Издательство Академии наук СССР. М. -Л. 1945. 384 стр.
Книга П. И. Лебедева-Полянского была уже дважды прорецензирована1 . Рецензенты нашли в "...оценке мировоззрения Белинского... серьёзные ошибки..." (см. "Большевик", стр. 64; "Пропагандист", стр. 57 - 58). "...автору не удалось восстановить, - пишут тт. Иовчук и Щипанов, - ...подлинный облик Белинского - борца и мыслителя, обрисовать мучительный и сложный путь "неистового Виссариона" от идеализма к материализму и от абстрактного гуманизма к революционной демократии, раскрыть перед читателем революционное существо и глубокий философский смысл литературно-критической деятельности Белинского, правильно оценить мировоззрение великого критика" ("Большевик", стр. 55). Вполне соглашаясь с данной оценкой книги П. И. Лебедева-Полянского, мы остановимся главным образом на методе работы автора и допущенных им грубых фактических ошибках.
В первой главе своей работы автор ставит вопрос об отношении Белинского к его предшественникам, в частности к Полевому. Этот вопрос интересен с точки зрения понимания народности. "Полевой указывает, - пишет автор книги, - что мы подошли к высшей народности... Он очень разумно разъяснил любовь к отечеству". Эти слова П. И. Лебедев-Полянский подтверждает цитатой. "Многие, - писал Полевой, - признают за патриотизм безусловную похвалу всему, что своё. Тюрго называл это лакейским патриотизмом - du patriotisms d'antichambre. У нас его можно бы назвать квасным патриотизмом. Я полагаю, что любовь к отечеству должна быть слепа в пожертвованиях ему, но не в тщеславном самодовольстве: в эту любовь может входить и ненависть" (стр. 27). В действительности вышеприведённое суждение, опубликованное в "Московском телеграфе" (том XV, стр. 232), позаимствованное из статьи "Письмо из Парижа в Москву к С. Д. Полторацкому" и подписанное псевдонимом Г. Р. К., принадлежит вовсе не Н. А. Полевому, а Петру Андреевичу Вяземскому2 . Следовательно, истинного представления об отношении Полевого к народности читатель составить себе не может.
Второй вопрос, поставленный автором книги, - борьба литературных направлений. Эту борьбу, или, как говорит П. И. Лебедев-Полянский, "литературные споры", он пытается осветить на двух страницах (25 и 26) короткими выдержками из статен Кюхельбекера, Бестужева, Сомова, Веневитинова и Киреевского. В этих выдержках даётся ряд совершенно однородных высказываний, определяющих романтизм как народность. С кем спорили вышеперечисленные лица и о чём они спорили, остаётся совершенно непонятным; составить поэтому отчётливое и правильное представление о борьбе литературных направлений в эпоху, предшествовавшую выступлению молодого Белинского, читатель ни в коем случае не сможет. К тому же высказывание Киреевского: "У нас ещё нет полного отражения умственной жизни народа; у нас ещё нет литературы" и далее, приведённое на странице 26-й, о котором П. И. Лебедев-Полянский говорит, как о помещённом в журнале "Европеец" (1832), в действительности напечатано в альманахе Максимовича "Денница" (1830 г.).
Переходим к разделу, в котором автор освещает вопросы, стоявшие тогда перед русской исторической наукой. Этот небольшой раздел (стр. 35, 36 и 37) начинается заявлением: "К началу XIX века "История Государства Российского" Карамзина уже не удовлетворяла умственных запросов русского общества" (стр. 35). Из написанного можно предположить, что этот труд Карамзина был создан ещё в XVIII столетии, в действительности же он выходил в свет с 1818 по 1829 год.
Далее, автор книга говорит о начале романтизма в истории. "Начало романтизма в истории положено, - по мнению П. И. Лебедева-Полянского, - профессором Московского университета М. Т. Каченовским..." (стр. 37). В действительности же М. Т. Каченовский был основателем скептической школы.
Следом за характеристикой взглядов Каченовского П. И. Лебедев-Полянский переходит к изложению славянофильских и западнических воззрений, но на протяжении целой страницы не называет ни одного имени, заменяя конкретные лица какими-то таинственными "одни", "другие" или "те и другие".
Итак, поставив вопрос о взаимоотношениях Белинского с его предшественниками, о литературной борьбе и об основных направлениях исторической мысли, П. И. Лебедев-Полянский не разрешил ни одного из них, допустив ряд грубых ошибок.
1 "Пропагандист" N 23 за 1945 год, стр. 52 - 62, и "Большевик" N 1 за 1946 год, стр. 55 - 64.
2 См. И. Ф. Масанов "Словарь псевдонимов", Т. I, стр. 262. М. 1941.
Вторая глава книги П. И. Лебедева-Полянского посвящена биографии Белинского.
Сообщив сведения, касающиеся юношеских лет Белинского, автор переходит к пребыванию критика в Московском университете. Характеризуя профессоров университета, Лебедев-Полянский приводит воспоминания Герцена о М. Г. Павлове. "Когда я прослушал первую лекцию Павлова, - писал он" - то я был необыкновенно поражён, как будто какая-то завеса спала с ума, и в голове моей засиял новый свет" (стр. 46). Эта цитата, приписываемая П. И. Лебедевым-Полянским А. И. Герцену, в действительности принадлежит забытому мемуаристу Я. Костенецкому3 .
Приписав Герцену не принадлежащие ему высказывания, Лебедев-Полянский переходит к характеристике кружков, которые существовали в Московском университете, и допускает при этом огромное количество фактических ошибок. Так, неверно утверждение, что Бакунин уже в университетские годы Станкевича изучал с ним Канта, Фихте и Гегеля (стр. 52), так как Станкевич кончил университет в 1834 г., а познакомился с Бакуниным в 1835 году.
Неправильно указано, что Белинскому в кружке Станкевича помогали Герцен и Грановский (стр. 54). У Герцена не было близости с Белинским в эти годы; Грановский же, окончив Петербургский университет, уехал заграницу, откуда вернулся в 1839 году.
Указание автора, что кружок Герцена был арестован и в 1835 году члены его пошли в ссылку (стр. 57), неверно, так как высланы были не все члены кружка, а только Искандер, Огарёв и Сатин.
Не соответствует истине утверждение автора, что "члены кружка (Станкевича) разошлись в разные стороны. Одни из них ушли в лагерь западников, другие примкнули к славянофилам. Это Аксаков, Киреевские и другие" (стр. 58). Киреевские не входили в студенческий кружок Станкевича и не могли примкнуть к славянофилам, потому что сами были основателями славянофильской группы.
Неправильно охарактеризовав состав членов отдельных кружков, П. И. Лебедев-Полянский не дал точных сведений об отношении Белинского к кружку Станкевича, в который критик попал осенью 1833 года4 .
Особенно большое количество фактических ошибок нагромождено на стр. 63, на которой повествуется о положении Белинского после закрытия "Телескопа". Автор пишет: у Белинского "...родилась надежда иметь работу в журнале Н. Полевого "Пчела"..."
Подобного журнала у Н. А. Полевого никогда не было, а существовала газета "Северная пчела", издававшаяся Булгариным и Гречем.
Далее: "От участия в славянофильском "Москвитянине" (речь идёт о 1837 г. - Л. К. ) Белинский наотрез отказался". Но этого не могло быть, так как "славянофильский", т. е., правильнее, погодинский, "Москвитянин" выходить в свет начал только в 1841 году.
Автор пишет: "Журнал, вместо К. Полевого, попал в руки некоего Иванова, московского типографа". В действительности "Московский наблюдатель" издавался не Ивановым, а Степановым Н. С.
В числе сотрудников журнала "Московский наблюдатель" названы: "А. И. Кронеберг, харьковский профессор, археолог и эстетик Полежаев". Автор неверно указывает инициалы Кронеберга (надо: И. Я.) лишает его специальности археолога " эстетика, создаёт несуществовавшего учёного Полежаева, путая его, повидимому, с поэтом Полежаевым (см. также "Указатель", стр. 381).
Неправильно дано название статьи Ретшера. Написано: "О философской критике литературного произведения", - а надо; "О философской критике художественного произведения".
Все вышеприведённые примеры с очевидностью показывают, что страницы, относящиеся к биографии великого критика, представляют в высшей степени неточный материал, содержащий огромное количество фактических ошибок.
Переходим к центральным главам книги (III-VI), в которых изложены этапы развития философских и эстетических взглядов Белинского. Главы эти были всесторонне и детально рассмотрены тт. Иовчуком и Щипановым, вскрывшими коренную ошибку П. И. Лебедева-Полянского, который превратил Белявского "...вслед за Плехановым... в простого последователя немецких идеалистических систем и тем самым, вопреки истине, прибеднил значение и роль русской философской и общественной мысли, принизил её собственные прогрессивные традиции"5 .
Большое количество неясностей и ошибок П. И. Лебедева-Полянского в анализе социологических, политических и литературно-критических воззрений Белинского происходит также от нежелания автора производить самостоятельные исследования. "Мы не можем, к сожалению, - пишет автор на стр. 240, - показать с нужной полнотой, как материализм Белинского отразился на его исторических, политических, нравственных взглядах, каким путём и в какой мере из этих областей материализм перешёл на литературно-эстетические убеждения критика и отразился на отдельных оценках литературных явлений, лиц и произведений".
Тов. Иовчук считает "приведённую оговорку автора совершенно несостоятельной6 . А между тем подобные несостоятельные оговорки встречаются в книге не один раз.
Так, столкнувшись с вопросом "...ознакомления и преодоления Белинским системы Шеллинга...", автор констатирует: "...нам неизвестно, с какими сочинениями, когда и как он знакомился, в какой последователь-
3 Я. Костенецкий "Воспоминание о моей студенческой жизни". "Русский архив". Книга 1-я за 1887 год, стр. 229, 230.
4 См. Н. Л. Бродский "М. Ю. Лермонтов. Биография", стр. 271. 1945.
5 "Большевик" N 1 за 1946 год, стр. 87.
6 Там же.
ности, на чём более всего останавливалось его критическое внимание и как это было воспринято и применено в русской действительности" (стр. 120).
Вопрос, поставленный Лебедевым-Полянским, вовсе не принадлежит к числу недоступных уяснению, он только требует специальных исследований, которых автор избегает, хотя именно от него, создателя обширной книги о Белинском, читатель имеет право требовать точного и ясного ответа на поставленный вопрос. Не приводя никаких доказательств, автор через одну страницу, решительно противореча самому себе, утверждает: "Надо полагать, что Белинский обратил особенное внимание на учение Шеллинга о государстве..." (стр. 121).
Лишив свою работу исследовательского характера, Лебедев-Полянский одновременно противоречиво осветил целый ряд существенных вопросов, касающихся мировоззрений Белинского. Так, с одной стороны, Белинский представляется уже в ранние годы, поднявшимся "на вершины материалистического мировоззрения" (стр. 115), человеком, который "всегда шёл впереди" (стр. 112), что невольно вызывает вопрос: разве в статьях, написанных в период примирения с действительностью, Белинский тоже был впереди? А если это так, то почему же он сам раскаивался позднее в этом примирении с "гнусной российской действительностью"? С другой стороны, автор книги допускает совершенно неверное сопоставление, указывая, что "критик не смог, поскольку он не освободился ещё от романтических уз философии, сделать историческую точку зрения настолько плодотворной, как это было у представителей научного материализма - Маркса и Энгельса" (стр. 160).
Такие же противоречия встречаются и в тех вопросах, которые касаются критической деятельности Белинского. Так, на стр. 110 говорится, что до Белинского "критика была преимущественно узко литературной, она останавливала своё внимание на вопросах формы произведения". И в то же самое время на странице 114 указывается, что "талантливый, внимательный Веневитинов говорил временами языком Белинского и притом его материалистическим языком 40-х годов". Кроме "явного противоречия двух вышеприведённых суждений, в этих строках содержится совершенно неверная характеристика эстетико-литературных воззрений Веневитинова, стоявшего на идеалистических позициях.
Неправильно представляет автор книги на стр. 114 также причину распространения в передовых слоях русского общества идеи национального самоопределения. Он объясняет это знакомством с жизнью французского общества во время заграничного похода 1814 г., забывая о давних традициях в развитии идеи народности, связанных с именами Фонвизина, Новикова, Радищева, Крылова.
Объяснив обращение Белинского к философии событиями первой Отечественной войны, Лебедев-Полянский почему-то пишет: "Западная Европа того времени также переживала неудержимое стремление к единству и универсальности... Все восхищались успехами французской революции..." (стр. 115).
Не говоря уже об отсутствии какой бы то ни было логической связи между приведёнными суждениями, совершенно непонятно, о какой Западной Европе "того времени" идёт речь. Наконец, совершенно неправильно употреблено слово "все". Разве "все" восхищались успехами французской революции, разве не было и контрреволюционных партий, контрреволюционных движений, боровшихся с революцией, как во Франции, так и во всей Европе? Следуя за изложением Лебедева-Полянского, трудно представить отношение Белинского к отдельным литературным направлениям. Так, например, касаясь романтизма, он не указывает времени возникновения романтизма (стр. 25), его своеобразия (стр. 113), пользуется терминами "другой" романтизм (стр. 26), "чужой" романтизм (стр. 166) и т. д.
Представив путано и неясно литературные направления, Лебедев-Полянский не сумел показать, какое огромное значение имеет критика Белинского для оценки творчества Гоголя, Лермонтова и Пушкина.
Оценка Белинским Пушкина была, по мнению Лебедева-Полянского, неверной. Критик проглядел декабризм поэта. "Мы рассматриваем, - пишет Лебедев-Полянский, - великого Пушкина, как певца декабризма, но и в те далёкие времена были люди, тоже великие, которые ценили Пушкина совершенно иначе. Герцен в своей работе "О развитии революционных идей в России" писал, что Пушкин "всегда на уровне своего читателя..." "Поэзия Пушкина была залогом и утешением". Чего не разглядел Белинский, бывший почти современником поэта, то хорошо увидел Герцен в 1871 г., когда уже была некоторая историческая перспектива" (стр. 344).
Укоряя Белинского в непонимании творчества Пушкина, Лебедев-Полянский напрасно противопоставляет ему мнение Герцена. Никакой исторической перспективы последний не мог иметь в 1871 г., так как он скончался за год до этого - в 1870 году. Что же касается работы Герцена "О развитии революционных идей в России", то она была в действительности написана в 1851 г., и, следовательно, Герцен тогда также не мог иметь никакой исторической перспективы по сравнению с Белинским, умершим незадолго до этого (в 1848 г.). То же искажение хронологии встречается на стр. 19, где П. И. Лебедев-Полянский утверждает: "При нём (Белинском) появились... "Отрывки из Обломова". В действительности они напечатаны в 1849 и 1858 гг., т. е. после смерти Белинского. В связи с этим анализ Обломова (стр. 20) совершенно излишен.
Наряду с Белинским в книге Лебедева-Полянского проходит целый ряд других лиц, в их числе Станкевич, Печерин, Киреевский, Тургенев и Герцен. Каждому из этих лиц автор приписывает произведения, которых они не писали, или неверные черты. Так, о Печерине, который стал монахом, автор говорит: "Печерин нёс этот тяжкий крест, как нёс его Герцен, Огарёв" (стр. 15), забывая, что последние, издавая "Колокол", боролись за свободу. Невозможно согласиться с тем изображением Станкевича, которое даёт автор книги, представ-
ляя его натурой "преимущественно созерцательной" (стр. 54).
Ив. Киреевскому приписана статья "Девятнадцатый год" вместо "Девятнадцатый век" (стр. 145). Тургеневу - "Рассказы охотника" вместо "Записки охотника" (стр. 246).
На протяжении всей книги П. И. Лебедева-Полянского отсутствует ссылочный материал (см. стр. 11, 25 37, 38, 59). Очень часто автор пишет: "некоторые" литературоведы, "иные" литературоведы, "некоторые" критики и т. п. (см. стр. 117, 145, 176, 222), что вовсе не способствует уяснению мысли автора.
В заключение считаем нужным указать, что книга написана тяжёлым стилем, с огромным количеством неточных выражений и ошибок против языка. Так, например, на стр. 111 написано: "Великий критик переоценил всю русскую литературу"; но слово "переоценить" имеет в русском языке двоякое значение: заново оценить и чрезмерно, слишком высоко оценить.
На стр. 181 сказано: "Белинский написал статью о "Гамлете" Шекспира. Это была блестящая статья по толкованию Шекспира..."
В книге встречаются такие выражения, как "Златоусты о всяких высоких предметах" (стр. 20), "расхлябанность" (стр. 42), "патентованные учёные" (стр. 49), "моральничание" (стр. 105), "бедность тоже фигурирует в старой литературе" (стр. 254), "расписывать религиозность" (стр. 296) и т. п.
Наконец, цитируя отзыв Бакунина о Белинском, Лебедев-Полянский пишет: "Какая огромная разница, какая пропасть между ним (Дидро) и нашим русским Дидеротом, нашим неумытым реалистом по темпераменту и по натуре - Виссарионом Белинским" (стр. 364).
Выражение "неумытый реалист" вместо "неумытный реалист" (то есть бескорыстный) в корне искажает облик Белинского.
Итак, книга Лебедева-Полянского о Белинском наряду с неправильной оценкой философских взглядов Белинского содержит большое количество грубых фактических и хронологических ошибок, число которых может быть значительно увеличено. Она часто даёт ошибочное изложение материала, допускает противоречия, неверные характеристики, вся пронизана антиисторизмом. Кроме того работа написана недопустимым для литературоведа слогом и стилем, путано и неточно.
Скоро исполнится столетие со дня смерти В. Г. Белинского. К этой дате советские литературоведы должны написать новую, подлинно научную монографию о великом критике.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Libmonster Russia ® All rights reserved.
2014-2024, LIBMONSTER.RU is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Russia |