СЕН-СИМОН. Мемуары. Избранные части "Подлинных воспоминаний герцога де Сен-Симона о царствовании Людовика XIV и эпохе регентства". Перевод и комментарии И. М. Гревса. Т. II. "Acadernia". 1936. 475 стр.

Обширные мемуары Сен-Симона, занимающие ЕО французском издании сорок один том, не имело бы смысла целиком переводить на русский язык: специалист прочтет их и в подлиннике. Попытку же издательства "Academia" дать в двух томах подбор наиболее интересных и исторически ценных отрывков из них надо признать удачной. И. М. Гревс выполнил эту задачу с большим научным вкусом. Он выбрал те места, которые особенно ценны для изучения и понимания эпохи и которые более всего и раньше привлекали внимание историков и частично даже вводились в исторические хрестоматии. Поэтому Сен-Симон в издании "Academia" может быть использован в вузовском семинаре для общего ознакомления с эпохой. Гревс приводит, например, очень тяжеловесную в литературном отношении докладную записку, представленную в 1717 г. Сен-Симоном герцогу Орлеанскому по поводу проекта созыва Генеральных штатов. Для историка это настоящая находка. Этот полуофициальный документ мог бы даже послужить материалом для небольшого исследования: так много содержит он характернейших черт эпохи.

В конце "Мемуаров" Сен-Симон воз-

носит себе хвалу за точность, достоверность, правдивость и беспристрастие (стр. 418 - 419). Однако о "беспристрастии" не может быть и речи, так как в "Мемуарах" Сен-Симон полемизирует и разоблачает. Он сам пишет в том же заключении: "Если эти "Мемуары" когда-либо увидят свет, то не сомневаюсь, что они возбудят чрезвычайное возмущение" (стр. 420), "Мемуары" резко оппозиционны существовавшему тогда порядку, т. е. абсолютистскому режиму, но оппозиция Сен-Симона не прогрессивная, а консервативная. Сен-Симон - представитель высшей феодальной знати Франции, старой аристократии, оттесняемой от власти и новым дворянством и приспособляющейся к абсолютизму буржуазией. "Король убоялся сеньоров и вместо них пожелал иметь лавочников" (стр. 110), - вот основной упрек Сен-Симона царствованию Людовика XIV. Он и изображает все царствование с точки зрения обиженного сеньора, теряющего почву под ногами и в то же время понимающего, что вместе с ним должно будет уйти со сцены и само обижающее его абсолютистское государство ведь "лавочник" не сможет быть его длительной опорой.

Сен-Симон нарисовал во многом верную картину загнивания дворянского абсолютизма во Франции, фатально идущего к гибели, к взрыву буржуазно-демократической революции, которая уже не за горами. Сен-Симон умоляет, убеждает государей и правителей сохранить и поддержать гибнущее дворянство. "Дворянство - наиболее угнетенное из всех трех сословий. Все его привилегии не только затронуты, но уничтожены", - восклицает он (стр. 27). Это, конечно, грубое преувеличение: дворянство вместе с духовенством оставалось господствующим классом и отнюдь не было "угнетено", ко само угнетало многомиллионную трудящуюся Францию Но вот более трезвое, чисто экономическое выражение той же мысли о гибели дворянства в словах, которые уже трудно назвать преувеличением: "В самом деле, на одного заимодавца из второго сословия (т. е. из дворянства, - Б. П. ) приходится тысяча из третьего, и, наоборот, на одного должника из третьего - тысяча из второго" (стр. 250), Это замечательное по точности и лаконичности резюме того, что происходило на самом деле. Правда, экономический упадок дворянства Сен-Симон объясняет благородным бескорыстием этого сословия, но тут же нащупывает и оборотную сторону медали - историческую реальность, т. е. постепенное торжество буржуазной собственности. "Дворянство, - пишет он, - привыкшее с незапамятных времен ставить честь выше всего, основывать ее на своей крови и, следовательно, щедро проливать кровь за государство и за своих королей, менее привязано к материальным благам... Два другие сословия, доблесть и достоинство которых приобретаются не оружием, более привержены: первое (т. е. духовенство. - Б. П. ) - к благам, которых оно является лишь временным хранителем и которые принадлежат церкви; третье - к собственности, которая составляет все его счастье, обусловливает его возвышение, прочность его положения" (стр. 256 - 257).

Итак, Сен-Симон критикует современное ему общество отнюдь не с точки зрения поднимающейся буржуазии. Нет, он критикует прежде всего именно поднимающуюся буржуазию и уже затем - абсолютизм за его уступки буржуазии, сделанные за счет дворянства. При этом он превосходно сознает, что абсолютизм все-таки остается, по существу, государством дворян. Но он представляет взгляды той части дворян, которая упрямо не желала видеть необходимости перестроиться в новых условиях, чтобы хоть несколько продлить свое господство; в перестройке она видела только ущемление, только "угнетение", только уступки. И поэтому охотно отмечала слабость, охотно вскрывала непрочность системы. К лучшим страницам "Мемуаров" принадлежат помещенные в конце первого тома (настоящего издания) описания народных бедствий и восстаний.

В вышеупомянутой докладной записке Сен-Симон обращается к регенту герцогу Орлеанскому с настойчивым увещеванием не созывать Генеральные штаты, опасаясь возрождения "смут", с трудом пресеченных Людовиком XIV, которые легко "могут стать опасными для государства, печальными для вашего королевского высочества и вредными для королевской власти" (стр. 266). Это - уже прямое предай-

дение того, что произошло в 1789 г., " той роли, которая выпала при этом на долю Генеральных штатов. "Прошлые и настоящие бедствия являются могучим побуждением, которое, сочетаясь с жаждою свободы, столь распространенной теперь, с мыслью о власти, которую теперь каждый присваивает себе, проявится с особой силой в подобного рода собрании" (стр. 262).

Для того чтобы сдерживать клокотавшие во Франции общественные противоречия, чтобы не допустить взрыва, требовалось сильное, централизованное государство, направляемое единой волей. А на участие во власти претендовали все многочисленные принцы крови, герцоги, пэры, ссылавшиеся на право своего рождения. Королевской власти приходилось отбиваться от этих претензий и интриг родовитой знати, и поэтому обиженный Сен-Симон язвительно говорит о Людовике XIV, что "он боялся родовитости так же, как боялся ума, и если эти два качества соединялись в одном и том же лице и если король знал об этом, то карьера этого человека была кончена" (стр. 70). Знать, по словам Сен-Симона, понемногу оттеснялась от власти в соответствии с "гордым стремлением короля уравнять все звания в общем бесправии" (стр. 106); таким образом, "люди, рожденные повелевать другими, остались лишь в теории, а в действительности их не существовало" (стр. 102).

Фактическая власть сосредоточивалась в руках министров и государственных секретарей, крупных дельцов вроде Кольбера и Лувуа, безродных, но работоспособных, и это особенно возмущало "людей, рожденных повелевать другими". С негодованием и отчаянием описывает Сен-Симон, как "государственные секретари и министры последовательно скинули сначала чиновничьи мантии и брыжжи, потом черную одежду, потом одноцветную, простую и скромную (т. е. костюмы буржуа. - Б. П. ) и начали одеваться будто люди знатного происхождения; они усвоили манеры последних, потом захватили их привилегии и со ступеньки на ступеньку были допущены до участия в королевских трапезах" (стр. 72). Словом, место родовитого дворянства в государственном аппарате в течение XVIII в. занимала бюрократия, которая честно служила интересам того же дворянства; но оттесняемая аристократия, представленная Сен-Симоном, ненавидела этих "министров и интендантов провинций, финансистов и тех, кого можно назвать всякою швалью" (стр. 210).

Негодование против новых порядков и ужас перед надвигающейся гибелью всего феодального здания водили пером Сен-Симона. Эти чувства, соединенные с большим литературным талантом, сделали "Мемуары" ценнейшим памятником для историка. Но сам Сен-Симон отнюдь не считал себя только мемуаристом в узком смысле слова: он считал себя историком. Однако как раз в этом отношении, в сопоставлении с передовой буржуазной историографией того времени, исторический метод Сен-Симона не представляет никакого интереса. Сен-Симон оставался только трубадуром стареющей аристократии. Ее спор с абсолютизмом был все-таки "домашним спором". Это сказалось в обывательском объяснении самых больших исторических явлений исключительно личными происками отдельных вельмож, министров, придворных партий, склокой внутри господствующего класса, который один только ясно находится в поле зрения Сен-Симона.

Особенно большие требования должны быть предъявлены к комментаторскому аппарату издания "Мемуаров" Сен-Симона. И как раз эту сторону в издании "Academia" приходится, к сожалению, признать не очень удачной. Приложенные к книге примечания почти не содержат в себе элементов комментария в точном смысле слова, недостаточны по объему и случайны по составу. Множество намеков, недомолвок, сравнений Сен-Симона пропадает для советского читателя. Многие ошибки и фактические неточности не отмечены. Полемические цели отдельных частей "Мемуаров" не разъяснены, политическая целеустремленность не вскрыта, а это особенно необходимо ввиду публикации не целого произведения, а только отрывков. На стр. 146 беглые слова о янсенистах и Пор-Рояле; на стр. 207 - о церковных церемониях, отмененных в связи с гугенотами и Лигой; на стр. 61 - о дипломатическом столкновении Франции и Испании; на стр. 242 - о финансовых мероприятиях правительства; на

стр. 243 и 280 - о банке Джона Ло; на стр. 273 - о событиях 1649 г., на стр. 281 - о собрании нотаблей при Генрихе IV; на стр. 271 - об исторической роли третьего сословия при Капетингах и т. д. - настоятельно нуждаются в примечаниях, которые отсутствуют. Напротив, есть немало примечаний, которые можно было бы опустить или значительно сократить. Некоторые примечания дают неверные сведения. Не останавливаясь на мелких фактических и терминологических неточностях, укажем следующие примеры. Примечание 9 к главе VIII утверждает, что "палата юстиции (chambre de Justice) представляла учрежденный при регентстве чрезвычайный трибунал для расследования правильности доходов и т. д.". В действительности эта палата вовсе не была "учреждена при регентстве", а созывалась спорадически, как и раньше, для чрезвычайных дел; например "палата юстиции" судила Фуке в 1661 году. В примечании 67 к главе 11 знаменитое севеннское восстание кализаров характеризуется так: "Приверженцы гугенотов, доведенные до крайности правительственными преследованиями после отмены Наитского эдикта, подняли в 1702 г. восстание в Лангедоке"; ни слова о том, что это было крестьянское восстание; бессмысленно выражение "приверженцы (?) гугенотов", когда восставшие сами были гугенотами, и т. д.

Перевод "Мемуаров" надо признать в целом удачным. Но переводчик не избежал и ряда промахов. Приведем несколько примеров. На стр. 18 мы читаем странное выражение: "...этот подкоп... наткнулся на живую скалу"; Сен-Симон употребил здесь специальное выражение rocher vif", заимствованное, как указывает французский комментатор Буалиль, из лексикона горных инженеров, в смысле крепкой горной породы, - глубоко залегающей в земле, а никак не "скалы" да еще "живой". На стр. 300 читаем: "... герцог Орлеанский голосовал последним, но с необычайной силой". Русский термин "голосовать" не вяжется с "необычайной силой" и не передает смысла французского "opiner" - подавать мнение, высказываться "за" или "против". Ряд ошибок в переводе относится к передаче исторических терминов, названий общественных зданий ("дворец правосудия", "Палэрояльский дворец"), титулов, названий должностей. Например административная должность le lieutenant de police de Paris, которую следовало, не мудрствуя лукаво, перевести "лейтенант полиции", объяснив затем этот термин в комментарии, превращена в "префекта полиции" (стр. 250)! Как мог переводчик забыть, что "префектов полиции" (как и вообще префектов) не было в дореволюционной Франции, что эта должность введена Наполеоном в 1800 году? Не всегда переводчик учитывал мировоззрение Сен-Симона. Страстный монархист, Сен-Симон не мог употребить выражение: "самые приемлемые предложения обкарнают королевскую власть" (стр. 261); ироническое "обкарнают" здесь неуместно и неточно, слово "ocorneront" можно было перевести "урежут", "уменьшат".

В итоге ценное издание исторического памятника значительно снижено недостаточным пониманием научной ответственности такого издания.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Б. ПОРШНЕВ:

Comments: