Васильев А. А. Красота в изгнании

М.: Слово/Slovo, 2004

Почему-то врезалась в память давняя статья из журнала "Юность" советской еще поры про одного странного молодого человека. Этот парень не гонял в футбол, не бренчал во дворе на гитаре, как большинство его сверстников, - все свободное время он проводил среди старорежимной рухляди и ветоши, со старушками "из бывших", на чердаках старых заброшенных домов и руинах, оставшихся после их сноса. Тогда это казалось чудачеством. Сегодня Александр Васильев - один из крупнейших в мире коллекционеров антиквариата. Кроме того, он известный театральный художник и историк моды. Уже много лет Васильев живет в Париже, но его хорошо знают на родине - по циклу подготовленных им телепередач, посвященных эмиграции первой волны. Уникальность их - как и книги, которая перед нами, - в том, что художник умело и со вкусом воссоздает подлинную атмосферу давно ушедших времен. Помогают ему в этом старинные вещицы: какой-нибудь бисерный ридикюль или коробочка из-под пудры, флакон духов или тканый пояс, а еще - модные туалеты тех лет, пижамы и пляжные костюмы, наряды для коктейля и платья для тенниса, экстравагантные и роскошные, удивительно красивые и созвучные своей эпохе.

Книги Васильева пользуются огромным спросом и многократно переиздаются. Нынешнее издание "Красоты в изгнании" - четвертое, дополненное (первое вышло в 1998 году).

Эта книга - настоящий праздник. Книгоман меня поймет. (Существуют книги-будни и книги-праздники. Первые - необходимы, как ежедневный хлеб к столу. Им не надо особо "наряжаться", их задача проста и буднична. И есть такие книги, от которых невозможно оторвать глаз. В них все: формат, переплет, бумага, иллюстрации, художественное оформление, - подобрано так, чтобы пленять и завораживать читателя. Эти создаются на века.)

Книга открывается с вступительного слова "От автора", и половину из этих полутора страничек занимает длинный перечень тех, кто помогал Васильеву в его работе. Несколько десятков имен, и почти все - титулованные особы: "графиня", "князь", "княгиня", "граф", "баронесса", "принцесса"... Много ли таковых среди ваших знакомых?

В этой книге 480 страниц и не меньше тысячи фотоиллюстраций высочайшего качества. Уникальные снимки из частных архивов и музеев запечатлели прекрасные лица наших соотечественников, оказавшихся после революции на чужбине. Среди них - выходцы из самых родовитых семей России: великая княгиня Мария Павловна Романова, Ирина и Феликс Юсуповы, княгини Трубецкая и Оболенская. Перед читателем предстанут те, с чьими именами связана для нас эпоха начала двадцатого века. Балерины Тамара Карсавина и Анна Павлова, звезды немого кино Вера Холодная и Иван Мозжухин, авантюристка Мата Хари и основательница крупнейшего парижского дома моды Габриэль Шанель, победительницы первых конкурсов красоты и легендарные представительницы аристократических фамилий, ставшие в эмиграции знаменитыми манекенщицами.

Первые главы книги названы по гнездам рассеяния русской эмиграции - "Русский Константинополь", "Русский Берлин", "Русский Харбин". Большая часть повествования, конечно же, отдана Парижу - столице и законодателю мировой моды. Васильев пишет экспрессивно, ярко, образно, с безупречным вкусом подбирая цитаты из сохранившихся, по счастью, в архивах газетных и журнальных публикаций.

стр. 64

В главе "Дом моды " Валентина"" рассказывается об удивительной судьбе Валентины Саниной, в которую в свое время, еще в России, был мучительно влюблен молодой Александр Вертинский, "русский Пьеро", посвящавший ей свои песни-баллады. Оказавшись в эмиграции, Санина основала собственный дом моделей в Нью-Йорке, среди клиенток которого были самые знаменитые голливудские звезды. Она и сама была похожа на Грету Гарбо, популярную кинодиву тех лет, и долгие годы дружила с ней, пока та не увела ее мужа, став отныне злейшим врагом. Много житейских историй и судеб пройдет перед глазами читателей этой книги.

Князь Николай Романович Романов так отозвался о труде А. Васильева: Русский читатель найдет в этой книге любопытный очерк жизни в эмиграции людей, которых огорчала не так потеря их богатств и высокого некогда положения в России, как постепенное осознание того, что они, вероятно, не увидят родину. Какое счастье, - продолжим мы, - что родина их увидела, что красота, так долго находившаяся в изгнании, вновь вернулась в Россию!

Е. М. Трубилова

Асафьев Б. В. Русская живопись. Мысли и думы

М.: Республика, 2004

Эта книга издана к 120-летию со дня рождения Бориса Владимировича Асафьева (1884 - 1949) - ученого-музыковеда, автора классических трудов по теории и истории музыки и искусствоведа. Литературное наследие Асафьева велико и многообразно. Это и критические статьи, написанные под псевдонимом "Игорь Глебов", и глубокие полемичные исследования музыкальной культуры, и, конечно, "мысли и думы" о русской живописи, составившие основу творчества этого автора. "Русская живопись" - одна из частей (при этом достаточно самоценная) своеобразного цикла из теоретических работ, исторических исследований творчества русских и зарубежных композиторов и художников, размышлений о музыке, поэзии, живописи и некоторых автобиографических материалов. Этот цикл, задуманный Асафьевым как творческое подведение итогов, так и не увидел свет. Рукопись книги "Русская живопись" была обнаружена в архиве Асафьева только в начале 1960-х годов и выпущена издательством "Искусство" в 1966 году.

На рубеже XIX-XX веков было предпринято несколько попыток написать историю русского искусства XIX века. Примерами подобных исследований абсолютное большинство читателей, скорее всего, назовут "Историю русской живописи в XIX веке" Александра Бенуа или "Историю русского искусства" Игоря Грабаря. Безусловно, упомянутые работы стали в свое время откровением, вызвав живой интерес и самые разноречивые отклики как в среде художников, так и у любителей живописи. Но и книга Асафьева, будь она опубликована одновременно, например, с исследованием Бенуа, без сомнения могла бы соперничать с ним и явилась бы настоящим событием культурной жизни России.

Название "Мысли и думы" точно отражает стиль и жанровую принадлежность книги. Это действительно не сухой учебник, последовательно и бесстрастно излагающий факты и даты, не критический обзор отдельно взятого периода русского искусства и не эссе в прямом смысле этого слова. Скорее, это развернутый, подробный путеводитель по некоей картинной галерее, в которой собраны все шедевры русской живописи, - работа пусть не во всем бесспорная, но поразительно свежая, нетрадиционная и талантливая. Это живой разговор с читателем, а вернее, даже со зрителем, находящимся непосредственно перед той или иной картиной, что создает впечатление эмоционального и доверительного диалога.

стр. 65

Дополненная многочисленными иллюстрациями, книга Б. В. Асафьева, переизданная в 2004 году, будет прекрасным подарком всем ценителям русской культуры. Яркие характеристики творческой индивидуальности мастеров живописи, умение остро чувствовать и делиться открытиями придают особый интерес этой работе и ставят ее в один ряд с другими классическими произведениями русской искусствоведческой мысли.

М. А. Введенская

Библиофилы России: Альманах. Т. 1

М.: Любимая Россия, 2004

Альманах продолжает традиции лучших отечественных и зарубежных библиофильских изданий. В нем собрана разнообразная информация о создателях, собирателях и хранителях книг, а также мемуары и архивные документы.

В рубрике "Личные библиотеки" этого номера рассказывается о библиотеках А. А. Ахматовой в петербургском Фонтанном доме, собраниях Ф. И. Тютчева и Е. А. Боратынского в усадьбе Мураново и родовой библиотеке Эрдели в Одессе. Любопытна (хотя, должно быть, непереносима для библиотекарей) приведенная в статье " Библиотека Анны Ахматовой" запись из дневника Павла Лукницкого об отношении Ахматовой к книгам: Говорила, что совсем не нужно покупать и неразрезанными ставить на полку, как делают многие библиофилы. Только хорошо, если книги теряют свою первоначальную чистоту. Книги любят, когда с ними плохо обращаются - рвут, пачкают. Теряют... Можно и нужно делать на книгах пометки. Материал о городецких старообрядцах - собирателях рукописных и старопечатных книг - в очередной раз напомнит о той великой силе, что во все времена таилась в культуре русской провинции. Рассказ о редакторе Софье Дмитриевне Разумовской - обладательнице неофициального титула "лучшего литературного вкуса Москвы" - иллюстрируют автографы знаменитостей, с которыми ей доводилось работать (В. Катаева, Б. Пастернака, Ю. Трифонова, В. Шкловского, Н. Заболоцкого, Ю. Казакова и др.).

В первый том альманаха вошло почти четыре десятка работ российских и зарубежных авторов: об уникальных фондах библиотеки Нижнего Новгорода, об интересных фактах из жизни и творчества наших классиков, о художниках круга Фаворского. В рубрике "Книжный знак" представлены художники - мастера экслибриса Алексей Юпатов и Юрий Ноздрин.

Интересно исследование А. Блюма, посвященное образам библиофилов и букинистов в русской прозе 20-х годов XX века. Автор с грустью констатирует, что в наше время мода и книжный ажиотаж вызвали появление "нечитаемых" библиотек, интерьерных коллекций, в которых книга теряет свою духовную сущность, превращаясь в предмет, вещь. Но оказывается, в двадцатые годы о том же горевал В. Блох, строки из страстного эссе которого под названием "Книга и человек" приводит Блюм: У старой книги есть запах. Тот своеобразный запах, за который мы ее любим. Пометки на полях, карандашные зарисовки, вкладные листы - свидетельствуют о долгих часах, проведенных в общении с книгой. Наша книга - предстанет перед потомством холодной и бездушной. Ее безупречно чистые поля будут говорить о том, что мы не читали книг. Мы только оберегали их в своих шкафах. Это было написано в 1922 году. Публицист ошибался - книги того времени сохранили для нас свое тепло и душу. Библиофильские фрагменты и пассажи обнаруживаются в произведениях многих пи-

стр. 66

сателей. Вот Макар Макарыч, герой рассказа В. Г. Лидина "Великий книжник" (1925), с его афористическими сентенциями: Книга есть жемчужина жизни. Человек истлевает со всеми своими грехами, книга же - вечна. Книга, покрытая плесенью, крепче вина... Те же мотивы звучат в повестях замечательного ученого и страстного библиофила А. В. Чаянова ("Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии", 1920; "Необычайные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина", 1924), в романе К. А. Федина "Братья", романах К. К. Вагинова, "Скандалисте, или Вечерах на Васильевском острове" (1928) В. А. Каверина, повести С. Ф. Буданцева "Японская дуэль" (1927) и т.д.

В разделе "Публикации" представлены воспоминания о Велемире Хлебникове, принадлежащие перу Амфиана Решетова (псевдоним поэта, критика и переводчика Н. Н. Барютина): Я застал Хлебникова сидящим на железной кровати, на которой ничего, кроме досок, не было. Поставленная перед кроватью табуретка служила ему столом. Он писал, склонившись над "гроссбухом". Я зашел за материалом для второго номера журнала. Хлебников выволок из-под кровати картофельный мешок, набитый рукописями, и тихо предложил выбрать.

Одно из украшений этого номера альманаха - публикация Е. Котельникова "Устный Шкловский", пестрое собрание остроумных высказываний, оригинальных реплик и целых рассказов писателя Виктора Борисовича Шкловского (1893 - 1984). Вот некоторые из последних:

Очень немногим известно, что во время голода именно Л. И. Толстому пришла мысль подбавлять в тесто (муки не хватало) патоку. Это давало возможность накормить большее число голодающих. Получился хлеб, который сейчас называется бородинским. <...> Горький был похож на неверную женщину. Он мог влюбляться без памяти. Такой был влюблен в Бабеля, в Зощенко, в меня. Влюблялся во Всеволода Иванова, в Гржебина. Но мог внезапно и без видимой причины разлюбить. <...> Разглядывал у букиниста интересную книгу. Положил. Ушел. Через несколько дней опять увидел у него эту книгу. Удивился: цена увеличилась вдвое. Почему? - поинтересовался я. - Потому что я видел, с каким интересом вы ее разглядывали. <... > Есть плохие писатели, графоманы - с ними легко. Есть хорошие писатели, полновесные люди - с ними легко. А есть такие, которые лезут в литературе не в свои двери - с ними трудно...

Читатели, которые умеют ценить красоту и значение книжных сокровищ, обязательно найдут для себя что-то интересное и в других рубриках альманаха.

З. В. Вишневская

Ливанов В. Б. Помни о белой вороне (Записки Шерлока Холмса)

М.: Эксмо, 2004

Этот человек знаменит как актер, режиссер, писатель. По его сценарию сняты "Бременские музыканты". Его голосом говорят Удав из "Тридцати восьми попугаев" и Карлсон, который живет на крыше. Шерлок Холмс в его исполнении считается лучшим Холмсом всех времен и народов... Словом, кто не знает Василия Ливанова, пусть выйдет вперед, а мы на него посмотрим. Старшее поколение помнитеще и его отца, Бориса Николаевича Ливанова - прославленного актера и режиссера Московского Художественного академического театра. Борис Николаевич обладал замечательным чувством юмора, его шутки сразу становились достоянием городского фольклора. Вот некоторые из них, опубликованные в книге сына: Растолстевшему приятелю-художнику:

- У тебя портрет совсем за раму вышел. <...>

В театре:

- Борис Николаевич, вас просят зайти в художественную часть.

- Как это художественное целое может зайти в художественную часть? <...> "Молодость, как таковая, интересна только в телятине".

стр. 67

Повести Василия Борисовича стали появляться (поначалу, помнится, в журнале "Юность") еще годах в семидесятых: "Мой любимый клоун", "Агния, дочь Агнии"... и тогда же были широко прочитаны и замечены. Талантливый человек талантлив во всем, и к Ливанову это применимо в высшей степени (он еще и рисует к тому же).

Талантлива и представляемая книга. Она включает несколько мемуарных очерков, эссе-размышления о литературе и живописи и несколько рассказов. Герои книги - Мартинсон и Раневская, Сергей Образцов и Рина Зеленая, Борис Пастернак, Евгений Урбанский, отец автора - Борис Ливанов и другие. Среди сюжетов - история создания мультфильмов и съемки в передаче "Форт Баярд". Никаких сенсаций, разоблачений, сальностей - ничего такого, что в последнее время принято включать в мемуары для привлечения невзыскательного читателя. Все сдержанно, слегка старомодно, без стилистических и формальных претензий и, прямо скажем, интеллигентно. При этом увлекательно - не оторваться, а местами и забавно, и за всем проглядывает чрезвычайно симпатичное лицо автора, обремененного и богатой биографией, и жизненным опытом, и - увы, немалыми - годами, которые напоминают, верно, что пора подводить какие-то итоги...

В. М. Бокова

Гурченко Л. М. Люся, стоп!

М.: Эксмо, 2004

В конце этой книги приведена фильмография Людмилы Марковны Гурченко. Запомнившаяся всей стране девушка с нереально тоненькой талией и белой муфтой в руках ("Я вам песенку спою про пять минут...") из знаменитой "Карнавальной ночи" была, оказывается, уже третьей ее ролью в кино. А всего их было около ста. Я живу и работаю для вас. Когда я в кадре, я предощущаю, как вы улыбнетесь или заплачете, глядя на экран... И все, что здесь прочтете, - это для вас. Только для вас.

Знаменитая актриса рассказывает о себе, своей жизни, и за книжными строчками явственно слышится ее голос с характерным малороссийским акцентом. Да она и сама с удовольствием подчеркивает свои корни, частенько вспоминая фразы обожаемого "папесика". Как он относился к чтению, например: Книги - то усе брех. Какие-то из них, правда, производили на него неизгладимое впечатление: "Американскую трагедию" Драйзера, например, читая усю ночь, от корки до корки, на смену у шахту проспав.

Монолог Гурченко предельно искренний. Она не скрывает ни своих лет, ни пережитых травм и болезней, ни страшных трагедий личной жизни. Предательство самых близких людей, смерть любимого шестнадцатилетнего внука Марка от передозировки наркотиков. Знает ли кто-нибудь, что дочь Людмилы Марковны Маша доводилась внучкой писателю Борису Пильняку? Жена Пильняка Кира Георгиевна Андроникашвили отсидела, как "жена врага народа", четыре года, но до глубокой старости оставалась аристократической красавицей. Иногда я думаю, что для встреч с такими редкими людьми тоже стоит жить. Гурченко не привыкла жаловаться на жизнь. "Люся, стоп!" - говорит она себе, когда эмоции слишком захлестывают ее. С безоглядной откровенностью Людмила Марковна рассказывает своим зрителям-

стр. 68

читателям не только об утратах, но и обретениях, о счастье поздней любви, посланной ей судьбой словно в награду за все перенесенные страдания.

Можно по-разному относиться к Людмиле Гурченко как актрисе, но трудно сдержать восхищение перед ее несгибаемой волей и непобедимой женской сутью - желанием вопреки годам оставаться молодой, нравиться, дразнить и сводить с ума.

Должна вам признаться, что впервые в жизни, в тот девяносто третий год, я поняла, сколько мне лет. И что я снимаюсь, в общем-то, у своих детей. И если эту мысль держать в голове, я ничего не сделаю. Как быть? А никак. Неси свое. Зарази их своим духом. Я знаю, что если живешь "своим", если говоришь своим голосом, если поешь свою тему, то хоть тебе двести лет, тебя будут слушать, к тебе будут тянуться.

Это второе, дополненное издание книги Л. М. Гурченко, обильно проиллюстрированное и снабженное дискографией и перечислением театральных ролей актрисы.

М. Е. Царева

Лановой В. С. Летят за днями дни

М.: Эксмо: Алгоритм, 2005

Наш любимый актер, недавно отпраздновавший свой 70-летний юбилей, неслучайно назвал автобиографическую книгу пушкинской строкой. Василий Семенович Лановой как никто другой читает Пушкина, передавая, кажется, все смысловые и эмоциональные оттенки великой поэзии, приглашая слушателей услышать музыку в стихах и разделить радость от прикосновения к ним. Лановой возглавляет кафедру художественного слова в Щукинском театральном училище и для занятий со студентами упрямо выбирает только классику: Во времена, в какие мы оказались - разброда, шатаний, нестабильности, хлынувшего потока пошлости - она наше спасение, защита от всего наносного, чужеродного, низкопробного... Классика - это одновременно и азбука искусства, и высшее его выражение, азбука в понимании добра и зла, нравственности и общечеловеческих основ жизни.

Первую свою книгу актер написал двадцать лет назад. Что-то из нее вошло в это издание, во многом она переработана и дополнена. При этом автор не отрекается ни от одной из написанных ранее строк. Просто события последних лет не могут не бередить его неравнодушное сердце, и он делится с читателем наболевшим. Он все тот же Павка Корчагин и капитан Грэй из "Алых парусов" - благородный герой, не могущий мириться с несправедливостью. Я много езжу по стране и знаю умонастроение людей в провинции. Должен сказать, что оно существенно отличается от московского. И чем дальше от Москвы, тем более здоровую нацию видишь... Убежден, что здоровье нации будет прирастать провинцией, потому что здесь, в столице, веемы издергались, изругались, стали чудовищными циниками.

Лановой не только прекрасный артист. Как выясняется, он еще и превосходно владеет пером - не зря же в свое время окончил школу с золотой медалью и поступил на факультет журналистики МГУ (где, правда, проучился всего полгода, перейдя в театральное училище). Своей книгой Лановой отвечает на многочисленные вопросы и письма своих поклонников: как он стал актером и как стать актером, о работе в театре и кино, о вахтанговской школе, о поэзии и его отношении к ней, - обо всем, что волнует зрителей и что он не успел высказать своими ролями. За что могу поручиться - все, что было написано прежде и теперь, - искренне и честно.

М. Е. Царева

Permanent link to this publication: