Огиз. Госполитиздат. 1947. 216 стр.

Работа проф. О. Л. Вайнштейна посвящена очень важному вопросу, которым до последнего времени ни русские историки, "и специалисты по всеобщей истории не только не занимались, но и не интересовались. Теперь эта тема привлекает внимание двух наших исследователей: проф. Б. Ф. Поршнева, работающего уже несколько лет над ней в Архиве древних актов и успевшего познакомить учёную публику с первыми результатами своих изысканий¹ , и проф. О. Л. Вайнштейна.

Достоинства работы проф. О. Л. Вайнштейна заключаются, во-первых, в том, что он даёт в сжатой форме и в последовательном, логически развивающемся рассказе отчётливое изложение политики московского правительства, связанной с историей первых 16 лет Тридцатилетней войны. Во-вторых, автор привлёк большой материал опубликованных источников и имеющуюся литературу, а последняя содержит немало ценнейших данных, во многом совсем незаменимых при недоступности в настоящее время западных архивов. В-третьих, он выдвинул на первый план некоторые вопросы (например, о серьёзном значении русского рынка "стратегического сырья", как он слишком модернизированно для XVII в. выражается), которые обыкновенно оставлялись в тени историками этого периода. В-четвёртых, автор обратил - очень правильно - внимание на то, до какой степени ясно уже в XVII столетии иностранцы видели внутреннюю слабость Турции (шведские дипломаты) и Польши (русские дипломаты). К числу достоинств работы, пожалуй, следует отнести и диктуемую неполнотой материалов осторожность в конечных выводах и интерес к вопросу не только о влиянии Москвы на ход Тридцатилетней войны, но и о последствиях этих событий, сказывавшихся на внутренних делах Московского государства.

Всё это обеспечивает за работой проф. Вайнштейна бесспорное признание, как за научной попыткой разработки трудной и заброшенной до недавнего времени темы.

Но мы рассматриваем эту книгу пока лишь как начало, лишь как обстоятельное, обширное введение к исследованию или к серии исследований, которые автор, вероятно, еще предпримет, чтобы дать себе самому и заинтересованному его книгой читателю ответы на целый ряд вопросов, на которые материал, положенный в основу разбираемой книги, полностью ответить не может. Эти ответы автор найдёт не в сказочных сундуках за семью замками и не в волшебной шкатулочке с золотым ключиком, а в самом прозаическом массивном здании на Большой Пироговской улице, в Москве, охраняемом не огнедышащими драконами, а всего только одним дежурным милиционером и очень любезной администрацией. Хранятся эти секреты русского XVII в. в Архиве древних актов, и нигде в другом месте на всём земном шаре их не раздобудешь. Автор игнорирует эти материалы и даже не объясняет, почему он так поступил, какие причины помешали ему обратиться к этому истинному источнику живой воды. Мы, задавая этот вопрос, тем самым показываем, что смотрим на работу проф. О. Л. Вайнштейна вовсе не как на популярный очерк, а предъявляем к ней требования как к серьёзному научному исследованию важного вопроса. И именно поэтому мы склонны видеть в этой небольшой по размерам книге развёрнутое научное введение, намечающее тему, дающее программу, устанавливающее кадры, главы, части будущих исследований автора, наконец, формулирующее главные заключения, какие пока можно сделать при этом материале. Эта книга как бы говорит читателю: вот что дают опубликованные источники и литература предмета.

Но дальше нужно будет перейти к тем следам, какие оставили исторические события в бумажном приказном, канцелярском производстве Московского царства. Без это-

¹ "Московское государство и вступление Швеции в Тридцатилетнюю войну". "Исторический журнал" N 3 за 1945 г.; "Русские субсидии Швеции во время Тридцатилетней войны". "Известия Академии наук СССР" N 5 за 1945 г.; "Густав-Адольф и подготовка Смоленской войны". "Вопросы истории" N 1 за 1947 год.

го обойтись нельзя, точно так же, как нельзя было бы, конечно, обойтись вовсе и без печатных материалов. Ведь как раз для тех страниц работы, которые характеризуют военные силы и возможности Московского Царства, печатные материалы не могут дать всего, что получает исследователь от систематического просмотра приказной "трухи", которую, правда, очень скучно и долго перебирать, но которая даёт время от времени те крупицы чистого золота, которых нигде в другом месте не найдёшь. А ведь всю эту "труху" целиком никто никогда издавать не станет, и нигде это и не делается. Приведу пример. Проф. О. Л. Вайнштейн называет в списке источников несколько очень ценных шведских печатных коллекций. Но ведь в Стокгольмском архиве я своими глазами видел массу дел, связок, картонов именно о России XVII в. и из них и в дела Оксеншерны и в общеисторические сборники "Handlingar rorande skandinaviens Historia" едва ли попала сотая часть.

Взять, например, интереснейшую, во многом до сих пор загадочную историю осады Смоленска и неудач несчастного боярина Шеина. Автор имел в своём распоряжении для этих страниц три исследования Сташевского, четвёртый том "Истории" Иловайского, книгу Форстена; имел кроме того и некоторые опубликованные источники. Всем этим он пользуется, давая толковый очерк экономической подготовки Смоленской войны, но "непонятности" по ряду вопросов так и остаются "непонятностями". Свой собственный глазок-смотрок исследователя, проникающий в документы архивохранилища, ничто вполне не заменит: никакие монографии и никакие публикации материалов, где подбор выдержек из фондов всегда по технической необходимости очень ограничен.

Или взять, например, этот переломный для всей Тридцатилетней войны 1629 год. О посольстве шведском в Москву автор говорит, но о приезде в Москву (точнее, проезде через Москву в Стокгольм) посольства татарского из Крыма нет ничего. А как бы интересно было об этом узнать побольше! Ведь ясно, что в Крыму (тогдашней сильной военной державе) уже узнали об инициативной, первенствующей именно начиная с этого, 1629 г. роли Швеции в продолжающейся Тридцатилетней войне, и, может быть, можно было бы найти в документах нечто побольше и посерьёзнее слишком простого, обычно даваемого объяснения, что татары проехали через Москву, потому что это был прямой путь в Швецию. Автор не даёт этого объяснения и вообще ничего не говорит почему-то о крымском посольстве.

Свой материал проф. О. Л. Вайнштейн использует в большинстве случаев умело, не запутывается в деталях, правильно отмечает обдуманность и большую осведомлённость в европейских делах со стороны московских дипломатов, например в московской дипломатической акции в 1611 - 1613 гг., когда требовалось побудить Швецию к миру² . Об этом уже писали Фарстен и Соловьёв, но О. Л. Вайнштейн даёт и свою оценку. Верно отмечено у автора значение поставок селитры для характеристики тех или иных действий русской дипломатии начала XVII века. Есть и ещё дельные замечания. В той части и на тех страницах работы, где речь идёт о западноевропейских отношениях, мы встречаемся с весьма удовлетворительным анализом дипломатической ситуации в Европе накануне и в первую половину Тридцатилетней войны. Однако есть и утверждения, с которыми нельзя согласиться. Турецкая опасность в начале XVII в. являлась, несмотря ни на какие мимолётные "союзы" Австрии с Турцией, реальностью, а вовсе не "анахронизмом" для Габсбургов. Мы знаем, что в конце того же XVII в. турки чуть не взяли Вену, а ведь, в начале XVII в. они были несравненно сильнее, чем в конце (стр. 30). Габсбурги боялись турок и в начале, и в середине, и в конце XVII столетия. Лисовчики не "военные демонстрации" делали в 1615 - 1616 гг. (стр. 37), а вовсе ещё не отказывались от мысли о завоевании всей западной и центральной части Московского царства. Они считали себя авангардом польской действующей армии, а вовсе не партизанами.

Автор приводит слова Карла I Стюарта, сказанные в виде отповеди польскому послу, о том, что англичане гораздо более заинтересованы в торговле с русскими, чем с Польшей (стр. 148). Но читатель ждёт, что тут-то и представляется случай рассказать о том, как вообще Польша старалась прервать в первой половине XVII в. прямые торговые связи Англии с Россией, но ни здесь, ни в другом месте книги мы этого не нашли. Между тем это прямо относится к теме.

На стр. 125 находим утверждение, что Россия "поддерживала" кандидатуру Густава-Адольфа на польский престол. Тут непременно нужно было оговорить, что если для самого Густава-Адольфа его польская кандидатура была явственно только "маневром", то и подавно только маневрам была "поддержка" этой кандидатуры для московских дипломатов. Думать, что в Москве могли относиться к перспективе хотя бы только личной унии Швеции и Польши сколько-нибудь положительно, никак нельзя. Густава-Адольфа опасались и враги и "друзья".

Во введении к своей работе проф. О. Л. Вайнштейн упрекает проф. Б. Ф. Поршнева в том, что тот преувеличивает значение России в международной жизни XVII века. При этом он ссылается на статью Б. Ф. Поршнева "Московское государство и вступление Швеции в Тридцатилетнюю войну". Но если представленная в слишком общем виде формулировка проф. Б. Ф. Поршнева нуждалась бы в большей конкретизации, в ограничениях и в разносторонней аргумен-

² Кстати, о русско-шведских отношениях в начале XVII в. существует очень серьёзное архивное исследование Г. А. Замятина, профессора университета в г. Молотове, "О кандидатуре Карла-Филиппа на русский престол". Эта работа, за которую автор получил степень д-ра исторических наук, до сих пор полностью не опубликована.

тации, то следует, безусловно, признать, что, например, утверждение его о серьёзнейшем значении прекращения русско-польской войны для подрыва в 1634 - 1635 гг. шведской позиций в Германии обставлено весьма солидными фактическими доказательствами в другой, позднейшей его работе - "Густав-Адольф и подготовка Смоленской войны". Влияние России, ещё сравнительно слабое в первой трети XVII в. во Франции, Англии и почти не существовавшее в Испании, было для Швеции, Польши, Турции, Австрии уже весьма заметным.

Нужно пожелать, чтобы советские исследователи энергично продолжали свои изыскания о роли московской дипломатии в годы второй половины Тридцатилетней войны и непременно внимательно проанализировали с интересующей их (и нас) точки зрения Вестфальский мир, 1648 г. и всю вторую половину XVII века. Есть материалы, есть обильная об этом периоде литература на Западе, но советским учёным и здесь приходится быть пионерами и доказывать снова, что если исключить русскую историю из научного кругозора, нельзя очень и очень многого понять в истории Европы. Эту азбучную истину нам ещё приходится внушать нашим иностранным коллегам на каждом шагу. А для этого мы сами должны выступать во всеоружии, пользуясь прежде всего обильно снабжёнными научными арсеналами Советского Союза - его великолепными архивохранилищами, а также, конечно, и богатейшими книгохранилищами, - и интенсифицировать свою исследовательскую работу. Словом, убеждать "не рассказом, а показом", по старинному русскому, часто, к сожалению, забываемому выражению. Должно отметить как очень положительное явление, что два медиевиста-специалиста по истории Западной Европы серьёзно и плодотворно занялись разработкой темы, очень важной также для истории России и до сих пор почти оставшейся вне поля зрения русских историков.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Е. ТАРЛЕ:

Comments: