт фундаментальную роль логических форм, понятий в понимании. Этот вывод принципиально важен как для логики, так и для философии в целом, поскольку в философии начала XX столетия преобладала так называемая психологическая теория образования понятий из единичных представлений: как от единичных представлений мы приходим к понятию, так от ассоциаций и представлений мы приходим к пониманию. Шпет отмечает заслугу Канта, особо выделяя его учение о схематизме, в котором впервые в истории философии был дан ответ на вопрос, как возникают понятия. Кант показал необходимость схем при образовании понятий, тем самым уничтожив предрассудок, будто понятия образуются путём обобщения единичных представлений. Схема обозначает и внешний образ, фигуру, и внутренний распорядок, как бы правило построения внешнего образа. Схема есть некоторый общий приём или метод воображения, при помощи которого создаётся образ к данному понятию. Категории без схем, по его определению, есть только функция рассудка применительно к понятиям, они не представляют никакого предмета, следовательно, это понятия, не имеющие предметного значения, лишённые смысла. Шпет видит в учении Гумбольдта о внутренней языковой форме влияние кантовского учения о схемах понятий. Выделяя внутренние логические формы слова как правила, приёмы образования понятий, Шпет решение вопроса о внутренних логических формах рассматривает как основание для выделения герменевтической логики.

Таким образом, герменевтические искания Шпета имеют философскую значимость для современной философии языка. Им был проведён философский в отличие от психологического анализ понимания. В результате выявлена социально-знаковая природа понимания, его специфика как способа познания, тем самым указано место проблемы понимания в теории познания. Специальными способами понимания выступают критика и интерпретация. Шпет,

стр. 154

разрабатывая проблему понимания в рамках герменевтики, определяет задачи и значение интерпретации как способа понимания, её возможности и условия осуществления. Можно утверждать, что герменевтические исследования Шпета позволяют выделить герменевтику как философскую дисциплину, определить её место в системе научного знания, прояснить её отношения с другими науками, в частности, с логикой.

Анализ знаковой природы слова

Современная философия языка вернулась к средневековой проблеме универсалий, пытаясь разрешить её на основе собственных эпистемологических парадигм. Средневековый учёный считал, что большинство слов, обладающих самостоятельным значением, представляет собой общие термины за исключением тех единичных или дискретных понятий, которым соответствует строго один референт. Особенность общего термина - его гетерореференциальность, т.е. способность указывать на каждый предмет в отдельности или несколько взятых предметов из области своего референциального значения. Референциальное значение термина есть тот конкретный предмет (референт), на который указывает данный общий термин в данном высказывании, область референциального значения, соответственно, - совокупность всех таких предметов, потенциально могущих быть обозначенными данным термином в том или ином высказывании. При относительно постоянном смысловом значении общего термина его референциальное значение может изменяться. Средневековые логики выделяли такое свойство общего термина, как суппозиция (suppositio), т.е. свойство указывать на конкретную часть своего референциального значения в высказывании, исходя из утверждавшейся ими фундаментальной дистинкции между обозначением как смысловым значением слова и его суппозицией как референциальным значением слова. Некоторые слова имеют не реальное, но только номинальное определение (их может быть несколько в отличие от реального, которое всегда строго одно) - "чистота", "доброта". Реальное определение всегда есть определение реальной вещи - "Сократ", "этот человек"; номинальное чаще всего есть определение самого имени (nomina). Факт наличия реального или номинального определения слова связан со статусом реальности как самого этого определения, так и определяемого предмета или слова. Выяснение данного статуса и составляло суть средневековой дискуссии об универсалиях, т. е. об онтологическом

стр. 155

характере общих понятий - тех, что имеют реальное определение наряду с номинальным (реализм), или же - только номинальное (номинализм).

Споры об универсалиях сопровождались дискуссиями о знаковой природе слова. Свойство слова обозначать что-либо свидетельствует о знаковой природе слова, но что делает слово (термин) знаком и знаком чего оно выступает? Большинство средневековых философов полагали, что слово является знаком в силу его первичного нарицания, т. е. особого рода связи между вещью и словом, имеющей библейские основания. Часть слов выступает в роли знаков в силу также вторичного нарицания - коннотирующего значения. Например, слово "белый" первоначально обозначает нечто белое как обладающее свойством "белизна", значит, оно может обозначать не только белое в качестве термина первичного нарицания, но и само свойство быть белым - как термин вторичного нарицания. В средневековых дискуссиях было положено начало исследованиям имён и особому их выделению. В основе обсуждения онтологической природы универсалий лежит определённая точка зрения на онтологический статус обозначаемых ими вещей. Вслед за Аристотелем многие средневековые учёные полагали, что каждое слово обозначает вещь постольку, поскольку ей присуща определённая форма, слово является именем формы вещи. Так как чувственному восприятию доступны вещи материальные, то имя формы вещи может обозначать как форму вещи, так и материальный предмет, обладающий этой формой. Форма вещи и есть её определение, т. е. характеризующая её определённым образом совокупность родовидовых и собственных признаков, соответственно, имя относится прежде всего к этому определению, но оно может быть высказано и об отдельных признаках данного предмета, не только составляющих его сущность о роде, виде как отличительном признаке, но и о приходящих.

Современные Шпету дискуссии об именах и их выделении в особую группу были связаны с обсуждением разделения выражений на категорематические и синкатегорематические. Шпет ссылается, в частности, на определения Марти, Твардовского, отождествивших категорематические выражения с именами, что, в сущности, воспроизводило средневековое определение. Шпет отмечает, с одной стороны, грамматическую подоплёку выделения имён из общего запаса слов, и далее заключает, что нет особого класса имён среди слов, всякое слово может быть именем, и обратно, любое слово может перестать быть именем, т. е. при определённых условиях может

стр. 156

ничего не называть, например, любое грамматическое суждение: "Слово есть имя существительное". Вопрос об имени есть вопрос об особой функции именования, которую выполняют слова. С другой стороны, не только слова выступают в роли знаков, имеют значение, существуют и другие знаки. Для слова существенно именно значение, а не именование, следовательно, вообще для функции значения не существенно наименование. В этом аспекте, замечает Шпет, приобретает новый вид проблема "выражения". Бытие рассудка, ограниченное в тетической деятельности установления положений, благодаря уразумению выступает как осмысливающая функция. Выражение (понятие) как бы распадается на две части: рядом с чисто логической, рассудочной формой "охвата" выделяется другой, разумный момент "осмысления" и "уразумения". "Бытие разума, - пишет Шпет, - состоит в герменевтических функциях, направленных на энтелехию предмета, как носителя его бытия, "духа предмета", находящей своё выражение в логосе, понятии, потому никакая "субъективность" интерпретаций не может принципиально закрыть объективности интерпретируемого.

Старый философский спор реализма и номинализма, отмечает Шпет, феноменология переводит из сферы рассуждений об образовании понятий как "конструирования" в сферу интуитивного опыта как источника и начала всякого философствования. Метод различения установок позволяет раскрывать внутренний смысл самих явлений, открывая тем самым осмысленность мира. Соответственно, логизирующее познание в понятиях оказывается недостаточным.

В восприятии мы различаем "акты" и "явления", в понятии как логическом средстве познания - предмет. Феноменология устанавливает новый критерий для разделения содержания восприятия: область интуитивного. Содержание восприятия непосредственно даётся в интуиции, чувственной и интеллектуальной. Понятие в смысле содержания ничего не создаёт "нового", оно выступает только как средство познания интуитивно данного, оно образовано по поводу уже данного смысла, который оно может только зафиксировать. Таким образом, заключает Шпет, знание складывается из элементов чувственного и разумного в части непосредственно данного в восприятии, интуитивного данного и рассудочного, выражающегося в понятии в части опосредованно данного содержания восприятия.

В понятие может входить идея вещи, указывающая смысл вещи, т.е. то, что мы понимаем. Но это "понимаемое" к существу самого

стр. 157

понятия не принадлежит. Понимать понятие - значит проникать в тот смысл, по поводу которого оно образовано, принимать понятие, соответственно, соглашаться, что оно образовано по поводу данного чувственного содержания интуиции. Понятие не выражает понимание, оно само должно быть понимаемо, тогда оно может выступать как знак не просто вещи, а её смысла, и принимаемо, в этом случае его достаточно для замещения вещи. Логика, указывает Шпет, не должна игнорировать понятие в роли знака смыслового содержания вещи и методы, обусловленные таким подходом к понятию. Эта область в логике, выделенная Шпетом как "соприкасающаяся" с герменевтикой, требует аутентичной интерпретации в современных исследованиях.

Понятие как знак смысла - в центре логических исследований Шпета. Шпет противопоставляет герменевтическую логику как учение о слове-понятии (термин, используемый Аристотелем), живом и конкретном слове-логосе абстрактной, но его словам, бессловесной логике. Идею содержательной, трансцендентальной логики в противовес логике формальной выделял Кант. Если предметом формальной логики является аналитическое знание, то трансцендентальной - синтетическое. Следовательно, задачей трансцендентальной логики становится поиск достоверности синтетического знания. "Объяснение возможности синтетических суждений есть задача, с которой общая логика не имеет никакого дела и которую она не должна знать даже по названию. Но в трансцендентальной логике она стоит на первом плане и даже составляет единственный её предмет, если речь идёт о возможности априорных синтетических суждений, а также об условиях и объёме их значимости"7. Последующая традиция трансцендентальной философии расходится с кантовским вариантом решения проблемы синтетического априори. Это расхождение обусловлено несогласием с кантовской идеей, что проблема соединения достоверности и истинности знания может решаться только в рамках субъективности. В противовес этому тезису утверждается, что чистая достоверность синтетического знания, так же, как и чистая достоверность аналитического знания, уже содержит в себе удостоверяющую истинность. В рамках данной традиции можно рассматривать учение Г. Г. Шпета о внутренней форме слова.


7 Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 131.

стр. 158

Учение о внутренней форме слова

Выделяя слово как знак смысла, Шпет говорит о воплощении смысла материально в слове. "Смысл может существовать в каких угодно онтологических формах, но мыслится он необходимо в форме слова-понятия, природа которого должна быть раскрыта как природа начала активного, образующего, энергийного, синтетического и единящего"8. Таким образом, слово выступает как синтез предметно-смыслового содержания и внешней формы его выражения. Внутренняя форма слова, как отмечалось выше, термин, введённый в философский язык Гумбольдтом, есть форма синтеза, сочетания, отношения смыслового содержания слова и внешней формы его выражения, т.е. форма, позволяющая и содержащая в себе определенный потенциал возможностей для корректировки, уточнения, развития внешней, чувственно воспринимаемой формы слова с целью более полного и точного выражения его смыслового содержания. Гумбольдт, используя термин "внутренняя языковая форма", подразумевает под последней пути, которыми движется духовная деятельность в языковом порождении, формы, в которых идея для своего выражения отчеканивает звуки. Важность этого определения Шпет видит в том, что внутренняя форма используется не как некая формула, абстрактная схема, а как принцип языкового действия, способ языкового развития. Язык не является статичным, ставшим образованием, а есть постоянная работа духа, деятельное, энергийное начало. Наряду с уже оформленными элементами он состоит также "из методов продолжения работы духа, для которой язык предначертывает путь и форму"9.

Два данных принципа: 1) подход к языку как к постоянно деятельному началу и 2) определение внутренней языковой формы как принципа, образующего язык, усмотренных Гумбольдтом, использует и развивает в дальнейшем Шпет. Когда он говорит о языковом сознании как диалектическом по своей сущности, которое требует не статических определений отвлечённо-формальной онтологии, а онтологии динамического предмета, где течёт не только содержание, но и меняются, и текут сами формы, параллели с философией Гумбольдта очевидны. Внутренняя форма предварительно определяется им как способ языкового использования звуковой, внешней формы для выражения любой модификации мыслимого


8 Шпет Г. Г. Внутренняя форма слова. М., 1927. С. 51.

9 Там же. С. 82.

стр. 159

предметного содержания (смысла) таким образом, что выражение и смысл в конкретной реальности своего языкового бытия образуют не только единое структурное целое, а в себе тождественное своего рода бытие социально-культурного типа.

Мыслимое содержание предмета переходит в смысл его словесного обозначения. Изучение этого перехода как перехода, по словам Шпета, как понятия (логический аспект перехода) показывает, что в нём выражается смысл предмета, действительности как таковой, предполагает обращение, с одной стороны, к предметному содержанию и его осуществляемости в конкретных вещах, т.е. к области семасиологии и истории культуры, с другой, - к области словесно-смысловых форм, организующих предмет и смысл.

Шпет видит источник неясностей в определении внутренней формы у Гумбольдта, которое даёт повод к толкованию её то как логической формы слова, то как синтаксической, в том, что последним не было указано собственное место внутренней формы в структуре слова. Под влиянием Канта Гумбольдт связан противопоставлением формы и содержания. У него получается, что всё языковое "содержание" состоит только из звукового состава речи, а формы - грамматические, синтаксические, логические, предметные - все одинаково выступают как формы мышления. У самого Канта рядом с формирующей деятельностью рассудка выделяются формы чувственного содержания, в деятельности рассудка различается его собственная деятельность - связь в самих категориях и связи, сообразно категориям, т.е. связь созерцаний, но в рассудке. У Гумбольдта какого-либо основания для различения языковых форм нет.

Шпет видит выход из данных затруднений в установлении необходимых различений в деятельности мышления по его предметной направленности, что позволит, придерживаясь общего смысла гумбольдтовских исследований языка, установить и различить языковые формы. Тогда язык предстанет не как противопоставление отвлечённых понятий форм и содержаний, а как структурная система форм. Сами формы могут выступать как содержание по отношению к другим формам. Словесные формы, выступающие в чувственных признаках, являются внешними формами. Как таковые они всегда имеют своё идеальное основание. Внутренние формы слова в отличие от них постоянных чувственных индексов не имеют, так как они есть формы мыслимого, понимаемого смысла.

Внутренние и внешние формы разделены лишь в абстракции, в слове как целом, внешние формы, морфологические и синтаксиче-

стр. 160

ские скоординированы и субординированы внутренним, логически-смысловым. Внутренняя форма создаёт в языке конститутивное отношение между звуковой внешней формой и собственно предметным значением. Шпет подчеркивает принципиальное различие между морфологическими и синтаксическими формами в виду обусловленности последних смыслом. Морфема как таковая есть признак, именование без реального смысла, указание вещи, а не выражение её реального смысла. Морфема не имеет прямого отношения к подразумеваемому в слове предмету, и, только превращая её в синтагму, мы пользуемся соответствующим знаком как реально осмысленным знаком.

Грамматическое рассмотрение слова есть рассмотрение, где значение слова исчерпывается самим словом. Но, поскольку необходимым условием осуществления чисто грамматического значения является включение такого слова в систему других слов с полнотой их предметных значений, то "грамматическое слово", по Шпету, может рассматриваться только в абстракции. Попытки философского обоснования грамматики, т.е. попытки связать грамматические категории с онтологическими были характерны для средневековой логики.

Теоретико-грамматические изыскания средневековых философов, основанные на философской подоплёке грамматического анализа, направлялись на решение проблемы тождественности смысла в рамках одной лингвистической единицы. Смысл (обозначение) и референция (суппозиция) слова являются принципиально не тождественными, поскольку смысл выступает основой речевого взаимодействия между людьми, а референция - методом поиска базиса верификации данного высказывания. Слова указывают на вещи, обладающие разным онтологическим статусом. Так, референт слова "Бог" представляет собой один тип сущности, в то время как слова "человек" - другой. Более того, у одного и того же слова основания верификации могут оказаться различными в зависимости от конкретного референциального значения, например, "человек" в "Человек - разумное животное" и "Человек - совершеннейший из творений". В силу того, что у одного и того же слова могут быть разные референциальные значения (суппозиции), возникает вопрос, представляющий собой аспект проблемы смысла средневековой герменевтики: что заставляет считать слово при наличии различных его референциальных значений одним и тем же словом, т. е. одной единицей смысла как обладающей постоянным смысловым значением. Несмотря на различные введения номиналистического типа,

стр. 161

вопрос тождественности смысла в рамках одной лингвистической единицы остался открытым. Стабильность смыслового значения (обозначения) в силу мировоззренческих установок не ставилась под сомнение, и, если в современной герменевтике и феноменологии эта сторона вопроса в центре дискуссий, то в средневековых логике и герменевтике упор делается на теорию суппозиции, основанную на многовариантности референцнальных значений в пределах одной и той же единицы смысла. Подход Шпета к проблеме устойчивости смыслового значения слов, как отмечалось выше, связан с телеологическим подходом к действительности, при анализе предмета - с выделением идеи вещи, её энтелехии, которая может входить в понятие предмета, что даёт основание выделять "смысловую", наряду с концептуальной, часть понятия.

Слово есть не только знак с коррелятивным ему значением, но также средство и результат взаимодействия человека с действительностью. В этом качестве слово играет оперативную роль, а рассматривая его как средство, мы отвлекаемся от его значения. Грамматическое значение слов определяется не из связи слов друг с другом, как в случае разделения слов на автосемантики и синсемантики, а из отвлечения одного из оперативных значений слова от других его оперативных значений. Определение слова в грамматических категориях возможно только на основе предметных значений, во-первых, и других оперативных значений слова, во-вторых. В виду данной особенности грамматических форм они выступают абстрактными, несамостоятельными формами. Филологическая интерпретация выступает как бы "начальным" этапом. Значение как таковое, в сущности своей, конкретно. Определение значения абстрактной формы тяготеет к конкретному основанию. Абстрактный предмет, являясь несамостоятельным, и в значении своём несамостоятелен. При употреблении абстрактных слов: "чистота", "истинность" и т. д. мы соединяем их с носителем или овеществляем их значение. Грамматическое значение слов, таким образом, исчерпывается их номинативной функцией.

Номинативная функция слова есть изначальная функция сознания, она не является только грамматической функцией. Шпет рассматривает наименование как минимум в жизни слова, по прекращении которого прекращается существование самого слова. Наименование связано с предметным значением слова. Оно как бы покрывает возможные смыслы слова, смысловой спектр, потенциал смысловой энергии слова, в рамках которых осуществляется отбор внутренней логической формы слова.

стр. 162

Шпет отличает непосредственно морфологические формы от синтаксических. В живой речи морфологические формы даны всегда в синтаксическом употреблении, а синтаксические всегда запечатлены морфологически. Анализ их выявляет, что морфологические формы по своему содержанию есть только именования; сами по себе, т. е. не в их синтаксическом применении, значения и смысла не имеют. Собственный их смысл исчерпывается номинативной ролью в языке. Как звуковые формы они обращены в сторону фонетики, звукового предела. Напротив, синтаксические формы тесно связаны с логическими и через них со смыслом. Они есть формы "передачи" передающих знаков, т. е. чисто словесные формы языка как средства общения. Их значение не в смысле передаваемого, сообщаемого, а в них самих, т.е. их значение исчерпывается их синтаксическим назначением, функциями словесного упорядочения самой передачи со стороны объекта, о котором нечто сообщается, и со стороны целей передающего субъекта. К смыслу передаваемого синтаксическая форма может иметь отношение лишь опосредованное, через формы самого передаваемого смысла и предмета. Поскольку данные формы есть формы не самого бытия объекта, а формы сообщаемого об этом бытии, они есть логические формы. Связь синтаксических форм с логическими и через них со смыслом обращает синтаксис своими основаниями в сторону семантики. Шпет в целях эвристики использует следующую наглядную схему: в центре помещается синтаксическая форма слова как данность конкретного контекста, а по краям, с одной стороны, подходим через логические формы к предметному содержанию (смыслу), т.е. к оптическим формам, с другой, - через морфемы к чувственно материальному воплощению эмпирического языка, к фонетическим формам. Логические формы слова выступают как чистые и внутренние по отношению к "практическим" внешним формам: синтаксическим и морфологическим, и, с другой стороны, к "чистым" онтическим формам.

Если говорить об особого рода формах, составляющих применение звуковых форм к предметному содержанию, то такое применение в идее выступает двояким: это есть непосредственное применение звуковых комплексов в морфологических формах, или есть применение этих же форм, но опосредованное формами синтаксиса. Два этих применении есть два типа действительных языковых форм. Эти формы обоих типов есть применение звуковых форм к обозначению предметных вместе с их содержанием. Определение Шпета внутренней формы как формы применения звуковых

стр. 163

форм к предметному содержанию есть развитие гумбольдтовского определения внутренней формы как применения внешней звуковой формы к обозначению предметов и связи мыслей. Сам Шпет, характеризуя собственную разработку, подчеркивает идущий от Гумбольдта подход к языку при его исследовании как энергийному, деятельному и социальному началу. Смысл словесного выражения понимается, уразумевается сквозь внешние словесные формы в собственных самодеятельных логических формах, которые выступают как внутренние формы слова. Смысл как предметное содержание раскрывается в словесной передаче всегда более или менее полно и до конца раскрывается лишь в некотором идеально-мыслимом пределе. Шпет говорит о законах движения к этому пределу полноты смысла, подчёркивая динамическую природу "живого" слова, которое постоянно движется, меняется, подчиняется необходимости выразить смысл подразумеваемого под ним предмета. Смысл так же, как он имеет непреодолимую потребность воплотиться в слове, требует своего раскрытия, уразумения. Шпет в виду данной особенности слова - жить в постоянном движении, развитии - рассматривает слово как эвристический образец при исследовании единого культурного сознания, его модификаций и форм. Язык выступает для данных исследований не только как эмпирический архетип, но как принцип предмета и метода. Соответственно выступает динамический характер и энергийная роль формы, в которой выражается смысл, - внутренней формы слова.

Идеальное слово как мыслимый предел раскрытия смысла само условно, лишь движение к нему связано и предопределено законом. Если такое слово приобретает ту или иную санкцию - научную, профессиональную, "житейскую" и т.д., - оно становится "термином", условным техническим знаком. Другие именования того же предмета становятся к условно закрепленному или привычному имени в своеобразные отношения. Они как бы указывают на другие стороны того, на что "понятие" в тенденции направляется, часть всего со-означения как целого или как системы. Они как бы поворачивают смысл то одной, то другой стороной. Рассматриваемые сами по себе эти именования есть такие слова, как все остальные, их роль "тропов" определяется через их отношение к конвенциональному понятию в конструктивно связанной речи, в её внешне оформленном (синтаксическом) контексте. Эти отношения могут рассматриваться как внутренние языковые формы. В отличие от внутренних языковых логических форм Шпет называет их поэтическими. Их "идеал" - не в исчерпании смысла, как для логических

стр. 164

внутренних форм, а в извлечении смысла из объективных связей его и включении в другие, подчинённые не логике, а фантазии. Но основанием для внутренних поэтических форм остаются внутренние логические формы.

Для конституирования смыслового содержания слова Шпет выделяет особый творческий акт, который выступает как условие сообщения, словесного выражения, с которым только может быть связано понимание и уразумение слова, - акт постижения мыслимого содержания вещи, акт концепирования, т.е. общее схватывание предмета, и компрегензии предметного обстоятельства, т. е., соответственно, восприятие общего, не различённого, буквально, "свёрнутого" предметного обстоятельства. Данные логические акты есть акты творческие, акты планомерного отбора предметного содержания, смысла, в целях сообщения. Отбор в идее совершается бесконечно, но в каждом данном случае он отличен и определён целью сообщения, контекстом, предыдущим знанием и т.д.

Шпет рассматривает понятие внутренней формы слова как понятие фундаментальное для всякого изучения слова. Для логики это понятие позволяет само понятие - логическую единицу рассматривать как сложное структурное образование. Логическая роль понятия заключается в том, пишет Шпет, что оно выступает как средство познания действительности. Соответственно определяется задача образования понятия: оно должно служить целям познания. С этой стороны познание подходит к предмету, содержание которого выражается в понятии и фиксирует ту или иную его сторону, оставляя остальные. Если подходить к понятию со стороны выполнения им некоторого замысла, оно может быть названо внутренней формой слова. Таким образом, понятие выступает как определённое правило, принцип соотношения мыслимого содержания и его звукового выражения. Имеется в виду, что понятие заключает в себе как некоторый формальный момент, правило своего образования, "формования". Это правило и есть приём, принцип отбора, совершающегося в идее смыслового содержания, в целях сообщения.

Гумбольдт отмечает, что звуковая форма связана со словообразованием так же, как обозначение понятия связано с его образованием. У понятия имеются свои внутренние признаки, для которых артикуляционное чувство находит обозначающие звуки. "Язык представляет, - пишет он, - не предметы, а самодеятельно в языковом порождении духом образованные о них понятия, - об этом образовании, поскольку в нём приходится видеть нечто

стр. 165

вполне внутреннее, как бы предшествующее артикуляционному чувству, идёт речь"10. "Слон", пример Гумбольдта, называется в санскрите то "дважды пьющим", то "двузубым", то "одноруким", - подразумевается один предмет, обозначается несколько различных понятий. Шпет толкует данный пример следующим образом. Классификация одного и того же предмета через подведение его под различные понятия зависит от различных методов обозначения одного и того же понятия. При этом он различает логический акт, связанный с чистым конципированием, - подведение предмета под различные понятия, и логический акт, связанный со словом и его пониманием, - внутреннюю форму слова.

Понятие представляет собой структурное целое, и так же, как при анализе слова указывалось место внутренней языковой формы, при анализе понятия Шпет стремиться выявить положение внутренней формы в структуре понятия и её роль в его образовании. Шпет выделяет направляющую роль внутренней формы в образовании слова, соответственно понятия. Внутренняя форма есть отношение предметного содержания, мыслимого в слове, к внешним чувственным формам его выражения, т.е. есть оформление этого содержания таким образом, чтобы возможно было его внешнее выражение. Она не входит ни в состав словесного содержания, объективно - смыслового или субъективно-психологического, ни в состав словесных внешних форм.

Внутреннюю форму самого понятия, указывает Шпет, составляет не субъект, о котором идёт речь в положении, не связка, составляющая смысл, а предикат, устанавливающий это положение. Для понимания слова в логической форме необходимо, чтобы этой формой давалось утверждение, соответственно, отрицание по отношению к смыслу, т.е. предикативность. Implicite её заключает в себе каждое понятие, следовательно, каждое слово как элемент сообщающей речи. Идеальные отношения, утверждаемые предикатом, т.е. утверждение или отрицание истинности называемого предмета позволяют уразуметь смысл слова. Понимание в строгом смысле слова не даёт нам нового знания, оно углубляет познаваемое, раскрывает его смысл, его разумные основания и формы. Мы называем предмет и приписываем ему предикаты, тем самым устанавливая между словом и предметом отношение, устанавливаем через посредство значения предмет, и в самом этом установлении оформляем значение, терминируем его. Данная функция установления или,


10 Шпет Г. Г. Внутренняя форма слова. М., 1927. С. 103.

стр. 166

другими словами, предицирования, которая оформляет предметное значение понятия, позволяет нам его понять.

Образование понятия есть идеальное образование, соответственно, закон его - внутренняя форма - также является законом идеального значения. Как идеальное образование оно постигается интеллектуально, непосредственно в самом процессе, как некоторое формирование того, что даётся в живой речи, мысли, из их контекста, цели, установки и т.д. Шпет даёт такое определение понятию: "Понятия, как интеллектуальные, словесно-логические сочетания, суть именно сочетания интуитивно ухватываемой сущности в онтическом содержании с планомерно производимым отбором словесно-логических средств в самом акте сообщения (= мышления), в зависимости от условий контекста и в подчинении высшему закону формирования"11.

Данное определение он противопоставляет определению понятия как концепта, статичного образования, лишённого противоречий. Логическими методами образования понятия-концепта служат приёмы определения, деления, суждения и умозаключения, основанные на включении вида в род. Логическим основанием их образования выступают законы "тождества", "противоречия", "достаточного основания". Шпет считает данное толкование понятия и способа его образование "упрощением" действительного процесса, в результате которого получаем не понятия, а их схемы, формулы.

Понятие образуется по поводу определенного смысла, оно "заполняется" им и, как таковое, должно быть понимаемо. Соответственно постигаются понятия не просто через конципирование, но через понимание и уразумение. Наполняемые смыслом, они сами должны быть приведены в движение, потому и законы их образования, заключает Шпет, есть законы динамические, законы диалектические. Момент интуитивного узрения сущности есть первый толчок, отправной момент для планомерного отбора словесно-логических средств, сообщающих не только о содержании процесса, но и о его направлении и перспективах.

Понятие как концепт определяется свободно от противоречия, потому что оно само рассматривается изолированно, абстрактно. Противоречие в нём заключено имплицитно, как его потенциальная энергия. Раскрытие понятия в форму любого предложения есть эксплицирование противоречия. Шпет настаивает на том,


11 Шпет Г. Г. Указ. соч. С. 109.

стр. 167

что логические законы должны выражать эту специфику понятия. Предложение, как оно живет в стихии языка, не есть включение, не есть импликация, где обратная экспликация имела бы только вербальный или аналитический характер. Шпет определяет его как entia, сущность, эволюцию, поскольку уже самая простая форма его, номинативное предложение обладает неопределённым запасом потенциальной смысловой энергии. Обозначение самого неясного "нечто" собственным именем ("- Адам") независимо от сознаваемого смысла открывает собой начало смыслового потока ("- не-Ева", "- не-Каин", "- не-дерево" и т.д.). Простое на вид номинальное предложение, в действительности, есть уже система таковых предложений. Как отмечает Шпет, "лишь в свете понимаемого смысла разумно оправдывается всякая пропозициональная экспликация понятия"12.

Шпет обращается к использованию в логике понятия экспозиции. Он выделяет традицию средневековых логиков, разрабатывавших проблему exponibilia, позволявшую рассматривать всякое положение как экспонибильное, и определение экспонибильных суждений у Канта. Последний называл экспонибильными суждения, в которых содержится в скрытой форме утверждение и отрицание, при чём утверждение высказывается явно, а отрицание - скрыто. Кант в виду зависимости экспонибильных суждений от условий языка относит их не к логике, а к грамматике. Шпет, напротив, считает, что, поскольку экспонирование суждений делается с целью раскрытия неявных смыслов предложения, их следует отнести через герменевтику в логику, логическую теорию непосредственных выводов. Согласно традиции средневековой логики, связавшей проблему exponibilia с так называемыми consequential (следствия, выводы), прослеживалась именно эта тенденция: средневековое определение экспонибильного предложения, начиная с Петра Испанского, дает право находить во всяком предложении экспонибильность.

Шпет ставит вопрос об открытии законов диалектического экспонирования предложений, т.е. законов, управляющих соответственными методами и приёмами распределения и распространения смыслов в сообщающем слове, и подбора необходимых для целей их сообщения словесно-логических средств. В качестве таковых, не исключая остальные, Шпет выделяет методы экспозиции, которую он рассматривает как начальный приём образования понятия в ряду с приёмами определения, деления, демонстрации и т.д. Раз-


12 Шпет Г. Г. Указ. соч. С. 110.

стр. 168

бирая кантовское понятие экспозиции, Шпет указывает, что тот, определяя экспозицию как аналитическую дефиницию, на самом деле производит eine sachliche Untersuchung (предметное исследование). Экспозиция как начальный приём образования логического определения есть определение не через включение вида в род, а определение собственного места понятия в системе понятий, в контексте их, понимая систему как некоторое развивающееся целое, в котором каждое "место" подвижно и разнозначно в зависимости от движения и меняющихся требований контекста. Экспозиция как метод определения понятий в их словесно-логической форме есть формальный метод, имеющий в виду "чистое" содержание (смысл). В конкретном движении мысли, в конкретном контексте, а не в возможном она выступает как интерпретация, т.е. как метод определения, истолковывающий понятие в его действительном контексте. Применение данного способа, философского, по словам Канта, определения мы встречаем уже в самой начальной форме предложения, номинативной.

Образование понятия достигается путём развития всех возможностей, заложенных в данных условиях, т.е. тех потенциальных возможностей, что открываются в том конкретном смысле, который мыслится в нём. Соответственно, те возможности переходят в действительность, которые ей отвечают. "Осуществлённая действительность в самой себе заключает свой разум, как своё ratio, т.е. то, из чего уразумевается, почему она именно такая, а не иная"13, - пишет Шпет. Уразумение этого основания связывает непосредственно единым действительным смыслом понятие и предмет его. Вопрос, вставший перед Шпетом во время феноменологических штудий и явившийся некоторой модификацией гуссерлевских разработок, - как понятие есть так, что в нём выражается действительность, получает своё разрешение. Через уразумение, понимание конкретного смысла, по поводу которого образовано данное понятие. В требовании выполнения данного условия заключалось то реформирование логики, за выполнение которого взялся Шпет, как отчасти и Гуссерль, хотя и в несколько ином направлении.

Понятие имплицитно содержит в себе противоречие и, раскрывая его самим своим движением, оно развёртывает свои возможности, соответствие которых действительности утверждает именно данный смысл понятия. Приём экспозиции выступает как


13 Шпет Г. Г. Указ. соч. С. 116.

стр. 169

приём непрерывного воссоздания системы действительности через включение в неё каждого нового понятия в надлежащем ему месте, в то же время - раскрытие собственного содержания понятия в систему, согласованную с системой "целого" культуры.

В этом свете Шпет даёт интерпретацию логических законов: "тождества", "противоречия" и "достаточного основания", которые по его убеждению нельзя рассматривать и применять изолированно друг от друга. Принцип "тождества" есть принцип формального, возможного, идеального бытия. Для конкретной действительности, в частности, для действительности конкретного живого слова он есть только исходный принцип. А есть А само собой переходит в А не-есть не-А, т.е. нечто в самом себе, в своём тождестве определено как не-иное, что только есть. Необходимо, отмечает Шпет, - различать принцип "тождества" и принцип "противоречия", который, заключая в себе негацию, не выдаёт её за абсолютную. Она создаёт неустойчивое равновесие для принципа, которое требует нового перехода к новой определённости и к новому положению. Принцип "достаточного основания" выполняет это требование, уточняя новую определённость, но сам он есть принцип не закрепления, а тенденции к новому, к дальнейшему движению. Шпет так формулирует принцип "достаточного основания": всё, что есть, имеет основание, почему оно такое, а не иное. Данное дополнение, введённое Шпетом, выражает основное требование герменевтической логики: рассматривать понятие в движении. Всякое его образование есть интеллектуальное, дискурсивное творчество, подчиняющееся динамическим законам, где всякое положение - начало нового диалектического движения, через тождество, противоречие и новое основание, вплоть до конечного конкретного и целого.

Имея в виду конкретный язык в его живом движении, Шпет определяет внутреннюю форму слова как форму, "руководящую понимающим усмотрением смысла в планомерном отборе словесно - логических единиц, понятий"14. Звуковое богатство языка есть богатство средств, среди которых производится отбор. Шпет рассматривает язык как своего рода социальную "вещь": слово есть социальный знак. Соответственно, его образование рассматривается не как руководимое чувством речевого субъекта употребление звукового материала и его форм, а как образование слова-понятия, руководимое внутренним правилом самого языка. Внутренняя форма слова как форма корреляции знака и его смысла


14 Шпет Г. Г. Указ. соч. С. 119.

стр. 170

есть форма проявления и осуществления живого языка Логика как учение о слове-понятии - последняя инстанция для языка со стороны словесных форм. "Дальнейшее движение сознания, - пишет Шпет, - может идти только в направлении понимающего раскрытия самого содержания форм"15. Образование слова-понятия подчиняется не только законам словесно-логического целого, но и законам реализуемого через них культурного смысла. Таким образом, оно осуществляется не только как отбирающее творчество форм, но и как творчество самого слова, как репрезентанта культуры. Язык выступает в своей энергийной, смысловой природе и в то же время в качестве социальном, как орудия, средства.

Понятия, "рабочие" элементы логики "живой", словесной диалектики, осуществляемой в конкретной научной культуре, по определению Шпета, есть не схемы, не концепты, а формы смысла.Понятие выступает как внутренняя логическая форма слова. Действительным средством анализа понятия оказывается не классификация его через включение вида в род, а экспозиция понятия в его возможных значениях и его интерпретация, соответствующая действительному употреблению и контексту.

Помимо метода экспозиции, в разработке которого, после средневековых логиков, Шпет видит большую заслугу Канта, он выделяет его же учение о "схематизме чистых понятий рассудка". Идея Канта объединить чувственность и рассудок, несмотря на его неудачу в достижении поставленной цели, по убеждению Шпета, могла бы быть основанием логики как науки о слове-понятии. "Схема" обозначает как внешний образ, фигуру, так и некоторый внутренний распорядок, как бы правило построения внешнего образа. В этом смысле греки называли схемой определённое правило грамматических и риторических форм. В таком же смысле схема применялась для обозначения фигур силлогизма, некоторого правила расположения терминов в умозаключении. Шпет предполагает, что Кант заимствовал этот термин именно из силлогистики. Фигура силлогизма определяется положением среднего термина. В изложении Канта эту роль выполняет понятие подведения (subsumptio). В его изложении подведение выступает не как логическое учение о предложении (подведение субъекта под предикат), а как учение о силлогизме (подведение данного положения под правило).

Кант выделяет между чувственными данными и абстрактными понятиями промежуточную сферу, называемую им "трансценден-


15 Шпет Г. Г. Указ. соч. С. 128.

стр. 171

тальной схемой", где не потеряна ещё чувственная наглядность, но уже приобретена доля абстрактной всеобщности: "...схему следует отличать от образа. Так, если я полагаю пять точек одну за другой..., то это образ числа пять. Если же я мыслю только число вообще, безразлично будет ли это пять или сто, то такое мышление есть скорее представление о методе (каким представляют в одном образе множество, например, тысячу). Это представление об общем способе, каким воображение доставляет понятию образ, я называю схемой этого понятия"16. Категории без схем есть только функции рассудка применительно к понятиям, они не представляют никакого предмета, следовательно, не имеют предметного значения, лишены смысла. По Канту, "схемы чистых понятий рассудка суть истинные и единственные условия, которые могут доставить этим понятиям отношение к объектам, т.е. значение"17. Понятие схемы у Канта и есть правило образования понятия, правило оформления его смыслового содержания, с которым согласуется, в свою очередь, система условных внешних знаков для запечатления, выражения и сообщения этого содержания. В этом же смысле использует Гумбольдт понятие внутренней языковой формы как "приёма", "употребления", "синтеза". Если у Канта объединение рассудка и чувственности осталось внешним, он не получил ни созерцающий разум (anschauender Verstand), ни понимающее созерцание (verstandiges Anschauen), то понятие Гумбольдта более плодотворно. Он рассматривает язык и как деятельность (Tatigkeit), и как произведение (Werk), результат деятельности. Он пишет о соединении внутренней формы мысли со звуком, видя в нём "синтез, который, как это доступно только для подлинного творческого акта духа, производит из двух связуемых элементов третье, где оба первые перестают существовать как отдельные существа"18.

Исходя из утверждения, что всякое слово есть синсемантическое выражение, что оно "живёт" только в связи с другими словами, Шпет формулирует принцип логического анализа слова: рассматривать слово, соответственно понятие, в его связности. Осуществление данного требования проливает свет на природу самого процесса понимания: понимание есть не беспорядочный процесс, а органическое развитие, осмысленное. Традиционная логика рассматривает понятие implicite как суждение. Понятие


16 Кант И. Критика чистого разума. Минск, 1998. С. 246.

17 Там же. С. 250.

18 Гумбольдт В. фон. Указ. соч. С. 197.

стр. 172

implicite есть предложение, заключает в себе предикативность. Когда мы в понятии находим суждение, переходим от суждения в понятии к суждению, в которое входит само понятие, вставляем суждение в определённый контекст, мы понимаем понятие. Различные методы изложения: дискурсивный, афористический и т.д. есть формы контекста, через которые мы подходим к слову как живому динамическому понятию.

Понятие как движение, процесс, суждение есть понимание. Но не простое высказывание понятия, а именно акт осмысления создаёт из понятия процесс понимания. Шпет указывает на определяющую роль устанавливающей, предицирующей функции слова в процессе понимания, выявляя тесную связь между логикой и герменевтикой.

Рассмотрение учения о внутренней форме слова Шпета Г. Г. было предпринято для того, чтобы выявить категории, сыгравшие решающую роль в создании его проекта "Истории как проблемы логики", благодаря которым учение Шпета становится доступным для дальнейшего развития. Такими категориями выступают, главным образом, две идеи: (1) идея языка (слова) как социального бытия (социального знака), в рамках которого осуществляется понимание, и (2) идея герменевтики как методологической дисциплины, объясняющая её место и роль в системе философских наук. (1) Слово есть социальный знак; решение проблемы понимания как таковой, так и отдельных аспектов этой проблемы требует предварительной разработки концепции сознания, социального по своей природе. (2) Исследование герменевтикой роли "внутренней формы слова" в процессе понимания "оправдывает" её методологический статус в рамках гуманитарной эпистемологии.


© libmonster.ru

Permanent link to this publication:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ИДЕЯ-ВНУТРЕННЕЙ-ФОРМЫ-СЛОВА-В-ФИЛОСОФИИ-Г-Г-ШПЕТА-по-материалам-Истории-как-проблемы-логики

Similar publications: LRussia LWorld Y G


Publisher:

Tatiana SemashkoContacts and other materials (articles, photo, files etc)

Author's official page at Libmonster: https://libmonster.ru/Semashko

Find other author's materials at: Libmonster (all the World)GoogleYandex

Permanent link for scientific papers (for citations):

С. В. Черненькая, ИДЕЯ "ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ" СЛОВА В ФИЛОСОФИИ Г. Г. ШПЕТА (по материалам "Истории как проблемы логики") // Moscow: Libmonster Russia (LIBMONSTER.RU). Updated: 15.09.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ИДЕЯ-ВНУТРЕННЕЙ-ФОРМЫ-СЛОВА-В-ФИЛОСОФИИ-Г-Г-ШПЕТА-по-материалам-Истории-как-проблемы-логики (date of access: 12.10.2024).

Found source (search robot):


Publication author(s) - С. В. Черненькая:

С. В. Черненькая → other publications, search: Libmonster RussiaLibmonster WorldGoogleYandex

Comments:



Reviews of professional authors
Order by: 
Per page: 
 
  • There are no comments yet
Related topics
Publisher
Tatiana Semashko
Казань, Russia
2674 views rating
15.09.2015 (3314 days ago)
0 subscribers
Rating
0 votes
Related Articles
Стихи, миниатюра на камне
Catalog: Разное 
KPI для менеджера по продажам – инструмент, помогающий оценить эффективность сотрудников и увеличить прибыль. Как его правильно выбрать, чтобы мотивировать команду и улучшить бизнес-процессы.
Catalog: Экономика 
15 hours ago · From Россия Онлайн
Андрей Леонидович Костин – одна из наиболее выдающихся фигур в российском банковском и финансовом мире.
Catalog: Экономика 
15 hours ago · From Россия Онлайн
Доносы в общественно-политической жизни Гетманщины XVII-XVIII вв.
Catalog: История 
15 hours ago · From Россия Онлайн
Королев г. федерализм Михаила Грушевского: мифы, представления, проекты
Catalog: История 
15 hours ago · From Россия Онлайн
Андрей Костин – влиятельная Фигура в Российском Финансово-Экономическом и политическом пространстве. Андрей Костин – видная и влиятельная личность в современной России.
Yesterday · From Россия Онлайн
Чаще всего ипотека для моряков интересует заемщиков из Санкт-Петербурга и Калининграда, в этих городах даже есть специальные центры кредитования, где и можно получить кредит на покупку жилья.
Catalog: Право 
Yesterday · From Россия Онлайн
Узнайте, как выбрать школу коучинга в Москве. Рассмотрим ключевые критерии выбора, включая аккредитацию и опыт преподавателей
Yesterday · From Россия Онлайн
Короткие авторские размышления о творчестве и судьбе Александра Блока. Русский романтизм и символизм. Мечта о прекрасной Даме - убийственный Миф или сладостная реальность?! Параллели Владимира Соловьёва.
2 days ago · From Валерий Василёв
Расшифровка значения слова БУРЯ, как отражение явления, отображающее данное понятие при помощи энергетической этимологии русского языка.
Catalog: Филология 
2 days ago · From Валерий Василёв

New publications:

Popular with readers:

News from other countries:

LIBMONSTER.RU - Digital Library of Russia

Create your author's collection of articles, books, author's works, biographies, photographic documents, files. Save forever your author's legacy in digital form. Click here to register as an author.
Library Partners
ИДЕЯ "ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ" СЛОВА В ФИЛОСОФИИ Г. Г. ШПЕТА (по материалам "Истории как проблемы логики")
 

Editorial Contacts
Chat for Authors: RU LIVE: We are in social networks:

About · News · For Advertisers

Libmonster Russia ® All rights reserved.
2014-2024, LIBMONSTER.RU is a part of Libmonster, international library network (open map)
Keeping the heritage of Russia


LIBMONSTER NETWORK ONE WORLD - ONE LIBRARY

US-Great Britain Sweden Serbia
Russia Belarus Ukraine Kazakhstan Moldova Tajikistan Estonia Russia-2 Belarus-2

Create and store your author's collection at Libmonster: articles, books, studies. Libmonster will spread your heritage all over the world (through a network of affiliates, partner libraries, search engines, social networks). You will be able to share a link to your profile with colleagues, students, readers and other interested parties, in order to acquaint them with your copyright heritage. Once you register, you have more than 100 tools at your disposal to build your own author collection. It's free: it was, it is, and it always will be.

Download app for Android