Перевод Ф. Коган-Бернштейн. Редакция и вводная статья Е. А. Косминского. Соцэкгиз. М. 1937. 572 стр. 9 р. 85 к.

Вышедшая в русском переводе книга представляет часть семитомного труда "История Бельгии", написанного известным бельгийским историком А. Пиренном. Издательство составило эту книгу из IV и последних глав III тома "Истории Бельгии". Вследствие этого содержание книги не соответствует ее заглавию: отсутствуют весьма важные главы, посвященные экономике Нидерландов накануне революции, и помещена глава, необходимая для истории Бельгии, но излишняя для истории нидерландской революции, - глава 16, "Льежская область". Нидерландская революция излагается Пиренном в аспекте истории Бельгии, поэтому естественны большие пробелы изданной "Нидерландской революции": мало внимания уделяется с 1576 г. северным Нидерландам, история которых в конце XVI и первой половине XVII в. никак не может быть исключена из истории нидерландской революции.

Несмотря на этот крупный недостаток и эта кургузая история нидерландской революции будет полезна читателю, интересующемуся историческими вопросами. Книге предпослана вводная статья проф. Е. А. Косминского, которая дает краткую биографию и сжатую, но содержательную характеристику научного творчества А. Пиренна. Автор статьи справедливо отмечает основные черты исторической методологии покойного бельгийского историка: "плюрализм и эклектизм". Пиренн - идеалист и типичный представитель буржуазной истории в эпоху империализма. Для того чтобы ясно представить себе Пиренна как историка, следует сравнить его с предшественником в области изучения нидерландской революции Д. Л. Мотли (D. L. Motley. 1814 - 1877).

Мотли издал I том своей книги "History of the rise of the Dutch republic, 3 vv." больше чем за полвека до Пиренна. Он работал над своим трудом много лет, и эрудиция его не уступит пиренновской. Но в противоположность "объективному" Пиренну, сглаживающему все острые углы, успокаивающему себя при виде ужасов зверских убийств в Нидерландах тем, что якобы то же было и во время французской революции XVIII в., Д. Л. Мотли, убежденный демократ 50 - 60-х годов XIX в., с глубокой симпатией относится к борьбе за национальное освобождение.

Работа А. Пиренна насыщена большим количеством фактов и доказывает знание автором всей специальной литературы (до 1910 г. включительно), если не говорить, быть может, о реляциях дипломатов, которые весьма удачно использовал Мотли. Но идеализм и эклектизм Пиренна отражают положение современной буржуазной историографии и позицию его класса, бельгийской буржуазии. Метод его по преимуществу повествовательный, изложение превалирует над анализом. Хронологическое повествование перемежается экскурсами в экономику, расцвечивается портретами крупных политических деятелей (Альба, Рекезене, Дон Хуан, Альберт и Изабелла). Портреты он пишет с явным удовольствием, но модели выбирает среди дворянства, коронованных особ, генералитета, притом предпочитает католиков. У Пиренна есть и драматическая mise en scene (например приезд Дон Хуана), но драматизм Мотли глубже, он не стремится к внешнему эффекту, он

горит ненавистью к убийцам беззащитных женщин и детей.

Пиренн же, облекаясь в тогу "объективного" историка, всюду смягчает резкость фактов. Филипп II, свирепый тиран, лицемерный и коварный фанатик, не нашел у него надлежащей характеристики. Мало того, он иногда не прочь признать искреннее желание Филиппа смягчить свою политику в Нидерландах. Он симпатизирует тупому, бездарному фанатику эрцгерцогу Альберту, восхищается его искренностью и честностью. Он сочувственно записывает, что смерть мужа повергла инфанту (Изабеллу) в безграничное отчаяние, умилившее всю Европу (стр. 348). Но Пиренн не находит слов сочувствия к несчастным жертвам испанской инквизиции. Так сказывается в Пиренне буржуазный историк империалистической Бельгии, историк, сжившийся с монархией в демократической личине, с сильной католической партией, часто шествующей рука об руку с либералами.

Автор предисловия справедливо отмечает, что Пиренн, указывая и экономические и политические причины революционного движения в Нидерландах, главной причиной его считает религиозный вопрос. Пиренн не выясняет классового характера кальвинизма. Кальвинизм для Пиренна, историка-идеалиста, существует как "вещь в себе". Поэтому Пиренну не удается объяснить причины этой ранней буржуазной революции: конфликт новых производительных сил со старыми производственными отношениями, нового, буржуазного способа производства с феодальным. В условиях острого экономического кризиса" вызванного первоначальным накоплением капитала и революцией цен, борьба против феодализма перерастает в национально-освободительное движение, облекающееся в религиозные формы. Пиренн не понял, какую роль в этой борьбе играли городской плебс и крестьянство, он не понял значения кальвинизма как идеологии наиболее энергичной части буржуазии того времени. Он не уделил достаточно внимания и аграрным отношениям того времени. Лишь мимоходом коснулся он зачатков идеологии эксплуатируемых классов, эмансипирующихся от религии (стр. 110).

Буржуазному эклектику, естественно, трудно анализировать социальный состав гёзов: он довольствуется готовыми враждебными революции определениями Гранвеллы и его присных; морские гёзы, по Пиренну, "набраны из среды изгнанников, мятежников и подозрительных лиц... также бандитов и искателей приключений" (стр. 146). Бриль взят был "300 валлонцев и гасконцев, остальные - ничего не значивший сброд" (стр. 147). "Гёзы собрали вокруг себя безработных и протестантов" (стр. 148).

Непонимание материалистического характера исторического процесса, игнорирование классовой борьбы неизбежно приводят Пиренна к подчинению социально-экономических фактов хронологическому повествованию, к формально-логической классификации фактов и к любопытному формально-логическому приему для оживления рассказа: псевдонаучной аналогии фактов XVI в. с фактами XVIII в., имеющими совершенно другое социальное обоснование: герцога Альбу он сравнивает с Робеспьером (стр. 127), резню в Гориуме - с сентябрьскими днями 1792 г. (стр. 148), гёзов - с вандейцами (стр. 131), городской комитет 18 представителей 9 "наций" города Брюсселя - с революционными комитетами 1793 г. (стр. 215) и т. д. Это объясняется столько же формально-логическим методом, сколько приторно-лживым буржуазным "гуманизмом", которым щеголяет Пиренн, усиленно, но тщетно стараясь поставить себя над классами и партиями.

Подводя итоги, Пиренн находит, что "отпадение валлонских провинций или, вернее, большинства валлонских провинций обусловлено было не классовой, а религиозной борьбой. Они откололись от своих соотечественников лишь во имя защиты своей католической веры от торжествующего кальвинизма" (стр. 241).

Нельзя сказать, чтобы он не видел, как выступают классы, как они борются, захватывают власть. Он видит и понимает значение экономических кризисов, потрясающих гигантское здание испанской монархии, разбирается в международных отношениях, но дать целостную картину классовой борьбы, понять революционность ее Пиренн не в состоянии. Для него, как для всякого буржуазного историка, прежде всего важна так называемая революция "привилегированных". Он не оценивает должным образом выступлений

крестьянства и плебейского элемента города. Неоднократно он склоняет слово "народ" в разных падежах, но понять, что представляет да себя эта категория, он бессилен. Он мыслит плебс Гента как "бродяг", к которым потом, оказывается, присоединяется "беднота". Объясняя раскол Юга и Севера, Пиренн находит, что народ в южных провинциях был искренно привязан к своей католической религии. Какие классы и почему были привязаны к католицизму, он так и не выясняет, забывая, что тяжелый молот католической реакции непрестанно бил по этому народу, уничтожая физически одних, изгоняя других, запугивая смертельно остальных, и таким образом насадил эту "искреннюю привязанность".

Стремление оправдать "католическую" Бельгию вместе с тем и "католическую" партию приводит Пиренна к смелому умозаключению: восстановление бургундского королевства удовлетворило бы чаяния народа и сплотило бы католическое большинство около государя, который вернул бы ему независимость и избавил бы его от испанской тирании (стр. 320).

Перенн обуреваемый мечтой о великой Бургундии, не видит неизбежность отделения Севера от Юга, хотя видит противоречие их экономических интересов, сложившиеся в процессе революции, и отчаяние крестьян, которые начинают бить и "северян" и "южан".

Таким образом Перенн рассказал о нидерландской революции с точки зрения либерального историка XX в., но не дал точного, объективного проверенного учета соотношений классов и конкретных особенностей каждого исторического момента, не дал научного анализа нидерландской революции.

Книга представляет ценность богатством фактического материала и содержит ряд отдельных блестящих умозаключений. Перевод сделан вполне удовлетворительно, но допущены неприятные опечатки. Например на стр. 80, в примечании: иезуитская школа не могла появиться в 1540 г., раз сами иезуиты обосновались в 1542 году; на стр. 82 еще более грубая: "Работодатели толкнули пролетариат в объятия капитализма" (тут ошибка: надо читать "кальвинизма"). Такая же грубая ошибка на стр. 319: не Испания вернула себе Калэ, а Франция.

К книге приложен удачный толковый словарь и указатель географических названий и собственных имен, В толковом словаре следовало бы объяснить слова "терции", "Элетто". Среди собственных имен нет так называемого великого Кондэ, недостаточно охарактеризован Тьер. Иллюстрации очень уместны и недурны, но нет портретов ни Филиппа II, ни Морица Оранского, ни герцога Анжуйского, ни графа Метера.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - А. ВАСЮТИНСКИЙ:

Comments: