РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ В ПОСЛЕДИОКЛЕТИАНОВСКИЙ ПЕРИОД
1. Организация фискального аппарата в последиоклетиановский период
Реформы Диоклетиана на известное время задержали распад Римского государства. Период от Диоклетиана до Феодосия II, называемый некоторыми историками "позднеримским ренессансом"1 , характеризуется подъемом в экономической и культурной сфере средиземноморского общества и большей устойчивостью императорской власти. С Феодосия II (V столетие) разложение Римской империи становится самоочевидным фактом, не вызывающим никаких сомнений. Римская империя вступает в период длительной агонии, оканчивающейся в конце V столетия н. э. официальным устранением западноримского императора одним из варварских вождей.
То, что в V в. было уже самоочевидным фактом, выступившим на поверхности, в предшествующие века вызревало в глубинах римского общества, сплошь и рядом ускользая от глаз наблюдателей-современников. Социальные противоречия, о которых говорилось в предшествующем очерке, в последиоклетиановский период расширялись и углублялись. Временный подъем, замечаемый в различных областях, не должен затемнять генеральной линии развития Домината - нарастания классовых противоречий в связи с кризисом рабовладения. Последиоклетиано-константиновская эпоха является временем наивысшего напряжения всех сил античного общества и государства, стремившихся всеми средствами продлить свое существование. В этом заключается огромный исторический интерес изучения последних веков Рима. Закат античного мира представляет одну из ярких страниц всемирной истории, полную противоречий и вместе с тем неотразимо захватывающую наблюдателя.
Со времени вступления новой династии Валентинианов, сменившей около середины IV в. династию Константина Великого, последним представителем которой был знаменитый ревнитель античной образованности и противник христианства Юлиан Отступник, начинается "великое переселение народов". "Великое переселение народов", вызванное сложным сплетением событий мирового значения, в полной мере еще не вскрытых и часто недооцениваемых исторической наукой, оказало решающее влияние на последующую судьбу античного мира2 .
Одним из ближайших последствий усиления напора врагов на римские границы - персы на восточноевфратской, германские и скифо-сарматские племена на рейнско-дунайской - был рост государственных расходов и в соответствии с этим усиление податей и повинностей. Для покрытия все возраставших расходов требовались все большие средства. Единственным источником пополнения государственной казны служили
Очерк второй. См. "Историк-марксист" N 3 за 1938 год.
1 Burry, T. "A history of the later Roman Empire". London. 1889.
2 Dr. Mautinus "The teutonis migrations"; T. Peisker "The Asiatic background". Cambridge. 1936.
налоги и повинности. Собственно к изысканию все новых и новых налогов и податных статей в основном и сводилась политика Позднеримской империи, известная нам главным образом из двух обширных сводов законодательных материалов - кодексов императоров Феодосия II (V в.) и Юстиниана (VI в.). Из названных памятников явствует, что вопросы организации государственного аппарата занимали центральное место во внутренней политике римских императоров последиоклетиановского Рима. В известной мере правильно утверждение, что Империя двух последних веков держалась силой государственного аппарата, сдерживавшего многочисленные внутренние противоречия и организовавшего охрану границ.
Однако, как это будет видно из дальнейшего изложения, сколь ни искусно была построена государственная машина Рима, она могла лишь отдалить кризис римского общества, но не была в состоянии его совершенно устранить. Начавшееся с III в. внутреннее разложение рабовладельческого строя закономерно продолжалось и в последующие столетия. Бюрократическая система государственного управления оказывала двоякое действие: консервирующее и разлагающее. Бюрократический аппарат все более усложнялся и разбухал, превращаясь в орудие разрушения императорской власти.
Центральное место в государственной системе Рима занимал фиск (fiscus, fiscalis arca), от которого исходили и к которому восходили все пути управления. Фиском в позднеимператорском Риме называлась государственная казна, или "священная сокровищница" (sacrae largitiones), в которую стекались доходы от самых различных статей государственного хозяйства: коронных доменов (patrimonium), личных владений императора (res privata), дворцовых имений (res dominica), императорских мастерских (fabricae), пошлин (portoria) и налогов (tributa). Главным уполномоченным императора по фискальным делам, оберфискалом, был "начальник казны" (comes largitionum), которому были подведомственны начальники (различных отделов и ведомств (officia) с их служебным (officiales) и техническим (apparatores) штатом сотрудников. Подробно во все детали организации фиска и подведомственных ему учреждений вводят нас соответствующие главы кодексов Феодосия и Юстиниана1 .
Система сбора и распределения налогов и повинностей, установленная в конце III в. Диоклетианом, в последиоклетиановский период уже не могла извлекать необходимых средств для покрытия все возрастающих расходов и потому требовала значительных дополнений и изменений.
Реорганизация налоговой политики выражалась: 1) в увеличении числа плательщиков, 2) в отмене или сокращении всякого рода личных и корпоративных иммунитетов, 3) в более равномерном распределении налогов и повинностей между различными социальными группами и 4) в 5олее четкой работе фискального аппарата.
В официальных памятниках IV - V вв., в так называемых императорских указах, или конституциях (constitutiones), государственные налоги и повинности квалифицируются как "общественные функции", вызванные общественной необходимостью (publicae necessitates), священной преданностью (sacra devotio), "послушанием" и т. д., от которых не вправе уклоняться ни один гражданин Римского государства. "Общественным интересам и установленным обязанностям не могут противостоять никакие привилегии"2 , - читаем в соответствующей статье кодекса Феодосия.
1 Codex Theod., X, I - De jure fisci; X, 16 - De fisci debitoribus. Codex Just. X, 10,8; 11,8; VII, 73 - De privilegio fisci. Digestae, 49, 14. etc.
2 Codex Theod., XI, 1,25.
Фиск выполнял функции махового колеса колоссальной государственной машины, от которого зависели и которому были подчинены все остальные детали государственного механизма. Глава фиска, император (princeps), в форме ежегодных индикционов (назначений) устанавливал нормы податей и повинностей. В качестве обязательных инструкций (delegatio) они отправлялись в провинции и проводились в жизнь местными властями, называвшимися общим именем "судей" (judices).
Индикционы составлялись на основании материалов, поступавших из провинций через ведомства (officia) префекта претория и префекта анноны. Составление индикционов было в высшей степени сложным делом. Исходным пунктом служила оценка имущества плательщика, производившаяся на месте особыми чиновниками-оценщиками (censitores), измерявшими землю, устанавливавшими ее производительные качества и доходность и соответственно этому производившими податную разверстку (partitio, adscriptitio). Сбор налогов производился особой категорией чиновников-сборщиков (exactores, susceptores). Для разрешения возникавших на фискальной почве многочисленных конфликтов из центра посылались ревизоры-инспекторы (inspectores) и переоценщики (peraequatores), производившие частичную или генеральную ревизию податных списков1 .
Налоги, как и в предшествующий период, взимались натурой (in prodigis) и деньгами (in pecunia). В "категорию натуральных податей зачислялись также и новобранцы (tirones), поставляемые владельцами поместий.
Денежные налоги уплачивались золотом, серебром и медью. Допускался перевод натуральных повинностей в денежные и наоборот - денежных в натуральные (adaeratio). Однако, как правило, адэрация допускалась только в исключительных случаях, вообще же предписывалось строго соблюдать податные категории. Государство предпочитало взимать аннону натурой, во-первых, потому, что деньги в то время имели низкую стоимость, и, во-вторых, потому, что аннона в большом количестве требовалась для снабжения армии, содержания двора, бюрократии и столичного населения. При императоре Анастасии денежные взносы (agri et argenti conlatio) были заменены натуральными и вновь восстановлены при Юстиниане2 .
Распределение анноны производилось согласно инструкции императора. Большая часть анноны отправлялась к границам государства для нужд армии (ad usum militiae) или в столицы и на почтовые станции (mansiones, mutationes) и т. д., и лишь небольшая доля потреблялась на месте.
Перевоз анноны на дальнее расстояние морем производился специальной коллегией моряков (navicularii), с деятельностью и организацией которых нас знакомит XIII книга Кодекса Феодосия3. Доставка анноны совершалась под надзором чиновников-сопроводителей (prosecutores)" конвоировавших перевозчиков.
Немало внимания в императорских конституциях уделено также и сохранению анноны в государственных амбарах и ее распределению между непосредственными потребителями.
С особой тщательностью производился сбор налогов, уплачиваемых в денежной форме. Деньгами уплачивался налог на сенаторские земли (gleba или glebale aurum), налог на торговлю и т. д.; большая часть штрафов также взималась в денежной форме.
1 Codex Theod., VIII, 3.
2 Codex Just., XI, I, I.
3 Codex Theod., XIII, 6.
2. Классовая структура Поздней империи
По социальному строению Римская империя IV - V вв. была таким же классовым (рабовладельческо-крепостническим) государством, как и Принципат. Разница состояла в том, что в Поздней империи значительно большее влияние получили средние и низшие слои имперской (служилой) аристократии. Большую же часть служилого сословия позднеимператорского Рима составляли провинциальные средние и мелкие помещики (provinciales possessores, или просто possessores). К ним примыкал верхний слой провинциального плебса, именуемый на официальном языке "добрые колоны" (idonei coloni), или "достойные плебеи" (idonei e plebe). Классовым органом провинциальной знати (посессоров) являлись местные сенаты или курии. Популярная в западноевропейской и американской литературе идея, что при Доминате существовали не классы, а корпорации, не может быть признана правильной. Корпорации, как увидим из дальнейшего изложения, не исключали классов, а существование классов ни в какой мере не стоит в противоречии с корпорациями - фискальными органами классового государства. Именно сочетание классового и корпоративного принципа является одной из характерных особенностей общественного строя Позднеримской империи, изучение которого составляет одну из задач предлагаемых вниманию читателя "Очерков".
Провинциалы составляли главную массу налогоплательщиков и поставщиков новобранцев, и от них в первую очередь зависели внутренняя и внешняя крепость Римской империи и прочность императорской власти. Этим объясняется своеобразный демократически-провинциальный уклон законодательства Поздней империи. Большая часть законов, вошедших в кодексы Феодосия и Юстиниана, издана прямо или косвенно в интересах провинциальных посессоров. Императоры стремились обеспечить за средними и низшими классами служилого сословия земли и рабочую силу - рабов и колонов, - а также защитить их права от покушений со стороны верхнего слоя имперской знати - сенаторов.
Императорская власть в Поздней империи (или Доминате) носит гораздо более ярко выраженный абсолютистский характер чем в Ранней (Принципате). Причина этого заключалась, как сказано, в углублявшихся внутренних противоречиях, в острой классовой борьбе и более сложной внешней ситуации, значение которой в истории Поздней империи никоим образом не следует недооценивать, как это делали старые историки: Моммзен, Фюстель де Куланж и др. Императорская власть, не теряя своего классового характера, вынуждена была значительно больше внимания уделять общегосударственным вопросам, в первую очередь вопросам фискальной политики и обеспечения рабочей силой военно-служилого сословия (провинциалов), социальной основы Домината.
3. Установление принципа origo в поместьях
Абсолютистская политика последиоклетиановского периода с наибольшей отчетливостью запечатлелась в установлении двух институтов: 1) принципа origo, т. е. приписки к месту рождения, работы и службы, и 2) принципа корпоративности. Правильное функционирование фиска предполагало устойчивость податных единиц и рабочей силы. Для этого и был введен принцип origo. В различной степени "приписка" имела место во всех сферах государственной и общественной жизни Поздней империи, полнее же всего она была проведена в сельском хозяйстве, в поместьях. Все категории колонов и рабы за-
креплялись за поместьями, в которых они в данный момент проживали. Как колонов, так и рабов запрещалось отрывать от того поместья, в котором они родились, жили, работали и были занесены в платежные списки (libri censuales, polyptichae). Прикрепление рабочей силы совершалось одновременно как в интересах государства, так и в интересах средних и мелких землевладельцев (провинциалов).
В последние века существования Римской империи в связи с внешними и внутренними войнами, увеличением налогов, развитием "политики хлеба и зрелищ" и другими причинами среди населения заметна тенденция к: передвижению с места на место в поисках более спокойных условий жизни. Масса населения скоплялась в больших городах: Риме, Милане, Константинополе, Александрии, Антиохии и др., - между тем как некоторые местности совершенно обезлюдели. Снимавшиеся со своих мест люди уходили в города, где они влачили жалкое существование, занимаясь мелкой торговлей и ремеслами или же существуя подачками императорской казны, часть устраивалась на духовные должности в качестве священников, диаконов и мелких церковных служителей, другие уходили в монастыри, возникавшие в разных частях Империи в период кризиса III в., и т. д.1 .
Текучесть рабочей силы существенным образом задевала интересы как всего государства в целом, так и интересы отдельных лиц, в особенности средних и мелких землевладельцев. Колоны и рабы предпочитали работать в крупных поместьях сенаторов, на императорских или церковных землях и покидали земли мелких помещиков. Таким образом, положение средних и мелких помещиков, главных плательщиков налогов и поставщиков низших кадров офицерства и военной силы, вообще становилось угрожающим. Императорские канцелярии были завалены жалобами провинциальных посессоров на недостаток и текучесть рабочей силы.
Установлением origo, ограничением права перехода и перевода колонов и рабов из одного поместья в другое государство шло навстречу соответствующим просьбам. С исторической же точки зрения это был вполне естественный, закономерный процесс перерождения рабовладельческой формации в феодальную, где раб и колон сливались в одну категорию крепостных земли (servi terrae). Origo являлось юридическим выражением вызревавших в римском обществе феодальных тенденций. В скрытой форме origo проводилось в императорских сальтусах уже в "счастливый период" Антонинов. Кризис же III в. и последовавшая затем налоговая реформа Диоклетиана ускорили его развитие. Политику Диоклетиана продолжали Константин, Валентиниан, Феодосии Великий и следовавшие за ним императоры до самого конца западной части Империи.
Первый известный нам закон о закрепощении сельского населения - колонов и рабов - относится к эпохе Константина Великого. Закон Константина "О беглых колонах, инквилинах и рабах", изданный в октябре 332 г., устанавливает принцип приписки (origo) в отношении рабочей силы поместий. В силу этого принципа всякий человек, где бы он ни находился, обязательно возвращался к месту своего рождения и приписки (origo), где он был занесен в податные списки (libri censuales). Закон Константина, обращенный к провинциалам, гласил: "Император Константин Август провинциалам: Тот, у кого будет найден принадлежащий другому колон, должен не только его вернуть туда, откуда он родом, но и заплатить подать, причитающуюся с него "(колона) за все то
1 "The Cambridge Medieval History", I, Ch. XVIII. Cambridge. 1936.
время, какое у него колон находится. А самих колонов, которые вздумают бежать, надлежит заковывать в кандалы, как рабов, чтобы в наказание заставить их рабским способом исполнять обязанности, приличествующие свободным, людям"1 .
Обращенный к провинциалам закон 332 г. открывает целую серию аналогичных законов, издававшихся на протяжении последних столетий Римской империи в отношении отдельных провинций. Так, от эпохи императора Валентиниана I сохранился закон 371 г., вводящий origo в провинции Иллирик. "Мы полагаем, - гласит названный закон, - что колоны и инквилины (один из разрядов колонов) Иллирика и соседних областей не могут оставлять деревни, в которых они пребывают в силу рождения или родства. Пусть они служат земле не вследствие податных обязанностей, а вследствие имени и положения колонов"2 .
По вопросу об отношении колонов и инквилинов друг к другу мнения расходятся: по мнению некоторых ученых (Wenck, Zumpt, Savigny, Marquardt, Seeck и др.), инквилинат (inquilinatus) предшествовал колонату. В императорский период инквилинами называли поселенных на римской территории варваров, обрабатывавших земли на условиях, близких к колонату. Из инквилинов, по мнению названных ученых-историков и юристов, и развился колонат Поздней империи. Приблизительно на той же точке зрения стоял и Моммзен3 . В подтверждение своего взгляда названная группа ученых ссылается на конституцию императора Аркадия 409 г. о поселении на римской территории племени сциров (Scyri)4 , на свидетельство Юлия Капитолина в биографии императора Марка Аврелия (22, 24), Кассия Диона (LXXI, 11), Арнобия (I, 12) и некоторые другие свидетельства. Большинство ученых, однако, не принимает "теории варварского происхождения колоната", рассматривая инквилинов как одну из многих разновидностей колонов. Вопрос до сих пор остается открытым, поскольку ни та, ни другая сторона не дают исчерпывающего решения и толкования целого ряда деталей и мест источников5 .
Не может считаться окончательно разрешенным также и вопрос о социальных корнях колоната. Широко распространенная точка зрения Фюстель де Куланжа, выводящего колонат из свободного состояния, во всяком случае нуждается в серьезном коррективе. Известным коррективом может служить точка зрения Родбертуса, выводящего колонат из рабского состояния. Переходную ступень между рабством и колонатом, по теории Родбертуса, составляют не инквилины, а адскриптиции (adscripticii), т. е. посаженные на землю рабы. Теория Родбертуса не всегда подтверждается фактами6 .
Эпохе Валентинианов принадлежит закон, вводящий или подтверждающий origo в провинции Палестине. Закон обращен к префекту претория Цинегию: "В то время как во всех других провинциях, подчиненных власти нашей светлости, установленный нашими предками закон запрещает колонам уходить из тех мест (поместий), плодами которых они пользуются, и не покидать то, что они однажды согласились обрабатывать, в Палестине это правило не вошло еще в силу, и потому мы постановляем, чтобы также и в Палестине ни один колон вообще не снимался
1 Codex Theod., V, 17, 1.
2 Codex Just., XI, 51, 1.
3 Hermes XV, 1880.
4 Codex Theod., V. 4, 3.
5 Codex Theod., XII, 19, 1, 2; Codex Just., XI, 48, 13.
6 Rodbertus "Zur Geschicte der agrarischen Entwicklung Roms". "Jahrbucher fur Nationalokonomie und Statistik". Jena. 1864.
с места по собственному произволу, но, по примеру других провинций, удерживался бы за господином поместья так, чтобы он не мог никем быть принят безнаказанно для того, кто его принял. Вместе с тем владельцу поместья предоставляется полное право требовать его возвращения"1 .
Аналогичный смысл имеет конституция Феодосия Великого, адресованная иа имя префекта претория фракийского диоцеза Руфина: "Колоны удерживаются по праву наследственной зависимости (originario jure). Если даже они свободны по состоянию, то они - рабы самой земли (servi tamen ipsius terrae), на которой они родились. На этом основании они рассматриваются как не имеющие права уходить и менять место по своему желанию..."2 .
К несению фискальных повинностей (fiscalia), или "фискальных функций" (functiones publicae), привлекались не только проживавшие в поместьях плебеи (populus plebejus), т. е. колоны и рабы, но также, хотя и в меньшей степени, и сами владельцы имений. "Все владельцы земельных участков, - читаем в одной конституции императора Юлиана от 363 г., - уплачивают государственные повинности, пусть они при этом не ссылаются ни на какие противоположные акты" (omnes pro his agris quos possident publicas instationes agnoscant)3 . Никакие привилегии положения не могут служить предлогом для уклонения от государственных повинностей и установленных обязанностей4 . "Поместному плебсу", помимо "фискальных функций", приходилось еще платить оброк помещику за пользование землей и ее обрабатывать. "На обязанности колонов лежит обрабатывать землю и платить налоги"- такова стереотипная формула законодательных актов Поздней империи. Государство рассматривало поместье как самостоятельную фискальную единицу или корпорацию (corpus), обязанную уплатой определенного количества налогов и выполнением повинностей.
Внутренняя жизнь поместий регулировалась поместным уставом (lex praedii) и обычаем, обязательным как для колонов, так и для владельцев поместий. Согласно поместному уставу, колоны уплачивали владельцу определенную долю урожая, обычно одну треть. Взимание оброка деньгами воспрещалось, за исключением особых, оговоренных в уставе случаев5 . К регулярным оброкам присоединялись еще нерегулярные, экстраординарные повинности, так называемые черные работы (sordida munera), к числу которых принадлежали: постройка и ремонт дорог и мостов, работа в пекарнях, доставка угля, обжигание извести, обеспечение транспорта повозками и лошадьми и т. п.
В общегосударственных интересах императорское законодательство стремилось ввести в известные рамки права посессоров в отношении сидевшего на их землях населения. Так например закон предписывал посессору, взявшему с колона больше положенного, вернуть излишек колону с обязательством не повторять этого в будущем6 : "Колон, с которого владелец (dominus) потребует больше того, чем установлено законом и обычаем, может обратиться с жалобой к ближайшему по местожительству судье. Если обвинение окажется правильным, то владелец, чтобы воспрепятствовать совершению подобных поступков впредь, должен возвратить колону взятое им сверх нормы7 . Конституция императора Кон-
1 Codex Just, XI, 51, 1.
2 Ibidem, XI, 52, I.
3 Codex Theod., XI, 3, 3.
4 Ibidem, XI, I, 25.
5 Codex Just., XI, 48, 5.
6 Ibidem, XI, 48, 49; XI, 69, 4.
7 Ibidem, XI, 50, I.
стантина от 336 г. грозит высылкой кондуктору (генеральному арендатору поместья), на которого поступит жалоба со стороны провинций за нарушение установленной законом и обычаем нормы1 . Перемещение рабочей силы из одного поместья в другое в пределах владений одного лица разрешалось лишь при условии сохранения в целости семьи. Детей от родителей отделять не разрешалось2 .
Для обозначения поместья как определенной фискальной корпорации в Поздней империи употреблялся целый ряд терминов, подчеркивавших то одну, то другую сторону: saltus, terra, territorium, gleba, vicus, domus и др. Положение колона в поместье определяется словами: condicio, fortuna, sars, status и др. Сами колоны называются различными именами: originarii (рожденные в поместье), censibus adscripticii (занесенные в платежные списки), tributarii (платящие подать), agricolae, plebs rustica, inquilini и многими другими. Многочисленные термины, применяемые в законодательстве Поздней империи для обозначения того или иного юридического состояния лица или поместья, употребляются или в качестве простых синонимов или же оттеняют какие-либо в высшей степени тонкие, а в некоторых случаях даже совершенно неуловимые социально-экономические или правовые аспекты. Юридическое мышление позднеимператорского Рима чрезвычайно утончено, рафинировано, формально и схоластично3 .
В отношении поместий в законодательстве IV - V вв. проводится тот взгляд, что люди, проживающие в поместье, принадлежат поместью как определенной корпорации, а не его владельцу. В силу этого ни колон, ни раб не могут самовольно оставлять поместья, посессор же не вправе оторвать их от земли, т. е. продать, заложить, прогнать и т. д. Римское право рассматривает колонов и рабов как "рабов земли", а не как "рабов господина" (servi domini). В силу этого землю разрешалось продавать только вместе с сидевшими на ней людьми, и, наоборот, отчуждение людей производилось не иначе, как вместе с землей. Высшей инстанцией для разрешения всех конфликтов, возникавших между колонами и их патронами (господами), считались император или его уполномоченные: префект претория, ректор провинции и т. д.
Такова была тенденция императорских конституций, на практике же дело обстояло иначе. Стремление верховной власти подчинить интересы поместий государственным интересам наталкивалось на непреодолимое сопротивление крупных земельных магнатов. На этой почве между помещиками и императорами в IV - V вв. происходила ожесточенная борьба, окончившаяся не в пользу императора, а в пользу крупных земельных магнатов (сенаторов).
Исторический процесс шел в противоположном желанию императоров направлении. По мере приближения к концу Римской империи колоны и рабы из подданных римского императора превращались в подданных магнатов, присваивавших себе функции государственной власти сбор налогов, поставку рекрутов и прочее.
4. Закрепощение ремесленников и ремесленных корпораций
Закрепощение рабочей силы по принципу origo в значительной мере - хотя и "не так полно, как в поместьях, - имело место также и в отношении так называемых императорских фабрик (fabricae
1 Codex Just., IV, 62, 4.
2 Ibidem, XI, 48, 13.
3 Digestae, I, 16, 115 (De verborum significatione).
propriae), т. е. больших государственных мастерских и мануфактур, главой которых считался император.
"Как видно из уже знакомого нам эдикта императора Диоклетиана, кодексов Феодосия и Юстиниана, "Табели о рангах" (Notitia dignitatum) и других источников по истории Поздней империи, императорские мануфактуры обычно находились в местах скрещения путей, богатых сырьем и важных в стратегическом отношении. Подобного рода мануфактуры упоминаются в Милане, Аквилее и Равенне - важнейших стратегических пунктах италийского севера; Сирмии (Митровица), Аугусте Треверов (Трир), в Лугудуне; на Британских островах - Вента (Винчестер) и др.; в восточной части Империи: по сирийскому побережью, по евфратской границе и т. д. Кроме оружейных мастерских в источниках упоминаются императорские красильни (baphia), прядильни, ткацкие мастерские (gynaecea, linyphia, textrina), мастерские (Строительных материалов (figlinae)1 . Суконные мануфактуры находились в Паганонаи, Далмации, Милане, Риме, Апулии, Карфагене, в Британии и т. д.2 . Основными потребителями императорских мастерских были армия, двор и аристократия.
В императорских мастерских, согласно исследованиям Моммзена, Блюмнера, Бюхера, Гуммеруса, Персона и др., работали рабы (servi, mancipia), осужденные за уголовные и политические преступления (damnati), и рабочие свободного состояния (ingenui, immunes)3 .
Организация императорских мануфактур представляется двоякой. Иногда это были концентрированные мастерские с приписанными к ним рабочими - рабами и свободными, но, повидимому, чаще ремесленники работали в мелких мастерских на дому, "фабрика" (fabrica) же являлась лишь организующим центром, объединявшим местных мелких производителей. Подобно колонам ремесленники считались прикрепленными к фиску (publico canoni), как это можно заключить из конституции императора Валентиниана 374 г., упоминающей о ткачах Скитополя, несущих общественные, т. е. фискальные, повинности4 .
К "фабрикам" прикреплялись не только отдельные ремесленники и их семьи, но и целые ремесленные коллегии (корпорации), на что указывает, например, практика Карфагена, где издавна (ex more) существовали корпорации, прикрепленные к ткацким мастерским5 .
В ремесленных мастерских, в особенности связанных с военным ведомством, принцип приписки проводился еще более жестко чем в поместьях. Закон предписывал следить, чтобы мастера оставались при своей профессии, не переходили на другие службы и выполняли определенную, для каждого ремесла установленную норму работы.
Большая часть известных нам законов о прикреплении ремесленников относится ко второй половине IV и V вв., когда в связи с увеличившимся напором на границе особенно остро ощущались недостаток и текучесть рабочей силы. Для выделки оружия и для построек требовалось большое количество железа, между тем железо добывалось простым, кузнечным (кричным) способом, малорациональным, требовавшим больших расходов и многих рабочих рук.
Без сохранения ремесленных навыков, приобретаемых путем опыта многих поколений, римская армия не могла быть в должной мере обеспечена оружием надлежащего качества. Отсюда явилась необходимость закрепощения оружейных мастеров за их коллегией, как об этом свиде-
1 Notitia dignitatum or. XIII, 16; occ. XI, 45; Codex Theod. I, 32, I, 3; IV, 6.
2 Bucher, K. "Beitrage zur Wirtschaftsgeschichte", S. 220. 1922.
3 Codex Theod., VII, 181.
4 Ibidem, X, 20, 8.
5 Ibidem, XI, 4, 24.
тельствует нижеприводимая пространная, несколько в лирическом духе составленная конституция императора Феодосия II от 438 года.
"Корпорация оружейников (fabricensium corpus), - гласит названная конституция, - изобретена суровой необходимостью войны. Бессмертием корпорации сохраняются знания, приобретенные опытом старых мастеров (principum scita). Потомки умерших мастеров украшают наше войско. Посему законом предусмотрено, чтобы мастера-оружейники служили их собственному искусству, и чтобы они, исчерпанные трудами, после смерти оставляли продолжателей своей профессии. Таким образом все мастера, объединенные в единую корпорацию, в случае какой-либо потерн несут общую ответственность"1 .
После смерти бездетного члена корпорации его имущество (bona) переходило к корпорации с возложением на нее всех обязанностей в отношении фиска (fisco pro intercepto).
Для удержания оружейников в их трудной и нездоровой профессии применялись самые строгие меры принуждения, вплоть до клеймения рук. "Оружейным мастерам надлежит выжигать на руках клеймо как официальный знак по образцу рекрутов, чтобы по крайней мере таким образом можно было узнавать скрывающихся"2 , - читаем в конституции императоров Аркадия - Гонория от 388 года. Выжженное на теле клеймо, впрочем, имели не только солдаты и оружейники, но также и лица других профессий, например водопроводчики (aquarii)3 . Тем, кто держал у себя оружейного мастера в качестве управляющего имением, арендатора или простого работника, угрожали штраф и лишение собственности. Конфискованное поместье переходило к фиску4 .
Из конституции императора Валента от 374 г. на имя начальника "священных сокровищ" и из "Notitia Occidentis" видно, что в мастерских по отделке и украшению шлемов и щитов в Антиохии и Константинополе требовалась определенная норма выработки5 . Аналогичная практика существовала также и в других ремесленных отраслях. За невыполнение положенной нормы ответственность падала на всю корпорацию, на "все тело (corpus) оружейного цеха". "Закон предписывает, - читаем в конституции Феодосия II от 438 г., - чтобы оружейники так служили своему делу, чтобы и по истощении своих сил они оставались со своим потомством при той профессии, в которой родились. За проступок, совершенный одним из них, отвечают все, так как поручительством за своих товарищей они до известной степени взяли на себя надзор за их поведением, и потому тайна одного приносит ущерб и всем другим. Таким образом, в случае нужды все члены корпорации (in perpetuum servanda hac forma), составляющие как бы единое тело, отвечают за проступок каждого из своих товарищей... И так должно оставаться на веки"6 .
Поставка сырого материала для оружейных мастерских в виде анноны возлагалась на провинциальных посессоров. Закон Валентиниана от 388 г. под страхом наказания запрещал поставку железной руды заменять денежной оплатой: "Предписываем без отлагательства поставлять во все мастерские не деньги на приобретение материалов, а самые материалы, и эта форма должна быть сохранена на вечные времена". Только таким путем, поясняет составитель указа, оружейные мастерские могут быть обеспечены высокосортной рудой (ferri materies), легко плавящейся на
1 Novel. Theod. VI. De bonis Fabricensium.
2 Codex Just, XI, 10, 8.
3 Ibidem, De aquaeductibus.
4 Codex Theod., X, XXII, 5.
5 Ibidem, X, XXII, I.
6 Novel. Theod. VI. De bonis Fabrkensium.
огне и поддающейся ковке1 . Поставка железной руды в железоделательные мастерские считалась одной из самых обременительных повинностей, как это можно заключить хотя бы из писем и речей Василия (Великого), епископа Цезареи2 .
Те же самые "общественные функции", которые несли оружейники, выполняли каждый в своей области также и ремесленники других специальностей: монетчики, ткачи шерстяных и льняных полотен, красильщики, металлисты, горнорабочие и др. Мастера приписывались к своим корпорациям, выход из которых допускался лишь в ограниченных случаях и при непременном условии рекомендации достойного заместителя. "Мастерам монетного дела (monetarii), - читаем в конституции Феодосия I от 317 г., - надлежит всегда пребывать в своей профессии (monetaries in sua semper durare condicione oportet) и от этого состояния их не освобождают привилегии никакого другого состояния"3 . Женщина свободного состояния, находящаяся в сожительстве с монетным мастером, должна немедленно оставить своего мужа, если она не желает лишиться "блеска своего положения" и "потерять украшение своей прирожденной свободы". В противном случае, если она предпочитает "объятия монетного мастера своей свободе" (monetarii consortio decus nativae libertatis amittat), она следует состоянию своего мужа, т. е. прикрепляется к коллегии монетчиков4 .
Прикреплены были к своим "функциям" также и профессии, прямо или косвенно связанные со снабжением, охраной и благоустройством имперских столиц - Рима и Константинополя - и благоустройством больших городов: транспортники (navicularii), торговцы хлебом (frumentarii, mercatores), маслом (olearii), свининой (suarii), салом (porcinarii), виноделы, истопники бань, поставщики дров и т. д. Кроме того в источниках упоминаются коллегии строительных рабочих (fabri, fabri tignarii), рабочих по ремонту зданий, водопроводчиков и др.5 .
Во главе императорских мастерских стояли начальники мастерских: primicerii, praepositi, tribuni. Высшее управление императорскими "фабриками" находилось в Риме. Во главе управления стоял начальник императорских имуществ, имевший в своем распоряжении штат чиновников приблизительно в 400 человек, заседавших в канцеляриях разных наименований (officia). Из материалов можно заключить о постоянных злоупотреблениях, кражах и обманах, имевших место в императорских мастерских, и о массовом бегстве мастеров, рабов и свободных6 . Для расследования преступления на места посылались специальные комиссии, составленные из представителей различных канцелярий.
"Настоящим предписываем, - гласит конституция Феодосия II от 438 г., - ежегодно в определенное время посылать в пурпуровые красильни Финикии седьмого из канцелярии по приему тканей, шестого из канцелярии по сбору налогов и пятого из канцелярии регистрации с целью пресечь всякое преступление бдительностью чиновников, дрожащих за свое тяжелым трудом заработанное жалование. За соучастие же в преступлении устанавливается штраф в 20 фунтов золота".
Закрепленные за фиском профессии освобождались от всех или от части общественных повинностей, "для того, чтобы они имели досуг как
1 Codex Theod., X, XXII, 2.
2 Basilius Magnus "Epistolae", 227, 110, edit. Benedictin. Claudianus "De bello Ge.tioo", 538.
3 Codex Theod., X, 20, 1.
4 Codex Just., XI, 8, 7.
5 Codex Theod., XIV, III, I, etc. Q. Aurelii Symmachi. Epist., X, 27. B. Monumenta Germaniae historica, ed. O. Seeck.
6 Codex Just., XI, 9, 6.
для собственного усовершенствования в этих искусствах, так и для возбуждения интереса и обучения своих детей". Из ремесл, закрепленных за фиском, в законодательных памятниках упоминаются: архитекторы, геометры, врачи, ветеринарные врачи, живописцы, литейщики, мраморщики, бронзовщики, ваятели, мастера музыкальных инструментов, золотых и серебряных дел мастера, мастера резной работы, зеркальщики, мастера по резьбе на слоновой кости, портные, стекольщики, керамисты, вышиватели золотом, скорняки, сапожники, каретники, штукатуры, чеканщики монет, пурпуровщики, валяльщики, ткачи и др.1 . Льготами пользовались также ученые, философы, грамматики и ораторы, которым присваивалась специальная форма, выделявшая их из массы рядовых граждан. За незаконное присвоение этой формы полагалось наказание - высылка из столицы на родину.
5. Превращение курий в фискальные органы государства
Действие origo распространялось также и на высшие классы римского общества: провинциальную и столичную аристократию, членов провинциальных курий и столичных сенатов, - в интересах которых главным образом и работала государственная машина. Чем напряженнее становилось общее положение, тем более привлекались высшие классы на службу государства и облагались налогами. Раньше всего тяжелая рука фиска коснулась провинциальных курий.
В состоянии курий со времени Антонимов произошло много существенных перемен. Число курий увеличилось, а число членов каждой курии уменьшалось. Из некогда автономных советов при Доминате курии "превратились в корпорации сборщиков налогов. В IV - V вв. курии под разными названиями (curia, corpus, collegia, coetus, senatus и т. д.) существовали не только в главных городах провинции (civitates), но также и в мелких городах (oppida), лагерях (castella) и даже селах (vici, pagi). В фискальных интересах императоры охотно давали свою санкцию на открытие новых курий, а иногда открывали их по собственной воле, не считаясь с желанием населения.
Куриалы привлекались к сбору и разверстке налогов. На каждый город приходилась определенная сумма подушных налогов (capitationes), распределявшихся местными куриями между отдельными плательщиками. Сначала это был большой почет для провинциальной знати, перелагавшей налоги на непривилегированные классы, но в дальнейшем, по мере все увеличивавшейся суммы налогов и обеднения массы плательщиков, этот почет превратился в тяжелую повинность (munus), страшно разорительную для куриалов. Плательщики и сборщики, связанные круговой порукой, за неисправное поступление налогов отвечали своим имуществом и даже своей головой. При Валентиниане был издан закон, характерный для общего направления законодательства позднеимператорского Рима, по которому предписывалось казнить по три куриала на город за неисправный сбор налогов. "Те же из куриалов, которые ее в состоянии были уплатить налоги, становились жителями тюрем, а многим из них так надоедали жизнь и свет, что они вешались в тюрьмах".
Не желавшие нести общественные функции куриалы бежали из своего города, поступали на военную службу, становились чиновниками, епископами, скрывались в мастерских или поместьях, - словом, хватались за все, что могло освободить их от чести быть сенатором своего родного города. В последиоклетиановский период бегство из курий приняло мас-
1 Codex Just., X, 66, I.
совый характер, как это можно заключить из многочисленных конституций императоров, стремившихся восстановить опустевшие курии, со всей строгостью применяя к ним принцип origo.
Первой по времени конституцией, запрещавшей куриалам или декурионам под каким-либо предлогом покидать курию, была конституция Константина от 317 г.1 , открывшая целую серию аналогичных запретов, полных угроз и проклятий, посылаемых на головы куриалов, уклоняющихся под различными предлогами от своих прирожденных обязанностей2 .
Однако, сколь ни грозны были декреты императоров, все же они далеко не всегда достигали своей цели. Несмотря на всю суровость закона бегство из курий не прекращалось. Вследствие этого приходилось изыскивать другие способы пополнения опустевших курий. Наиболее действительным из них представлялось снижение имущественного ценза, требуемого для куриалов, и привлечения в курии малоземельных владельцев.
При императоре Констанции в Восточном диоцезе, главным городом которого была Антиохия, в курии стали зачислять земельных собственников, имевших всего 25 югеров земли и даже меньше, при условии аренды на императорских доменах. Таким образом, в провинциях грань между декурионами и плебсом почти что стиралась. Все более или менее состоятельные плебеи (idonei e plebe) зачислялись в курии, формально вступая в сословие провинциальной знати (декурионов), а по существу превращаясь в исполнительные органы фиска3 .
6. "Тирания чиновников"
Привлечение к несению фискальных повинностей общественных сил в лице курий не только не ослабило, но, напротив, еще более увеличило тяжесть бюрократического аппарата. В лице куриалов появилась новая армия чиновников с теми же самыми инстинктами и пороками, какие были присущи профессиональным исполнителям приказов префекта претория, префекта анноны, городского префекта и пр. Насильственно удерживаемые при своих "функциях", куриалы изыскивали всяческие способы, чтобы не только переложить налоги на плечи трудовых слоев населения: рабов, колонов и мелких собственников, - но сверх того еще и обогатиться на этой операции. "Сколько куриалов, столько тиранов!" - так характеризует деятельность куриалов Салъвиан4 .
Тирания чиновников-куриалов и просто чиновников проявлялась в открытой и скрытой форме, в виде взяток, грабежей и всякого рода крупных и мелких махинаций. Особенно широкое поле деятельности для всякого рода вымогательств, обманов и преступлений представлял сбор натуральных повинностей (аннона).
Сбор анноны был очень сложным процессом, проходившим много инстанций: оценку, измерение, взвешивание, определение качества продукта, транспортирование и т. д. Поэтому совершенно естественно, что во избежание сложной процедуры уплаты натуральных налогов, да притом еще при низкой стоимости денег, плательщики всячески старались перевести аннону на деньги (adaeratio), что им часто и удавалось при поддержке административного персонала, ню, конечно, не бесплатно. Подобного рода адэрации преследовались законом: "При уплате повинностей, требуемых обычаем, надлежит вносить не стоимость продуктов в деньгах,
1 Codex Theod., XII, I, 5.
2 Ibidem.
3 Ibidem, XII, I, 33.
4 Salvian, V, 147; Codex Theod., VI, 3, 2.
а самые продукты (non sunt pretia specierum, sed ipsae species inferendae). Натуральные налоги, из-за чего главным образом и возникают жалобы и опоры (unde omnis solet querella procedere), надлежит уплачивать натурой, а не переводить их на деньги в виду сопряженных с этим расходов (dispendiosis occasionibus)"1 .
Из одной конституции Аркадия узнаем о сборщиках анноны, взимающих налоги по два раза с одного и того же плательщика путем подмены платежных квитанций: "Чтобы по причине обмана сборщиков, устраняющих составителей податных расписок (apochae), не взималось вторично уже уплаченная подать, мы со всей очевидностью постановляем, чтобы в течение одного индикциона под ответственностью всей корпорации (periculo totius corporis) не сменялись те секретари (annotarios), которые выдали квитанции"2 . Настоящее распоряжение дано было на имя проконсула Африки Помпейяна. Африка - одна из важнейших провинций Римской империи, снабжавшая Рим провиантом, - представляла исключительно богатое поле для всякого рода спекуляций и административного произвола. Ограбления (depraedationes) населения, совершавшиеся оценщиками (censitores), переоценщиками (peraequatores), сборщиками (susceptores), подталкивателями сборщиков (compulsores), распределителями (actuarii), отправителями и чиновниками иных наименований, послужили поводом к изданию декрета Гонория - Аркадия 400 г. о наказании нарушителей закона. "Всякий раз, когда сборщик будет уличен в ограблении, пусть он не ждет снисхождения нашей кротости и несет наказание соответственно закону"3 , - грозила названная конституция.
Через 12 лет последовал второй декрет - об изгнании сборщиков всех рангов из всех провинций Африки (Африка тогда делилась на несколько провинций): "Император Гонорий и Феодосии Август, Евхарию, проконсулу Африки: постановляем изгнать из африканских провинций всех без исключения сборщиков, возместив при том, конечно, все, что было ими взыскано по произволу"4 .
Несколькими годами раньше аналогичное распоряжение было сделано соправителем Гонория в восточной части Империи - Аркадием - в отношении чинов военного ведомства - распределителей провианта (actuarii) и технических секретарей по хозяйственной части - нумерариев (numerarii), или табуляриев (tabularii). По своему рангу актуарии и нумерарии занимали довольно скромное место в бюрократическом аппарате военного ведомства, но в действительности их роль и влияние были очень велики. В их руках фактически находилось все продовольственное дело того города или местности, где в данный момент стояла воинская часть. Поступления, задолженность (reliqua, debita), способ распределения (in usum militiae) и пр. заносились в особые приходо-расходные книги, которые вели нумерарии. Поэтому легко понятны частые злоупотребления на этой почве и вред, причиняемый фиску, в особенности когда нумерарии и актуарии действовали заодно. Частые злоупотребления, совершаемые названной категорией чиновников, наказывались высокими карами, до телесных наказаний включительно: "Актуарии должны в течение 50 дней удалиться за границы нашего города (Константинополя), помня, что в случае если они останутся выше указанного времени, то подвергаются штрафу в размере 20 фунтов золота"5 .
1 Codex Theod., XI, 2, 4.
2 Ibidem, XII, 5, 27.
3 Ibidem, VIII, 10, 3.
4 Ibidem, VIII, 10, 4.
5 Ibidem, VIII, I, 14.
На фиксальной почве возникала масса самых разнообразных судебных казусов, представлявших широкое поле деятельности для адвокатов (scholastici) - профессии, весьма популярной в императорский период, хотя и пользовавшейся дурной репутацией.
К концу Империи "расхищение государственной казны" (peculatus) приняло прямо угрожающий характер. Наказания, налагаемые верховной властью на виновных, все время повышались, и самый тон императорских конституций становился все более раздражительным и неуверенным, "Прежде было установлено, - читаем, например, в конституции императора Феодосия I от 392 г., - все чиновники (judices), потрясшие провинции взяточничеством и казнокрадством, подлежат строгому наказанию. Но в настоящее время эта кара уже не соответствует вине и штраф неравен преступлению... Посему мы повелеваем расхищение государственной казны (peculatus) считать уголовным преступлением и прекращать строжайшими мерами"1 .
В другом случае грабеж и укрывательство (rapina et praedia) награбленного квалифицируются как "некая смертельная зараза чумы" (contagium quoddam funeste pestis), долженствующая быть уничтоженной всеми мерами, которыми располагает (государственная власть2 .
7. Особенности римского государственного строя
По мере приближения к закату античного Рима фискальный аппарат все более разбухал, усложнялся и ускользал из рук императоров. Чиновничество, в особенности крупное, не подчинялось императору, и у последнего не было средств привести непокорных своих слуг к послушанию. Бюрократия к концу Империи выродилась в тяжеловесную машину, не оправдывавшую своего назначения. Из средства управления и укрепления императорской власти бюрократический аппарат вырождался в средство обогащения чиновников и ограбления населения, подрывая самые основы римской государственности.
Разложение государственного аппарата, очевидное уже при династии Валентинианов, являлось одним из наиболее ярких показателей распада всего античного строя, покоившегося на рабском способе производства. В особенностях рабского способа производства, во всей полноте вскрытого классиками марксизма, и заключается ключ к пониманию кризиса римской государственности и тесно связанной с ним феодализации античного мира. Во все периоды экономической основой Рима оставалось рабовладение и неотделимое от него натуральное хозяйство, включавшее в себя все виды экономической деятельности: сельское хозяйство, промышленность и торговлю. Машинная техника и механический транспорт отсутствовали, а вследствие этого отсутствовали также и соответствующие административные и культурные органы, без которых было невозможно прочное освоение массы стран, земель и культур, входивших в римскую ойкумену3 .
1 Codex Theod., IX, 18, I.
2 Ibidem, X, 28, 2.
3 Barrow R. H. "Slavery in the Roman Empire", гл. IV. London. 1928. Указание R. H. Barrow - автора одной из последних капитальных работ по истории античного рабства, "Рабство в Римской империи", на существование в Риме крупных предприятий с большим числом рабов и свободных рабочих, на высокую себестоимость рабских предприятий, стимулировавших благодаря этому технические изобретения, на наличие механических приборов в некоторых отраслях производства (Seneca, Ep. XC, 25 - 26) и пр., не изменяет существа вопроса. Конечно, наличие известного экономического и технического прогресса в период Империи отрицать не приходится, но это относится уже к периоду кризиса рабского способа производства, и кроме того уровень техники, а также вся совокупность общественных отношений и идеология рабовладель-
Как отмечалось выше, внутреннее и внешнее положение Римской империи со второй половины IV в. сильно осложнилось. Со времени начала "великого переселения народов" Рим не выходил из состояния войны с варварами. Войны IV - V вв., значения которых в процессе разложения Римской империи никоим образом не следует недооценивать, велись на границах, отстоявших от центра на расстоянии нескольких тысяч километров. Переброска войск и их содержание требовали огромных средств, не говоря уже о том, что сами армии представляли большую опасность для императорской власти. Кроме войска, составлявшего главную статью расходов римского бюджета, существовало не мало еще других статей, также требовавших больших средств. К их числу надо отнести расходы на двор, раздачи и увеселения столичного населения, - словом, пресловутую "политику хлеба и зрелищ", постройки и украшения города, и, наконец, содержание массы чиновничества. Государственные расходы возрастали, а источники их покрытия ослабевали.
В предшествующий период значительная часть расходов покрывалась из захватываемой на войне добычи, в Поздней же империи этого важного источника римского бюджета уже не существовало. В последиоклетиановский период войны велись с бедными варварскими странами, да и те по большей части оканчивались не победой, а поражением римлян. Единственным источником покрытия всех расходов являлась работа рабов и колонов, в основном работавших по старым методам, с помощью малосовершенных орудий труда, с незначительным применением механической силы. Перейти же на новый способ производства при наличии рабского способа производства было невозможно. Отсюда неизбежность застоя, регресса и упадка. Недостающие средства стремились добыть путем усиленной эксплоатации трудового населения. Однако при возраставших требованиях государства труда рабов и колонов оказывалось недостаточно, и потому приходилось в большей степени, чем это делалось раньше, привлекать к несению повинностей и налогов средние и низшие слои землевладельцев, т. е. главным образом провинциальных посессоров, составлявших главную опору императорской власти. Из ослабления средних прослоек с логической неизбежностью вытекало также и ослабление самой императорской власти.
Рабовладельческая система наложила отпечаток также и на организацию государственного аппарата Римской империи. Система управления, в центре которой находился фиск, была одновременно и сложна и примитивна. Управление носило личный отпечаток. Государство понималось как обширное поместье или дом (ойкос) императора, а все государственные чины - как слуги императора - комиты (сопровождающие) и прокураторы (управляющие) императора. Не было не только разделения властей, но не существовало даже отчетливо выраженного разделения функций как между ведомствами, так и между главами этих ведомств. Все зависело от степени близости к "богу и господину", т. е. императору, излучавшему свою милость или гнев на окружающих. При такого рода персональной системе управления открывалось огромное поле для всякого рода злоупотреблений, вольных и невольных. Единственным источником права считался император, рескрипты которого имели характер не общегосударственных норм, а личных обращений к тому или другому из своих высокопоставленных слуг, обычно к префектам претория, часто
ческого общества не создавали предпосылок, необходимых для промышленной революции, аналогичной европейской революции XVIII столетия. Именно отсутствие машинной индустрии и характерного для обществ нового времени индустриализма как раз и составляет особенность античных (рабовладельческих) обществ.
по мелким, конкретным вопросам, касавшимся какой-либо одной части государства. Формально законы издавались императором, в действительности же их инициаторами были префекты претория, подававшие императору идею издания того или другого рескрипта. По сравнению с гражданским (цивильным) правом римское государственное право было развито очень слабо. Законодательных норм общего характера почти не существовало. Если представить размеры Римской империи и разнообразие ее частей, то можно себе представить, какое великое множество всякого рода законодательных актов должно было существовать в последние века Империи, когда законодательная деятельность императорских канцелярий была особенно интенсивна.
Во главе ведомств стояли комиты, ближайшие советники государя, как правило, лица сенаторского звания, а низшие должности занимали мелкие слуги императора, канцелярская армия (militia officialis) - вольноотпущенники и рабы, жившие за счет своей службы. Делопроизводство было очень сложно и запутано, дела проходили ряд канцелярий, заносились в протоколы и архивы, плательщикам выдавались всякий раз особые квитанции, заверенные несколькими инстанциями. Ведение судебных и административных процессов отличалось крайним формализмом и волокитой. На этой почве возникали постоянные конфликты и новые тяжбы, и так продолжалось без конца. Вошедшие в поговорку своекорыстие и продажность римских чиновников являлись прежде всего следствием несовершенства государственного аппарата и его примитивности. На карьеру чиновника смотрели как на средство из эксплоатируемого превратиться в эксплоататора, из ограбляемого - в грабителя, в одинаковой мере равнодушного как к интересам плательщиков, так и к интересам фиска.
8. Массовая задолженность средних и низших слоев
Следствием непомерных требований, предъявлявшихся к податным классам населения со стороны фиска, было оскудение римского общества. Показателем этого оскудения являлась задолженность населения, принявшая к концу Империи массовый характер. Это видно из многочисленных императорских конституций, пространно повествующих о задолженности целых провинций и о мерах, принимаемых императорами для уменьшения задолженности. Особенно часты упоминания о долгах при императорах Феодосиева дома в период нашествия Алариха и Гензериха1 . Очень выразительна, например, конституция императора Гонория от 395 г. на имя префекта претория Декстра, свидетельствующая о полном запустении некогда благословенной Кампании. "Согласно донесению инспекторов, посланных для обследования, и из старых налоговых книг (veterum monumenta chartarum), - гласит названная конституция, - установлено, что в провинции Кампании имеется 528042 югера покинутых и заброшенных. На этом основании избавляем жителей названной провинции от обложения и постановляем сжечь цензовые книги, содержащие излишние статьи"2 .
Податные льготы не изменили положения и не повысили благосостояние кампанцев. Жалобы на непосильность налогов и общее оскудение продолжались, следствием чего было издание новой конституции, 418 г., того же императора.
"Принимая во внимание, - говорится в названной конституции, - что прежняя податная норма провинции Кампании была чрезмерно вы-
1 Codex Theod., XI, 28, 7.
2 Ibidem, XI, 28, 2.
сока и к тому же Кампания сильно пострадала от готского погрома, то после нового обмера земель она платит лишь одну девятую часть общей суммы. Что же касается других "пригородных областей" - Пицена и Тусции, то они уплачивают седьмую долю всех налогов, согласно данным податной декларации... Таким образом, отрезав груз старого ценза, в податные списки (chartis publicis) должна быть занесена лишь вышеозначенная сумма с тем условием, чтобы на будущее время замолкли все жалобы по поводу заброшенных земель"1 .
При последующих императорах западной и восточной половины Империи - Феодосии II (408 - 450), Валентиниане III (425 - 458), Майориане (450 - 458) и др. - число жалоб, подаваемых провинциалами на непосильное обложение, еще более увеличилось, соответственно увеличилось также и число конституций, посвященных этому вопросу.
Частичные и полные кассации долгов не только не спасали, но, наоборот, даже осложняли общегосударственное положение. Кроме того, как увидим из дальнейшего, от кассации долгов больше выигрывали не бедные, а богатые плательщики - сенаторы.
Сбор налогов производился с нечеловеческой жестокостью. У неисправных плательщиков отбирали последний инвентарь (instrttmentum aratorium), брали в залог скот и рабов, пускали в ход свинцовые плети (plumbi verbera), применяли пытки (cruciatus). Подобного рода воздействия на должника, нерациональные даже с фискальной точки зрения, запрещались законом, но на практике они постоянно применялись, что доказывается многими конституциями, посвященными этому вопросу.
Доведенные до отчаяния бедностью, нуждой и несправедливостью, люди оставляли свои дома, отдавались в добровольную кабалу, становились разбойниками, продавали в рабство своих детей, убивали себя и свое потомство.
Превентивными мерами против самоистребления населения служили угрозы и кары, с одной стороны, частная, общественная и государственная благотворительность - с другой. Строжайше запрещались продажа в рабство и кабалу себя и своих детей, умерщвление потомства, непочтение к родителям и старшим и т. д. Вместе с тем предписывалось выдавать неимущим из фондов императорского фиска деньги, пищу Й одежду.
"На медных досках и полотняных тканях по всем городам Италии, - гласит один из рескриптов императора Константина, - приказываем вывесить закон, удерживающий руку родителей от убийства и направляющий их желания в лучшую сторону. Пусть твое ведомство приложит заботу, чтобы отец, имеющий потомство, которое он по бедности не может воспитать, не встречал задержки в получении пищи и одежды, ибо воспитание младенца не может переносить задержки. К этому делу приказываем приложить внимание одинаково как нашему фиску, так и ведомству нашего личного хозяйства"2 .
В другой конституции того же императора высказывается сожаление о провинциалах, вынужденных вследствие крайней бедности продавать своих детей в рабство или отдавать в кабалу. Закон предписывал провинциальным властям - проконсулам, президам и финансовым прокураторам (rationales) - оказывать помощь всем находящимся в достойной сожаления нужде (in egestate miserabili constitutes), выдавая необходимую помощь из государственных запасов.
"Нашим нравам противно, чтобы кто-либо умирал от голода или чтобы кого-либо мы допускали до совершения недостойного поступка".
1 Codax Theod., XI, 28, 12; Novel. Valent., X, I.
2 Codex Theod. XI, 27, I.
Наряду с благотворительностью, для поддержания разорявшихся средних и низших классов им разрешалась беспошлинная торговля продуктами своего хозяйства. "Никакой продавец (nemo negotiatur), согласно конституции Валентиниана Старшего (384 г.), не освобождается от общественных повинностей, за исключением лишь тех, которые с невинным намерением (innocenti industria) просто продают продукты в их владениях"1 . Чиновникам всех наименований (intercessores, exactores, curiales) под страхом высоких штрафов запрещалось брать в залог инвентарь земледельцев-должников (instrumentum aratorium): рабов, быков, упряжь, орудия труда и т. д.2 .
Однако все эти и им подобные мероприятия в лучшем случае имели лишь паллиативное значение. Процесс разорения средних и низших прослоек римского общества совершался с исторической неизбежностью. Разорявшиеся посессоры становились жертвой ростовщического капитала и попадали в зависимость от крупных землевладельцев - сенаторов.
9. Рост крупно го сенаторского землевладения
В то время как разорялись средние и низшие классы и слабела императорская власть, верхи имперской аристократии - общеимперское (столичное) сенаторство - богатели и приобретали политические права суверенов, независимых от императора. Совокупность всех условий, в которых находилась Римская империя в последиоклетиановский период, была благоприятна для полуфеодального сенаторства и, наоборот, неблагоприятна для рабовладельческого абсолютизма. Вследствие этого императоры уступали сенаторству одну позицию за другой, пока, наконец, сами не превратились в феодальных королей и сеньеров, первых между равными.
Главная материальная сила позднеримского сенаторства заключалась в земле. Сенаторы IV - V вв. были крупными помещиками, в полном смысле магнатами, владения которых были разбросаны по всему необъятному пространству Римской империи. Сенаторские латифундии создавались различными путями: путем наследования и покупки, путем долгосрочной аренды императорских доменов, захватов земель мелких посессоров и колонов (патроцинии) и т. д.
Императорские земли в последиоклетиановский период состояли из следующих главных четырех категорий: 1) коронных земель (fundi patrimoniales, 2) личных (fundi rei privatae), 3) дворцовых (fundi domus divinae) и 4) земель особого назначения (praedia tamiaca)3 . Эксплоатировались императорские домены или непосредственно управляющими (procurators) и старостами (auctores) различных служб (officia) императорского фиска или же чаще всего они сдавались в долгосрочную аренду крупным арендаторам4 . Сдача в аренду предпочиталась, так как императорские поместья были разбросаны по всей территории Империи на далеком расстоянии друг от друга и управление каждым из них стоило бы очень дорого и было бы сопряжено со многими трудностями организационного порядка. К тому же общее состояние государства в IV - V вв. не отличалось устойчивостью. Почти не прекращавшиеся войны, частое появление узурпаторов (тиранов), восстания, налеты разбойничьих банд, разграбления, пожары поместий и прочее - все это нарушало пра-
1 Codex Theod., XIII, 1, 12.
2 Ibidem, II, 32, I.
3 His, R. "Die Domanen der romischen Kaiserzeit". Leipzig. 1896.
4 Corpus inscriptionum Latinarum, VIII, 10, 570; 14, 461.
вильное течение хозяйственной жизни и не предрасполагало к ведению собственного хозяйства в крупном масштабе.
Сдача земли в долгосрочную аренду (conductio in jus perpetuum) в последиоклетиановском Риме совершалась на очень выгодных для съемщика условиях: с гарантией многих льгот в виде отсрочки платежей или полного освобождения арендатора (perpetuarius) от арендной платы (jus perpetuum dempto canone). "Всякий, - читаем в конституции императора Аркадия от 386 г., - изъявивший желание использовать земельный участок, принадлежащий императору, кто действительно привел его в культурное состояние и сделал его доходным (fertilem idoneumque praestiterit), получает на него полное право вечного владения, как на свое наследственное поместье, даже при условии сохранения арендной платы (salvo patrimoniali canone). Он может владеть им сам и передавать своим наследникам. Никто не может лишить его никаким способом, даже ссылкой на постановление самого императора, плодов его тяжелого труда (a fructu impensi operis)" 1 .
Наряду с добровольной арендой широкое распространение в IV - V вв. получила принудительная аренда, выражавшаяся в виде прибавок или прирезок (adjectiones, epibolae) к данному поместью соседних необработанных или заброшенных участков. Принудительная аренда восходит к императору III в. Аврелиану, возложившему ответственность за "пустующие земли" (terrae desertae) на курии.
К концу Империи практика принудительных прирезок приняла очень широкие размеры. В кодексах Феодосия и Юстиниана содержатся целые статьи, трактующие о "заброшенных и оставленных землях"2 .
Арендаторами фискальных (императорских) доменов, как правило, были всегда богатые люди (idonei, opulenti), чаще всего лица сенаторского звания3 .
Таким путем за счет императорских доменов расширялись земельные владения верхов сенаторского сословия, римских магнатов, предков будущих средневековых сеньеров. Сенаторы составили ядро земельной знати позднего Рима, наряду с которыми существовали также и землевладельцы других категорий: посессоры неаристократического происхождения, из вольноотпущенников, командиров и отставных солдат (ветеранов), средние и мелкие собственники, часто по разным поводам упоминаемые в источниках. Но их удельный вес в социальном строе Римской империи по сравнению с сенаторами был ничтожен. Вследствие неблагоприятной общегосударственной ситуации они теряли свою независимость и подпадали под власть земельных магнатов сенаторского звания.
За исключением "господской виллы" (villa dominica) большая часть сенаторских поместий отдавалась в аренду мелким арендаторам (колонам), пускалась под пастбища или же превращалась в пустыри, служившие охотничьими парками римской знати. "Развитие римского сельского хозяйства в эпоху императоров вело, с одной стороны, к расширению пастбищного хозяйства на огромные пространства и к обезлюдению страны, с другой стороны, к раздроблению имений на мелкие арендные участки, заселенные колонами. В результате этого развития получило преобладание карликовое хозяйство зависимых крестьян, предшественников более поздних крепостных, получил преобладание, таким образом, способ производства, в котором уже в зародыше содержался способ производства, ставший господствующим в средние века" (Энгельс)4 .
1 Codex Just, XI, 58, 1 - 17; Codex Theod., VI, 13, 30; XI, 1, 17, etc.
2 Codex Just. XI, 58, I - 17; Codex Theod., V, 13, 30; XI, I, 17; X, 34.
3 Codex Theod., XIII, II, 6.
4 Сборник "К. Маркс и Ф. Энгельс об античности", под ред. С. Ковалева, стр. 130. Л. 1932.
10. Сенаторы
Корпоративное начало, характерное для Поздней империи, проводилось также и в отношении сенаторского сословия. Корпоративным органом сенаторства со времени императора Константина оставался общеимперский сена т, подразделявшийся на два сената соответственно двум столицам империи - римский и константинопольский. В официальных актах Поздней империи сенат чаще всего именуется высокими титулами: "славнейший сенат" (amplissimus senatus), "славнейшее собрание" (amplissimus coetus), "совет славнейших мужей", "общество сенаторского сословия" (societas senatorii ordinis) и т. п.
Сенат представлял собою самодовлеющую корпорацию (ordo), в которой растворялись отдельные ее члены - сенаторы, делившиеся на несколько разрядов, верхний из которых составляли патриции. При вступлении в консулярскую должность (consularitas) сенатор заполнял особый сенаторский лист (breve), или декларацию (professio), необходимый для зачисления в действительные члены сената. В декларации указывалось имя сенатора, его местожительство (laresm habitationemque) с точным обозначением имущества в городе и провинциях и с подтверждением, что данное лицо ничего, кроме того, что обозначено в декларации, не имеет.
Декларации передавались в дворцовую канцелярию (scrinia palatina) и всегда могли быть представлены в качестве официального документа, показывавшего, "от каких и скольких имен и каким образом возрастали доходы неистощимого эрария" (quibus quantisve nominibus quove in modo perennis aerarii emolumenta subsecreverint)1 . За сокрытие каких-либо статей дохода сенатор уплачивал штраф в пользу фиска2 .
Сенаторские декларации, как показывают письма префекта претория сенатора Квинта Аврелия Симмаха (384 г.), представлялись императору и внимательно им прочитывались3 . Подачей деклараций преследовались главным образом фискальные цели. На основе деклараций с сенаторов (взимался земельный налог (gleba senatoria, или aurum glebale) в деньгах - от 2 до 8 фунтов золота в год, - введенный Константином Великим. Признаками сенаторского достоинства считались: 1) substantia (имущество), 2) virtus (доблесть) и 3) honor (честь). Сенатор, лишившийся одного из них, тем самым порывал с сенаторским сословием. Сенаторы имели собственных защитников (defensores), производили раскладку и обор податей через собственных censistores и peraequatores, уплачивали рекрутские повинности и т. д. Кроме уплаты земельного налога от сенаторов требовалось много еще и других расходов: на украшение города, устройство дорогостоивших представлений, раздачи, угощения, подарки императору и его семье (aurum coronarium) и пр. Сенатор, уклонившийся от обязанностей (munus), как в отношении государства, так и в отношении собственной корпорации, подвергался взысканиям и порицанию. Один сенатор, уклонившийся от устройства праздничных представлений в столице, уплатил штраф в 50 тыс. модиев пшеницы4 .
Сенаторское звание (senatoria dignitas) квалифицировалось как "дорогое звание" (dignitas senatoria sumptuosa), требовавшее для поддержания корпоративной чести больших расходов. Сенаторам строго запрещалось входить в близкие связи с другими сословиями и корпорациями, в частности с корпорацией куриалов (senatoriae functionis curiaeque sit nulla conjunctio), чтобы не унижать сенаторское достоинство ничтожеством куриалов (curialium vilitate). Особенно важно было ограничение
1 Codex Theod., VI, 2, 2.
2 Ibidem, VI, 2, 13.
3 Symm. Epist., I, X, 60.
4 Codex Theod., VI, 4, 7.
прав отдельных членов сенаторского сословия по собственному желанию распоряжаться своим имуществом, способствовавшее концентрации богатств в руках немногих, наиболее влиятельных сенаторских родов. Имущество сенаторов рассматривалось как принадлежащее всей корпорации в целом. Сенаторские домены не выходили из узкого круга сенаторского сословия и не дробились. Высшее право (summum jus) распоряжения имуществом отдельных сенаторов оставалось за корпорацией. В наследственном праве Рима строго соблюдался принцип майората. Несовершеннолетние или расточительные наследники или наследницы находились под опекой старших членов их родов и под надзором должностных лиц, как это и выражено в известном преторском эдикте: "Так как ты благодаря расточительности имущества, накопленного твоим отцом и дедом, ведешь к гибели твой род, то я запрещаю тебе распоряжаться домом и имуществом"1 , - гласит названный эдикт.
Главой сенаторской корпорации считался сам император. В состав ее прежде всего входила семья императора: жена, сыновья, дочери и все его многочисленное родство. Затем следовали его слуги: чины военного и гражданского ведомств, инкорпорировавшиеся в сенат или по выслуге лет или же по специальному распоряжению императора. При наличии известных условий в сенат попадали также и наиболее заслуженные куриалы.
Достаточно перелистать переписку вышеупомянутого префекта претория Симмаха, чтобы представить себе ту исключительно большую роль, которую сенаторство играло в Позднеримской империи. Сенаторы занимали руководящие посты при дворе, в столичной и провинциальной администрации, фактически в их руках находилось все управление государством. Цвет сенаторства проживал в Риме или в Константинополе, будучи всецело поглощен борьбой за влияние при дворе, за административные посты или же предаваясь наслаждениям светской жизни. Сюда к ним приезжали их управляющие и старосты с отчетами о состоянии их поместий и привозили деньги, из которых сенаторы покрывали свои траты, уплачивали земельный налог и вносили почетный дар императору (aurum oblaticium). "Тем же из сенаторов, которые проживают в провинциях (qui in provincilis lares habent), пусть местные власти (censuales), имеющие полные сведения об их имущественном состоянии, напоминают, что они должны без промедления вносить золото (aurum oblaticium) в наш эрарий"2 . В столице пребывали только светлейшие (clarissimi), большинство же рядовых сенаторов жило в провинциях, из которых многие даже никогда никуда не выезжали3 . Соответственно своему скромному положению эти рядовые сенаторы занимали второстепенные и третьестепенные места в сенаторской корпорации. Вся сила находилась в руках нескольких влиятельных римских и константинопольских сенаторских домов, образовывавших сенаторскую олигархию. Среди других памятников но изучению позднеримского сенаторства в высшей степени ценный материал представляет биография католической святой Мелании (vita s. Melaniae senatricis Romae)4 .
По своему происхождению Мелания принадлежала к роду Валериев, одному из самых древних, знатных и влиятельных римских родов5 . Отец Мелании, Валерий Публикола, получил колоссальное наследство от
1 Dig., XXVII, 10, 13; Gajus, Paulus Sentent. Ill, IV, 7.
2 Codex Theod., VI, 2, 5.
3 Augustinus. De civitate Dei, I, 15.
4 Analecta Bollandiana. T. XXII, 1903. Rampolla. Sancta Melania Sinniore Senatrice romana. Documenti contemporanei e note. 1905.
5 Многие аристократические фамилии Рима вели свою генеалогию от рода Валериев. Между прочим, кузина Мелании, Базилика, была матерью императора Юлиана.
ее деда Валерия Максима, занимавшего в 362 г. высокий пост префекта города Рима. К Валерию же Максиму имущество перешло по наследству от Валерия Максима Базилика, префекта 319 года. В общей сложности в руках четырнадцатилетней аристократки собралось колоссальное богатство, состоявшее в рабах, землях, домах, деньгах и многих других ценностях. Латифундии Мелании находились во многих провинциях Римской империи: в Сицилии, Галлии, Испании, Британии, проконсуларской Африке, Нумидии, Мавритании и в других далеких (провинциях (procul in reliquis regionibus), названия которых остались неизвестными потомству (Vita 10). В общей сложности имущество Мелании достигало колоссальной суммы - около 30 млн. золотых рублей1 . Эта цифра не может показаться фантастической, так как у нас имеется аналогичное показание историка Олимпиодора, что многие римские сенаторы получали со своих доменов чистого дохода до 40 тыс. фунтов золота, не считая выручки от всякого рода продаж продуктов и ремесленных изделий, производимых в их поместьях и мастерских2 . Число рабов и вольноотпущенников, принадлежавших Меланин, равнялось нескольким десяткам тысяч. Это вполне согласуется со свидетельством Сальвиана, что в сенаторских поместьях проживают легионы рабов, даже не знающих в лицо своего господина.
Много ценных замечаний как по экономике, так и вообще по всем вопросам, касающимся римского общества последних столетий, содержится в письмах Квинта Аврелия Симмаха. Фамилия Симмахов играла выдающуюся роль е общественной жизни своего времени, хотя и не принадлежала к первому слою аристократии ни в отношении родовитости, ни в отношении богатства. Историк Олимпиодор квалифицирует Симмаха как "среднебогатого человека"3 . И, однако, при всей "умеренности" богатства Симмаха поражают своим размером и разнообразием составляющих их статей. Отец и сын Симмахи имели поместья (villae) во всех частях Италии (in monte Caelio, Arabiana, Varana, Laurenta, Tiburtina и т. д.) и за ее границами. При получении префектуры сыном Симмах-отец истратил на пиры и угощения 2 тыс. римских фунтов золота, т. е. около 3/4 млн. рублей. Влияние Симмаха, выдающегося оратора и писателя своего времени4 , ощущается во всех сферах общественной жизни. Несмотря на горячую приверженность к старой (языческой) культуре и вражду к господствующей (христианской) церкви Симмах занимал выдающиеся посты и пользовался большим влиянием при дворе христианских императоров5 .
Сенаторы не упускали ни одного из представлявшихся им источников наживы.
Первое место среди источников наживы и обогащения при Доминате занимало ростовщичество (foeneratio). Ростовщичеством занимались все, кто имел свободные средства, и прежде всего сенаторы. В памятниках IV - V вв. о ростовщичестве и его последствиях имеется масса упоминаний, в особенности яркие иллюстрации содержатся в проповедях Иоанна Хризостома, сочинениях Иеронима, Симмаха, Сальвиана, канонах Никейского собора и др. Императоры издавали грозные декреты против ростовщиков, приравнивая их к ворам, устанавливали твердые нормы процента, взывали к общественной совести и проч. Но несмотря на все усилия верховной власти ростовщичество сохраняло свою силу до самого
1 Rampolla, XVIII.
2 Migne. Patr. Graec. Т. CIII, cob. 260.
3 Olymp. ap. Phot. bibl, cod. 80, p. 63 A, 40 Bekk.
4 Macrob. Sat. V, 17; Apoll. Sid. ep. I, I, I.
5 Q. Aureli Symmachi. Opera, editio O. Seeck, Berolini. 1883. Monumenta Germaniae, VI, I.
конца Римской империи, становясь особенно жестоким в периоды острых кризисов и общественных бедствий.
Наряду с ростовщичеством сенаторы занимались торговлей (некоторые имели даже собственные флотилии) и всякого рода спекуляциями в виде различных поставок на казну хлеба, вина, соли и т. д., подрядов на общественные работы, отдачи в наем городских домов, содержания постоялых дворов, гостиниц и т. д. Не существовало ни одного источника обогащения и наживы, который не использовала бы позднеримская аристократия, не исключая прямого обмана и мошенничества.
II. Позднеримские магнаты
Сенаторская олигархия в полном смысле дезорганизовала государственный аппарат. Это вполне определенно явствует из всего обширного законодательства Поздней империи. Опираясь на свое влияние при дворе, подкупая или запугивая местных чиновников, магнаты под разными предлогами уклонялись от уплаты земельного налога (gleba senatoria) и выполнения налагаемых на них государственных и муниципальных повинностей. На сенаторских вотчинах тяготели огромные долги, накоплявшиеся в течение многих лет. Данные о задолженности магнатских поместий в достаточном количестве имеются как в законодательных актах, так и в сочинениях писателей и поэтов IV - V веков. В конституции императора Гонория от 398 г. говорится о целой "куче долгов" (reliquorum cumulus), лежащих на поместьях галльских магнатов1 . В одном из писем представитель сенаторского сословия Симмах жалуется на управляющих и старост сенаторских вотчин, уклоняющихся от уплаты налогов: "Мы не можем переносить своеволия наших прокураторов, которые не только не уплачивают прежних долгов (reliqua superiora), но оттягивают уплату взносов (pensio) даже ближайшего года"2 . Торжественно объявлявшиеся время от времени частичные или полные кассации долгов (indulgentiae) больше всего выгод доставляли не мелким посессорам и колонам, а крупным помещикам сенаторского звания, по инициативе которых они обычно и предпринимались. Об этом весьма выразительно повествует беспощадный обличитель пороков своего времени историк Аммиан Марцеллин. Рассказывая о финансовой реформе императора Юлиана в Галлии, Аммиан Марцеллин отмечает, что он (Юлиан) до самого конца своего правления соблюдал полезный принцип - "не позволять образовываться недоимкам путем так называемых индульгенций. Он знал, что от индульгенций выигрывают только богатые, тогда как бедняки бывают вынуждены без всяких послаблений уплачивать налоги полностью в самом начале индикциона".
На местах проводниками воли сенаторов-магнатов, проживавших в Риме или Константинополе, были их управляющие (прокураторы) и старосты, выходившие обычно из вольноотпущенников или рабов. Прокураторы и старосты сенаторских поместий рисуются дерзкими, грубыми и алчными людьми, совершенно не считающимися с законами и обычаями данной местности. В отношении государственной власти они вели себя еще более независимо чем даже их сановные господа: игнорировали постановления судов, вмешивались в судебные процессы, покровительствовали одним и обижали других, принимали дезертиров, беглых солдат, рабов и колонов, давали фальшивые показания или совсем не давали никаких сведений об имущественном состоянии поместий и количестве рабочей силы.
1 Codex Theod., XI, I, 25.
2 Symm., lib. V, ep. 87.
Во время производства описей и ревизий поместий прокураторы, чтобы не давать показаний, уезжали к своим господам в город, скрывали имущество, подкупали оценщиков и ревизоров, а в крайнем случае, если это не удавалось, оказывали им вооруженное сопротивление.
"Если кто-либо во время прибытия переоценщика (peraequatore misso), - говорится в конституции Феодосия Старшего от 386 г., - умышленно отзовет к себе (в город) своего управляющего или вооружит своих колонов с злостным намерением оказать сопротивление прибывшему должностному лицу (ad contumaciam retractionis armaverit), то авторитетом нашей неприкосновенности утверждается оценочная норма (census modus), положенная ревизором в отсутствии владельца поместья или его управляющего"1 .
Приблизительно через десять лет после этого, в 399 г., в ответ на многочисленные жалобы галльских посессоров последовала новая конституция Гонория на имя префекта Галлии Винсенция. Она вскрывает несправедливости, допускавшиеся при раскладке и сборе податей магнатами, ссылавшимися на приобретенные ими привилегии. Категорически отменяя какие бы то ни было привилегии, конституция предписывала всем без исключения нести государственные повинности и правильно распределять налоги. "Никакая милость (gratia) не освобождает, никакая невыгода неравного распределения не должна никому причинять вреда, но все разделяют равный жребий"2 . "В качестве высшей государственной нормы от всех римских граждан, без различия их положения, - говорится в другой конституции того же императора, - требуется безусловное подчинение общегосударственным нормам, обязательным даже и для самых высоких особ сенаторского звания"3 .
12. Последние попытки римских императоров задержать распад Империи
Сознавая опасность создавшегося положения как для государства в целом, так и для самой императорской власти, олицетворявшей это государство, императоры пускали в ход против непокорных магнатов и потворствовавшей им администрации все имевшиеся в их распоряжении средства - угрозы и увещания.
Штрафы и наказания, налагаемые за нарушение предписаний верховной власти, все более увеличивались, кары изощрялись, и тон императорских конституций становился все более неуверенным и раздражительным. Виновники высокого ранга, уличенные в обмане и пособничестве нарушителям закона, понижались до плебейства, а рядовых чиновников били плетью, отсекали им руки или живыми сжигали на кострах (flammis cremari).
С другой стороны, страх перед растущим влиянием сенаторского сословия, своеволие бюрократии и фискальные расчеты заставляли верховную власть уделять больше внимания интересам средних и мелких посессоров провинций, составлявших главную социальную опору Домината. Этим объясняется характерный для последних римских династий демократически-провинциальный уклон социально-экономической политики, о чем уже говорилось на предшествующих страницах.
Составители императорских рескриптов и декретов постоянно взывают к высоким и благородным чувствам как знатных (honestiores), так и незнатных (humiliores) плательщиков налогов, убеждая их быть доб-
1 Codex Theod.. XIII, 11, 2.
2 Ibidem, XI, I, 26.
3 Ibidem, X, 26, 2.
рыми, гуманными, честными и справедливыми. В этом отношении очень типична, например, новелла Феодосия II от 438 г., представляющая образец официального стиля императорского Рима в конце его существования. Конституция начинается с торжественного вступления: "Какие бы трудности в отношении облегчения провинциалов в настоящее время ни встречались, гуманность нашей кротости смягчает их благорасположенной милостью. Нет ничего более близкого справедливости и нам более приятного, как протянуть благочестивую руку измученным людям"1 .
В том же духе составлена новелла Валентиниана III от 441 г., одна из самых пространных конституций Поздней империи. "Если во всех общественных и частных делах, - говорится в названной конституции, - следует соблюдать справедливость, то тем более, конечно, необходимо соблюдать ее в делах, касающихся податей, без которых государство не может существовать ни во время мира, ни во время войны. Справедливость в отношении налогов способствует подъему ослабевших сил плательщиков... Между тем как многие плюют на это и, преследуя лишь личные выгоды, ни во что не ставят общее благо"2 .
При Феодосии II из всей массы распоряжений и постановлений императоров была произведена обширная выборка законов, известная под именем свода законов императора Феодосия (Codex Theodosianus). В состав Феодосиева кодекса вошли законы (конституции) предшествующих императоров начиная с Диоклетиана - Константина. По мысли законодателя, новый кодекс должен был внести в государственную жизнь Империи большую устойчивость и определенность и утвердить в сознании государственных слуг идею "высокой гуманности и общественного долга". Издание нового законодательного сборника рассматривалось как акт величайшей государственной важности, и вследствие этого составление и обнародование кодекса было обставлено соответствующей торжественностью. Организационная часть по выборке и редактированию материала была поручена специальной редакционной комиссии юристов незадолго перед тем открытого (429 г.) Константинопольского университета. Феодосиев кодекс составлен по образцу старых кодексов - Грегорианского и Гермогенианского, изданных при Диоклетиане и Константине. Новый кодекс был принят в торжественном заседании сената в Константинополе и 15 февраля 438 г. вошел в силу. Издание кодекса было приурочено ко дню свадьбы молодого императора. С приветственной речью от лица сенатской корпорации выступил префект претория консул Аниций Ахиллий Глабрион. "Счастье бессмертных принцепсов, - говорил Глабрион, - умножаясь, украшает благами мира тех, кого они защищают войной (ut ornamentis pacis instruat, quos bellorum sorte defendit)... Священнейший принцепс, наш господин император Феодосии, пожелал прибавить еще новое высокое благо (dignitas) своему миру (orbi suo), предписав объединить в один свод (compendium) из 16 книг постановления законов и освятить его своим священнейшим именем"3 .
Из отдельных мероприятий императоров Валентиниановой и Феодосиевой династий, кроме уже упоминавшихся в другой связи законов о благотворительности, беспошлинной торговле, долговых кассациях,
1 Novel. Valent, I, I.
2 Ibidem, X, I.
3 Gesta Senatus Romani de Theodosiano publicando; Codex Theod., 1, ed. Th. Mommsen.
отмены служебных привилегий в отношении налогов1 и т. п., следует выделить интересную попытку возрождения местных провинциальных собраний.
Возрождение провинциальных советов (provincialia concilia) совершенно естественно вытекало из всей политики Домината, направленной на поддержание средних прослоек провинций. При Феодосии II горячим защитником провинциалов и провинциальных организаций был Анфифий, префект претория 405 г., один из наиболее просвещенных и влиятельных государственных деятелей эпохи позднего Рима. На аналогичной точке зрения стоял также и известный сенатор Синезий (Synesius), как это можно заключить из его письма к императору Аркадию, в котором он советует императору стать ближе к "народу", чаще принимать посольства (legationes), уменьшать долги, поддерживать слабых, соблюдать справедливость в судах и т. д.2 .
Провинциалам разрешено было, по соглашению с префектом претория, собираться в главном городе провинции на ординарные и экстраординарные собрания для обсуждения общих дел и посылки делегаций к императору. Петиции и посольства должны были держать двор в курсе жизни провинций, сообщать о настроении местного населения, и кроме того они могли оказать существенную поддержку императору в его борьбе с местными магнатами и узурпаторами, покушавшимися на права верховной власти. К участию в постановлении решений (petitiones, decreta, desiderata, mandata) приглашались по возможности все куриалы (vulgus curialium, possessorumque). Сановные лица, которых "заслуженный почет отделяет от плебса" (т. е. ординарных куриалов), также могут участвовать в собраниях, однако при условии, чтобы воля меньшинства не расходилась с общей волей (modo, ut quod voluerit paucorum voluntas, publica convocetur auctoritas)3 .
Такова в главных контурах внутренняя политика Домината, направленная на обуздание произвола чиновников, сокращение привилегий сенаторства и поддержку провинциалов. Известное положительное значение этой политики, конечно, отрицать не приходится: Рим сходил с исторической сцены не без борьбы и сопротивления, но тем не менее процесс разложения рабовладельческого строя и феодализации Средиземноморья продолжался. Все более становилось очевидным, что Римское государство не справлялось со своими задачами, внешне и внутренно слабело и разлагалось. Охрана интересов провинциальных посессоров имела своим результатом не столько ослабление сенаторства, сколько еще большее усиление эксплоатации непосредственных производителей-рабов и колонов, в разряд которых вследствие экономической несостоятельности попадало все большее число мелких посессоров и оседавших на римской территории варваров. Таким путем происходило слияние людей различных юридических состояний в одну эксплоатируемую государством и помещиками массу населения. Правовое различие между рабами и колонами к этому времени уже совершенно потеряло свое значение, как это с неопровержимой очевидностью следует из конституции Юстиниана Великого 530 года. "В самом деле ведь, - восклицает законодатель, - какая же разница между рабами и колонами, приписанными к поместью, когда те и другие одинаково находятся во власти их господина?"4 .
Социально-экономическое и правовое неравенство римского общества
1 Novel Theod. VII, 2.
2 Synes. De regno paganorum, 27, Opera in M. P. G.
3 Codex Theod., XII, 12, 13; XII, 12, 14.
4 Codex Just., XI, 48, 21.
возрастало до самого конца Империи, выступая с наибольшей отчетливостью при распределении налогов и повинностей.
Классическим свидетельством многочисленных бедствий и несправедливостей, творимых богатыми и сильными людьми (potentes, divites) и потворствовавшими им чиновниками, служат седьмая и восьмая главы пятой книги Сальвиана "Об "управлении божием" (De gubernatione Dei). Радикально настроенный, "бедный священник" Сальвиан, несомненно, сгущает краски, стараясь показать лишь темные стороны в ненавистном ему языческом мире, но, тем не менее, рисуемая им картина дает представление о современной ему действительности в провинции Галлии в середине V века. "Сильные и богатые люди, - возмущается Сальвиан, - устанавливают налоги, а бедные их платят, милость богатых предписывает, что должна потерять масса бедных и несчастных. Немногие повелевают многими. Освобождая себя от обязанностей (immunes a debitis), они в то же время делают всех должниками (cunctos facitis debitores). Жалкие бедняки (miserrimi pauperes) платят и совершенно не знают, для чего и на каком основании они это делают. Несчастные бедняки (infelicissimi pauperes), как бы находясь посредине моря между сталкивающимися бурями, отбрасываются волнами то в одну, то в другую сторону. Неравенство во всем: новые налоги больше всего бедняков угнетают, а даруемые облегчения (remedia) менее всего их поднимают. В обременении бедные - первые, а в облегчении - последние".
Чтобы избежать насилия, для бедных был единственный выход: из свободных людей превратиться в рабов богатых, отдавшись под их власть и покровительство (abtuendum protegendumque majoribus)1 .
Потворствовавшие сильным и богатым чиновники даже в официальных документах изображаются в самых неприглядных красках. Сборщики налогов (discussores), например, откровенно квалифицируются как наглые обманщики, пользующиеся темнотой низших слоев плательщиков, не посвященных во все извороты бюрократического лукавства (versutatiarum nescios).
Высшие чиновники императорских служб (palatini) открыто объявляются пособниками воров (collega furtorum palatinus) и т. д. Императора глубоко возмущают меры физического воздействия, применяемые в отношении неисправных плательщиков, тюремные заключения, побои, пытки и пр. Такого рода административные приемы, полагал император, достигают одного: еще большего разорения плательщиков, а через них и государственной казны. "Ослабевший посессор (possessor deterior effectus) не приносит нам пользы, - для нас выгоден необремененный плательщик налогов (nobis proficit поп gravatus)", - заявляет император2 .
Государственная организация Рима ослабела настолько, что уже не могла ни сдерживать внутренние противоречия, ни охранять римские границы, т. е. выполнять возложенные на нее общественные функции. Отсюда вытекала неизбежность падения императорской власти, а вместе с ней и самой Римской империи. Одним из наиболее очевидных признаков распада римской государственности и начинавшейся феодализации римского общества были патроцинии, к описанию которых мы теперь и переходим.
1 Salv., V, 7 - 8.
2 Novel. Valent., I, 3.
13. Патроцинии
Исторически патроцинии (patrocinia) последних веков Империи могут быть рассматриваемы как продолжение прежнего клиентства, т. е. формально добровольной отдачи одного лица, корпорации или даже целой провинции под покровительство или защиту другого, более сильного лица или учреждения, например церкви. В юридических памятниках, как и в документах частного порядка, патроцинии отождествляются с клиентством (clientelae susceptio): "Те, которые примут в клиентство земледельцев (qui clientelam susceperint rusticorum)", - читаем в конституции императора Аркадия от 399 года1 . В Поздней империи патронаты получили очень широкое распространение. Патронов (защитников) искали мелкие землевладельцы-собственники, частновладельческие и государственные колоны, обедневшие помещики (possessores), вольноотпущенники и рабы, - словом, все, кто желал укрыться под "тенью могущественных (светских или церковных) особ".
Отдававшиеся под патроцинии оставались на своих участках (agelli, reseculae), продолжая их обрабатывать прежними способами, но уже не в качестве полного собственника, а лишь в качестве "съемщика или держателя, клиента светского или духовного патрона". Иногда такой съемщик получал из владений магната земельную прирезку, которую обязывался обрабатывать собственными силами и силами своей семьи. Обязанности вступавших под патроцинии были приблизительно те же, что и обязанности колонов: уплата натурального оброка, оказание всякого рода хозяйственных услуг, участие вместе со своим патроном в походах, всякого рода подарки и внимание как в отношении самого патрона, так и близких ему людей. После смерти клиента его участок переходил к патрону.
Источники не оставляют нас в неведении как о мотивах, побуждавших мелких и средних собственников становиться клиентами земельных магнатов, так и о реальной сущности этих отношений. "Задушенные материальной нуждой бедняки, - пишет Сальвиан, - сплошь и рядом оставляют свои огородики и домишки, чтобы спастись от притеснений, и, поставленные в безвыходное положение, отдают себя под покровительство и защиту богатых, делаются их рабами и, так сказать, предают себя их власти " суду..." "Всякий для приобретения защиты должен предварительно отдать своему защитнику почти все свое достояние"2 .
Могущественными особами (qui dignitate praeclari), под защиту которых стекались все бежавшие от фискального гнета и разорительных военных постоев, были те же самые сановные особы, по приказу которых происходили эти бесчинства и насилия. К их числу принадлежали командиры военных частей (duces, tribuni), расположенных в данной провинции, начальники войск (magistri utriusque militiae), комиты, проконсулы, викарии, начальники дворцовой охраны (praefecti Augustalium), начальники различных служб (magistri officiorum) и другие люди "сенаторского положения"3 .
Патроцинии и материально и принципиально подрывали императорскую власть. Вследствие этого не может вызывать удивление, что императоры пускали в ход всю силу своего авторитета для пресечения патроциниев. За отдачу и принятие в патронат назначались строгие кары, до телесных наказаний и отдачи в рабство включительно. И все-таки патроцинии не исчезали.
1 Codex Theod., XI, 24, 4.
2 Salvianus. De gubern. Dei, V.
3 Libanius. Oratio, 47, 4, 5.
Из известных нам официальных документов, трактующих о патроциниях как о массовом явлении, наиболее ранней является конституция императора Констанция от 360 г., касающаяся Египта. В последние десятилетия Римской империи распространение патроната приняло угрожающие размеры. Патроцинии возникали на всем пространстве Римского государства: в Египте, Африке, Галлии, Сирии и др. До какой степени патроцинии волновали верховную власть, можно заключить из резкого тона императорских указов и высоких штрафов, налагаемых как за принятие, так и за отдачу под патронат. В этом отношении типична нижеприводимая конституция Аркадия - Гонория от 399 года. "Доводим до всеобщего сведения, - гласит названная конституция, - что всякий, кто пытается предложить патроцинии земледельцам, какого бы звания он ни был, - будь то командир армии, комит, проконсул, викарий, августал, трибун или какого-либо иного звания, - подвергается штрафу в 40 фунтов золота за каждый участок земли, взятый им в патроциний, если только он не откажется от этой дерзости... Итак, пусть знают все, что означенной каре подвергаются не только те, которые приняли клиентеллу земледельцев, но и те, которые с целью уклонения от податей обманным путем убежали под патроцинии; эти последние уплачивают штраф в двойном размере"1 .
"Доводим до сведения твоей светлости, - читаем в другом рескрипте тех же императоров, - что к ранее опубликованным законам прежних принцепсов о запрещении патроциниев мы прибавили еще более суровое наказание. Пусть будет всем известно, что всякий, уличенный в предоставлении патроциниев сельчанам, имеющим собственные земли (vicanis propria possiderttibus), рискует собственным имуществом. Понесут наказание в виде лишения своих земель (agricolis terrarum suarum dispendio ferieedis) также и земледельцы, убежавшие под патроцинии"2 .
Под патронат становились как отдельные люди, так и целые села и деревни (metrocomiae, vici). "Если обнаружится, что кто-либо из твоего ведомства (ex officio tuo) либо из людей иного звания принял под патронат села (vicos), то он смоет свою вину установленной карой. Посессоры же будут надлежащим образом - пусть это даже будет противно их воле - приведены к повиновению имперским законам и уважению общественного долга. Вместе с тем да будет всем известно, что отдавшиеся под патронат села, возгордившиеся могуществом защиты и своим числом, будут привлечены к общественным повинностям и подвергнутся наказанию, которое продиктует сам закон... Земледельцы же (agricolae) должны под страхом наказания отказаться от патроциниев, если они приобрели эту помощь (talia adiumenta) какими-либо дерзкими хитростями. Те же, которые щедро раздают патроцинии, коль скоро это обнаружится, уплачивают двадцать пять фунтов золота за каждое поместье"3 .
Не меньшее раздражение верховной власти вызывали всякого рода фиктивные продажи, дарения и передачи имуществ из одних рук в другие, покровительство могущественных особ в судах (alienatio judicii mutandi causa), торговых и кредитных операциях, представлявшие замаскированные патроцинии. "Исторгнутые насилием" (extortae per potentiam) имущества 'Объявлялись не имеющими юридической силы (praecipimus infirmare)4 .
1 Codex Theod., XI, 24, 4.
2 Codex Just., XI, 54, I.
3 Codex Theod., XI, 24, 3, 2.
4 Codex Theod., Ill, I, 8: de commini dividendo, II, 24, I - III; II, 14, 1; 1, 7, 4 и др.
Несмотря, однако, на столь упорную и ожесточенную борьбу против всех видов патроната, императоры в конце концов и в этом вопросе вынуждены были уступить, пойти на компромисс и признать патронаты, правда, в скрытой форме. Это явствует, например, из конституции императора Феодосия II от 415 г., изданной в один год с конституцией об "исторгнутых силой" фиктивных продажах и дарениях. Названная конституция, витиеватая по форме и не совсем прозрачная по содержанию, признает двадцатилетнюю давность для земель светских патронов и десятилетнюю - для церковных патронов под обязательством исправной уплаты налогов1 .
Так, шаг за шагом, в руках римских магнатов собирались земли, богатства и люди. Вместе с тем к ним переходили суверенные права верховной власти. В пределах своего обширного поместья, на которое не распространялось действие муниципальных законов (fundi excepti, exempti), магнат выполнял государственные функции: собирал налоги, доставлял и распределял повинности, вербовал рекрутов (tironum praebit), подавлял восстания, производил суд над подвластным ему многочисленным "плебейским народом" и т. д.
"Противостоять общественным выгодам и нуждам, - читаем в одной конституции Валентиниана, - не могут никакие привилегии. Посему, если тот, кто извлекает доход из данного поместья (quisque praedii emolumenta consequitur), не уплатит в течение шестимесячного срока числящегося за ним долга (reliquorum cumulam), то ответственность за это несут сами владельцы поместья (qui sunt domini praedii)2 .
В случае налета врагов помещики данной местности со своими частными дружинами, навербованными из местного населения или из варваров, должны были снаряжаться в поход и на свой риск и страх отражать неприятеля. Такого рода частные дружины назывались букцелляриями (buccellarii), или сухарниками (от buccella - сухарь, кусок, приманка). Поместья окружались оградами с башнями (turres) и превращались в настоящие крепости-замки.
Таким путем, силой вещей, вопреки желанию императора земные магнаты-сенаторы, среди которых было немало варварских вождей (principes), находившихся со своими дружинами на службе Империи, превращались в суверенных государей, узурпировавших права государственной власти. Все это в совокупности - автономные виллы (undi excepti), суверенные "слуги императора", патронаты, замки, букцеллярии и пр. - являлось фактами, свидетельствовавшими уже о высокой степени феодализации римского общества.
Заключение
К середине V в., ко времени формального падения Римской империи (410 - 476 гг.), рабовладельческое государство Рима находилось в состоянии глубокого разложения и не могло справиться ни с задачами внутреннего управления, ни с задачами внешней обороны. Поэтому вопрос его полной ликвидации был лишь вопросом времени. В экономической сфере кризис выражался в хозяйственном застое, ослаблении предпринимательской инициативы и т. д. Достаточно прочесть несколько писем Симмаха, чтобы в этом убедиться. В одном письме к своему отцу Симмах заявляет, что в наш век "не поместья нас кормят, а мы содер-
1 Codex Theod., XI, 24, 6.
2 Ibidem, XI, I, 25.
жим наши поместья"1 . Необходимые для широкого образа жизни средства сенаторы изыскивали экстраординарным путем - путем отказа от уплаты государственных податей, спекуляцией, ростовщичеством и интенсивной эксплоатацией зависимого населения. Понижение материального уровня влекло за собой упадок и во всех других сферах жизни.
Политическая мысль слабела, законодательство мельчало и утрачивало свой внутренний авторитет, заменяя его повышенными карами и угрозами. Теряя почву под ногами, императорское правительство издавало массу противоречивых законов, заменяя одну меру другой. Формулировка законов отличалась крайним несовершенством, расплывчатостью и витиеватостью. Симптомы вырождения нашли свое отражение также и в личности верховных правителей позднего Рима. Это были по большей части неуравновешенные люди, в характере которых сочетались самые противоречивые свойства: "высокая гуманность" переплеталась с утонченной жестокостью и грубостью, образованность - с суеверием, аскетизм - с распутством, откровенность - с коварством и лицемерием и т. д. При этом многие из них, как например Валентиниан II, Феодосии II, Валентиниан III и др., вступали на престол еще совершенными детьми и попадали под влияние придворных женщин, евнухов и всякого рода ловких людей. И, тем не менее, несмотря на все очевидные симптомы дегенерации римская государственная машина продолжала работать, и авторитет императора как символа высшей власти сохранял свое обаяние, внушал страх и почтение. Этим объясняются неудачи всех узурпаторов (тиранов), выступавших против правящей династии, хотя среди них были выдающиеся люди. Римская империя, разлагавшаяся изнутри и извне, жила по инерции до тех пор, пока не была взорвана революционными силами, вызревавшими в недрах самого же рабовладельческого Рима.
В недрах рабовладельческого общества вызревали новые (феодальные) силы, учреждения и люди, для которых рамки старой государственности становились тесными, и потому они стремились от нее освободиться. История последних столетий Римской империи может быть рассматриваема как история высвобождения феодальных элементов из-под оболочки рабовладельческого государства. В конце концов центробежные тенденции получили перевес и феодализм восторжествовал, на только не мирным, а революционным путем, путем ряда кризисов, происходивших на протяжении IV - V вв., первым из которых был описанный в предшествующем очерке генеральный кризис III века.
"Чем более Империя приходила в упадок, тем выше становились налоги и повинности, тем бесстыднее грабили и вымогали чиновники... Существовавшая раньше и еще сохранявшаяся торговля погибла из-за вымогательства чиновников... Всеобщее обеднение, сокращение торговых сношений, упадок ремесла, искусства, уменьшение населения, упадок городов, возврат земледелия к более низкому уровню - таков был конечный результат римского мирового господства"2 .
"То был безвыходный тупик, в который попал римский мир: рабство сделалось экономически невозможным... Вывести из этого положения могла только коренная революция"3 .
1 Symm. lib. I, ep. 5 - 10.
2 Ф. Энгельс "Происхождение семьи, частной собственности и государства". К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 1-я, стр. 125.
3 Там же, стр. 127.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Libmonster Russia ® All rights reserved.
2014-2024, LIBMONSTER.RU is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Russia |